Вот такие макароны

Предисловие

Когда я поступила в университет, и даже немного раньше, моя мамочка очень увлеклась астрологией, нумерологией, и всем, что можно с этим связать. Одной из моих жизненных целей в результате её анализа оказалось преодоление греха гордыни, в частности — моего физического неприятия людей с интеллектом птеродактиля. Так уж получилось, что по жизни я девочка очень сообразительная, и если у всех в головах установлен одноядерный процессор, то у меня - четырёхъядерный, ну и острый язык в придачу. Не сказать, чтоб меня за это сильно любили. В общем, я решила попробовать встать на мученический путь и начать мириться с идиотами. Наверное, в институт я поступила именно для этого. Но это ладно, это не самое главное.

Начнём со знакомства. Меня зовут Санни, и первое, что Вы подумаете при встрече: «Какая милая девушка», но стоит мне открыть рот, как Вы начнёте искать пожарный выход. Мне повезло поступить в институт, платный, далеко не из самых дешёвых. Зазвали меня и ещё пятнадцать таких же молодых и очень амбициозных вершителей будущего двойным дипломом и уникальной программой в сотрудничестве с очень престижным европейским вузом.

Худо-бедно наш курс отучился первый год, никакой частью тела не касаясь связанных со специальностью дисциплин, выдохнул и решил, что всё вроде бы неплохо. Выдохнул ещё раз, с облегчением, посмотрел список курсов на второй год, обещанные стажировки за границей, интересные дисциплины, и только массовое бессознательное нарисовало приятную картину будущего, как откуда-то сверху (ну, как «откуда-то», некоторые даже номер кабинета сказать могут) прилетела птица Обломинго, уселась и уверенно нагадила на шестнадцать очень перспективных молодых студентов. Мы нестройной армией столкнулись с древнейшим злом, Балрогом всех университетов мира, тем-кого-нельзя-называть для каждого поколения студентов, и сами того не зная бросили Э Т О М У вызов. Деканату и бюрократии.

Если бы эта история была про противостояние студентов и деканата, то закончилась бы она прямо здесь.

Каждый человек, когда-нибудь учившийся в высшем учебном заведении знает, что выстоять в этой битве невозможно, и рано или поздно тёмная сторона силы может утянуть в ту бездну, которая делает бывших студентов работниками деканата. Возможно, кто-то идёт туда с благой целью партизанить во имя студентов, но лично я не слышала, чтоб кто-нибудь оттуда возвращался к «своим».

Ещё говоря о «своих». Как сказала про нашу группу одна девочка из моих знакомых: вы все стоите друг друга. И она была чертовски права. Такого собрания высокомерных снобов вы не встретите даже в самой столице Снобляндии. У нас концентрация презрения и снисхождения друг к другу была выше, чем количество азота в составе воздуха; и, что самое главное, неприязнь друг к другу ничем не прикрывалась, и со стороны её было отлично видно. Так что можно сказать, что мы честные высокомерные ублюдки, все как один.

Но история эта будет про приключения двух смелых дев — меня и моей однокурсницы Рыкси (пусть будет так, всё равно мне потом выставят счёт за моральный ущерб). Мы бросили вызов бюрократии и пинающему тестикулы деканату — вернее, сделали вид, что все нормально, хотя у нас было ощущение, что мы ездим на одноколёсном велосипеде по горящему канату над пропастью с крокодилами. Это позволило нам податься на стажировку, которую устраивал пармский университет по программе Эразмус.

«Эразмус-маразмус», — многообещающе прощебетала девонька, которая, видимо, на этих стажировках собаку съела. Наверное, насторожиться нам стоило уже тогда, но мы вместе с Рыксей уже мыслями были в Парме, ездили на выходные в Милан, пили ламбруско по вечерам и соблазняли горячих итальянцев, а от мысли, что такая перспектива ждёт нас в течение нескольких месяцев, голова и вовсе кругом шла.

Лично для меня Италия была делом решённым ещё до того, как нам объявили о конкурсе на стажировку. Где-то в августе-месяце я буквально заболела Италией после прочтения какого-то фанфика — казалось бы, не с чего, но я накупила самоучителей по итальянскому языку, варила макароны и искала билеты, чтоб съездить на новогодние праздники в Рим. И тут такая удача! Несколько месяцев жить и учиться в чужой стране. Это всё-таки похлеще, чем приехать туристкой на праздники. А ещё приехать не одной, а с Рыксей.

Рыкся — очаровательное создание на две головы ниже меня, очень подвижное, активное, полное идей, шуточек и заразительных улыбок. А ещё она экстраверт. А я нет. И у меня зреет подозрение, что притяжение таких противоположностей мучительно и болезненно.

