Возлюбленные Удачей неудачники

ГЛАВА 1

Белое платье разорвано, подол тащится по земле, превращаясь в грязные лоскуты, вышивка на рукавах раздражает кожу, а украшения брязгают друг о друга. Про прическу и думать не нужно, там такое гнездо, что каждая ворона заприметила её.

Лауда неслась, подобрав пышные юбки подальше от судьбы, что была навязана её родителями. Очередной седьмой жених гнался за ней вместе со сворой своих друзей. Они орали что-то, но Лауда ни слова не слышала, слишком громко серьги стучали.

Бежала, держа в руках четвертый размер груди, ибо поддержка платья на такое не рассчитывала.

- Бежать, - хрипела, задыхаясь, - беги, девочка, беги.

Удивительная штука быть семь раз невестой и ни разу женой. Но сбегать вот так ей приходилось впервые.

Красный кабриолет засверкал перед её глазами, как спасательный круг, топот ног за спиной был всё ближе. Поэтому Лауда, что ни разу не была спортивной девушкой, с прыткостью обезьяны завалилась на заднее сиденье кабриолета и заорала:

- Газу, газу!

- Это что за хрень! - возмутился молодой парень за рулём, - Вали!

- Если что, отхватим оба! - добила Лауда, и парень решил не испытывать судьбу.

К машине бежало трое упитанных увальня. Кажется, он матерился, но Лауда прижалась пылающим от забега лицом к сиденью и радовалась такой удаче на её пути. Это с ней также происходило впервые.

Если можно догадаться, что девушка сбежала из-под венца, то с парнем всё намного сложнее.

Феликс, чьё имя вроде как с латыни означало удачу, был совсем не удачливым парнем. И этот кабриолет он угнал в ту же секунду, как Лауда потребовала дать газу.

До её появления он уверенно тыкал проводки зажигания, как только завелся мотор, появилось это недоразумение.

Неудача преследовала Феликса по пятам. Лауду, по всей видимости, тоже.

- Куда едем? - орала на ухо Феликсу, пока тот соображал, что делать с машиной. Загнать уже не получится, слишком много свидетелей угона, и эту неприятность тоже искать будут, и снова выйдут на кабриолет. То есть на Феликса.

- Чёрт, - вздохнул парень, а после заколотил по рулю и заорал во все стороны: - Чёрт, Чёрт, Чёрт!

Лауда фыркнула, поправила выпадающую грудь из неудобного корсета.

- Соберись, тряпка! - поддерживает Лауда Феликса, - Отвези меня куда-нибудь за город и всё!

- И всё! - заорал, рывками поглядывая на девушку, - Ты в угнанной тачке, дура!

- Сам ты дура... Высади меня немедленно!

Да, до неё дошло, что в угнанной машине её изловят на момент. А ведь только поверила в везение.

- Тут? ! Да чёрт, ненавижу!

Да, они оба орали, пока на кольце путепровода пытались понять, куда же податься теперь. С Феликса только условку сняли, даже пяти часов не прошло, а тут на тебе! По голове точно не погладят.

А Лауда уже видит, как отец тащит её за волосы к жениху № 7, этому обрюзшему, несчастному, влиятельному почти старику с хорошим преданным. Это же он сделал ей отдоджение, что согласился взять в жены шесть раз испорченный товар.

- Чёрт!

- Чёрт!

Съехав с кольца Феликс принял решение ехать в нищие районы, или же собачий двор - так их зовут - и оставить там машину. Ещё бы влажной салфеткой всё здесь протереть не мешало, чтобы наверняка.

Лауда сразу поняла, куда держит путь её водитель, и обрадовалась этому. Тут её искать не станут. Но была одна накладка: в таком виде гулять тоже не очень умная мысль.

- Высади меня тут! - скомандовала Лауда.

- Да пошла ты! Без остановок ещё пару кварталов.

У Лауды сердце из четвертого размера ушло в пятки.

- С ума сошёл? ! Меня там изнасилуют раз семь, не меньше!

- Чья проблема? Пусти!

Схватила руль и пыталась вывернуть в первый же столб для экстренного торможения. Поток машин возликовал её идее одобрительными сигналами.

- Мне нельзя дальше! - кричит Лауда.

Феликса удивила эта сила в этих маленьких руках. Настолько удивила, что чудом успел затормозить и смягчить столкновение с мусорными баками кустом на их пути.

Капот в мусоре, пару пакетов воняли в салоне, а кусок туалетной бумаги теперь болтался на голове Лауды.

Феликс заорал во весь голос, выбираясь из машины и обхаживая её вокруг. Переводчески хватался за голову и переходил на хрип раненной собаки.

