Зимний ветер пробирает до костей, задувает под мое старенькое, давно вышедшее из моды пальто.
— Ну чего ты застыла, как суслик? — Подруга энергично поправляет на мне шарф. — Варь, ну хватит дрожать.
— Мне страшно, Свет, — оглядываюсь по сторонам, словно ожидая подвоха прямо на городской остановке. — Это же тюрьма.
— И что? — Света фыркает, выпуская облачко пара. — Подумаешь, на зону едешь. Ты же не сидеть туда едешь, а работать.
Легко ей говорить.
— Я же не умею с такими людьми... Я с детьми привыкла, Свет. А там убийцы, воры.
— А у тебя есть выбор? Родители твои, прости господи, опять денег просили на «нужды» Амалии?
При упоминании родителей сердце болезненно сжимается.
Им всегда плевать, что я ем и на что живу, главное, чтобы у младшенькой все было хорошо.
— Просили...
— Вот именно. А тебя из сада сократили. Жить на что будешь? Да, работенка не сахар, атмосфера специфическая, но ты подумай о зарплате! Варька, это же шанс из нищеты выбраться! Пальто себе купишь нормальное, а не этот мешок. Платят много — я узнавала.
— Много...
Деньги мне действительно нужны. Очень.
— Вот! А делать-то всего ничего. Подумаешь, лекции мужикам почитаешь. Им там скучно, хоть какое-то развлечение.
— Зэкам... Читать лекции зэкам...
— Людям, Варя. Оступившимся, но людям, — философски замечает Света. — Всё, автобус едет. Выше нос!
К остановке подползает старый пазик.
— Позвони, как выйдешь! — кричит Света, подталкивая меня к дверям.
С трудом втискиваюсь в переполненный салон.
— Конечная, — хрипит динамик.
Двери открываются с протяжным стоном.
Я выхожу на улицу и сразу же хочу запрыгнуть обратно.
Здесь нет ярких красок. Все серое, черное, ржавое.
Иду к проходной — железной двери с маленьким окошком, врезанной прямо в стену.
Дрожащей рукой достаю паспорт и пропуск, который мне оформили вчера в управлении.
— Проходите, — командует безликий голос из-за бронированного стекла.
Втягиваю голову в плечи, стараясь стать невидимой, превратиться в маленькую серую точку, лишь бы никто меня не заметил.
Вхожу в кабинет начальника колонии, спотыкаясь о порог.
— Лисина? — Его голос гремит, как камнепад. — Чего застыла у двери? Проходи садись. У меня нет времени на твои обмороки.
На ватных ногах подхожу к столу и опускаюсь на краешек жесткого стула.
Боюсь даже дышать громко.
— Значит так, Лисина, — начальник откидывается в кресле. — Мне сказали, ты у нас воспитатель.
— Д-да... была...
— Была, — передразнивает грубо. — Теперь слушай свою задачу. Мне не нужны тут розовые сопли. У нас исправительное учреждение, а не пансионат благородных девиц. Твоя задача — читать лекции. Два раза в неделю.Темы утвержденные. Нравственность. Честь. Важность соблюдения законов. Поняла?
— Ясно...
— Голоса не слышу!
— Да! Ясно! — выпаливаю испуганно.
— Вот так-то лучше. Документы. — Он швыряет мне через стол стопку бумаг. — Подписывай. Трудовой договор, инструкции по технике безопасности, расписка о неразглашении. Читай быстрее, я не нанимался тут с тобой сидеть до вечера.
Буквы прыгают перед глазами.
Я ничего не вижу, кроме черных строчек, сливающихся в сплошную кашу.
Руки дрожат так сильно, что ручка ходит ходуном.
Я просто ставлю подписи там, где начальник тычет своим толстым пальцем.
«Лисина...», «Лисина...», «Лисина...».
— Все, — он сгребает бумаги. — Теперь пошли. Покажу тебе кабинет воспитательной работы. Заодно познакомлю кое с кем.
— С к-кем? — заикаюсь я.
Начальник не отвечает.
Он тяжело встает, надевает фуражку и идет к выходу.
Как на веревочке, плетусь следом по коридорам. Спускаюсь в полуподвальное крыло.
— Пришли, — бурчит начальник и отпирает ключом тяжелую дверь без номера.
В центре комнаты стоит единственный массивный стол, привинченный к полу.
А за столом мужчина.
Огромный, широкоплечий — он кажется скалой, втиснутой в тесную серую робу.
Его руки лежат на столешнице. Тяжелые большие кулаки сплошь покрыты татуировками — сложная паутина узоров, готические буквы, змеи и черепа, ползущие по запястьям под рукава.
Массивные стальные наручники пристегивают его правую руку к металлической скобе, вмонтированной прямо в стол.
Мужчина поворачивает голову.
Ему около сорока.
Лицо жесткое.
От него исходит такая всепоглощающая энергетика опасности.
Я физически ощущаю его мощь. Это не человек. Это хищник, которого посадили на цепь, но который от этого стал только опаснее.