Рыкся тащила на себе нашу с ней авантюру по поиску билетов в Парме, документов, жилья, всего. Правда, периодически я вмешивалась, перетягивала одеяло на себя и вносила хаос, но в результате баланс восстанавливался, и Рыкся нас спасала. Я решила, что от меня должна тоже быть польза и, кроме командования парадом, предупреждала это солнечное создание о том, что с моей интровертный натурой возможны... м-м-м... некоторые проблемы.

— Ры, ты знаешь, нам лучше жить в Парме раздельно. Может, снимать разные комнаты, или квартиру с раздельными спальнями.

— Да ничего страшного, мне с тобой очень комфортно, — весьма лестно, учитывая тот момент, что я тот человек, от присутствия которого становится некомфортно всем.

— Это-то хорошо, — не уступаю я. Ну, до определённого момента я не говорю о том, что имею привычку срываться на окружающих, если они меня бесят. В такие моменты Вам Годзилла покажется котёнком, гадящим исключительно в лоточек. — Но я устаю от людей. От общения.

— Ничего страшного, я очень общительная.

В этот момент я поняла, что вся коммуникативная часть ляжет на хрупкие плечи Рыкси.

***

Я не знаю, чем закончится эта история, потому что писать её буду по мере развития событий, но сейчас я знаю одно: это будет то ещё приключение. Учитывая те круги ада, которые мы прошли, делая визу, получая подтверждение о зачислении, разыскивая жильё и общаясь с деканатом, коробка успокоительных кажется самой нужной вещью в чемодане.

Святые и мученики

По опыту своего обучения, который без малого сейчас составляет почти тринадцать лет, могу сказать точно: деканат и министерство образования ‒ худшие враги студентов. И вообще всех людей, кто надеются получить хоть какое-нибудь образование. Я не призываю устроить диверсию, просто констатирую факт с привкусом лёгкой безысходности.

Деканат в нашем ВУЗе под конец подготовки к отъезду не хватало сил даже ругать. Мы просто смирились с тем, что всё получается в лучшем случае со второго раза, и успокаивали свои бедные нервишки фантазиями о прогулках по итальянским набережным. Отдельно стоит говорить о том, что у нас творилось во время семестра и как добрая половина группы заработала себе от нервов первые седые волосы, но лично меня от этого уберегла мысль, что, уехав в Италию, я избегу дальнейших встреч с этой неорганизованностью. Однако наивно было полагать, что к нам ‒ интуристам ‒ будет особое отношение.

Небольшое дополнение, чтоб избежать дальнейших недопониманий. Иностранные стажировки в сотрудничестве с местными ВУЗами очень поднимают уровень престижа учебного заведения. А, как известно, понты ‒ наш парус. Но люди имеют свойство забывать, что золотой унитаз отличается от белого только материалом исполнения, а вот содержимое и там, и там одинаковое. Ситуация, которая случилась с нами, выглядела следующим образом: стажировку нам придумали, а как её провернуть ‒ не знали. Тут-то и началось веселье.

Настало оно, можно сказать, с первых дней. Оправившись от первой волны восторга, накатывавшей каждый раз при осознании, что слова «мы» и «Италия» прекрасно уживаются в одном предложении, мы с Рыксей столкнулись с той самой ложкой дёгтя, которой так щедро приправили наши горшочки мёда. Рядочком встали вопросы проживания, финансов, документов и всего остального, но для студентов, которые держатся за скидки на обучение, на первом месте всегда стоит вопрос: «Как сдать сессию?» В нашем институте система оценивания очень хитровывернутая: из-за того, что диплом двойной, иностранный вуз, с которым сотрудничает наш институт, ревностно проверяет наши сессионные работы, безжалостно ставя оценки в разы ниже, чем сердобольные российские преподаватели, которые и сами не всегда понимают, что происходит. Если мы уезжали в Италию, то сессию сдавать нам предстояло именно там, то есть сданные там экзамены должны как-то взаимозачитываться с тем, что мы пропустим в России. Уже тогда я подозревала, что нам предстоит сдавать две сессии: в Италии и в России. Но надежда всё же была, что нам устроят взаимозачёт предметов.

Во время первого собрания по поездке, когда мы пытали данным вопросом нашего декана, эта женщина опускала глаза, надувала губки и в результате полным достоинства тоном школьницы у доски сказала только «Я не могу ответить на ваш вопрос». Наверное, она ждала, что ей поаплодируют за честность и храбрость, которой ей стоило это откровение. Честное слово, я уже вижу нашего декана в большой политике. Дальнейшие вопросы к ней отпали.

Затем мы каждую неделю наведывались в обитель страха на втором этаже института, и каждую неделю, пока часики тикали в направлении дедлайна, нас выставляли за дверь с различными аргументами от: «Не сейчас» до «разбирайтесь сами, вы взрослые люди в конце-то концов». Потом мы всё же договорились, и организацию нашей стажировки передали прекрасной Катерине, о которой лично я теперь говорю нараспев, начиная со слов «Святая Катерина» из песни, звучавшей в «Д’Артаньяне и трёх мушкетёрах». Эта леди, заслуживающая вагонов шоколада и памятника возле дома, терпеливо вела нашу группу совершенно неподготовленных к такому повороту судьбы остолопов, даже когда у неё самой начинали понемногу сдавать нервы.

