Враг мой: Сокол для Феникса 2

Глава 1

Часть вторая

Предыстория

Богдан и Семидола

— Богдан, откуда ты все ведаешь? – сидя перед костром, ворочал угли Твердомир.

— Судьбу читаю, — глухо усмехнулся наставник, — скоро и ты сможешь. Скоро! Пройдёшь путь Воина, получишь силу, и в награду достанется тебе Феникс, — язык Расенов Тверд знал, как свой родной, но не всегда понимал, о чём именно речь – загадочная Феникс, культ иноверов.

— Хватит говорить загадками, Богдан, — насупился княжич, — лучше спать пошли. – Уж неделю почти без сна...

— Ступай, я позже, — кивнул отстранённо наставник.

Последнее время он чаще обычного погружался в медитацию. Тверд качнул с неудовольствием головой:

— Ты вообще когда-нибудь спишь?

— На том свете успеется, — очередная заумность наставника и взгляд в никуда.

Княжич скрылся в хижине, а Богдан так и остался сидеть перед костром. Глядел в россыпи углей и изо всех сил старался разглядеть судьбу мальчишки, которую скрывал чёрный туман. Нечистые силы... Ведьминские.

Вот только душа его воспарила к светлым облакам, как тёмная сила заставила её ухнуть в сырой, воняющий тиной овраг. Богдан попытался вернуться в тело, но тихий шёпот Семидолы: «Богдан, — пригвоздил Неруса к земле, — не спеши уходить, сказать чего хочу…»

— Что надобно, ведьма? Не напилась крови всего рода, мальчишку извести желаешь?

— Хочу! – не скрывала истинных желаний Семидола. — Мой сын должен жить, а не этот червяк. Убей его... – шелестела в сознании, ядом проникая в душу. — Убей его, иначе погибнешь сам! – угрозой мягкой, но от того не менее опасной. — Ты слаб перед моей силой… Слаб…

— Был бы слаб не вытащил княжича с того света. Не передать тебе его силу Казимиру. Ведаю, что ты натворила. Уж углядел в родовом плетении судеб один узел, куда ты все силы братьев Тверда направила.

Силы и правда начинали покидать. Богдан с трудом удерживался в невидимой битве супротив нечистого.

— Тверд светлый. И душа у него светлая. Придёт время, и именно княжич убьёт твоего сына. Не поменяешь ты эту судьбу, ведьма. Не управлять тебе нитями всех судеб…

— Кто глупость молвил, что не управлять? – расхохоталась ведьма. – Слаб мальчишка ещё! За счёт твоей ЖИВЫ бороться продолжает. Не станет тебя, не станет защитника! И погибнет светлая сила Тверда, так и не окрепнув.

— Ошибаешься, — остатками воли ещё цеплялся за Явь Богдан.

Злобный хохот был ему ответом:

— Не жить ни ему, ни тебе. Ты сам виноват! Отказался от Феникса... – рассеялся мерзкий голос. Богдан распахнул глаза, вглядываясь в сверкающие звёзды ночного неба. Тело пробивала дрожь, от пальцев ног до головы пробегались колючие волны онемения. Едва успел вернуться... до окоченения.

Ведьма! Что б её. Всё никак не унималась...

Поднялся кое-как с земли Богдан. Обвёл округу задумчиво глазами.

Скоро осень! А там и зима! Надо готовиться к переходу! Надо тренироваться больше! Надо успеть дать последние знания ученику. Тверд должен выжить в любом случае, даже ценой жизни Богдана!!!

Семидола очнулась на мягком ложе полюбовника, с коим провела уже не первую ночь. Нужный человек, полезный, да и любовник хороший. Что ещё женщине для счастья нужно? Ах, ну да... чтобы сын был рад и... княжил без проблем и помех. Потому в голове уже сидел чёткий план на дальнейшее.

Богдана во что бы то ни стало надобно изничтожить! Пока мальчишка слаб и молод. Не ведал, сколько в нём сокрыто тайной силы. Ежели причинить ему ещё большую боль... погорячится и наделает ошибок. Сам голову себе свернёт! Его лишь подтолкнуть к пропасти надобно!

Казимир – властитель земель Минский по праву перворождения!

Жаль, что Радомир мёртв... И не увидит дел рук её. А подыхая, так и не понял, за что пострадал его проклятый род.

Сам виноват! Предатель и изменник! Лжец!!!

