Тишину теплой весенней ночи разорвали слова, произнесенные на языке, забытом веками. Они висели в воздухе, густые и тягучие, словно смола, наполняя пространство тревожным гулом. Их было двое — те, кто осмелился бросить вызов самому порядку мироздания. Они пытались совершить невозможное: вернуть того, кто давно переступил черту, отделяющую живых от мертвых, и, возможно, никогда не должен был ступить на эту землю снова. Но Арсура подобные мелочи не волновали. Законы, будь они писаны людьми или высшими силами, никогда не останавливали его. Он доверил ритуал тем немногим, кто не задавал лишних вопросов, но даже в их глазах читалось сомнение — словно они чувствовали, что играют с огнем, способным спалить их самих.
Агния стояла в стороне, закутавшись в тяжелый плащ, который не мог защитить ее от ледяного предчувствия, сковывающего грудь. Ее взгляд неотрывно следил за беловолосым мужчиной, чьи пальцы с мрачной сосредоточенностью водили по древнему символу, заставляя его пульсировать кроваво-красным светом. Пентаграмму вычерчивали несколько часов, и теперь от нее исходило что-то чужеродное, липкое, словно сама тьма прилипала к коже. Девушка сжала пальцы в кулак, но тут же разжала их, почувствовав легкое шевеление в кармане. Маленький Плюм, ее огненная ящерка, беспокойно жался к ней, будто предчувствуя беду. Его тепло, живое и настоящее, было единственной опорой в этом безумии — в отличие от того, что должно было явиться из бездны.
Она не доверяла Рейвару. Само его имя резало слух, оставляя после себя горький привкус. Арсур верил ему слепо, но в этом человеке было что-то… изломанное. Каждое его движение, каждый взгляд, каждая интонация — все казалось неестественным, словно он носил маску, под которой скрывалось нечто куда более страшное. А его одержимость ритуалом пугала сильнее всего.
— Агния, дотронься своей прекрасной ладонью вот до этого знака, — его голос прозвучал глухо, пропитанный усталостью, но в нем дрожала неистовая жажда. Он морщился, будто каждое слово обжигало ему губы, но не останавливался. Двести лет подготовки, двести лет безумных поисков, и вот — финал. Но реальность оказалась жалкой пародией на его мечты. В его видениях этот момент был величественным: храм, залитый светом тысяч свечей, лучшие маги, склонившиеся перед его могуществом, и жертва… жертва должна была быть другой. Но вместо этого — грязный ритуальный круг, темнота и девушка, чьи глаза полны ненависти.
Рейвар заговорил громче, его слова впивались в воздух, вытягивая магию отовсюду — из земли, из ночи, даже из самой Агнии, не оставляя ей выбора. Заклинание жгло кожу, оседая в воздухе невидимыми искрами, каждая из которых оставляла после себя запах гари и металла. Он отдавал все. До последней капли. В его сознании пульсировала одна мысль, яростная и безумная: «Это должно было быть иначе!»
И тогда мир вздрогнул. Ядовито-зеленый свет рванул из центра пентаграммы, ослепляя, заставляя Агнию зажмуриться. Земля содрогнулась, будто под ней проснулось что-то древнее и голодное. Рейвар рухнул на колени, стон вырвался из его горла — последние силы уходили в портал, который теперь с шипением раздвигал границы реальности. В его глубине медленно проступал силуэт, дрожащий, словно само мироздание сопротивлялось его возвращению. Воздух сгустился, стал тяжелым, как перед ударом молнии. На мгновение Агнии показалось, что время остановилось, и теперь все зависело от того, что выйдет из этой тьмы.
Но у Арсура были свои планы, и он не сомневался ни на миг. Его движение было стремительным и уверенным — всего один взмах руки, и призрачный силуэт вдруг обрел плоть, будто сама реальность сжалась под его волей. Ритуал, который должен был потребовать нечеловеческой цены, завершился с пугающей легкостью, словно судьба лишь ждала этого момента.
Тишина опустилась на поляну — густая, вязкая, словно воздух пропитался свинцом. В ней не было ни шелеста листьев, ни стрекотания сверчков, только глухой гул в ушах, будто мир затаил дыхание. Агния судорожно вдохнула, но ноги вдруг подкосились, и она начала падать, словно кто-то вырвал землю из-под ее ступней. Арсур оказался рядом мгновенно, его руки подхватили ее с пугающей точностью, будто он заранее знал, где и как она оступится. Он смотрел на нее с холодной, почти клинической внимательностью — так изучают древний манускрипт, едва держащийся на ветхих страницах: бережно, но с безжалостной решимостью прочесть до конца.
