– Вкусно? – шиплю рассерженным ночным зверьком и прикрываю глаза от резанувшего по ним света, когда свет люстры вспыхивает над головой. Вот что человеку не спится в первом часу ночи?!
– Очень, – бурчу через куриное мясо, давая взглядом понять, что всё под контролем: я всегда сижу с видом «Краше в гроб кладут» на полу у холодильника и макаю куриную ножку в брусничное варенье…черт!
– К мясу и сыру прекрасно подходит брусничный соус, – защищаю я свои благоразумие, честь и вкусовые рецепторы. Лезу в нижний ящик, и смущённо вытираю рот найденной внутри салфеткой.
– Ага, – отвечающий односложно Уилл – это страшно. Где ехидные реплики по поводу моего вида? Он даже по поводу «соуса» к мясу не поспорил.
– И это моя квартира! И курицу купила за свои деньги! Могу есть с ней что хочу и когда хочу!
– Ага, – он наклоняется и цепко хватает меня за запястье, тянет на себя. Я протестующе соплю, в шаге от того, чтобы не ткнуть оставшейся от курочки костью ему в глаз. Я уже прижималась не так давно к мужской груди, сладко замирало сердце, моя романтичность и глупость рвались наружу… Нет ничего хорошего в этой наруже! Ты только привяжешься к кому, а тебе прямо промеж глаз – бах! Нет, не только как первый раз к кому-то потянешься, зачем? Лучше же приучать к себе постепенно, чтобы больнее потом было!
– Пусти! – шиплю я, упираясь ему в грудь, – Не надо меня жалеть! Со всем сама справлюсь!
– Кризис «Всё сама» у детей наступает в три года. Ты его благополучно переросла, а если будешь все эмоции держать в себе, то ничем хорошим это не закончится, – испепелять взглядом ужасно неудобно, когда тебя обнимают, не взирая на визги, писки и попытки драться. Визжать и пищать правда приходится в разы тише, чем хотелось бы: если мне придётся ещё одну ночь не спать в обнимку с Джилл, то я не выдержу.
– Чего тебе надо? Отстань! – ною тихо и очень жалобно. Я не привыкла, чтоб меня жалели. Плачешь где-нибудь в тишине, в одиночестве, чтоб никто не видел, надеваешь на себя жизнерадостную маску – и вперёд. Всем глубоко безразлично какие у тебя проблемы, никто не будет тебя утешать и слушать, а если будет, то я рассироплюсь, начну жалеть себя, впаду в депрессию и стану ни на что не годным членом общества. Мне так поступать нельзя, я на вредной работе, у меня больной ребёнок на руках. Если и давать волю слабости, то не сейчас.
– Плачь, – почти приказывает Уильям, а у меня нет сил возмущаться и спрашивать, что он о себе возомнил. Вот и первая слезинка, я зажмуриваюсь, но непослушные капли чертят дорожки по щекам, падают на его шею, в которую я уткнулась в попытках отвернуться.
– Почему вы такие мудаки?! – начинаю я с первопричины своего отвратительного состояния. Ответ не требуется, он просто обнимает крепче, опускается на диван со мной на коленях. Не гладит по спине и волосам, молчит, просто обнимает, но его безмолвная поддержка сейчас дороже любых слов. Она будто открывает во мне все шлюзы: реву я за все годы загоняемых внутрь проблем. Ну как «реву», скорее молча глотаю реки слёз, опасаясь затопить моего незадачливого утешителя.
НИКОЛЬ
– Мисс Миллер, мы теряем его! – на медсестру, которая начала поддаваться панике, был брошен суровый взгляд из-под медицинской маски. Кто при первых прямых линиях пульса пациента начинает орать, а при капле крови падать на пол, тот явно зря пришел в хирургию.
– Ой, уже не теряем... – если бы взглядом можно было убить, любовница главного лежала бы на полу, дрыгая ножкой в дизайнерской туфельке. Ещё раз увижу это чудо в операционной, головомойку устрою такую, что надолго запомнит. И плевать что скажет по этому поводу Картер.
– Зашиваем. Кэтрин, не были бы Вы так любезны протереть мне пот и не хватать лоток с инструментами? Мы, видите ли, заканчиваем, а мне не хочется доставать из мистера Нортона зажим, как в прошлую операцию, – фраза «Молчание – золото» пригодилась бы тут как никогда, но Уорд своей трусостью и тупостью достала. А когда я бешусь, начинают дрожать руки, а для хирурга это ж ни в какие рамки...
Странно для блондинки соглашаться с тем, что все сёстры по цвету волос тупые, но с такой ассистенткой логика в моей голове больше не живёт, только раздражение. Я его пока успешно гашу, чтобы не начинать орать, говорить хлёстко и холодно, а ещё чтобы не угробить пациента.
Снимаю с себя все слои хирургической «капусты» и устало ползу пить кофе: в ординаторской никого, кроме Гаррисона, который кивает мне, приподнимая свой стаканчик.
– Снова Уорд давала свои «ценные» советы и лезла под руку в самый «подходящий» момент? – благодарно принимаю от него латте. Первый глоток заставляет себя почувствовать почти живой.
– Это просто ужас какой-то! Я понимаю, что она любовница главного врача, но хоть какое понимание хотя бы своих обязанностей должно быть?! У меня такое ощущение временами, что у нее вообще нет медицинского образования! Зачем идти в медицину, если от крови тебя тошнит, гной – это противно, анализы – нудно, а с пациентами ещё, вот сюрприз-то, разговаривать надо. А они не всегда преисполнены благодарностью и любовью к медперсоналу. – вгрызаюсь в что-то похожее на пончик. Это мой завтрак сегодня, в районе четырёх часов. Обычно хотя бы яичницу успеваю с утра пожарить, но сегодня проспала настолько, что впервые пожалела о том, что продала свою машину. Впрочем, на метро быстрее всё равно, чем по утренним пробкам.
– Не желаешь расслабиться вечерком с сексуальным, брутальным гинекологом? Говорят, что последний «Паук» чудо как хорош! – ёрзаю на месте, пытаясь вспомнить какую ещё отговорку не использовала. Внимание Уильяма, без сомнения, приятно, я бы даже с его характеристикой себя, любимого, согласилась, но…
– Давай ближе к выходным, а то устала как собака… – основная проблема в наших странных отношениях в том, что я согласна дружить, а Уилл вроде как тоже согласен, но весьма не против, если дружба эта будет с привилегиями. Была бы я современной женщиной, которая вертела на известном месте общественное мнение, а уверенность в себя била бы через край – уже сидела бы на соседнем кресле в кинотеатре, поедая попкорн, а может и в более интимной обстановке. Вся проблема в том, что сексуальность и желание свиданий даже не на нуле, а в минусовой зоне. Кроме того, хоть по мне и не скажешь, я – романтик, который сперва привязывается к мужчине, а только потом прыгает к нему в постель. Не мудрено, у меня были только одни длительные отношения, которые закончились весьма некрасиво год назад. Осколки сердца в более-менее функционирующий орган я вроде собрала, но перспектива начать что-то новое пугает до мурашек. Нездоровая реакция… Нужно будет к психологу что ли сходить.
