Времена грёз 3 том

Пролог

С тихим шорохом она стала оседать на землю, пытаясь закрыть живот и хоть как-то зажать открытую рану, но с каждым мгновением лицо бледнело всё сильнее, и всё яственнее проступал на нём животный страх. Эта ужасающая картина никак не вязалась с громкими голосами учеников, что доносились даже сюда, к дальним лабораториям. Ноги задрожали, Марк сделал небольшой шажок назад, оглядываясь в поисках хоть кого-то, кто мог помочь, но когда снова обернулся, никого не было. Единственным следом, доказательством, что это не было секундным помутнением, были ярко-алые следы крови на листьях, уже успевших ковром застелить жухлую осеннюю траву. Опрометью бросившись к Академии, мальчишка изо всех сил сжал в ладошке небольшую брошку с белым, играющим разноцветными бликами на солнце опалом. Мама строго-настрого запретила снимать этот оберег, даже спать нужно было с ним. Ему и самому так было спокойнее, родители слишком далеко, чтобы защитить его, хотя и было обещано, что с его светлой венценосной головы ни волоска не упадёт.

Судорожно сжав брошку, он пролетел ступеньки у входа, растолкав зазевавшихся учеников, с удивлением взглянувших вслед улепётывающему куда-то принцу. Он бежал так, словно за ним гнались все твари Завесы, а может, даже быстрее. То, что мелькнуло за Софи, явно не было человеком - слишком уж у его отражения была кровожадная улыбка, а про огромную пасть с клыками, заменяющую собой обычные человеческие губы, и говорить было нечего. Как пересёк холл и ещё несколько лестничных пролётов, Марк даже не заметил, остановившись только возле высоких дубовых дверей, ведущих в приёмную ректора.

Ему до сих пор не верилось, как перевернулась жизнь буквально за несколько дней. Появившаяся на свет маленькая сестрёнка, что смешно морщила крохотный носик и ужасно громко плакала, наместник в Сомне, что всегда вызывал в нём внутреннюю дрожь, теперь приходился ему дядюшкой, а теперь Софи... она обещала, она обещала не исчезать, остаться рядом в отличии от того, другого.

Что же теперь будет?

Ворвавшись в приёмную ректора, Марк не обратил внимание на вставшую из-за стола девушку-помощницу. Распахнув дверь кабинета, он застыл на пороге, только сейчас осознав, куда принесли его ноги. Ганимед Блэквуд был приятным молодым человеком, мягким и обходительным, и он сам в первый же день учёбы дал понять, чтобы Марк не стеснялся беспокоить его по любым вопросам, но такое поведение принца ломало все рамки приличий, это было видно по недовольно скривившемуся лицу мужчины, что сидел на удобном диванчике для посетителей. Ганимед, облокотившись на стол, что-то ему втолковывал, пока не был прерван появлением Марка. Заметив слёзы в глазах принца, ректор сам резко переменился в лице, тут же подошёл к нему ближе:

- Марк, что-то случилось?

- Там Софи, её ранил кто-то, и она пропала, - нервно икая от страха, лепетал он и вдруг схватил ректора за руку. - Это было у лабораторий, мне сказали, она меня ищет...

Совершенно не понимая, что происходит, господин Блэквуд подхватил с кресла свой пиджак и быстрым, нетерпящим отлагательств шагом направился за Марком.

Спустя всего несколько минут, принц удостоверился, что лужа крови осталась на месте, страшное подтверждение будущей неизвестности. Пока Ганимед, присев на корточки, рассматривал место преступления, ощущая небывалую мощь некроса, скопившуюся на совсем уж небольшом клочке земли, принц оставлял то, что съел за сегодня, в ближайших кустах. Его мутило от удушливой атмосферы и крови, за всю свою недолгую жизнь он не видел её так много. Будто ничего и не заметив, мужчина отдал ему платок, чтобы мальчик мог привести себя в порядок.

- А теперь расскажи мне всё, что ты видел.

Ценности

В мутном свете угасающей осени время вдруг замерло, затянулось мгновение, и даже пылинки, кружившие возле окна, побоялись опадать вниз, задержавшись в воздухе густом, как смола, и душистом, как шкаф лекаря.

— Мила! Господин вернулся с прогулки!

— Да, хорошо, подай ему чай.

Руки дрогнули, складывая очередную сорочку. Время поджимало, скакнуло с места в карьер, заставляя гнаться за ним наперегонки. Нервы стиснуло, скрутило узлом в груди. Противное ощущение поселилось в солнечном сплетении, такое знакомое, такое привычное и такое… неприятное. Корни его давно оплели тело, забрались под кожу, просочились в мышцы и любовно обняли кости. Нужно было действовать решительно, строго, резко, словно вонзая нож меж своих ребер.

Отполированный до блеска паркет из красного дерева чуть заскрипел, стоило мне развернуться на каблуках к выходу из спальни. Огромный особняк, мой самый верный и ревнивый подопечный, неизбежно требовал внимания. Пока Блэквуд здесь, пока можно решить самые важные вопросы.

Заперев двери собственной комнаты, я проверила дважды замок. Ключ от него упал в самый глубокий и тайный карман. Форменная одежда, почти не менявшая обличие за долгие годы, заказывалась у знакомой портнихи и там неизменно подшивалась парочка секретов, второй из которых совсем недавно появился для клинка. После нападения оборотня, служившего в доме, пришлось озаботиться безопасностью.

— Милочка, у нас кончился крысиный яд.

Бледное безрадостное лицо выплыло из-за угла коридора, и только спустя мгновение за ним показалось тело дневного служащего, местного крысолова по имени Род. Его лысая голова, окроплённая возрастным пигментом, напоминала тряпку, случайно брошенную на кабинетный глобус, а голос неровный и дрожащий звучал подобно расстроенному пианино.

— Я внесу его в список, но…

— Но?!

— Вы не пробовали обходиться некросом?

— Пробовал, это не обычные крысы, леди. Уж я-то знаю. Они застали прежних хозяев, некрос им ни по чем.

— Тогда поможет ли яд?

— Несомненно поможет! Если к нему примешать мой секретный ингредиент. О, вы не знаете, что это за чудо, но я не расскажу, и не просите, нужно только ваше согласие на обработку и сушеные мухоморы, будьте добры.

— Я поищу.

— Замечательно! Этот дом нужно спасать от крыс, от крыс, живущих прямо в стенах. О, эти крысы!

Обогнув чудаковатого работника по дуге, я постаралась как можно скорее скрыться с глаз, боясь продолжения странного разговора, но Род будто и не искал собеседника, продолжая бубнить что-то себе под нос и мерно шаркая по коридору.

— Мила, муки совсем мало.

Джуд, моя главная помощница, тоже приветствовала меня не церемонясь, едва я переступила порог кухни. Натужно разминая тесто на столе, она лишь бросила на меня взгляд и с силой вдавила пластичную массу в доску для выпечки. Тепло печей и безумный запах специй приластились ко мне, словно шаловливые псы. На многочисленных конфорках бурлил обед, такой богатый, насколько это возможно было в наших краях, кухарка отчаянно баловала господина, будто в столице его не кормили совсем.

Осторожно проскользнув к обеденному столу, я стянула подготовленную мне тарелку с завтраком. Яркий желтый кусочек масла дрогнул на краю каши.

— Я запишу.

— Запиши-запиши. Туда же изюм и разрыхлитель для кексов, а еще…

— Давай ты мне подготовишь список.

На миг руки Джуд остановились достаточно угрожающе, но вместе с тем будто выигрывая хозяйке время на подумать. Я нутром чувствовала, что кухарка хочет поговорить, но не решается поднять больную тему.

— Он будет почти бесконечен. Сама понимаешь, не скоро еще наш король тут объявится. Сейчас повезло, а потом…

— Я уверена, он найдет время.

— Ты уверена? Не смеши меня. Мужиков можешь дурить сколько влезет, а от меня ничего не укроется.

Прикусив губу, я склонилась над тарелкой, чуть ли не силой запихивая в себя завтрак.

— Не понимаю, о чем ты.

— Как знаешь.

Натруженный кулак крепко влетел в комок теста.

— Дрожжи еще напиши.

— Хорошо.

Поднявшись из-за стола, я закинула посуду в мойку и поспешила уйти, спрятаться от взгляда Джуд куда-нибудь подальше. Конечно она всё знала, не могла не знать, мы с ней в этой обители не первый год бок о бок, и внимательнее кухарки нет никого, но именно сейчас мне не хотелось пускать еë в свою личную жизнь.

Ноги несли меня подальше от кухни и ее чарующих запахов. Будто во сне я сорвала с вешалки рабочий плащ и вышла во двор. Здесь, за стенами поместья, всегда был какой-то свой особенный мир, где не задерживалась ни одна печаль. Любой из работников знал своё дело и выполнял его если не с удовольствием, то прилежно, воспринимая происходящее как неизменную часть жизни.

Опали последние листья на деревьях, несколько рабочих вычищали водосток. Заканчивалось время дождей, маячили холода, а перед ними последний шанс подлатать кровлю, где это требовалось.

Помимо этого нужно было проверить окна, чтобы зимой было теплее, докупить побольше дров, почистить печи и по возможности договориться с ребятами из Ултара, чтобы при особенно сильной пурге кто-то взялся очистить дорогу до дома.

Жизнь в поместье полна своих тягот. Только в сказках замки стоят столетиями и не требуют постоянного ремонта, в реальности же круглогодичные заботы тянули деньги и внимание к каждой подгнившей балке и трещинке в стене. Даже неиспользуемые помещения нужно было прогревать и прибирать хотя бы раз в месяц, а подвалы и склады своевременно заполнять припасами.

Почти вся моя сознательная жизнь была подчинена смене сезонов и заботам о доме, но я никогда не переживала об этом, принимая как часть собственной сути, пока безумная, совершенно крамольная и чуждая сознанию мысль не пробралась в голову, пустив свои ядовитые корни.

— Мил, нам бы трубы проверить перед заморозками, а то гляди снова все заледенеет так, что придется вручную тащить из колодца.

Кошмары

Ни смерть, ни душевные или физические муки не могут породить такого отчаяния, какое вызывает утрата собственной индивидуальности. Обратившись в ничто, мы обретаем забвение; но осознавать себя существующим, одновременно зная, что ты лишён собственного «Я» и более не являешься единственным и неповторимым, чем-то отличным от всех других, — вот он, истинный апофеоз ужаса.
Г.Ф. Лавкрафт «Врата серебряного ключа»

В неясной, мутной дымке полусна, когда сознание еще не подчинялось воле, а тело бесполезное и слабое, будто разбитый сосуд, не откликалось на позывы мозга, я мучительно и страшно ощутил тревогу, слепой нарастающий ужас, коснувшийся моей трепещущей души. Я запоздало старался подчинить его, понять, прочувствовать, но ускользающее, как скользкий угорь, знание лишь манило за собой, не поддаваясь, не позволяя ухватить свой хвост. Неправильность, смешение, неясность — всё, что оставалось мне, оседало на руках, на языке, как будто пепел после пожара, который я вдруг случайно упустил.

Что же случилось? Что это?

— Меня так мало… мало… не трогайте…

Я услышал чужой голос, слабый и тоскливый, срывающийся на всхлип, он будто вторил мне, но был не моим, он отдавался в голове, он жил в душе и был совсем родным, но словно незнакомым здесь. Разум отчетливо тянулся к звукам, желал найти источник, в то время как парализующий яд, как лед по венам, паника охватывала меня, с силой сковывая в своих объятьях и вынуждая всё моё нутро дрожать, вопить от страха, вопить от боли тысяч игл, вонзающихся под кожу… кожу… если бы она была, если бы был я…

Я помню, что я был, но есть ли я сейчас?

