Восточная жена

Глава 1.

Легкое покачивание, и шасси самолета мягко касаются земли. После долгого перелета всегда испытываешь облегчение. Стюардессы, словно по команде, появляются из служебного отсека, уверенно передвигаясь по салону, готовясь к посадке. Поворачиваю голову и смотрю в темное окно. Внизу раскинулся город, мерцающий огнями, словно россыпь драгоценных камней на черном бархате. Красиво, но отстраненно, как чужая сказка.

Небо искрится мириадами звезд, словно художник щедрой рукой рассыпал бриллианты по бархатному полотну ночи. Но всего через несколько часов его багрянец расчертят первые, робкие лучи рассвета. Они озарят горизонт, и город очнется от дремы под протяжный, зовущий голос муэдзина, льющийся с минарета, возвещая о начале нового дня.

— Прохладно, Вам подать шаль? — участливо обращается ко мне одна из стюардесс, когда самолет, наконец, останавливается, и я отстегиваю ремень безопасности. В ее голосе слышится искренняя забота.

— Нет, спасибо, — вежливо отвечаю я, стараясь скрыть легкую дрожь.

Девушка тут же отходит в сторону, пропуская вперед свою коллегу, которая катит за мной чемодан. Ежусь, едва переступив первую ступень трапа, и жалею о своем отказе от предложенной шали. Стоило взять, в который раз недооцениваю коварство пустыни – обманчиво холодную ночью и нещадно палящую днем.

— С приездом, госпожа, — Гафар учтиво приклоняет голову и открывает передо мной дверь автомобиля.

— Спасибо. Дома все хорошо?

— Не беспокойтесь, все в порядке, госпожа.

Как только я устраиваюсь в мягком кожаном кресле, парень бесшумно закрывает дверь, забирает чемодан у стюардессы, ставит его в багажник, и мы плавно трогаемся с места. Город постепенно просыпается, первые солнечные лучи золотом озаряют даль, изредка на пустынных улицах появляются спешащие по своим делам люди. С невольным интересом наблюдаю за проплывающими за окном пейзажами: знаю каждый поворот, каждый закоулок, помню их наизусть, но ничего не могу с собой поделать – всегда смотрю, когда возвращаюсь, словно это не моя Родина, а новое, неизведанное мне место. Тоска и предвкушение – странная смесь чувств, которые всегда охватывают меня в этот момент.

Ближе к дому картина за окном преображается: начинаются бескрайние апельсиновые рощи, раскинувшиеся по обе стороны дороги. Они смотрятся здесь особенно экзотично, словно бы не подходят для этого жаркого климата, но благодаря заботливым рукам садовников прекрасно растут и плодоносят. Воздух наполняется пьянящим ароматом цитрусовых. Еще немного – и вдали уже виден дом. Он словно притаился среди рощи, вознося свои многочисленные купола в самое небо, напоминая сказочный мираж. Машина замедляет ход, ажурные резные ворота бесшумно открываются, словно приветствуя меня. Мы въезжаем в просторный внутренний двор, выложенный драгоценной вековой плиткой, помнящей поступь многих поколений. Гафар останавливается у крыльца и распахивает дверь. Теплый порыв ветра тут же окутывает меня, словно приветствует на родной земле. В этом запахе – вся моя жизнь, все воспоминания, вся моя история.

— С приездом, госпожа, — говорит старшая служанка, Хая, а остальные в знак приветствия и почтения приклоняют головы. Их лица выражают искреннюю радость моему возвращению.

— Здравствуй, Хая. Рада тебя видеть.

— Господин сообщил о вашем приезде, мы все подготовили: кофе и ванну. Вам помочь подняться?

Киваю в ответ и замечаю легкое недоумение на лицах нескольких служанок, которые совсем недавно работают в нашем доме. Многие, кто трудится здесь давно, знали, что религиозный пост держался нами, мягко говоря, не слишком строго; мы, как однажды сказала мать Шамиля, оевропеились.

Возможно, так оно и было. Шамиль изменил меня, или, как правильнее говорить, мужчина воспитывает жену под себя – вот и он воспитал. Я стала больше европейских взглядов, чем своих родных, чем тех взглядов, в которых воспитывали родители, особенно мама. С раннего детства она приучала нас к посту и рассказывала о его значимости, о духовном очищении, о связи с предками…

— Вначале душ, Хая, а после кофе. Мне нужно взбодриться.

Женщина улыбается и открывает передо мной резную дверь. Холл сразу же встречает приятной прохладой, контрастирующей с уличной жарой.

— Госпожа, бассейн, сауна – все подготовлено. Если пожелаете, мы можем сейчас же растопить печь, — проговорила она, словно маня меня.

Я потянулась, разминая затекшие от перелета плечи. У меня была страсть, я любила баню, а после – нырнуть в ледяной бассейн. Это возвращало к жизни лучше любого лекарства.

— Спасибо, но я приму душ, а после кофе. Оставим сауну на вечер. После дальней дороги это будет самое то.

Хая приклонила голову в знак согласия и ушла в глубь дома. А я, сбросив с себя дорожную одежду, поднялась по старинной мраморной лестнице на второй этаж, где располагались спальни. Дом, как и принято, был разделен на мужскую и женскую половину, но только формально, для соблюдения приличий. Мы давно не соблюдали это разделение, следуя лишь собственным желаниям. Мой будуар состоял из просторной спальни и еще нескольких помещений, созданных для моего удобства и комфорта. Два из них являлись гардеробными, больше напоминающими небольшие комнаты, заполненные одеждой и обувью, а оставшиеся – роскошными ванными комнатами, отделанными мрамором и украшенными мозаикой. Также здесь была комната, выступающая в роли малой гостиной с уютным диваном и множеством вышитых подушек на полу, которые служили не просто украшением интерьера, а полноценной мебелью, создавая атмосферу уюта и расслабленности. Из гостиной был личный выход в небольшой тенистый сад, скрытый от посторонних глаз высокой каменной стеной и густой зеленью. Особняк был старинным и включал в себя постройки в исконно арабском стиле, позволяющие под своим кровом проживать сразу нескольким женам. Но эти времена давно прошли, и теперь здесь жила лишь я – единственная жена Шамиля.

Скинув дорожные вещи, я встала под прохладные струи воды и намылила тело ароматным мылом. Запах мускуса и амбры тут же распространился вокруг, окутывая меня и напоминая о том, что я дома. Этот запах был частью меня, моей идентичности.

Глава 2

— Будь хорошей девочкой, — эхом отозвались в голове слова Шамиля, когда я с натянутой улыбкой приветствовала старшую сестру мужа. Его фраза, словно заевшая пластинка, крутилась в моей голове весь день, заставляя меня источать показную любезность в адрес многочисленных родственников.

— Хади, — услышала я требовательный голос Фатимы и повернулась к ней. — Ты меня вообще слушаешь?

— Что ты, Фатима, конечно, слушаю. И как ты хочешь обустроить детскую? — попыталась я исправить ситуацию.

Она недовольно скривилась, и я поняла, что пропустила важную часть разговора. Быстро сообразив, я сменила тему, предложив ей контакты талантливого дизайнера интерьеров, чьи работы были просто восхитительны. Все знали о страсти Фатимы к дизайну и архитектуре. Ее тайной мечтой было учиться в этой сфере, но традиционные устои семьи не позволили ей этого. Замужество и дети считались приоритетом для восточной женщины. И сейчас она была одержима планами родить мужу дочь, ведь два сына у них уже были. "Пора и о девочке подумать", — твердила она, а я, отпивая ароматный кофе, слушала ее повторяющиеся речи, полные надежд и мечтаний.

— Простите, тетя Хади, — услышала я детский голосок и увидела рядом с собой младшего сына Фатимы, Амира, с виновато опущенными глазами и футбольным мячом в руках.

— Ничего страшного, — улыбнулась я малышу и взяла мяч. — А давай я составлю вам компанию, — предложила я, видя в этом возможность сбежать от скучного вечера. Амир смущенно переводил взгляд с меня на мяч, не зная, как ответить. — Идем, вы играли в футбол? — спросила я.