- Кончай ныть, не твоя же машина!

Лауда прытко выпрыгнула из машины, помахала у носа, отгоняя дым из-под капота от своих обонятельных органов.

- Ненавижу! - орал Феликс и тут же инстинкт отдал ему приказ: - Прощай!

И побежал в переулки. И так резво сорвался с места, что Лауда только

и успела прокричать в спину:

- Спасибо!

ГЛАВА 2

У Лауды было множество проблем, начало своё они брали не в глубоком детстве, как модно сейчас говорить у безработных людей, а в голове. Сама она была уверена, что такова её натура, ничего лишнего.

Но сейчас, скрытая за грязными стенами собачьего двора, чувствовала себя в безопасности от гнёта отца и почти супруга. И точно уверена, что если скрыть свою личность и спрятаться где-нибудь за границей, то у неё будет ещё несколько месяцев отсрочки. Вот так сбегать для неё не в новинку, и идти по этим улицам к двум близнецам тоже не впервой.

- Ничего себе, - услышала женский шёпот за спиной, - платье отпад...

- Хочешь?

Лауда так резко обернулась, что девушка дёрнулась, а подруга схватила её за руку. Так и стояли, смотря на Лауду, как на дуру.

- Я серьёзно. Оно твоё, тебе только лиф ушить, постирать - только ручная стирка - и просто красотка будешь.

Две подруги, обе светленькие, обе блондинки и обе переглянулись, осмотрелись посторонам и сказки:

- У нас нет денег.

Лауда фыркнула и простодушно махнула рукой:

- Обмен на джинсы и футболку.

Снова переглянулись. Не верили ей.

- И рюкзак. Качество не важно.

- Ну знаешь, это совсем бред...

- Пошли за нами! - перебила подругу и махнула рукой, куда идти.

Всю дорогу перешёптывались, Лауда смиренно шла следом, не веря своему счастью. Это кружево её доконает, если не снимет через час, чешется во всех возможных и невозможных местах.

- А как так получилось? - вдруг спросили Лауду.

- Так случается, девочки, - тяжело вздохнула, - что замуж ты не хочешь, тем более за старика, а тебя заставляют. Вот приходится выкручиваться из ситуации.

- Такой старый?

Вообще-то нет, ей двадцать четыре, ему сорок, терпимая разница для договоренного брака.

- Очень! Девочки, настолько старый, что как представлю этого старика на мне, его пыхтение, слюни и дрожащие спазмы, говорящие: «Я кончил!», то в дрожь бросает.

- Фу! - синхронно выдохнули.

Теперь они шли все вместе, эти двое искренне сочувствовали Лауде. Да что там они, она сама себе сочувствовала так, что океан рядом с её сочувствием покажется лужей.

Так Лауда узнала, что они учатся в местном колледже, который абсолютно не даёт им перспектив на счастливое будущее в достатке. Максимум удачное замужество гарантирует им мнимый достаток и покупку продуктов на полную корзину. И только по акции, не стоит наглеть.

- А платье тебе зачем? - спросила Лауда.

- Не мне, моей сестре, - пояснила блондинка, - у неё свадьба, но даже ущербное платье стоит, как почка здорового ЗОЖника.

Лауда покивала.

В комнате общежития началась примерка. Девушки из соседних комнат пришли поглазеть на эту красоту. А когда узнали ситуацию Лауды, тут же прониклись состраданием. Со второго этажа подобрали старые потёртые джинсы сразу несколько пар, с другого конца коридора принесли хорошую байку, а соседка дала старый рюкзак. Так вышло, что этот рюкзак забила несколькими сменными вещами, а сама оказалась одета с ног до головы. Треснутая подошва конверсов не волновала, так удобней. А одна стеснительная девчонка с таким же огромным размером груди дала ей новый лифчик.

- Тебе явно нужнее, - улыбнулась Лауде.

Та так растрогалась, что капли слёз выступили на глазах.

- Так! - хлопнула в ладоши уже одетая Лауда, - тебе отдаю платье, а вам, мои хорошие... - у всех разом открылись рты.

На руках Лауды было столько колец, что хватило бы каждой, на шее настолько дорогое колье, что один камушек оплатит им безбедную жизнь. Но Лауда не собиралась разбрасываться всем по доброте своей, просто выделила каждой помощнице по колечку. У неё осталось два. Все эти драгоценности теперь лежали на дне рюкзака, а девушки разглядывали подарки, как чудо.

Лауда же настолько довольная обновками, что готова была танцевать, двинулась дальше по улице к двум не законопослушным близнецам.

