За окном раскинулся осенний Петербург — величественный и хмурый. Небо низкое, тяжёлое, оттенка мокрого асфальта. Вода с неба по булыжным мостовым смывает последние яркие листья, оставляя голые ветви в промозглом воздухе. Город, привыкший к дождю, казалось, даже не замечает моросящей сырости — дома с облупившейся штукатуркой, строгие фасады с лепниной, закованные в вековую историю, лишь хранят свой невозмутимый облик.
На набережных пустынно, только одинокие прохожие кутаются в пальто, ускоряя шаг. Ладожский ветер налетает резкими порывами, раскачивает уличные фонари, срывает зонты. Петербург живёт по своим законам: он может быть неуютным, холодным, давящим серостью, но даже в этом есть его неизменное величие.
Я смотрю на всё это и снова думаю о том, почему не уехал. Деньги дают возможность жить где угодно — в Амстердаме, в Дубае, в Монте-Карло. Но я остаюсь здесь. В этом городе, где морось — часть атмосферы, где серость придаёт глубину, а не уныние. Люблю ли я свою страну?
Да.
С её бесконечными просторами, с возможностями, с хаотичностью, в которой, если есть мозги и стержень, можно построить империю.
— Дмитрий Игоревич, — голос заместителя возвращает в реальность.
Отворачиваюсь от окна и смотрю на Павла.
— Слушаю.
— Вчера из голландского офиса прислали смету на новые буксиры. Мы сравнили производство на месте и импорт из Турции…
— И? — подаюсь вперёд, прерывая длинный доклад.
— Я бы сделал процентов пятьдесят на пятьдесят, — Павел роется в бумагах, готовясь к аргументированной защите своих слов.
Замечаю, как некоторые из присутствующих кривят лица. Запоминаю: фамилии и отделы. Проверю через службу безопасности, кто у нас честен, а кто уже начал играть в тендерные игры.
— Давай сюда расчёты, вечером ознакомлюсь. Панайотов, что с алюминиевыми вентиляционными головками?
— Вопрос решили, запустили в производство.
— Сколько уже сделали?
— Десять тысяч. Сейчас тестируем на качество.
— Что говорит технический отдел? — вмешивается Павел.
— Гарантия десять — пятнадцать лет без покраски.
— Брешут. Но мы проверим, — хмыкаю.
Сводки по обеим фирмам продолжаются, делаю пометки в блокноте, мысленно расставляя приоритеты. Потом снова отворачиваюсь к окну.
Скоро Новый год. Надо бы решить, как провести праздники. Списаться с товарищами, с теми кто поддерживает мою концепцию холостяцкого образа жизни. Может, махнуть на горнолыжку? В Красную Поляну? Или, как в прошлом году, сорваться в Альпы?
Время ещё есть на раздумья…
Остаток дня проходит в телефонных переговорах. К вечеру голова уже не варит, пальцы сами автоматически листают документы, пока не осознаю, что нужно переключиться и отдохнуть. Беру телефон, набираю старого друга.
— У тебя срочное? — Борис отвечает быстро, но устало, как и я.
— Думаю, дай позвоню, вытащу такого же трудоголика, как и сам, на бутылку коньяка.
— Я в спортзал собрался. Сам понимаешь, возраст, кубики покидают накачанный пресс, а хочется молодняк не только деньгами цеплять, но и привлекательной внешностью.
— Поздновато у тебя наступил кризис среднего возраста, — смеюсь.
— Да вот как пузо начало расти, так и прижало, — Боря тоже смеётся.
— Ты до которого часа занят? — перехожу к сути.
— Я так понимаю, планы у меня поменялись, — он замолкает, на фоне слышен грохот — что-то падает на пол. Видимо, сумку скинул, закончил тренировку спортсмен.
— Встретимся в «Старом Арбате».
— Одобряю выбор. К 21:00 подъеду, — говорит друг.
— До встречи.
Отключаюсь и, откинувшись на кресло головой, вызываю секретаршу.
— Дмитрий Игоревич…
— Рит, отмени на утро все совещания. Я завтра после обеда появлюсь в офисе.
Встаю с кресла, скидываю пиджак со спинки, надеваю.
— Планы на вечер? — Рита переминается с ноги на ногу, её каблуки стучат по полу.
— Да, — коротко отзываюсь.
Я не собираюсь посвящать её в свою жизнь. То, что мы время от времени ужинаем вместе, со всеми вытекающими последствиями, не делает Риту моей женщиной.
— Всё. Ты тоже закругляйся и отправляйся домой, — прохожу мимо, скользнув взглядом по её поджатым губам.
Если так дальше пойдёт — уволю.
— И не забудь, что меня утром не будет.
Спускаюсь на лифте в подземный гараж. Сажусь в «Майбах», где меня уже ждёт Виктор — мой охранник и друг. Бывший военный, прошедший не одну войну, вот уже пятнадцать лет работает у меня. С тех самых пор, как я заработал первый миллиард.
— Куда путь держим? — Виктор смотрит на меня внимательно.
— В бар «Арбат».
— На свидание собрался?
Сидя в машине, ещё раз обдумываю свою идею. В принципе, я ничем не рискую. Друг у меня надёжный, а перинатальный центр у него лучший в Питере. Подумаешь, у меня немного странное требование, но я же VIP-клиент, а за неудобства всегда можно доплатить.
Женщина выносит ребёнка, получит свои деньги и исчезнет. Без претензий. Без лишних эмоций. Всё чисто, грамотно, без сюрпризов.
Наклоняюсь вперёд, опираясь локтями на колени, и раздражённо потираю лицо. Чёрт его знает, почему я раньше об этом не додумался.
— Чего хмурый? — Витя бросает на меня внимательный взгляд в зеркало заднего вида.
— Не выспался, — криво ухмыляюсь.
— С похмелья не болеешь? — он кивает на аптеку у дороги.
— Нормально, утром на тренажёрах сбросил всё, — мотаю головой.
— Ты бы осторожнее. Опасно после алкоголя сразу нагрузку давать — не молодой уже, сердце посадишь.
Смеюсь, поднимая бровь.
— Определись уже… Вчера молод был, а за ночь постарел?
— Так я свои слова назад и не забираю: для семьи в самый раз, для пьянства староват, — хмыкает, хлопая ладонями по рулю.
— Выкрутился, — качаю головой.
— Ещё бы, — самодовольно усмехается он.
Зайдя в приёмную, я не успеваю даже рот открыть, на меня налетает Павел с кипой бумаг.
— Куда несёшься? У нас пожар? — смотрю на документы, засовывая руки в карманы брюк.
