Воздушные замки

Пролог

- Поздно пить «боржоми», Александр Михайлович.

Фраза, которая должна была нести шуточный характер, прозвучала, как приговор, и я, поджав губы, мысленно зажмурилась. Александр Михайлович, директор нашего паба «Амарантайс», нахмурился.

- Что-что?

- Это… из фильма… «Двенадцать стульев»… эм… Я шучу просто. Простите. – Я быстро пробила по системе бутылку «Боржоми» и уткнулась взглядом в сенсорный экран рабочего компьютера. Бумажка с заказом с тихим жужжанием вылезла из принтера и бармен, ловкой рукой сорвав ее, тут же выдал злосчастную бутылку, которая весело стукнула о стойку.

- Спасибо, Ром. – Все еще слегка хмурый, Александр Михайлович прошел мимо меня, оставив довольствоваться только свежим запахом его одеколона и широкой, удаляющейся от меня спиной. Боясь поднять глаза, будто с этим действием придет полное осознание, и, самое ужасное, принятие своего позора, я еле подавила в себе желание пнуть стойку для официантов ногой.

- Ну почему я такая дура, а? Ро-о-ом?

Бармен вышел из-за бара и хлопнул рукой по моему плечу.

- Ты не дура, Настюха. Просто… Он никогда в жизни не посмотрит на девочек, которые работают в «Амарантайсе». – Рома заметил мое выражение лица и быстро добавил, - даже таких хорошеньких, как ты.

- Отвали, блин… - Даже огрызания получились не эмоциональные. Я вывернулась из-под его руки и под насмешливым взглядом поплелась на кухню.

Рома был единственным, кто знал о том, что Александр Михайлович занимает все мои мысли вот уже которую неделю подряд.

Началось все очень внезапно, как это и бывает. Только устроившись в «Амарантайс» я очень болезненно переживала последний разрыв с парнем, который, и парнем то моим толком не был. Директор, когда меня ему представляли, показался мне очень красивым и уверенным в себе мужчиной с самого начала. Но стоило мне проработать в пабе уже почти месяц, немного освоится, полностью оклематься от разрыва с «недопарнем», как моя дурацкая, влюбчивая до чертиков, раздражающая и привлекающая меня одновременно, девчачья сущность выбрала своей целью именно его. Красивого и уверенного в себе. Надо же, я всегда западаю на людей этого ненавистного классического типажа. Никого не удивляющего, но всех восхищающего. И кто я такая, чтобы быть исключением, черт возьми? Черные волосы. Я очень тщательно их рассмотрела, пока он стоял рядом, но не видел, что я на него глазею, открыв рот.

Прическа всегда идеальная – волосы зачесаны назад, открывают правильный лоб. Иногда только несколько прядей падает вперёд, касаясь бровей. Глаза зеленые. Или зелено-карие. Я даже не могу точно сказать, потому что толком в них и не заглядывала. Он на меня почти не смотрел. Только если случайно натыкался, задумавшись, или прохаживаясь по пабу.

Челюсть широкая, мужская. Скулы высокие. Щеки, немного впалые, всегда чисто выбриты. Губы… губы, как губы. Не очень люблю описывать мужчин. Даже настолько меня цепляющих. Просто он действительно красивый, поверьте.

Высокий, выше меня. Хотя я на низкий рост не жалуюсь, выше меня официанток на работе не было. Были такие же, но не выше. Плечи у него широкие, что лишний раз подчеркивает пиджак, ладно сидящий на грудной клетке. Казалось, обхватить руками его невозможно. Штаны всегда идеально выглажены. Одежда дорогая. Вкус, так сказать, на лицо.

Одеколон он всегда подбирал довольно странно. Под цвет галстука. По крайней мере мне так казалось. Когда на нем был пастельно-розовый галстук, одеколон соответственно был более терпкий, а сегодня его выбор пал на лимонный цвет и свежий, кажется, даже, немного прохладный запах. Синий – слишком сладкий. А серый в полоску – немного заурядный, похожий на одеколон моего отца.