ГЛАВА 2.1

Феликс настолько везучий парень, что пробежал несколько километров без остановки, без приступов отдышки и отделавшись лишь каплей пота. Этот везунчик с улыбкой оглядывался назад и не смотрел под ноги, когда неосторожно ступил на бордюр, на котором и подвернул ногу.

- Да чтоб тебя! - заорал, хватаясь за лодыжку.

Прыгал до газона, скрутившись в эмбрион, где не заметил столб и врезался носом в знак: «Место для инвалидов».

- Чёрт!

Разлёгся на траве и смотрел на плывущие облака. «Жизнь просто меня хочет», - думал Феликс, когда глаза закатывались, а веки слипались. С носа текла кровь, лодыжка пульсировала болью, а он собрался спать. Отдых ему нужен, но у погоды другие планы.

Жирные капли воды, падающие на лицо Феликса, разбудили его. Разлепив красные глаза, он был готов биться головой о землю, но вместо этого рассмеялся, поднимаясь.

- Знаю, знаю, - пробормотал под нос, прыгая, - не расслаблять булки.

Так допрыгал до небольшого магазинчика паленной техники. На вывеске не горело три буквы из пяти, одна периодически тухла. Внутри полнейший бардак, в углу стояла открытая банка консервы, которую вылизывал бродячий кот. Над ним висела табличка: «Брось монету - очисти карму».

Амиль, а может Эмиль, стоял на кассе и крутил самокрутку.

- Привет, - завалился Феликс.

Амиль, но не точно, поднял глаза и рассмеялся, роняя самокрутку.

- Твою же мать! - выдохнул Амиль, - Ты меня напугал своей перекошенной рожей.

- Даже просить прощения не буду.

Феликс упал на стул возле кота. Хотел погладить, но тот жадный, стал рычать.

- Гавнюк. Амиль, будь добр, оформи паспорт по старой дружбе.

Тот самый Амиль ноль реакции, собирал табак со стола.

- Да заплачу я тебе и за старый, и за новый!

- Иди нахрен! - Амиль бросил в него манетницу, - Пятнадцать лет дружбы, а путаешь с этим уродом!

- Вы близницы! - орал в ответ Феликс.

- Мы оба уроды.

Второй появился из подвала в респираторе. Наверное, он Амиль. А это Эмиль. Близнецов не разделить: оба смуглые, глаза как две капли карие, волосы черные, даже телосложением не отличались.

- Говорил же, таблички на шею повесьте. Невозможно же... - Феликса зуткнули эластичным бинтом, брошенным в битый нос.

- Кто разбил? - спросил Амиль, в этом уверен.

- Место для инвалидов, - фыркнул, снимая кроссовок. И о чудо, нога опухла и покраснела.

Ещё одна беда: понятия не имел, как перевязывать и что такое восьмиобразная перевязка. Заматывал и распутывал. То передовил, то слетала. Где-то на середине всего этого безобразия выдохся.

- Привет, Амиль-Эмиль! - в магазинчик влетела знакомая девушка. Не лицом, а голосом, что орал ему на ухо, и грудью. Да, последнее он запомнил хорошо. Вот только сейчас в байке, мокрая и с потекшей тушью. Ужас.

Феликс тут же опустил лицо, будто занят вывихом.

- Снова что ли? - усмехнулся Эмиль, - Кто на этот раз: стюардеса, продавщица, торговый агент?

- Давай что-нибудь попроще, уборщица там... Мужчина, вы так покалечитесь, а не перевяжите.

Это вроде к нему обращались. Молча ниже опустил лицо.

- Он и без того везучий, не поможет. - ответили за него близнецы. - Оформим по красоте, но оплата вперёд.

Лауда кивнула, косясь на повязку мужчины. Наверное, он хотел передавить себе ногу, чтобы её ампутировали, по-другому не скажешь. Расплатившись золотыми браслетами и кольцом, что порадовало близницов, Лауда не выдержала и подошла к мужчине.

- Дайте я! - села на корточки, отталкивая руки, - Нельзя так издеваться над бинтом и точно ногой... Ты?!

Феликс усмехнулся, из-за чего засохшая под носом кровь потрескалась.

- Ага.

Лауда огромными глазами разглядывала худое лицо парня, в особенности этот непривлекательный длинный нос с горбинкой, тонкие губы, а за ними кривые зубы. Красивым в нём были только карие глаза с густыми ресницами. И, может быть, усмешка.

- Ладно, - Лауда выдохнула и осторожно взялась за ногу, - глаз за глаз, как говорится.

У неё за спиной курсы первой помощи и два курса медицинского, поэтому знает, как обращаться с бинтом.