Деканат Пармы запрашивал от нас самые разные документы. Там учитывались и результаты сессий, и документы, подтверждающие знание языка, и естественно перечень дисциплин, которые мы будем проходить за границей, согласованный обеими сторонами. Так же нужны были страховки, визы и все документы, сопутствующие, в общем-то, любой поездке.

Самое весёлое приключение было со списком предметов, так называемым «образовательным соглашением», которое подписывают студент и представители обоих институтов. Именно на этом моменте мы с Ры поняли, насколько Италия близка по духу России. Для отправки документов нам назначили крайний срок ‒ 25 декабря. Дальше в Европе начинаются рождественские каникулы, которые заканчиваются (судя по инстаграму моих знакомых итальянцев) только под наше православное Рождество. Гуляния шли бодро и весело, но под десятое число января нас начали активно трясти с просьбами отправить комплекты документов как можно скорее. Мы в свою очередь начали трястись, понимая, что шаг влево, шаг вправо, в сторону деканата может стоить нам и без того шаткого душевного здоровья и, возможно, некоторых конечностей. Мы обратились к Катерине.

Как выяснилось, список дисциплин прислали декану на итальянском, и одно из собраний факультета происходило следующим образом: преподавательский состав и вся образовательная верхушка нашего ВУЗа сидела с Гугл-Переводчиком и расшифровывала названия курсов, а потом долго дискутировала на тему того, как они соответствуют нашим программам. К десятому января о результатах встречи мы так и не узнали.

Пятнадцатого нам снова напомнили о пакете документов.

В двадцатых числах итальянцы вспомнили, что сами нам толком никаких материалов не отправили: ни образцов, ни буклетов, ни содержания курсов, а те, что уже были на руках, оказались недействительными. Всё началось заново.

Под конец января мы всё-таки получили формы для заполнения соглашений. Так же нам дали названия курсов и имена людей, чьи подписи должны стоять в графе «безответственное лицо». С подписями тоже была катавасия: изначально предполагалось, что расписываться будет декан, но декан послала нас к своей помощнице ‒ той женщине, чьей любимой фразой является «разбирайтесь сами». Помощница спустила нас дальше по иерархической лестнице до заведующего нашей программой, и так получилось, что под фамилией Осетрова в моём заявлении стояла подпись Фрост. С леди Фрост тоже вышла накладка: подпись мы должны были поставить буквально в последний день, затем отсканировать файлы и до четырех часов отправить их нашей святой Катерине. Мы думали застать нашего руководителя в институте, быстро всё подписать и там же отсканировать в библиотеке по тарифу 3 рубля/лист, но за 12 часов получили сообщение: «Дорогие друзья, в институте меня сегодня не будет, пожалуйста, поймайте меня в полтретьего в районе Октябрьской». По факту ‒ за полтора часа до дедлайна, чтоб поставить подписи и на сверхзвуковой нестись обратно домой к работающему сканеру и открытому почтовому ящику, пароль от которого я постоянно забываю.

Семейная гордость

«Ты первая из рода ђ-ких, кто ступит на Английскую землю. Мы очень гордимся тобой», — это говорил мне отец за год до описываемых событий, когда я стояла одной ногой в самолете, держась пальчиками другой ноги за трап и улетая на языковую стажировку в Англию. У моих родственников по отцовской линии какой-то серьёзный заскок на семейное наследие, который даже спустя столько лет знакомства с ними заставляет дёргаться оба глаза.

«Да, прекрасно, — отвечала я, — фамильный герб воткну на Букингемском дворце, чтоб знали, что у них тут одна из рода ђ-ких была!»

Шутку мою не поняли, кажется, кто-то даже задумался над дизайном фамильного герба.

В связи с разводом родителей мои отношения с семьёй отца весьма и весьма прохладные. Но, как это часто бывает, когда какой-то родственник съезжает за границу (неважно, куда и кем, главное, ЗА ГРАНИЦУ), ему прощают все старые обиды и вообще всё, лишь бы в гости позвал. Без лишней скромности скажу, что мои родственники относятся как раз к таким предприимчивым людям.