— Оставьте… От меня ничего не осталось…

Осталось ли хоть что-то от меня? Кто я?

Новый шум, иной, инородный и тошный, наполнил мои уши собой, будто раковину на берегу неведомого моря, и волны одна за одной набегали, мешали, смущали меня странным плеском, странной водой, что касалась песка плотно и вязко, как бесконечно огромное склизкое варево, студень, шуршащий песчинками у кончиков пальцев.

Так муторно, мерзко и гадко я чувствовал себя словно впервые, хоть и не мог сказать, чем же было наполнено прошедшее время, лишь ощущал, что тут определенно плохо и так отвратительно, что представить подобное невозможно. Констатировав это, твердо и убежденно как в единственно верный факт, я мысленно начал отсчет собственного существования как опору, второе рождение и осознание себя, я был кем-то, я являлся чем-то, я…

Я смог открыть глаза и узреть то небо, что собралось передо мной во всех цветах разъеденного, прогнившего остова мира, и ранее, как понял, был далеко не пепел на губах, а лишь останки плоти божественного тела. Мы будто в опухоли, съедающей себя и выпускающей из проклятой утробы черное, угольное море в маслянистых переливах. Горбы неведомых чудовищ скользили прямо под блестящей гладью, но не высовывались, копошась как черви под влажной кожей мертвеца. Того гляди покажутся, прорвутся к темной суше и явят мне свои уродливые тела, хотя я сам того не лучше.

Я мертв. я был мертв…

Память еще не совсем предала меня.

Перевернувшись на живот, я смог увидеть остров, стены руин и храмы из обломков других храмов, они стояли, громоздились, как свалка, непреднамеренные строения, лабиринтом соединяющие крыши с полом, стены этажей под разными углами и окна, двери не там куда прошла бы или вовсе поместилась бы часть человека или любого другого существа. Мне непонятны были искажения пространства, и глаз, вторя сознанию, отказывался улавливать переплетения проходов, если они были, и уж тем более залов, которые, как я был уверен, точно присутствовали, не поддаваясь измерению размера. Эти петли и углы, эти лестницы-ступеньки в никуда, украсившие стены, неисчислимые изломанные линии, от них болела голова, как и от архитектуры в целом, хотя я горячился называть эти дома, эти ваяния, умышленным строением. Ни один ум не мог осилить этот кошмар, и я в подспудном ужасе спешил отвернуться, ощущая, как разум теряется от одного вида кощунственного нагромождения камня.

Сколь отвратительный умелец мог придумать такую мерзость? Какой безумец был готов такое сотворить?

Мне тяжело было представить, чем именно нужно стать и как далеко зайти, чтобы в этом жутком месте возвести подобие храма. Кому он мог понадобиться и в честь кого выстраивался? Всем нутром я ощущал, что есть некто живущий здесь, и культ его породил не только святотатственные жертвенники, но и питал всю мерзость, всех тварей, живущих и поклоняющихся ему. То был не человек, нет-нет, даже не близко к человечности, хозяин — наверняка пришелец, иной и столь древний, что неразумной безграничной мощью выгрыз, выпытал у моих богов Завесу. Выгнать это нечестивое чудовище едва ли бы хватило сил у одной Луны.

Суматошные догадки вдруг прервало стрекотание на разные голоса и отголоски хлюпанья, чуть не сотрясающее землю. Как бы я не вглядывался вдаль, взору не показывалось солнце, хотя потусторонний тусклый, блеклый свет откуда-то из глубин камней и серого песка на суше озарял меня и остров, и черный океан, и небо, точнее то, что было вместо него — тонкую зыбкую грань мира, будто пузырь из поблескивающего вулканического стекла.

Отсюда не было выхода и не было входа. В отчаянии я коснулся зловонной студенистой волны у ног, но влага, будто в насмешку, замерла, застыв зеркальным полотном. Оно будто в чернилах щедро отразило ужас, подспудный, яркий, сокровенно страшный, такой, какой я сам представить бы не мог, но знал, точно чувствовал, что так со мной и будет. На глади жидкой смерти, обители всех тварей я вдруг узрел себя в забытом прошлом и погибшем настоящем. Лоскутами наспех скроенной кожи сшитый словно из разных частей я смотрел на себя в немом крике, отмечая правый глаз и клок волос Вира, нос Ньярла, губы мальчишки из сгоревшей деревни, часть ключиц, слишком светлых для первого человека, шею и затылок с кудрявыми прядями. Неровными бугристыми, воспаленными краями сходясь неловко, нелепо и криво в одном теле, что никогда не назвал бы единым. Мои органы, мышцы, и вся моя плоть, словно костюм не в размер, стенали и стягивались при каждом движении, грозясь разойтись, растерять всё, что непосильным трудом было собрано чьей-то жестокой рукой. Я не нашел оправдания этим кощунствам, но больше обиды, больше чувства потерянности меня занимал вопрос: чье же это сознание? Любимца Луны? Проклятого некроманта? Мальчика, потерянного в лесу? Кто?

Пробуждение

В последней попытке спастись я судорожно цеплялась пальцами за черную бесплодную землю, легкие жгло неподдельной жуткой болью. Всего на мгновение, на краткий миг тело погрузилось в агонию, но холод и резкий порыв воздуха, сменивший отхлынувшую зловонную волну, разбудили меня, иголками впиваясь в измученную кожу.

Распахнув глаза, я невольно взвыла от резкого контраста окружающего мира. Весь темный, мрачный остров пропал, оставив собственный негатив: вместо угольного песка и серого пепла передо мной предстало белоснежное покрывало, неожиданно принявшее в свои морозные объятья. Небо и безудержный свет в нем ослепляли, выжигали сетчатку и больше не напоминали внутренности обсидиановых гор. Барашки невесомых облаков лениво проскользнули за подвижными ветвями некого древа.

Настоящий мир показался таким чистым и пронзительным, что мое нахождение в нем было самым отвратительным и непростительным действом. Слизь черного океана засохла на коже, успев перепачкать землю рядом.

— Боги… отправьте обратно…

— Еще рано.

Голос, непривычный мне, хоть и отдаленно кажущийся знакомым, раздался сбоку, вторя тишайшему звуку шагов. Что-то звякнуло рядом. Чьи-то цепкие пальцы дернули правую ладонь, и необычный, тревожащий холод металла соприкоснулся с запястьем. У меня не было сил повернуть голову и рассмотреть пришельца, удалось лишь краем глаза заметить то, что обхватило мою бессильно упавшую на грудь кисть. Символ, красующийся на широком браслете, заставил напрячься извилины в голове и остатки памяти.

Я чертила подобный знак множество раз.

Поблескивающий на свету кровавого оттенка камень слегка засиял, словно отбирая контроль над телом. Онемение и новый приступ слабости ощутила лишь краем разума.

Мутная фигура в ярком, но холодном свете солнца вдруг заслонила почти весь обзор. Странное украшение с легким щелчком неласково обхватило шею, жадно перехватывая дыхание. Всего мгновение, и в глазах потемнело от недостатка воздуха.

***

— Что случилось, Софи?

Такой простой и понятный вопрос вгоняет в ступор. Я беспомощно открываю рот, собирая все смешанные и бурлящие чувства в сердце. Они, как перегоревшие угли, едва вспыхнули красным, будто под порывом ветра, но усталость, моральная и физическая, быстро потушила чуть разгорающийся остов эмоций. Захотелось упасть в беспамятстве, забыться, потеряться в бескрайне пустоте собственного я, выжженного чужой злой волей, но темный выжидающий взгляд Макса, моего единственного спасителя, словно булавкой приковал сознание к месту. Ему нужен был ответ, внятный и желательно краткий, будто всё произошедшее могло уложиться в пару предложений, в строку из задачника по психологии.

Больничные стены давили на мой разум, напоминая клеть. Еще одни ограничения для моего «блага», словно предыдущих было недостаточно.

— Почему ты не ушла раньше?

В тоне Макса слышалось недоумение, привычное и обыденное. Для него мир прост и ясен, если дают — бери, если бьют — беги. Как такому человеку объяснить, что жизнь не всегда укладывается в черно-белые рамки понятий о добре и зле, о любви и ненависти. Иногда одно кажется другим, и ты ни за что на свете не разделишь привязанность к возлюбленному и зависимость от него. Изо дня в день твое сердце ведет непримиримую борьбу с головой, ослепляя, притупляя, обманывая. Тебе говорят, что возможность быть любимой это величайшее благо, которое надо заслужить, как до этого ты заслуживаешь любовь родителей, учителей, сверстников. Весь мир вторит этой простой мысли: нет ничего, чтобы ты получила просто за то, что ты есть, любое благо нужно добыть.

Я своё добыла.

— Думала, он меня так любит. Улыбался мне и признавался, что я много для него значу. Я важна, пока веду себя как надо.

Мне почти что стыдно признаваться в этой слабости, стыдно говорить, какой была дурой.

Я отворачиваюсь к окну, за ним то ли зима, то ли осень. Последний год сезоны сменялись незаметно, мне оставалось лишь изредка отмечать их, поглядывая из квартиры. Сейчас так же, и будто время летит мимо, жизнь не касается меня, вычеркнув из своего мерного течения, как брак, как лишний элемент, неспособный вернуться из заточения собственного кошмара. А окружающие невольно повторяют, безукоснительно избегая сострадания.

Медсестры хладнокровно осматривают со смесью жалости и брезгливости, мне проще прятаться от их взгляда, помалкивая о боли, тревогах и бессонных ночах, лишь бы не видеть осуждения.

Макс тоже не понимает, он сидит рядом и поддерживает в меру сил, он обязательно вытащит меня из этого ада, но в его глазах… растерянность. За всё время дружбы с самого детского сада это первое серьезное испытание для нас, и я уже чувствую, что никогда не смогу быть действительно откровенной с ним.

Часть пережитого останется только со мной, навсегда.

***

Новая вспышка боли вырвала меня и забытья, из странного неожиданного сна уже утерянной жизни. Что-то остервенело вцепилось в шею у самого плеча, множество острых как бритва зубов нагло и бесчеловечно вонзились под кожу. Кровь щедро хлынула в чужую пасть, и я дернулась в испуге, вдруг обнаружив, что руки свободны, лишь плечи вдавлены в жесткий матрас койки. Некто, склонившийся надо мной, даже не потрудился связать или обездвижить иначе, целиком полагаясь то ли на собственную силу, то ли на мой страх.

— Отпусти…

Стиснув зубы до скрипа, я на ощупь попыталась оттолкнуть от себя незнакомца, едва представляя, что останется от шеи после его сытного ужина. Меня и так мало, слишком мало осталось, чтобы еще одна падаль смела присваивать мое тело себе. Закричав от натуги, я выгнулась, надеясь сбросить чудовище набок, под пальцами звонко затрещала ткань рубашки, едва поблескивающей в полутьме. Тварь с почти человеческим обликом едва шелохнулась, но челюсти, ни на йоту не ослабляя хватку, мерзко, мучительно, потянули мою плоть за собой. Шансы выбраться, освободиться и уж тем более сбежать таяли с каждой секундой. Я ощущала, как кровь влажными разводами холодила кожу. Вокруг было слишком темно, чтобы разглядеть ближайшие предметы у постели, и глухо, как если бы мы находились под землей. Никаких окон, никаких дверей, нас словно замуровали одних, и никто из живущих уже не сможет узнать, что я еще жива, возможно последние минуты, но еще борюсь и нуждаюсь в помощи.

Последний шанс

«Непризнанный ваятель мирозданья,

Он жадно и бессвязно бормотал

Какие-то смешные предсказанья

И сонм крылатых бестий заклинал.