— Турки опять сроки задерживают, — недовольно цедит он сквозь зубы.
Я подавляю раздражённый вздох. Отличные новости, конечно.
— Что на этот раз?
— Отчёт прислали только что. Брак в металле. Им поставили некачественные стальные листы, которые не выдерживают нагрузки. Корпус даёт микротрещины ещё на этапе сборки.
Я тяжело опускаюсь в кресло прямо в приёмной, барабаня пальцами по подлокотнику.
— Они вообще собираются этот чёртов корпус сдавать?
— Собираются, но с такими проблемами спускать судно на воду — это как в казино ставить всё на чёрное. Либо поплывёт, либо уйдёт ко дну через месяц.
Вот дерьмо!
Сжимаю челюсть, глядя на цифры в отчёте. Турки обещали закончить в срок, но теперь выходит, что придётся или ждать, пока они переделают всё к чёртовой матери, или искать новые решения. А судно не игрушка. Контракт с заказчиками уже подписан, и каждый день простоя — миллионы долларов, улетающие в трубу.
— Если будем переделывать с их материалами, сколько займёт?
— Минимум три месяца.
— А если закупим новый металл через наших поставщиков?
— Тогда два, но выйдет дороже.
Проблема в том, что время сейчас дороже денег. Злюсь, прикрывая глаза.
— Ладно. Поднимите вопрос с поставщиками. Узнайте, насколько быстро они смогут всё организовать. Два месяца — уже хреново, но три — просто провал.
— Понял, сделаю, — кивает Павел.
Он выходит, а я провожу рукой по лицу. Прекрасное утро.
Сначала мысли о суррогатном материнстве, теперь проблемы с кораблестроением. Хотя, по сути, обе темы связаны. Надо найти людей, которые смогут сделать дело качественно и без нервотрёпки.
Приближаюсь к столу секретарши и окидываю её взглядом, ничего такая, эффектная женщина, время скоротать можно, а потом становится скучно.
— Марго, позвони Андрею из роддома, скажи, что мне срочно нужен у него приём. Сегодня же! К вечеру!
Она поднимает на меня глаза из-за компьютера, и в них читается ошарашенность.
— Дмитрий... а что случилось?
— Отчество потеряла? — медленно приподнимаю бровь.
Она тут же нервно сглатывает.
— Дмитрий Игоревич… Имя девушки скажете, кого записать?
Её руки дрожат, когда она открывает блокнот. Тихо вздыхаю.
— Хорошая попытка залезть в мою жизнь, но больше так не делай!
Тянусь к её записной книжке и сам записываю в графике своё имя и время.
— До пяти вечера ко мне запускать только Павла. Остальное сегодня неважно.
— Хорошо, — отвечает дрожащим голосом.
Эх, бабы… Ну почему они себя сами унижают? К чему устраивать сцены или показывать эмоции, если тебя об этом не просили? Вот поэтому я и остаюсь закоренелым холостяком.
Чувства? Они могут быть только к родителям. И то — благодарность, что дали жизнь. Остальное — лирика и обычное физическое желание.
К пяти под косые взгляды секретарши покидаю офис, направляюсь к Андрею.
Сидя в машине, в очередной раз прокручиваю в голове, казалось бы, безупречный план. Всё логично, чётко, выверено. Никаких лишних эмоций и привязанностей. Просто сделка — я даю деньги, мне дают ребёнка. Вроде бы…
— Радикально подходишь к вопросу? Надеешься уже готовую жену найти? — Виктор ухмыляется, скосив взгляд на здание перинатального центра.
— Петросянишь? — моргаю, выныривая из мыслей, и усмехаюсь.
— Да это не я, а ты… И что мы здесь забыли?
Его взгляд задерживается на входе, где беременная женщина, придерживая живот, осторожно спускается по ступеням. Глубокий капюшон скрывает её лицо, но видно, как ветер рвано играет её плащом.
— Ребёнка приехал покупать, — бросаю небрежно.
— Вы что вчера с Борей пили?! — друг давится воздухом.
— Дорогое пойло, — кривлю губы в подобии улыбки.
— А несёшь дичь, как после палёного.
Хмыкаю, ловя себя на том, что привычная уверенность в голосе даётся с трудом. Как будто мысли тянут вниз и грузом ложатся на плечи.
— Да я говорю тебе, приехал по делу.
— Аж интересно стало, прогорит твоя идея или нет, — взглядом провожает меня ко входу.
Я выдыхаю, глядя на окна центра.
— Да ну тебя, Витя, у меня не бывает провальных проектов.
— Всё когда-то случается впервые, — замечает он в бороду.
— Ай, — машу рукой, — ты-то не порть мне настроение.
Распахиваю дверцу, вдыхаю холодный воздух: колкий, влажный, разбавленный льдом, и выхожу, хлопнув дверью. Передёргиваю плечами от порыва ветра. Питерская осень умирает медленно, растягивая агонию на недели. Сырой воздух липнет к коже, забирается под одежду, пробирая до костей. Лужи на асфальте застывают в сером свете уличных фонарей, отражая сумрачное небо. Дождь больше не льёт стеной: капли редкие, но злые. Город в ноябре пахнет мокрым камнем, и чем-то неуловимо мрачным.
Кутаюсь в старенькое пальто, которое уже давно перестало греть, но выкинуть его рука не поднимается. Натягиваю рукава на замёрзшие пальцы. По ощущениям сегодня особенно холодно, или я просто вымоталась за четырнадцать часов на ногах. Телефон показывает девять вечера, ещё две остановки, забежать в продуктовый и потом пешком до дома. Сердце сжимается от тревоги за маму, не звонила ей весь день, боялась разбудить после обезболивающих.
Выхожу на своей остановке, поднимаю воротник, пряча подбородок, и ускоряю шаг.
Питерский вечерний воздух режет кожу, асфальт блестит в свете фонарей, а вдалеке гудит город. Изредка проезжают машины, их фары выхватывают из темноты силуэты спешащих прохожих, таких же, как я: замотанных, уставших, вечно опаздывающих. Сапоги гулко стучат по асфальту, а я, привычно прижав к груди сумку, шагаю к магазину.