– Я же запомню про выходные, – вижу, что Гаррисон расстроен, но в жизни бывают, знаете ли, куда более большие огорчения. Да, Уилл – почти два метра ростом, шатен с ореховыми глазами и бархатным, чуть хрипловатым басом. У многих дам он вызывает интерес, многие без раздумий пошли бы с ним на свидание и в постель. но выбрал почему-то меня.
– Без проблем, напоминай. А что это за странная хрень вместо пончиков? – только утащив парочку, понимаю. Что внутри нет дырки, тесто другое и внутри мой любимый абрикосовый джем.
– Круглые круассаны. Взял несколько видов на пробу: с абрикосом, малиной, сливочные и шоколадные.
– Какой кошмар! – восхищаюсь я, – Дай-ка мне ещё малиновый.
Метро «порадовало» запахами немытых тел. От меня, впрочем, тянуло больницей, заставляя попутчиков коситься: неприятный для психики запашок. Вряд ли кто может похвастаться любовью к запаху эвгенола.
Поваляться не диване не получится: есть дома абсолютно нечего. Ну как «нечего»: если не рухнуть на диван после душа, то нужно наконец приготовить пирог с черникой. Чтобы фигура не смела наглеть, половину можно отдать Эдриану. Сдается, что после работы у него тоже вряд ли родится желание что-то готовить.
Пока вымученный пирог остывал, я листала «Космополитен» и грустно взирала на руины ногтей, подпиленные почти до основания. Нет, безусловно, есть те же самые гинекологи с сантиметровыми ногтями, но, если ты адекватный специалист и не хочешь продрать ногтями перчатки при операции, а то и пациенту чего из внутренностей проткнуть…
На диване все-таки умудрилась отрубиться, вскочив, когда на пол упал журнал. Отделив щедрую порцию соседу, и шмякнув восхитительно пахнувшую вкусняшку на тарелку, решительным шагом прошлась до соседней двери и позвонила в звонок.
Вид у меня был, конечно, подчёркивающий мою адекватность и независимость: черная футболка с надписью «Avada Kedavra», домашние штаны и носки с Гуффи. На голове, надо полагать, прошел ураган «Катрина» после дрёмы на диване. Ну и Бог с ним, с внешним видом, я же в конце концов не соблазнять Смита сюда пришла.
Дверь открылась, явив моему уставшему взору Эдриана, державшего подмышкой дочь. Судя по заляпанным ладошкам малышки, Джилл таки добралась до несчастного фикуса в коридоре. Если же судить по запаху в квартире, то одинокий отец увлекся спасением несчастного растения, абсолютно забыв про рис на плите.
– Привет! Заходи! – сосед наградил белозубой, но уставшей улыбкой, скользнул взором по тарелке с черничным пирогом, остановился на моих растрепавшихся светлых кудряшках. После работы умудрилась попасть под дождь пока бежала до метро, теперь непослушные волосы вились мелким бесом – Ты с нами чай попить или что-то случилось?
Несмотря на зловещее предупреждение на футболке, Беллатрикс мне со светлыми волосами и серо-голубыми глазами точно не играть, даже если в наше захолустье как-нибудь и сунется Коламбус с идеей ремейка нашумевшей саги. Не канон. За одни носочки мадам Лестрейндж спалила бы на месте.
Довольная Джилл, пользуясь тем, что отец залип на странную соседку, рисовала на его белой футболке что-то напоминающее ранний символизм. Или кубизм. Или хрен его знает… Я в искусстве как свинья в апельсинах.
– Привет! Да нет, все нормально. Устала только. Поборола лень после сложной операции и решила познать дзен с помощью готовки. Вышло вроде неплохо, принесла на твою суровую критику. Эм... Ты же в курсе, что рис варят, а не жарят, да? – это был просто вопрос, а не попытка поиздеваться или пошутить.
Для первого слишком хорошо понимаю человека, уставшего работе, а юмор…хирургам не с коллегами лучше не шутить вовсе: эти бездушные твари могут зубоскалисть над вывернутыми конечностями, смертью, болью и другими «приятными» вещами. Просто потому что если будешь рыдать над каждой каплей крови, долго ты в хирургии не проработаешь, перейдешь сразу же в психиатрию, правда уже не специалистом, а пациентом.
– Она таки добралась до фикуса. Тебе чем-нибудь помочь? – вот всегда непонятно стоит ли людям помощь предлагать: некоторые весьма обижались, особенно мужчины. Будто, если дама предложит тебе помощь, а ты её ещё и примешь, у тебя что-нибудь отсохнет. Относится ли этот представитель сильного пола к таким индивидуумам сразу не поймешь, только когда увидишь реакцию.
– Спасибо, я справлюсь. Да…Просто вода выкипела, а Джилл воспользовалась моментом. – Смит вздохнул, опуская взгляд на то, что было когда-то чистой, белой футболкой, вымыл дочке руки и вытер висевшим неподалеку полотенцем. Чмокнул девочку в макушку, опустил дочку на пол и переставил на холодную конфорку подозрительно черный рис, – Я сегодня немного в себе. Вся эта ситуация с войной… Она как бы есть, но... Это всех пугает, но пока что не происходит ровным счётом ничего.
Я понимающе вздохнула: ещё бы. Как бы там ни было, но хирургов явно бы поставили «под ружьё», начнись боевые действия, а пока все писано вилами по воде. Думать все время – сойдёшь с ума, а и так работа не простая, так что я сосредоточилась на соседе и его дочери.
Даже при всём моем неумении обращаться с детьми, я до сих пор не понимаю, как можно оставить своего ребёнка. Да и сложно мыслить рационально: бывшая жена Смита явно не обладает ямочками на щеках, зелёными кошачьими глазищами и спутанными тёмными волосами. Ты не залипаешь на неё периодически, спускаясь в лифте, молясь всем богам, чтобы не приняли за маньячку.
Просто так не разводятся, редко когда виноват кто-то один. Просто… Разве материнский инстинкт не заставит впиться в горло любому, кто встанет между тобой и ребёнком? Ладно, не стоит размышлять о том, в чем я понимаю как в тригонометрии, то есть ровным счётом ничего.
– Чай, – девочка всучила мне полотенце, с довольным видом уставилась на останки риса на плите. Судя по всему, к такой еде ребенок питал здоровое отвращение. Сколько ей? Фразами еще говорить сложно, но бегает и влипает в различные детские неприятности довольно шустро. Полтора? Два?
– Просто с языка сняла. Ты же выпьешь с нами чая? Рис планировался как гарнир к рыбе, –Эдриан задумчиво почесал заросший подбородок, – Джилл я уже покормил, мне хватит и пирога. Если хочешь рыбу…
– Нет, спасибо. Поела в кафе. У нас открыли недавно рядом с работой, – нагло вру: с этими чертовыми новостями кусок в горло не лез, так что добью сегодняшние круаасаны пирогом.
– Ты не поёшь? Я недавно выяснил любовь Джилл к песням, колыбельным, а сам не умею, – музыкальный ребенок тем временем привычно разместился на бедре отца, внимательно осматривая меня зелёными глазищами.