Я заметила за ним много таких привычек, которые он и сам, наверное, мог не замечать. Например, закусывать нижнюю губу, когда он заполнял бумаги, в своей небольшой кабинке с мягкими диванными подушечками вокруг стола, который служил на работе то обеденным, то рабочим, то столом для приема гостей, а то и для общения с персоналом – провинившимся, или отличившимся. В общем, требующего личного общения. В зависимости от ситуации.

Ещё он дома скорее всего, любил усесться, заведя руки за голову, и закрыв глаза. Очень часто на работе, в костюме, он падал на свое любимое место на диване в кабинке, откуда был виден весь зал, уставленный столиками, вытягивал ноги, и, прикрыв глаза, делал движение руками, будто пытаясь завести их вверх, но тут же одергивал себя и просто какое-то время сидел с закрытыми глазами. И тогда казалось, что он старше своих тридцати шести.

А когда он говорил о чем-то не очень хорошем, или ругался с кем-то по телефону, то начинал крутить на пальце обручальное кольцо.

Наличие жены меня не смущало. В конце концов, у меня на него и планов то не было. Была слепая одержимость человеком. И было осознание невозможности исполнения моих желаний.

Меня зовут Настя. Мне двадцать один год. Я работаю официанткой в пабе «Амарантайс», и в моей голове вот уже несколько недель подряд циркулирует мечта о собственном директоре.

Глава 1

- «Из каких источников вы узнали о нашем пабе?». Ставить галочку или крестик?

Заведующая отделом кадров, Любовь Игоревна, сидела напротив Насти за столиком и наблюдала за ней из-за тонкой оправы маленьких очков. Постукивая ручкой по полированной поверхности стола, она смотрела как-то слишком внимательно.

- На ваше усмотрение, Анастасия.

Какое-то время прошло в тишине. Настя быстро отмечала галочками наиболее подходящие для нее варианты ответов в анкете поступивших на работу.

– Пока вы заполняете этот документ, я хочу сообщить вам, что стажировка у вас закончилась и с сегодняшнего дня вы начинаете работать на полную ставку, вам, как и другим, будут учитываться все штрафы. В любой внештатной ситуации мы обращаемся к администратору и пишем объяснительную бумагу.

Настя кивала, пробегая взглядом по строчкам с вопросами и вариантами ответов. Она даже не задумывалась особо - когда-то ей сказали, что правильный ответ приходит в голову первым. «Выразите свое мнение – какие черты характера (отношение к вам вашего директора) вы считаете положительными, а какие отрицательными». Щеки девушки покраснели против воли.

Перед глазами тут же заплясало лицо Александра Михайловича, закусившего губу, и сосредоточенное над заполнением документации.

Несколько раз моргнув, будто пытаясь отогнать видение, и, задумавшись больше, чем на мгновение, она наконец-то написала: «Положительные – лояльность, умение входить (зачеркнуто) умение проявлять понимание в любой ситуации. Отрицательные – предвзятое отношение к персоналу».

Ещё один вопрос требовал работы мысли и творческого подхода. «Назовите свои плюсы и минусы. Старайтесь отвечать честно»

- Бог ты мой… - вырвалось у нее против воли. Тонкие, подкрашенные брови Любовь Игоревны взлетели над дугами очков. – Простите. Просто я терпеть не могу заполнять вот такие бумажки. Эти вопросы глупые... – Настя выдавила из себя улыбку, - кто их только составляет…

С улыбкой, столь же натянутой, как у девушки, заведующая отделом кадров на мгновение остановила движение ручки в своей руке.

- Я составляю.

Девушка замерла, с красноречиво приоткрытым ртом, будто искала подходящие слова извинения. Но, видимо, решила не усугублять ситуацию.

- Ясно. – Коротко бросила она, возвращаясь к заполнению и, низко наклонив голову, старалась, чтобы пылающие щеки скрылись под падающими вперед длинными волосами.

- После того, как закончите, сообщите. Мне нужно задать вам несколько стандартных вопросов. – Любовь Игоревна заправила светлые волосы за аккуратное ухо, на мочке которого покачивалась серьга с янтарным камушком. А глаза все смотрели на нее из-за стекол очков.

Наверное, что-то высматривали.