Продуктовый встречает тусклым светом и старыми ценниками, которые уже давно не соответствуют реальности. Кассирша с отсутствующим видом протирает ленту на кассе, пожилой мужчина тщательно выбирает хлеб, а подростки у полок с чипсами что-то оживлённо обсуждают. Я быстро пробегаю взглядом по ценникам, автоматически прикидывая, что могу себе позволить. Беру молоко, макароны, немного овощей и уцененную курицу, сварю бульон, и накормлю маму. Пробиваю товар и внутренне считаю каждую копейку, до зарплаты ещё пять дней, а в кошельке грустно. Отсчитываю деньги, стараясь не смотреть в глаза продавщице. По-моему, у неё во взгляде читается жалость. Или мне просто так кажется? Забираю сдачу, прячу её в карман — монеты пригодятся, когда в кошельке снова окажется пусто.
Сумка с продуктами давит на плечо, но мне привычно. До дома десять минут, и я иду, стараясь не думать, но мысли всё равно накатывают.
Мама…
Диализ — это не лечение. А отсрочка... Знаю, но отказываюсь верить. Пока она держится, улыбается мне по утрам, шепчет, что всё будет хорошо, я продолжаю цепляться за надежду. Я мечтаю вырвать её из жизни, полной боли и уколов. Надеюсь найти деньги, отправить в Америку, где врачи сделают пересадку, и дадут маме шанс.
Только пока я зарабатываю гроши, работая на двух работах, еле свожу концы с концами.
Денег едва хватает на продукты, счета за квартиру и лекарства. Соседка, тётя Мира, помогает нам, доставая дорогие препараты для мамы через своего любовника — владельца частного роддома.
Без её помощи мама бы уже…
Мне страшно о таком думать…
Как отблагодарить человека, что спасает тебе самое дорогое? На мой взгляд, обычного спасибо недостаточно… Когда-нибудь я смогу ей отплатить за доброту!
Скрипит подъездная дверь, захожу и поднимаюсь на свой этаж. В груди всё неприятно сжимается: а вдруг мама сегодня не смогла встать? Вдруг ей стало хуже? Сглатываю сухость во рту, достаю ключи, осторожно открываю дверь.
— Мам, я дома…
Тишина.
Спит наверно. Сейчас брошу курицу вариться, накормлю маму поздним ужином… А потом хоть на пару часов прилягу сама. В пять часов утра мне снова на смену.
Тихонько стягиваю ботинки и на цыпочках прохожу в зал, стараясь не потревожить маму. В полумраке угадываю её силуэт, укрытый стареньким пледом, и замираю, прислушиваясь к её ровному дыханию. Хоть бы не разбудить… Лицо у неё бледное, измождённое, веки дрожат, догадываюсь, что не спит.
— Таечка... — голос мамы звучит слабо, моё сердце сжимается от боли. — Опять поздно... Ты не должна так жить, дочка.
Я отвечаю не сразу, сглатывая подступивший ком, неспеша подхожу и присаживаюсь на край дивана. Осторожно беру её руку в свою. Глажу сухие и холодные пальцы родительницы.
— Мам, — шепчу, — я справляюсь. Всё хорошо.
Она грустно улыбается, накрывает мою ладонь своей.
— Хватит уже тратить свою молодость. Ты должна жить, учиться, а не пропадать на двух работах... — она тяжело вздыхает. — А мне уже чуть-чуть осталось, смирись, родненькая…
— Не говори так! — я резко мотаю головой, украдкой стирая слезу с щеки. — Мы ещё выкарабкаемся, я заработаю денег, и всё будет, как прежде…
Мама качает головой, её глаза наполняются тоской.
— Ты такая упрямая... Но, Таечка, я не вечная. Знаю, что ты думаешь об академе. Я запрещаю тебе, жертвовать соим образованием. Пока ты молода, нужно учиться. Если возьмёшь второй академ, когда ты доучишься? Жизнь идёт, и тебе нужно строить своё будущее, а не жертвовать собой ради меня…
— Перестань, — упрямо стискиваю зубы. — Если нужно будет, я возьму ещё год. Главное — это ты.
— Глупенькая моя... — мама устало улыбается, поглаживая мою руку. — Образование нужно получать, пока молода. Время потом не вернуть.
Не успеваю возразить, раздаётся звонок в дверь. Мы обе вздрагиваем. Время позднее. Кто это может быть?
— Открой, — просит мама.
Направляюсь к двери, замираю перед тем, как повернуть ключ в замке. Нажимаю на дверную ручку и встречаю на пороге квартиры тётю Миру. В модном спортивном костюме, с идеальной причёской, она внимательным взглядом рассматривает меня.
— Привет, весь вечер ждала, когда домой вернёшься, — заходит без приглашения, кивает в сторону кухни. — Нам бы поговорить.
Я оттягиваю ворот водолазки, от нервов шею сковывает спазмом.
— Что-то случилось? Лекарства подорожали?
— Тай, успокойся. Я к тебе с предложением.
— С каким? — зажигаю конфорку под чайником, не спеша оборачиваться.
Соседка садится, сложив ногу на ногу, оценивающе пробегается по мне снова глазами. Поджимает губы, покачивая головой.
— К Андрею в больницу пришёл его друг. Он ищет суррогатную мать для своего наследника. Когда я услышала новость, сразу подумала о тебе. Тай, это шанс заработать приличные деньги.
Я моргаю. Меня словно обухом по голове бьют.
— А разве для таких целей нерожавших берут? — напряжённо вспоминаю, что читала об этом.
— Здоровых берут, — отзывается тётя Мира деловито.
— А девственниц? — вопрос звучит глупо, но в моём случае иначе нельзя.
Маме я ничего не рассказала. На рынке купила чёрные брюки и новый свитер, обновила ботинки: не кожа, конечно, но выглядят прилично. На старенькое пальто и потёртую сумку я закрыла глаза. Главное, что теперь хоть как-то похожа на нормальную девушку.
В больничном коридоре пахнет лекарствами и моющими средствами. Я медленно, на ватных ногах, плетусь в сторону буфета, в животе пустота, и хочется есть.
Голова кружится.
От недосыпа? Голода? Или постоянного напряжения?
Да какая разница!
Толкаю дверь, цепляясь за холодную металлическую ручку, и захожу внутрь. Здесь чуть теплее, пахнет сдобой и чем-то жареным, но аппетита нет, есть только тупая, сосущая пустота в животе.
— Булочку и сладкий чай, пожалуйста, — хриплю, сглатывая вязкую слюну.
Продавщица кивает, протягивает горячий стакан и тёплую булочку в бумажном пакете. Пальцы дрожат, когда я забираю покупки, монеты слабо звенят в кармане. Оставшиеся крохи бюджета, и от этого на душе становится ещё тяжелее.
Я медленно опускаюсь за ближайший стол, разворачиваю сдобу, но даже запах теста не вызывает аппетита. Всё равно заставляю себя откусить кусочек теста. Жевать тяжело, будто во рту песок.