– Ой, нет. В моих талантах только игра на нервах. Не люблю, но умею и практикую. Последний раз, кажется, пела караоке на выпускном. Сокурсники утверждали, что это было ужасно. Если уж у нас что-то типа ужина, то я сейчас… Секундочку, – в своей квартире приглаживаю волосы, собираю их в высокий хвост, беру из холодильника баночку детского яблочного пюре и остатки пирога. Остается только закрыть дверь, стараясь не уронить пирог, баночку и ключи.
К соседям заползаю аккуратно, тихо прикрывая ногой входную дверь. Судя по звукам, пока я возилась у себя, Эд укладывает дочь спать, а значит изображать из себя слона в посудной лавке не стоит. Пока лучше пирог порежу.
– Уложил, – я вздрагиваю. Нервы в последнее время ни к черту, а тут еще и привлекательный сосед, который демонстрирует владение тихой поступью ниндзя. Он, интересно агент из первой десятки или какой-нибудь ноль одиннадцать? Ясно: когда в уме начинаю глупо шутить, это значит, что нервничаю. Нервничать, к слову, незачем: на моей памяти Смит и мухи не обидел. Наоборот: помог с переездом, приглядывает по-соседски, всегда мил и обходителен, даже когда видно, что устал и на последнем издыхании. А что он не только как человек нравится… А вот в этом всё и дело, не так ли? После Алекса не хочется вообще никому верить. Четыре года, слитых с унитаз, убитое чувство собственного достоинства, сексуальность на нуле, умение флиртовать где-то рядом с такой же печальной отметкой. При этом либидо, как ни странно, не растоптали: мысли о поцелуях и продолжении вечера не за мультиками, а в более интимной обстановке с соседом приятные. Улыбка его нравится, зелень глаз, как он неловко волосы тормошит, когда в разговоре наступает звенящая тишиной пауза. Вот как сейчас.
Точно Джеймс Бонд, по крайней мере такой же джентльмен. Я уже забыла когда мне пододвигали стул и ухаживали, ставя перед носом чашку с Кермитом. Я улыбаюсь лягуху, но тут же смущаюсь, будто первокурсница, когда наши пальцы встречаются над заварочным чайником.
– Я забыл, ты с сахаром? – он улыбается, а я снова залипаю на него как дура. Как тогда, в первый раз, когда только заселялась сюда и наставила новому соседу шишку медицинской энциклопедией. Хорошо не убила. Книжечка тому способствует: всё-таки несколько килограмм живого веса в развороте. Не хотелось бы начинать знакомство с того, что я зашивала бы ему бровь. Думала, что меня как минимум отругает. К слову, отругал за дело бы, но настроение было слишком паршивое после расставания и переезда. Только приготовилась скандалить, как мужчина просто взял и улыбнулся.
– Николь, деточка! – почему-то голосом покойной бабушки постучался в черепную коробку здравый смысл, – Ты ответь что-нибудь кавалеру. Не сиди, будто тебя восьмичасовой операцией мучали!
– Нет, спасибо. Тем более у нас же пирог есть. Я там Джилл пюре принесла: хотела сделать с ним печенье, но явно не соберусь, – вспоминаемая уже бабуля была в этом плане непреклонна: чай только без сахара! Нечего вкус благородного напитка портить! Ладно, в следующий раз задумаюсь о своем тёмном детском прошлом. Тут за мной симпатичный мужчина ухаживает.
– Спасибо. Под чай посмотрим что-нибудь? – я вцепилась в вазочку с печеньем. Мне вроде как дали её поставить на стол, но идея хоть чем занять руки была непреодолима и настырна, пришлось ей подчиниться. Поскольку от печенья я успела откусить, чтоб окончательно не выглядеть дурой, только угукнула и кивнула.
– Лежащий рядом с тобой на диване я – это не намёк. Если вдруг я усну на твоём плече и, не дай Бог, начну пускать слюни и храпеть как мопс, ты всегда можешь меня толкнуть, – я наконец дожевала печеньку, разместила вазочку на журнальном столике, и опустилась на диван, умудрившись не пролить на себя горячий чай.
– Ну почему, это вполне жирный намек про то, что тебе и мне нужно меньше работать, но поскольку долг зовёт, это просто будет означать разойтись по своим спальням. Мопсы – вполне себе милые животные. Включай давай, –раззадорившееся второе «я» обижено поинтересовалось «Как это не намёк?!» Вот ходишь к разведённому соседу, домашней кухней его подкармливаешь, а даже пофантазировать не можешь с чего это ему рядом с тобой на диван лечь захотелось.
То есть всё-таки утренние размышления были не совсем честные: я к отношениям с Гаррисоном не готова. Мы оба слишком ехидные, слишком гордые. Он прекрасен как друг, у нас с ним схожее чувство юмора, вот только я не краснею маковым цветом и не думаю, что почувствую, если он меня поцелует. А с Эдрианом…гм…
– Если тебе не зайдет, то скажи, я выключу. Сериал может показаться слегка затянутым и не логичным, – предупредил мой любящий обламывать женские фантазии сосед и щелкнул пультом.
– Думаю, он всё равно лучше фильмов ужасов, где главным героям прямо мёдом намазано спускаться в тёмный подвал проверять что там рычит из темноты, – возражаю я, – Почему-то никому в голову не приходит, что априори ничего хорошего. Если у тебя нет собаки, которая любит прятаться в подвале, может ну его на фиг? Я бы от греха подальше предпочла или не проверять или уйти, но логика у режиссёров не живёт.
Взгляд упал на лежавшую рядом руку соседа: не бодибилдер, но и не худышка. Как раз в моем вкусе: есть что пощупать и… Знаю, знаю! Нельзя уже хирургу со стальными нервами на мужчину посмотреть! Если на работе веду себя как безэмоциональная машина, то это не значит, что такой характер. Просто работа требует.
– Вот сейчас и посмотрим, что лучше. Уж поскольку я тебя затащил в глубины сериального ада, то как смотришь на то, чтобы воспользоваться моим выходным и тебя завтра на работу подвезти? – Энди подмигнул, закрывая нас обоих пледом.
– А ты не хочешь поймать удачу за хвост и выспаться? – я склонила голову набок, выбирая между искушением не давиться в метро и желанием дать человеку кусок покоя в его законный выходной. С маленьким ребёнком наверняка тот покой только является во снах.
Подмигнул… У него настроение хорошее или флиртует? Попробуй подключи хреново работающую женскую интуицию: мурашки по шее бегают просто так, он просто подвинулся или чтобы быть поближе?
Кажется, я окончательно забила на отношения, флирт и другие интимные радости жизни. Нет, интим был... кажется, полгода тому назад, когда пыталась с коллегой забыться после тяжкого рабочего дня. Если вспоминать что закончилось все для меня не очень радужно, становится совсем грустно.
– На кладбище отосплюсь, — хмыкнул Смит, мягко опуская большую ладонь на моё колено и осторожно его оглаживая. Я замерла как мышь под взором большого, голодного кота. Выражение «И хочется и колется» играло сейчас всеми красками, как неисправный на перекрестке светофор.
