Воспоминания о письмах

ПРОЛОГ

В провинции Цзянсу был город под названием Яньчжоу, и город этот окружали вечнозелёные горы, кристальные реки и озёра, а также множество маленьких деревень, среди которых была деревня Чэньлу. Именно в ней последние три года проживали брат и сестра из семьи Хоу — Лэ Нин и Нянь Цзи.

Нянь Цзи никогда не спрашивала брата о том, откуда у него столько денег, чтобы им хватало на вполне комфортную жизнь. Иногда она строила тягостные предположения относительно его обеспеченных друзей, которые ещё могли у него остаться после смерти обоих родителей, но ей было так стыдно даже подумать о том, как её добросердечный брат занимает у друзей деньги, что она старалась не забивать этим голову. Брат клялся ей, что в долги не влезал, и этих слов ей было достаточно.

Рядом с их традиционным китайским домом она нередко видела некий чёрный автомобиль, окна которого всегда были занавешены шторками. Нянь Цзи всегда замечала его, ведь было весьма странно лицезреть подобный объект в их «грязной» деревне Чэньлу, какой её прозвали жители Яньчжоу за плохие дороги, полные пыли, ям и ухабов. Тем не менее Нянь Цзи не придавала этому автомобилю значения, ведь не имела к нему никакого отношения. Во всяком случае, именно в этом она старалась убедить саму себя, хотя в глубине её души закрадывались сомнения в случайности его присутствия. Тем более этот автомобиль она замечала исключительно во время отсутствия Лэ Нина дома. В конце концов Нянь Цзи не пыталась узнать природу присутствия в Чэньлу этого автомобиля и забывала о нём, как только он пропадал с её глаз.

Пять лет назад, когда ещё господин Хоу, отец Лэ Нина и Нянь Цзи, был жив, он отправил шестнадцатилетнего сына в военную академию, как поступали едва ли не все отцы, имеющие какое-либо отношение к военным делам. Господин Хоу отправил Лэ Нина в военную академию по одной простой причине, заключающейся в том, что вот уже несколько лет по всему Китаю время от времени происходили жуткие инциденты и стычки, в которых японская и китайская армии боролись друг против друга. Страдали не только солдаты, но и мирные жители. Такие инциденты стали для китайцев обыденностью, но новости о них всё ещё ужасали. Господин Хоу заранее знал, чем эти инциденты в будущем могут обернуться, но Лэ Нин заинтересовался ими лишь в последние дни августа тысяча девятьсот тридцать шестого года и с тех пор нередко привозил из Яньчжоу газеты о подобных происшествиях. Лэ Нин с самого детства был крайне чувствительным ребёнком, жалеющим даже насекомых, к тому же в его первый год обучения в военной академии господин Хоу погиб на поле боя, и вскоре после госпожа Ляо, мать Лэ Нина и Нянь Цзи, умерла от горя, поэтому уже в начале второго года обучения Лэ Нина исключили из военной академии. На следующий год он поступил в университет и был очень этому рад.

ГЛАВА I

Утро двадцать третьего октября тысяча девятьсот тридцать шестого года было промозглым и пасмурным. Ночной ливень превратил землю в скользкую грязь, потому Нянь Цзи приготовила для брата высокие чёрные сапоги.

Она ждала его за столом на кухне, соединённой с небольших размеров гостиной. На столе был нехитрый завтрак: две миски риса, пять блюдец овощей и два стакана молока. Лэ Нин всё не приходил, но он не опаздывал, потому Нянь Цзи не торопила его.

В это же время в соседней комнате за задвинутыми дверьми Лэ Нин — юноша двадцати одного года с нежными и мягкими чертами круглого лица — заседал по-турецки на джутовой циновке и тяжело размышлял о сделанном выборе. Он расположился перед низеньким письменным столом, что служил ему местом учёбы последние три года. Лэ Нин снял очки и потёр слипающиеся глаза.

То, о чём он размышлял, выбором звалось натянуто и заключалось в следующем: предупредить сестру, чтобы она зашлась в переживании, или не предупреждать. Ранее выбор его пал на второе, о чём сейчас Лэ Нин глубоко сожалел. Он не доучился в военной академии, поэтому у него больше не было отсрочки от армии, и он не имел воинского звания, но знал, что уже с сегодняшнего дня будет вынужден стать рядовым. Лэ Нин с тяжким сердцем звал таких «пушечным мясом» и последним его желанием было пополнить их ряды. Он знал, что сегодня уже не пойдёт в университет, в котором взял академический отпуск, однако до сих пор не признался в этом сестре.

Но в конечном итоге у него не осталось иного решения, потому вскоре он вышел из комнаты и сел напротив сестры. Она сразу заметила, каким усталым он выглядел. Его веки слегка подрагивали, намереваясь опуститься, а кожа под глазами посерела.

— Ты не спал? — почти строго спросила Нянь Цзи.