Чай сладкий до приторности, но мне сейчас это нужно. Делаю глоток, и тепло немного разгоняет липкий туман в голове.
Ещё немного, совсем чуть-чуть…
Главное — не упасть без сил прямо здесь.
Вспоминаю, как впервые зашла в клинику. Тряслась, как Каштанка. Если бы не тётя Мира и её ромашковый чай, я бы точно свалилась в обморок от волнения. Целый месяц обследований, тестов, собеседований — и вот, нас семеро. Сегодня нам назначили общую встречу.
Заставляю себя доесть и допить, и только после этого поднимаюсь в нужный кабинет. Как только прохожу и занимаю свободное место, в кабинет входит мужчина. На нём дорогое тёмное пальто, блестящие ботинки, серые отглаженные брюки, об стрелки которых можно порезаться, и кожаные перчатки на руках. Осанка прямая, взгляд холодный, пронизывающий. Он скользит глазами по присутствующим, ни на секунду не задержавшись ни на одной из нас. За его спиной стоит Андрей Эдуардович, главврач больницы, и пытается поддержать нас успокаивающей улыбкой.
— Первая, третья... и пусть будет седьмая, — мужчина бросает коротко и выходит, даже не оглянувшись.
— Выдыхаем, дамы, смотрины закончены. Кого выбрал клиент, прошу подойти к Мирославе. Вам дадут дальнейшие указания, — говорит Андрей Эдуардович и спешит следом за бизнесменом.
Я боюсь пошевелиться. Всё происходит будто не со мной.
— Интересно, по какому принципу он выбирал? — пробормотала женщина справа.
— Безобразие, — прошипела другая. — Кто выбирает на глаз?
— Несправедливо! Я опытная, у меня пятый малыш, а он вот эту выбрал! — одна из женщин вскочив со стула, зло посмотрела на меня.
Ошарашенно моргаю.
— Подождите… а меня выбрали?
Женщина оставив меня без ответа, презрительно фыркнув, выбежала из кабинета. Остальные потянулись следом, недовольно шепчась.
А я… я продолжаю сидеть, не в силах пошевелиться.
Никто не предупредил, что бизнесмен окажется настолько опасно притягательным.
Дмитрий Игоревич Абрамов — тридцати девятилетний судостроительный магнат, владелец “MARINE Global”. Не признающий любви, не ищущий семью, но желающий наследника — без привязанностей и обязательств. Женщины для него лишь временные развлечения. А теперь — инструмент для достижения цели.
Он жёсткий, прагматичный и циничный. Так о нём пишут в мировой сети. Внешность у него мужская: волевые скулы, внимательные, цепкие глаза цвета грозовых туч. Его взгляд из-под бровей препарирует собеседника, просвечивая насквозь.
Короткие, небрежно уложенные волосы придают его образу бандитскую ауру. Он выглядит так, будто привык держать в руках не только бизнес-империю, но и чужие судьбы.
— Тася, — раздался голос рядом.
Я медленно поднимаю голову.
— Да?
Тётя Мира ласково гладит меня по волосам. И сует мне в руку листок с дальнейшими указаниями, но прочитать я не в силах, буквы плывут перед глазами.
— Милая, давай-ка вдохни поглубже, — она мягко сжимает моё плечо, а я только теперь замечаю, что трясусь. — Всё, успокаивайся. Полдела сделано. Скоро начнётся самое важное: проверки службы безопасности, интервью, личная беседа с клиентом. Но главное, что вас осталось трое.
Да-а, это впереди. А сейчас? Сейчас я просто сижу, прибитая к стулу.
— Я реально прошла? — голос дрожит, и почему-то хочется засмеяться.
— А ты сомневалась? — подтверждает Мира. — Но расслабляться рано, самое сложное только начинается.
Ох… точно.
Остальные участницы давно разошлись. А я сижу, как вкопанная, пока в голове крутится одна мысль: «Я продала себя».
— Счастье-то какое, — шепчу я, иронично улыбаясь.
Вечером, когда добираюсь до дома, ноги гудят от усталости, а внутри: тревожное, липкое напряжение. Всё это затеяно ради мамы, ради её здоровья, но чем больше думаю, тем сильнее накрывает паника.
Перед дверью задерживаюсь, делаю глубокий вдох и вхожу.
— Тась, ты почему так поздно? — мамин голос звучит слабо, но в нём всё та же забота, от которой ноет сердце.
— Работа задержала, — натянуто улыбаюсь, проходя в комнату.
Смотрю на неё. Лицо бледное, усталое. Как же я её люблю…
— Ты молодая, дочь… — она грустно улыбается, — а живёшь так, будто тебе уже сорок.
— Мам, давай не сейчас.
Она внимательно смотрит на меня, пытаясь прочитать мои мысли, но, к счастью, больше ничего не говорит. Только когда она засыпает, я позволяю себе заплакать. Тихо, так, чтобы никто не услышал. Завтра — новый день. И новый шаг к чему-то, что пугает меня до дрожи.
Взглянула на листок, что дала тётя Мира, затем на номер здания. Адрес был правильный, а у меня всего три минуты, чтобы добраться до кабинета Абрамова, где назначена встреча. Неудивительно, что у такого, как Дмитрий Игоревич, офис находится в одном из самых престижных кварталов Санкт-Петербурга. Большая часть зданий в них построены в восемнадцатых — девятнадцатых веках. Они создают неповторимый образ, где органично сочетаются самые разные архитектурные стили: эклектика, ампир, классицизм. Небольшой процент зданий второй половины двадцатого века в Петроградском, Василеостровском и Адмиралтейском районах тоже смотрятся чарующе. Мне, как будущему специалисту, положено знать и разбираться в архитектуре, ведь я мечтаю заниматься реконструкцией и реставрацией архитектурного наследия.
На посту охраны показала документ и визитную карточку президента «MARINE Global». Охранник, вежливо кивнув и указал дорогу к лифту, ведущему на нужный мне этаж. Я смутилась при виде ослепительно сияющего холла и, поправив старенькую сумку на плече, неуверенно шагнула в лифт.
— Перестань паниковать, — прошептала себе под нос. — Ты всего лишь устраиваешься на работу. Не впервой за последние шесть лет.
Двери лифта открылись на двенадцатом этаже, и я увидела холл: светлый, весь в мраморе и декоративном камне под слоновую кость. Широко раскрыв глаза, я крутила головой по сторонам, разглядывая дизайнерское великолепие. За белым большим столом сидит секретарша, которая усердно щелкает мышкой и сосредоточено смотрит в экран компьютера. Сделав глубокий вдох и приблизилась к женщине.