В его когтях надрывно голосила

Бесформенная флейта в три дыры —

Не верилось, что в звуках этих сила,

Которой покоряются миры.»

Говард Ф.Лавкрафт. Грибы с Юггота

Резкая пронзительная боль вновь уколола шею, как чья-то извращенная пытка, мучение, издевка, будто меня оставляли в покое ненадолго лишь для того, чтобы потом сделать хуже, неприятнее, болезненней. Жилы под кожей явственно касались острых зубов, кровь текла из раны щекотливой дорожкой к едва чувствительным ключицам. Дышать было страшно, шевелиться еще страшнее, но ужас, сковавший тело, судорогой заставил дернуть хотя бы кистью.

Мне отчаянно нужно было прикоснуться к опасности, понять, что это не кромешная тьма съедает меня заживо, а кто-то иной, силой вжавший мои плечи в жесткую койку. Как мушка, попавшая в паутинную сеть, я дрогнула, подтягивая руки к груди, но что-то мешалось, стиснуло запястья, не давая пошевелиться и оттолкнуть. Падая в пучину тревоги и паники, я начала дергаться сильнее, уже четче ощущая дополнительные браслеты, сковавшие затекшие конечности. Не было ни единого шанса выбраться, от попыток ребра оков причиняли лишь больше страданий.

В глупом, бесплодном порыве я тихо зашептала, надеясь, что чудовище услышит мой голос.

— Пусти, пусти…

Ответом стала грозно, предупреждающе сжавшаяся челюсть монстра, будто он вот-вот собрался грубо вырвать кусок плоти из тела. Приглушенно вскрикнув, я открыла рот, задыхаясь от новой волны боли, выгнулась как могла в лихорадочной попытке отодвинуться. Металл на запястье глубоко впился в кожу, ограничители вспыхнули, вытягивая магию и подавляя моё спутанное сознание. На глазах выступили слезы, сквозь их мутную пелену я вновь разглядела эльфа, между жидким серебром волос выглядывало длинное острое ухо.

Кровь ударила своим тошным запахом в нос, перебивая уже привычный привкус и вонь разложения, пропитавшего мою обитель. Сознание на последнем издыхании лелеяло лишь одну мысль: сделать хоть что-нибудь, неважно что, неважно даже, поможет ли это, но действовать нужно было прямо сейчас, срочно. Время потеряло значение, оно стало отмеряться лишь каплями влаги, скользящей по измученной коже.

Последний раз взглянув на ухо, я в безумном запале потянулась вперед и сомкнула свои зубы на тонкой коже, отчетливо чувствуя, как дрогнул хрящ. Взвыв от неожиданности, чудовище шарахнулось от меня, отпустив шею, но я не разжала челюсти, победоносно плюнув в изумленное лицо, едва расчерченное слабым свечением ограничителей.

— Снова проснулась?

Скривившись, я ощутила, как на губах и языке то, что должно было быть кровью, на вкус оказалось подобно остатками золы от чьих-то гнилых останков. Сил совсем не осталось, и едва ли я действительно выиграла это противостояние, но последнее слово сегодня осталось за мной. Этого вполне хватит, чтобы утешить растревоженную, испуганную душу.

— Я дам тебе последний шанс, тебе не за чем сопротивляться.

— Провались в ад.

— Я не понимаю этого языка, но допустим, ты подумаешь о своем поведении, пока я не сделал хуже.

Эльф вытер с губ остатки крови, высокомерно и холодно взглянув на меня, как на стейк в своем блюде. Увидев подобную физиономию в обычной жизни, я не преминула бы поработать кулаком, хотя бы разбив нос для порядка. Чем бы эта тварь не была под личиной светлого, ко мне он относился только как к сытному, хоть и бойкому обеду.

— Что ты вообще такое…

Ограничители сильнее засияли, утягивая меня в тягомотную, вязкую дремоту, но я сопротивлялась изо всех сил, старалась держать веки открытыми, подспудно опасаясь того, что сон тут же повлечет за собой новое нападение и новую боль.

— Король, в том числе для тебя.

Отвернувшись и словно разом потеряв интерес ко мне, эльф поднялся с постели, направившись куда-то во тьму. Длинные волосы чуть блеснули в углу комнаты, но скрипа двери не послышалось, воздух замер, давая понять, что чудовище ушло, пропало, но я не была в этом уверена. Среди мушек усталости, маячивших перед глазами, всё еще чудились безжизненные стеклянные глаза и пустой голодный взгляд твари.

***

Телефон жужжал на тумбочке уже не первый час, то и дело вытаскивая меня из плена сна, раздражая, отвлекая и вновь возвращая в оковы постоянной ноющей боли, от которой не помогало ни одно лекарство. Врачи пожимали плечами, в очередной раз заверяя, что сделали всё возможное. Медсестры, приносящие то ли обезболивающее, то ли успокоительное сетовали на мою слабость и глупость, для них я так и осталась дурочкой, требующей к себе повышенного внимания. Видимо другие их подопечные справлялись с трудностями намного лучше меня.

Завибрировав последний раз, мобильный подарил-таки долгожданную тишину. Уставившись в выкрашенную холодным голубым цветом стену, я постаралась отвлечься и снова уснуть, но звуки больницы, разговоры персонала, тихий плач за стеной и чьи-то сердечные поздравления, доносившиеся с улицы, будто нарочно приковывали к себе внимание. Даже через пластиковые окна был хорошо различим нетрезвый голос какого-то мужчины:

— Люда! Люд! Ну не томи! Лю-юдка-а!

Послышался еще один звук, кто-то недовольно заворчал в соседней палате, но на упрямый пьяный зов последовал ответ:

— Женя! Ты что, сдурел?! Я едва на ногах стою!

— Ну Лю-юда! Ну покажи!

Я получила еще пару минут покоя, пока за стеной происходила какая-то возня. Тяжелые веки едва сомкнулись, я почти уловила нить сна, но с улицы вновь гаркнули:

— Мо-ой пацан! Мо-ой! Вылитый!

Хлопнула дверь палаты, какая-то из медсестер зашипела недовольно на пациентку и тут же вступила в беседу:

— Мужчина, вон отсюда, пока я охрану не позвала! Приходите в гостевые часы!

Воззвание

— О, эта, из седьмой квартиры, прокапалась уже. Говорят, так бывшему плешь проела, что он ее пристукнул в сердцах.

— А нечего было в подоле домой тащить не пойми от кого. Теперь пускай расхлебывает. Парень еённый тоже дурак дураком, до сих пор приезжает, помириться хочет, готов ее обратно взять, а она уже нового хахаля нашла.

— Ой, а переживает как, будто на ней свет клином сошелся. Ему б кого попутёвее, не абы кто ведь, а уважаемый преподаватель, голова на плечах есть и квартира своя.

— Да не нагулялся поди, молодой еще, мужики ж до сорока лет за каждой встречной юбкой бежать готовы. Мой даже после свадьбы на девчонок засматривался, особенно пока я Ваньку носила. Такова уж природа, тяжко им, что поделать.

Переминаясь с ноги на ногу, я в очередной раз пожалела о том, что не уехала к Максу на дачу сразу после выписки. Пускай там уборка нужна, и вода пока только из местного колодца, но зато царит тишь и покой. Участок на краю дачного поселка прямо у леса, всё в высоченных заборах перекрыто, затеряно в яблонях, тонет в тиши. Из соседей пара едва ходящих стариков и нелюдимая молодежь. Идеальный набор, чтобы поправить нервы, а тут… Мама Ванечки на скамейке за сыном приглядывает, тетка божий одуванчик всю жизнь положила на алтарь ребенка, пока муж в командировках был. Видимо настолько удовлетворилась прожитым, что теперь остается лишь о соседях злословить. Как бы ее саму по доброте душевной не пристукнули вместе с подружкой-подпевалой.

Низ живота вновь охватила тянущая, ноющая боль. Пора было заканчивать свою прогулку в местном парке. Мощёные тропинки для собачников, стройные ряды тополей и вкрапления небольших детских площадок на резиновой подложке начинались с торца родного дома, будучи подростком, я облазила тут каждый угол и наивно считала это место чем-то своим, всегда дружелюбным и принимающим. В подвальном магазинчике всегда можно было купить конфет и копченый сыр на развес, на вытоптанном поле поиграть в салки и попинать мяч. В соседнем дворе, через один от нашего, стоит хоккейная коробка, главный источник синяков на коленях во время зимы. На насыпи по дороге в школу в холода мы не могли спокойно пройти мимо ледяной горки, опаздывали на урок, рвали дорогие пуховики, теряли шапки, разбивали носы в надежде устоять на ногах при спуске, катались на картонках, рюкзаках, пакетах со сменкой. Кто ж на учебу даст нормальную ледянку?

Мне искренне казалось, что ничем во дворе уже не удивишь, но тут полезли человеческая гниль, жестокость, вредность, мелочность, доведенная до абсурда. Приезжал значит мой ненаглядный к дому и даже «завербовал» парочку особенно счастливых и самодостаточных женщин, кто бы мог подумать. Прямо герой, ангел во плоти, коему я досталась в наказание.

— Софьюш, я слышала у тебя с детьми проблема.

Совсем уж незаметно, но неотвратимо как диарея после дешевых школьных котлет, еще одна добросердечная соседка настигла меня уже у входа в подъезд. Будь я посмелее, прикинулась бы дурой, молча прошмыгнув к лестнице внутри, но черт меня дернул ответить.

— И вам здравствуйте, теть Вера.

— У меня есть верное средство, я на всех подругах испытывала, держи. Это мой личный оберег, я к этой самой в храм ходила, осветила на то, чтобы детки в семью приходили, работает безотказно, уже третья родила, и тебе поможет, возьми.

Выудив из внутренних карманов стеганой куртки небольшую белую фигурку ангелочка из глянцевого фарфора, соседка, воспользовавшись моей растерянностью, попыталась всучить его, поймав мою руку. Шарахнувшись от женщины, как от огня, я чуть не схватилась за сердце, почувствовав, как разбуженная чужим вероломством тоска снова скручивает нервы.

— Спасибо не нужно, врачи сказали, что я не смогу больше иметь детей.

— Да мало ли чего тебе там наговорят, они ж мясники все проклятые, мне тоже диагноз ставили, и ничего, за Люськой своей сходила как миленькая, пока доктора диагнозами пугали. Возьми-возьми, боженька поможет, никого в беде не оставит. Обязательно поставь возле кровати и сама к мощам сходи, покайся за первого ребенка, грех отмолить нужно.

К горлу подкатил то ли ком, то ли желудок, стало так дурно, что едва получалось дышать.

— Грех отмолить?

— Ты ж погубила…

— Знаете, что…

Внутренне холодея от ярости, я выхватила фигурку и не раздумывая швырнула на бетонный пол, с ликованием отметив, как славно и щедро разлетелись мелкие осколки. Такое уже не соберешь, не склеишь, придется новую покупать в переходе и нести на мощи к «той самой».

Соседка в праведном ужасе замолкла, выпучив глаза и судорожно дернув кистью, то ли изображая крест, то ли припоминая бабкины наговоры от нежити.

Надеюсь, я еще не раз приду в кошмаре к ней, напомнив об этой глупости, никто не просил ее лезть в мою жизнь.