Лэ Нин действительно не спал и надеялся, что это утро никогда не наступит. Но оно наступило, и теперь он прятал руки под столом и не осмеливался притронуться к палочкам. Он должен был рассказать Нянь Цзи правду, однако не осмеливался это сделать.

— Я проснулся от кошмара и не смог уснуть снова. Я много думал вчера, — промямлил он первое, что пришло на ум.

— О чём ты думал? — смягчилась Нянь Цзи.

— Ты знаешь, какие сейчас времена, цзецзе1, — выдохнул Лэ Нин.

— Ты об этом думал? — нервно переспросила Нянь Цзи. — Через пару часов тебе на занятия идти, а ты не тем голову забиваешь! Скоро же экзамены, разве тебе не следует сосредоточиться на них?

— Прости, цзецзе, — шепнул Лэ Нин.

У него задёргалась нижняя губа, и он прижал подбородок к груди.

— А-Нин2, что с тобой? — взволновалась Нянь Цзи и подскочила к нему.

— Я должен был тебе рассказать. Прости меня!

Нянь Цзи обхватила его голову и прижала к себе. Её сердце быстро стучало.

— О чём? О чём ты хочешь рассказать? Неужели снова произошёл какой-нибудь инцидент?

— Нет… нет… — гнусаво пробормотал Лэ Нин, вцепившись сестре в спину, будто ребёнок.

— А-Нин! Скажи же мне в чём дело! — она отстранила его от себя и слегка встряхнула. — Зачем ты меня пугаешь?

— Цзецзе, я… — Лэ Нин всхлипнул и прошептал, — …я должен ехать в Сидаин3.

— Зачем тебе туда ехать?

— Потому что меня призвали в армию Цзян-цзунсылина4.

В горле у Нянь Цзи будто игла застряла.

— Прости, что не рассказал тебе раньше! Я не хотел, чтобы ты расстраивалась…

— Я не знала о твоей глупости! — в сердцах воскликнула Нянь Цзи. — По-твоему, теперь я не расстроена?

Лэ Нин заплакал, но юное круглое лицо Нянь Цзи, имеющее в себе некоторую холодность, будто морозный январский день, и серьёзность, как у взрослой женщины, не изменилось. Она сильнее прижала брата к себе и зажмурилась, будто так они могли исчезнуть, но тут же распахнула глаза и напряжённо спросила:

— Когда ты уезжаешь?

— Скоро… Сегодня.

— Ты должен был сразу мне рассказать!.. — приглушённо пробормотала Нянь Цзи, гладя ему волосы. — Глупый! Ну почему ты не рассказал?

— Ты бы переживала…

— Но теперь я не готова, — Нянь Цзи отцепилась от брата и пристально посмотрела на него. На самом деле эта новость не стала для неё неожиданностью, ведь ещё до этого она имела основания полагать, что брат что-то скрывает. Но она наивно надеялась, что секрет его не столь страшен, а теперь для разговоров стало слишком поздно.

— Цзецзе, скажи что-нибудь, пожалуйста, — несчастно попросил Лэ Нин.

Нянь Цзи вздрогнула, будто внезапно проснувшись.

— Я помогу тебе собраться, — отрешённо сказала она, но Лэ Нин предупредил, что сумки уже готовы. — Тогда ешь. Я всё проверю, — и она закрылась в его комнате.

У Лэ Нина не было аппетита, но он съел всё.

Нянь Цзи же опустилась на пол и беззвучно проплакала несколько минут, пока не нашла в себе силы успокоиться и высушить глаза. Она вернулась к брату и увидела пустые плошки.

— Тебе понравилось? — спросила она.

— Как всегда, — ответил Лэ Нин.

ГЛАВА II

Так прошло больше месяца. За последние дни сильно похолодало. За окном моросил дождь, а небо напоминало матовую каменную плиту.

Нянь Цзи сидела на кухне с пригласительным письмом, которое ей несколькими минутами ранее вручил мальчишка-почтальон. Это семья Цзян приглашала Нянь Цзи на приём в честь дня рождения младшего сына.

Семью Цзян Нянь Цзи имела возможность узнать благодаря отцу, который служил командующим восточного отряда армии провинции Цзянсу в подчинении её главнокомандующего — Цзян Гу Цзиня. В прошлом семья Хоу несколько раз была в поместье Цзян, однако из всей семьи Нянь Цзи помнила лишь самого господина Цзян, лицо которого в памяти её всплывало с выражением жуткой отчуждённости и будто насмешки, его супругу госпожу Ли, а также их единственную дочь Цзян Жуй Сянь. Их отношения с Жуй Сянь можно было назвать дружбой. Впрочем, это поддавалось сомнению с тех пор, как погибли господин Хоу и госпожа Ляо, ведь Цзян Жуй Сянь ни разу не ответила на те письма, что Нянь Цзи с надеждой ей писала до осознания её равнодушия.