— Добрый день. Чем могу помочь? — улыбалась она чересчур старательно.
— Здравствуйте, мне назначена встреча с Дмитрием Игоревичем на 12:10. Моя фамилия Попова.
— А, вы из роддома, — доброжелательное выражение сползло с её лица.
— Всё верно.
— Присаживайтесь и ожидайте. У босса переговоры.
— Спасибо.
Пройдя к дивану и, сняв пальто, села на краешек белого кожаного дивана. Украдкой стала поглядывать на секретаря, интересно, её смена поведения — это отношение к сурмамам или она вообще не любит женщин, и из-за этого такая неприветливая? Чтобы себя отвлечь, стала угадывать сколько лет секретарше, на ней было много косметики, профессионально сделанный макияж скрывал её настоящий возраст. На вскидку ей тридцать пять — тридцать восемь лет. Стройная и стильная женщина, с волосами воронова крыла. Кармен нашего времени, пришла мне мысль в голову.
— Проходите в кабинет, — проговорила женщина мне.
— Хорошо, — подхватив вещи в руку, подошла к большой массивной двери, сил с первого раза открыть её не хватило, и мне пришлось напрячься, чтобы не опозориться с первых секунд собеседования.
Шагнула в открытую дверь и у меня мороз пробежал по коже. Мраморный пол сверкал подобно зеркалу настолько он был отшлифован, и, пересекая кабинет, я любовалась своим отражением в нём. Одна стена кабинета была стеклянная и представляла собой панорамное окно, а вдоль другой тянулась длинная полка, уставленная множеством книг в кожаных переплётах. У стеклянного журнального столика стояло несколько кресел, обтянутых чёрной кожей. Даже стол хозяина кабинета был из стекла.
Моё внимание привлекло огромное кожаное кресло, которое медленно поворачивалось в мою сторону. В нём сидел Дмитрий и задумчиво крутил в руке мобильный телефон.
Вот он, завидный холостяк России. Какая-то там по счёту строчка «Forbes». Мужчина, за которым, по слухам, охотятся много женщин.
Я всерьёз подумала о побеге, а потом ощутила, как что-то горячее прошлось по телу, подняла голову и встретилась глазами с хозяином кабинета, который медленно осмотривал меня с ног до головы.
Ощутила, что мои ноги подкашиваются, а сердце готово выскочить из груди и никогда больше не возвращаться. Дмитрий — мужчина с непомерным обаянием. Он красив и богат. Его волосы модно подстрижены, челка небрежно спадает на высокий лоб и тёмные глаза. Костюм, скорее всего, от дорогого бренда цвета штормового моря прекрасно сидит на нём, а шелковая белая рубашка облегает мускулистую грудь.
— Присаживайся.
От звука его голоса перехватило дыхание. Глубокий, нежный и очень располагающий. Казалось, его голос наполнил каждую клеточку моего тела.
Мандражируя заставила себя сделать несколько шагов к одному из чёрных стульев перед его столом. Испытывая чувство неловкости, аккуратно спрятала сумку под ногами.
— Приступим, — сказал он, открывая большую папку, лежащую перед ним. — Я изучил твоё досье, и, признаться, оно меня не впечатлило.
От нервов почувствовала ком в горле.
— Что именно не понравилось?
Проверок было так много, и я теряюсь в догадках, чем Дмитрий недоволен. Да, и честно, я ожидала от нашей встречи чего-то подобного.
— Тебе двадцать пять лет?
— Да, — это лишь констатация факта, а не ответ.
— И ты до сих пор получаешь образование, студентка государственного архитектурно-строительного вуза по специальности «Реконструкция и реставрация архитектурного наследия»? Хм, странный выбор и длительность обучения.
— Я брала год академического отпуска. — почувствовала себя блохой под микроскопом.
Прищурив глаза, внимательно осмотрел девушку. Её красота неискусственная, как у многих женщин, с которыми я встречался с тех пор, как заработал свои первые деньги. Нет, она принадлежит к категории тех естественных девушек, которые не гонятся за модой и предпочитают такую одежду, которая прежде всего им удобна.
Копна белых волос девушки напоминает мне заснеженные вершины гор Франции, а румянец на скулах от смущения рождает желание протянуть руку и дотронуться до щеки кончиками пальцев. На ней те же брюки, что и при первой нашей встречи, и болотного цвета свитер, облегающий фигуру. Мне не терпится представить её с животом. Тот самый случай, когда девушке пойдёт беременность…
Этим утром я уже встретился с двумя кандидатками на роль суррогатной матери. И ни одна из них меня не тронула.
Тасе было назначено на полдень. И ещё одной на послеобеденное время. И зачем я только согласился на четвёртую женщину? Андрей просил лично рассмотреть новенькую. Но зря старался! Таисия — единственная девушка, которая заставила меня испытать внутренний трепет, представив её с моим ребёнком в животе.
Я приметил её ещё в больнице, сразу, как только вошёл в кабинет, где сидели сурмамы, и впечатление от Поповой было настолько сильным, что мне понадобилось несколько минут, чтобы взять своё внезапно возникшие желание под контроль.
Тася полностью совпала с образом матери моего будущего ребёнка, который рисовало воображение. И даже появилось желание завести с ней детей самым нормальным способом, как это делают обычные люди.
И, чёрт побери, это плохой знак…
В моей жизни сейчас нет ни времени, ни места для романтических бредней.
«Абрамов, окстись! Тебе нужна лишь женщина, способная родить здорового и крепкого малыша, в котором будет течь твоя кровь». — мысленно отчитал себя.
Главное — найти время и стать заботливым и любящим отцом — таким, каким был мой.
А невеста…
Жена…
Нет, спасибо! Этого мне не нужно.
Девушка, сидящая передо мной, не такая, как остальные. Первая смотрела на меня с расчётливым блеском в глазах, уже мысленно примеряя мою фамилию и представляя, как окопается в моём кошельке. Вторая улыбалась слишком широко, держалась самоуверенно, кичилась опытом, из кожи вон лезла, продавая себя.
А Тася…отличалась.
Её взгляд метался, руки нервно сжимали край стола, а в глазах читалась усталость. А ещё во взгляде плескалась настоящая тоска от постоянной борьбы за выживание. Она пришла не за красивой жизнью. А за деньгами.
Мне нужна именно такая, как она.
Отчаянная.
Прогнозируемая.
Удобная.