— Да, — тихо ответил он.

— Тогда и я поиграю с вами, — громче сказала я, чтобы услышал и старший брат Амира, Амин.

Сначала мальчики немного стеснялись, но уже через несколько минут мы весело резвились у бассейна под наблюдением Фатимы. Она смотрела на нас с легкой ухмылкой, но не вмешивалась до тех пор, пока не появились Шамиль и ее муж.

— Аллах! Она как ребенок, только посмотри на нее, — ядовито прошептала Фатима.

— Детям нравится, — спокойно ответил ее муж.

— Еще бы! Конечно, нравится, — почти ледяным тоном парировала Фатима. — Хади, возвращайся к нам, они прекрасно могут играть сами.

Я не ответила, а побежала за мячом, который укатился далеко в сторону. Внезапно я почувствовала, как кто-то обнял меня сзади. Знакомые руки, любимый аромат… Даже если бы я была слепой, я узнала бы его из тысячи. Я откинулась на сильное плечо Шамиля. Он легонько пнул мяч обратно к мальчикам и поцеловал меня в шею. Мурашки пробежали по коже, а внутри что-то сладко затрепетало.

— Ты обещала быть хорошей девочкой, — прошептал он мне на ухо.

— А сам? — игриво протянула я, зная, что Фатима внимательно наблюдает за нами.

Шамиль ничего не ответил, а просто взял меня за руку и повел к столу. Мы сели рядом, и мужчины тут же углубились в обсуждение деловых вопросов. Я украдкой наблюдала за детьми и делала глоток почти остывшего кофе, а Фатима с увлечением рассматривала работы дизайнера на планшете. Время тянулось медленно, пока Абдул неожиданно не объявил о своей женитьбе. Я удивленно посмотрела на Фатиму, но на ее лице не было и тени огорчения. Она улыбалась, словно не говорила еще недавно о рождении дочери и семейных планах.

— Пророк говорил, что мужчине нужна не одна жена. Я очень рада такому решению Абдула, — она произнесла это, глядя прямо на меня, словно желая подчеркнуть свою позицию. — Мы будем сестрами, это так прекрасно. Я уже подобрала золото, которое подарю его будущей жене.

Абдул благодарно улыбнулся жене, а Шамиль слегка сжал мою руку, почувствовав мое замешательство. Абдул рассказывал о семье будущей жены, Фатима активно участвовала в разговоре, а я сидела, словно парализованная, и сквозь пелену непонимания слышала обрывки их диалога.

— Хади, — легонько подтолкнул меня муж, — вставай, надо проводить Абдула и Фатиму, — прошептал он мне на ухо.

На автопилоте я поднялась и последовала за Шамилем. Я поцеловала мальчиков в щечки, обняла Фатиму, попрощалась с Абдулом и почувствовала облегчение, когда за ними закрылась дверь. Шамиль тут же заключил меня в свои объятия. Крепкие, родные, надежные. Ему не нужно было ничего говорить, его объятия говорили сами за себя. Мне было так спокойно и уютно в его руках.

— Я распорядился, Хая накрыла на крыше. Пойдем, — проговорил он через несколько минут наших теплых и молчаливых объятий.

Я кивнула в знак согласия и пошла за мужем. Служанки, завершив последние приготовления, бесшумно покинули крышу.

Мягкий ворсистый ковер, низкий столик, ломящийся от роскошных яств – от пестрых сладостей до различных видов ликеров и дымящейся турки с ароматным кофе, погруженной в песок, – и множество подушек, приглашающих присесть. Шамиль, удобно устроившись за столиком, предложил толченый перец, ликер, сахар, но я вежливо отказалась. Легкая мелодия коснулась слуха, и Шамиль, извинившись, отошел, оживленно беседуя с кем-то на английском. Оставшись одна, я медленно пила горький кофе, наслаждаясь тишиной арабской ночи, которую лишь изредка прорезал пронзительный лай бродячих собак.

Не оборачиваясь, я чувствовала его приближение, ощущая кожей тепло его тела. Шамиль опустился рядом, на мягкую подушку, и обнял меня. Такой родной… любимый… Поставив чашку с кофе на столик, я откинулась назад, положив голову ему на плечо. В тишине ночи, полной мерцающих звезд, я продолжала смотреть в темноту, а он молча обнимал меня крепко и нежно.

— Тебя сильно потрясла новость о свадьбе? — неожиданно спросил он, нарушив тишину.

— Нет, — тихо ответила я, но внутри разливалась какая-то непонятная тревога.

— Нет? И правильно. В любом случае, это только их дело.

Он провел рукой по лицу, словно стирая тень сомнения, а я, развернувшись к нему, жадно впилась в его губы. Шамиль тут же ответил, перехватывая инициативу. Поцелуй, начавшийся с нежной ласки, становился все глубже и напористее, гранича с грубостью. Еще немного – и его страсть могла причинить боль. Не разрывая поцелуя, он подхватил меня на руки, усаживая к себе на колени и крепко прижимая к себе. Его горячие ладони лихорадочно шарили по моей груди, отыскивая пуговицы. Найдя их, он начал расстегивать торопливо, иногда срывая, не прерывая обжигающего поцелуя.

Глава 3.

Зябко вздрагиваю от ледяного прикосновения ветра. Открываю глаза и понимаю, что под одеялом я совсем одна. Нет рядом Шамиля, нет его согревающего тепла. Но стоит повернуть голову, и я вижу его. В одних просторных штанах он стоит на крыше, и город лежит у его ног, словно на ладони. Бесчисленные купола минаретов, вонзаясь заостренными пиками в небеса, словно тянутся к Богу, храня тайны, непостижимые для смертных.

Нащупываю рукой заботливо оставленный рядом халат. Сбросив одеяло, кожей ощущаю всю беспощадную мощь пустынного ветра. Закутавшись в просторное, длинное одеяние, бесшумно подхожу к мужу и обнимаю его со спины. Тепло его тела окутывает, не смотря на ледяные порывы.

— Привет, — слышу его голос.

— Замёрзнешь, может, стоит надеть футболку? — шепчу, хотя сама обожаю его тело, словно изваянное древними мастерами, создававшими бессмертные памятники Рима и Греции.

— Не стоит. Лучше иди сюда. — Он быстрым движением разворачивает меня к себе и прижимает к груди, даря тепло своих объятий.

— Красиво, — шепчу я, любуясь городом, на который обрушиваются первые, обманчиво нежные проявления стихии. Легкие, обманчивые порывы холодного ветра несут в себе скрытую угрозу, хорошо знакомую местным жителям. Вдалеке слышится раскат грома, небо стремительно заволакивают темные тучи, воздух становится тяжелым, а вдали песок вздымается в маленькие спирали, которые растут и множатся.

Далекие холмы, затянутые дымкой песка, кажется, первыми встречают всю мощь приближающейся песчаной бури. Первые крупные, холодные капли дождя обрывают наши объятия.

— Надо идти в дом, — прошептал Шамиль, заглушая усиливающееся завывание ветра.

Я кивнула и первой начала спускаться по ступеням, наблюдая, как слуги спешно завершают последние приготовления к буре: плотно закрывают окна, убирают предметы, которым грозит опасность.