***

Проснулась я неожиданно резко, будто вынырнув из-под толщи ледяной воды, буквально только что казавшейся теплой, как парное молоко. Испуг и непонимание того, что произошло, укололи так больно и остро, что я невольно вскрикнула и постаралась отползти от мутной фигуры, показавшейся рядом. Кто-то передо мной замахал руками, слышалась речь, но такая торопливая и невнятная, что разобрать ее было невозможно. Слеповато оглядевшись, я обнаружила себя в какой-то комнате с обшитой светлым деревом стенами. Медленно и неохотно в памяти собиралась мозаика воспоминаний, приведших в это странное место. Другая реальность ощущалась как полымя, едва ли лучше снов и намного переменчивей.

— Успокойся! Сядь. Я заберу простыню.

— Что? Кто?

Потерев глаза, я не без радости отметила, что кандалов на мне стало меньше и металл больше не приковывал к кровати, но ограничители остались на месте. Символы на них слабо сияли, переливаясь блеклым золотым светом, и, только уставившись на руки, я поняла, что вижу их ясно и четко. В моей темной, страшной камере наконец-то провели свет.

— Встань, пожалуйста, мне нужно прибраться.

Темное небо, рыжие локоны

Замерев под весом мертвой твари, я позволила себе впервые выдохнуть, судорожно, еще не веря в новую победу и едва удерживая останки над собой на острие копья трясущимися от усталости руками. Комната всё еще давила на меня, но уже не так сильно, словно поделив свое воздействие с еще чуть остывающими внутренностями чудища. Я чувствовала, как что-то стекает по коленям, пачкает новенькую сорочку и одним своим появлением лишает меня возможности стянуть что-то с мертвеца, но для последнего рывка жизненно важно было сделать передышку. Короткую, зловонную до ужаса, мерзкую и склизкую. Когда я поднимусь, проблемы не исчезнут, нет, мне вновь придется придумать способ, как выбраться из подземелья. Полагаю стражей вокруг должно быть немало.

— Ничего-ничего, крепись…

Что бы сказал на это Ньярл? Что бы посоветовал? Не расслабляться? Подумать? Опасаться дерева? Точно, дерево, оно должно быть рядом, раз я в эльфийских землях.

Негласно вторя моим мыслям, пол вдруг мелко задрожал, и где-то там, через толщу земли и неизвестных коридоров нечто издало невнятный, приглушенный вой. От него в жилах леденела кровь, и мурашки пробежали по телу. Что-то там то ли звало, то ли плакало, возможно даже из-за меня, из-за того, кто пал от моих рук.

Жар золотого копья вдруг стал нестерпим, будто ожидая продолжения борьбы. Пришлось собрать в руки остатки сил и, чуть не надорвавшись, оттолкнуть гнилостное тело бывшего короля. Потревоженная плоть пахнула тухлым, пережаренным мясом. Свет из открытой двери моей камеры упал на темные, вздыбленные чешуйки, заменявшие кожу. Вялые щупальца на животе переплелись с содержимым…

Настоящее безумие представлять это в облике того самого белокурого эльфа с утончёнными чертами лица. Никто и никогда не заподозрил бы в нем монстра.

Стянув простыню, я вытерла колени, зябко переступая босыми ступнями по ледяному полу. Из коридора моей темницы тянуло холодом. Единственную ткань под рукой пришлось разорвать на две части и замотать ею ноги, надеясь, что это хоть как-то поможет мне протянуть до первого поселения или дома. Хоть кто-то же должен был остаться близ короля, как минимум такие же помощники как мой надзиратель.

— Пора выбираться.

Разговаривая с собой по привычке, я знала, что ответа ждать не придется, но в глубине души всё равно ждала голос Ньярла в своей голове, его ругань, его одобрение, его совета. Хоть что-нибудь, дающее понять: он здесь, не остался на берегу и тоже готов ступить в этот длинный путь.

Может, лунный свет поможет мне отыскать Ньярла? Если повезет, богиня свяжется со мной, но наверняка вне этих проклятых мест.

Сделав последний вздох, я огляделась, прощаясь с заключением. Интересно, сколько времени я тут пробыла?

Несмело ступая в темные, пустые коридоры, я осторожно двинулась вперед, почти не задумываясь над направлением и морально готовясь немного поплутать. То, что поначалу показалось мне остатками украшений на потолке и стенах, при ближайшем рассмотрении оказалось корнями, мелкими и витиеватыми, опутывающими всё пространство и словно живыми, с собственным сознанием. Тихим, чуть слышным шорохом наполняя воздух, они едва шевелились, медленно, но верно вытягиваясь куда-то вглубь подземелья. Небольшие клубневые наросты на этих коричневых червяках чуть светились, показывая мне дорогу. Полагаю, появись тут магические камни, используемые в Целестии в качестве ламп, они бы разрядились в мгновение ока.

Почти без опаски я прошла долгий путь до лестницы наверх, все двери, встреченные мной, были заперты или заблокированы плотными корешками. Поднявшись по осыпающимся ступенькам винтового пролета какой-то башни, я впервые увидела открытый дверной проем. Подойдя ближе, я понадеялась увидеть небо в нем, проход во двор или что-то подобное, но ступив на каменную плиту, припорошенную палой листвой, с удивлением увидела купол над головой. Высоко-высоко странный рукотворный потолок тянулся над громадными стенами когда-то красивого дворца. Высокие зеленоватые стены, покрытые серым налетом, тянулись ввысь, имитируя сплетения ветвей и колонны древних стволов. Дикая, нетронутая природа ловко смешивалась с обработанным камнем, с кружевной резьбой, арками сплетенной листвы, узорами нераспущенных бутонов, непрерывное цветение, воссозданное неизвестными мастерами, поддерживало жизнь места такой, будто эльфы, придя в эти земли, никогда ничего не меняли. Даже несмотря на то, что все предполагаемые деревья и цветы остались лишь напоминанием, серыми засушенными стеблями и пустотелой корой у стен здания.

— Что же тут случилось…

Плиты под ногами вновь дрогнули, на этот раз чувствительно сильнее прежнего. Пришлось хвататься за дверной проем, с толикой ужаса наблюдая, как из-под ровной укладки многовековой площадки вылазят толстые, кривые корни, ложащиеся на камень так, будто неведомое древо собралось бежать.

Стоило землетрясению наконец-то закончиться, как я с опаской перебежала внутренний двор, скрывшись в новом коридоре замка. Пролетев узорчатую галерею и какие-то хозяйственные комнаты, я остановилась только у входа в зал, где вокруг пустующего трона на возвышении лежали пустые доспехи прежних стражей. Некогда величественное место, полное жизни, балов и гуляний, ныне предстало полуразрушенным, убогим, усыпанным листвой и чем-то подобным пеплу. Опасливо двинувшись вперед, я постаралась ступать тише, подспудно совершенно иррационально боясь потревожить призраков прошлого.

Тут никого нет и давно не было, возможно, королю не нужен был тронный зал.

Преодолев половину пути, я обошла пьедестал, всего на миг обернувшись и задержав на нем внимание. Безумно красивый трон, сделанный явно с почтением и любовью к правителям, покрылся мхом и трещинами в очередной раз напоминая о падении целого народа. Станет ли это место вновь живым? Вернется ли сюда кто-то? Восстановит ли память о тех предках, что не подверглись влиянию Альхазреда?

— Уби-ийца…

Едва слышимый шепот донесся совсем рядом, но был почти неразличим на фоне шелеста листвы и шуршания ветра. Насторожившись, я огляделась, пытаясь найти источник звука, но зал по-прежнему пустовал. Что-то холодное прижалось к ноге.

Попутчики

— Натани!

Девичий голос заставил меня вздрогнуть и убрать оружие. Тонкие, хрупкие руки поймали мальчишку в объятия и отвели на шаг назад, стараясь скрыть его за полами свободной юбки. Едва различимое лицо в полумраке показалось напуганным, глаза эльфийки с ужасом следили за каждым моим движением и вздохом.

— Простите, это был рефлекс, я не желаю вам ничего плохого. Я услышала звук и приняла мальчика за зверя.

Смутившись собственной реакции, я выставила пустые ладони вперед и чуть пригнулась, попытавшись выглядеть хотя бы чуточку менее враждебно. Время, проведенное среди монстров, будто разучило договариваться и находить общий язык мирно, без боя насмерть. Девушка ни на мгновение не смягчилась от уговоров и только подозрительнее глянула на меня.

— Звери тут уже давно не водятся.

— Не знала. Еще раз простите, я впервые в этих краях. Вы можете идти, я не пойду за вами. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что сделаю еще хотя бы пару шагов. День был долгим и очень непростым.

Надеясь, что на этом наши пути разойдутся, я вновь присела к дереву и положила руки на колени. Вид у меня наверняка был такой, что даже круглый идиот не поверил бы в добродетель. То, что текло из погибающих частей Каро и его короля, испортило небогатые лохмотья и испачкало кожу. Эльфийка без раздумий отвернулась, собираясь уйти, но Натани придержал ее за юбку, отчаянно стараясь поймать взгляд.

— Мам…

Прикрыв глаза, девушка коснулась виска, словно при головной боли.

— Тс… тихо. Снова шумит. Как тогда, на болотах с той…

— У нее есть оружие.

— Я видела.

Слегка покачнувшись, эльфийка тяжело вздохнула и погладила сына по волосам, успокаивая то ли его, то ли в первую очередь себя. В полумраке леса мне почудилась болезненная бледность ее кожи. Бескровные губы дрогнули тихо, почти зашептав:

— Как тебя звать?

— Софи.

— Просто Софи? Вы мне кого-то напоминаете. Я, кажется, видела вас.

Нервно поведя плечом, я решила не отнекиваться.

— Когда-то была Блэквуд.

— Серафина!

— Можно и так.

Встрепенувшись и чуть не воссияв от догадки, эльфийка вновь повернулась и смело сделала шаг вперед, явно стараясь разглядеть меня получше. В ее взгляде действительно читалось узнавание, хотя я готова была поклясться, что не видела девушку раньше. Рыжих, как она, вообще редко встретишь, насколько я знаю.

— Меня зовут Анариэль, можно просто Анари. А вы… вы же пропали. Вас так давно искали.

— Как давно?

— Почти десять лет уже… или даже больше.

Где-то в груди, пропустило удар уже утомленное сердце. Так долго, так долго меня не было. Как обо мне еще не забыли? Как там Элей? Он был так плох в последнюю нашу встречу, боюсь, что он уже… нет, нельзя об этом думать, не нужно, сначала стоит выбраться. Дойти до Кадата, хоть пешком, если понадобится. Другие уже едва ли припомнят моё присутствие в семье.

— Десять лет…

— Вы всё это время были…

— Здесь.

— В замке?

— Да.

— Я полагаю, у короля.

— Так точно.

Прикрыв на мгновение веки, Анари подняла голову, что-то заметив за моей спиной. В ее глазах вдруг отразилось далекое зарево от пожара в столице. Еще было слышно, как ветви, простирающиеся от Каро, медленно опускаются к земле и путаются в сухих кронах где-то совсем рядом.

— Это… ваша работа?

— Случайность.

— У Соларии больше нет короля?

— И не предвидится.

Я не смогла сдержать улыбки и капли гордости в тоне, хоть и понимала, что это наверняка звучало плохо, но во взгляде Анари неожиданно мелькнуло уважение и даже понимание.

— Что ж, пожалуй, нам с сыном пригодился бы защитник.

— Я собиралась уйти отсюда как можно дальше.

— Да, мы тоже пытаемся, здесь рядом наш дом на колесах. Если вы не против…

— Со мной можно на ты, я всего лишь бывшая пленница.

— Пропавшая принцесса.

— Я уже давно не принцесса, еще перед исчезновением меня отлучили от рода. Прав на титул и фамилию не больше, чем у вас.