Страх Поповой не успеть помочь своей матери сыграет мне на руку. Она не будет качать права, ставить условия или пытаться выклянчить что-то сверх того, что ей предложили. Она не из тех, кто будет ждать любви. Для неё, как и для меня, это просто сделка.
И это делает её идеальной кандидаткой.
Из Таси получится хорошая марионетка.
— Зачем ты взваливаешь на себя груз, который не можете вывезти? — задал ей вопрос, и она вздрогнула от моих слов.
Да, моя хорошая, вопрос не из приятных, но иногда стоит смотреть правде в глаза, а она у неё чёрная и без просвета.
Девушка опустила голову и уткнулась взглядом в стол.
— Мама настаивала, чтобы я продолжала учёбу, и просила меня не отказываться от личной жизни из-за неё, — заговорила она.
— Но ты выбрала иной путь и приняла моё предложение, чтобы иметь возможность и дальше поддерживать её в реабилитационном центре.
Ответ девушки прозвучал неожиданно просто:
— Она моя мама, и я сделаю всё возможное. — по её лицу пробежала лёгкая улыбка.
— А ты понимаешь, что это отнимает у тебя последнее в жизни: молодость, потерянные годы без образования и нормальной работы, ты — тень своей родительницы!
Меня разозлила её самоотверженность, неужели не думает о будущем? Таисия слегка разнервничалась, её пальцы начали дрожать. Уголки губ опустились от расстройства.
Я сделал над собой усилие, чтобы оторвать взгляд от чувственных губ девушки.
— Вы так говорите, Дмитрий Игоревич, будто сирота. Скажите, а вы бы бросили больных родителей?
— У нас разные возможности… — неожиданно, что она умеет огрызаться, а на вид такая кроткая.
— По-вашему, бедные люди не должны бороться за свою жизнь, а покорно принимать свою участь? — поджала губы.
— Заведомо так распорядилась жизнь, то, что могут позволить себе богатые, никогда не будет дано нищим.
— Да вы сноб!
— Не отрицаю, — подтвердил её слова и заметил, как она сверкнула прищуром в меня. — С завтрашнего дня уволишься со своих работ, всех, Тая! И это не обсуждается. Насчет твоей учёбы я ещё подумаю.
— Получается, вы выбрали меня? — закашлялась девушка, я встал, и, налив воды, поставил перед ней стакан.
Последние дни осени давят. В голове полный хаос. По жизни пронёсся ураган, снёс всё нафиг, оставив после себя разорванные мысли и вопросы, на которые не хочется искать ответы. В машине холодно, присаживаюсь на ледяное кожаное сиденье, рукой в кожаной перчатке нажимаю на кнопку подогрева сидений. В офисе работы, как в ноябре на питерских дорогах — грязи. И все дела ждут немедленных решений. А я не могу разобраться, какого ляда мне не по себе. Вроде и сам в авантюру влез, никто за руку не тянул. И рад, что всё получилось. А на душе — смута.
Смогу ли я встроить в свой распорядок дня младенца? Воспитывать его один?
Чёрт, раньше всё казалось логичным. Чётким. Теперь каша в голове и какое-то раздражающее чувство, что я упускаю что-то важное.
Набираю номер Бориса, слушаю долгие гудки.
— У меня совещание, — коротко, без приветствий.
— Надо стресс проспиртовать.
— Через час в нашем баре. — он сбрасывает звонок, не дожидаясь моего ответа.
— В «Анубис». — Приказываю Виктору, который косится на меня, ведя машину по полуденным дорогам.
Безопасник поворачивает голову в мою сторону и осматривает меня цепким взглядом из-под кустистых бровей.
— Ты сам не свой.
— Недосып и трудоголизм сказываются, — отвечаю, скривившись и массируя переносицу.
— Алкоголизм тоже на подходе, — хмыкает недовольно.
— Не переживай, не сопьюсь, — отмахиваюсь от нравоучений.
Подъезжаем к заведению, и я поворачиваюсь к Виктору.
— Паркуйся и пошли со мной, проследишь, чтобы не накидался, — усмехаюсь.
— За ручку пописать не сводить? — брюзжит Потапыч.
— Не-ет, сам справлюсь.
Проходим внутрь без особых заморочек. Анубис — закрытый бар-клуб для своих. Попасть сюда можно только по личному приглашению владельца или через строгий фейсконтроль, который больше похож на негласный отбор по статусу и деньгам. Здесь не спрашивают, какой ты хочешь коктейль, — его подберут за тебя, ориентируясь на твой вид, настроение и уровень усталости.
Внутри царит полумрак, приглушённый золотистым светом, пробивающимся сквозь дымчатые стеклянные панели. Бархатные диваны, тёмное дерево, чёрные зеркала, мягкие ковры, приглушённая музыка — всё для того, чтобы не мешать серьёзным переговорам или интимным беседам. В воздухе витает терпкий аромат виски и сигар. У стойки нет случайных людей: за ней сидят бизнесмены, политики, криминальные авторитеты, влиятельные личности. В глубине зала: отдельные закрытые кабинеты с затемнёнными стеклянными стенами. Для тех, кто не хочет быть узнанным, и кому есть, что обсуждать. Туда мы с моим охранником и направляемся.
Устраиваемся на диванах, и официант почти сразу приносит алкоголь. Я беру стакан, делаю первый глоток. Виски приятно обжигает горло, растекается теплом по венам, разгоняя усталость. На секунду прикрываю глаза, позволяя напитку хоть немного приглушить мысли.
— Начинай, — Витя лениво крутит в руке стакан с апельсиновым соком, внимательно изучая меня поверх стеклянного ободка.
— Понятия не имею, что ты от меня хочешь, — откидываюсь на спинку дивана, устраиваясь поудобнее.
— Как же, — он ухмыляется, — не стесняйся поплакать в моё крепкое плечо!
— Потапыч, тебе что, пожаловаться на баб? Или как сложно нынче записаться к профильному врачу?
— Можешь начать с этого, а потом перейти к тому, что тебя действительно гложет.
Я тихо присвистываю, — нашелся психолог! Кручу в руке стакан, наблюдая, как капли алкоголя медленно стекают по стенкам.
— Скажу, чтобы тебе тоже виски принесли, ты пиздец занудный. — вызываю официанта и делаю заказ для Виктора.
— Я на работе, Дим.
— Считай, рабочий день окончен, — скалюсь, поднимая стакан с алкоголем, салютуя ему.
Витя только равнодушно расплывается в улыбке. Он ждёт. И знает, что рано или поздно всё равно разговорюсь.