После непродолжительных дум Нянь Цзи догадалась, что командующий Цзян, забравший Лэ Нина, вероятно, происходил из этой самой семьи. Этим объяснялось и его неформальное обращение. Нянь Цзи знала, что в военной академии её брат тесно сдружился с молодым господином Цзян, который на момент поступления Лэ Нина учился на последнем году. До встречи в военной академии они уже встречались в поместье Цзян, но сама Нянь Цзи видела молодого господина Цзян лишь единожды, когда была ещё маленькой. Однако теперь она была почти уверена, что именно он забрал Лэ Нина.

Каждое мгновение Нянь Цзи жила в страхе, и даже сейчас её пальцы дрожали. Когда мальчишка-почтальон вручил ей письмо-приглашение, она не вольно подумала, что это скорбное письмо о Лэ Нине. Мальчишка знал Нянь Цзи, как все жители деревни Чэньлу знали друг друга, а потому пожалел её, ведь слышал и о том, что «умника Хоу Лэ Нина» забрали в армию. Он успокоил её, предупредив, что это всего лишь письмо-приглашение, и объяснил, как бы невзначай, что скорбные письма не приходят просто так: подъезжая к дому, почтальон трезвонит в колокольчик. И мальчишка уехал, пожелав Нянь Цзи хорошего дня.

За не столь продолжительную службу Лэ Нина Нянь Цзи получила от него всего два письма, в которых он уверял, что у него всё хорошо. Последнее пришло около двух недель назад.

Была почти зима, и Нянь Цзи отправила брату тёплую одежду. Однако она волновалась, что её посылки не доходят до него, а до неё — его письма. Она изводила себя мыслями о том, что, быть может, Лэ Нин так изматывается, что на письма у него не остаётся сил. О том, что он ранен и не желает огорчать сестру, но не может и соврать. И о том, что нет у неё больше никакого брата, а сообщить ей об этом забыли.

Нянь Цзи устала тосковать в тихой деревне совсем одна. Ей казалось, что столь длительное тревожное ожидание может лишить её рассудка, потому тремя днями позже собиралась на приём к семье Цзян. Нянь Цзи ощущала непривычную слабость в теле и иногда заходилась лёгким кашлем, однако решила не пренебрегать приглашением. Теперь у неё был повод отправиться в Яньчжоу, и она подумала, что вполне могла бы устроиться в городе, пока Лэ Нин не вернётся.

***

Три дня спустя длинные и прямые чёрные, как чернила, волосы Нянь Цзи собрала в аккуратный пучок, украсив его нефритовой длинной шпилькой, и на виске зафиксировала волнообразную чёлку. Она надела самое нарядное из имеющихся ципао: тропически-зелёное с яркими цветами разных величин. Лицо она сделала белым, а брови угольно-чёрными, длинными и тоненькими. Губы играли красным в цвет большинству цветов на ципао. Теперь она выглядела как раньше: роскошно и беззаботно. Ей лишь пришлось незаметно подобрать ципао булавками внутри на боку, чтобы оно не висело на её худощавом теле, как мешок.

Нянь Цзи достала с верхней полки шкафа маленький игрушечный самолётик, который Лэ Нину подарили, когда он был ребёнком. Недостатка в игрушках у него не было, потому самолётик был им почти не тронут. Нянь Цзи заботливо сложила его в узорчатую шкатулку вместе с письмом-приглашением и прихватила её с собой.

Накинув длинное тёмно-зелёное пальто и укутавшись в гладкий платок, разукрашенный цветами, Нянь Цзи не спеша зашагала к дороге на окраине деревни. Её давно не видели на улице, тем более одетой столь элегантно, а потому многие любопытные взоры провожали её. Она держала спину прямо, но ей было сложно идти. У неё воспалилось горло, а ноги стали будто ватными.

Через пару десятков минут, оставив деревню позади, Нянь Цзи села на скамейку у дороги. В тишине она дожидалась один из военных грузовиков, которые каждый день на пути в Яньчжоу из Нанкина проезжали мимо Чэньлу. Уже была почти зима, а потому Нянь Цзи быстро замёрзла. Небо заволокли мрачные тучи. Она смотрела на них и думала, что и Лэ Нин мог ими любоваться. Было так тихо, словно она осталась в одиночестве посреди огромного поля.

Вскоре дальше по дороге появился грузовик. Подъехав, водитель притормозил, чтобы подкинуть Нянь Цзи до Яньчжоу. Так она отправилась из деревни впервые за пять лет, однако событие это не вызывало в ней никаких чувств. Грузовик неуютно трясся на неровной дороге. Нянь Цзи сидела и глядела в окно, подперев щёку кулачком. Она без интереса взирала на поля, открывающиеся перед ней. Она предпочла бы и дальше провожать в город брата, а не ехать туда самой. По крайней мере, так должно было оставаться сейчас и ещё в течение нескольких лет, однако так более не было, и Нянь Цзи никак не могла с этим смириться.

ГЛАВА III

Через несколько часов в дверь светлой комнаты, куда госпожа Ли отвела Нянь Цзи, постучали. Оставив письмо к Лэ Нину недописанным, Нянь Цзи поднялась из-за стола и открыла дверь, обнаружив на пороге розовощёкую Жуй Сянь: она была пьяна.