Немного просила – всего-то любить ИХ сына. Побрезговал, предал... вот теперь пусть на том свете рыдает, глядя, как одна обиженная женщина изведёт весь его род и сделает Казимира властителем самых огромных земель. Уж распланировала всё... Не умела нитями судеб управлять? Богдан её недооценивает! Глупый... Уж давно она то творила. И потому теперь сын — истинный правитель! Её сын достоин наследовать!

Дело за малым – убить законнорождённого, и всё станет на свои места...

Глава 1

Настоящее

Любава Добродская

Сколько провисела во мраке – неведомо, а очнулась от неприятной тяжести, мерзкого дыхания нечистого рта в лицо и неприятно болезненного ощущения на груди, которую безжалостно мяли. Мужик рвано сопел, одной рукой тиская молодую, налитую девичью грудь, а другой копошась между телами, явно сражаясь с верёвкой и своими штанами.

Где-то недалеко билась в истерике Боянка, умоляя её не трогать, но ответом летел громкий смех. Визг Марфы лишь разорвал поволоку дурмана и тотчас оборвался. Вскоре сознание различило ещё звуки – ругань, глухие голоса, восхищение отобранным добром, скрежет металла, бряцанье оружия.

Любава через «не могу» повернула голову и увидела поодаль, в окружении нескольких трупов недвижимого, залитого кровью Иванко. Чувство ненависти накатило, как снежный ком. Ярость нагнеталась точно ураган. Княжна, разумев, что нет на ногах обуви, а стало быть, и ножик, который там хранила, тоже утерян, — уже собиралась укусить насильника. Вонзиться зубами в жилку на шее, выцарапать насильнику глаза, но... в миг оказалась свободной.

Непонимающе вытаращилась на мужика – на застывшие в недоумении светлые глаза, искажённый болью рот и струйку крови, медленно ползущую по подбородку, точно ленивая змея.

Ещё миг – и грузное тело разбойника с лёгкого толчка чужой руки ухнуло в сторону.

— Жива? – хриплый голос, а следом над Любавой навис молодой воин, от силы несколько вёсен вышедший из возраста парубка. И до того растерялась княжна, что толком и не разглядела его – лишь чётко запомнила пронзительно серые, точно грозовые тучи, глаза, да то, что смугл был и диковинно острижен, причёсан. И ежели б голоса не подал, решила, что дух лесной. На защиту доблести девичьей встал...

Глава 2

Глава 2

Любава Добродская

– Ритуал бы совершить, — пробормотал Зихао. – Дабы укрепить в нём жизнь хоть на время, да Жива нужна.

— Мою можешь взять, — услужливо Любава кивнула и шиканье подруги не остановило.

— Хорошо, — мрачно окинул девиц взглядом воин, — но прежде, чем ритуал творить, предупредить хочу. То, что умею... оно... опасно. — Глазами мазнул по княжне, чуть серость темнее стала, а может то блики огня так чудно сыграли. – Но оно поможет дотянуть до ведующих.

— Делай, — настояла княжна.

— Люб, — опять вклинилась Боянка с предостережением.

— Не скули, — отрезала Любава. – С меня не убудет.

— Волос ещё нужен... – прожевал виновато молодец.

— Мой? — уточнила растерянно княжна.

— Ежели ты за мужиком пойдёшь и Живу дашь, стало быть, твой.

Любава быстро косу на грудь перекинула.

— И волосы распусти, на первое время своей сойдёшь – русалкой вод, — прошелестел мрачно.

Любава, не споря, косу раздербанила. Жутко хотелось знать, почему это так важно, но на том мысль запнулась. Воин опять взглядом тёплым, от которого в животе пожар разгорался, окатил. Мазнул смущённо по лицу пылающему, губам обветренным и сейчас закусанным. А потом совсем стыд потерял – коснулся едва ли волос... скользнул ладонью выше, едва не огладив щёку.

Замерла в немом оцепенении Любава. Никто не смел так касаться её. И он не смел. Не дозволяла, да только и слова не могла вымолвить – таращилась на наглеца: питалась его волнением и чувствами жаркими.

Воин сморгнул торопливо, в серости глаз снег застыл. Теперь уже холодом окатил и равнодушием — за прядь потянул, волосинки в пальцах задерживая.

Удушливо стало, каким бы отстранённым ни был, всё равно его жест... чем-то до селе неизведанным отдавал – нежностью и... желанием. Будто не волосы брал, а шёлк меж пальцев пропускал и прислушивался к ощущениям.

Срамота-а-а... как девка сенная.

От мыслей таких нечистых и развратных совсем жаром задалась княжна.