- А вы знакомы, да? - вмешался близнец. - Как наши постоянные или так?

- Постоянные? - Феликс вздернул бровь, - Ты какой уже паспорт делаешь?

- Восьмой. - спокойно ответила, аккуратно занимаясь лодыжкой. - Тебе бы лёд приложить, чтобы оттухла.

Феликс посмотрел на близнецов. Те синхронно кивнули. Да, у него только пятый, отстаёт.

Закончив с повязкой, Лауда довольная своей работой любовалась, а после встала.

- Мне бы умыться, для фото.

- Ах да, госпожа, ваши деньги, ваши капризы, - залебезил Амиль, - прошу пройдите за мной в подвал. Там могут быть крысы, но они специально для нашего младшего брата выращиваются, - кивнул на кота, придерживая дверь для Лауды.

Глава 3

Подвальное помещение близнецов разделено на две части: с одной отличная фотостудия с прелестным прожектором, с другой комнатушка с тонированным стеклом вместо стен. Это небольшое помещение позволяло этим двум грести деньги лопатой. Они хоть и косят под нищих, но только потому, что их душит золотая жаба.

Щелк-щелк-щелк - это работает камера. Амиль трудится на славу, пока Лауда пустыми глазами смотрела вокруг, хотя все её мысли были в прошлом.

Где-то там, где она ещё не знала правды, ей не сказали, что она приемная, пока не поняла, почему мама к ней так холодна, а отец пытается выдрессировать образованную покладистую женщину, с которой мужчина будет чувствовать себя прекрасно. Подростковый бунт? Нет, она слишком хорошо относилась к своим родителям. В шестнадцать лет, даже после всех обидных слов, что ранили и отталкивали, нет, только в шестнадцать лет, когда её пытались первый раз выдать замуж за состоятельного педофила, она поняла своё место в этой семье.

У этой приемной пары не было детей, все надежды на умножение финансового состояния пали на Лауду. Так начались забеги Лауды.

- Я тут подумал, - голос Амиля как через стекло, - может тебе имя поэкзатичней подобрать?

Лауда кивала, соглашалась и думала: смогу ли я когда-нибудь почувствовать любовь, и смогу ли я полюбить? Такой ведь выбор: любить или быть любимой? О чём только думала...

Феликс спустился в подвал чуть позже. Амиль редактировал фотографии, а Лауда стояла рядом и хохотала с каждого слова. И смех её всегда обрывался на высокой ноте, шла секунда молчания и ответ. Странная такая, но Феликс стоял и смотрел.

Красивая ли она? Нет, обычная: черные длинные волосы, глаза, как два потухших уголька, ресницы не длинные и не густые, губы не пухлые, лицо не невинное, взгляд такой мелочный, готовый вцепиться в любую секунду. Фигура так же на любителя. Но что же понравилась Феликсу в этой девушке, так это широкая улыбка, хохот со странными звуками, яркая мимика и живая жестикуляция.

В общем, она казалась ему харизматичной, но точно не красивой.

Мать Феликса была такой. Только красивой.

Цокнул языком, сгоняя странное наваждение, и двинулся к Амилю.

Близнецов знал со школы, выросли соседями, не друзья, скорее товарищи по несчастью.

- Завтра конструктор привезут, - Амиль всегда был спокоен, даже когда речь шла об уголовщине, - будешь собирать?

Феликс встал напротив камеры. В свете ламп замотал головой. Всегда отказывался от этой работенки. Не из-за принципов, просто стыдно было бы приходить на могилу матери, которая не хотела и слышать про этот ужас.

Конструктор - это запчасти оружия. По запчастям проще перевозить, и если тебя повяжут, то срок меньше. А здесь должен кто-то собирать, чтобы потом кто-то мог продать. Феликс был в армии, он знает, как обращаться, как собирать и все эти мелочи, но стыдно же будет.

- Вы играете в конструктор?

Феликс прыснул от смеха, но собрался и скорчил серьезную мину. Смешная такая.

- Да, это прикольно и успокаивает, - Амиль потешался над Лаудой, но голос серьезный, - Оно как происходит: когда ты над чем-то концентрируешь настолько сильно, что у тебя глаза косят, ты кажешься себе умней. Чувствуешь себя гением, так сказать.

На этот раз только задрожали губы.

- Мне кажется, что вы увальни.

Не сдержался. От смеха оступился и неудачно наступил на перебинтованную ногу. Смех и вопль боли.

- Иногда и конструктор не спасает от тупости, да, Феликс? - Амилю лишь бы посмеяться.

