Восхождение волхва-Горностая

Зачин. Могила волхва не сдержит

Восхождение волхва-Горностая

Спасибо группе «Мельница» за вдохновение

Сказание первое. Волхв и бродяга

«Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен.

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен…»

А. С. Пушкин. «Песнь о вещем Олеге»

Зачин. Могила волхва не сдержит

В тот день в столице княжества Лучеславского ходила ходуном земля. Дрожали тополя, трещали избы. Колокола звенели, глушимые лаем собак и ржанием шуганных коней. Народ носился туда-сюда, одни молились, вторые крестились, третьи бранились. И все пытались понять, отчего ж земля трясётся.

- Чем же мы Бога прогневали? – горевал люд. – Какая нечисть опять беснуется?

- Поди опять Туманный Царевич.

- Сплюнь! Хоть бы не он!

Набежала толпа к храму Святого Елисея, вместе с батюшкой молила Всевышнего не уничтожать итак натерпевшееся за век княжество. Тогда и поняли люди:

- Глянь-ка… Да ведь у церкви земля сильней всего трясётся!

Стоял народ, ждал, когда ж Русь дрожать перестанет. Разросшиеся у храма ромашки качались, клонили головы. И вот, прямо под ними вздыбилась земля. Будто гора расти начала, разбрасываясь комьями грязи, вырванными нежными цветами, да камнями в толпу. Забурлил поднявшийся бугор и разлетелся вдруг во все стороны сырой землёй.

Люди плеваться начали и глаза утирать. Из разорвавшегося бугра ударил в небо белый луч, всколыхнул облачные озёра и рассеялся. Утихла тряска, а на месте бугра яма осталась. Народ шептался, крестился, шеи вытягивал.

- Диво…

Луч белый из-под земли в небо устремился… Ужель и правда Господь балуется?

Кто посмелее был, подошёл к краю овражка, да тут же отскочил. Зеваки пригляделись и вдруг заохали.

Из ямы выбралась белая тень. Встала на краю, пошаталась, повесив голову, точно спала на ходу. Вновь зашептались люди, попятились. Да не уж то упырь? Днём, у церкви? А нечисть ли это? Может, то святой был? Весь белый, аж сияет.

Тут старики кричать начали. Те, кому довелось в Лучеславском княжестве больше семидесяти лет пожить, что-то вопить стали, ворчать, кто-то даже без чувств пал. А потому, что разглядели того, кто из ямы выбрался. Разглядели и узнали.

- Он… живой!

Перед народом стоял юнец. Гладколицый, худощавый и усталый. За спиной на ремешке висел посох деревянный, с вырезанным оберегом на конце. Оберегом, который люди уж не признавали, а то и вовсе забыли.

Рубаха у юнца была чистая, белая (хотя молодой только что из-под земли вылез) с ярко-красными узорами на вороте да рукавах. Рубаха длинная – до ступней, и подпоясанная.

Волосы были тоже белые. Не как у старцев седые, а как снег в горах, или шубка у горностая. Белые и длиннющие, густые и кудрявые, верёвочкой завязанные в хвост. А на конце волосы чернели, ну точно, как у горностая хвост.

Голова, увенчанная расшитым очельем, поднялась, и молодой открыл глаза, чёрные и блестящие. Он никого не узнавал. А старики узнали его.

То был последний волхв. Семьдесят лет назад, когда Лучеславское княжество ещё звалось Искорьским, едва-едва стали возводить церкви на Руси, а всех волхвов, служителей старых Богов, гнали на казнь. Старики, будучи детьми тогда, сами видели, как этого последнего, такого молодого, волхва похоронили заживо под храмом Святого Елисея.

А теперь, спустя семьдесят лет, живой, невредимый, несостарившийся волхв выбрался из могилы. Видно, чтоб мстить за искоренённых своих собратьев.