Мы с матушкой догадывались, что поездка влетит в копеечку, поэтому, несмотря на три года изредка прерываемого молчания, мне пришлось обратиться к отцу. Виза и аренда жилья в Европе стоят прилично, проживание на первый месяц так же предполагалось оплачивать из собственного кармана, хотя нам обещали стипендию — пришлось подстраховаться и обратиться к человеку, продолжавшему нас содержать. Мои отношения с отцом будут заслуживать отдельной Книги, а пока я скажу просто, что мой родитель, человек довольно ветреный, непостоянный, пятидесятилетний подросток, который очень любит почести и благодарность — как любой нормальный человек, так что винить его не в чем, а всё-таки хочется. Этот человек очень любит деньги, в частности свои, и считает, что всё решает именно их количество и знакомство с нужными людьми. На почве этого как раз и пробился один из росточков неприязни к собственному родственнику.

На семейном празднике я по секрету (чтоб удачу не спугнуть) сказала отцу, что собираюсь учиться за границей, что мне дали грант и что никому не придётся за это платить, и человек, покорённый моей скромностью, тут же предложил мне помощь. Правда, с условием: «Когда я приеду к тебе в Италию, ты сводишь меня в самый вкусный ресторан».

Здрасте приехали.

Через три дня про то, что я уезжаю, знала вся Москва. Все родственники в России и ближнем зарубежье, все коллеги отца, его ближайшие друзья и их друзья — спасибо рекомендованным новостям в Фейсбуке — а дедушка и вовсе думал, что я уже уехала нашла себе мужика и удобно устроилась, готовая открыть бесплатный отель для родни.

В таких ситуациях отпадает желание обращаться за помощью к родственникам. Мне предлагали нанять репетитора по языку, найти через знакомых жильё, Книги про Италию, и за всеми предложениями следовало единственное «но», начинавшееся со слов: «Когда я приеду к тебе в Италию...» За те два месяца, что я готовилась к отъезду, фраза: «спасибо, не надо» вошла в мой лексикон довольно прочно. Но скрытый за этой фразой намёк, что я никого к себе не жду, остался для большинства непонятен, так что я всё стала гордостью семьи и примерной скромной девочкой. Какая жалость.

Мама же отреагировала куда тактичнее и спокойнее. Больше всего я боялась, что эта женщина ляжет поперёк коридора и скажет: «Не пущу». Или же попытается уехать со мной. На самом деле она какмогла помогала мне готовиться к отъезду, собирать Документы и искать жильё, о чём будет отдельная история. Она так переживала, что я уеду, что через день мне приходилось выливать за окно наплаканное ею ведро слёз. Думаю, к весне перед нашим подъездом прорастёт волшебное дерево, но это неточно. За успокаивание мамы, увещеваниями в том, что я буду хорошо питаться, много спать, мальчиков в квартиру не водить и в клубы часто не ходить, я порой сама забывала пожалеть себя-любимую и поковырять своё шаткое душевное равновесия мыслями: «А как же я без мамы?» И, что ещё важнее: «А как мама без меня?» От таких мыслей отпадало всякое желание ехать.

Вообще, мама у меня такая, что не пропадёт даже в диких лесах Амазонки. В свои 18+30 она выглядит на все 18+17, имеет ясный, незасорённый сериалами с первого канала, ум и выдающиеся артистические способности, что обеспечивает ей выживание в любой среде. Но, вырастив двоих взрослых детей, она совершенно разучилась жить для себя. Шутка, что в любой ситуации мама остаётся мамой, раскрылась для меня в полной мере, когда моя обожаемая родительница отправилась в ночной клуб. Она выбирается в такие заведения раз в год, разочаровывается в контингенте и уползает оттуда до следующего года. Но в этом году, когда визы были уже поставлены, билеты куплены, и мы с Рыксей нервно искали себе жильё, мама в московском клубе в два часа ночи нашла двоих итальянцев. Такое ощущение, что она искала их намеренно. Наверное, у мужиков было именно такое впечатление, когда эта прекрасная женщина целый час расспрашивала их о недвижимости в Парме. Хотя мужики были явно из другого города и явно не были настроены на обсуждение вопросов жилья с какой-то странной русской. Однако после часа перекрёстного допроса с предположительным вливанием алкоголя мужики сдались без боя, рассказав моей матушке всё касательно жизни и съёма жилья в Италии. Довольная матушка решила, что это был самый стоящий её поход в клуб.

Пожалуй, со всей этой поездкой матушка носится даже больше моего, но безусловным победителем в моём личном рейтинге оригинальных реакций на мой отъезд стала моя сестра. Пока мы носились с чемоданами, документами, визами, заявлениями и всем остальным, это прекрасное создание сидело на попе ровно и втыкало в кино, в планшет или говорило, что занимается с репетиторами. Я поражалась стальным нервам Женьки и даже несколько раз обыскивала её комнату на предмет сильнодействующих успокоительных. Их не оказалось, а секрет спокойствия открылся буквально в день отъезда, когда я, стоя на пороге родного дома, сказала, что может быть попробую прилететь домой на майские. Именно в этот момент в глазах Жени мелькнул значок загрузки, характерная челюсть потихоньку поехала вниз, оттягивая всё лицо в направлении пола, и раздалось обиженное: «Это мне что, всё это время одной с мамой быть?!»