Считается, что скромность – это для девочек лет шестнадцати. То ли мне бойкие школьницы по жизни попадаются, то ли я слишком неопытна для своих двадцати пяти, то ли и то и другое. Где и с кем мне было становиться раскрепощённой, сексуальной женщиной? Почти со школьной скамьи жила с Алексом, потом мимолетные встречи, о которых и вспоминать-то стыдно…
Нос мужчины уткнулся в мою шею, и я вообще на секунду испугалась, что сердце остановится. Вот стоит лезть в отношения, если тебе одновременно приятно, и ты в обморок грохнуться хочешь? Что это? Волнение? Возбуждение? Неверие? Неловкость? Всего понемножку.
– Я без проблем отвезу на работу. Не переживай за меня, если бы мне было бы неудобно, я бы не предлагал. Тем более... – мужские губы коснулись шеи где-то у ключицы, – не часто тебе удается покататься под хорошую музыку по еще не проснувшемуся городу… Не колется?
Я едва не фыркнула, скрывая смех. Шикарный вопрос после моих мыслей про «…и колется». Вот сейчас! Нет, ну чего я сижу как дура?! Или развернись к нему и поцелуй или руки убери и скажи тоном ледяной королевы, что он неправильно всё понял. Раз-два-три…
«Жопу подотри!» – почему-то голосом Картера отмочил внутренний голос и зарал. Оригинально, Миллер! И самое главное, что умно! Прямо юмор для первой на курсе, да? Это тебя так намечающаяся личная жизнь научила сортирному юмору? Тебе вставать завтра в семь! За сериалом, к слову, никто уже не следит. Всё страдаешь по своему золотушному Алексу, с который у тебя еще и подруга детства ушла? Заканчивай разговор и…
– Немножко, – закусив губу, я осторожно позволила ладони прижаться к мужской щеке. Здравый смысл где-то в глубине сознания закатил глаза и наверняка застрелился. Ну а что он хочет?! Душа у женщины легка и вечна склонна к укоризне: то нету в жизни мужика, то есть мужик, но нету жизни
– Когда ты заканчиваешь? – лучше б нам вдвоём придумать как за четыре с половиной часа поспать хотя бы шесть, а не задаваться, как Эд, вопросом: «Джентльменом быть только с утра или даму ещё домой привезти?» Он же про это, да? – Я не смогу доверить Кену Джилл на долгое время, он раздолбай. И её нужно накормить и уложить спать в обед... Короче…
Действительно «короче». «Дело к ночи», как говорится. Я бы со стороны соседа Кеннета к ребенку вообще не допустила. Интересная логика у мужчин: признавать, что друг раздолбай, но при этом дочурку вверять его заботам, уезжая по делам. И странно, что Сандерс вообще остался сидеть с ребенком, а не ушел клеить очередную подружку по барам. Нет, даже я признаю в нём какое-то магнетическое обаяние, но изумлена этой дружбой. Всё-таки никогда до конца мужчинам не понять женщин, а женщинам – мужчин.
Эд улегся на бок рядом и снова припал к моей шее губами, пуская по телу сонм предвкушающих мурашек. Мужские руки гладили мои колени, не позволяя себе пока вольностей. Оставалось для себя до конца решить он «слава Богу» не позволяет себе больше или «к сожалению».
– В районе четырёх. У меня сложная операция, а уставший хирург – рабочая единица хреновая, – попытка благоразумия позорно проваливалась, кожа горела от мужских прикосновений. Ну, в двадцать же не спала ночь, готовясь к экзаменам. За пять лет стало так худо? Выпью лишнюю чашку кофе. Когда мужчина вызывал желание пихнуть его на диван, взобраться на него и рвануть наверх рубашку? Вот! Вопросы еще есть? Вопросов нет. Делай тогда что-нибудь, сама парня запутала: то томно дышишь ему в ухо, то замираешь, будто он тебе в лифчик ядовитую змею засунул.
– Нет. Давай хотя бы "средне". "Короче" – это как-то совсем грустно. – я улыбаюсь, расстегивая верхнюю пуговицу на мужской рубашке.
Что? Всегда можно притвориться самой невинностью и сказать, что ты помогаешь ему готовиться ко сну. Впрочем, при таких поцелуях в шею скорее сама его изнасилую, чем достоверно смогу изобразить смущение и наивность.
На шее горит ещё один поцелуй, а мужские руки лезут под футболку, скользя по талии вверх. Это уже не невинное поглаживание коленок, а вполне конкретная заявка, отвернуться и уйти мне совсем не хочется.
***
– Я это...просто перенервничал сегодня там... забегался. Понимаешь? Это не из-за тебя, – вечер без сомнения закончился томно, только слегка не в той тональности, на которую я рассчитывала. Вот только страхи все отгребёшь в сторону, найдёшь симпатичного мужчину, настроишься на лирический лад…
Нет, я вовсе не проклинала и так дико смущённого Смита, скорее свою бьющую меня опять наотмашь карму. Она периодами подкладывает мне не то, что свинью, а полноразмерного и крупногабаритного дикого кабана. Например, ухажёр поверачивается поцеловать меня, а я разворачиваюсь с кофе и со всей дури в него врезаюсь, отправляя в глубины химчистки рубашку с брюками. Первое свидание между прочим! Первое и последнее.
Ещё переворачивались с другим уже парнем с лодки в пруду. А сезон только открылся, на улице дикая холодина, но я же романтичная натура, а с лодок только идиоты падают. Я молчу о романтичном, казалось бы, свидании на конном ранчо: от запаха итога продолжительного процесса пищеварения коняшки очень долго отмывалась. Познакомиться по интернету, а на свидание приходит человек втрое старше своей аватарки и вдвое тяжелее? Дайте три! Упасть с лестницы, сломать себе каблук и ногу в придачу? Есть! Случайно покалечить предполагаемого партнера различными способами? Без счета!
Такое ощущение, что Алекс, уходя, проклял все мои романтические начинания. Я не верю в такую хрень, но каждое первое свидание запоминается навсегда. Рада бы сказать, что по причине шикарных мужчин, романтичности, продолжительных (хоть с месяц бы) отношений. Но нет! Когда я со свидания в больницу не еду – это уже победа.
– Оставайся... я поставлю будильник, – мой неудавшийся любовник сполз с дивана, стараясь на меня не смотреть. Ну…что могу сказать. У мужчин усталость выражается иногда весьма жестоко для их самооценки. Не стоит окончательно ставить крест на так и начавшихся отношениях, ведь еще когда пирог принесла было ощущение, что он сейчас отключится.
– Все нормально. Не придумывай себе ничего, слышишь? – мы с бабушкой спорили во многих вещах, но были вдвоём уверены в целебной силе обнимашек. Да, честно говоря, и самой хотелось уже хотелось не сексуальные подвиги совершать, а спать лечь. Хотя, минуту назад… Не будем о грустном!
– Мне всё понравилось. С работой и маленьким ребенком я удивлена как ты еще под сериал не заснул. Правда, все хорошо. Я после четырёх сложных операций вообще под партнером вырубилась, – стоило только вспомнить как с утра возмущался Алекс. Слова «нет», впрочем, бывший не признавал, так что за что боролся, на то и напоролся.