В нашу комнату заходит Боря, выглядит ещё более вымотанным, чем я. У него тёмные круги под глазами и уставшая физиономия. Походу, у него собственные проблемы имеются, побольше моих.
— Без меня начали, привет честной компании, — окидывает взглядом стол и бутылку виски.
— Приветствую, — Виктор кивает Андропову, откидываясь на спинку дивана. — Чего такой потасканный?
Боря нервно усмехается, опускаясь в кресло.
— Молодая любовница, — тянет, потирая висок. — Приходится работать в две смены, вспоминая все прелести конфетно-букетного периода.
— Вот, бери пример, — говорит Потапыч, глядя на меня.
— Да подожди ты, — отмахиваюсь я. Кажется, у Бори что-то интересное происходит. — Ты что, жертву нашёл?
Он вымученно улыбается, закатывая глаза.
— Такая девочка…
Виктор, отпив виски, переводит на нас подозрительный взгляд.
— Вы о чём, мать вашу?
Я только пожимаю плечами, наблюдая, как Боря залпом опрокидывает в себя виски и, вдохнув смачно воздуха, начинает рассказывать.
Стою у своего Роллс-Ройса, ослепительно блестящего тёмно-фиолетового цвета, в ожидании, когда спустится Тася. Она просила не подниматься за ней в квартиру. Наивная, думает, что сможет скрыть мой приезд от соседей. Да, моя дорогая машина в старом убогом дворе смотрится как космический самолёт из будущего. Завтра сердобольные соседки разнесут новость о богатом любовнике Поповой по всем подъездам.
На часах 19:30, а девушки всё нет. Я уже готов взбежать по лестнице зачуханного подъезда, чтобы поторопить её.
— Первый раз вижу, как сухарь и сноб Абрамов, нервно курит возле подъезда в ожидании простой девушки. — рядом со мной встаёт Виктор и прикуривает сигарету.
— Глумишься? — хмыкаю, выпуская дым в небо.
— Радуюсь, что не всё коту март!
— И ведь не уволишь тебя, — кидаю под ноги окурок и тушу его ботинком.
— Этим и пользуюсь, — шевелит кустистыми бровями.
Ни разу в жизни я не чувствовал какой-либо неуверенности при общении с любовницами. Меня трудно смутить. Почему же сейчас я волнуюсь?
Засунув руки в карманы пальто, прохожусь вдоль машины. Кидаю очередной взгляд на дверь её подъезда. До слуха долетает скрежет ржавых петель, и в свете тусклого фонаря я вижу Тасю. Она, оглядевшись, замечает нас возле машины. Постояв на крыльце, спускается к нам. На ней старое пальто, из-под которого видно подол платья, в её руках та же драная сумка, с которой она приходила в мой офис. Мысленно ругаю себя, что отправил только платье и туфли. Делаю пометки в голове, что необходимо купить девушке новый гардероб. Не позориться же мне с ней рядом.
— Добрый вечер. Извините за опоздание. Маме нездоровилось.
— Здравствуй. Не переживай, Дмитрий Игоревич, воздухом свежим подышал, а то знаете... Его из душного офиса поганой метлой не выгонишь! — Потапыч хитро глянул на меня. Провоцирует, старый дурак.
— Никотином я надышался и устал от ожидания больше, чем в офисе от работы. А тебе, Таисия, лучше не нарушать наши договорённости... — с намёком посмотрел на неё. — Садись в машину. — открыл для себя переднюю пассажирскую дверь.
Виктор, осуждающе пыхтя, помогает Тасе усесться в салон Роллс-ройса.
— Урок я усвоила, больше не стану оправдываться из вежливости. Тем более, здоровье близких важнее недовольства посторонних для меня людей.
— Хорошая девчонка, — кашлянул со смехом Витя.
— Заводи мотор, сваха, — недовольно ответил ему.
А с тобой, Таисия, мы поговорим позже, когда останемся без свидетелей. — пронеслась мысль в голове.
— Куда вас? — смотрит на меня вопросительно Потапыч.
— В Метрополь.
— Значит, ресторан? — спрашивает она, и я чувствую, в её голосе недовольство.
— Закрытое мероприятие. Публика будет из самых приличных, поэтому и прислал платье. Я хочу, чтобы ты выглядела соответствующе. — ровным тоном.
— Чтобы не стыдно было рядом со мной стоять?
— Чтобы не выглядело как благотворительность. Ты же взрослая. Должна понимать, как это работает.
— Грубо…
— Потапыч, следи за дорогой.
— Слушаюсь, шеф!
Присутствующие в машине замолчали. Тася отвернулась к окну. В салоне повисла тишина, только слышно, как мотор урчит ровно, словно тоже старается не раздражать меня. Тася тихо устроилась на сиденье, но я замечаю в отражении окна, как упрямо поджаты её губы. А вот и первое проявление характера. Моя хорошая, продолжай в том же духе, так даже интереснее…
Машина плавно сворачивает к освещённому зданию ресторана. Витя выходит первый, а я жестом показываю, чтобы помог Тасе.
— Улыбайся, — бросаю вполголоса. — Сегодня ты — моя спутница.
— Постараюсь, — покорно отзывается.
Швейцар приоткрывает массивные двери, впуская нас внутрь. Проходим мимо него и сворачиваем под мраморную арку, сдаём верхнюю одежду в гардероб. Когда нас провожают в главный зал, девушка мгновенно прижимается ближе ко мне. Её тонкие пальцы, вцепившись в сгиб локтя, слегка царапают моё предплечье ногтями через ткань пиджака. Я чувствую, как напряглось её тело. Не от страха. От охвата и масштаба.
— «Дикая», — бросаю вполголоса.
Официанты в белоснежных перчатках, скользящие бесшумно, снуют по всему залу. Нас встречает запах тонкого парфюма, смешанный с дорогим алкоголем, лёгкий фон классического джаза и щелчки хрустальных бокалов. Весь пафосный карнавал жизни затих, а взгляды присутствующих обращены на нас…
Тася замерла. Глаза огромные, как у ребёнка, вперившегося в новогоднюю витрину. Ресницы дрожат. Я слышу, как она пытается дышать: неглубоко и осторожно.
— Это… — еле выдыхает она.
— Это просто место, где едят, — отзываюсь спокойно, но не скрывая насмешки.
— Здесь пахнет…
— Деньгами. Властью. И чуть-чуть — страхом. Те, кто сюда впервые приходят, всегда испытывают такие же эмоции.
Она не отпускает меня. И даже, наоборот, вцепляется сильнее.