Прижимаюсь спиной в косяк двери, чувствуя, как по спине течет холодный пот.
Ноги подкашиваются.
Робко поворачиваю лицо к начальнику колонии и не верю своим глазам.
Только что в кабинете он был царем и богом, орал и стучал кулаком по столу. А здесь, рядом с закованным в наручники мужчиной, он вдруг сдувается.
Его плечи опускаются, красное лицо бледнеет.
Он суетится, переступает с ноги на ногу и старательно отводит взгляд от сидящего за столом заключенного.
От этого меня накрывает такой ужас, что темнеет в глазах.
Если даже начальство трепещет перед ним, то что этот человек сделает со мной?
— Познакомьтесь, Варвара... эмм... — начальник запинается, его голос теряет командные нотки, становится сиплым и каким-то заискивающим.
— Алексеевна, — пищу я.
— Варвара Алексеевна, — торопливо вторит, нервно теребя пуговицу на кителе. — Это Север. Ему, кхм, именно ему вы будете читать лекции.
В этот момент мир вокруг перестает существовать.
Нет ни обшарпанных стен, ни начальника, ни решеток.
Есть только эти ледяные серые глаза, смотрящие на меня из-под нахмуренных бровей.
Меня словно пронзает током.
Это не просто взгляд — это физическое прикосновение, тяжелое и грубое.
Взгляд прямо в душу.
Этот Север выворачивает им наизнанку, видит весь мой страх, беспомощность и нищету.
В его глазах бездна холода и умная жестокость.
Мне хочется закричать и убежать.
Но я не могу пошевелиться.
Его энергетика давит на меня бетонной плитой, расплющивает, лишает воли.
Север молчит. Он просто разглядывает меня изучающе.
И от этого молчания кровь стынет в жилах.
— Ну все, все! — вдруг суетливо вскрикивает начальник, хватая меня за локоть. — Идемте, Варвара Алексеевна, идемте! Познакомились, и хватит.
Он буквально выталкивает меня из кабинета. Сам выскакивает следом так быстро, словно за ним гонятся демоны.
Только оказавшись в коридоре, начальник выдыхает.
Достает из кармана несвежий носовой платок и трясущейся рукой вытирает обильный пот со лба.
Его лицо снова наливается краской.
— Признаться... я думала, будет группа, — робко замечаю я.
— Да лучше бы группа! Лучше бы я тебе роту отморозков дал, чем его одного. — Он нервно оглядывается на запертую дверь и понижает голос, переходя почти на шепот: — Ты хоть понимаешь, кто это? Это Север. Он здесь не просто сидит. Он криминальный авторитет высшей масти. Жестокий, властный, беспринципный. Всю зону держит в кулаке. Сидит уже десять лет, а его не то что не сломали — он только крепче стал. Зверь.
— Зачем же тогда... лекции?
— Затем! — Начальник зло сплевывает на пол. — Ему выходить скоро. Срок заканчивается. А он не исправился ни на грамм. Он все тот же бандит, только еще злее стал. У нас сотрудники боятся его выпускать, понимаешь? Поэтому пришло распоряжение сверху приставить к Северу куратора. Гражданского, безобидного. Чтобы попытаться вдолбить в его башку хоть какие-то понятия о нормальной жизни. Так что это не просто лекции, Лисина. Это попытка надеть намордник на бешеного пса перед тем, как спустить его с цепи.
Дорогие друзья, добро пожаловать в новинку! Поддержите, пожалуйста, лайком. Добавляйте книгу в библиотеку! История будет остросюжетная и очень горячая.
Вываливаюсь из проходной, ноги едва держат, в голове гудит.
Хочется бежать отсюда без оглядки, пока легкие не разорвутся. Но сил хватает только на то, чтобы плестись к остановке.
Ветер швыряет в лицо горсти колючего снега.
Достаю телефон, пальцы не слушаются, тыкают мимо кнопок.
— Алло! Ну что, героиня, вышла? — бодро щебечет Света.
— Это ужас. Я не буду там работать.
— Эй, подруга, тормози! Чего стряслось-то? Тебя обидели?
— Я не могу по телефону. Света, мне очень плохо.
— Так, не финти. Прорвемся, слышишь? Никаких «не буду». Давай ко мне пулей. Сейчас чаю попьем, расскажешь все по порядку, мозги на место вставим. Жду!
Она отключается.
Света живет на окраине в старой панельной пятиэтажке.
Дрожащей от холода рукой нажимаю на дверной звонок.
Света, в домашнем халате и с полотенцем на голове открывает почти сразу.
— Заходи, горе луковое. Вид у тебя, конечно... Краше в гроб кладут.
В ее крошечной однокомнатной квартирке тепло и пахнет жареной картошкой.
Снимая ботинки, замечаю, что подошва начинает отклеиваться.
Шевелю задубевшими пальцами на ногах и прохожу в кухню.