– Пошли спать, ладно? Возможно, нам даже удастся немного выспаться, –
я глажу бедного пострадавшего от моей кармы соседа по волосам. Если он после сегодняшнего свидания захочет меня видеть, на второе моя карма распространяется? До сих пор проверить не удавалось.
Смит бурчит что-то, похожее на согласие, обнимает меня за талию и сгребает в объятия, прижимая себе. Будем надеяться, что ему поможет моя безмолвная поддержка. Но не врачебный же консилиум устраивать и не телефон знакомого уролога давать. Хотя, кажется, сделать ситуацию ещё более неловкой сейчас просто невозможно.
Примерно в таком же положении мы с ним ложимся на диван, оставляя меня в лёгком недоумении. Это что-то новое! Обычно мужчины терпеть не могут те ситуации, где страдает их достоинство. А тут и в прямом и в переносном смысле пострадало. Свидетелей убирают быстро с глаз долой, а не обращаются к ним за поддержкой. Уставший мозг не мог вычленить в данную минуту хорошо это или плохо: ныл, капризничал, просил милости и спать.
Оказывается, спать на мужском плече не так и плохо, как можно было подумать. Даже удобно. К этому вполне можно привыкнуть.
***
Казалось бы, очень мило, когда тебя будят птички… Пернатые ублюдки (иначе и не скажешь) начали щебетать ровно семь и не минутой позже.
Я ловлю на секунду панику, когда мой мутный взгляд цепляется за обстановку комнаты, а потом за мужскую руку, обнимающую меня за талию. Странно, что сосед и несостоявшийся любовник спит сном младенца: я во сне умудрилась забросить на него правую ногу, заявляя на мужское тело свои права. Странное желание, если вдуматься. После вчерашнего-то…
– Мммм... Корнуэльские пикси! – когда удаётся где гибкостью тела, а где поцелуями покинуть диван и вмазаться мизинцем в журнальный столик, хочется сказать другие слова, но мозг благополучно генерирует, что дома живет маленький ребёнок. Знакомиться ему с родным трёхэтажным в столь юном возрасте рановато.
– Эй, Эдриан! Вставай! – нужно позавтракать, сварить кофе, сумку собрать и одеться. Что сейчас включает в себя «позавтракать»? Мы в отношениях? Мне делать завтрак на двоих, троих? Сколько спят маленькие дети?
Бывшие (честнее будет сказать «бывший») часто обвинял меня в холодности, отсутствии нежности и безэмоциональности. Чего со мной при этом мучался четыре года при всём этом не понятно. Жалел, наверное. Хвала богам, что сейчас я думаю про это с сарказмом, а после расставания за чистую монету принимала…
– Нет, нет, нет. Это плохая идея, – ещё сонный Смит коварно ухватил меня за штанину и подтащил к себе, явно желая поваляться вместе под одеялом, а может и получить утреннюю порцию обнимашек. Вчера вечером поцелуи и объятия казались…правильными что ли. При свете утра же собственные сомнения и комплексы накрыли с головой. Я решительно и нагло прикрылась работой, завтраком и нехваткой времени, отвоевав свою штанину у мужских загребущих пальцев.
– Как ты относишься к завтраку в виде тостов с сыром и яичницы с беконом? – трижды чёрт! Последний раз готовила для Алекса, дальше всегда одевала на себя образ сильной и независимой. Хочешь яичницу, дорогой? Вот сковородка, вот плита. Правда мне через полчаса выходить на работу, так что готовь себе быстрее. Мужчины мрачнели, одевались, уходили и больше не возвращались. Не было этого идиотского, осложняющего всё желания сделать приятное. Хотя, быть может, потому что мало кто из них делал приятно мне? А он делал? Лучше с утра не думать как вечер закончился, а то или фыркать буду возмущённо или краснеть как маков цвет. Все на работе считают «мужиком» и сокращают до «Ника». Гордость – моё второе имя, плакала, кажется, на втором курсе последний раз, когда умерла бабуля. Считаю, что женщина может взять на свои плечи любое дело и освоить любую профессию, а на пирог, объятия и приготовить завтрак повело…
– Я никогда не завтракаю, – раздался сонный голос с дивана, – Мне нужно одеться, умыться и Кена в дом пустить. Могу ещё минут десять – пятнадцать лежать. А ты иди собирайся.
– Даже кофе не будешь? У меня кофемашина исполняет любой каприз в виде американо, капучино и латте, – пришлось коварно похитить плед с дивана: иначе общаться с реальностью Смит никак не желал.
– Ты беспощадная женщина, – хмыкнул сосед, поднимаясь на ноги. Зевал при этом правда так заразительно, что я с большим усилием заставила себя сгрести с журнального столика ключи и ползти в направлении собственной квартиры.
– Я с тобой выпью американо, – раздалось со стороны детской.
Не стоит начинать утро с лекции на тему раннего гастрита, тем более что самой лень готовить. Годам к сорока я пожалею, что пренебрегала горячими завтраками, но до этого же ещё дожить надо, а я на вредной работе. Сегодня совещание, а это значит что придётся одевать темно-синий костюм. От всей души надеюсь, что не залью его кофе. Кстати, по поводу кофе… Один американо, один латте.
Сумка...Так, вон та, большая. Пропуск, резинка для волос, мятные леденцы, ключи от ординаторской, ключи от квартиры, тушь, помада, влажные салфетки, кошелек, карта, паспорт, талон для мастера, обещавшего к сегодняшнему дню сделать туфли. Краситься нельзя: можешь осыпать тущь в пациента. Образ завершают серёжки-«гроздики» с фианитами.
Посмотрев в зеркало, я осталась довольна собой. Излишняя худоба ушла, округлилась где надо. Правда при такой диете округлюсь еще больше. На йогу что ли нужно записаться, но это потом, когда продохнуть можно будет. Когда наступит это знаменательное событие? Такое ощущение, что люди решили всем населением рвануть в хирургическое отделение. Что же творится в столице? Там вообще бедные коллеги делают хоть перерыв на сон и еду?
Накинула пиджак, выпила от греха латте на месте, сделала американо, закрыла дверь и осторожно поползла к соседям. Миссия выполнима! Удалось поставить чашку на стол не извозившись и сесть с видом «деловая колбаса» на диван.
***
– Каждый раз, когда Кеннет остается у меня дома, я готов молиться, чтобы не вернуться на обломки или угли, – Эдриан, уже сидя за рулем автомобиля, протирает очки специальной влажной салфеткой. Я стараюсь не пялиться, что получается плохо: в очках вижу его первый раз. То ли предпочитает ходить в линзах, то ли использует очки только для вождения, – Я доверяю ему как себе, но уж такой он человек.
В машине заиграл классический рок. Фредди Меркьюри извещал всех о том, что он хочет быть свободным. Вполне понятное, если подумать, желание. Люди всю жизнь мечутся между «Хочу чтобы меня любили» и «Мне нечего терять, кроме своей свободы». Счастлив тот, у кого мозги займут нужную нишу между этими двумя крайностями.