- Феликс?! - Лауда ударила по столу, так её пробило на смех, - Серьезно?

- Заткнулись! - гаркнул Феликс, - Моё счастливое везение просто не нашло меня!... Ой, да пошли вы! Сама не лучше, «хвала небес» сбежала из-под венца!

- Эй! - смех девушки прекратился, - От счастливчика слышу!

- Я тебе сейчас моську разобью....

- Закрыли рты! - Амиль не выносит споров и пререканий, - И пошли вон, завтра заберёте доки. Решили учинить мне базар, - последнее пробормотал под нос.

- Я вообще-то хотел перекантоваться у вас.

- Феликс, ты наш хороший клиент, спору нет, - Амиль приятный, но слегка жестковатый парень, - Но ты только с условки, поэтому вали и не притягивай свою «удачу» в наш дом.

Ковыляя и цокая языком, поднимался наверх с хихикающей Лаудой. Ту ещё не отпустило от имени.

- Ты такая противная, странно, что жених от тебя не сбежал.

- Странно, что ты ещё не женился, со своей-то удачей.

- Ты действительно напрашиваешься на смачный подзатыльник...

- Закрыли рты, - Эмиль тоже не выносил чужих споров, это у них семейное, - и пошли вон.

На пороге магазинчика смотрели на яркое солнце. Оба думали, куда податься.

- И вот «хвала небес» и «счастливчик» остались на улице.

- Ага, - усмехнулся Феликс, - напиши об этом книгу.

Лауда ушла налево, вниз по улице, Феликс направо, вверх по улице. Оба надеялись больше не встретиться.

Глава 4

Лауда всегда считала себя дурой. Эта выпестованная самоирония служила ей броней от множества бед: обид, надежд, гордости, планов на будущее. Она искренне верила: прикинуться глупой в нужный момент выгоднее, чем корчить из себя мудреца. Теперь терзалась сомнениями: она действительно дура или просто вжилась в роль?

– Молодой человек, – Лауду уже трясло от праведного гнева и подступающего раздражения, – мне нужна комната на одну ночь. Переночую и уйду…

– Девушка, вы в своем уме? – не выдержал мужчина за стойкой. – Девкам комнаты не сдаю! Мне разборок с вами еще не хватало. Проваливайте!

В голове роились отборные ругательства. От сдерживаемого желания врезать кулаком сводило суставы, челюсти стиснулись до боли, а в левой брови запульсировала предательская судорога.

– Знаете, – Лауда яростно растирала бровь, испепеляя мужчину взглядом, – у вас совести кот наплакал.

– Знаю, – кивнул тот. – Но мой опыт подсказывает, что и этого слишком много.

Она уже было развернулась уйти, но вспомнила об отсутствии гордости и обернулась:

– Дяденька, неужели вам меня совсем не жалко? Я же чья-то дочь! А на улице меня изнасилуют или, в лучшем случае, убьют!

– А я чей-то сын! Мне каждый день грозятся убить, и, к сожалению, никто не собирается изнасиловать.

Лауда растеряла весь свой пыл, глупо хлопая глазами и глядя на него, словно овца, которой вот-вот предложат пожевать сено.

– Дверь вон там, – сухо указал он, а Лауда махнула рукой и вышла прочь от этого неприступного оплота гостеприимства.

Действительно, девушкам без сопровождения мужчины комнаты сдавали неохотно. Случалось всякое: сбегали от мужей, одни или с детьми. А когда те находили беглянок, начинался ад, и владельцам приходилось объяснять полиции, как так вышло и почему этот источник дохода не был задекларирован в налоговой.

День и без того выдался долгим, а ночь обещала быть еще длиннее. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона, но от этого на душе теплее не становилось. Что делать дальше, она вроде бы знала. Нужно найти место, где будет хоть какая-то безопасность. Можно пойти на пляж, но в такую погоду там, скорее всего, уже вовсю пьянствуют. В центре есть полиция, но, судя по новостям, работают они из рук вон плохо. Мусорные баки в переулке? Излюбленное место сборищ сомнительных личностей. А если найти большую коробку и спрятаться в ней? Впрочем, о гордости этой дамы уже все было сказано.

Она брела по тротуару, рассеянно пиная камешек, стараясь ни о чем не думать. Вечер выдался хорош: легкий прохладный ветерок, солнце, тонущее в закатном мареве, и щебет птиц на проводах, не дающий девушке окончательно скатиться к отчаянию.

Дойдя до конца улицы, где заканчивался собачий двор, она развернулась и пошла обратно. Лучше быть изнасилованной и убитой незнакомцами за один вечер, чем медленно жить.