Юнец невинно осматривался, выглядел он, как потерявшееся дитя. Обернулся, увидел громадную яму, в которую едва не падал храм. Потом наконец разглядел ошарашенную и немую толпу пред собой. Глаза его сверкнули. Волхв, замявшись и словно устыдившись, улыбнулся, неловко поскрёб затылок. Потом прижал руку к груди, поклонился людям в одну сторону, в другую, в третью.

И всё, что он спросил у толпы в тот день:

- Это ведь… всё ещё княжество Искорьское?

Быль 1. Волхв-Горностай

С восстания из могилы волхва прошло… лет тридцать? Сам он не помнит. Да и не до того ему сейчас. О прошлом особо не думается, когда за тобой с топорами гонятся.

Волхв юркает в переулок, выскакивает на рынок и оглядывается. Дружинники князя старградского хороши в бою, но бегать им тяжеловато с топорами, луками и колчанами. В отличие от волхва, у которого из оружия только посох деревянный.

Крестьяне не спешат ловить старовера. Ругают его для приличия, но не трогают, хотя дружинники так и кричат:

- Лови волхва!

- Хватай язычника!

И вот вроде кажут на него пальцами крестьяне, кликают: «Вона он! Сюда!». А всё одно, сами вредить волхву не станут.

Ещё бы. Волхв, коего за чудные белые волосы с чёрным концом и за вырезанную на посохе деревянную фигурку лесного зверька прозвали Горностаем, всю прошлую ночь их деревню от нечисти защищал. Нынче повадились в деревню Полуночницы. Людей снов лишали, выскакивали по ночам из-за углов, кто-то от страха уже умереть успел. А в Старградском княжестве сёла и веси вниманием обделены, да и княжеской дружине с нежитью драться нелюбо. А волхв о горестях старградских селян был наслышан. Потому и пришёл.

Только вот в княжестве Старградском, как и в Лучеславском, волхва не жалуют. Язычники – та же нечисть, с которой, однако, дружине теперь бороться необходимо, а иначе – голова с плеч.

Вот и бегает теперь бедный Горностай по деревенским улицам от дружинников. Кому как, но он себя несчастным не считает. Вот, на деревянный забор прыгает волхв, неспавший всю ночь и весёлый, оборачивается к гулякам и нагонявшим дружинникам, кланяется низко.

- Живите по совести! Не унывайте и не пьянствуйте много! – с улыбкой говорит он людям напоследок. – От нечисти солью пользуйтесь. Или огнём, и то, и другое хорошо.

Ловко отскакивает в сторону от стрелы, пущенной дружинником. Люди охают в испуге и восхищении.

- Иди уже, колдун! – кричит кто-то из толпы. Этого смельчака потом найдут и выпорют за то, что язычника подначил бежать.

Есть и те, кто кулаком волхву грозит, плюётся и орёт: «Убирайся, бес! Изыди!». А кто-то кланяется ему в ответ и крестит на прощание.

Волхв снова кланяется, спрыгивает на другую сторону забора и бежит в рощу. Деревня, которую он зачищал от полуночниц, находится на самом отшибе Старградского княжества, совсем неподалёку от границы княжества Лагородского. Пробежав полверсты по заросшей тропе, юнец покидает рощу, в которой затерялась ругань уставших дружинников. Проскакивает мимо чёрно-белого мерного столба и заступает на земли Изяслава – князя Лагородского. Здесь, за границей, старградские вояки уже не тронут волхва. Не захотят гневить Изяслава.

Потому Горностай выдыхает, потягивается сладко и идёт по ухабистой дорожке меж золотых степей. Позднее лето уже. Скоро жатва начнётся. Будут в полях раздаваться песни удалые, загуляют в колосьях работники.

- До чего хорошо, Ёлонька, – вновь улыбается волхв. – Авось на жатву кто-нибудь из старградцев заглянет.

И убедится, что лагородцы живут бок о бок с волхвом в мире и согласии.