°~•~•~°

- Собеседование – это самая утомительная часть приема на работу. – Заключила Настя, торопливо переодеваясь в рабочую форму.

Раздевалка была очень маленькая, в ней вмещались только тесные железные шкафчики под ключ и гладильная доска. Продвигаться можно было только боком. Когда Настя впервые зашла сюда, она почувствовала себя участником одной из тех сцен в фильмах, где стены крошечных комнат внезапно начинают сужаться, грозя вот-вот раздавить тебя.

Рядом стоял Рома, натягивая на себя гольф. Переодеваться здесь всем вместе стало уже вполне привычным и приемлемым для молодого персонала. Те, кто только пришли, торопились заступить на смену без опоздания, а те, кто уходил, как сейчас Рома, мечтали лишь о том, как бы поскорее оказаться дома, совершенно не обращая внимания на копошащихся рядом полураздетых коллег.

- Любовь Игоревна любит подоставать. – Согласился Рома. Его темноволосая голова выскочила из узкой горловины гольфа и ободряюще улыбнулась Насте, - приняли, значит ты им понравилась.

- Почему ты решила прийти в «Амарантайс»? Удобно ли тебе расположение «Амарантайса»? Как прошел твой первый месяц в «Амарантайсе»? Создалось впечатление, что мы играем в игру – просклоняй название нашего паба. Или она просто получает удовольствие от произношения этого слова…

Рома хмыкнул и пшикнул туалетной водой на свой кадык. Бросил флакон в модную сумку на крупной змейке и чмокнул девушку в щеку.

- Пока, Настюха. Мы с тобой в смену завтра попадаем, тогда и поговорим, а сейчас мне нужно убегать. Ольга стоит на площади полчаса уже. Не люблю опаздывать.

- Да уж мне-то хоть не ври. – Буркнула Настя, пытаясь распутать завязки длинного, в пол, черного фартука с кармашком для блокнота и надписью модного бренда посредине.

Справившись, наконец, со своей одеждой, она остановилась перед зеркалом.

Молодая, симпатичная. Темные волосы забраны в хвост, от чего зеленые глаза казались еще больше, чем они есть. Ободряюще улыбнувшись своему отражению, она мысленно пожелала себе удачи и, сжав кулаки, зашагала в сторону зала, откуда доносился приглушенный гул голосов вечерних посетителей.

Глава 2

Работа официантки, на полную ставку, а не девочкой на подхвате – это тяжело. Уже к середине смены у Насти гудели ноги так, что она почти их не чувствовала. И время, как назло, начало тянуться невероятно медленно. Посетители расходиться не собирались, наоборот, казалось, они только идут и идут. Александр Михайлович целый вечер пропадал у себя в кабинете, на втором этаже. Она увидела его лишь мельком, сбоку. И с удивлением заметила, что на его крепком запястье из-под рубашки показывался край татуировки. Интересно, что там было изображено…

Но увидеть Александра Михайловича без пиджака, а тем более с закатанным рукавом рубашки, это было равно возможности увидеть единорога, мчащего по воде, зажав в зубах цветущий папоротник, поэтому Настя просто постаралась засунуть свой интерес куда подальше.

Только когда часы показали 21:30, ей разрешили идти переодеваться.

Стягивая с себя пропахшую сигаретным дымом и фастфудом футболку, девушка старалась хоть немного заглушить мысль, бьющуюся в голове. «Спать. Спать. Спать…». Вспомнилось, что она обещала позвонить маме в условленные девять вечера.

Вспомнилось, что она обещала позвонить маме в условленные девять вечера. Наверное, Ирина Сергеевна беспокоится – дочь всегда звонила без опозданий. Да и что там «наверное», конечно же она беспокоится. После того, как Настин «недопарень» разорвал их, так называемые, отношения, мама переживала по каждому поводу. Вечерние звонки стали чем-то вроде правила перед сном.

Теперь, когда все слезы были выплаканы, а всем парням по телефону мать и дочь перемыли косточки и суставчики, рассказывать, в принципе, было нечего.