— Мы не виделись четыре сотни лет, и первым делом ты бросаешься к какой-то женщине? — голос Рейвара прозвучал хрипло, срываясь на горькой ноте. Он тяжело дышал, его пальцы впивались в землю, словно пытаясь удержаться за что-то реальное. Он смотрел на друга — на того, ради кого отдал все, — и в его глазах бушевала буря: гнев, усталость, предательство. — Почему?.. Я отдал за тебя всё… до последней капли, а ты помогаешь ей? Едва ли она пошевелила пальцем ради твоего возвращения!
Арсур медленно поднял голову. Его глаза были пустыми, бездонными, слишком спокойными для того, кто только что вырвался из цепей смерти. В них не было ни признания, ни благодарности — только холодная, почти чужая отстраненность.
— Я не позволю страдать той, ради которой вернулся, — его голос звучал ровно, без тени эмоций. Ни тепла, ни сожаления, даже простого любопытства. — Ты знал, что так будет. Ты готовился к этому. Ты сам выбрал этот путь. И не притворяйся. Я чувствую, что у тебя достаточно сил, чтобы встать.
Рейвар сжал зубы до скрипа, но не ответил. В этот момент он был опустошен — не только магией, не только усталостью. В его груди рухнуло что-то куда более важное, и теперь там зияла пустота, которую не заполнить ничем.
Пробуждение пришло ко мне медленно, словно я всплывала со дна глубокого озера, где царила вечная тьма. Открыв глаза, я не увидела привычного леса с его шепчущими деревьями, не почувствовала того самого присутствия, которое так глубоко укоренилось в моей душе. Вместо этого внутри разверзлась пугающая пустота — будто кто-то вырвал часть меня, оставив после себя лишь ледяное, бездонное пространство. Сердце сжалось от давно забытого чувства утраты, и я не сразу поняла, откуда взялась эта боль.
Я медленно приподнялась на локтях, и в тот же миг воспоминания обрушились на меня, как волна, ударив по сознанию с такой силой, что в висках застучало. Головная боль, сомнения, тревога — всё смешалось в один плотный ком, который застрял где-то в горле. Я сглотнула, пытаясь прогнать это ощущение, но оно лишь глубже впилось в меня, цепляясь за каждую мысль, каждый вздох.
— Ма! Ты встал, долго спала, Ти переживать! — звонкий голосок прорвался сквозь туман в моей голове, заставив вздрогнуть. Девочка неловко перебралась на мою кровать, устроившись у меня на коленях, словно испуганный зверёк, ищущий защиты. Мои пальцы сами собой запутались в её мягких волосах, поглаживая их — этот простой жест должен был успокоить нас обеих. Но даже тепло её маленького тела не могло растопить лёд, сковавший мою грудь.
— Прости, солнышко, мама просто очень устала… — прошептала я, всё ещё чувствуя, как мир вокруг плывёт, словно сквозь толщу воды. — Скажи, как долго я спала?
Но Ти не успела ответить — в тишине раздались приглушённые голоса. Грубые, резкие, будто натянутые до предела струны, готовые лопнуть в любой момент. Я напряглась, и тревога, дремавшая до этого где-то на задворках сознания, вспыхнула с новой силой. Моя рука сама собой легла на голову девочки, прикрывая её, будто могла защитить от чего-то незримого, но уже подступающего слишком близко.
Дверь распахнулась внезапно, словно её выбили ударом, и в проёме возникли две фигуры. Арсур. Он был здесь. Живой. Настоящий. А рядом с ним — Рейвар, раздражённый, почти яростный, его тёмный взгляд скользнул по мне, полный неприкрытой ненависти, прежде чем он, цыкнув языком, исчез в коридоре. Но мне было не до него. Весь мой мир в тот момент сузился до одного человека — до того, кого я ждала так долго, что уже перестала верить в эту встречу.
И тут я осознала: что-то не так. Он стоял, но казалось, будто он не чувствует пола под ногами. Его взгляд был пустым, остекленевшим, будто он смотрел сквозь меня, сквозь стены, сквозь само время. Что с ним? Что они с ним сделали?
Я осторожно выбралась из-под одеяла, ещё хранившего тепло моего сна, и легонько подтолкнула Ти, отправляя её к бабушке. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук слышен на другом конце дома. Первый шаг дался с трудом — ноги были ватными, непослушными. Второй — чуть увереннее. Он не двигался. Не моргнул. Даже не заметил моего приближения, пока мои пальцы не коснулись его руки.