Щеки Анари смущенно вспыхнули чуть не под цвет волос, отпрянув от меня, она закрыла Натани уши. Не такие длинные, как у нее самой. Серые глаза мальчишки непонимающе взглянули на меня, словно я должна была ему разъяснить последние слова, он не понимал, отчего так реагирует мать, и видимо, едва ли знал отца.

Ощущая нарастающий стыд за собственную болтливость, я постаралась продолжить как можно мягче, клятвенно обещая себе больше не поднимать эту тему в присутствии Натани.

— Извините, это было лишним. Куда вы направляетесь?

— Аббатство Келс. Там принимают таких беженцев, как мы.

— А почему не…

— Дальние родственники не обрадуются новым хлопотам. Нам проще выбираться самим.

Она произнесла это так нарочито твердо и четко, что не осталось и шанса на малейшие перемены и обсуждения.

— Ясно. А где расположено аббатство?

— К востоку от Лисмора, у самых гор. Это владения Целестии, там прохладно, уединенно и хватает добродетели разделить хлеб со страждущими.

— Хорошо, мне подходит такой путь. Только…

— Что?

— Меня совесть задушит, если я приду к вам на порог в этом виде.

Лишь догадываясь, как отвратительно сейчас могу пахнуть, я неловко опустила голову, рассматривая дыры в ткани самодельных сапог. От них мало что осталось.

— Ой… Это… Это не страшно, сущие мелочи, мы как раз остановились у озера Инд, чтобы пополнить запасы воды, но к сожалению, она здесь уже не питьевая. Зато мыться можно, с этим пока проблем нет.

С некоторой задержкой Анари сделала шаг ко мне, протянув свой локоть для помощи, но я молча покачала головой, отказав. Не хватало еще испачкать эльфийку, после такого одежда пойдет только на выброс. Размяв отекшие, усталые ноги, я убедилась, что смогу пройти еще немного, и под чутким руководством Анари добралась до небольшой дороги, а за ней до мутноватого, но на вид приличного озера, почти черного в полутьме. Оставив меня ненадолго одну и забрав сына, эльфийка вернулась через пару минут с одеждой и крупным куском мыла. С их помощью у меня получилось себя в человеческий вид и даже распутать нечёсаные космы. Проще было бы, конечно, срезать их подчистую, но девушка попросила этого не делать.

Клеймо

Не к добру это, не к добру.

Анари встрепенулась и рефлекторно прижала сына к себе, осоловело и растерянно оглядываясь по сторонам. За стенами домика шум постепенно нарастал, отчетливее слышны стали глухие перестуки, подобные шагам, но какие-то жутковато неправильные, тревожные, будто шагал не человек, а непонятное существо с копытами, медленное и кричащее, подобно кому-то разумному.

— Софи…

Кажется, раньше меня осознав, что происходит, Анари встала с постели, напоследок тихо попросив сына не поднимать головы и не смотреть в окна. Накинув на себя шаль, тонкой рукой эльфийка подхватила стоящий у дровяной плиты топор и готова была даже сунуться вперед меня к выходу, но я ее остановила, дала знак молчать и первой приоткрыла едва скрипнувшую дверь.

Луна на небосклоне благосклонно засияла ярче, мне много стало видно перед собой, но за краем пустынной дороги остались неясные тени, движение, будто в такт ветвям кустарников на ветру, но никакого ветра не было и в помине. Воздух мертвый и затхлый застыл, потревоженный лишь пылью из-под старых колес. Сухие деревья затрещали, перешептываясь с кем-то в темноте своих крон. При виде их у меня сердце в груди сжималось от омерзения.

Настороженно и аккуратно, я прошла по коротким ступенькам крыльца, стараясь не делать резких движений. Копье доставать пока было рано. Лошадь, переступая с ноги на ногу, нервно фыркнула, но тоже затихла, у меня создалось впечатление, что те, кто скрывался во тьме, пришли за ней, едва ли за нами. Приготовившись к атаке, я выставила правую ладонь вперед, но до последнего надеялась, что незваные попутчики уйдут, почуяв опасность.

— Натани!

Заглушая голос Анари, что-то рядом громко хлопнуло, зазвенело, стукнулось о деревянные стенки дома. Обернувшись всего на мгновение, я застала, как створки окна распахнулись, являя в темном проеме серьезное лицо мальчика. Он тоже выставил руку вперед, и прежде, чем первая тварь выскочила на дорогу, я даже успела застать, как с детских пальцев срывается темный сгусток магии.

Некромант!

То, что когда-то вполне определенно было эльфом, в один прыжок приземлилось перед домом, едва затормозив шишковатыми культями рук и ног. Вспышка некроса ослепила чудище на краткий миг, позволив мне призвать Ненависть и прошить металлом болезненно вздувшееся туловище с серой, потрескавшейся от сухости кожей. Тварь вновь завопила, надрывно и тошно, во вред себе дернувшись с лезвия и разлив вокруг странную жидкость, очень похожую на воду, но с отвратительным зловонным запахом. Из зарослей нечестивых кустарников послышался ответный вой, на дорогу вышли еще несколько калек разной степени разложения, кто-то из них был просто иссушен и хрупок, едва опираясь на переломанные конечности, кто-то вздулся от жидкости, плескавшейся в неестественно огромном животе, кто-то не так давно потерял рассудок и еще мог относительно шустро передвигаться прямо на ногах. Один их последних удивительно быстро оказался у крыльца, стрекоча сухой глоткой, я дернулась к нему, вытаскивая копье из притихшего тела мерзости, но Анари оказалась шустрее, резко взмахнув топором, она с заметным трудом, но довольно точно опустила лезвие на чужую серую голову. Хрупкий череп лопнул, как пробитая арбузная корка.

Повернувшись к Натани, я заметила еще одного мерзавца, подошедшего слишком быстро.

— Натани, закрой окно!

— Я помогу!

— Живо закрывай!

Упрямо поджав губы, мальчишка насупился и отправил в ближайшую тварь еще один сгусток магии. Слов он не читал, полагаю, даже не знал о них, и едва ли понимал, как управляться с энергией в руках, просто черпал ее голыми руками, как воду из полноводной реки.

Весь в отца.

Подскочив к ослепленному чудищу, я ударила лезвием хлипкую шею. Послышался неприятный хруст, она согнулась под странным углом, но тварь пала на землю, больше не подавая признаков жизни. Самое время, за моей спиной у крыльца с Анари вновь послышался шум. Эльфийка опустила топор на чью-то костлявую спину, заставив хрупкий хребет переломиться, сложив хозяина бесформенной серой кучей ветоши и угловатых обломков костей. От иссушенной плоти в воздух мерзким облаком взвилась пыль, внутри давно не было ни крови, ни влаги, но ползучие мумии всё равно двигались, пускай хаотично и неосознанно, до последнего сохраняя подобие воли. При первом взгляде я подумала, что какой-то нехороший некромант мог поднять бренные тела из склепа и направить их, но у нападавших не чувствовалось ни капли магии, и деревья эти…

Поймав очередную тварь у самых ступенек, я проткнула ее и отшвырнула к краю дороги. Ближайшее подобие клена с тонкими пластинками блеклых листьев зашуршало, поразительно неприятно засветившись каким-то пепельно-фиолетовым, коричнево-фиолетовым цветом, и перебирая в воздухе острыми паучьими жилами на ветках. Выглядело это так гадко, что я поспешила отвернуться, насаживая на копье еще одну мумию, отросшие ногти чудом сохранившихся пальцев чиркнули по ноге лошади в последней попытке достать ее и немало напугали. В холодном свете Луны выступившие капли крови показались совсем черными, ярко контрастируя с выцветшими телесами нападавших.

— Успокой ее, Анари.

Оттащив разваливающийся труп, я приготовилась вновь драться на два фронта, давая себе обещание намекнуть Натани на то, что защищать только один вход в домик было бы намного проще, но тут послышался новый вскрик, и это была даже не обезумевшая тварь, а мальчишка, испугавшийся и резко захлопнувший ставни. Особенно шустрое и умное чудовище нечеловеческим прыжком приземлилось прямо на крышу, немилосердно стуча по ней своими гипертрофированными культями.

Услышав сына, Анари бросилась было обратно к дому, но я остановила ее, вновь указав на лошадь. Приготовив копье, я попросила у Дианы немного ее меткости, совсем чуть-чуть, чтобы не пробить и без того пострадавшую черепицу. Огненная стрела, пущенная без лука, призывно сверкнула, прежде чем длинное лезвие прошило искореженное туловище. Громко и надрывно вскрикнув, но не получив ответа от сородичей, тварь испустила дух, отправив в воздух новое облачко пыли и с жутким грохотом упав за край дорожного оврага.

Некромант

Над могилой корчится пар седой
Труп сидит на корточках, сам не свой
Стряхнуть дремоту с лежалых мышц
Оставить погост, побежать, как мышь

