ВНИМАНИЕ!

Уважаетмы читатели!

Роман взял призовое место в конкурсе "Рукопись года" и уходит в печать, поэтому тут, увы, только ознакомительный отрывок.

Спасибо за понимание!

ПРОЛОГ. ЧИСТЫЙ ЛИСТ

Жара пала на Даррею внезапно. Она вонзилась в столицу раскаленным копьем, и небо стало как выцветшая синяя тряпка, крыши словно горели и плавились в потоках дрожащего воздуха. 

Город задыхался. Задыхался от густой красноватой пыли и зловония, что поднималось с реки, от мыловарен и дубилен в ремесленных кварталах, от свалок и пожарищ – в бедняцких.

Полуденная тень приклеилась к стенам домов, замерла в ожидании дождя.

Замер на отметке «Сушь» и столбик барометра перед залом собраний Градостроительного ведомства. Барометр висел в простенке между окнами, поблескивая стеклом высокой колбы. Чтобы унять беспокойство, Тильда прохаживалась мимо и старалась думать о новых опытах математика Роберта Талла, атмосферном давлении и том, как эти знания смогут пригодиться ей. На самом-то деле математик хотел, чтобы струя фонтана на площади Сената поднялась выше, чем поднималась обыкновенно. А изобрел способ предсказывать бури.

 Она остановилась напротив кадастрового плана города во всю стену, высеченного из мрамора, рассеянно рассматривала знакомые очертания Колец и районов за ними, отмечая изгиб реки и каналы, густую сетку улиц. 

— Расслабьтесь, — сказали насмешливо за спиной, — вы же не экзамен держите. 

Тильда вздрогнула и обернулась. В глаза бросилось крупное прыщавое лицо с огромным носом, взмокшая челка и тугой накрахмаленный воротник, отсекающий подбородок от черного сюртука. 

— Ник, разве так заводят знакомство с красавицами? Любая девица предпочтет сбежать, а не слушать твои подгнившие остроты! — к прыщавому подошел другой – статный мужчина в синем. Он широко улыбался, хотя в улыбке скользила снисходительность. Еще бы! Тильда знала его: мастер Дерек Шанно, возводил Западный мост, построил здание оперного театра. И как она, дочь купца, не закончившая еще ни одного собственного проекта — посмела прийти?..

— Я к вашим услугам, госпожа, — мужчина поклонился, снимая шляпу и помахивая ею так, что длинные пышные перья касались пола, — надеюсь, вы не забыли меня? Мы были представлены друг другу прошлой весной на ежегодном балу. А моего незадачливого товарища зовут Николас Гренви. Но можете не утруждать себя запоминанием этого имени – примечателен в Николасе только его нос.

— Вы всегда так любезны со своими друзьями? — Тильда строго посмотрела на Дерека. 

— А вы всегда так удручающе серьезны? – Дерек, напротив, улыбался широко. — Вам это не идет, поверьте. И признаюсь, я не думал, что вы тоже будете участвовать, госпожа Элберт.

Несколько других мужчин прислушивались к разговору с явным любопытством. 

— К сожалению, это беда многих людей в наше время – они не думают. 

— Вы слишком категоричны! – Дерек снова улыбнулся. – От этого случаются всяческие неприятные вещи вроде желудочных болезней. А я себе не прощу, если вы погибнете во цвете лет, потому что Даррея лишится красивейшей женщины и талантливого мастера.

— Еще как простите.

Дерек прижал руку к сердцу, делая вид, будто в него выстрелили. 

— Что же вы со мной делаете! Я был влюблен! Мое сердце разбито! На сонет вы вряд ли согласитесь, придется сочинить в вашу честь трагическую поэму, в конце которой несчастный герой покончит с жизнью от неразделённой любви! «О дева, что смотрит на сей смертный мир, чьи очи, как горный родник, холодны, чьих губ не касались чужие уста, дай знак, что надежда моя не пуста»…

— Не знала, что вы творили под именем Като и жили тысячу лет назад. 

— Подумать только, вы разбираетесь в древнеадрийской поэзии!.. – неподдельно восхитился Дерек Шанно. – Хотите прогуляться в Водных садах? Там более подходящее место для чтения стихов.

— Если вы не против, чтобы нас сопровождал мой сын. 

Тильда начала терять терпение. Светские беседы всегда давались ей с трудом, а кривляния раздражали. Так вел себя старший брат, и его несерьезность, обернувшуюся для семьи долгами, она простить не могла. 

— Прошу меня извинить, господин Шанно, вряд ли я сейчас хороший собеседник для такого блистательного молодого человека и именитого мастера, — проговорила Тильда как можно учтивее, поклонилась, давая понять, что разговор закончился, и пока мужчина не опомнился, быстрым шагом пересекла приемную и подошла к окну. Оттуда обдавало жаром, зато другие бледные юнцы не рискнут подойти – побоятся за свой «благородный» цвет лица.