Холод. Обжигающий, мёртвый холод, от которого по коже побежали мурашки.
Я вздрогнула и в тот же миг он резко отдёрнул руку, будто обжёгся. Казалось, это простое движение потребовало от него невероятных усилий. Его взгляд наконец сфокусировался на мне, но в этих глазах не было и тени прежней уверенности — только растерянность, только слабый отблеск того человека, которого я знала.
— Арсур? — мой голос прозвучал тише шёпота, будто я боялась спугнуть эту хрупкую иллюзию. — Ты в порядке?
Молчание повисло, между нами, тяжёлое, давящее. Я видела, как его глаза медленно скользят по моему лицу, будто он пытается собрать меня по кусочкам, убедиться, что я действительно здесь. Он выглядел так, словно пытался ухватиться за реальность, но та постоянно ускользала, как вода сквозь пальцы.
— Да… — наконец произнёс он, и его голос звучал хрипло, будто не использовался веками. — Мир изменился за то время, пока меня не было. Я… Я отвык. Мне нужно время, чтобы привыкнуть. Не хотел тебя напугать.
Но страх уже поселился у меня в груди, холодный и неумолимый. Он напугал меня. И не только своим возвращением.
Его рука поднялась медленно, с видимым усилием, словно каждое движение давалось через незримое сопротивление. Когда его пальцы коснулись моей щеки, меня вновь пронзил тот же леденящий холод — не просто отсутствие тепла, а что-то более глубокое, противоестественное. Кожа тут же покрылась мурашками, но дрожь, пробежавшая по телу, исходила не только от температуры его прикосновения. В этом холоде чувствовалось нечто чуждое, словно сама его сущность изменилась, став чем-то другим, чем-то... не совсем человеческим.
Я не узнавала его. И самое страшное было в том, что, кажется, он и сам себя не узнавал.
— Дорогая? Чего вы тут стоите, простынете ещё, идите погрейтесь. Твой друг давно там находится, и ты ступай. А с внучкой я сама, пока отец в лес ушёл. Ступайте отдыхать, — раздался мягкий, но настойчивый голос матери, появившейся в дверном проёме. Её губы растянулись в привычной успокаивающей улыбке, но глаза оставались внимательными, изучающими, будто она пыталась разгадать тайну, которую мы с собой принесли.
Арсур повернул голову в её сторону, и его взгляд — пустой, безжизненный — заставил материнскую улыбку дрогнуть. Она нахмурилась, быстрым взглядом оценила ситуацию и едва заметно покачала головой, словно что-то понимая, но не решаясь произнести вслух.
— Да, мам, мы уже идём. Не видела, куда Ти убежала? Я её к тебе отправила, — поспешно ответила я, легонько подталкивая Арсура в сторону двери. Натянутая улыбка не скрывала бы тревогу от материнского взгляда, но мне отчаянно хотелось, чтобы она не волновалась. Она и так приняла слишком много: и моё неожиданное возвращение, и ребёнка, который не был её кровью, и теперь ещё этого... гостя, чьё появление нарушило привычный уклад дома.
Когда моё дыхание уже почти прервалось от невыносимой слабости, внезапно всё прекратилось. Будто пробудившись от транса, Арсур резко отвернулся, и в тот же миг силы хлынули обратно в моё тело, как прилив после долгого отлива. Но странное, липкое ощущение на коже не исчезло — будто невидимые щупальца всё ещё цеплялись за меня, проникая под кожу, впитываясь в самую глубину моего существа. Страх сжал горло ледяными пальцами. Я не понимала, что происходит с ним, и от мысли, что это я согласилась вернуть его, не остановив этот безумный ритуал, в животе закрутилась тошнотворная спираль. В груди поселилось удушающее чувство беспомощности — а что, если я совершила непоправимую ошибку? Что, если освободила не того, кого знала?
Арсур оставался неподвижным, словно застывшая статуя. Прохладный ночной ветер играл прядями его тёмных волос, трепал края одежды, но он, казалось, не ощущал ни его прикосновений, ни холода, ни самой ночи вокруг. Тишина между нами стала густой, тяжёлой, словно наполненной невысказанными предостережениями, которые я боялась нарушить. Он стоял, погружённый в неведомые мне глубины, и пока я всматривалась в его очертания, пытаясь уловить хоть какие-то подсказки, новая волна тревоги накрыла меня с головой — воздух вокруг него дрожал, как над раскалённой пустыней, искажая очертания мира.