Хаски - Реванш

Чужое прикосновение вдруг выдернуло меня из сна так неожиданно и резко, что, встретив взглядом темный, деревянный потолок, я не поняла, где нахожусь. Еще секунду назад я была в преддверии Нового Года, в нашей уютной квартире, в детской спальне с Максом, но снова до безумия реальный мир оказался лишь сном в совершенно невероятном и жутком месте.
Похищение, дерево, эльфы. Домик на колесах. Я продолжаю бороться, пусть и не для себя, а для других. Трещины бегут по поверхности, но пока их не замечаю, могу двигаться вперед. Спокойствие с мыслями наедине грозит тем, что осколки моего хрупкого сознания рассыпятся на части.
— Прости, ты выглядела такой грустной во сне, я подумал, тебе снятся кошмары.
Свесившись с края кровати, Натани мягко, едва касаясь, держал мою ладонь, невесомо обозначая своё присутствие и поддержку. Сжав его руку, я постаралась улыбнуться как можно приятнее, хотя к глазам подступали непрошенные слезы.
— Ты молодец, Натани.
— Правда?
— Да.
— А, ты… ты же научишь меня магии?
— Подслушивал, негодник?
— Чуточку, я почти ничего не понял, кроме этого.
Внимательный, какой-то не по-детски серьезный взгляд мальчишки говорил об обратном, я готова была поклясться, что вынес он из ночных перешептываний с Анари намного больше, но пока не торопился признаваться, задумав нечто своё. Медленно выдохнув и окончательно успокаиваясь, я села на полу, незаметно проморгавшись и вытянув руки.
— Ну конечно. Этот разговор был не для твоих остреньких ушек, но так и быть, я кое-что покажу. Подвинься ближе.
— Так?
— Да, протяни ладонь. Не зажимай ее, иначе не выйдет.
— Угу.
— Теперь повтори за мной: sagitta nigra.
Я произнесла слова максимально отчетливо, чтобы Натани точно смог их повторить. Несмело покивав, мальчик бесшумно зашевелил губами, тренируясь, и подал голос только с третьего раза:
— Sagitta nigra.
Над детскими ладошками, поддерживаемыми мной, собрался небольшой сгусток некроса, темной, неясной дымкой формируясь в короткую стрелу. Осторожно контролируя то, сколько силы тратится на заклинание, я помогла ему повертеть перед собой оружие, привыкая к его поддержке, как к тонкой струе подземного родника, и мягко подавила магию, заставив исчезнуть разбуженную энергию.
— Ух ты…
— Теперь давай сам попробуй, только чуть-чуть магии бери, не жадничай, иначе мы тут что-нибудь сломаем.
— А как…
— Ты чувствуешь тепло на кончиках пальцев? Вот, собери его на первых фалангах, не дальше. Умница. Оп.
Новый дымный дротик появился на ладони и, покрутившись, растворился отголоском потухшей свечи в воздухе, стоило сжать руку в кулак. Довольный первым экспериментом Натани хохотнул, его лицо едва не светилось от счастья. Первая проба сил удалась явно на славу и возможно еще приведет к большим результатам. По крайней мере она показала, что мальчишка отлично чувствует течение магии в своих венах.
Где-то совсем рядом завозившись спросонья, вдруг подала голос Анари:
— Что вы тут делаете?
— Ничего! — Натани дернулся от неожиданности.
Похлопав его по плечу, я поднялась повыше, встретившись взглядом с заспанной, взъерошенной эльфийкой.
— Я показала маленьких фокус, ничего особенного.
— Я стрелы пускать умею!
Покачав головой, Анари зевнула, тоже постаравшись сесть в постели и подвинув сына ближе к изголовью. Утреннее солнце озарило ее растрепанную рыжую шевелюру, как золотой ореол на картинах святых.
— Натани, милый, только не здесь, давайте вы будете практиковаться на улице.
— Хорошо, мам.
— Извини, что разбудили, — невольно улыбнувшись, я постаралась отвести взгляд, чтобы не смущать девушку.
— Ничего, нам давно пора уже вставать, из-за ночных неприятностей весь режим насмарку. Лошади стоит передохнуть.
— Тебе помочь чем-то?
— Собери, пожалуйста, покрывало, это будет достаточно.
— А приготовить? У меня есть кое-какие навыки готовки.
Замотав головой, Анари поднялась и, стянув со стула старый вязанный кардиган, закуталась в него, как в халат, зябко скрестив руки на груди. Несмотря на свободную одежду, от взгляда не могла укрыться худоба эльфийки.
— Могу доверить тебе чай. Увы, мы не так богаты, чтобы рисковать хотя бы одним обедом. Населенный город будет нескоро.
— Чай, отлично, я поставлю чайник.
Зашаркав потертыми тапочками, Анари вновь зевнула и вышла на улицу. За дверьми слабо послышался ее оклик, и дом остановился, вдруг погрузив нас в тишину. Уже привыкнув к тихим потрескиваниям, скрипу колес и перестукам утвари на стенках, я оказалась ошарашена на несколько долгих секунд, отмечая, как мало, на самом деле, звуков сопровождают замершие стены.
Вот бы открыть окна и впустить сюда немного воздуха с шелестом ветра в кронах и пением птиц, но, кажется, последнего в местных краях не видать. Лишь бы не услышать, что похуже.
Кое-как поднявшись на ноги и быстренько размяв затекшие конечности, я, как и просили, собрала свой своеобразный футонтрадиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраса, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф., уложив его в один из шкафов, указанный Натани. Сам мальчишка, к моему удивлению, зря времени не терял и, взбив общую подушку, заправил кровать, аккуратно накрыв ее тонким выцветшим покрывалом и разгладив все большие складки. Заметив моё внимание, Натани горделиво задрал нос и взял веник, стоящий у края постели. Выглядел он так, будто собрался сделать как минимум ремонт с полной перепланировкой, а не подмести полы.
Чтобы не быть пристыженной маленьким хозяином дома, я поспешила убраться с пути и отойти к плите. Медный, чуть побитый временем и чьей-то тяжелой рукой чайник наполнился водой из-под крана и встал на конфорку. Прикоснувшись к отмеченной на металлическом диске руне, я надеялась, что артефакт сможет вытянуть хотя бы каплю магии, но тщетно. Зажечь ее получилось только с помощью мальчишки, магия поглощалась чертовым ошейником.
— А сколько нужно учиться, чтобы получить такое копье, как у тебя?
— Нисколько. Оно одно, и его лучше не получать вовсе. Мне досталось случайно.
— Я бы хотел что-то такое, чтобы защитить маму.
— Ты и так защитишь, особенно, если не будешь подставляться под удары.
Мгновенно насупившись, Натани воинственно стиснул в руках веник.
— Я не собираюсь прятаться при нападении, я не трус.
— Конечно, ты очень храбрый, но это не значит, что ты должен рисковать собой всё время, ты последний оплот помощи при неприятностях. Твоя магия нужна, когда уже ничего другое не остается. К тому же Анари, как эльфийке, должен быть неприятен некрос.
— Почему?
— Эта сила противоположна ее магии. Почти все эльфы так или иначе отмечены стороной света.
Проверив, как нагревается плита, я заглянула в ближайшие шкафчики в поисках заварки, но не распознала чайный сбор среди других похожих баночек с травами. Большинство из них наверняка относились к лекарствам или приправам. Вновь повернувшись к Натани, я надеялась попросить помощи, но наткнулась на его ошарашенный и задумчивый взгляд.
— Значит, некромантия не от мамы?
— Нет.
Кажется, мальчик ни разу не думал о природе своего дара и тем более о том, как сильно это отличает его от матери. Погрузившись в собственные мысли, он опустил голову, почти бездумно зашелестев веником по полу. Его понурый вид заставил меня забеспокоиться.
Наверное, не стоило говорить об этом так рано? Хотя это довольно известные факты.
До меня донесся тихий расстроенный шепот:
— Может, и не нужна она тогда…
Захлопнув шкафчики, я потянулась к Натани. Нужно было ему объяснить, что не всё так плохо и не стоит отметать столь ценный инструмент, но входная дверь вдруг отворилась. Анари влетела в комнату и, выдвинув ящик комода рядом, трясущимися руками достала несколько банок, едва не рассыпав их содержимое по полу. И без того болезненно бледная еще полчаса назад, сейчас эльфийка выглядела совершенно жутко и встревоженно. Забрав лекарства, она мгновенно выбежала из дома. Снаружи глухо послышались тихие увещевания и вторящий ей какой-то нечеловеческий мучительный стон.
Мальчишка дернулся вперед, за матерью, но я успела схватить его за плечо, крепко сжав и заставив посмотреть на себя.
— Сиди тут, пока я тебя не позову.
— Но там…
— Жди здесь.
Уже набрав воздух в легкие и открыв рот, Натани хотел возразить, но что-то в моём взгляде вынудило его промолчать, не издав и звука, лишь понятливо кивнуть, с какой-то оторопью наблюдая испуганным взором. Удостоверившись, что мальчишка всё понял, я оставила его, не теряя времени пробежав к Анари и шагнув за дверь, на крыльцо в самый раз, чтобы услышать очередной вой животного.
Упав вздувшимся пузом на землю и корчась от боли, лошадь беспомощно скребла копытами дорожную пыль. Из коричневой в яблоках она почти вся стала пепельного, серого цвета, покрывшись знакомыми морщинками и трещинками на коже. Поврежденная нога, задубевшая за ночь, с воспаленным шишковидным суставом, неестественно торчала сбоку не в силах согнуться. Бедная скакунья, не зная как повернуться, отчаянно тянулась к поврежденному участку, щелкая зубами, на плотной неживой коже уже виднелись следы от укусов.
По-моему, тут уже нечему было помочь, если только какое-то чудо не снизойдёт на нас, рассказав, как можно излечиться от серой гнили, но Анари, присев, продолжала истерично мазать чуть ли не все лосьоны и бальзамы на тряпки, пытаясь приложить их к покрывшейся коркой ране измученного животного.
— Прости, прости милая, я всё исправлю, нужно только потерпеть немного, дай мне время… я сейчас… сейчас…
— Анари.
— Минутку подожди, у меня есть еще кое-что, нам совсем чуть-чуть осталось, совсем недолго, бо-оги…
— Анари, послушай, просто отойди от нее.
— Нет-нет-нет, нам нужно добраться до города, дом просто так не уедет, я не могу остаться здесь…
Трясущимися пальцами поддев тугую крышку очередного пузырька, эльфийка выронила лекарство, баночка из темного стекла с тихим звоном упала на землю и, поблескивая на солнце, прикатилась к боку лошади. Без единого сомнения Анари тут же потянулась за склянкой, и лишь в последний момент я успела отдернуть ее руку от опасно щелкнувших рядом зубов зверя. Рассерженно фыркнув, обезумевшая лошадь громко заржала явно недовольная тем, что упустила добычу.
— Мы должны ей помочь…
— Ей уже не поможешь, лучше не переводи напрасно мази.
— Но как же… дом… как мы доберемся до Келлс…
Быстро собрав все в подол Анари, я подхватила ошарашенную эльфийку на руки и поставила на первые ступеньки крыльца, не оставив ей выбора.
— Софи?
— Стой на месте.
— Что ты задумала?
Почуяв неладное, животное чуть не свернуло шею, внимательно наблюдая за мной воспаленным темным глазом, посеревшие сухие губы обнажили крупные зубы, словно в оскале. И без того странные звуки, доносившиеся из пасти, подобные то ли писку, то ли свистящему дыханию, стали громче, всё сильнее походя на вой. Среди ночи одна из напавших тварей так звала своих родичей, едва ли связанная с ними кровными узами, но точно объединенная общей заразой. Нужно было действовать и как можно быстрее, пока лошадь не отчаялась настолько, что закостеневшие конечности перестали бы быть помехой.
Призвав золотое копье, я увидела во взгляде животного последний отблеск страха, почти сразу затерявшийся за новой волной бешенства. Усохшая голова потянулась ко мне, громко щелкнув челюстями у самых ног, я воспользовалась этим моментом, чтобы успокоить ее крупным порезом на шее.
Безвольная плоть упала в дорожную пыль. Вздувшиеся бока, замерли в последний раз, и воцарившуюся тишину нарушал лишь тихий шелест рассыпающейся серой гнили на изможденном теле животного. Мне хотелось сказать хоть пару слов о том, что мне жаль, и бедная лошадь не заслужила такой участи, но дело еще не было окончено.
Анари тихо всхлипнула и заторможено поднялась на крыльцо к самой двери.
— Я скажу Натани, чтобы собирал всё самое необходимое, чтобы не тяжело было продолжить путь пешком.
— Не нужно, отправь его сюда. Постараемся вернуть скакунью в строй хотя бы до ближайшей деревни.
Вздрогнув, эльфийка с толикой ужаса посмотрела на меня, почти не веря в то, что я предлагаю.
— Некромантия?
— Лучше, чем добираться через половину страны на ногах.
— Это опасно… думаешь, у него хватит сил? Мне кажется, это будет слишком опасно, он не сможет поддерживать магию так долго.
— Я помогу. Или ты планируешь ночевать под открытым небом?
Поджав губы, Анари промолчала. Я почти физически ощущала, как в сердце девушки борется желание защитить сына с необходимостью подвергнуть его этой опасности. Попытка обойтись без ритуала может обернуться куда большими проблемами, у меня не получится защищать семью и продолжать путь одновременно, регулярные ночные бдения и дорога днем просто несовместимы.
Пока эльфийка морально готовилась сделать выбор, входная дверь тихо отворилась, выпуская на крыльцо притихшего мальчишку.
— Натани.
— Я не против.
— Ты не понимаешь, насколько это опасно.
— Мам, всё будет хорошо, я всё сделаю как надо, и мы поедем домой.
Со всей возможной серьезностью Натани встал на цыпочки и дождался, пока Анари чуть наклонится к нему, получив от сына скромный поцелуй в щеку. Не удивлюсь, если эльфийка делала подобное, когда хотела успокоить мальчишку. Заметно робея, перебирая пальцами края жилетки на вырост и излишне уверено, одеревенело направившись ко мне, он замер у головы лошади, нарочито явно стараясь не смотреть на нее.
Видят боги, я не хотела, чтобы подобная «грязная» магия использовалась, но выбора не было. Будь здесь Ньярл, он предложил бы вариант лучше,он бы обошелся без участия мальчика.
Присев перед Натани, я взяла его влажные ладони и, поймав испуганный взгляд, постаралась внушить максимально доходчиво:
— То, что ты сейчас сделаешь, ты не должен повторять в одиночку, никогда, ни при каких обстоятельствах, пока твой учитель, если таковой будет, не решит, что ты достаточно овладел некромантией и не позволит тебе опробовать свои силы. Эта магия опасна, и пострадают от нее в первую очередь твои близкие, если ты не сможешь совладать с животным. Ясно?
— Ясно.
Закивав головой, как болванчик, мальчик сильнее сжал мои руки, ища поддержки, но мне пришлось его отпустить. Задрав рукав кофты, я вновь призвала копье и, пока решимость окружающих была велика, сделала надрез на предплечье достаточно глубокий, чтобы кровь, набухшая на бледной коже, без труда скатилась вниз, к иссохшему телу животного.
Замерший в ужасе Натани всё еще не решался опустить взгляд к лошади и во все глаза смотрел лишь за тем, как багровые капли мерно текли по моей руке. Одна за другой как драгоценные камни, в землях, где вита, дающая жизнь всему сущему, вдруг начала иссякать.
— Повторяй за мной, Натани. Liberetur animaпусть душа будет освобождена.
Встрепенувшись и будто только очнувшись ото сна, он с заминкой заставил себя повторить первые строки.
— L-liber-etur anima.
— Corpus autem servietтело будет служить.
— Corpus au-tem ser-viet.
— Audite me, surgiteуслышь меня, встань.
— Audit-e me, surgite.
Тонкие пальцы, охваченные жаром с силой стиснули пуговицы жилета, чувствуя течение магии, Натании съежился от непривычных чувств.
— Et sequimini meи следуй за мной.
— Et sequi-mini me.
Произнеся всё так тщательно, насколько мог, мальчик замер на мгновение, лишь после короткой паузы позволив себе тихонько выдохнуть. С непривычки, после такого всплеска некроса и резкого выброса силы его мелко трясло, но стоило магии в мертвом теле набрать обороты, едва слышными шипением наполняя конечности, Натани юркнул за мою спину, перепугано вцепившись в свободную руку. Погибшая лошадь неестественно резко и жутко шевельнулась. С сухим треском, с шелестом рассыпающейся корки гнили, застывшей на иссохшей шкуре, животное медленно поднялось на закостеневшие копыта, склоняя голову с опустевшим, остекленевшим взглядом к земле. Некрос черной бесплотной дымкой сочился из раны на шее, трещины на коже открывали под собой потемневшую от ворожбы плоть. Зрелище мерзкое и неприятное, но так выглядела наша маленькая победа над обстоятельствами и, возможно, начало долгого и сложного пути некроманта для Натани, пока лишь испуганно прятавшегося за мной.
— Теперь мы можем продолжить путешествие.