– Ну, если доверяешь, то ребёнка он из руин вынесет. В принципе, это самое главное, – мы с Кеннетом встречались всего один раз. Он показался мне показушником, бабником и балаболом, но своё мнение лучше держать при себе. Тем более никто меня не спрашивал, а Эдриан не выглядит глупым человеком или тем, кто позволит о себя вытирать ноги.
– Ты немного хоть поспал? – вот как не краснеть, вспоминая позу пробуждения. Между прочим, первый раз...вот как это назвать? Осталась ночевать с человеком и уже заявила во сне права на его личное пространство.
– Да, я хорошо поспал. Всё хорошо, Никки. Я привык мало спать, — машина плавно тронулась с места и выехала на дорогу, пересекающую почти весь спокойный район, в котором мы жили. Во мне сладкой занозой зазвенело такое подзабытое, ласковое «Никки».
– Всё…нормально после вчерашнего? Мне очень неловко, –он явно замялся перед вопросом, но, хвала богам, решил уточнить. Хорошо! А то я уже извелась как поднять эту тему. Вроде неудобно, а не поднимешь, так точно решит что ты его в импотенты записала и знать больше не желаешь.
– Ну, объятия и ласки – это тоже очень приятно. Я бы сказала, что в расшатанном душевном состоянии, пожалуй, даже лучше, чем секс, – вот только одна большая проблема: сексом ты можешь по большому счету заниматься с кем угодно, а объятия отвечают за привязанность, – Правда, не стоит. Я думаю, что каждый мужчина уставал хоть раз так, что ему было не до секса, но не каждый признается. Я тебя уверяю, что если бы все плохо, я бы нашла любой предлог побыстрее уйти, но проснулась в весьма вольной позе, можно сказать на тебе...
Лучше не упоминать, наверное, что бедному Эдриану просто моей кармой прилетело. Если наметится второе свидание, нужно все пальцы на руках и ногах на удачу скрещивать.
– Да уж, – неловко промямлил Смит. Мы вдвоем, видимо, считаем, что если решим обсудить случившееся, не стесняясь в выражениях, то будет под большим вопросом кто первый на полном ходу выскочит из машины. Двое взрослых людей, одной за двадцать хорошо, другому тридцать, у одного из смущающихся даже дочь есть… Детский сад «Ромашка», ей Богу.
– Я буду свободен ещё часа три, а потом к семи. Не хочешь поужинать вместе? Заказать чего-нибудь. Не уверен, что смогу отвести тебя в ресторан, потому что Кен не согласится остаться с Джилл так надолго, но заказать было бы неплохо. Тем более, что она всегда рада гостям...
– Часов в пять должна быть дома, – мозг никак не мог не напевать припев хита «Аква» каждый раз после имени «Кен». Кто ж мог предположить, что во взрослом возрасте эта песня будет какой-то грустью отдавать. «Пластиковая жизнь – это здорово» … Да уж… – Могла бы предложить что-то приготовить, но буду эгоисткой и предпочту поспать. Если сегодня пациента не угроблю, то я за.
По пути с работы нужно будет в аптеку зайти. Зачем? Ну, очень странно будет, если Эд решит не реабилитироваться за прошлую ночь. Не хотел бы, домой не приглашал. Второе свидание и уже «Эд»? Ну не «Эдриан» же его звать всё время. Мне все-таки двадцать пять, не восемьдесят пять!
– Я не смогу тебя забрать. Освобожусь только в шесть. Хорошо, тогда вечером мы тебя ждем, – я кивнула, решив ничего не говорить. А то ляпну что-нибудь по типу «Я сама доеду», он решит, что я обиделась, а если обиделась на то, что у него дела, то неадекватная, а если неадекватная, то меня можно вечером не кормить.
Машина притормозила на парковке у клиники. Теперь предстояло соображать и пытаться вычленить из всех мыслей хотя бы стоит его поцеловать перед выходом из машины. Ох, сложно-то как… Отношения – это что-то безусловно приятное, но на их этапах себе весь мозг сломаешь.
– А что с напитками? – я закусываю губу, пытаюсь завязать взятый в последний момент в прихожей шарфик. Пальцы не слушаются в попытке, да и надо ли, учитывая, что максимум через полчаса мне этот аксессуар точно снимать? Как прощаться с Эдрианом? Может хотя бы обнять? Было бы понятно переспи мы, а сейчас какие у нас отношения?
– Я предоставлю тебе свой бар, – он как-то невесело усмехается, крутит на пальце довольно массивное кольцо с печаткой. Не люблю обычно на мужчинах украшения, но ему идёт. – Я не думаю, что мы будем разбираться, подойдёт ли «Джеймессон» к суши, поэтому просто выберешь, что понравится.
– Я могу не подойти к «Джеймессону»: меня выносит сперва в веселье, а потом в сон с крепких напитков, – вздыхаю я, вспоминая позорный выпускной. Смешно, что самое большое сожаление – Алексу тогда не изменила. Жизнь, возможно, была бы проще. Какие хорошие люди меня по жизни окружают! Никто из одногруппников не соблазнил! Иногда от прорезающихся крыльев и нимба на других людях начинает ощутимо подташнивать.
Черноволосый соблазнитель наклонятся и мягко целует в висок. Наши глаза встречаются.
– Надеюсь, Джилл уснёт быстро, – мужская ладонь скользит по пояснице, а меня будто пробивает электрическим током. Не отводя взгляда, протягиваю руки, чуть сжимаю мужские плечи. Не объятья, скорее обещание, лёгкий, хоть и отдающий жаром ночных касаний флирт. – Хочешь, я провожу тебя? Все будут знать, что у тебя появился красивый, галантный и скромный кавалер...
Пару раз моргаю, пытаюсь сфокусироваться на происходящем. Мне никогда не хотелось на моей памяти жарко выдохнуть: «Чёрт с этой работой» и прыгнуть на мужчину прямо в не тонированной машине. А что увидят… Ну, пусть завидуют. Правда возможно повторение прошлой ночи, если вокруг зрители соберутся. То ли эта мысль, то ли осознание, что работу никто не отменял вернули к действительности.
– Главное, что скромный, – я смущённо глажу мужчину по щеке, роюсь в сумке в поисках пропуска. Сидевший на левом плече бесёнок подначивает повернуться и поцеловаться уже нормально. Самое паршивое, что ангелочек на правом согласно кивает и рогатому показывает большие пальцы, – Полезно иногда угощать соседей пирогом: никогда не знаешь к чему это может привести, – Проводи. В конце концов давненько обо мне никаких слухов не ходит.
Слухи явно появятся, потому что встретившиеся по пути к дверям больницы коллеги чуть ли не в открытую пожирали Смита любопытными взглядами.
– Спасибо что подвез, – встаю на цыпочки, и, решившись, целую мужчину в уголок губ: своеобразная альтернатива – нечего всем пялиться на французские поцелуи, а в щёку выглядит как-то совсем по детски.
– Хорошего дня, Никки, – удаётся всеми мобилизованными внутренними ресурсами не визжать от неожиданности, когда он приподнимает меня за талию, оставляя на губах лёгкий поцелуй.