Купив бутылку молока и хлеб, Лауда забралась на дерево в парке, устраиваясь поудобнее среди ветвей.

Феликсу повезло меньше. Он снял комнату, точнее, койко-место, но вот расплатиться было нечем. В голове зрел дерзкий план: улизнуть утром незамеченным через окно. Лодыжка, конечно, не одобрит прыжок с третьего этажа, но что поделать.

Сейчас он, сгорбленный и жалкий, бродил по парку под аккомпанемент урчащего живота. Нашел яблоню, но кислые яблочки лишь раздразнили аппетит. Подумывал объесть листья, но они же горькие!

Если бы эта мелкая дрянь, что запрыгнула в кабриолет, не перешла ему дорогу, он бы сейчас не голодал. Отдал бы машину заказчику, забрал деньги и жил бы припеваючи. А сейчас что? Сплошные небесные кары сыплются ему на голову.

Именно эта дура, с несуразным носом и издевательским именем, сидела на одной из яблонь и уплетала такой манящий белый хлеб. Он даже чувствовал его сладковатый аромат.

– Знаю, что заслужил, но за что?! – взмолился Феликс, обращаясь к небу.

Уже начинало темнеть, и он думал было пойти спать в клоповник, но вдруг остановился. Посмотрел на перебинтованную ногу, которая лишь изредка напоминала о себе тупой болью. «Ладно, – подумал он, – не повезло, так не повезло».

– Эй! – позвал он. К его удивлению, эта клуша чуть не подавилась молоком. – Что ты здесь делаешь? Уже темнеет.

Перед лицом Феликса возникла живая иллюстрация к поговорке «Не говори с набитым ртом»: непережеванные комки хлеба едва не угодили ему в лицо.

– Если ты не заметил, то я – девушка.

Брови Феликса поползли вверх.

– Я заметил. Поэтому и спрашиваю.

Лауда фыркнула и потупилась.

– Ни один хмырь не сдал мне комнату, даже на пороге не позволил переночевать. Вот мое мудрое решение проблемы. Печальное, но не голодное.

Точно, девушек не особо жалуют… Громкое урчание услышала даже Лауда, сидевшая на ветке. Как она только туда забралась?

– На вот, – тут же протянула она Феликсу бутылку и остаток хлеба.

– Я не голоден, – отвернулся он, но тут же вспомнил, что гордость у него отродясь не водилась. – Ну и трепло.

Милостыню принял. Если вы думаете, что секс, спорт, массаж, душевное равновесие и любовь – самое приятное, что есть в жизни, то попробуйте поесть спустя три дня голодовки.

– Приятного, – с какой-то непонятной легкой улыбкой, щенячьим взглядом и высокими интонациями произнесла Лауда.

– Ага, – настороженно, с набитым ртом, поблагодарил он и отступил на шаг.

Девушка вздохнула полной грудью, сидя по-турецки на ветке – действительно по-турецки! – и смотрела куда-то в небо. Проследив за ее взглядом, Феликс понял, что она пялится на закат. Да, красиво, конечно, но такое ведь каждый день бывает. Он фыркнул по поводу этой сентиментальности, интенсивно жуя батон.

– Что делать планируешь?

Только спросил и тут же подавился, забыв прожевать.

Эта несчастная улыбнулась, наклонив голову, чтобы сказать:

– Ждать.

– Здесь?

Будь он девушкой, вообще бы не выходил из дома. Особенно с такими… выдающимися формами. Так рассуждал Феликс. Вообще, у него в голове вертелись странные мысли на этот счет: быть девушкой в мире, где все знают, что тебя можно изнасиловать, все равно что гулять с полным рюкзаком денег среди бедных и беспринципных, где всем известно, что у тебя там лежит.

Глава 5

С сотворения мира, когда ещё ни одна тварь не ступила на землю, пока какая-то обезьяна не взялась за палку, пока эволюция не ударила в голову, даже тогда каждая молекула знала: смех — лекарство для больной души. Или душа больна, потому и смеётся, кто знает, какая постановка верна, но какое до этого дело, если Лауда от смеха забыла абсолютно обо всем, кроме надрывающегося пупка.

- Не скажу, что было плохо, — продолжал философствовать Феликс, — ужасно, стыдно, неловко, позор, в общем, но точно не плохо. Всё оно как было: мне тогда семнадцать стукнуло. У меня такой прилив энергии в определенных местах был, ты даже не представляешь, а я ещё принципиальный был. Ну знаешь, «брать себя в руки» для меня было ударом по самолюбию.

Лауда вытерла слезы в уголках глаз, прокашлялась и сипло спросила:

- И что?