Последний рубеж

Отъезд за границу можно причислить к особой касте всадников апокалипсиса, его товарищами по цеху были бы тогда война, переезд, ремонт (косметический и капитальный) и поход в магазин.

Мне хотелось верить, что всё началось с чемодана: двадцатитрёхкилограмового оранжевого монстра, под завязку набитого всякой нужной фигнёй. Все выходные мы с мамой потратили, упихивая в его недра всё, что только могло пригодиться в пути и на первое время. Я пыталась упихать как можно больше родных и любимых сердцу блокнотов, мама с другой стороны пристраивала лекарства, запасную одежду и шоколадки, которых потом оказалось полчемодана. Мы планировали утром погрузиться в такси, спокойно доехать до Павелецкого и там пересесть на Аэроэкспресс до Домодедово, но все планы смешал снег.

Поразительно, что в России из года в год оказываются не готовы к снегопадам посреди зимы. У меня складывается впечатление, что природа и правительство ведут партизанскую войну: первое время снегоуборочные машины разъезжают по улицам, собирая дождь и размешанную реагентами кашу, а потом вдруг ‒ неожиданно ‒ выпадает снег, когда лишнее количество снегоуборок снимают с работ. Именно это случилось за два дня перед нашим отъездом. За сорок восемь часов занесло буквально все дороги, и мы решили, что до вокзала придётся добираться на такси. Отец предложил нам не тратить деньги ‒ он решил, что сам довезёт нас до вокзала, а потом вместе с нами проедет в аэропорт проводить меня. Выехать надо было часов в девять, решили даже немного раньше, чтоб успеть на десятичасовой поезд, но… путешествие ‒ не путешествие, если что-то не идёт не по плану.

В полдевятого утра мы с мамой ждали отца с машиной, когда нам пришло сообщение: «Бросаю машину, сажусь на метро, встретимся на Кольцевой ветке». Сначала не поняли, что это было, а потом, вместе с пронизывающим зимним ветром, к нам пришло осознание, что нас кинули. И не в первый раз. Пар изо рта сам собой сложился в трёхэтажную матерную конструкцию, мы с мамой переглянулись, посмотрели на нашу улицу, всю занесённую снегом, ещё раз на сообщение и протянули: «Ну, молоде-е-ец». Такие истории случались не раз, и подобный вариант развития событий мы предполагали, но до последнего надеялись, что за нами приедут и комфортно заберут. У серо-голубого неба, выглянувшего из-за облаков, очевидно были другие планы ‒ кто-то наверху решил насладиться шоу. А смотреть было на что.

С чем можно сравнить утро понедельника после двухдневного снегопада, когда за несколько часов на бренную землю вываливают годовую норму осадков? Клоунада смешивается с цирком моральных уродов, добавляется щепотка триллера и психологической драмы, а через несколько часов лазания по сугробам не остаётся сил злиться, жаловаться на судьбу и искать виноватых ‒ от ужаса и отчаяния остаётся только истерический смех. С семи часов вечера накануне народ ещё пытался откопать свои машины, периодически сваливая снег со своих автомобилей на соседние, к восьми утра все поняли, что нужно передвигаться общественным транспортом. Хронические пешеходы радовались этой справедливости, как крестьяне и рабочие ‒ революции, когда автомобилисты рядом с ними жалобно причитали, вкушая все прелести часа пик в московском метро. Правда, радость была недолгой, потому что количество людей в метро и на автобусных остановках резко выросло, и вольным людям, пользовавшимся общественным транспортом всегда, пришлось на себе ощутить, насколько велико, многогранно и многолико это общество: с одной стороны их теснят к дверям с криками «Выходим! ВЫХОДИМ! ВЫ-ХО-ДИМ!!!», хотя это совершенно не их станция, с другой стороны человек пять, выстроив из портфелей стену из щитов на манер викингов, принимают на себя удар волны, пытающейся ворваться в вагон. В такую секунду одновременно человек ощущает ненависть ко всему роду человеческому, скорбь по собственной бренной участи, думает «за что мне всё это?» и немного жалеет тех бедолаг, которые оказались ближе к дверям.

Эта картина представилась мне так ясно, когда я охватила мысленным взором всю перспективу, открывшуюся нам после злополучного смс отца. Не то, что бы я боялась метро ‒ уже много лет я катаюсь общественным транспортом, а вот у моей матушки каждый спуск в подземку вызывает сильный стресс. Моя шальная императрица предпочитает машины, спокойные свободные дороги, и от перспективы лезть в метро я тряслась именно из-за неё. Но не это было самым страшным: до метро нужно было ещё добраться. Это значило два километра через занесённые снегом дворы.