Обращается юнец не к воздуху, как думают многие прохожие, а к деревянной фигурке горностая, вросшей в его посох. Деревянный зверёк волхву не отвечает, но это и не нужно.

Мало, кто знает, что и в посохе этом, и в деревянном горностае заключено всё прошлое, через которое прошёл последний волхв.

До времён церквей этот юнец родился в племени Ростичей, что проживало в юго-западных землях теперешнего Лучеславского княжества. Ростичи были самым миролюбивым племенем из четырёх.

А Горностай был самым миролюбивым из совета волхвов. Да и что уж говорить, самым талантливым. Всеми премудростями кудесников он овладел в ребяческом возрасте. Потому посох, который выдавался волхвам уже в старческие годы, он получил в четырнадцать лет. На конце посоха был вырезан оберег Белбог – символ Белобога, которого больше других богов почитало племя Ростичей, почитало за свет и доброту.

Северо-западными соседями Ростичей было племя Нежичей. Жили они там, где ныне стоит княжество Старградское, а покровителем своим считали Перуна. Ну, каков Бог, таково и племя было – гордое, воинствующее и громогласное. Всё сражаться стремились. Забавы ради бросали вызов другим племенам. Да и сейчас не изменились, всё на Лучеславское княжество зуб точат.

Самым далёким племенем были Горане. О них волхв-Горностай вообще мало, что знал. Они занимали северо-восточные земли нынешнего княжества Снегирьского, что в горах, а за границами их владений открывался бескрайный ледяной Север. Горане почитали больше всего Морену и Ярило-Солнце. Потому что в горах шибко холодно было. Морена могла за ласку душевную метель унять и смерть придержать, а Ярило – согреть лучами весеннего солнца.

А на юго-востоке, в лесах Лагородского княжества, куда сейчас направляется волхв-Горностай, раньше жили Муряне. Неприступное племя, которое не поддавалось на подначки Нежичей, уважало Ростичей и не думало, не гадало о Горанах. На вершинах пантеона был у них Велес. Потому, наверно, племя никогда не тужило и не голодало.

В былые времена у племён не было князей. Горностай уж не помнил, почему и откуда вдруг начали государи появляться. Но помнил, как князь Елисей, ныне Святой, из-за моря привёз на Русь новую веру. Тогда стали рушиться святилища и капища, а волхвов отлавливали и отправляли на костёр.

Быль 2. Туман на реке. В душе туман

Когда дочь селянина допивает чарку с заваренным зверобоем, жар проходит, и девушка уж может ясно мыслить.

Горностай связывает целебную траву в пучок и передаёт пожилому крестьянину.

- Засуши и можешь подушку им набить. Зверобой и сны плохие отгоняет, а девице сейчас спать спокойно прежде всего нужно. И ещё, нить красную на руку ей повяжи. От сглаза защитит.

- Вот спасибо тебе, Горностай, – селянин берёт руку дочери и гладит. – А то ведь как мёртвая лежала, дышать не могла.

- Ветер впусти ненадолго, он болезнь унесёт, – волхв направляется к выходу, а крестьянин подскакивает, чтоб проводить.

Он предлагает Горностаю если уж не потрапезничать в их доме, то хоть кусок хлеба с собой взять. Волхв отказывается с благодарной улыбкой и выходит на улицу.

Северная лагородская деревушка стоит совсем близко к реке Лаге. Река вьётся вокруг всего княжества, перетекает в Лучеславские земли и уходит на юг. Широкая она, шире остальных рек, и часто люди думают, что Лага в себе чудищ речных скрывает. Русалки уж точно её облюбовали. Не просто так река стольких рыбаков утопила.

Горностай смотрит на речку с холма. На другом берегу Лаги лес раскинут, а деревьев не видно совсем, только кроны – туман утренний скрыл берёзы да осины. Парит над водой, точно хлопок пушистый.

- Экий туман, – говорит тихо волхв вышедшему крестьянину. – Густой какой.

Старик тоже глядит на реку. И бледнеет вдруг, как туман этот.