— Вэнь Фан такой очаровательный мальчик, Нянь Цзи! — воскликнула Жуй Сянь и рассмеялась так, будто прозвучала хорошая шутка. — Жаль, что ты так рано ушла! Детишки хотели поиграть со мной, но без тебя было совсем не то! Помнишь, как это было, правда? Когда мы дружили, и к нам приходили соседские дети, чтобы сыграть в «поймай дракона за хвост1»!..

— Жуй Сянь… — протянула Нянь Цзи, — …ты в порядке?

— Конечно! Ты впустишь меня?

В ответ Нянь Цзи молча отступила. Жуй Сянь по-хозяйски вошла и плюхнулась на диван. Она рассмеялась, но вскоре смех сменился горькими слезами. Нянь Цзи опустилась рядом с нею и приобняла, надеясь хоть немного утешить, но Жуй Сянь лишь громче, словно получив позволение, разрыдалась, крепко прижавшись к Нянь Цзи.

Постепенно рыдания обратились всхлипываниями. Жуй Сянь осторожно отстранилась от Нянь Цзи, и теперь её лицо было краснее яблока, а к влажным щекам и губам прилипли волосинки. Ласковым движением Нянь Цзи провела пальцем по её вискам, и Жуй Сянь не отводила от неё умоляющего взгляда.

— Я помню всё, Нянь Цзи, — хриплым голосом призналась она и вздохнула. — Я думала, что поступила правильно, но, встретив тебя сегодня, просто не могла перестать чувствовать себя виноватой… Почему ты не прогнала меня? Разве ты не ненавидишь меня?

— За что же мне тебя ненавидеть?

Жуй Сянь невесело усмехнулась.

— Я не хотела знать, что это за чувство — такая утрата! И я бросила тебя. Разве я не ужасный человек?

В прошлом Нянь Цзи было обидно, но обиду эту она уже забыла. К тому же пять лет назад они с Жуй Сянь были похожи, как сёстры, но как много изменилось с тех пор! Теперь лишь Жуй Сянь осталась той, кто не испытал никаких бед и лишений, и Нянь Цзи бы пожелала, чтобы так было всегда. Также она полагала, что человек, не раскаивающийся в неправильности своего поступка, предпочтёт ложь и избегание, а не признание вины. Жуй Сянь же сама к ней пришла, потому она ответила:

— Я надеюсь, что ты хороший человек. Спасибо, что пришла ко мне, Жуй Сянь. Это говорит мне о большем, чем всё, что ты можешь сказать.

— Я не понимаю, почему ты не ненавидишь меня! — упёрто воскликнула та. — Я бы ненавидела себя. Если бы ты была мной, я бы ненавидела тебя! Ни за что бы не простила, а ты… Почему, Нянь Цзи?.. Ты и правда не винишь меня?

— Это правда. Я бы хотела, чтобы всё было иначе, но тебя я ни в чём не виню.

Губы Жуй Сянь дёрнулись в улыбке, и она опустила голову на грудь Нянь Цзи. Та дышала размеренно, её сердце спокойно билось. Веки Жуй Сянь норовили опуститься, она тихо заплакала и пробубнила:

— Ты не винишь меня, но я себя виню… Если бы ты не вернулась, я бы веселилась больше всех… но я так рада, что ты здесь, — и едва слышно она добавила, — Интересно, что старший брат скажет тебе?..

Нянь Цзи подумала, что её интересует тот же вопрос. Она догадывалась о слабости Жуй Сянь, а потому старалась не шевелиться и не мешать ей засыпать. Вскоре Жуй Сянь в самом деле задремала, и Нянь Цзи, страдая от головной боли и ноющих ног, погрузилась в сон и сама.

***

Были они неловко разбужены служанкой, которая слегка потрясывала их за плечи, а потом одёргивала руку, словно от раскалённой печи. Когда Жуй Сянь первая сонно заморгала, служанка промямлила:

— Сяоцзе… Ли-фужэнь зовёт вас с Хоу-сяоцзе на ужин. Ли-фужэнь просила передать, что уже даже Цзян-шаое2 вернулся.

— Брат вернулся? — переспросила Жуй Сянь, нахмурившись. — Сколько времени?

Служанка помялась, но ответила:

— Уже поздно, сяоцзе. Ли-фужэнь уже пару часов назад собиралась звать всех на ужин, но Цзян-шаое ещё не вернулся, а ещё… Ли-фужэнь пришла за Хоу-сяоцзе, но увидела вас вместе и не стала будить.

— Передай матушке, что мы скоро придём, — приказала Жуй Сянь и добавила, — Можешь идти. Поможешь мне после ужина умыться.

Нянь Цзи отдохнула, потому чувствовала себя лучше. Поднявшись, она пригладила выбившиеся из пучка пряди и огладила ципао, чтобы оно ровно облегало талию и округлые бёдра. Жуй Сянь поправила блузку и причесалась.