Никогда в жизни я так не сочувствовала Наполеону, как в этот день. Я просто хотела покинуть Россию, забрав с собой свой скромный груз. Я просто хотела уехать, пожелав всем счастья и по возможности любви. Но вместо простого отступления нас ждал коллапс ‒ тяжеленный чемодан не катился по рыхлому снегу, его приходилось волоком тянуть за собой, как бурлаку на Волге. Медленно ползшая за мной махина расширяла и утрамбовывала утреннюю тропинку, и завидевшие это пешеходы тут же спешили пройти облагороженным нами маршрутом. Через несколько минут таскания чемодана, от которого выворачивало наизнанку суставы и лёгкие, делалось невыносимо жарко и тяжело дышать, за мной скопилась толпа недовольных людей, которые, видя тонкую и звонкую барышню с тяжелейшим чемоданом, тормозящую движение, недовольно фыркали, кашляли, сопели. Особенно рисковые пытались обгонять по обочинам, выпрыгивая передо мной и оставляя горки снега на пути моего импровизированного катка. Другие оставались топтаться сзади и то и дело недовольно выкрикивали: «А нельзя ли побыстрее?!»

Мама ускакала вперёд с более лёгким кабин-багажом. Она то и дело пыталась вернуться и забрать у меня чемодан, я то и дело отгоняла её обратно, отдыхать и ждать меня. Пару раз мы пытались поймать такси: один раз мне поплохело от того, что поездка по заснеженной Москве до несчастного вокзала стоила две тысячи рублей, второй раз ‒ потому что путь мог занять полтора часа. Если мы ещё готовы были потратить прилично денег на такси, то опоздать на рейс точно не входило в наши планы.

Римские выходные

Рим ‒ вечный город. Это одна из туристических столиц мира, куда сотни тысяч путешественников каждый год отправляются с целью найти что-то для себя: прикосновение к прекрасному, общение с отголосками минувших веков или же весёлую вечеринку в компании наследников этой великой культуры. В глубине души каждый, кто ступает на землю Рима, на мощёные булыжником мостовые в историческом центре или даже на ровненький асфальт в более новых районах города, ‒ каждый надеется, что эта поездка откроет какую-то новую, неизведанную страницу его жизни.

В качестве лирического отступления я, как человек побывавший во многих странах, хочу спросить: зачем люди путешествуют? Вернее, откуда взялось никому не нужное направление «культурного туризма», когда группу туристов, которым кто-то сказал, что Колизей ‒ это must see всех времен и народов, грузят в автобус, проводят по руинам, иногда заставляя мокнуть под дождём и выслушивать гигабайты информации: а в глазах одной половины группы читается «поесть бы», а вторая половина думает, где ближайший туалет. Можно понять паломничество на итальянские карнавалы, поиски хорошей и недорогой итальянской кухни, но проехать половину мира ради фото на фоне туристов на фоне Колизея или фонтана де Треви ‒ эта практика останется вне границ моего понимания на долгие годы.

В Рим я поехала на третью неделю своего пребывания в Италии, решив отметить таким образом то, что я удачно обжилась в новой стране. У нас с Рыксей был полный холодильник, периодически мы выползали на вписки с другими студентами Эразмус ‒ такое можно было и отпраздновать. Я решила не гулять на широкую ногу, так как стипендия нам пока только снилась: в результате были куплены самые дешевые билеты (которые все равно уложились в сотню евро), самый недорогой отель рядом с Ватиканом ‒ на фотографиях на Booking.com маячила заманчивая кровать размера кинг-сайз. То, что называется, дёшево и сердито. Дважды сайт сбрасывал мою бронь отеля, тогда я не восприняла это как знак судьбы, а надо было.

В вечном городе меня ждал знакомый, с которым я общалась по переписке уже несколько лет. Узнав, что я приезжаю в Италию, он уговорил меня отправиться в Рим как можно скорее, обещая полную экскурсионную программу. С периодичностью в несколько дней он скидывал мне названия мест и музеев ‒ определённо скопированные с Tripadvisor ‒ которые я должна была посетить и в которые он порывался меня проводить. В связи с некоторыми финансовыми издержками было решено, что выходные будут разбиты следующим образом: в субботу, после моего приезда, мы пойдём в Ватикан, собор Святого Петра и музеи Ватикана, а в воскресенье меня ждала прогулка по Риму и окрестностям. В воскресенье большинство музеев не работают, и даже в таких крупных туристических городах как Рим очень сложно отыскать работающие кафе или рестораны, магазины и тому подобное. Функционируют отдельные заведения, а большинство людей ‒ отдыхают. Я с радостью согласилась во-первых потому, что не надо было тратиться на путеводитель ‒ Симоне со свойственной итальянцам скромностью заверил, что мне всё же стоит прочесть пару статей, но в остальном он будет отличным чичероне. Во-вторых ‒ такая культурная программа выходила довольно бюджетной: по студенческой карте, которую я приобрела в офисе Эразмус, мне полагалась скидка на входной билет в Ватикан, к нему прилагался билет на метро ‒ суточный по Риму стоил около семи евро, а так как в субботу я не планировала покидать район Ватикана, то достаточно было универсального билета на полтора часа за два евро; во второй день культурная программа так же должна была уложиться в цену билета на метро. Я собирала рюкзак и радовалась тому, как бюджетно всё складывалось.