- Ну представь, — Феликс сел поудобнее, размахивая руками, — уединённое место, ты раздеваешь девушку. Впервые! Это же... Ну просто благословление свыше. В общем, раздеваешь ты её, по ходу кое-как пытаюэешься целовать — целовался я тоже впервые, — расстёгиваешь ей лифчик, он слетает... и всё.

Лауда хлопала глазами.

- Что всё?

- А вот всё! Пытаешься два слова связать с липким пятном в трусах.

- Ты... Боже мой! — пробило на хохот, а от хохота на икоту.

Феликс такие рожи корчил, что её даже листья деревьев смешили.

- Ты не подумай, дальше было лучше: я подловчился, посмотрел нужные фильмы, взял пару уроков у опытных знакомых и снова пошёл в бой. Переехал в другой город, чтобы — упаси меня все святые — не столкнуться с той самой. И всё хорошо, я девушкам обычно нравлюсь, не липнут ко мне, но и не отказывают. Это я всё к чему: пару ходок налево-направо, и мне дали кликуху «МинутМэн».

- Минут... — слова потонули то ли в кряканье, то ли в хрюканье.

Феликс, конечно, покосился на девушку, но ничего не ответил, лишь печально вздохнул.

- Вот мне и пришлось переезжать снова. С такой репутацией далеко не уедешь.

Лауда кивала или просто трясла головой. Феликс отчётливо слышал кряхтение из-под водопада волос.

- Всё, прекращай, лучше расскажи про свой эротичные хождения, — потребовал, толкнув в плечо. Чуть ли не свалилась с дерева, но тут же схватил за плечи. — Тебе лишь бы убиться.

Выпрямившись, набрав побольше воздуха в грудь, выдала:

- Ску-ко-та, мои хождения. Всё сложилось так, что я девственница...

- Да ну? — искренне удивился Феликс. — Ты, конечно, не в моём вкусе и всё такое, но кому это мешало, если встало?

- Так ты послушай, увалень! — ударила в плечо и продолжила: — Были у меня попытки. Три или около того. Поясню: первый раз всё было похоже на твою ситуацию, вот только у него как раз-таки не встало. Ты представь! Я такая молодая и чувствительная, а у парня на меня даже не шелохнулся!

- Печаль, — дрожащими губами поддерживал Лауду.

- Для меня это был приговор моей внешности. В общем, чудом не убилась. Второй раз всё было интересней, я тогда слегка пьяненькая была, а мой парень решил в альфа-самца поиграть. Толкнул меня на кровать, а я башкой о край тумбочки. Чудом голову не проломила, сотрясением отделалась. В третий...

- Третий! — хохотал Феликс, закрывая глаза рукой, чтобы не видеть её разачарованую морду-лица. — Ладно, прости, продолжай.

- Да-да, третий. Решила дойти до кондиции и напилась в стельку. К сожалению, я помню всё в мельчайших — просто в молекулах! — деталях: снимает он штаны, и в тот самый момент меня выворачивает на его причинное место. Это не так смешно было! Кончай ржать!

- О, это я могу!

Если бы вороны могли, то крутили у виска, а так только взлетали от их приступов истеричного смеха. Даже прохожие и те обходили дугой.

- С тех пор я приняла свою ношу старой девы и не иду наперекор судьбе. Слишком много травм мне это принесло, — с притворной печалью положила руку на сердце, а глаза блестели весельем.

- Ладно, — судорожно выдохнул поступающий смех, — ты выиграла.

Усмехнувшись, Лауда посмотрела туда, где уже не было солнца, лишь красная полоса у горизонта. Ещё несколько минут, и вечер из янтарного превратится в тёмно-синюю ночь. Светлую ночь, ведь на небе ни одного облачка.

- Да, — выдохнула Лауда, — хуже дня ещё не было.

- С языка сорвала, — согласился Феликс, — хуже не было.

Удивительно, как два абсолютно разных голоса, с разными частотами, высотой и тембром, могут выдавать одинаковые интонации.

- Хватит сидеть! — ударил Лауду по бедру, джинсы хорошо провели удар. — Пора идти спать. Помоги спуститься, мне ногу жалко.

К удивлению Феликса, он даже не поцарапался о кору дерева, слез невредимым и здоров.

- Глухая? — обернулся к девушке, когда ты и шагу за ним не ступила. — Спать идём. Только тебе придётся спать со мной, кровать узкая...

- Я за!

Удивительная просто, даже не подумала, а уже оказалась рядом с рюкзаком.

- Ты платишь, у меня деньги только в почке. Я пока не готов расстаться с ней.