Новую Настину работу Ирина Сергеевна не одобряла, но понимала, что в городе дочери деньги понадобятся. Поэтому старалась в этом поддерживать ее. И высылала немного денег каждый месяц. Раньше высылала больше, но дочка отправляла их назад. Сначала было тяжело, а затем пришла гордость за себя. Если раньше ее страшила мысль о том, как она будет жить сама, то сейчас осознание сего факта было вполне буднично и в порядке вещей.

Настя провела помадой по губам и выскочила из раздевалки.

Мама часто спрашивала, нравятся ли ей какие-нибудь мальчики из университета. Ну как ей сказать, что университет она уже почти месяц как не посещает? И мальчики ее не интересуют… «Прости, мама, твоя дочь любит татуированных мужиков в деловых костюмах, за 35». Представив себе, как эта фраза срывается с ее губ, она почти услышала предобморочный стон матери и почти увидела, как она падает в свое любимое кресло напротив телевизора.

- Пока, ребята! – Крикнула девушка, пробегая мимо кухни, и пальцами пытаясь наскоро расчесать волосы.

- Пока-пока! Осторожно там на улице!

- Да! Темно уже, и скользко!

- Пока, Настя, не забудь завтра принести мне ту книгу, что ты посоветовала!

- Не забуду! – Этот возглас был приглушен уже прикрывшийся за ней двустворчатой вращающейся дверью расположенной около бара, ведущей в помещения для персонала (кухню, кондитерский цех, склад, подсобные помещения, раздевалку и туалет) прямо из зала. Наскоро попрощавшись с барменом, сменившим Рому еще в начале ее смены, и администратором, она выбежала из «Амарантайса», улыбнувшись молодому охраннику, который курил возле входа в паб.

На дворе действительно приморозило.

Снежок посыпал. Едва не поскользнувшись на брошенной кем-то пачке сигарет, Настя поковыляла к станции метро, пряча лицо в воротнике куртки.

Мимо нее с кряхтением прошел мужичок, волоча за собой большую елку. Изначально, видимо, он держал ствол на плече, но теперь она сползла назад и вбок, и макушка зеленой красавицы теперь просто ехала за ним по асфальту. А мужчине, видимо, было уже все равно. Судя по выражению его лица, он не рад был ни наступающему Новому Году, ни идее ставить елку, ни погоде – ноги разъезжались на льду и снегу.

Что-то будто подтолкнуло Настю в спину.

- Вам помочь, может быть, елочку дотянуть? – спросила она, обращаясь скорее к колючему деревцу, подметающему мостовую.

Мужичок остановился, глянув на нее из-под съехавшей на один бок мохнатой шапки-ушанки.

- Да ты сама как елочка. Сломаешься еще. Иди, детка.

- Это я-то сломаюсь? Да я на домашних продуктах росла! Кровь с молоком!

Мужичок захихикал, кивая головой.

- Ну, хватайся тогда, кровь с молоком… эх… молодежь.

Настя взялась за основание елки и потащила ее за своим спутником. Вдвоем тащить оказалось намного быстрее и легче.

- Тебя как зовут-то? – слегка запыхавшись, мужичок повернул к ней голову. Шерстяная шапка лезла девушке в глаза, и она, варежкой, выпачканной в смолу, поправила ее.

- Настя! А вас?

- Дядя Коля.

Настя улыбнулась, чуть нахмурив лоб.

- Дядя Коля?

- Ага. А твои родители ёлку поставили уже?

- Я сама живу, ёлку покупать не буду, наверное. Дорогие они сейчас. Да и жалко… Елки приживаются плохо, их не разводят ведь, как плющ какой-нибудь.

Дядя Коля согласно запыхтел. Изо рта его вырывались облачка пара, и их с Настей делегация, длинною в уже изрядно потрепанную ёлку, походила на небольшой паровоз, дымящий в вечернем воздухе. Не прошло и двух минут, как они оказались около «Амарантайса». Настя вздохнула, стараясь отвернуть лицо от заходящего в главные двери охранника, когда ее новый знакомый вдруг с воплем поехал прямо по асфальту, таща за собой и ёлку, и помощницу. Настя плюхнулась на бок, но совсем не ударилась – угодила в натрушенный вечерним снегом сугроб. Только вот сверху ее придавило елкой, да еще и колючая лапа больно хлестнула ее по щеке зелеными иголками.