Внезапно его рука поднялась. На ладони вспыхнула крошечная золотая искорка, но её свет был неправильным — не тёплым и живым, а болезненным, судорожным. Она извивалась, будто пытаясь вырваться из невидимых оков, дрожала, сопротивляясь чужой воле. Раздалось едва слышное, змеиное шипение, и в тот же миг Плюм заворочался у меня под одеждой, его маленькое тельце напряглось в тревоге. Он чувствовал это. Чувствовал так же, как и я. Что-то было ужасно неправильным. Воздух застрял в лёгких.
Золотая искра дёрнулась в последней попытке сопротивления — и погасла, сменившись густым, чернильным туманом. Он струился вниз, обволакивая ноги Арсура, сливаясь с тенями, будто оживляя их. Из этой тьмы начали проявляться фигуры — изуродованные, искажённые, их лица будто были лишены плоти, но наполнены беззвучным криком вечной агонии. Они тянулись к Арсуру, цепляясь за его одежду костлявыми пальцами, хватая за запястья, пытаясь утащить его в ту бездну, где сами были обречены на вечное падение. Их движения были дёргаными, неестественными, а пустые глазницы уставились в никуда — будто они не видели этого мира, но чувствовали его всей своей искалеченной сутью.
От вида этих существ во мне что-то оборвалось, разорвалось на части. Ноги подкосились, и я бесшумно осела на деревянный порог, стараясь даже не дышать. Руки дрожали так сильно, что я вцепилась в подол платья, лишь бы они не выдали меня. Глаза, широко раскрытые от ужаса, не могли оторваться от этого кошмара. Страх сжимал сердце ледяными тисками, делая каждый вздох мучительным. Я не знала, что делать. Не могла пошевелиться. Не могла убежать. Они словно не замечали меня. Пока не замечали.
И вдруг Арсур резко сжал кулак — тот самый, из которого изливался чернильный туман. Мгновение — и клубящаяся тьма исчезла, будто её и не было. Словно это был лишь мираж, порождённый моим перегруженным сознанием. Лишь? Я всё ещё не могла вдохнуть полной грудью, но вдруг осознала, что всепоглощающий ужас исчез вместе с этими существами. Осталась только тяжёлая, давящая пустота где-то под рёбрами — будто кто-то выжег во мне всё живое.
— Я в порядке, — голос Арсура прозвучал неожиданно, но слишком тихо, будто он сам не верил своим словам. Он медленно повернулся ко мне, и в его глазах, обычно таких пустых, я увидела не только страх, но и проблеск ясности. На мгновение он показался мне таким же растерянным и испуганным, как я.
Он двинулся ко мне стремительно, оказавшись рядом прежде, чем я успела моргнуть. Опустившись на колени, он заглянул мне в глаза, его пальцы дрожали, едва касаясь моего лица.
— Агния?..
Глядя в глаза Арсура, я понимала одно — какие бы слова он ни произносил, он определённо не был в порядке. В тёмной глубине его взгляда бушевал настоящий шторм страха, но этот страх был направлен не на меня. Его глаза метались, словно пытаясь найти точку опоры в этом внезапно ставшем чужим мире, отчаянно цепляясь за что-то знакомое. Но даже он сам не знал, что могло бы ему помочь. А уж я и подавно была бессильна.
Как же мучительно было это осознание собственной беспомощности. Это я согласилась вернуть его, но что теперь? Смогу ли я удержать его в этом мире, или он снова исчезнет, унеся с собой часть моей души? Горечь подступила к горлу, заставляя опустить взгляд — я чувствовала, как бессилие разливается по телу тяжёлой волной, сковывая каждое движение.
— Мне так за тебя страшно, — слова вырвались сами, быстрее, чем я успела их обдумать.
Арсур мгновенно сократил расстояние между нами, его прохладные пальцы коснулись моей щеки. Я машинально накрыла его руку своей ладонью, пытаясь согреть, удержать, не дать ему раствориться в этом странном состоянии. Наши взгляды встретились, и время будто замедлило свой ход. Он всматривался в меня с такой интенсивностью, будто пытался прочесть что-то важное, найти ответ на вопрос, который не решался задать. И вдруг его плечи едва заметно расслабились.
— Прости, Огонёк... — его голос звучал хрипло, словно он и сам не верил в то, что говорит. — Мне правда нужно привыкнуть. Кажется, во время ритуала что-то пошло не так... Я чувствую то, что не должен. Тот мир не отпустил меня, он зовёт и затягивает, доказывая, что я здесь чужак.