Глава 6

Феликс спал как убитый – редкая способность: отключался в любом месте, при любой температуре и грохоте. Хоть конец света – если приспичило, уснёт под аккомпанемент взрывов.

Но эта ночь выдалась адской. Лауда не храпела, зато разговаривала во сне, дёргалась, и, кажется, даже заехала локтем в глаз.

– Лиловый, – бормотала она под утро, – ставь на лиловый.

Триста раз проклял свою доброту, но ещё четверо соседей храпели так, что сонные трели Лауды казались кошачьим мурлыканьем.

Оторвал себя от подушки и взглянул на спящую девушку. Мокрое пятно и засохшая слюна на щеке – зрелище не для романтиков.

– Кролик, – пробормотала она снова, – ставит на бюрократию.

Феликс усмехнулся и выполз из койки, стараясь не разбудить. В душе окатил себя ледяной водой, пытаясь привести мысли в порядок. А порядок был прост: бежать из города туда, где его никто не знает. Начать новую жизнь. Но с чего? Образования нет – из школы выперли за поведение, о колледже и речи быть не могло. Твёрдой почвы под ногами тоже нет. По правде говоря, нет ничего.

Но он не впадал в отчаяние, не терзал себя бесполезными угрызениями совести и уж точно не занимался самобичеванием. Просто нужно что-то делать.

Вот, например, Лауда, едва проснувшись, уже выклянчила у соседа кофе. И не только себе, но и Феликсу.

Бедный чайник, обмотанный изолентой в несколько слоёв, только-только закипал, когда он вернулся.

– Доброе, – улыбнулась девушка, сидя на подоконнике.

– Ага, – буркнул Феликс, вытирая волосы майкой, – почему… да неважно.

Хотел подколоть, но передумал. Девчонки слишком ранимые, когда дело касается внешности. Мать говорила.

– А вы давно вместе? – полюбопытствовала соседка – женщина в теле, – видно, что ещё стесняетесь друг друга.

Феликс удивлённо вскинул бровь. Лауда не растерялась:

– Что-то вроде того. Мы знакомы со школы, но только вчера начали встречаться, так вышло. Пока не знаем, как себя вести в новом статусе.

– О, – протянула женщина, кивая, – ничего, стерпится – слюбится.

«Глупости», – подумала Лауда, но согласно улыбнулась. Феликс же пропускал этот бред мимо ушей.

Спокойное утро осталось за стенами коморки. В магазинчике близнецов начался их собственный ад: нагрянули доблестные служащие и потребовали у Амиля открыть подвал. Он не дурак и понял, что бизнесу конец, поэтому тянул время, нажав тревожную кнопку под столом.

В подвале Эмиль, что занимался подделкой, не сразу заметил мигающий маячок в виде щенка. Эта милая лампа отчаянно моргала красным.

Все готовые паспорта, включая документы Лауды и Феликса, полетели в ведро. Туда же отправились фотографии, керосин и спички. Удалять файлы с компьютера некогда – он вырвал жёсткий диск и швырнул его в ведро вместе с сигнальным щенком.

И вовремя. Только пламя взметнулось, как его скрутили, повалив лицом в пол. Тяжёлый берц наступил на лопатки, в плече хрустнуло. Руку сломали при задержании, а в участке скажут, что сломал при сопротивлении. Братьев, согнутых в три погибели, вели к машине. Толпа зевак, застывшая от любопытства, таращила глаза. В этой толпе, похолодев от ужаса, стояли Феликс и Лауда.

– Эй, – Феликс схватил девушку за руку, когда та побледнела до самых волос, – уверен, они всё уничтожили.

– Что?

Она боялась, что информация о ней попадёт в руки полиции, а оттуда – к отцу.

– Они те ещё ублюдки, но принципиальные, клиентов не сдадут. Пошли.

Пришлось тащить Лауду за собой – у неё отнялись ноги.

– Что нам делать?

Неизвестно, объявили ли Феликса в розыск за угон, а Лауду – как беглянку. Они ничего не знали друг о друге.

– Что-нибудь, – когда желание истерически хохотать пропадало, Феликс превращался в бестолковую белку, мечущуюся по клетке, – что-нибудь делать.

– Да какого черта! – не крик, а громкий выдох отчаяния.

Она вцепилась в его руку, словно утопающий за соломинку, заглядывая в глаза. Всё лицо покраснело от слёз и соплей.

– Просто, Лауда, – впервые назвал её по имени, обнимая за плечи, – нас преследуют неудачи. Ничего серьёзного.

«Всё очень серьёзно, – думал Феликс, – без паспорта из города не выбраться. Он невыездной».