1. Это война

Жаркий летний день в городе достиг стадии "кебаб из прохожих". Воздух дрожал над асфальтом, как перегретый мираж, а солнце светило с таким энтузиазмом, будто ему лично заплатили за геноцид всего живого.

Алиса Перова — женщина, чья душа цвела исключительно в сезон увядания, вышла из детского сада "Солнышко" – ирония в названии места работы не ускользала от неё – с выражением лица, ясно дающим понять: если лето не закончится в ближайшие пять минут, кто-то заплатит за это кровью. Люди на этом континенте отличались той степенью позитива, которая расценивалась как призыв к открытой полемике людьми с её континента, имевшими суровый нрав и неприветливые лица.

День выдался насыщенным: малыш Тимми устроил бунт из-за того, что его бутерброд "смотрел на него косо и джем на нём был размазан до краев, а надо только в центре", девочка Люси объявила себя королевой мармеладных медведей и потребовала трон из кубиков, когда все раскрашивали по номерам щенков из патруля, а воспитательница мисс Марта, вечный солнечный зайчик в человеческой оболочке, в миллион первый раз заставила мисс Алису петь "Если счастлив ты, то делай так", когда дети взбунтовались перед сон часом. К полудню Алиса была готова продать душу за глоток ледяного кофе и право проиграть в наушниках свой металкор микс на повторе. К пяти часам, когда последнего Тимми забрал его замотанный трудяга-отец с извиняющейся улыбкой "простите, задолбался на работе, забыл, что у меня есть дети", Алиса скинула улыбку вместе с образом учителя года, заполнила ведомости, потратила последние проценты своей социальной батареи на дружеское прощание с коллегами и, наконец, заперлась в машине. Включила погромче музыку и держала путь в благостный отдел морепродуктов в китайском квартале, где продавцы ворковали на своих родных наречиях, а это значило с ними можно было общаться жестами, без необходимости открывать рот.

Пакет с осьминогами и мидиями плюхнулся на сидение, Алиса завела мотор, уже предвкушая, как завалится на диван с миской лапши и проведёт остаток этого изнуряющего дня под струями морозного ветра из кондиционера в кататонической коме.

Но вселенная, как обычно, имела на неё другие планы.

Пришлось парковаться за полквартала от дома, потому что её место — то самое, за которое она ежемесячно переплачивала, потому что оно было под камерой и в тени, — было занято.

Но не просто занято.

Занято мотоциклом.

Ярко-жёлтым.

По имени Голди. Как грёбаная золотая рыбка.

Сверкающим на солнце оттенком "Я здесь, чтобы все меня ненавидели".

С зеркалами, на которых болтались брелоки в виде смайликов и, кажется, одна из этих дебильных игрушек, что школьники цепляли на свои рюкзаки, а звёзды шоу-бизнеса – на брендовые сумки.

Алиса замерла. В голове медленно, как осенний лист, падающий на землю, сформировалась мысль:

"Всё. Кто-то сегодня умрёт."

И тут, словно для полного комплекта раздражения, из подъезда вышел он.

Высокий, загорелый, в потрёпанной косухе и с улыбкой, которая явно нарушала несколько законов физики, потому что излучала больше энергии, чем должно помещаться в одного человека.

–Эй, соседка! – крикнул он, размахивая рукой, будто они были старыми приятелями. – Прости за байк! Он, кажется, немного… загораживает твой путь к счастью. Но Голди устала и ей нужно было немного отдохнуть в тени.

Алиса медленно подняла руку, указала на мотоцикл, затем на него, а потом сделала жест, который в любом цивилизованном обществе означал бы "Я тебя закопаю". Или то был другой жест? Тот, что подразумевает конкретное направление в абстрактное путешествие.

– Передвинь. Сейчас.

Он рассмеялся, откинул свой выгоревшие на солнце волосы, как модель из рекламы шампуня.

– О, так вот как мы играем? Ладно, чёрная тучка, давай договоримся. Ты сделаешь перерыв на отдохнуть от угрюмой моськи, а я… подарю тебе это.

Он швырнул ей в руки мороженое.

Подтаявшее. Мороженое шмякнулось на перегретый асфальт.

Алиса посмотрела на липкую массу, забрызгавшую её туфли, затем на него.

– Ой!

— Ты…

– Джейк! – представился он, как будто она спрашивала. – А это – начало нашей прекрасной дружбы.

– Мои пятилетки знают о манерах больше тебя.

– Значит, ты – крутая училка, – сказал он и подмигнул ей. – Мои были отстойными.

И прежде чем она успела придумать убийственную фразу (или просто убийство), он ловко вскочил на мотоцикл, завёл его с громким рёвом и укатил, оставив за собой шлейф бензина и её подгорающее, хм, терпения.

Алиса вздохнула.

"Осень, пожалуйста, приди быстрее. А то я совершу преступление."

Где-то в глубине души, очень глубоко, ей стало интересно: сколько ещё раз этот идиот успеет её разозлить, прежде чем она его придушит?

Перепарковываться Алиса не стала: мысль о возвращении к старенькой чери под немилосердными солнечными лучами, кажется, всколыхнула древнее зло из глубин хаоса.

Ужин был испорчен. Нет, осьминожки всё ещё были нежны, когда плавали в соевом соусе, а длинные нити лапши прекрасно дополняли изысканный вкус зелёной фасоли и ростков чего-то там, вот только приправа в виде мыслей о наглом соседе горчила настолько, что впервые за десятилетие Алиса захотела добавить в кофе сахар. А всех снобам-любителям кофе известно, что пить сей элитарный напиток с сахаром подобно осквернению святыни.

Долгий сеанс отмокания в ванне для карликов с книгой Кунца не помог расслабиться, зато отлично отшелушил кожу. Алиса вползла в уютную пижаму, набросала планы завтрашних уроков, сверившись с годовой программой и поплевавшись на требования её составителей, которые, казалось, детей видели только в ситкомах, и, наконец, забылась кратким чёрным, как сама тьма недр хтонического ужаса, сном. Кратким, потому что в три часа ночи, когда сон самый сладкий, сосед за стеной решил, что это время также подходит для… видимо, приготовления блинчиков. Иначе какого рожна он решил воспользоваться блендером?!

Загрузка...