Света щелкает кнопкой старого электрического чайника, и он начинает недовольно шуметь.
Потом подруга открывает форточку, впуская струю холодного уличного воздуха. Достает пачку тонких сигарет и щелкает зажигалкой.
— Ну? — выпускает струйку дыма в окно, глядя на меня прищуренным глазом. — Выкладывай. Что там у тебя случилось?
Сажусь на табуретку, обхватываю себя руками.
— Там не группа, Свет, а один человек.
— Один? Индивидуальные занятия? Так это же круто! Меньше народу — больше кислороду.
— Нет, не круто! Это Север. Криминальный авторитет. Бандит, Света! Начальник колонии сам его до смерти боится, аж трясется весь! Север огромный, страшный, весь в наколках!..
Света перестает курить и внимательно смотрит на меня.
— Север? Серьезно? Слышала про такого... Говорят, лютый мужик.
— Вот! А мне с ним в одной комнате сидеть. Наедине! Читать ему лекции про честь и совесть. Ты представляешь? Он же меня сожрет! Я боюсь его, Света. До дрожи боюсь. Завтра же пойду и скажу, что отказываюсь. Пусть ищут другую дуру.
Света тушит сигарету в переполненной пепельнице, садится напротив меня и берет за руку.
— Слушай, Варь... Если там все так серьезно, то... может, ты и права. Ну его к лешему. Одно дело — обычным зэкам вещать, а другое... Мало ли что у него в голове переклинит. Жизнь дороже.
Облегченно выдыхаю.
Наконец-то она поняла.
— Да, я тоже так думаю. Я не смогу.
— Ну и правильно! Найдем тебе что-нибудь другое. Проживем. А что там в договоре написано? Ты экземпляр забрала?
— Да, вот он, — достаю из сумки сложенные листы, которые мне всучил начальник.
Света разворачивает их, бегает глазами по строчкам. Чайник закипает и щелкает, но никто не обращает на него внимания.
— Так, обязанности... зарплата... график... А, вот. Пункт 7.4: «Расторжение договора».
Света замолкает, вчитываясь. Ее брови ползут вверх.
— Что? — спрашиваю, чувствуя неладное.
— Варя, — Света поднимает на меня растерянный взгляд. — Ты это читала?
— Нет, я... Я просто подписала. Я так боялась...
— «В случае досрочного расторжения договора по инициативе Исполнителя... Исполнитель обязуется выплатить Заказчику неустойку в размере трехкратной суммы оклада, а также возместить все расходы, связанные с оформлением допуска и организацией учебного процесса». — Света смотрит на меня с ужасом. — Трехкратный оклад, Варя. Плюс расходы.
В кухне повисает звенящая тишина.
— С-сколько это? — шепчу пересохшими губами.
— Много, Варь. Очень много. У тебя таких денег нет. И у меня нет.
Смотрю на проклятые листы бумаги.
Буквы плывут перед глазами.
Я в ловушке. Я сама, своими руками подписала себе приговор.
— И что мне делать?
Света молчит, нервно крутя в руках зажигалку.
— Придется работать. У тебя нет выбора. Либо ты идешь к этому Северу, либо... тебя посадят в долговую яму, из которой ты уж точно не выберешься.
***
Я снимаю комнату в квартире у одной бабушки.
Зинаида Петровна — женщина вредная, вечно всем недовольная. Характер у нее тяжелый, но денег за жилье она берет совсем немного.
Взамен я помогаю ей по хозяйству: мою полы, таскаю тяжелые сумки из магазина, драю сантехнику до блеска.
Сегодня вторник, и с самого утра у меня внутри все сжимается в тугой узел.
Открываю шкаф и долго смотрю на вешалки.
Выбираю черные строгие брюки и белую рубашку. Она у меня еще с одиннадцатого класса.
Сейчас мне двадцать пять, но моя фигура за эти годы почти не изменилась — я осталась такой же худой и угловатой.
Рубашка приходится впору. Застегиваю пуговицы до самого горла, словно пытаюсь спрятаться за этот воротничок.
Смотрю в зеркало: на меня глядит бледная тень с испуганными глазами.
Дорога до колонии кажется мне дорогой на эшафот.
Проходная, лязг турникетов, тяжелый запах хлорки и сырости в коридорах.
Конвоир молча ведет меня в подвальное помещение.
Чем ближе подходим, тем труднее мне дышать. Ноги становятся ватными, сердце колотится где-то в горле, мешая глотать.
Делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь, и переступаю порог учебной комнаты.
Север уже здесь.
Он сидит за тем же привинченным к полу столом.
Массивная фигура в серой робе занимает, кажется, половину пространства этой тесной каморки. Могучие плечи напряжены, голова чуть опущена.
Правая рука привычно пристегнута наручником к металлической скобе.
Услышав, как я вхожу, он медленно поднимает взгляд.
Прохожу к своему маленькому столу на негнущихся ногах.
Внутри все дрожит, как натянутая струна, но я изо всех сил стараюсь держать лицо.