Зайдя на закрытую стеклянную террасу, откуда открывался вид на бушующее, разъяренное стихией пространство. Впервые тоска сдавила мне горло. В каждом завывании ветра мне слышалась боль, отчаянный зов, не только природы, но и людей. Словно мольба о помощи, а я, бессильная, заламывала руки, жаждущая тепла, которое покинуло меня, стоило мужу удалиться в кабинет. Поддавшись внезапному порыву, я вошла в его кабинет — что делала крайне редко, боясь побеспокоить — и обняла его крепко, как только могла, ища спасения от страхов и терзаний, неведомо откуда нахлынувших. Он встревоженно взглянул на меня, но позволил обнять, усадил на колени, прижал к себе так сильно, как умел только он. Когда я немного успокоилась, спросил, что меня так обеспокоило. Я не нашла слов, лишь прошептала, что мне страшно. А потом вдруг попросила, чтобы после бури мы уехали за город, в пустыню, как любили раньше. Отключили телефоны, взялись за руки и исчезли ото всех в бескрайних барханах. Вечерний закат, тепло песка, ночное небо, усыпанное мириадами ярких звезд…

— Съездим, но позже, родная, — нарушил он тишину и сладостную негу, нарисовавшуюся в моем воображении, — надо вернуться в Европу на пару дней, решить дела, а потом обязательно съездим. Если не хочешь, можешь остаться здесь, поможешь Фатиме с приготовлениями к свадьбе, а там и я вернусь.

— Нет, — почти вскрикнула я, вызвав беспокойство в глазах мужа. — Я не хочу. Мне не по душе решение Абдула, хоть это и не мое дело. Лучше я пойду соберу вещи для поездки.

— Только не вмешивайся, — приподнял он мое лицо и ждал ответа.

— Конечно, не буду, ведь я хорошая девочка, — прошептала я любимую фразу мужа и тут же ответила на его жаркий, почти болезненный поцелуй

Глава 4

Холодное стекло иллюминатора приятно обжигает ладонь, когда касаюсь его, наблюдая, как утихшая буря вновь набирает силу, закручивая маленькие смерчи из песка и пыли на земле. Благодаря этой кратковременной передышке стихии нам разрешили вылет, хотя, уверена, если бы шейх Шамиль захотел, никто бы и не посмел возразить. Впрочем, возможно, дело просто в количестве денег. У тех, у кого их больше, возможностей всегда немного больше.

Легкое покачивание, и мы начинаем набирать высоту. Город в мгновение ока становится крошечным, а затем и вовсе превращается в едва заметную точку в бескрайнем море белоснежных облаков.

— Чай, кофе, прохладительные напитки? — отрываюсь от иллюминатора и встречаюсь взглядом с безупречной девушкой-бортпроводницей. Идеально в ней все: от правильных черт лица, не лишенных красоты, до безупречной униформы и точеной фигуры.

— Сок манго, — говорю уверенно, зная, что он обязательно найдется. Мои вкусы всегда учитывают.

Девушка тут же удаляется, а я перевожу взгляд на Шамиля, который сидит напротив и сосредоточенно работает за ноутбуком. Что-то случилось, я не совсем поняла, но именно из-за этой внезапной проблемы мы сорвались с места, хотя должны были лететь лишь поздно вечером следующего дня, когда, по прогнозам метеорологов, буря должна была стихнуть окончательно. На долю секунды наши взгляды встречаются: его — сосредоточенный и задумчивый, и мой…

— Извини, — понимаю, что отвлекаю его. Слишком уж он погружен в свои мысли.

Легкий кивок, и он вновь исчезает за экраном, быстро перебирая пальцами по клавиатуре. Я возвращаюсь к иллюминатору. Облака, словно верные спутники, сопровождают наш самолет, создавая иллюзию, что стоит лишь открыть окно, и можно дотронуться до их мягкой, белоснежной поверхности.

— Ваш сок, — девушка ставит передо мной стакан, ненавязчиво интересуется насчет ужина, но я отказываюсь, прошу принести плед и откидываю спинку кресла, устраиваясь поудобнее. Беру в руки планшет для рисования. Этот подарок Шамиля, как и его разрешение рисовать все, что душе угодно, особенно людей. Почему-то именно сейчас вспоминается случай, когда впервые нарисовала маму, а она, как и отец, отругали. Будучи глубоко верующими мусульманами, они поддерживали строгие заветы пророка, и изображение человеческого лика считалось страшным грехом. А потом, не знаю почему, мне просто запретили рисовать. После ударов стопкой карандашей по пальцам от матери я забросила это занятие. Спустя годы, уже после свадьбы, осмелилась снова взять в руки карандаш. Не знаю, что меня подтолкнуло, но я решила нарисовать Шамиля. Это были первые дни нашей совместной жизни. Когда он увидел рисунок, я была готова к гневу, но он ничего не сказал. А вечером мне привезли все необходимое для рисования: множество карандашей, мольберт. Позже, с появлением планшетов для рисования, и его. Четкие штрихи, и на экране начал проступать знакомый профиль мужа. Он работал, а я украдкой поднимала на него глаза, завершая портрет.

Легкий щелчок… Я не понимаю, что происходит. Где я? Почему так темно? Ведь совсем недавно было светло, я рисовала…

— Тихо, не дергайся, свалимся с трапа, — слышу знакомый голос и расслабляюсь. — Осталось пару ступеней, и мы будем в машине.

Удобно откидываюсь на груди Шамиля и лениво осматриваю посадочную полосу, освещенную фонарями, которые причудливо отбрасывают длинные тени.

— Добрый вечер, господин, — здоровается водитель и даже бровью не ведет, видя меня на руках своего хозяина, словно так и должно быть. Открывает дверь, ждет, пока мы сядем, и только потом занимает свое место за рулем. Машина плавно трогается с места.

Глава 5

— Приехали, — нежно коснувшись виска губами, прошептал Шамиль, приподнимая меня, со своего плеча. Выйдя из машины, он подал мне руки.

— Иди ко мне, — прозвучало как заклинание, и я повиновалась, оказавшись в его объятиях. Работники дома, склонив головы в приветствии, потупили взгляды. А я наслаждалась. Пусть Шамиль носил меня на руках не впервые, каждое прикосновение его рук дарило ощущение сказки, превращая в принцессу.

— Я сама, — попыталась я остановить его, когда он направился к винтовой лестнице.
— Не ерзай, — его палец коснулся моей губы, — мешаешь идти.
Замерла, обвила его шею руками, вдыхая любимый аромат сандала. Комната встретила тишиной, прохладой и полумраком, лишь тонкий серп луны прочертил полоску света на полу. Шамиль бережно опустил меня на кровать.
— Сейчас, маленькая, — укрыл одеялом, присел рядом, перебирая мои волосы. — Хади, мне срочно нужно уехать по делам, но как же не хочется…

— Не уезжай, — провела пальцами по его руке. Он нахмурился и, переложив мои волосы на подушку, исчез в ванной. Звук льющейся воды убаюкивал, но сон оказался сильнее. Прогиб матраса, теплые объятия… Я почувствовала их сквозь дрёму, прижалась к его груди, ощутила поцелуй в плечо и улыбнулась.
Проснувшись, повернулась и поняла, что в кровати одна. Лишь тепло простыни говорило о том, что Шамиль был здесь совсем недавно. Уехал ли он ночью? Я так и не поняла.

«Так не хочется», — всплыли в памяти его слова. Потянувшись, села на кровати и увидела на кресле коробку, сразу привлекшую внимание. На ней лежала записка. «Будь готова в семь вечера. Надень платье и туфли».
Сорвав бант, обнаружила еще две коробки. В одной — туфли от известного бренда: черные босоножки на тонкой шпильке. Во второй — платье. Развернув шелковую ткань, я замерла. Цвет был прекрасен, но больше всего шокировало другое — отсутствие белья, предусмотренного для этой модели. Щеки вспыхнули, ладони вспотели. В этом весь Шамиль: смелый, презирающий чужое мнение. Словно змей-искуситель, он любил развращать меня.
«Хочу тебя настоящую», — вспомнила я его слова, сказанные после предложения руки. «Будь настоящей, говори и делай то, что тебе нравится. Не будь заложницей воспитания и родительских установок. Я хочу видеть тебя живой. Не бойся говорить, не бойся быть собой».
Отложила платье, но тут же взяла его снова, приложила к себе. Графитовый цвет подчеркивал загар. И без примерки было ясно — сядет идеально, словно вторая кожа.