Натани

Подслушивать было нехорошо, я сам это знал прекрасно, но с появлением Софи важных шепотков, которые она и мама пытались от меня скрыть, стало слишком много. Её слова о природе моей некромантии никак не выходили из головы: мама, как и другие эльфы, отмечены Соларом, их силы от него. Кем же был тогда мой отец-некромант, добровольно ушедший к древу? От этих мыслей было тревожно, неспокойно, я впервые чувствовал, что мама мне врёт, но вокруг было слишком много потрясений, чтобы тратить силы ещё и на эти сомнения.

Из небольшого окошка картина открывалась ужасающая: Звёздочка хрипела, лягалась, нервно подёргивая тонкими длинными ногами. Я вздрогнул, бросился к двери, когда она чуть не укусила маму, благо, Софи ловко оттянула её и даже отнесла ближе к домику. Я отчётливо слышал своë имя, но мало понимал, что они обсуждают. Воскресить Звёздочку? Да разве мне такое под силу? Я только-только смог впервые простенькое заклинание сотворить, а от меня требуется воскресить Звёздочку?

Заметив, как опустились мамины плечи, а сама она будто сжалась под гнётом новой проблемы, я осознал, что хочу — не хочу, а мне придётся. Как же нам без лошади добраться до аббатства? Вещей мы унесëм совсем немного, крышу над головой покидать не хотелось, да и мама совсем исхудала за последнее время, а Софи не сможет вечно защищать нас от гнили. От страха понимания неприятно скрутило живот, но я внутренне подобрался — нельзя давать слабину, иначе жертва отца окажется напрасной, и мои обещания маму защитить — пустым звуком.

Сделав хорошую мину при плохой игре, я шагнул за порог. Успокоив маму так, как она обычно делала, когда я волновался или был испуган, я подошëл к Софи. На Звёздочку смотреть было невыносимо, она недвижимо лежала на земле, хотя ещё совсем недавно игриво тыкалась носом в открытые руки в поисках вкусностей, пока я вычесывал гриву и пытался заплести косичку, как у мамы.

Протянув ладони Софи, я заметил, как они нервно дрогнули, когда она мягко, но цепко приняла их. С первыми словами произнесёнными словами я почувствовал, как тепло захватило не только кончики пальцев, как в прошлый раз, но всего меня, тяжело скапливаясь в ладонях. Я чувствовал, что эта магия будто тяжелее и намного мощнее тех сгусточков, которыми отбивался от мёртвых, она медленно и чуть неохотно текла внутри меня, явно подгоняемая, но чутко контролируемая извне Софи.

Утекая из меня, некрос тянулся к лошади и в конце концов наполнил её, начиная просачиваться в тонкие трещинки шкуры и закручиваясь протуберанцами вокруг раны на шее. Облегченно выдохнув, я наконец-то взглянул на Звёздочку, она стояла, тяжело опустив голову, жутко было до дрожи в коленях, поэтому я тут же шагнул за Софи, спрятался под защиту еë золотого копья. Совершенно не стыдно было вновь стать пугливым ребёнком, а не строить из себя взрослого мага. Не верилось, что у меня получилось столь сложное и сильное заклинание, голова чуть кружилась, всё плыло перед глазами.

Боязно было даже представлять, что когда-нибудь в будущем я смогу овладеть своими силами. Эти мечты я отгонял от себя как мог, но надежда укоренилась в сердце, не давала спокойно спать. Раньше я мог лишь бесконтрольно, без особого понимания метаться сгустками силы — это лишь лужица по сравнению с тем, какой океан возможностей мне показывала Софи. Судя по еë странным взглядам и полной уверенности в том, что у меня получится, она чувствовала во мне огромную силу. Сейчас она использовала меня лишь в качестве источника некроса, так сколько же его тогда во мне, что даже не умея толком ничего, мы воскресили Звёздочку?

Мама подошла сзади, прижав меня к себе и укрыв полами своего большого кардигана. Я сделал вид, что не заметил еë странного взгляда, но сердце болезненно ëкнуло. Она смотрела так, будто не узнавала меня, будто перед ней был кто-то совсем другой.