Я открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент его губы растянулись в той самой улыбке — широкой, искренней, от которой у меня перехватило дыхание. Это была та самая улыбка, что согревала меня в долгих снах. Такая знакомая и... сбивающая с толку.
Проснувшись утром, я сразу же поежилась от пронизывающего холода, который, казалось, пропитал каждый уголок дома. Ледяные пальцы мороза сжимали стены, ползли по полу, забирались под одеяло, заставляя меня инстинктивно поджимать окоченевшие ноги. В комнате царил густой предрассветный полумрак, и лишь бледные лучи солнца, с трудом пробивающиеся сквозь тонкие занавески, слабо освещали знакомые очертания мебели, превращая их в призрачные силуэты.
Бросив взгляд на спящую Тии, крепко обнимающую потрёпанного золотого дракончика, я почувствовала горьковатый привкус на губах. В последнее время мне катастрофически не хватало времени на дочь — дни мелькали, как листья осенью, и я всё чаще ловила себя на мысли, что упускаю что-то важное. Её детские годы, беззаботный смех, тёплые ладошки, доверчиво сжимающие мои пальцы — всё это ускользало, как песок сквозь пальцы, оставляя лишь горькое послевкусие утраты.
Плотнее закутавшись в одеяло, я осторожно ступила на ледяные доски пола. Холод мгновенно пробрался сквозь тонкую кожу ступней, заставив задержать дыхание, но, стиснув зубы, я неслышно подошла к кровати. Тии хмурилась во сне, крепче прижимая к себе игрушку, и в этот момент меня накрыла волна воспоминаний о той самой ярмарке, где мы выиграли этого дракончика. Тогда казалось, что впереди целая вечность... А теперь эти мгновения казались далёким сном.
Приглушённые голоса за дверью заставили меня насторожиться. Тии беспокойно заворочалась, словно почувствовала неладное, но не проснулась. Торопливо поправив одеяло, чтобы уберечь её от холода, я нежно поцеловала дочь в лоб и на цыпочках вышла из комнаты.
Коридор встретил меня ещё более пронизывающим холодом. Я судорожно запахнулась в одеяло, которое уже почти не сохраняло тепла, и с недоумением отметила иней, украшающий стёкла окон. Ещё вчера весна радовала тёплым солнцем, а сегодня дом будто перенесся в середину зимы. Печь, обычно надёжно защищавшая нас от холода, явно не справлялась с этим внезапным натиском.
Направляясь на кухню в надежде согреться хотя бы горячим чаем, я застала там Арсура и Рейвара. Первый сидел за столом, рассеянно водя пальцами по деревянной поверхности, будто выписывая невидимые руны. Он был настолько погружён в свои мысли, что даже не заметил моего появления. Рейвар же стоял у печи, натягивая рубаху с таким видом, словно только сейчас осознал, насколько в доме холодно. Это зрелище заставило меня невольно поёжиться — кто бы мог подумать, что ещё вчера он был на грани истощения.
— Милая, ты чего так рано встала? Хочешь чай с сушёной малиной? Мы с твоим отцом прошлым летом собирали, — раздался тёплый голос матери. В её глазах светилась такая искренняя забота, что на душе сразу стало теплее, несмотря на пронизывающий холод.
Я не смогла сдержать улыбки, обняла маму со спины и вдохнула знакомый родной запах, смешанный с ароматом заваривающегося чая, который наполнял кухню уютом и спокойствием.
— Доброе утро. Конечно, буду! У тебя всегда получается невероятно вкусный чай, — ответила я, ещё немного сонно, но от всего сердца, и нежно поцеловала маму в висок.
В этот момент в кухню вошёл отец, неся охапку дров. Его внимательный взгляд обвёл всех присутствующих, на мгновение задержавшись на гостях, после чего он молча принялся раскладывать дрова у печи.
— Милая, разбуди внучку, — сказал он, не отрываясь от работы. — Она хотела со мной в лес пойти, расстроится, если я без неё уйду.
Его слова прозвучали просто, но в них чувствовалась та самая тёплая забота, которая всегда наполняла наш дом, даже в самые холодные дни.
Я украдкой перевела взгляд между Рейваром и Арсуром, которые, казалось, только сейчас окончательно пришли в себя после сна. С хитрой улыбкой облокотившись о край стола, я намеренно сделала глаза по-детски круглыми.
— Пап, дровами занимаешься? Может, помощь нужна? Я уверена, что Рейвар с Арсуром с удовольствием помогут в этом деле. Правда, мальчики? — проговорила я сладким голосом, в котором не было и тени насмешки.