Вскоре они спустились в золотую столовую, тут и там украшенную комнатными растениями. За длинным обеденным столом заседали все члены семьи Цзян. Во всяком случае, так представлялось Нянь Цзи. Однако она сразу заметила, что место слева от главы семьи — господина Цзян — и напротив госпожи Ли пустует, а Цзян Вэнь Яо занимает следующее. Она посчитала, что спрашивать об этом будет слишком нагло, тем более вполне могла ошибаться в своём суждении о том, что Вэнь Яо всё же самый старший сын.

— Ах, Сянь-эр, Цзи-эр, наконец вы пришли! — обрадовалась госпожа Ли и указала Нянь Цзи на место рядом с собой.

Жуй Сянь устроилась справа от Нянь Цзи и улыбнулась сидящему напротив младшему брату, которому в день этот исполнилось девять лет. Младший брат её был хорош собой, пусть всё ещё очень мал: волосы его вились, кожа была гладкой и желтоватой, а на правой щеке красовалась яркая круглая родинка. Шёпотом Жуй Сянь объяснила, что звали его Вэнь Фаном. Мальчик разглядывал Нянь Цзи с робостью и любопытством, а всякий раз, когда она даже случайно глядела в его сторону, утыкался в тарелку и принимал самый невинный вид. Смущение его и неприкрытый интерес заставили Нянь Цзи улыбнуться.

ГЛАВА IV

Ближе к полудню следующего дня Сяо Е сообщила Нянь Цзи, что господин Цзян спрашивает, не пора ли посылать людей в деревню Чэньлу за её вещами. Об этом его попросил Вэнь Яо, всё ещё крайне занятый в Сидаине. Нянь Цзи тогда отправилась к господину Цзян с просьбой поехать и самой. Так ей было проще вспомнить, какие вещи стоило забрать, но более этого её волновало желание ещё раз увидеть старый дом перед длительной разлукой. У господина Цзян не было причин отказывать, потому уже через час Нянь Цзи, Сяо Е и несколько надёжных солдат из его армии были готовы отправляться.

Господин Цзян лично провожал их, но внезапно ему доложили, что один из военных шофёров, который задерживался, заболел. Тогда господину Цзян пришлось вызвать шофёра из армии Цзян Вэнь Яо. После этого он отправил Нянь Цзи, Сяо Е и своих солдат в деревню Чэньлу на двух подготовленных ранее автомобилях.

***

Никто ещё не знал, что поджидает их на пути назад, а путь в Чэньлу оказался донельзя скучным.

В середине пути Нянь Цзи с удивлением отметила, что шофёр другого автомобиля, который был из армии Цзян Вэнь Яо, умело и будто со знанием объезжал ямы и даже не столь значительные кочки, а их шофёр из армии господина Цзян ориентировался гораздо хуже. От скуки размышляя об этом, Нянь Цзи вдруг осознала, отчего чёрные автомобили семьи Цзян показались ей такими знакомыми. Ведь раньше она часто видела их в Чэньлу! Но отчего же кто-то от семьи Цзян приезжал в деревню Чэньлу? «Неужели Цзян-сяньшэн все эти годы заботился о нас с А-Нином?» — подумала Нянь Цзи.

Однако предположению этому не суждено было подтвердиться, ведь в таком случае шофёр из армии господина Цзян знал бы эту дорогу не хуже шофёра из армии Цзян Вэнь Яо. Тогда она вспомнила разговор с Цзян Вэнь Яо, состоявшийся вчерашним днём. «Неужели это был Цзян-гунцзы?..» — неуверенно предположила она и тут же подумала, — «Похоже, их дружба с А-Нином крепче, чем я думала».

Автомобиль трясся на плохой дороге, точно старая повозка, потому к концу поездки у Нянь Цзи закружилась голова. Покинув автомобиль, она не спешила собирать вещи, ведь прежде ей нестерпимо захотелось прогуляться. Воздух в деревне был морозный и свежий, потому у неё так и не разболелась голова. В этой короткой прогулке она показала Сяо Е узенькую речку, что уже покрылась тоненьким слоем льда.

— Я никогда не ходила по ней зимой, — сказала Нянь Цзи, всматриваясь вдаль; что таилось там, куда бежала речка, за высокими горами, заботливо хранящими меж склонов тусклое зимнее солнце?

Нянь Цзи не видела местного озера за загнутыми крышами домов. Через улицу грязь сменялась выложенной каменной дорогой, но Нянь Цзи так редко туда ходила, что не могла той улицы и вообразить.

— Как ты попала в семью Цзян? — обратилась она к молчавшей Сяо Е. — Ты так юна.

— Я недавно с семьёй Цзян, сяоцзе, — сдержанно отвечала та, не скрывая, что не хочет говорить. — Мои родители отправили меня сюда.

Нянь Цзи лишь кивнула и больше не стала докучать ей вопросами.

Голова совсем перестала болеть, поэтому Нянь Цзи отправилась в старый традиционный дом, который теперь казался ей совсем чужим, будто не она проживала в нём последние три года.