«Не смогу», — решила я, пытаясь сложить его обратно, но тут осознала, что спина будет открыта. Это стало еще одним потрясением. Я не привыкла, не умела носить открытые вещи. Это словно прививка, полученная в детстве. Хотя Шамиль говорил, что мне идет, и, честно говоря, я и сама это видела — фигура позволяла. Наверное, такие вещи идут всем… Вновь залилась краской, представив себя без белья… Быстро убрав платье, спустилась вниз. Дом был полон контрастов: ни намека на восток, светлые тона, уютные диваны, белоснежная столовая с ароматным завтраком. Подошла к столу, и даже еда казалась контрастной: яичница, тосты с авокадо и кофе. Позавтракав, ушла загорать на задний двор, но мысли о платье не давали покоя. Стыд обжигал щеки при мысли о том, как буду его надевать. Отпила холодный коктейль, бросила взгляд на часы и закусила губу. Пять вечера.
«Может, стоит попробовать?» — прошептала я и сделала еще глоток напитка, который должен был успокаивать, но справлялся плохо.

Глава 6

Почти крадучись, я проскальзываю в комнату, и взгляд тут же цепляется за коробку. Она нетронута, несмотря на недавнюю уборку…

Открываю ее, осторожно извлекаю платье и подношу к себе, любуясь отражением в огромном зеркале. Закусываю губу, в душе просыпается та маленькая девочка, которой так хочется бунтовать и в то же время страшно.

"Будь собой… плачь, смейся, улыбайся. Только делай это, когда хочется, только тебе". Слова Шамиля настойчиво стучат в голове, словно набат. "Оторвись от устоев…" В первые годы брака он часто говорил со мной, высвобождал, помогал мне стать по-настоящему живой, а, возможно, и развращал. Правильно ли это было? Не знаю… сложно сказать. Возможно, мы жили неправильно, а может, и нет. Я привыкла к тому, что нас не понимали. Шамиль мог подойти и обнять меня, например, в присутствии сестры, и та кривила свои красивые, пухлые от природы губы… Но удивительно было то, что никто не смел ничего сказать, остановить его…

Кусаю губы, ощущая солоноватый привкус крови на языке, и решаюсь. Сбрасываю белье и облачаюсь в платье. Красиво… даже слишком, я не ожидала такого эффекта. Длинный подол визуально вытягивает силуэт, ноги кажутся бесконечными, хотя и от природы не короткие. Разрез сбоку почти обнажает колено, даря свободу движениям, а открытая спина обдает легкой прохладой, или это все-таки страх…Рассматриваю себя в зеркале и понимаю, что отсутствие белья незаметно – ткань платья скрывает все тайны. Даже если сильно постараться, ничего не увидишь, все в рамках приличия, если не считать разреза и открытой спины. И тут я понимаю, что бунтарство берет верх, и если мне можно, то почему бы не взять это от жизни? Снова изучаю свое отражение, решаю, что с волосами, как обычно, ничего делать не буду. От природы густые и прямые, их достаточно просто расчесать – чем я всегда и пользовалась, хотя в детстве мечтала о кудрях. Глупо, наверное, ведь мы все мечтаем о том, чего у нас нет.

Наношу тон, рисую стрелки и подчеркиваю губы темной помадой. "Шамиль не любит…" – возникает в голове, а мне нравится. Он любит, когда я делаю то, что мне нравится, а себе я нравлюсь именно такой.

Бросаю последний взгляд в зеркало, разворачиваюсь на каблуках и, покидаю комнату. Спускаюсь вниз, уже собираюсь набрать Шамиля, но тут ко мне подходит одна из служанок.

— Госпожа Хади, Шамиль-бей ожидает вас во дворе.

— Благодарю, — отвечаю девушке и выхожу из дома.

Шамиль стоит, облокотившись о бок черного внедорожника. Заметив меня, он словно раздевает взглядом. От этого взгляда внутри разливается жар. Глубоко вдыхаю и заставляю себя сделать первый шаг. Под этим испепеляющим взглядом кажется, еще шаг — и Шамиль набросится, растерзает меня. Но я все равно иду к нему. Признаться, мне нравится это острие, эти бурлящие эмоции. Горячо и страстно… по-другому мы не умеем. Он сделал меня такой, а я была слишком юна и воспитана в строгости… или, может, просто не хотела возражать. Острие и пламя…

Не успеваю сделать последние шаги, как одним резким движением Шамиль притягивает меня к себе, сжимает так сильно, что я ощущаю боль в ребрах, но взгляда не отвожу. В его глазах — такая страсть, такое неподдельное обожание. Он смотрит еще мгновение, а потом обрушивается на меня поцелуем. Жарким, как и его взгляд. Сразу же чувствую вкус крови, и это, кажется, лишь распаляет его еще больше. Зарываюсь пальцами в его волосы и чувствую, как его рука скользит к моему бедру, оголенному вырезом платья. Становится не по себе: все-таки мы во дворе, а там слуги…

Шамиль, почувствовав мое смятение, опускает платье и убирает руку.

— Красивая… Крышу сносит, — почти рычит он, стирая капли крови с губы и пробуя их на вкус. — Садись, нам пора ехать, опаздываем.

Сажусь на пассажирское сиденье, Шамиль занимает водительское. Заводит машину, и мы быстро покидаем двор, набирая скорость на трассе. Смотрю в окно, пытаясь угадать, куда мы едем, но вопросов не задаю. Хочу сюрприз, ловлю себя на этой мысли.

Когда подъезжаем к загородному комплексу, я еще больше теряюсь в догадках. Небольшое количество элитных машин ни о чем не говорят. Смотрю на мужа с немым вопросом, но он словно не замечает его. Выходит из машины, открывает дверь с моей стороны, протягивает руку, и я вкладываю свою ладонь в его.

Идем рука об руку по небольшой аллее к двухэтажному зданию.

— Это благотворительный вечер, посвященный детям с онкологией, — сообщает Шамиль, когда мы располагаемся за небольшим круглым столиком.

Хмурюсь. Не люблю онкологию… особенно у детей.детей.

Официант останавливается возле нас с подносом алкогольных напитков. Шамиль берет для нас: себе виски, мне — шампанское. Сам делает глоток, а я не трогаю бокал. Не люблю алкоголь, хотя выпить могу. Все попробовала с ним, и алкоголь тоже…

После того как официанты разнесли напитки, зал начинает быстро заполняться людьми. Ощущаю голодные мужские взгляды на себе, они не стесняются рассматривать меня, становится неуютно, гадко…

Шамиль тут же чувствует перемену в моем настроении. Обнимает меня, прижав крепко к себе. Сразу становится уютно, по-домашнему и чертовски все равно на всех присутствующих.

Глава 7.

Свет гаснет, и в полумраке на небольшом возвышении возникает фигура мужчины с микрофоном, подсвеченная одиноким лучом софита.
— Добрый вечер, дамы и господа, — тянет он слова, обводя взглядом зал, словно выискивая кого-то. Затем объявляет об открытии благотворительного вечера. И тут же за его спиной на огромном экране вспыхивают детские лица. Каждая история — словно удар под дых: где-то рассказывает ведущий, где-то мелькают трогательные видео от близких этих маленьких ангелов. Сердце сжимается от боли, а спину жжёт от недвусмысленных взглядов мужчин в зале. Хочется обернуться и спросить: "У вас совесть есть?" Но молчу, лишь сильнее вжимаюсь в Шамиля, пытаясь обнять себя руками — так спокойнее, так, мне кажется, я меньше привлекаю их внимание.

В этой попытке чувствую, как Шамиль отпускает меня из своих объятий. Сглатываю, собираясь сказать, но ощущаю на плечах его пиджак. Он накидывает его сверху, и сразу же до меня доносится аромат его духов, становится так легко, словно я в домике, спрятана от этого мира.

Он обнимает меня со спины, чуть выставив вперед, и с каким-то безразличием наблюдает, как присутствующие выкладывают пачки денег. Волнует ли его это? Вызывает ли интерес? Невозможно понять — он словно застывший сфинкс, не выражающий ни единой эмоции. Лишь теплые прикосновения к моей талии подтверждают, что он рядом.