Рейвар мгновенно метнул в меня испепеляющий взгляд, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, будто он пытался определить — шучу я или всерьёз предлагаю ему рубить дрова. Не найдя в моём выражении лица ни капли издевки, он лишь обречённо взмахнул руками и тяжело выдохнул, будто смиряясь с неизбежным. Арсур же оставался невозмутимым — он медленно потягивал чай из глиняной кружки, которую мама подала ему с материнской заботой, даже не моргнув в ответ на моё предложение.
— Ну и чёрт меня дёрнул с вами связаться, — прошипел Рейвар, хватаясь за топорик у двери и выходя из кухни с таким грохотом, будто хотел, чтобы его "героический" уход запомнился надолго.
— Агнюша, не стоило, мы с отцом сами справились бы, а ты смотри, как расстроился твой друг. Отдыхать к нам всё-таки приехал, а не хлопотать по хозяйству. Это же наша ноша, если не в радость, то и делать не стоит... — мама покачала головой, но в её глазах читалось скорее забавное недоумение, чем осуждение. Она протянула мне кружку с дымящимся чаем, аромат которого — смесь сушёной малины, мяты и чего-то ещё, чисто маминого — сразу же разлился тёплыми нотами по всей кухне.
— Ничего, ему полезна будет физическая нагрузка. Могу я вам чем-нибудь помочь? — тихо спросил Арсур, сжимая кружку в руках так, будто пытался впитать её тепло всей кожей. Его глаза были прикованы к поверхности чая, словно он видел там что-то, недоступное остальным.
— Да, продукты заканчиваются, на рынок бы сходить. Но сначала завтрак. Вы пока кушайте, а я список составлю, что купить надо. А вы потом с Агнюшей сходите, хорошо, дорогая? — мама засуетилась, похлопывая по карманам передника в поисках карандаша. Отец бросил на меня быстрый взгляд, и я, вспомнив про Тии, поспешила выйти из кухни.
Закончив с утренними хлопотами, мы с Арсуром собрались на рынок, вооружившись внушительным списком продуктов от мамы и не менее солидным мешочком медяков — "на всякий случай", как многозначительно пояснила мать, суя его в руки Арсура. Я стояла рядом, наблюдая, как он смотрит на этот мешочек с искренним недоумением, будто держит в руках нечто совершенно непостижимое для его понимания.
— Госпожа Марта, зачем это? Я могу позволить себе купить продукты, — произнёс он тихо, его брови сдвинулись в явном замешательстве.
Я видела, как у мамы заходили скулы — её возмущение росло с каждой секундой. Она всплеснула руками, и в её голосе зазвучала та самая укоризна, которая всегда предшествовала материнскому наставлению:
— Какая я тебе госпожа?! Вы тут гости, мы вас принимаем, и не дело гостям самим за продукты платить! Вы ещё предложите нам за жильё отдать! Что вы о нас думаете, Господин Арсур?! Не обижайте меня такими вещами! — она буквально впихнула мешочек ему в руки и, смягчив тон, повернулась ко мне: — Милая, объясни ты ему. И не забудьте заглянуть к бабе Зине, она обещала передать нам ведёрко сметаны.
— Хорошо, мам, спасибо, — улыбнулась я, ловко изымая мешочек из рук Арсура и пряча его в потайной карман, после чего взяла его под локоть и поспешно повела за собой, пока Рейвар не решил присоединиться к нашей вылазке.
Арсур шёл молча, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, а я наслаждалась свежестью утреннего воздуха и украдкой наблюдала за ним. Эта ситуация откровенно забавляла меня — кажется, я ещё никогда не видела его настолько озадаченным. Однако вскоре моё внимание привлёк знакомый силуэт.
Из своего дома выходила баба Зина — наша соседка, женщина, которую я знала с самого детства. Улыбка на моём лице стала ещё шире от предвкушения приятной встречи.
— Баб Зин! Здравствуйте! Давно вас не видела! — весело крикнула я, увлекая Арсура в её сторону.
Но когда женщина обернулась, моя улыбка замерла. В её глазах читалась нескрываемая брезгливость, даже отвращение. Она не ответила, не кивнула, не издала ни звука — просто смотрела на нас ледяным взглядом, от которого мне с каждой секундой становилось всё неуютнее.
— Баб Зин, вы меня не узнали? Это же я, Агния… — мой голос неожиданно дрогнул, став тише и неувереннее.