Она быстро собрала вещи, которые солдаты помогли сложить в автомобиль. Это были её платья, украшения, немногочисленные книги и записи, набор посуды для чайной церемонии и некоторые вещи Лэ Нина, которые она посчитала правильным забрать с собой. Она знала, что Лэ Нин по возвращении обрадуется своим учебникам, тетрадям и любимой одежде.

Солдаты не спешили покидать деревню Чэньлу, ведь в такой тряске и сами изрядно устали. Нянь Цзи не возражала, не слишком желая терпеть ещё одну тяжёлую поездку всего через час после предыдущей.

Она не знала, вернётся ли ещё в Чэньлу, а потому решила пройтись с Сяо Е, которая вновь не обмолвилась с ней ни словом. Нянь Цзи не заставляла её говорить, ведь ей и самой нечего было сказать.

Они ступили на вымощенную камнем дорожку, попав на широкую главную улицу, где традиционные дома с глазурованной зелёной и красной черепицей на вытянутых крышах прятались за высокими каменными оградами. На улочке этой громкие продавцы зазывали в лавки, сновали частые прохожие по делам, и жила своей жизнью деревня Чэньлу. Но была она совсем не такой, какой её в памяти сохранила Нянь Цзи. Они с Лэ Нином проживали на окраине, а в центр забредали лишь изредка, ведь в этом не было нужды, потому она помнила её тихой и безмятежной. Настоящая же деревня Чэньлу была маленькой копией города Яньчжоу, не доставало только рельсов через всю главную улицу и звенящего трамвая, похожего на огромную пузатую гусеницу. На многих магазинах висели неоновые вывески, которые наверняка сияли в ночное время, точно дневной свет. Но это всё ещё была лишь «грязная» деревня Чэньлу, ведь не прошло и пары десятков минут, как Нянь Цзи с Сяо Е прошли главную улицу, и неоновые вывески пропали, вернулись деревянные дома и земляная дорога. Вновь стало спокойно и тихо. Нянь Цзи подумала, что им с братом следовало чаще гулять вместе. Она молча просила прощения, но, заставляя сердце сжиматься, представляла на месте Сяо Е Лэ Нина. В эти краткие мгновения на её лице расцветала улыбка, однако тут же гасла, словно стремительно завядающий цветок.

— Надо вернуться, Сяо Е, — произнесла Нянь Цзи, когда они замерли у небольшого склона, ведущего каменной лестницей к озеру.

ГЛАВА V

Прошло чуть больше двух месяцев с тех пор, как Нянь Цзи начала жить в поместье Цзян. Середина ясного февраля выдалась прохладной, но почти каждый день солнце согревало сверкающий снег и уже оттаявшую блёклую траву.

Конфликт между семьёй Цзян и японским отрядом в Яньчжоу под командованием некоего офицера Курои Карасу, имеющего отношение к японской торговой палате «Тайёун1», был мирно улажен. Господин Цзян туманно объяснил это опасностью вражды с Курои Карасу. Нянь Цзи не пожелала выказывать недовольства таким исходом, пусть японцы чуть не лишили её жизни по ошибке, ведь в тот день погибнуть должен был другой человек. Мысль об их безнаказанности угнетала её, однако она не хотела навлекать на себя и брата неприятности, а потому просто согласилась с мирным решением.

Всем, о чём она теперь мечтала, было благополучное возвращение Лэ Нина домой, а остальное она готова была стерпеть, даже если за этим пришлось бы лишиться гордости, закрывая глаза на выходки японцев, и быть готовой к случайной несправедливой смерти.

***

Лэ Нин прислал дорогой сестре несколько писем. В одном из них, не касающемся темы благополучия и проблем Лэ Нина, поблагодарил он сестру за зимнюю одежду и порадовался, что Вэнь Яо и господин Цзян всё же выполнили его просьбу.

Однажды Лэ Нин как бы невзначай написал всего строку о том, как он надеется, что Нянь Цзи не считает Цзян Вэнь Яо, его хорошего друга, в чём-либо виноватым. Она и правда так не считала, тем не менее, Вэнь Яо всё равно избегала. Она видела его почти каждый день за завтраком, если он не успевал ещё уехать в Сидаин, и за ужином, если он вовремя возвращался домой, а в остальное время старалась с ним не встречаться. Впрочем, это не было трудным, ведь целыми днями он пропадал в Сидаине, словно во втором доме.

В другом письме Лэ Нин ответил на вопрос Нянь Цзи о том, почему он столь беспокоится о её отношении к Цзян Вэнь Яо. И ответ его звучал так: «Всему своё время, цзецзе. Я не осмелюсь раскрывать чужие секреты». И больше ни слова о том. Нянь Цзи больше не стала спрашивать. К тому же гораздо сильнее её заинтересовало иное, написанное братом. Он спрашивал о самочувствии и благополучии Жуй Сянь. Нянь Цзи заверила его, что с ней всё замечательно.