Многие наперебой поднимают руки, подзывая к себе девушек с подносами, чтобы положить деньги. Это уже не благотворительность, а соревнование: кто больше выложит.

В разгар этих бурных обсуждений Шамиль поднимает руку. Девушка с улыбкой направляется к нам, и тут же все взгляды обращаются на нас, словно по сигналу. Он достает ручку и выписывает чек, передает его девушке. Глаза ее округляются. Шамиль холодно прячет ручку в пиджак, и ведущий объявляет:

— К нашему пожертвованию присоединился шейх Шамиль аль-Фераджи, младший сын…

Последние слова тонут в шуме, да они и не важны.

— Господин шейх пожертвовал… — звучит сумма, которая вызывает взрыв удивления. Кто-то даже присвистывает. Шамиль берет мою руку, и мы спокойно покидаем зал. Он идет немного впереди, а я за мужем. Он уверенно рассекает толпу, которая расступается перед ним. Многие опускают глаза под его бешеной энергетикой. Так было всегда — ему никто не перечил. Мы быстро проходим аллею, оставляя позади и зал, и людей в нем.

— Подай машину, — отдает распоряжение Шамиль одному из работников. — Ты замерзла? Руки ледяные.

— Нет, все хорошо, — отвечаю с легкой улыбкой. Всегда, когда волнуюсь, руки леденеют. Такая вот у меня особенность. А в этом зале я была словно на иголках.

— Шамиль, какая встреча! — слышу мужской голос и поворачиваю голову. Неподалеку от нас останавливается моложавый блондин в не менее дорогом костюме, с исконно европейской внешностью.

— Здравствуй, Алекс, — муж отпускает мою руку и пожимает руку приятеля.

— Уже уезжаешь?

— Да, делать там больше нечего, — говорит тот спокойно, не стесняясь.

Мужчина ничего не говорит на последние слова Шамиля.

— Познакомишь со своей очаровательной спутницей?

Поднимаю глаза. Хоть Алекс и не смотрит на меня так, как мужчины в зале, я вызвала у него интерес.

— Да, Хади, моя жена.

Глаза Алекса загораются. Он берет мою руку, целует ее. Я хлопаю глазами от неожиданности. Вроде бы ничего выходящего за рамки вежливости, но как-то слишком откровенно…

Мужчина смотрит на мое платье, скрытое пиджаком, и его взгляд задерживается на моей груди. Краснею, понимая, чем вызван его интерес. Мозг твердит: "Все хорошо, ничего не видно, ткань довольно плотная". Но волнение берет верх, хочется укрыться.

— Алекс, — говорит он. — Очень рад нашему знакомству, много о вас слышал, но в жизни вы прекраснее. Вам так идет это платье, боюсь предположить, какой восточной красавицей вы предстаете в нарядах родного востока.

Не знаю, что ответить. Ответить — неправильно… сказать спасибо? Будет ли это уместно? С детства учили: нельзя разговаривать с посторонними мужчинами…

— Спасибо, — говорю, не поднимая глаз. Ощущаю, как Шамиль берет мою ладонь в свою.

— Увидимся еще, спешим.

— Да, конечно.

Мужчины кивают друг другу, и мы садимся в автомобиль. Машина, словно зверь, рвется вперед, пронзая вечерний город огнями. Неоновые росчерки подсветки играют на стеклах, бросая причудливые тени, смешиваясь в калейдоскопе ярких бликов.

— Проголодалась? — неожиданно Шамиль берет мою руку и нежно касается губами костяшек.

— Нет, — отвечаю поспешно. Не хочу в ресторан. Опять эти чопорные залы, любопытные взгляды… Сегодня мне их и так с избытком хватило. А еще это платье… Без белья… От одной мысли щеки вспыхивают предательским румянцем.

— Хорошо, — слышу его голос, не поворачиваясь.

Пейзаж за окном становится все более узнаваемым, и вот мы въезжаем во двор. Выскальзываю из машины, мечтая лишь об одном: скорее бы добраться до дома, сорвать это платье и смыть душем всю эту вечернюю мишуру. Больше никогда… Никаких платьев без белья. Я все-таки не настолько раскована…

— Моя скромняшка, — Шамиль притягивает меня к себе и целует в шею, обжигая кожу. Замираю. Как же хорошо он меня знает! — Куда сбегаешь?

— В душ…

— Душ? — тянет он, но объятия не ослабляет. — К черту душ!

Его поцелуи становятся требовательнее, напористее, и пиджак, сброшенный небрежным движением, падает к нашим ногам.

Вырывается тихий стон, но попытка отстраниться тщетна. Его хватка крепка.

— У меня есть идея получше.

Не успеваю ничего ответить, как он подхватывает меня на руки. Инстинктивно вцепляюсь в его плечи, понимая, что он несет меня к нашему личному пляжу. У самой кромки воды он опускает меня, расстегивает ремешки босоножек. Легкий морской бриз ласкает кожу, а теплая вода обволакивает ступни, словно парное молоко. Улыбаюсь и делаю шаг вперед. В воздухе витает пьянящий аромат соли и водорослей. Шамиль берет меня за руку, и мы все глубже погружаемся в ночную стихию. Отсутствие белья ощущается особенно остро, и щеки снова пылают. Взгляд мужа становится все темнее, пронзительнее, прожигая насквозь.

Глава 8.

Солнечный луч, проникающий сквозь неплотно сомкнутые шторы, коснулся лица, пробуждая ото сна. Нежась в остатках дрёмы, потянулась, и шелковистая ткань одеяла скользнула вниз, обнажая плечо. Легкий румянец смущения тронул щеки, и я поспешила вернуть ускользнувшее тепло. В памяти вспыхнули картины прошлой ночи: шум прибоя, лунная дорожка на море и мы… Сладостная истома, знакомым теплом разливающаяся внизу живота, напомнила о себе. Прикусив губу, взглянула на пустую половину кровати. Шамиля уже не было, но даже сквозь сон я чувствовала, как он уходил. Комната, простынь, подушка – всё ещё хранили его аромат. Перекатившись на его сторону, утонула в подушке, обнимая её, словно вновь оказалась в его крепких и надежных объятиях.

Взгляд зацепился за небольшой поднос, одиноко стоящий на туалетном столике. Завернувшись в простынь, поднялась и подошла. Кофе с фисташковым пирожным… и маленькая записка, исписанная знакомым, чуть округлым почерком. «Люблю», – гласила лаконичная надпись. Улыбка, робкая и счастливая, как у маленькой девочки, расцвела на губах. Сделала глоток остывшего кофе, откусила кусочек невероятно нежного пирожного. Закрыла глаза от удовольствия, готовая простонать: «Боже, как вкусно!»

Пирожное таяло во рту, как и таяли остатки сна. Быстро переодевшись, спустилась вниз. Девушки заканчивали утреннюю уборку. Поздоровавшись, заверили, что скоро закончат.
– Не торопитесь, – ответила я и вышла во двор. На парадном дворе маячили силуэты охранников. Прошла на задний двор и сразу услышала тихий шелест волн. Еще несколько шагов – и передо мной открылось бирюзовое, лазурное море, совсем не такое, как вчера. Ветер гнал быстрые волны, которые добегали до моих ног и щекотали кожу прохладными брызгами, являя собой очередной контраст этому утру. Почему-то вспомнилось «парное молоко».

Обернулась в сторону дома. Мне показалось, что кто-то стоял у входа… показалось? Нет, в мою сторону кто-то быстро приближался. Еще несколько шагов – и я узнала Зухру, одну из работниц.

– Госпожа Хади, Шамиль-бей не может до вас дозвониться. Просил передать вам телефон.

Кивнув в знак благодарности, взяла телефон и отошла подальше от моря, чтобы лучше слышать.

– Хади, – услышала я шум на другом конце провода. Казалось, гудел двигатель или какой-то транспорт, и Шамиль пытался говорить громче. – Мне нужно уехать. На шахте произошел обвал. Надеюсь, успею все решить за несколько дней до свадьбы. Если нет, то вылетишь одна, а я позже, не теряй меня. Господин, к вылету все готово, – услышала обрывки фраз, адресованных кому-то еще, и связь прервалась.