Зал ресторана «Метрополь» утопал в мягком свете хрустальных люстр, каждая из которых, казалось, стоила как наша с мамой квартира. Высоченные сводчатые потолки, лепнина, витражи в тяжёлых рамах, отблески позолоты на колоннах: всё дышит эпохой, где царствовало прошлое. Убранство тихо шепчет об этом… Только антураж напоминает, что раньше за столами сидели люди, решающие судьбы, а не обсуждающие «историю сторис».
Я всё это время почти не дышу. Сижу с идеально выпрямленной спиной, и с неприлично грациозной осанкой для девчонки из панельки. Пальцы сложила аккуратно в замок на коленях. И сквозь силу отвела взгляд от Дмитрия, хотя я видела, как он ловит каждое моё движение. От его пристального внимания сердце прыгает в груди как бешеное.
Я вся на нервах.
А олигарх с интересом за мной следит. Да, я выгляжу нелепо, не по возрасту выдержанно. Но его взгляд… неожиданно меня будоражит.
— Ты хорошо справляешься, — замечает Дима, опершись локтем о стол. — Хотя, если честно, думал, что сбежишь при первых же подошедших к нам.
Медленно повернула к нему голову, давая себе время успокоится и не сказать в ответ колкость. Я слышала, как он назвал меня дикаркой, и его слова задели. Я, может, и бедная, но быть воспитанной мне это не мешает.
Смерила его раздражённым взглядом и, наклонив чуть набок голову, позволила себе молча некоторое время его рассматривать.
Не знаю, прочитал ли он в моём взгляде сдержанную злость или догадался по выражению лица… Но тихим смехом он меня обезоружил, я, оторопев, сдулась, как воздушный шарик, растеряв весь свой запал.
— Рассчитывали на мой концерт? — улыбнулась.
— Был готов. — вполголоса ответил.
— Могу начинать? — пришла моя очередь смеяться.
— Давай повременим, сначала предлагаю насладиться блюдами, которые мы с тобой заказали. Приятного аппетита, Таисия, — ухмыльнулся он, откинувшись на спинку стула.
— И вам, — засмущалась я, внутри всё подскочило от тембра его голоса.
— Тася, перестань ко мне обращаться как к древнему мамонту. Переходи уже на неформальное обращение.
Он говорит расслабленно, а меня всю скручивает от его просьбы.
Я опускаю взгляд на тарелку, и второй раз за вечер понимаю, что не знаю, как есть блюдо, выбранное для меня Абрамовым. Оно выглядит как из кулинарных журналов, которые я листала, стоя у газетного ларька. Передо мной фаршированный гребешок в раковине, сверху какая-то воздушная пена, пахнущая морем и лимоном. Всё украшено цветами…
— Они съедобные, — Дмитрий кивает на разноцветные лепестки в моей тарелке.
— Чудесно, — выдавливаю из себя.
Рядом на тарелке крошечный прямоугольник из лосося, с тонким срезом чёрной икры и зеленью, которую в магазине точно не найдёшь. Трясущимися руками поднимаю вилку с ножом. Господи… надеюсь, я хоть приборы правильно выбрала?
Передо мной лежит много столовых приборов. Ощущение, будто я сижу не в ресторане, а возле операционного стола с хирургическими инструментами. Делаю вдох и пытаюсь вспомнить, что читала или видела в передачах.
«Сначала — крайние, внутрь — по ходу трапезы». Мои пальцы подрагивают, и вилка чуть царапает край тарелки, издавая противный металлический скрип. Я морщусь. Чувствую на себе взгляд. Поднимаю глаза, конечно же, на меня смотрит Дмитрий. Не ухмыляется, но в его взгляде — снисходительная ирония. Щёки полыхают. Я опускаю взгляд обратно в тарелку и с деланным равнодушием отрезаю крошечный кусочек гребешка. Кладу в рот.
— Вкусно? — невинно спрашивает он.
Поднимаю на него глаза и молча киваю. Нет, это не вкусно. Это как первый раз лететь на самолёте или касаться настоящего шёлка. Это как съесть роскошь. И да, я ем аккуратно, медленно, но внутри — шторм.
Я теряю дар речи. Это. Просто. Волшебство.
Все во вкусе кричит: «Вот она, жизнь, которую ты не знала». Не бедность, не привычные сосиски с макаронами и кофе три-в-одном. А возможность побыть там, где раньше и не мечтала.
На другом блюде что-то, напоминающее крем-суп, поданный в фарфоровой чашечке. Его вкус… Я сдерживаюсь, чтобы не закрыть глаза от удовольствия. Он сливочный, с ореховым нотками внутри.
Я слышу звон вилки Дмитрия, его спокойное дыхание, ощущаю, как он на меня смотрит, наблюдает за каждым моим движением. Проглатываю и аккуратно кладу вилку на край тарелки.
— Ты любишь наблюдать за людьми в неловких ситуациях?
Он чуть приподнимает бровь.
— Иногда.
— И правда… какой глупый вопрос я задала, ты себя этим развлекаешь. Угадала?
Он усмехается, и глаза его на секунду темнеют.
— Отлично. Тогда я сегодня твоё развлечение. — делаю осмысленный выпад.
— Как двусмысленно прозвучали твои слова, — в его глазах полыхает пожар. — Вижу, ты не такая простая, как хочешь казаться.
— Людям свойственно защищаться, — спокойно отпиваю глоток воды из бокала.
— Занимательно, у Таисии Поповой есть характер, — тянет он слова. — И ты впервые выпустила коготок. Будем считать, что он остался у меня под кожей.
Меня ошпаривает током по позвоночнику. Я отворачиваюсь, делая вид, что вся ушла в изучение салфетки, руки предательски трясутся.
Кожа лица и шеи горит, уши пылают, а в груди будто зажали сердце в кулаке.
Почему он так действует на меня?
Почему от одной его фразы меня лихорадит?
Я слышу, как он двигается, как слишком близко льётся его низкий голос.
— Давай познакомимся поближе, Тася…
Мурашки пробегают по спине. Сердце спотыкается, делает остановку… и снова стучит. Я не привыкла к этому. У меня нет опыта общения с мужчинами. Никто и никогда не волновал меня, как Абрамов. С ним я чувствую себя не на своём месте. Простая девочка из простого мира, случайно угодившая в чужую игру. И я не должна влюбляться. Нет, не в него. Дмитрий опасный мужчина!
Но почему тогда я ловлю каждый его взгляд?
А внутри таю, как мороженое под солнцем, а в животе щемит от его ухмылки?
Жду, когда он коснётся моей руки? Пусть даже случайно.