***

Нянь Цзи чувствовала себя обязанной. Она не училась и не работала, лишь помогала госпоже Ли по дому, хотя это, признаться, было вовсе ни к чему, ведь слуг в поместье Цзян было достаточно.

Время от времени Нянь Цзи читала перед сном сказки для Вэнь Фана. Очень скоро застенчивый Вэнь Фан переменился. Ему так понравилось, как Нянь Цзи читает и пересказывает истории, что уже через несколько вечеров он с досадой заявил, что всегда хотел иметь добрую сестрицу, а не злую, как Жуй Сянь.

Когда Нянь Цзи с книгой бесшумно входила в его комнату, Вэнь Фан босиком вскакивал с постели, бежал навстречу по холодному полу и радостно вскрикивал: «Дацзе2! Как хорошо, что сегодня ты мне читаешь!» — он отводил её к постели, вцепившись в ткань ципао. — «Я так рад, что это ты, дацзе! Ты гораздо лучше Жуй Сянь!» Нянь Цзи, чуть смеясь, одёргивала его: «Полно, сяо-Фан, разве можно так говорить о циньцзецзе3?» Вэнь Фан корчил недовольное лицо, но слушался. Нянь Цзи присаживалась на край кровати, прижимаясь спиной к подушке, и начинала читать. Вэнь Фан пристраивался рядом, и Нянь Цзи обязательно согревалась, даже если до этого тело её покрыто было мурашками. А после сказки, когда Вэнь Фан засыпал, она гасила лампу и целовала его в лобик, посильнее накрывая одеялом. Его комната с тёплым цветом жёлтой мебели и полосатыми обоями олицетворяла покой и безмятежность. Нянь Цзи не любила её покидать, но ей приходилось делать это почти каждый вечер.

Она много читала и училась готовить европейские блюда у мамки Пань — низкорослой пожилой служанки. Та была не в восторге, что барышня приходит на пропахшую кухню, но, тем не менее, учила её.

Однажды госпожа Ли попросила Нянь Цзи лично приготовить семье ужин, и та с радостью согласилась. Готовить китайские блюда у неё получалось весьма недурно, но с европейскими управиться оказалось не так просто, поэтому почти вся семья осталась голодной. Лишь Вэнь Яо съел всё приготовленное Нянь Цзи, а Вэнь Фан, повторяя за братом, чуть не подавился подгоревшим рисом. В тот вечер Вэнь Яо предпоследним поднялся из-за стола, когда они с Нянь Цзи остались в столовой вдвоём. Прежде, чем уйти, он с неуместной серьёзностью поблагодарил её за ужин.

— Неужели вам понравилось? Я же всё испортила, — застенчиво сказала она.

— Это было вкусно, — уверил он и криво улыбнулся. — Спокойной ночи, Хоу-сяоцзе.

Он ушёл раньше, чем она успела ответить той же вежливостью. Нянь Цзи смотрела на вылизанные им дочиста тарелки, пока их не унесла служанка, и думала о том, какую приятность испытала от его слов, даже если были они простым утешением.

***

Недавно господин Цзян надолго покидал поместье, но теперь он вернулся. Это был ясный день, в который солнечные лучи щедро заливали светом Яньчжоу, будто он купался в золотом озере. Нянь Цзи отправилась к господину Цзян с просьбой.

Когда после стука она вошла в его кабинет, господина Цзян лежал на кожаном диване с газетой в руках. Одно из двух окон было нараспашку, но в воздухе витал сильный запах кофе. Мебель в кабинете была тёмная, с потолка свисала крупная люстра, а стены были окрашены в зелёный.

ГЛАВА VI

В одно мартовское утро, когда Нянь Цзи сидела в плетёном кресле на залитом солнцем балкончике второго этажа, туда кто-то зашёл. Она невозмутимо обернулась, качнувшись в кресле, но тут же растерянно вскочила. Она не видела Цзян Вэнь Яо на завтраке и потому думала, что сегодня в поместье никого, кроме неё и Жуй Сянь, не осталось, однако перед ней стоял не менее растерянный, похожий сейчас как никогда на застенчивого младшего брата, Цзян Вэнь Яо. Нянь Цзи сцепила пальцы на уровне живота, не зная, куда деть руки, и от неожиданности забыла его поприветствовать. Но неловкое молчание он оборвал сам, и голос его был тихим, почти мягким, ничуть не таким, каким она привыкла его слышать, ведь наедине с ней он почти не говорил с инцидента на пути из Чэньлу:

— Простите. Я думал, здесь никого нет.

Нянь Цзи неловко улыбнулась, но ничего не сказала. Вэнь Яо, отведя на мгновение взгляд, вновь подал голос:

— Вы сегодня не у Моу-сяньшэна?

— Нет, — почти неслышно подтвердила она.

— Я думал, вы с матушкой и младшим братом ушли в кинотеатр.

Нянь Цзи наконец подняла на него глаза:

— Я слишком поздно проснулась. А вы?..