Сжала телефон в руке, мечтая, чтобы он успел вернуться, чтобы мне не пришлось лететь одной, и принимать участие в приготовлениях к этой свадьбе, которая почему-то тревожила меня, словно предвещала что-то незнакомое, что-то пугающее

Глава 9

Не всем желаниям суждено сбыться… Поднимаясь по гулким ступеням трапа, я ощущала, как в душе сплетаются противоречивые чувства: томящая тоска, смутный страх и нечто неопределённое, что ускользало от понимания.

— Добро пожаловать, госпожа Хади, — прозвучал приветливый голос бортпроводницы.

— Рады видеть вас на борту, — подхватила вторая девушка, стоявшая чуть поодаль.

Я едва заметно кивнула в ответ и, опустившись в кресло, застегнула ремень.

— Чай, кофе, прохладительные напитки? Вылет немного задерживается, госпожа. Ориентировочное время ожидания — пятнадцать-двадцать минут.

— Спасибо, я… — начала было я, но внезапно телефон разорвал тишину салона. На экране высветилось имя звонившего: «Фатима».

Невольно скривившись, я ответила:

— Салам алейкум, — произнесла я приветствие.

— Здравствуйте, Хади, — сдержанно отозвалась Фатима. — Надеюсь, я успела и ты ещё не вылетела?

— Почти. Готовимся к вылету.

— Хади, поменяй маршрут. Я очень жду тебя в Фесе.

— Фес? — переспросила я, удивлённая.

— Да.

— Но… — не успела я договорить, как Фатима перебила меня:

— Какие проблемы? Самолёт личный. В Фесе жильё у тебя есть. Жду тебя, дорогая.

Связь прервалась, и я, поджав губы, подумала, что отсидеться в стороне, видимо, не получится.

— Принесите бокал белого, — обратилась я к стюардессе. — И поменяйте маршрут. Мы летим в Фес-Саис.

— Да, конечно, — ответила девушка.

Сделав глоток вина, я устремила взгляд в иллюминатор. На соседний борт прибывали пассажиры, а мы всё ещё стояли, ожидая, пока пилоты свяжутся с аэропортом и запросят разрешение на изменение маршрута. В тревоге заламывая пальцы, я подумала, что ещё немного, и я уже парила бы в небе, а так — меня ждёт день, проведённый с Фатимой.

— Через пару минут пойдём на взлёт, пристегните ремень, — услышала я голос пилота.

Кивнув, я вновь застегнула ремень и стала ждать. Вскоре самолёт плавно оторвался от земли. Допив второй бокал вина и отставив его в сторону, я почувствовала лёгкое головокружение. Однако вместе с ним ушли сомнения и тревоги, стало легче, мысли отпустили меня. Прикрыв глаза, я укуталась в мягкий плед и погрузилась в зыбкое состояние полусна, когда вроде бы спишь, но всё равно слышишь и понимаешь происходящее.

Лёгкие толчки вывели меня из дремоты. Открыв глаза, я увидела очертания Феса. Он был прекрасен, словно на ладони, утопающий в белоснежном море облаков, среди которых, как острые шпили, вздымались минареты бесчисленных мечетей старого города. Чем ближе мы подлетали, тем отчётливее становились здания, и они увеличивались в размерах.

"Зелёный город Марокко, скрытый под тонкой вуалью, заглянет тебе в душу и больше не отпустит…" — внезапно вспомнились мне слова из туристического путеводителя по Фесу. Каждое слово было правдой. Фес был именно таким — сердцем Марокко, древней столицей и центром мусульманского мира. Мне вдруг захотелось затеряться в лабиринте его узких улочек, открыть его заново, словно любопытный турист…

Вынув несколько пластинок жевательной резинки из упаковки, я положила их в рот, чтобы наверняка скрыть запах алкоголя. Страха не было. Я знала, что многие подозревали о моём знакомстве с вином, но одно дело — подозрения, и совсем другое — видеть и знать наверняка…

— Госпожа Хади, от лица всего экипажа рады приветствовать вас на родной земле. Погода за бортом — плюс тридцать градусов, — услышала я объявление капитана. — Будем рады видеть вас снова.

Улыбнувшись, я отстегнула ремень, поправила лёгкий платок на голове и посмотрела на девушку-проводницу, которая заканчивала последние приготовления. Направившись к выходу, я поморщилась. У трапа меня ждала Фатима, встречу с которой я надеялась отложить до вечера, а лучше — на следующий день.

— Здравствуйте, Хади, — женщина тут же заключила меня в объятия. — Очень рада тебя видеть.

Выдавив улыбку, я обняла её в ответ, радуясь, что не забыла про жевательную резинку.

— Столько дел, ничего не успеваю, — причитала Фатима, как только мы уселись в машину. — Нужно золото купить, проверить размещение гостей…

Откинувшись на спинку сиденья, я поймала себя на том, что не слушаю Фатиму. Мне было неинтересно. Возможно, дело было в выпитом вине, а возможно, просто я её не понимала, и мне были безразличны её разговоры о поварах, золоте и гостиничных номерах. Я бы скорее сошла с ума, чем приняла участие в подготовке к свадьбе своего мужа…

— Ну же, Хади, выходим, — немного обиженно протянула родственница, когда машина остановилась у ювелирного магазина.

Я вышла следом за ней, словно на автопилоте. Работники магазина расшаркались перед нами, усаживая в резные кресла и предлагая самые дорогие и изысканные украшения. Фатима с увлечением рассматривала их, будто выбирая для себя, а я смотрела в окно, изредка вставляя вялые реплики в её речь.

— Принесите кофе, — неожиданно распорядилась Фатима. — Выпей, Хади, взбодрись, ты словно не со мной.

"Как ты права", — подумала я, но лишь улыбнулась в ответ и сделала глоток ароматного напитка.

— Заверните всё, что я отложила, — наконец сказала сестра Шамиля, и я мысленно ликовала. Каждое действие, каждый диалог, всё это причиняло мне острую боль. Хотелось спросить: понимает ли Фатима, чему она действительно радуется, чего хочет? Нормально ли всё это? Или это я какая-то неправильная, поломанная?.. Ведь женщина Востока должна хорошо относиться к жёнам своего мужа, дружить с ними, быть сёстрами, но эти постулаты обжигали моё сердце, словно клеймо, чужеродные и непонятные… Я не признавала их, не понимала и не принимала.

— Рашид, сейчас давай в квартиру к Шамилю, завезём Хади. Дорогая, отдохни, — Фатима погладила меня по руке, оценивающе взглянув. — А завтра встретимся и продолжим, поможешь мне.

— Как ты хорошо придумала, — искренне произнесла я. — Мне было неловко признаться, что я устала.

— Конечно, отдыхай.

Машина остановилась у элитной многоэтажки. Я чмокнула золовку в щёку и покинула салон. Сказать, что дышать стало легче, — не сказать ничего. Охрана кивнула в знак приветствия, открывая двери. Я вызвала лифт, поднялась на четырнадцатый этаж и оказалась в огромной панорамной квартире. Тишина оглушала. Сбросив одежду, направилась в душ. Прохладные струи воды приятно стекали по телу, смывая этот день и все воспоминания о нём.

Глава 10

Утро началось сумбурно, с первыми ранними лучами оно принесло Фатиму и не разъединило нас и по сей час. Избавиться от неё сегодня оказалось невозможным. Приходилось сопровождать её по бесконечным магазинам, кивать и выдавливать на лицо подобие безмятежной улыбки. В конце концов, это её личное дело – так бурно радоваться предстоящей свадьбе мужа. Мне просто не понять.

Делаю глоток обжигающего кофе и наблюдаю, как она выбирает наряды для будущей невесты. Пеньюар, полотенца… и внезапно подкатывает тошнота. Тягучая, горькая тошнота, обволакивающая язык.