- Ох, не к добру. Не к добру туман.

- Почему? – беспечно лепечет волхв. – Туман от нечисти защитить может. Помню, раньше пастухи колдовать умели – туман напускали, чтоб дикие звери коровок не нашли.

- Да как бы этот туман самой нечистью напущен не был, – крестьянин в беспокойстве качает головой. – Иди в столицу, Горностай. И князя о тумане предупреди, уж на всякий случай.

- Какой такой случай?

- Иди, волхв, иди скорей. Бог с тобой, – селянин прячется в доме.

Горностай хмурится и спускается с холма, ступая на дорожку в Лагород. А взгляд всё от тумана оторваться не может.

Что ж скрывается в дымке этой? Ужель чудище?

- Ёлка, ты чувствуешь там кого-нибудь?

Сам волхв не чует в тумане нечисти, но на его чутьё полагаться дурно: почти все свои силы он растерял. А вот Ёлочка кое на что способна ещё. Но деревянная фигурка горностая на конце посоха сидит, оперев лапки на оберег Белобога, и молчит.

- Ну, коль не чувствуешь…

И волхв быстро забывает о тумане.

Дорога в Лагород коротка и легка. Утренняя прохлада и сырость лицо щекочут, а ветер гоняет хмарь. Пасмурный сегодня денёк.

В столицу Горностай приходит, когда Посадские дружинники в красных кафтанах уж вовсю по городу ходят. Посадские дружинники собраны князем специально, чтобы княжество объезжали, искали тех, кому помощь нужна, за порядком следили. Потому мало в Лагородских землях болезней, драк и краж. Да и благодаря этим дружинникам Горностай работу себе находит.

Нечем до ночи заняться волхву, и он идёт к одному из Посадских.

- Здравствуй, друг-воин, – Горностай кланяется Посадскому. – Как служба?

- Это, ты, Горностай? Здравствуй, – дружинник тоже кланяется волхву, потом продолжает разглядывать список какой-то. Наверно, с просьбами горожан да сельчан. Из-за того, что мало, кто на Руси грамоте обучен, люди сами подходят к дружинникам, если помощь в чём нужна, а те записывают. – Да вот, нет опасностей серьёзных, потому и просят глупости всякие. Кому кошку с дерева достань, кому мужа-пьяницу из канавы подыми. Тошно уж, выпроваживать таких приходится.

Горностай смеётся, тихо, но искренне.

- А для меня работёнки нет?

- Да куда уж тебе? Всё переделал, всех вылечил.

- Ну вот, что ж мне, без дела теперь слоняться?

Похоже, пора наведываться в другие княжества и пробовать там жить.

- Вылечил дочку крестьянскую? Зуб даю, сглаз на ней был, потому что за богатого замуж скоро выходит.

- Вылечил. Да, сглаз и был, – вздыхает Горностай. Что ж люди без зависти к другим никак жить не могут? – Интересно, кто у них там пастухом работает? Говорят, пастухи сглазить кого угодно могут.

Что же он сегодня пастухов всё вспоминает? То туман ему напомнит, то сглаз…

- А, точно, – волхв обращается к дружиннику. – На Лаге сегодня густой туман. А старик сказал, что это знак плохой. Просил даже князю доложить. Не знаешь, из-за чего?

Посадский поднимает глаза на Горностая, мутнеет лицом. Брови хмурит, потом вновь взгляд отводит.

- Туман, говоришь? Хм… – думает сколько-то, и опять на волхва смотрит. – Слушай, Горностай, вот работёнка тебе: сходи снова на Лагу. Погуляй, понаблюдай. Только осторожен будь. Не шуми особо. Если услышишь или почуешь что, уходи сразу. Как вернёшься, в терем к князю иди, расскажешь всё.

Совсем ничего не понимает Горностай. Что ж разволновались все так из-за тумана этого? Но кивает волхв, разворачивается и шагает в сторону реки.