— Я поеду в Сидаин чуть позже.

— В таком случае прошу прощения, что потревожила, Цзян-гунцзы. Я, наверное, пойду.

И она дёрнулась к двери, но Вэнь Яо остановил её одними словами:

— Вам нравится здесь?

Недолго думая Нянь Цзи заверила, что так и есть. Вэнь Яо не выразил никаких эмоций, и понять, о чём он подумал с её ответом, было решительно невозможно.

— Вэнь Фан много говорит о вас, — признался он. — Этим он напоминает мне одного человека.

— Лэ Нина?.. — незамедлительно догадалась Нянь Цзи.

— Да, его, — согласился Вэнь Яо и помолчал. — Я благодарен Вэнь Фану за его болтливость, потому что вас я вижу реже всех.

Нянь Цзи несколько раз моргнула и, не зная, что ещё сказать, пробормотала:

— Я не совсем понимаю…

— Скоро Юаньсяоцзе1, — мягко перебил её Вэнь Яо и взглянул так, будто боялся спугнуть. — Вы не составите мне компанию, Хоу-сяоцзе?

Она почти ошеломлённо на него глядела. Впрочем, всякое удивление отступило, когда Вэнь Яо первый же отвёл взгляд, а на щеках его проступил заметный румянец. Руки он спрятал в карманах домашних брюк и сжал в кулаки. Тогда для Нянь Цзи всё стало естественным, как ночная луна и утреннее солнце в небе. Она подумала, что могла бы стать его спутницей на вечер Юаньсяоцзе в благодарность за помощь, поэтому еле слышно выдохнула и кивнула, во что Вэнь Яо поверил не сразу. Он будто лишь сильнее растерялся, и голосом, зазвучавшим громче, переспросил:

— Так вы согласны?

— Да, я согласна, — спокойно повторила Нянь Цзи. Она отвернулась, чтобы взглянуть на город в отдалении, за крышами прочих поместий. — В последний раз я была на Юаньсяоцзе так давно, что ничего не помню. Но раньше я очень любила этот праздник, поэтому буду счастлива сходить с вами.

Вэнь Яо молча смотрел на неё, пока она к нему не повернулась; в тот момент он моргнул и поспешно отвёл глаза.

— Я помню, когда вы были на Юаньсяоцзе в последний раз, — сообщил он. — Я помню вас и вашу матушку. Что вы пожелали в тот год?

Нянь Цзи покачала головой:

— Я не помню, но, наверное, это были мои детские мечты. Когда я была младше, то мечтала выйти замуж за такого же хорошего человека, как мой папа. А ещё мечтала о бесконечных конфетах.

Вэнь Яо улыбнулся.

— А вы что-нибудь пожелали? — спросила Нянь Цзи.

— Я пожелал… — протянул он, но не продолжил. Кажется, он и не собирался, вдруг приняв расстроенный вид, но к тому же его перебил мальчишка из прислуги, который забежал на балкон с криками:

— Цзян-шаое! Цзян-шаое! — увидев Нянь Цзи, мальчишка бегло бросил, — Хоу-сяоцзе! — и снова, точно трамвайный звонок, затараторил, — Шаое! Там из Сидаина приехали и вас ищут! Вас Цзян-сяньшэн и тот японец с усами вызывают!

Вэнь Яо не стал медлить: в коротком прощании нежно улыбнулся Нянь Цзи и исчез в коридоре вслед за мальчишкой. Она думала обо всех его словах и чувствовала себя хорошо, а на лице её проступала естественная радость.

Вскоре Нянь Цзи услышала голоса и, слегка перегнувшись через перила, увидела внизу чёрный автомобиль и нескольких мужчин в военной форме: все, как один, в болотного цвета фуражках с символом Гоминьдана2, а самый высокий ещё и в того же цвета двубортном пальто. Вдруг мужчина в пальто воззрел вверх: им оказался Цзян Вэнь Яо. Нянь Цзи отпрянула от перил, как от раскалённого камня, и опустилась в плетёное кресло. Глубоко дыша, она вдруг заметила, что сегодня было особенно тепло и светло. И весь её оставшийся день прошёл на удивление приятно.

***

Наступил вечер праздника фонарей. Когда небо медленно заливалось розово-фиолетовым, словно смешавшаяся краска у небрежного художника, и на нём загорались первые блёклые звёзды, Сяо Е принесла Нянь Цзи ципао до щиколоток кремового цвета, почти белого, с изумрудной узорной окантовкой, что вилась, как змейка, по бокам и по косой застёжке на груди. Чуть ниже правого бедра шёл вырез по застёжке. Надев сверху короткую накидку чуть ниже лопаток и с высоким горлом, Нянь Цзи застегнула пуговицы на шее. Волосы ей Сяо Е собрала в лёгкий пучок, зафиксировав длинной светлой шпилькой, на одном конце которой вырезан был тусклый цветок, а с него, переливаясь, как жемчуг, свисал водопад серебряных недлинных подвесок.