Рабочий день отзывается в теле приятной усталостью. Даже о новых отношениях удалось не думать, заняв мозги целиком и полностью работой. На обеде больше слушала коллег, вставляя временами глубокомысленное «Угу». По пути домой около станции метро зашла в аптеку, прикупив средство контрацепции двух видов (успела забыть что в мужских штанах подходит под категорию "Сlassic", а что "XL").
На всякий случай взяла в магазине пару бутылок вина. Я редпочитаю ходить по гостям со своим алкоголём, чтобы с утра не было мучительно больно.
Дома сдираю с ног туфли, вешаю куртку, топая прямо в уличной одежде в ванную. Успею до свидания поваляться в пене и привести себя в порядок. Пока придумаю какой именно шампунь взять, вода наберётся.
Щурясь от удовольствия, ныряю ванну, делая себе корону и бронелифчик из пены. Голову пришлось помыть: больничный запах здорово въедается в волосы, а навевать мысли о чём-то, кроме романтичной обстановки, не хотелось.
– Аааа...Чёрт, чёрт, чёрт! — ну вот почему на шугаринге в салонах это не больно? А тут скачешь на одной ноге и мысленно изображаешь из себя портового грузчика. Вот почему волосы перестают на теле расти только к старости? Где в жизни справедливость?!
Главное, чтоб скромный кавалер не соскользнул. Нет, ну правда, перебор масла после депиляции. И белье постельное теперь заляпаю! Ладно, подремать можно на пледе, все равно хотела его стирать. Я сладенько зевнула, надеясь на то, что в доме напротив не живет извращенец с биноклем, и завалилась спать на плед в чем мать родила.
Очнулась минут на пятнадцать позже заявленного свидания, еще с минуту хлопала глазами, пытаясь понять почему темно и надо ли на работу.
– Ну нет, карма, зараза, ну прекрати! – высшие силы остались немы к моим мольбам. Хоть раз у меня человеческое свидание будет?! Где никто не пострадал, не проспал...
Собираю волосы в "хвост", со скоростью света влетаю в тапочки и домашнее платье голубого цвета. Белье, к слову, подкачало, являя собой просто однотонный хлопковый комплект, но если сейчас еще о нём думать...
Резиновые изделия распихиваются по карманам, вино берется из холодильника. Можно только надеяться на то, что Эдриан не решил, что его продинамили, потому что у двери соседа удаётся оказаться через полчаса от назначенного времени.
– Прости, прости, прости. Я проспала, – винюсь с порога, сжимая в руках бутылку вина, что твой спасательный круг.
– Всё нормально. Как раз доставка задержалась, и Джилл не хотела ложиться... Я даже не успел подумать, что ты решила надо мной посмеяться.
Облегченно выдыхаю и просачиваюсь в гостиную. Нужно было одеться как-то более красиво что ли… Вот он в водолазке и брюках, а я в домашнем платье. Но лучше так, чем ещё час искала бы что надеть… Наверное.
– Выбирай: кухня, гостиная, спальня... В спальне, если что, тоже есть журнальный столик и телевизор. «Джеймессон» не вариант? – от самого Эда слегка пахло сладкой колой с виски. Заметить можно, но не настолько критично, чтобы это могло поставить крест на вечере. Если бы напился вусмерть, то другое дело, тут бы я уже кляла вновь распоясавшуюся свою карму, – Отлично выглядишь... как и всегда.
Теплые руки обняли за талию, прижали к себе. Прежде чем отпустить из объятий, он слегка коснулся губами волос. И это отношение привязывало к себе в разы больше, чем безумный секс. Хотя, бесспорно, и того и того хотелось. Человек вообще существо жадное.
Я зажмурилась довольной кошкой, когда мужские губы коснулись волос. Опасный человек: вон как читает женское сердце. Быть сухой в отношениях, но при этом быть дико тактильной – это я. И сухая не потому что не хочу кого-то обнимать, касаться, наслаждаться близостью. Очень хочу, но так привыкла, что мои объятия как минимум терпят, что теперь очень сложно перестроиться, очень сложно довериться…
– Ну...осмотрим комнату, в которую еще не засовывался мой любопытный нос: давай в спальню. Если хочешь стриптиз на столе, то «Джеймессон», правда не обещаю оттуда не упасть в самый интересный момент. Я предприимчивый гость, не переживай, – я потрясла принесенной с собой бутылкой «Каберне».
– Хорошо...всё? – то ли интуиция проснулась, то ли не привыкла просто что всё может быть как у нормальных людей на свидании. На секунду ловлю ощущение мышки, которая попала в мышеловку. Клац! Уже не выберешься, глупая! Да хватит, Миллер! Что может быть не так?! Свидание отличное, а по поводу войны… Политики явно решили разобраться мирно, иначе бы давно по всем каналам кричали в новостях. Это просто паранойя разыгралась!
Вдох-выдох. Как говорил герой Астрид Линдгрен "Спокойствие, только спокойствие". Покрепче прижимаюсь к Эдриану. Он ни разу не подводил меня как сосед. Почему вдруг должен подвести как парень?
– Всё в порядке, – он говорит чуть сдавленно, в мой висок, снова касаясь волос губами, – Пойдём. Я соскучился по тебе.
Пока располагаю на столике у кровати наш поздний ужин, Эд укладывает Джилл. Теперь реши куда презервативы деть. Оставить в платье? Положить на стол? Убрать куда-нибудь в шкаф? Тьфу ты! Смущаюсь как школьница перед первым поцелуем!
– Как твой день? – я отпиваю «Каберне», он отдаёт предпочтение виски, но почти не сводит с меня глаз, прерываясь только на то, чтобы взять суши. Это приятно, хоть и тревожно немного. Будит в душе чувства, которая я клялась выкинуть навсегда, запереть на замок. Заставляет щёки окрашиваться румянцем, не отрывать от его взгляда свой, будто играем в детские «Гляделки», но от такой игры судорожно дрожит что-то внутри, и по кусочкам осыпается ледяная стена, сооружённая вокруг сердца.
– Ну, операцию я провела успешно, а что касается коллег, то основные пытки предстоят послезавтра: не зря же меня пригласили на ланч. Более чем уверена, что их заинтересовала твоя скромная персона. Боюсь, что порадовать мне их доскональным знанием твоей личности не удастся. Давай посмотрим, что у меня имеется в "личном деле". Хм... – решив попробовать ролл с майонезной запечённой щапочкой, я устремляю взгляд в потолок, систематизируя в уме данные о соседе.
– Итак… Тебе тридцать, ты инженер, недавно развёлся, у тебя склонность к тому, чтобы все вокруг было аккуратным и как это сказать…необходимым. То есть, предпочтешь жить с минимумом вещей, чем разгребаться в бардаке и погрязнуть в поисках. Ты спокойный, но упрямый. Хороший отец, который очень любит свою дочь. Как оговаривалось выше, скромный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Ну, думаю не буду заключать в характеристику, что ты отлично целуешься и любишь объятия. Я же просто на ланч иду, не хочу чтоб меня там зарезали от зависти. А любопытные женщины могут, – я допиваю вино из бокала и залипаю на уплетающего суши Эдриана. Явно во мне возродилась вдруг мать семейства и бабуля, которая просто любит, когда люди едят. Следующим шагом будет ворчание «Щуплый ты какой». Пироги вон начала уже готовить.