— Пойдёт? – на выдохе шумном уточнила, чуть голову склонив и пряча смущение.

— Пойдёт, — обронил сухо. К костру приблизился, да на просвет стал изучать. Нахмурился пуще, метнул на княжну загадочный взгляд, на Митятича, да на Боянку задумчиво покосился.

— Что-то не так? – похолодело в груди. Любава от любопытства едва дышала. Осторожно приблизилась к воину.

— Всё так, — холодно отозвался воин. – Но прежде, чем ритуал творить, предупредить хочу. То, что умею... оно... опасно. Ежели нет меж вами любви, аль у одного, но такой, что заставит его, — кивнул на Митятича, — из Калиной реки выйти по нашу строну, то и тебе плохо будет. Жива уйдёт зазря, а то и вообще ведь покинуть тебя может.

— Я в себе не сомневаюсь, — отрезала спокойно Любава. – Ежели ведаешь, что творишь – колдуй. За мной дело не станется.

— Уверена в чувствах?

— А ежели нет, что с того?

— С того, что Мора с тебя вытянет Живу первее, чем её успеешь дать мужику своему. И ты и он – помрёте.

— Люблю, — заверила княжна, чуть обдумав.

Воин совсем помрачнел.

— Да что не так? – не выдержала Любава.

— Всё так, да не так, — пробубнил под нос, да опять на Боянку покосился. Кольнева надменно губы поджала, взгляд отвела.

Молодец опять на княжну посмотрел:

— Не твой то мужчина.

— Как не мой? – ляпнула, не подумав.

— Таким волосом его не удержать, — знающе цыкнул.

— Так плох? – робко уточнила княжна с замирающим сердцем.

— С чего плох? – недопонял воин. – Хорош, но светлый, изящный и... Не удержать тебе богатыря своей хрупкостью.

Сердце ёкнуло. Княжна сникла.

— Но ежели сильная любовь настолько, — пожевал недовольно воин слова, — что за обоих потянет, то есть шанс спасти его. Но не быть вам вместе. А опосля кабы не пришлось тебя саму с того света выкарабкивать.

— Главное его вытащить из Няви, — кивнула Любава, но сильно засомневалась в своих силах.

— Дело твоё, но может, — воин колюче на Боянку глянул, — подругу лучше отправить?

— Змею эту? – ахнула Любава. – Да она его там заживо захоронит. Притопит и договор с Мораной учудит, чтобы никогда боле она его не выпускала!

Кольнева фыркнула возмущенно, да порывисто отвернулась:

— Делать нечего, Живу из-за всяких недостойных терять.

— Нет уж, — строго наказала Любава. — Ежели будет от того прок и ты свою лепту внесёшь. И тебе придётся своей Живой пожертвовать.

— Мне? – ойкнула подавленно боярышня.

— Не хочу, чтобы на руках моих две смерти по дурости были. Попробуем с первой, и ежели не сработает, вторая следом пойдёт, — рассудил хмуро молодец.

— Я согласна, — обрадовалась боярышня. – Ежели что – подсоблю! – но видала княжна, что змеюка при любой возможности отлынивать будет, да массу причин, дабы в ритуале не участвовать.

— Не гневи, — рыкнула Любава.

— Сама помирать решила и меня за собой?

— Так веселее будет, иначе – все тебе головы не сносить, — припечатала жутким обещанием.

— Подруга называется, — с укором поморщилась Кольнева.

Воин терпеливо наблюдал за перебранкой девиц и только повисла тишина, кивнул.

— Коль так, — чуть растерялся. — Тогда ложитесь близь хлопца своего, — указал на Иванко. — На спину, по обе стороны...

— Люб, — проскулила Боянка, вновь за подругу цепляясь. – Может, ну его...

— Совсем плоха головой стала? – махом избавилась от хвата княжна. — Где это видано бросать тех, кто дорог?

— Дорог! – согласилась Кольнева. — И мне... дорог, но ведь, — замялась, — – Жива... Она либо с его Живой сплетётся, либо... в пустое уйдёт. Не страшит?

— Нет, и тебе того желаю. Сколько можно уж о сердечном молчать?

— А я не молчу. Говорю, что думаю! Непонятно мне... как и зачем??? Ради Митятча? Так и не вразумила, каков он?

— Вразумила, — отрезала мрачно княжна. — Не сердце отдавать собираюсь, Живы немного. А там боги ему суд устроят. Да и тебе тоже! – добавила недовольно.