Ха!

Если бы поездка прошла хорошо, я бы о ней не написала. Так вот: всё прошло наперекосяк с самого начала и немного раньше, с момента сбора рюкзака. Мне предстоял ранний подъём, маршрут до Рима выглядел следующим образом: на электричке я за полчаса добиралась до городка под названием Модена недалеко от Пармы, а там пересаживалась на местный Сапсан, который с редкими остановками довозил меня за два с лишним часа до столицы Италии. Встать нужно было в три часа утра, чтоб успеть на поезд в четыре с копейками. Рыкся так же уехала из Пармы накануне и, как ответственный человек и матёрый путешественник, она решила лечь спать пораньше и по возможности выспаться. Когда мне предстоит ранний подъём, я предпочитаю просто не ложиться ‒ в этот раз к тому же меня позвала кутить наша международная шайка-лейка, состоявшая из чехов, словак, турок, португальцев, немцев, испанцев и бразильцев. Я согласилась, думая, что вернусь домой часов в десять и посплю хотя бы четыре часа; зная себя, я была уверена, что этого времени мне хватит, чтоб встать бодренькой. На встрече под названием «дружба народов» бразилец с лицом Кхала Дрого, изучающий пищевые технологии, утверждал, что смешивать несколько видов вина совсем безвредно, мы долго спорили, пока не решили проверить на практике. В результате на третий этаж под дверь квартиры меня вернули в двенадцать и пожелали удачного пути.

В полусне я собирала рюкзак, на свою беду по старой писательской привычке напихала в него блокнотов с мыслью «а вдруг придёт идея», одну-две кофты и десяток непонятно откуда взявшихся носков. В общем-то ничего лишнего, если бы только я не забыла взять наличные кроме тех пятнадцати евро, которые оставались в кошельке после посещения бара. Так же забытыми остались распечатки билетов в музеи, расчёска и заранее приготовленная еда. Аптечка тоже благополучно осталась лежать в ящике ‒ на вокзал Пармы в четыре утра я прибежала как игрок нулевого уровня, с пустым багажом и минимальным знанием внутренних правил ‒ и игра началась.

Первым препятствием оказались двери, стеклянные двери пармской железнодорожной станции, на которых висела наклейка: «Станция открывается в 4.30», а на светящемся табло, лившем жёлто-оранжевый свет через мутное стекло можно было прочитать: «Поезд до Болоньи отправляется в 4.11». Под дверями, дёргая за все ручки подряд, тусовалась компания из четырёх весёлых чёрных ребят с характерным запашком травки, а на периферии от них со стеклянными глазами ходили два белых парня. Прислушавшись, я поняла, что они немцы. Немецкий язык я учила с пятого класса, и только теперь начала активно применять, подружившись со всеми немцами в Эразмусе. Выбирая между обкуренными чёрными, говорившими на итальянском, и синими немцами, я решила, что из двух зол мне ближе то, с которым я могу хотя бы договориться, потому что при всём уважении к толерантному европейскому обществу ‒ в четыре часа утра одной девушке под дверями ж/д станции делать нечего. Я нагнала медленно бродивших на заплетающихся ногах немцев и на немецком спросила, ищут ли они вход на станцию. В четыре часа утра парни вряд ли ожидали услышать родную речь в провинциальном итальянском городе; они принялись ошалело оглядываться по сторонам, то и дело возводя глаза к небу. Заметили меня только когда я перешла на английский. Вслед за чёрными парнями мы подёргали все запертые двери и принялись обдумывать план осады станции, раз уж нам всем нужно было попасть на тот поезд, что отходил в четыре-одиннадцать. Лопоухий более-менее трезвый немец с залысиной внимательно слушал мои планы о том, чтобы просигнализировать работникам станции или поискать другой вход, возможно, попытаться войти в служебный. Его товарищ спал стоя. И тут-то запахло жареным.

Дорогая взрослая жизнь

Взрослая жизнь ударила нас с Рыксей по лицам буквально в первый же день в Парме. Мы неслись ей навстречу, думая, что она ожидает нас с распростёртыми объятиями, на самом же деле она размахивалась, чтоб вмазать нам покрепче. Всё произошло стремительно, именно стремительно, потому что иначе попасть почти на пятьсот евро невозможно ‒ а вот мы умудрились.

Как это произошло?

