— Почему ты не научил меня отсасывать?
Я захлёбываюсь водой. Буквально.
Что она, чёрт возьми, сейчас сказала?
Оглядываюсь через плечо, вскидывая брови.
Грейс этого не замечает. Она сидит на постели, по-детски вытягивает левую руку и с неподдельным интересом рассматривает свои кольца, игнорируя тот факт, что её вопрос был равносилен запуску ядерной боеголовки — парализовавшей всё живое в радиусе пятидесяти миль.
Я таращусь на неё, будто сошёл с ума. Вслепую закручиваю крышку на бутылке, даже не понимая, правильно ли попадаю по резьбе. Её карие, затуманенные алкоголем глаза медленно скользят вниз — по моей шее, по груди, по животу. Каждый сантиметр её взгляда чувствуется на коже, будто она проводит по мне пальцами.
Брюнетка моргает, лениво облизывает верхнюю губу и встречается со мной взглядом. На её лице появляется эта детская, озорная ухмылка — такая, будто её вопрос был чем-то будничным, идеальным для семейного воскресного завтрака. В кругу родителей. И детей.
— Что?— сиплю я. Это максимум красноречия, на которое я сейчас способен.
— Ты меня слышал.— шепчет Грейс, делая акцент на каждом слове.
Я сглатываю. Она улыбается шире. Мягко, растягивая пухлые губы.
Дерьмо.
Если я не начну действовать прямо сейчас, эта женщина откусит мне голову, словно самка богомола. И плевать, какую из моих голов она выберет первой — обе под угрозой.
— Хочешь вводный урок прямо сейчас?— небрежно спрашиваю я.
Серьезно, мужик? А ты можешь?
Брюнетка усмехается, белые зубы слегка прикусывают нижнюю губу. Это выглядит как пошаговая инструкция к моему эмоциональному уничтожению. Грейс поднимается с постели и подходит ближе. Останавливается всего в шаге, не разрывая зрительного контакта, от которого у меня стягивает грудь. В номере, вдруг, становится тесно.
Стараясь не думать о своем опрометчивом предложении, иначе мой мозг переключится в режим: «покажи ей полный курс теории и практики», я отворачиваюсь и роюсь в кармане джин, в поисках пачки сигарет. Это мой последний оплот здравого смысла, и выглядит он сейчас примерно как соломинка в бушующем океане.
— Смешно, — брюнетка опирается бедрами о широкий подоконник, я чувствую, как взор пытливых карих глаз прожигают дыру в моей щеке,— Может потрахаемся?
Боже!
Она не в себе и явно не понимает, что несет. Или понимает.
Это в тысячу раз хуже.
Брови подлетают вверх, я вновь оборачиваюсь и понимаю, что это было опрометчиво.
В полумраке комнаты, озаряемой лишь небольшим торшером в дальнем углу номера и прикроватным светильником, эта чертовка склоняет голову и заглядывает в мои глаза. Только сейчас я замечаю ее макияж. Пухлые губы щедро смазаны темным блеском, на вид, будто спелая, сладкая вишня. На щеках румянец, острые стрелки подчеркивают хитрые глаза, которые блестят сумраке комнаты.
Грейси, которую я знал, никогда так не выглядела. Никогда так себя не вела. И никогда не говорила слово: «потрахаемся», не говоря уже о фразе: «трахни меня». Готов поспорить, это было равносильно отречению от Господа.
— Сколько ты выпила?
— Имеет значение?
Имеет.
А еще имеет значение, что у меня есть девушка.
Она всего в квартале отсюда. Ждёт дома.
И я твержу это себе, как экзорцист молитву, глядя на брюнетку ростом с садового гнома с дьявольской улыбкой, надеясь, что все грешные мысли, коими полнится мой разум, отступят.
Зря надеюсь.
Мы смотрим друг на друга, сражаясь в немой битве. Разум против эмоций. Секунды сменяется минутами. Фильтр от сигареты, который я сминаю меж пальцев, превратился в вату. Разглядев что-то в моих глазах, Грейс вновь улыбается и плавно, словно кошка, отходит в сторону бара в дальнем углу номера.
— Хочешь выпить?— бросает она, будто между нами ничего не происходило. — У меня есть джин, виски, шампанское…
Слуховая функция отключается сразу же, как только глаза бегут по округлым, упругим бедрам, облаченным в короткую, если не сказать «микроскопическую», узкую юбку. На плечах приталенный, черный пиджак из той же костюмной ткани. Пуговицы слегка натянуты в зоне декольте, вырез демонстрирует загорелую кожу. И юбка. Я уже говорил про юбку? Да, говорил. Скажу ещё раз: она чёртовски короткая. Ткань едва дотягивает до середины бедра. В комплекте с пьянящим обаянием и вырезом, Грейс выглядит весьма аппетитно.
Я прислоняюсь задницей к широкому, деревянному подоконнику, стараясь выглядеть спокойным, хотя внутри всё сводит от распаляющегося огня.
— Виски. Где ты была?
— Отличный выбор.
Не знаю, что конкретно вызывает ухмылку: ее завуалированная похвала о выбранном мной напитке и заигрывания или откровенное игнорирование моего вопроса.
Грейс слегка наклоняется, прогибаясь в спине и во рту тут же пересыхает.
Чулки!
На ней, мать твою, чулки.
Ухмылка, которая секундами ранее касалась моих губ, исчезает. Молниеносно отворачиваюсь и, закрыв глаза, глубоко вдыхаю, на долю секунды задерживая воздух в легких. Бог был милостив, что дал мне отличное зрение и реакцию. Но жесток — что поместил меня в этот номер.
Девушка, Тайлер.
У. Тебя. Есть. Девушка.
Но как бы я ни старался противиться, мой разум, раз за разом, все отчетливее рисует картинку, которую я только что видел:
Тонкие, черный ленты тянутся из под юбки, цепляясь за края чулков, натягиваясь на упругих бедрах.
Забудьте, что я сказал. Грейс не выглядит «аппетитно», она выглядит как живое воплощение слова «убийство».
Как самая смертоносное оружие.
Как необъятное пламя.
Как выстрел в упор.
Опускаю взгляд и замечаю в руках рассыпавшуюся сигарету, которую я сжимал все это время. Сглатываю. Стараюсь не смотреть на Грейс. Стараюсь думать о своей девушке.
Очень плохо получается.