Маки

Утекая, как остатки питьевой воды, сквозь пальцы, время набрало свой ход. Получив неутомимую лошадь в свои руки, мы сделали путь к границе заметно быстрее, но вместе с тем всё острее ощущали необходимость остановиться где-то в городе, чтобы пополнить запасы и элементарно поискать теплой одежды.
Чутко поглядывая в окна день ото дня, Натани, взяв ответственность за дорогу на себя, сверялся со старой, потертой картой, проверяя, осталось ли хоть что-то из отмеченного на ней десятки, а то и сотни лет назад. Бережная длань картографа когда-то нанесла на бумагу и множество мелких деревень, и придорожные ночлеги, и отдаленные от основного торгового пути поселения, и редкие аптекарские сады среди вековых деревьев, но пока, куда бы я не зашла, куда бы мы не заглянули на остановках, нас встречали пустые глазницы домов, разрушенные и заросшие неизвестной миру серой мерзостью, похожей на лианы и тернии. То, что можно было назвать когда-то живым, давно обратилось в прах, пыль несметаемую ветром, или завывало где-то в отдалении, у холмов, где зоркий глаз мог подметить останки древних витиеватых корней плотоядного древа.
Иногда казалось, что мы в одночасье остались одни на всем свете, и больше некого было встречать, не на что надеяться, и всё последующее путешествие нас не сведет с людьми или эльфами до самого аббатства и его крепких стен. Последнее, к слову, тоже было отмечено на картах, но такой отдаленной точкой, что почти не верилось в существование этого места.
Десятки поселений остались пустыми позади, с чего бы вдруг монахам оказаться там, где они должны быть?
— Софи, а напомни… напомни, пожалуйста, то… про слово…
— Verbum meum volat sicut avis.
Свесившись ко мне с края постели, мальчишка зажмурился от напряжения в попытке запомнить уже несколько раз произнесённые вслух слова, заставляющие некрос срываться с кончиков пальцев и обретать форму маленькой посыльной птахи. В последнее время он так привык к нашему соседству, что без зазрения совести мог разбудить меня среди ночи, если вдруг слышал, как мне снятся кошмары, и я начинаю плакать во сне. Иногда, в особенно тяжелые моменты, когда эмоции захватывали меня с головой, мальчишка тихо спускался рядом и прижимался к боку, ожидая, пока моё дыхание выровняется и всхлипы утихнут.
Каждый раз после такого я показывала Натани новый фокус или заклинание, в полуночной темноте мы тихо шептались, заучивая основы магии.
— Ver-bum… Это точно нужно записать.
— Не спеши, доедем до города и купим тебе блокнот, обучение пойдет легче.
— Но тренироваться нужно уже сейчас, пока ты тут. Софи, может, ты останешься с нами в аббатстве?
— Натани…
Бледное в лунном свете лицо исказилось в печальной, просящей гримасе.
— Ну пожалуйста, хотя бы на год-другой.
— Я не могу, милый, как бы мне не хотелось остаться, меня ждет путь к моему другу, мне нужно знать, жив ли он.
— А как проверишь, вернешься к нам в Келлс?
— Может быть, но это будет не скоро.
О том, что меня ждало, если Элей погибнет к моему приезду, я старалась не думать. Без него и Ньярла будто не было больше достаточных «якорей» в этом мире. Я так долго разбиралась с чужой жизнью и проблемами, так переживала за других, что свои желания в конце концов исчезли. Прошло десять лет, достаточный срок, чтобы обо мне забыли и оставили позади. Даже Уне и Моргану не пригодится такая калека, хотя у меня и смелости не хватит показаться им теперь. Изъеденная, с ошейником, забытая без магии.
Теплая юркая ладонь вдруг дотронулась до моих влажных щек. От смущения перехватило дыхание.
— Софи, ты снова плачешь?
— Нет, милый, нет, всё хорошо.
— Я уверен, с твоим другом всё в порядке.
— Правда?
— Конечно. Зуб даю.
Последнее прозвучало так удивительно серьезно и твердо, что я не смогла сдержать улыбку.
— Ну раз целый зуб. Тогда верю.
Медленные, еще блеклые лучи восходящего солнца скользнули по стенам разбрасывая причудливые тени от кривых придорожных деревьев. Новый день постепенно вступал в свои права, сон окончательно слетел с моих тяжелевших от слез век. Хотелось бы думать, что сегодня будет чуточку лучше, чем вчера, но пейзаж за окном во время всего пути сменялся неохотно. Я видела, что мы покинули самые зараженные земли у сердца Каро, но природа, измененная гнилью причудливым и неприятным образом, неустанно сопровождала нас, протягивая над торговой тропой длинные серые ветви, светящиеся каким-то жутковатым светом в темноте. Засыпая прошлой ночью, я наблюдала эти болезненные цвета на улице и сейчас готова была увидеть их снова, но в окружающем меня пространстве что-то пошло не так, что-то вдруг изменилось, неуловимо, но отчетливо. В попытках уловить перемены я напрягала и зрение, и слух, и даже обоняние, пока встревоженное сознание не уцепилось за сущую мелочь.
— Натани.
— М?
— Ты слышишь это?
Резко сев в своей импровизированной постели, я замерла, стараясь уловить каждый шорох колес, каждый скрип доски, каждый перезвон склянок на полках, каждый звук, доносившийся вне дома: в том числе тот самый, прерывистый и отдаленный, возвещавший о землях, еще не сгубленных серым мором.
— Птицы!
Совсем позабыв о сне матери и подскочив на ноги в мгновение ока, Натани бросился к окну, смело распахивая створки и высунувшись едва не по пояс. Рука не поднялась его одернуть, вместо этого я жестом успокоила разбуженную Анари, растрепанную и едва ли отдохнувшую после ночной работы. Каждый раз, когда нервное напряжение не давало уснуть, она часами корпела над одеждой, найденной в редких заброшенных поселениях, пока разум, сдаваясь слабости тела, не позволял сомкнуть глаза.
— Что-то случилось?
— Мы услышали щебет на улице, всё хорошо.
— Щебет?
— Видимо, где-то рядом есть звери.
— О-о-о…
Сонно потирая веки, эльфийка с трудом села в кровати, облокотившись на стену и подслеповато щурясь от света, всё больше заливавшего домик.
— Анари, ляг, поспи еще немного, тебе нужно отдыхать. Посмотри на эти синяки под глазами.
— Мелочи, я всё равно больше не усну, а дел, как всегда, будет много, вдруг получится найти немного кхм… кх… дичи…
Похлопав себя по груди, эльфийка откашлялась, прикрыв рот ладонью. Хрупкая, безумно маленькая под грузом свалившихся на нее бед. Хоть насильно пои ее снотворным, чтобы она могла восполнить силы.
— Анари…
— Всё в порядке. Правда.
— Что-то не заметно.
— Мам, я сейчас вернусь!
Не дав сказать и слова против, Натани вдруг отскочил от окна и, наспех натянув уличные ботинки, выбежал из дома прямо в пижаме. Растерянно замерев, мы почувствовали, как дом остановился, лошадь встала, видимо, дожидаясь возвращения хозяина, а мальчишка увидел нечто, заставившее его на всех порах броситься наружу.
— Боги, у меня сердце сейчас из груди выпрыгнет, Софи…
— Уже иду, не беспокойся.
Подхватив сапоги, я на ходу обулась и шаркая разношенными, примятыми пятками по полу, выглянула на улицу, замерев на узком крыльце дома. Кристально чистый воздух, звенящий от прохлады и влаги, кольнул нос и забрался в легкие, отдаваясь в груди непривычной, почти забытой, бодрящей искрой, побуждающей как в детстве пробежать по траве и, раскинув руки, попытаться объять весь мир.
Прекрасно понимаю тебя, Натани. Подобные моменты нужно ценить, особенно, когда стылый мертвый лес наконец-то сменился жизнью: полями и холмами яркой с зеленой травой, едва тронутой инеем первых заморозков.
— Софи!
Голос мальчишки послышался совсем рядом, его рыжая макушка мелькнула у валуна чуть поодаль от дороги. Последовав за ним, я с удивлением заметила на земле первые огненные всполохи, алые росчерки ядовито ярких пятен мака, и постепенно, как только незаметная тропа показалась полностью за обломком гор, мне предстало целое поле, усаженное багровыми, как кровь, цветами, прихотливо тянувшимися к рассветному солнцу. Смело забравшись в самую гущу, Натани сорвал несколько стебельков, с горящим взглядом оглядывая раскинувшееся богатство, высаженное здесь кем-то будто бы только для него одного.
Замерев неподалеку, я с толикой укора посмотрела на расшалившегося мальчишку.
— Как писаный был Демушка.
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У сокола глаза. «Кому на Руси жить хорошо» Н.А.Некрасов
— Маме хватит десяти? Может быть больше? Пятнадцать? А может вообще всё украсить цветами? Весь дом!
— Возможно они растут здесь не просто так, возможно даже есть хозяин. Не проще ли привести сюда Анари и показать всё как есть?
Помотав головой, с какой-то отчаянной серьезностью и упрямством мальчишка стиснул букет сильнее, не собираясь его отпускать.
— Но мы же уедем скоро.
— Иногда приятные воспоминания дороже засушенных цветов.
Насупившись так, словно я решила отобрать у ребенка последнюю игрушку, Натани отвернулся, явно собираясь продолжить своё занятие, и вдруг застыл, заметно побледнев. Спустя мгновение перед нами на край поляны неожиданно вышел незнакомец, высокий молодой эльф, светленький, как и большинство земляков, с глазами ясными, как летнее небо. Он совсем не выглядел опасно или угрожающе, в движениях читалась почти неуловимая плавность движений и отстраненность, присущая некоторым мягким и понимающим наставникам, но мальчишка всё равно сорвался ко мне, немало перепугавшись, и привычно юркнул за спину.
Что-то мне подсказывало, полукровка не очень ладил с родичами.
— Простите, если потревожили, в пути мы давно не видели живых цветов, мальчик хотел порадовать мать.
— Эти маки были высажены как память о почивших близких. Не для того, чтобы их топтали прохожие.
— Прошу прощения, он не со зла.
Лицо эльфа изобразило что-то между печалью и усталостью, кажется, мои слова не помогли сгладить вину. Что ж, я тоже никогда не блистала умением находить общий язык с остроухими, один только Морохир чего стоил.
— Софи, у вас всё в порядке?
Всё еще слегка помятая после сна, зябко кутаясь в выцветший кардиган, Анари вышла к нам на поляну, мимоходом погладив сына по голове и растерянно остановив взгляд на цветах. Маковое поле, будто здороваясь с девушкой, дрогнуло алыми лепестками под дуновением ветра. В затянувшемся молчании эльфийка не сразу заметила незнакомца, на какое-то время вовсе словно отрешившись от происходящего и лишь любуясь представшей картиной.
— Как… красиво. Давно я такого не видела.
— Вам правда нравится?
— Ой…
Почти бесшумно подобравшись к нам с другого края поля, эльф проигнорировал нас с Натани, обращая всё внимание на Анари и с особенной теплотой во взгляде вдруг коротко поклонившись ей, как желанной гостье.
— Редко встретишь путников на наших дорогах.
— Простите за наше вероломство.
— Нет, что вы, это всё пустяки, цветы нужны, чтобы радовать глаз и утешать сердце. Подскажите, вам стало легче, глядя на них?
— Да, конечно.
— Значит всё не зря.
Добросердечно улыбнувшись, мужчина хотел добавить еще что-то, но его прервал шум на тропе, облегающей маленькое красное море по краю, из зарослей падуба к нам вышел еще десяток эльфов, с интересом и удивлением тут же обратив свой взор на Анари. Кажется, нам сразу стоило догадаться, что тут может скрываться целое поселение впереди.
— Простите их любопытство, как я говорил, гостей у нас не бывает, вы явились как праздник среди долгих тягостных дней.
— Что вы, какой уж тут праздник. Мы с сыном и моей… подругой потеряли было надежду увидеть кого-то до пересечения границы с Целестией.
— Прекрасно понимаю, полагаю все, кто мог, уже сбежали из наших земель, только мы вот задержались и уже не знаем, стоит ли идти куда-то. Если желаете, можете остановиться близ стен.
— У вас есть что-то на продажу? Может быть, вам нужны услуги швеи? Могу помочь подлатать что-то взамен на часть припасов.
— Простите, мне так неловко, но всё, что мы выращиваем, только для своих, мы стараемся экономить, но… если вы останетесь здесь и составите нам компанию, клянусь, предоставим всё нужное бесплатно, всё, что попросите, за толику тепла.
Внутренне похолодев, я вновь повернулась к въезду в поселение. Десяток мужчин разного возраста с нескрываемым любопытством наблюдали за нами. Ни одной девушки. Зато есть маковое поле, посаженное в память о погибших.
Что-то здесь нечисто.
Дернув за рукав рубашки, Натани дождался, пока я обращу на него внимание. Он выглядел немало удивленным, явно не понимая подвоха ситуации, но чувствуя, что происходит нечто неправильное. Успокаивающе погладив его по голове, я тихонько попросила мальчишку подождать нас у дома. Поморщившись, но не решившись спорить, он последний раз посмотрел на мать и убежал по тропе.
Могу ли я уже ударить этого эльфа или еще рано? Когда там это делают приличные люди? Боги, Анари, да откажи ты ему уже.
Острые ушки эльфийки покраснели, как маков цвет, совсем слившись с волосами. Неловко отводя взгляд, она пробормотала чуть слышно.
— Я… Я подумаю над этим…
Вновь поклонившись, эльф подхватил руку Анари и мягко поцеловал кончики пальцев. В его взгляде читалась нескрываемая надежда, от которой мне на миг стало так тошно, что желчь подступила к горлу.
Он правда думает, что это так просто? О чем вообще думает Анари?
Как только незнакомец вернулся к товарищам, я подхватила эльфийку под локоть и повела к дому, пока эта сумасшедшая процессия не додумалась принять иные меры для уговоров.
— Анари, ты рехнулась? Какое подумаю? Отсюда нужно бежать прямо сейчас.
— У нас почти ничего не осталось, Софи, между благополучием сына и собой я всегда выберу первое. Ничего страшного, если мы ненадолго задержимся.
Невольно скрипнув зубами, я постаралась глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, отодвинуть раздражение на второй план. Не знаю, сколько именно припасов у нас осталось, возможно, до нового города мы действительно не доберемся, и в этом точно будет моя вина. Едва ли девушка рассчитывала, что у нее появится еще один голодный рот. Я могу попробовать выйти на охоту, но получится ли найти что-то весомое, очень большой вопрос. Любой эльфийской охотник с луком будет куда успешнее меня с копьем, а при таком раскладе в интересах жителей не дать мне получить источник пищи иным путем кроме предложенного.
Повернувшись к Анари, я заметила, как смущение на ее лице уступает место усталости. Отчасти я даже понимаю, почему ее не страшит мысль о том, чтобы вверить свою жизнь в чужие руки. Сколько лет она выживает в этих краях одна и старается поставить сына на ноги?
— И часто ты так подрабатываешь?
— Ни разу! Со времён поездки в Кадат. Тогда я с сестрой была в театре, и у меня была всего парочка клиентов, пока не появился Каин.
Ну конечно, главный благодетель всех красавиц Сомны.
— Прости, наверное, это так странно, обсуждать подобное с его дочерью.
— Я ему не дочь, меня взяли в семью номинально, но это не важно, считай просто дальняя родственница.
Утянув Анари к дому, я пропустила ее вперед на крыльцо и открыла входную дверь, давая пройти внутрь. Натани встретил нас, нетерпеливо поглядывая на лица. Он ждал каких-то объяснений, может, хотя бы краткого уточнения произошедшего, букет из маков занял место на кухонном столе в старой щербатой кружке.
Сейчас бы позавтракать хотя бы молочной кашей, но в горло ни один кусок не полезет, зная, через что придется пройти эльфийке в надежде получить новые припасы.
— Я ухожу поговорить с старейшиной. Натани, проследи, чтобы твоя мама и шагу за порог не делала, под твою личную ответственность. Если ее не будет к моему приходу, ты мне больше не друг.
— Х-хорошо.
Отчаянно побледнев и снова стиснув в руках край жилета, мальчишка посмотрел на мать, запоздало поняв, что выбрал главной в доме не ее. Анари, растерявшись от такой дерзости, на мгновение потеряла дар речи. Я услышала ее голос, уже забрав кофту и перешагивая дверной порог.
Отчаянные времена требуют отчаянных решений.
— Софи! Не смей!
— Увидимся вечером! Не скучайте.