Наверное, чтоб не отпугивать студентов, часть расходов, которые им предстоит встретить лицом к лицу, скрывается, и выкатывается, как рояль из кустов, когда студенты стоят на заранее подготовленном белом кресте под вывеской «Добро пожаловать». Так как мы оставались дольше, чем на три месяца, мы обязаны были получить вид на жительство: для нас это одним словом звучало как бумажная волокита. Пройти все семь кругов бумажного ада, включая копировальные центры, почту и госучреждения без знания языка стоило почти сотню евро. К этому удовольствию добавлялась необходимость купить страховку на всё время пребывания в стране. В тот же момент краски солнечной Италии для нас померкли, в тон настроению заморосил дождик.

Если до той поры, пока мы не получили счета за удовольствие жить и учиться в Италии, мы считали, что взрослая жизнь за границей сведётся к простому «от сессии до сессии» с перерывами на кутёж, то теперь мы думали, что придётся снизойти до жёсткого выживания. О кутеже и поездках в Милан на шоппинг и речи быть не могло, а квартплата стала и вовсе существом из страшных снов.

‒ Ладно, по ресторанам мы и так ходить не собирались, ‒ сказала Рыкся, выжимая волосы от мороси.

‒ А на кухне стоит ящик апельсинов, так что еду тоже можно не покупать до конца недели, ‒ поддакнула я.

‒ Ну, за хлебом-то сходить надо, ‒ жалобно протянула Ры.

Мы зашли за хлебом и по закону жанра зашли в отдел с вином, потом поняли, что хлеб с вином это совсем печально, нашли колбасу по акции, потом вспомнили, что нужно купить что-то на завтрак и, наверное, на следующий обед, в общем… счёт из магазина и вовсе привёл нас в уныние. Даже возможность купить санкционную у нас колбасу по цене докторской не доставляла удовольствия. Мы грустно плелись по улицам, притянутые к земле невесёлыми мыслями и тяжёлыми пакетами, хотелось привалиться к стене или шлёпнуться на асфальт и немного поплакать, но в вертикальном положении удерживало напоминание: «Не размажь тушь и не разбей яйца».

Всю следующую неделю мы носились с документами на проживание. Без знания языка всё происходило в разы медленнее и мучительнее, но нас спасала Рыкся, которой хватало знания французского языка и обаяния, прилагавшегося к виду потерявшегося подростка, чтобы нам по мере сил помогали все. Кто-то объяснял нам, как заполнять бланки, с помощью языка жестов, кто-то пытался прямо на месте научить нас итальянскому, кто-то ‒ рожал из себя давно забытое знание английского. В наш словарь плотно вошли две фразы: «Вы говорите по-английски?», «Не понимаю» и, на случай, если собеседник не оставлял попытки что-то нам объяснить, мы прибегали к последнему варианту, после которого беседа как правило заканчивалась: «Да».

В нашем случае все диалоги начинались следующим образом:

‒ Parla inglese?

‒ No.

‒ Блядь.

‒ Russe?

Мы пережили неделю бюрократического ада. Когда мы отправили несчастный конверт, не дававший нам спокойно спать последние три дня, из почты мы выбегали, напевая «Уно-уно-уно-ун моменто» под ошалевшие взгляды мирных жителей, которые так же, как в нашей родной и холодной России, пытались найти потерянные посылки и отправить открытки родственникам в Альпы.

К сожалению, радость от чувства, что бюрократическая машина пропустила Вас через себя и не покалечила, стоит довольно дорого. В нашем случае она была эквивалентна стоимости аренды жилья на следующий месяц, так что остались мы с минимальным количеством средств, чтоб протянуть ближайший месяц.

Как только мы облегченно вздохнули, как активизировались люди, которых мы оставили по ту сторону российской границы. Когда мы уезжали, многие пожелали нам гульнуть как следует, и ревностно следили, чтоб мы выполнили их завет. Каждый вечер нам звонили родственники во главе с двумя мамами, спрашивая:

«Ну что, вы сходили в ресторан?»

«Девочки, вы купили себе обувь?»

«Санни, к твоему пальто нужна синяя сумка, ты её нашла?»

«Ры, ты купила себе новые сапоги?»

«Вы уже склеили первого итальянца?»

И тут мы поняли, что не знаем, что хуже:

Тот момент, что нам не хватает знания языка для любого из этих дел, то, что мы не знаем, возможно, до конца месяца нам придётся грызть макароны, или то, что нам просто лень. Нам лень выходит на улицу, лень выкатывать свои телеса на свет божий, лень развлекаться. После трёх дней скачек галопом по всем почтовым отделениям, танцев с бубном вокруг бедных итальянцев в попытках доступно объяснить, какая помощь нам нужна, сил нам с Рыксей хватало только на то, чтоб лежать в кроватке, пить кофе, потому что чай в Италии пить не принято, и смотреть «Секс в большом городе».