Она бросила на меня ещё один колючий взгляд, от которого по спине побежали мурашки, затем резко развернулась и скрылась в доме, захлопнув дверь с такой силой, что воздух дрогнул от звука.
Я застыла на месте, чувствуя, как в груди что-то неприятно сжимается. Может, она правда не узнала меня? Или... это как-то связано с Арсуром? Я украдкой взглянула на него — он внимательно наблюдал за мной, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось что-то нехорошее.
— Пойдём, а то и правда рынок закроется, — пробормотала я скорее для себя, чем для него, пытаясь убедить саму себя, что всё в порядке.
Но по мере того как мы углублялись в деревню, странности только нарастали. Люди на улицах оборачивались, перешёптывались, а затем поспешно скрывались в своих домах. Один раз можно было списать на случайность. Два — на совпадение. Но когда женщина, заметив нас, буквально затолкала своих детей в дом и захлопнула дверь, будто от чего-то защищаясь, стало ясно — это уже закономерность.
Воздух вокруг словно сгустился, наполнившись невысказанным напряжением. Я чувствовала, как по спине ползут мурашки, а в горле застревает комок. Что-то было не так. Что-то очень не так. И самое страшное — я догадывалась, с чем это связано.
Я буквально кожей ощущала эти взгляды — колючие, пронизывающие, словно тысячи иголок впивались в спину. От них щипало кожу, а в груди разливалось тяжёлое, липкое чувство — смесь непонимания, растерянности и нарастающей тревоги. Что мы сделали? Почему они так смотрят?
Когда мы наконец добрались до рыночной площади, напряжение только усилилось. Здесь было больше людей, но их реакция оставалась прежней — украдливые взгляды, перешёптывания за спиной, лица, искажённые страхом и неприязнью. Я вцепилась в руку Арсура так крепко, что мои пальцы побелели, пытаясь сосредоточиться на разглядывании товаров на прилавках. Но это мало помогало — слишком явным было их отторжение, слишком тяжёлым груз чужих эмоций, давящий на плечи.
А Арсур... Он шёл спокойно, с невозмутимым выражением лица, будто не замечая окружающей враждебности. В этот момент я ему искренне завидовала.
Собрав волю в кулак и постаравшись отогнать тревожные мысли, мы подошли к знакомому прилавку с крупами. Я натянуто улыбнулась, подняла глаза на продавщицу — и тут же замерла. Её ледяной взгляд, полный откровенной брезгливости, вонзился в меня, словно нож.
— Нет для вас товара, — отрезала она, и я растерянно перевела взгляд на Арсура. Он стоял вполоборота, будто прислушиваясь к чему-то далёкому, невидимому для остальных.
— Но...
— Я сказала, уходите! Для вас здесь ничего нет! — её голос стал резким, как удар хлыста, а демонстративный плевок на землю окончательно расставил все точки над и.
В груди что-то болезненно сжалось. Я машинально отступила назад — и наткнулась на чьё-то тело. В следующий момент сильный толчок отправил меня вперёд, к прилавку. Женщина взвизгнула, но прежде чем я рухнула на мешки с крупой, сильные руки подхватили меня, прижав к твёрдой груди.
Утро началось с беспокойного шевеления рядом — Тии проснулась раньше меня и теперь смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых читался немой вопрос и тень вчерашнего страха. Хуже всего было то, что привычная искорка любопытства и радости в её взгляде потухла, уступив место настороженности и тревоге. Моё сердце сжалось от боли. Я притянула её к себе вместе с одеялом, в которое она куталась, как в защитный кокон, и прижала губы к её макушке, вдыхая знакомый тёплый аромат детских волос, смешанный теперь с горьковатым запахом слез.
— Доброе утро, солнышко. Как ты себя чувствуешь? — прошептала я, стараясь говорить как можно мягче, одновременно прислушиваясь к её прерывистому дыханию.
Страх сдавил горло — а вдруг она замкнётся в себе? Вдруг этот ужас оставит шрам на её душе куда глубже, чем те царапины на коленках? Но вдруг она вытянула ручонки и крепко обхватила мою шею, прижавшись всем тельцем, будто я была её единственным спасением в этом внезапно ставшем враждебным мире.
— Мама… Когда мы уехать? Жить здесь страшно… — её шёпот прозвучал так хрупко, а пальчики впились в мою кожу с такой силой, что стало больно.
Я сглотнула комок в горле, чувствуя, как что-то холодное и тяжёлое разливается внутри.
— Если ты так хочешь, мы уедем. Только давай сначала поговорим с бабушкой и дедушкой, хорошо? — осторожно ответила я, заглядывая ей в глаза.