Поднимаюсь. Словно из ниоткуда передо мной возникает одна из консультантов.

– Где уборная?

Она, не смея перечить, провожает меня в небольшую, но безупречно чистую комнату с раковиной, зеркалом и туалетом. Открываю кран, умываю лицо. На мгновение становится легче, пока я не поднимаю глаза и не вижу своё отражение. Из зеркала на меня смотрит затравленная, бледная девушка, лишь отдалённо напоминающая меня прежнюю. Нет и следа от былого азарта, что переполнял меня пару дней назад в Европе, когда я, без стеснения, примеряла темное платье на голое тело. Острая, режущая боль пронзает грудь, и в голове впервые чётко формулируется вопрос, который зрел, формировался уже давно, но я отгоняла его, боялась признаться себе: а что, если Шамиль захочет жениться…? Взять себе вторую жену, ведь им позволено иметь до четырёх жён и наложниц…

Кусаю губы до крови, чувствуя металлический привкус во рту. Тошнота усиливается. Всё смешивается в один болезненный, невыносимый ком. Судорожно ищу в сумке телефон. Одно касание, и в трубке раздаются долгожданные гудки, но они тонут в тишине. Шамиль не отвечает. Такое случается редко, но прежде никогда не вызывало во мне такой паники. Телефон отключается, а я набираю номер снова, ,кажется, если он не ответит, я умру.

Подавляя всхлип, сползаю по стене и сажусь на прохладный кафель, обжигающий холодом.

– Малышка, ты чего? Хади! – Слышу ругательство на арабском, что для Шамиля большая редкость. Не знаю, его ли это стиль, или что-то личное, но он почти никогда не позволяет себе сквернословие.

До меня медленно доходит, что он взял трубку.

– Хади, – снова слышу его обеспокоенный голос, и что-то тёплое разливается внутри.

– Да, – шепчу я.

– Что случилось? Что с голосом?

– Пообещай, что никого не будет.

– Чёрт, не надо было тебя одну отпускать. Ты где? С Фатимой?

Он осыпает меня вопросами, а я сижу на полу и жду заветного ответа, ради которого и позвонила. Вот он, закон востока, вторая, третья, четвёртая… Они обязательно появятся. Вопрос только во времени.

– Ты не ответил, – возвращаюсь к своему вопросу.

– Я тебе когда-нибудь врал?

– Нет.

– Тогда не забивай себе голову. Мы говорили с тобой, это дело только Абдула и Фатимы. Я не собираюсь брать никаких жён, мне хватает тебя, только тебя. А теперь встань с пола, назови мне адрес, я отправлю людей, тебя заберут, а я приеду вечером. Слышишь меня, малышка? Завтра вечером, и мы поговорим. Хади?

Киваю головой, словно он может меня увидеть.

– Будь хорошей девочкой, называй адрес и вставай, холодный пол не для тебя.

Медленно поднимаюсь, называю адрес. Говорю Шамилю, что перезвоню, хочу умыть лицо, хотя он не очень хочет отключаться, но с моим доводом соглашается и вешает трубку. Умываю лицо, ищу в сумке солнечные очки и выхожу из магазина, где меня уже ждёт машина и знакомый водитель Орхан. Но когда я сажусь в салон, то через некоторое время понимаю, что едем мы совсем не в квартиру.

Глава 11

Холодок пробегает по коже, когда осознаю, куда мы приехали. Здесь я мечтала оказаться меньше всего. Родовое гнездо Шамиля, ослепительно роскошный особняк, возведенный еще при династии Мулаев. Величественное, историческое здание, пропитанное духом ушедшего Востока. В этих стенах родился Шамиль. Его мать любила рассказывать эту историю в первые годы нашей совместной жизни, когда мы еще были близки, даже, пожалуй, дружили…

— Орхан, — обращаюсь к водителю.

— Дом пуст, только слуги, — перебивает он, и я облегченно вздыхаю.

Не то чтобы я не хотела видеть родителей мужа, но сейчас любое общение было бы непосильным бременем. Особенно разговоры о грядущей свадьбе, восторг по поводу расширения семьи дочери. Это выше моих сил, я не понимаю и, вероятно, никогда не пойму такого.

Водитель распахивает передо мной дверцу автомобиля. Я выхожу и, миновав небольшой двор, выложенный старинной темной плиткой и утопающий в тени эвкалиптов, оказываюсь у входа. Роскошь дворца обволакивает с первых шагов.

Его стены, словно тончайшее кружево, вырезанное из слоновой кости и инкрустированное лазуритом, мерцали в лучах солнца, проникающих сквозь панорамные окна, отражая бесконечную синеву неба. Аромат благовоний, тягучий и сладкий, витал в воздухе, смешиваясь с шепотом фонтанов, чьи струи, словно нити жемчуга, падали в бассейны, усыпанные лепестками роз.

Внутри дворца, в тенистом великолепии залов, можно было заблудиться в лабиринте шелковых ковров и расписных потолков. Каждый зал – отдельная история, рассказанная языком орнаментов и фресок, повествующая о победах и поражениях, любви и предательстве, о жизни, бьющей ключом в этом оазисе роскоши.

Сердцем дворца была Тронная зала, где на возвышении из оникса покоился трон, украшенный драгоценными камнями. Здесь, в окружении слуг и визирей, восседали правители, вершители судеб, чье слово было законом. Но даже они, властелины этого великолепия, были лишь песчинкой в бушующем море времени, а дворец, как и все на свете, был обречен на забвению. Легенды, словно отголоски былого величия, будут шептать об этом Восточном дворце, пока ветер не развеет последние песчинки памяти.

— Добро пожаловать, Хади-султан, — услышала я мелодичный голос, прервавший мои размышления.

— Здравствуй, Зулия. Спасибо.

— Господин распорядился подготовить для вас покои и ужин. Где накрыть стол? В саду, в голубой гостиной, принести в покои? Или накрыть на крыше?

— Подготовь все в саду, но вначале я хочу принять душ.

— Бассейн и баня подготовлены, госпожа.

Киваю в знак благодарности молодой, но любимой служанке матери мужа. Только благодаря этому Зулия, такая юная и неопытная, распоряжается всем в этом особняке.

Прохожу через резные арки и попадаю в хаммам. Его архитектура гармонично вписывается в роскошь особняка и поражает своей изысканностью. Мраморные стены, мозаичные панно, куполообразные потолки, украшенные звездами, – все это создает атмосферу роскоши и умиротворения. В центре располагается «гебек таши» – большой подогреваемый мраморный камень, где можно расслабиться и полежать.

В «согуклюк» – предбаннике – оставляю вещи и вхожу в парильню. Температура здесь достаточно ощутимая, но запахи благовоний окутывают, словно погружая в легкий транс.

Одна из служанок, склонив голову, держит в руках специальную рукавичку из жесткой ткани для пилинга. Ложусь, и девушка принимается усердно тереть кожу, удаляя омертвевшие клетки, стимулируя кровообращение и улучшая ее текстуру. После пилинга следует мыльный массаж, который выполняется с использованием натурального оливкового мыла и большого количества пены. Массаж расслабляет мышцы, и я ощущаю, как почти проваливаюсь в легкий сон, из которого меня пробуждает сама девушка.

Сонно потирая глаза, иду в прохладные воды бассейна, который приятно холодит кожу, немного плаваю, а после покидаю восточную баню и выхожу в сад.

Восточный сад – это не просто место, это портал в мир гармонии и умиротворения. Каждая деталь здесь продумана до мелочей, каждый элемент несет в себе глубокий смысл и историю. Когда вступаешь на усыпанную мелким гравием дорожку, сразу ощущаешь, как время замедляется, а суета внешнего мира остается за пределами изящной бамбуковой ограды.

В самом сердце, у извилистого пруда с кокетливыми карпами кои, раскинулась плакучая ива. Ее длинные, ниспадающие ветви словно шепчут древние сказки, а отражение в гладкой воде создает ощущение нереальности происходящего. Вокруг пруда, словно рассыпанные драгоценности, алеют, розовеют и белеют цветы.