– Да, я примерно понимаю чувства женщин, которым может твой рассказ не понравиться, – Эд смеётся, отправляя очередной ролл с сырной шапочкой в соевый соус, а потом уже в рот, – Слушай, Никки, ты ведь не злишься на меня, что я начал банкет чуть пораньше?
– Главное, чтоб ты сам на себя не злился завтра с утра, – улыбаюсь я, отставляя в сторону бокал от вина. Уже начинает голова кружиться, а это значит, что я подхожу к той опасной черте, которую не стоит пересекать. Если мы не хотим, чтобы ночь закончилась также «весело» как предыдущая. Только в этот раз трупиком в сексе буду уже я.
– Меня разозлить что посильнее надо. На работе вообще считают человеком без эмоций. Очень сложно образ иногда поддерживать и не начать кидаться чем-то тяжёлым. — серьёзно, особенно когда пристают рассказать главному о рабочих косяках. С учётом того, что обычно косяки не мои, а коллеги с глазами котят из «Шрека» просят их выгораживать, это бесит.
– Ты просто чудо! – вместе со знакомой по моему детству фразой он отставляет в сторону наши тарелки, а потом обнимает меня за плечи.
– Да, да. Моя бабушка тоже так говорила. Впрочем, в ее словах было куда больше иронии, – я усмехаюсь, но тут же тихо ойкаю, когда меня поднимают на руки. Остается только обнять мужчину за шею, надеясь, что карма сегодня достаточно поиздевалась над свиданием, и Энди твердо стоит на ногах.
– Надеюсь, ты не против продолжить ужин чуть позже... – будто знает когда нужно понизить голос, добавляя хриплые нотки, опаляя ухо и волоски на шее теплым дыханием.
На кровать я почти прилетела, отползая поближе к подушкам, давая соседу место для манёвра. Поднимаю глаза, вижу над собой нависшего, возбужденного мужчину. Чёртик с ангелочком слетели с плеч, танцуют, обнимаются и открывают шампанское…
– Перейдем к десерту? «Десертные вилки», если что в кармане платья. Как я говорила, я очень удобный гость... – возможно, стоило бы взять с работы скальпель. Если я и в этот раз уйду неудовлетворённой… Нет, ну скальпель, если серьезно, это перебор, но вот истерически хохотать явно буду. Точно тогда уйду в монастырь! Жизнь на это упрямо и всё время намекает
– Сегодня обещаю поднимать только темы о выдающихся размерах, транслировать в эфир, что мне нравится и вообще, по возможности, этим и ограничиться, – утешаю я, нетерпеливо поглаживая мужские плечи. Возбуждение скулит и требовательно рубит по всем нервам топором, будто Николсон из «Сияния».
– Ну, милая, ты меня обижаешь. Я же джентльмен... со своим хожу на свидания, – отзывается Эд, наконец осмелившись залезть под платье. Пока только поглаживает плечи, живот, грудь, но стосковавшееся по интимным ласкам тело выгибается, прижимается к мужским пальцам. Наверное, не будь мне так хорошо, смутилась бы реакции оголодавшей сексуальной маньячки, которая тянется за новым поцелуем и подцепляет указательным пальцем пряжку мужского ремня.
Целуется Эд отлично, а его ласки превращают тело в послушный инструмент, звонко поющий под мужскими пальцами. Главное, чтобы не очень звонко: а то на этот раз малину подпортит разбуженная Джилл.
Мои руки скользят под водолазку, поглаживая мужскую грудь, плечи и живот, стараясь не опускаться слишком низко: хочу растянуть удовольствие.
– Держись, – он наигранно рычит, слегка прихватывая узкую косточку ключицы зубами. Тут же зацеловывает её, видимо, не желая оставлять следы. Хочется просить, чтобы не сдерживался, но потом… Всё потом. Давайте я просто хоть раз отключу голову, хоть раз не буду задавать себе вопросы что правильно, а что нет, не буду думать о последующих проблемах.
Носы соприкоснулись во время поцелуя, который так быстро закончился. Но ограничиваться одним я теперь не собираюсь. Разочарованно выдыхаю, тяну мешающуюся водолазку вверх. Внимание привлекает узкий, белый шрам на боку сантиметров в десять, но сейчас было не самое удачное время спрашивать откуда он появился. Не от операции…или у меня мозги окончательно плавятся, и я не могу ответить на вопрос что ему тогда вырезали.
– У меня хорошего секса год не было. Нет...Вот сейчас нагло вру: хорошего – больше. Так что кто еще «держись», учитывая, что ты вызываешь во мне мысли отнюдь не о манной кашке и цветочках, – отстранившись, провожу ладонью вниз по мужскому животу вдоль шрама, пытаясь восстановить дыхание после поцелуев. Говорить сейчас о травмах и операциях – верх человеческой тупости. Да и не скажешь ничего умного: вся адекватность перетекла в то, чтобы не будить ребёнка громкими звуками.
Сильные руки прижимают к кровати, тянут вниз нижнее чёрные трусики. Эд целует меня ещё раз, куда более страстно, чем до этого. Опускается поцелуями вниз, чуть прикусывает плечо, бедро, раздвигает ноги.
– Эд…Ты…ты что творишь?! – не привыкла я к таким ласкам. Делать приятно мужчине – да, но чтобы твоё тело заставляли выгибаться и петь, будто струна под пальцами опытного музыканта… Главное в порыве страсти голову ногами не открутить, а стонать можно в подушку. Надеюсь, что стоны звучат возбуждающе, а не будто я от удушья умирать собралась. Слава Богу, что все волосы с тела удалила, в том числе и с интимных мест. Хороша бы сейчас была с кустом между ног.
– Не…не надо здесь, – я смущаюсь будто это мой первый раз, даже перед самой собой стыдно. Был бы менее интимный момент, ещё было бы и смешно. Всегда изумлялась и бесилась от тех женщин, которые говорят: «Не надо», имея ввиду «продолжай». Явно определённый вид садизма, когда стоны приходится сдерживать, впиваясь пальцами в простыню, вопреки словам молясь про себя, чтобы не останавливался.
Рот приходится закрывать ладонью, потому что сдерживаться больше невозможно. Явно не стоит говорить целеустремленному и коварному мужчине «Не здесь», потому что его ласки сосредоточатся именно в том самом месте. От падения в сладкую пропасть и так оставались считанные секунды, а с возросшим пылом Эда накрывшая волна удовольствия была неминуемой.
Я сжимаю бедра и сотрясаюсь в такой долгожданной дрожи. С таким пылом и столь горячим откликом, превращусь в нимфоманку, готовую везде и всегда.
– Если я умру от наслаждения, не забудь написать это на памятнике… – я обнимаю любовника руками и ногами, трусь носом о щетину на подбородке, – Я хочу, чтобы кто-нибудь помер от зависти, читая мою эпитафию...