В ответ — лишь недоумённый взгляд, полный детской непосредственности и непонимания. Я провела пальцами по её мокрой от слёз щеке, смахивая предательские капли.
— Мы же не можем просто исчезнуть, не попрощавшись. Представляешь, как они расстроятся? Тебе было бы не грустно, если бы бабушка вдруг пропала, ничего не сказав? — продолжала я, стараясь подобрать самые простые слова.
— Они может идти с нами? Хороший, — в её голосе прозвучала надежда, и хватка маленьких рук немного ослабла, но взгляд оставался настороженным, будто она не до конца верила в эту возможность.
— Конечно, если они захотят. А если нет — будем приезжать в гости, обещаю. Договорились? — я внимательно следила за её реакцией, но ответа не последовало, только губы дрогнули.
Пытаясь отвлечь её, я тихо спросила:
— Чем хочешь заняться сегодня? Можем погулять, почитать книжки или испечь печенье. Что тебе больше нравится?
— Нет… Они должны поехать с нами. Здесь страшно. Страшно жить… — её голос снова задрожал, и по щекам покатились крупные слёзы.
Я прижала её к себе крепче, гладя по спинке, чувствуя себя совершенно беспомощной перед этим детским страхом. Что делать? Как вернуть ей ощущение безопасности? Мои руки сами собой начали покачивать её, а взгляд уставился в одну точку на стене, не видя ничего вокруг.
В этот момент дверь тихо скрипнула, и в комнату заглянула мама. Её внимательный взгляд скользнул по нашей с Тии фигуре, затем она подошла ближе и присела рядом на край кровати. В её глазах читалась тревога, но без слов было понятно — она всё прекрасно понимает.
— Тии, солнышко, дедушка сегодня такую огромную рыбу поймал — с тебя ростом! Хочешь посмотреть? — мама нежно провела ладонью по растрёпанным волосам девочки. — А ещё мне соседка принесла одну волшебную книжку с картинками. Может, почитаем вместе? И знаешь что? Дедушка прямо сейчас вырезает для тебя особенную игрушку из дерева — такую красивую, что позавидует вся деревня. Хочешь посмотреть, как он это делает?
Её голос звучал так тепло и успокаивающе, что даже я почувствовала, как напряжение немного отпускает. Тии приподняла голову, её взгляд наконец-то заинтересованно блеснул — первый проблеск нормальности за это утро. Мама ловко подхватила этот момент, протягивая руки:
— Пойдём, я покажу тебе дедушкины инструменты. Он обещал научить тебя вырезать птичку, если будешь очень-очень аккуратной.
Девочка неуверенно посмотрела на меня, и я одобрительно кивнула, чувствуя, как камень с сердца понемногу спадает. Мамина мудрость и любовь сделали то, что не смогли мои беспомощные попытки утешения — вернули в эти детские глаза искру жизни.
Дверь тихо захлопнулась за нами, но я ещё несколько секунд сидела, сжимая в руках края одеяла Тии, словно пытаясь удержать частичку её тепла. Из мастерской доносился приглушённый смех дочери и мамины успокаивающие слова — этот звук казался глотком свежего воздуха после долгой, удушливой ночи. Сердце сжалось от противоречивых чувств: облегчение, что малышка хоть ненадолго отвлеклась, и горечь от осознания, что прежнее доверие к этому месту уже не вернуть.
— Дети забывают плохое быстрее, чем кажется, — раздался тихий голос Арсура. Я обернулась и увидела его, стоящего в дверном проёме. В его обычно насмешливых глазах сейчас читалось что-то незнакомое — понимание? Сочувствие? Мужчина смотрел на меня так внимательно, будто видел все мои страхи насквозь.
Я мотнула головой, пытаясь отогнать тяжёлые мысли, и прикрыла глаза. Что делать дальше? Бежать? Но куда? Вчерашние слова Арсура о "безопасном месте" теперь казались наивными — что, если и там нас ждёт та же враждебность? Мои пальцы непроизвольно впились в одеяло, оставляя морщины на ткани.
— Агния... — Арсур неожиданно опустился передо мной на корточки, и я неуверенно встретилась с его взглядом. — Давай сделаем так, чтобы её мир стал безопаснее. Начнём с тебя. Ты не сможешь защитить дочь, пока не научишься управлять тем, что внутри. Я обещал научить тебя магии — и всегда держу слово. Чем раньше мы начнём, тем быстрее ты поймёшь себя.