Медленно досчитав до пяти, и открыв наконец-то зажмуренные глаза, она поняла, что вполне себе жива и здорова. Только щеку саднит.

- Дядя Коля, порядок? – девушка пошевелила головой, стараясь понять, живой ли бедный мужичок, но не увидела ничего, кроме налипшего на лицо снега.

- Порядок, Настенька, порядок. – Мужичок барахтался в соседнем сугробе, - это ж надо было… на пачке сигарет поскользнуться. Сейчас встану и спасу тебя. Чтоб ее, ёлку эту…

Глава 3

Снежок, валивший сутра, мягкий и пушистый, к вечеру сменился дождем. Проливным, холодным.

Настя укуталась в длинный шарф, который мама подарила ей в прошлом году, и накинула капюшон. Коротко попрощавшись с Ромой и охранником, в такую погоду сидящим у входа внутри, а не снаружи, она вышла на улицу. Ветер тут же с такой силой ударил в лицо, что пришлось спрятать лицо в воротнике, чтобы сделать вдох.

«Что ж, погода не фонтан, нужно быстро добраться до остановки. Хорошо бы, автобус подошел сразу…».

Пока Настя шла до остановки она с десяток раз похвалила себя за то, что одела теплую, непромокаемую куртку. Мысли ее крутились вокруг слов, которые бросил ей Рома, когда пришел, в очередном разговоре о насущном.

- Ты пойми, пока ты сопли распускаешь, витаешь в облаках, он о тебе не думает совершенно. У него жена, сын. Елки палки, Горлова, ты сама все отлично знаешь и продолжаешь идиотничать. Хватит уже. За тобой половина наших постоянных гостей ухлестывает. Видные мужики ведь!

- Видные, не спорю. Только не цепляют они меня… - Настя оторвалась от написания объяснительной бумаги – по невнимательности вместо двухсот пятидесяти грамм водки по системе пробила пять бутылок. А все потому, что голова забита черт знает чем… кем.

- Хорошо, а то, что он директор? Слухи ведь…

- Никто ни о чем не знает и не узнает! – Девушка нахмурила лоб, перечитывая написанное. Как-то нескладно все… ну да ладно. Не такая уж и важная бумажка. – И вообще… Не о чем узнавать.

- Хорошо, значит его положение и штамп в паспорте тебя не смущает… А зря. Женатые люди – это не так то приятно для нормальных отношений. Это я говорю тебе с высоты своих двадцати шести лет.

Настя не выдержала и прыснула.

- С высоты… Ой, Рома… Если ты считаешь, что в свои два десятка с копейками можешь всерьез о чем-то судить…

- Нет, подожди. Вот ты послушай. Давай просто прикинем. Ты говоришь я судить не могу… Значит, считаешь, что я мал. Вот дяде Валере сколько? Сорок шесть?

Мысленно подсчитав возраст отца, она кивнула, возвращаясь к писанине. Рома продолжал давить:

- Рублев младше его на десять лет. И старше меня на десять лет. Соответственно, твой отец и Рублев, это как я и Рублев. Только наоборот.

- Баландин, заткнись ради Бога, а? Я сейчас такого напишу здесь…

- Сама заткнись и слушай, Горлова. – Рома оперся о стойку бара, - почему в соотношении дядя Валера – Рублев ты не считаешь Александра Михайловича юным, а в соотношении бармен Рома – Рублев, считаешь меня молодым и неопытным? Это те же десять лет разницы, только наоборот.

Настя уронила голову на свою объяснительную бумагу и что-то пробубнела прежде, чем взглянуть на своего друга.

- Потому что по твоей логике, ты стоишь на одной ступеньке с ними. А это не так. И вообще, к чему этот весь разговор?

- Он просто тебе не пара.

- Весь этот монолог можно было сократить до этих элементарных пяти слов. И вообще. Хватит на работе обсасывать мою личную жизнь.

- А точнее, ее отсутствие. – Не преминул вставить Рома, начиная медленно натирать полотенцем бокал под мартини. – Ты пойми, ты никогда и никого себе не найдешь, если будешь выбирать себе людей настолько недосягаемых. С тем же успехом ты можешь познакомиться по сети с Эштоном Катчером.