Пионы, с их пышными, многослойными бутонами, символизируют богатство и процветание. Нежные орхидеи, словно экзотические бабочки, привносят в сад нотки изысканности и утонченности. А цветущая сакура, с ее мимолетной красотой, напоминает о бренности бытия и необходимости ценить каждый момент.

Аромат цветов пьянит и кружит голову. Тонкий, едва уловимый запах жасмина смешивается со сладким благоуханием глицинии, создавая неповторимую симфонию ароматов. Легкий ветерок доносит до слуха мелодичное журчание воды из бамбукового фонтанчика, а пение птиц добавляет саду еще больше очарования и гармонии. В отдалении накрыт небольшой столик с едой. Он словно притаился и старается не выбиваться и не нарушать первозданность творения этой красоты. Сажусь в резное кресло, отпиваю глоток кофе и ощущаю такую легкость и свободу, какой не чувствовала с момента приезда сюда. Нет никаких тревог, переживаний, есть только красота сада, ароматный кофе и я. Закончив легкую трапезу, прогуливаюсь по аллеям сада, вдыхая ароматы множества цветов, произрастающих в нем. Он не исконно арабский, но в этом есть свое очарование. Лейла аль-Фераджи, мать Шамиля и старшая жена Амира аль-Фераджи, была большой любительницей цветов. Ей привозили их с разных концов света, сады многочисленных дворцов, которыми они владели, высаживались по личным распоряжениям женщины. Поэтому совсем не удивительно было увидеть в старинном саду сакуру, орхидеи…

Глава 12

— Что ещё привезла Бедрие? — рассеянно перебираю диковинные наряды, представленные известным восточным кутюрье.

— Лучше скажи, чего желает твоя душа, Хади. Платье, комбинезон, костюм? Любой твой эскиз воплощу в жизнь, ты знаешь. Твои идеи пользуются ошеломительной популярностью, и не только на Востоке – Запад заворожён.

— Если бы я знала… — тяну я, задумчиво разглядывая брючный костюм. Прекрасен. Но для свадьбы… пожалуй, неуместен.

— Хади, это дерзко! — слышу восторженный возглас Бедрие. — Но как эффектно!

Поворачиваю голову и вижу, как она увлечённо перелистывает мой альбом с эскизами. Что-то откладывает в сторону, над чем-то замирает в восхищении.

— О-о, вот это, думаю, здесь лишнее, — с лукавой усмешкой отбрасывает она наброски рельефного мужского торса. — Полагаю, я догадываюсь, кому он принадлежит.

Я лишь улыбаюсь. Бедрие – одна из немногих, с кем я могу вот так непринуждённо болтать, не опасаясь ни вздохов, ни осуждения, ни банального непонимания. Воспитанная в Европе, с матерью-француженкой, она и сама – воплощение свободы. А отцовское разрешение учиться в институте подарило Востоку блистательного модельера Бедрие Шах, чьи наряды носят не только члены королевской семьи, но и тысячи женщин, стремящихся подчеркнуть свою индивидуальность.

— Хади, я забираю всё! Мне безумно нравится. Деньги переведу. И ты всё ещё не передумала? Я подготовлю документы, подпишем соглашение о партнёрстве. Мир должен знать, кто стоит за моими работами.

— Это всего лишь моё хобби, ты же знаешь. Творю по вдохновению: есть настроение – есть рисунки, нет – увы. А деньги… направь их на благотворительность.

— Можем устроить совместную акцию, например, для дома малютки.

— Чудесная идея. Ещё купим вещей и съездим вместе.

— Выбрала? Что-нибудь приглянулось?

— Думаю, остановлюсь на нём, — поворачиваю к ней изумрудное платье, по крою чем-то напоминающее абайю. — Оно идеально сидит, и этот зелёный – цвет ислама. И пудровый костюм тоже оставлю.

— Спасибо.

— Мне кажется, тебе не слишком хочется идти на эту свадьбу.

— Я не понимаю этого… постоянного вопроса о многожёнстве, и он так и не решается.

— Прости, — тут же осекаюсь и смотрю на Бедрие.

— Мы все за что-то платим. У меня просто так сложилось. Ты знаешь… если любишь, то сможешь делить. По-другому у нас бы просто не получилось. Разведись он с Зейнеп, чтобы с ней бы? Это невозможно. Все от неё отвернутся, её с детства учили жить ради него… считай с детства влюбили.

Я смотрю на неё, и меня переполняют противоречивые чувства. Головой я с ней согласна, но что-то внутри меня отчаянно протестует, не принимает, считает это неправильным.

— Не всем так везёт, Хади. Ты счастливица. Шамиль принадлежит только тебе. А мне, как и моей матери, досталась доля, делить любимого...

— Прости, — прикусываю губу, понимая, как нелепо прозвучали мои слова.

— Всё в порядке, правда. Не принимай близко к сердцу. Я привыкла, научилась жить с этим. Восток… он такой. А некоторые из нас – его пленницы. Я поеду, дорогая, а ты собирайся. Мы заедем попозже, нас тоже пригласили.

Бедрие уезжает, а я бросаю взгляд на костюм. Он действительно прекрасен. Так и хочется его надеть. Но понимаю: не подойдёт. Нужно платье.

— Госпожа, — в комнату, тихо постучав, входит Зулия с коробкой в руках. — Привезли украшения, как вы и заказывали.

— Спасибо, оставь.

Девушка уходит, а я продолжаю наносить макияж. Хочу быть неотразимой. Ведь, не появившись на ночи хны, я стану объектом всеобщего внимания.

Я не ошиблась в своих предположениях: едва переступив порог огромного особняка, на женской половине я ощутила на себе взгляды почти всех присутствующих. Кто-то приветственно кивал, а Фатима, в качестве первой жены и хозяйки дома, поспешила ко мне навстречу.

— Здравствуйте, Хади, как ты, дорогая? Шамиль говорил, ты нездорова. Но Аллах милостив, и ты поправилась к празднику. Очень рады тебя видеть.

Многие знатные дамы подходят поприветствовать меня, и мы проходим дальше.

— Идём, я познакомлю тебя с Аишей. Она очень расстроилась, что ты не смогла приехать на ночь хны.

Ничего не ответив, я следую за Фатимой и словно попадаю в восточную сказку с фресок. Каждый зал, каждый проход украшен с небывалой роскошью: цветы, ткани, огни… Атмосферу усиливают ароматы благовоний, а тысячи танцовщиц, унизанных золотыми браслетами, кружатся в танце, перенося в эпоху старинного Востока. Невеста расположена в центре богато украшенного зала в окружении женщин своей семьи. Гости подходят к ней с поздравлениями. Подхожу и я. Фатима представляет меня, и глаза молоденькой девушки, которой на вид не более девятнадцати лет, загораются неподдельным интересом. Она встаёт.

— Здравствуйте! Я очень рада познакомиться с вами, госпожа Хади. Много о вас слышала.

— Здравствуйте! Поздравляю, — улыбаюсь девушке. — Простите, что не смогла посетить ночь хны. Вот мой подарок, — открываю футляр. — Если позволите, я надену его на вас.

— Конечно! Я сама хотела попросить вас об этом. По обычаю, украшения на ночь хны должна надевать счастливая в браке женщина. Я была очень расстроена, когда вы не смогли приехать.

— Сейчас всё исправим, — достаю кольцо и надеваю его на средний палец невесты. — Будь счастлива, дорогая. Да благословит Аллах ваш брак, — произношу традиционные слова и отхожу в сторону, располагаясь на подушке. Вполуха слушаю речи женщин и изредка любуюсь танцами, которые исполняют танцовщицы под звуки карабека. Служанки, снующие туда-сюда с огромными подносами, уставленными яствами, лишь усиливали ощущение роскоши и мою тоску. А ещё я ловлю себя на мысли о последних словах Бедрие: «Ты такая счастливая, Хади…»