- Катчера оставь в покое. – Девушка смяла лист и достала новый, - закрой рот, дай мне написать объяснительную и уйти домой. Достал, блин.

- Слышишь, а у тебя вообще было… ну… серьезное что-то? Хоть когда-то?

- Ну все, с меня хватит!

Сгребая со стойки официантов листы, Настя старалась не смотреть на Рому, чтобы он не заметил в ее взгляде ответа на свой вопрос. Сунув ручку в кармашек фартука, она решительным шагом прошествовала на кухню, уселась за обеденный стол, и, положив перед собой чистый лист, поняла что писать ничего не может. Мысли ее стали тяжелыми, неподъемными, и в то же время умудрялись крутиться в голове, подобно стае окрыленных бочек, наполненных кирпичами. Кажется, можно было даже глухой стук услышать, когда они бились друг о друга боками.

А ведь Рома прав. Тот факт, что Рублев младше ее отца на каких-то десять лет вдруг привел ее в состояние какого-то тупого ужаса.

Резкий сигнал машины вернул Настю под проливной дождь. Она даже не успела испугаться, визг тормозов и повторный гудок заставили ее резко отпрыгнуть в сторону. Наверное, происходило что-то страшное, потому что девушка зажмурилась, прижав руки к лицу и присев. Совершенно идиотская реакция, когда тебя давить машина.

Но вот прошла одна секунда, две, три. Свет, пробивающийся сквозь пальцы, явно был не светодиодами в знаменитом предсмертном белом коридоре, и Настя решилась приоткрыть глаза.

Прямо перед ней, слепя фарами, замер белый «Майбах», рыча мотором, подобно охотничьему псу.

Глава 4

- Ты что, бахнулась, Горлова?!

«Ну, зашибись… чтоб так с каждой влюбленной девушкой начинал разговор мужчина ее мечты…».

Настя медленно выпрямилась и уставилась в глаза своего директора. Он выскочил из автомобиля, и мок под дождем, уставившись на сконфуженную девушку. Мокрый капюшон падал на лицо, куртка облепила, как мокрый мешок, и еще Настя с ужасом почувствовала, как капли дождя текут по лицу. Вот сейчас потечёт тушь, размажется по щекам, по лицу, и Рублев получит удар от всей этой красоты.

- П-простите, Ал-лек…

- По сторонам за тебя кто смотреть будет, ешкин дрын?!

Настя сжала руки в карманах изо всех сил стараясь превратиться в маленькую букашку. Или в крошечный микроб. Ну или просто провалиться сквозь землю. Сколько еще раз она будет попадать в подобные ситуации в присутствии именно этого человека?

О, какое счастье она испытала бы, если бы земля разверзлась и поглотила ее жалкое тельце. Оказаться бы где угодно, с кем угодно, только не здесь! Даже в клетке с тиграми было бы сейчас лучше. Даже в аквариуме с акулами. Или с огромными медузами. Или лучше бы она съела огромного живого червяка, как по телевизору показывают, чем оказалась бы в подобной ситуации. Или…

- Горлова, тебя оглушило что ли? – Эти слова, произнесенные уже достаточно спокойно, подкрепились потрушиванием за плечи. – А ну ка посмотри на меня. Сколько директоров ты видишь?

- Одного пока. – Выдавила она, осознавая всем своим существом, что стоит рядом с Рублевым, запрокинув голову и глядя в его лицо, под дождем, а его руки лежат на ее плечах. Только тушь потекла. И уже, наверное, радостно расплывается по всему лицу.

Зато теперь она точно может сказать – глаза у Александра Михайловича действительно зелено-карие, с россыпью светлых точек у самого зрачка.

- Все нормально? – Он сделал шаг назад, а Настя чуть не шагнула к нему, но, слава Богу, сдержалась. Можно было, конечно, рухнуть в его объятья, притворившись, что теряет сознание, но не стоило ожидать слишком многого – в конце концов, не факт, что кто-то ее собирался ловить. Не хватало еще и буквально ударить в грязь лицом.

- Да, нормально. – Вот, уже лучше! Голос твёрже становится! – Извините, я…

- Залазь в машину.

- Что?! – Девушка вытаращилась на Александра Михайловича, чуть не хлопнувшись в обморок, в этот раз не намеренно.

Вот машина. Залазь, говорю. – Он отвернулся, и отправился на свое покинутое водительское сидение. «Майбах» по-прежнему фырчал и слепил фарами. А Настя стояла, как мокрый ободранный котенок, и понимала, что Рублев смотрит на нее через лобовое стекло. А она, черт возьми, даже не знала, садиться ей в машину или нет. Гудок машины заставил ее подскочить на месте.

- Иду, иду...

На негнущихся ногах она подошла к автомобилю. Открыла заднюю дверцу и упала внутрь. Тут же ее окутал запах его одеколона и ароматизатора, прикрепленного к приборной доске. Она в его машине. В «Майбахе» Рублева. Мокрая до нитки. И тушь потекла.

А может, она успеет достать из сумки косметичку и возродить свой макияж прежде, чем Александр Михайлович повернется? Она медленно просунула руку в сумочку и начала быстро шарить внутри. Телефон, наушники, рабочая футболка, упаковка леденцов, блокнот, расческа, блеск для губ, еще один леденец, еще один, кошелек, снова телефон… Как только пальцы ее наткнулись на косметичку, тихий голос заставил ее подскочить на месте.

- Куда тебе ехать?

- Пару остановок на четвертом автобусе. – Пробормотала она, с ужасом понимая, что на какой то миг забыла свой домашний адрес. – Улица Виноградова, 44.

Ничего не сказав, он продолжал смотреть в окно. «Майбах» мягко тронулся и поехал по дороге, набирая скорость. Крупные капли лупили по лобовому стеклу. Заставив себя дышать глубже, разжать стиснутые челюсти и расслабить кулаки, Настя принялась осматривать салон. Кремовая обивка сидений, мягкий свет от приборной доски. Возле зеркала заднего вида раскачивается из стороны в сторону декоративный крестик из светлого дерева. Руль красивый, спортивный. И руки, лежащие на нем красивые…

Пару минут она посвятила рассматриванию его рук, с выступающими венками на внешней стороне ладони, с крепкими запястьями, мужскими пальцами с аккуратно постриженными ногтями. В полутьме салона не было видно татуировки, которую девушка заметила на работе. Да и черт с ней. Она подняла глаза на его спокойный профиль. С мокрых волос по шее за ухом и по скуле стекло несколько капель дождевой воды. Жадно проследив за ними взглядом, девушка подавила вздох и вдруг поймала на себе взгляд в зеркальце заднего вида.

Вспыхнув, она отвела глаза. Рублев вздохнул, немного устало и немного раздраженно. Ничего не сказал, только немного наклонил голову и уставился на дорогу. Со своего места Настя могла заметить, какие длинные и загнутые у него ресницы.

Переведя взгляд на немного расплывающиеся в мокром стекле фонари, она задумалась. Машина стрелой мчалась по улице в нужном направлении, но страшно почему-то не было. Она доверяла этим рукам на руле.

В сумке затрещал телефон.

На экране мигал «Ромка», и его самая лучшая фотография, с Настей в обнимку.

- Алло?

- Настюх, ты ключи на работе забыла.

- Ничего, у меня запасные есть. Завтра заберу.

- Хорошо. Положу на баре. Ты где сейчас?

- Меня подвозят. – Брякнула девушка и поджала губы, глядя на Александра Михайловича. «Чертов, чертов болтливый язык! Сейчас он спросит, кто подвозит и куда, и что я отвечу?! А может, не спросит? Может, у него работы много? Или просто не интересно…»

- Кто подвозит? И куда?

«Ты идиот, Баландин!».

- Домой… эм… э-эм… Александр Михайлович. – Тихо, почти одними губами произнесла девушка, но Рублев, она могла бы поклясться, отлично услышал. Только виду не подал.

- Кто-о?! – Задохнулся Рома. Судя по всему, у него отнялись руки, потому что послышался грохот. Видимо, телефон упал на барную стойку. Шерох, шум, и Баландин снова пыхтит ей в ухо. – КАК?!