На мастера Шанно она не оглядывалась, но лопатками чувствовала, что он смотрит в спину. И ведь вряд ли он хотел оскорбить ее! Но привычка бежать от подобных бесед, от разговоров, взглядов, пылких обещаний, которые никто, разумеется, не выполнит, давно срослась, скипелась с ней. 

Тильда облокотилась на подоконник, глядя на каштан, на то, как зыблются пятна света и тени. Солнце жгло щеки, горячей полосой лежало на смуглых руках, зажигало серебро браслетов. А внутри все сильнее натягивалось что-то, кажется, тронь – зазвенит, как медный гонг у храма Созидающего. Когда же закончится эта пытка? Она ненавидела ожидание, неизвестность, ненавидела до дрожи в пальцах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕРТЕЖ. 1

Саадар увидел Даррею пасмурным утром конца лета.

Это был огромный город, такой, в каких Саадар никогда до того не бывал. Крыши, крыши громоздились до небес, взбирались друг на друга, наползали и опадали, а надо всем этим торчали башни и шпили – не счесть за раз! «Город тысячи башен» — так и называли столицу Адрийской республики.

А в толпе перед Речными воротами кричали, что Даррея — это город тысячи возможностей:

— Да – торговле с южными островами Архипелага!

— Эфф Миро дает займы под самые низкие проценты! Контора на Шелковичной улице! Эфф Миро…

— Вступайте в адрийскую армию! Адрийская армия – путь к славе и победам! Гарантируем…

— Банк Республики — самый надежный банк в мире!

— Гарольд Арро сразится с медведями в нынешний эр-нани! Спешите купить места!

— Сенатор Алисия Келлин обещает, что к двести двадцатому году от дня основания Республики каждый гражданин будет обеспечен крышей над головой! Голосуйте за сенатора Келлин на выборах!..

— Хоть весь город обойдешь – раков лучше не найдешь!..

— Земли западного Рутена должны принадлежать Республике! Сенатор Рон Тарсо призывает…

Саадар не поморщился, даже бровью не повел – сколько уже наслушался таких речей! В громкие слова он, конечно, не верил, но твердо знал, что здесь, в этом муравейнике, какая-нибудь возможность да подвернется тому, кто внимательно смотрит по сторонам.

Поэтому он с любопытством слушал разговоры вокруг.

День как будто не ярмарочный, а народу-то! Телеги и подводы стояли в ряд перед воротами, а торговцы — кто смирно, кто нет — ждали своей очереди заплатить пошлину. Рядом возмущенно переговаривались двое, им вторили другие голоса. Никто не знал, отчего не пускают через ворота, все друг друга пихали, кричали, кто-то ссорился, кто-то даже вопил, что у него пропадает ценный груз. Какой-то человечек сновал в толпе, продавал обереги в виде мужских членов, Саадар еле от него отвязался.

Пахло речной водой, затхлой сыростью, несло откуда-то гнильем и чем-то сладковатым — как будто мертвечиной. Сине-белые республиканские флаги уныло трепыхались на ветру.

И вдруг откуда-то стройно грянула песня:

Кукушка

Считает годы мне.

Смеется:

Погибнешь на войне!

Но я отвечу:

Вернуться мне домой

Пусть будет трудно.

Но я еще живой!

Саадар смотрел поверх голов, как идут мимо – нога в ногу – солдаты в синих мундирах, как на тонконогих поджарых жеребцах проезжают вайто. Блестят в кислом свете серого дня начищенные штыки. И вся толпа, которая возилась, шумела, говорила – вдруг разом смолкла.

Какой это отряд? Откуда они вернулись?.. Саадар смотрел вслед людям, которые могли быть его сослуживцами… Его пихнули в бок:

— Хватит зевать, деревенщина!

Оказывается, отряд давно уже прошел. Саадар пробормотал «простите» и побрел вперед, глядя поверх чьего-то вихрастого затылка.

За воротами открывалась широкая площадь, ровно замощенная хорошо подогнанными каменными плитами, и на удивление довольно чистая. Саадар одобрительно покачал головой: город явно строили на военный лад. Улицы широкие – баррикаду не возвести, прямые – сложно скрыться. Только башни эти несуразные – они для чего? Не воевать же...

Что говорить, хороша столица! Вот и дома – высокие, в четыре, в пять этажей, надо голову задирать, чтобы разглядеть, и все почти – каменные да со стеклами! Цветные ставни, шпили, флаги, фонари – чего только нет!.. Сквозь серость проступали яркие пятна дверных косяков, выкрашенных по традиции в синий, желтый и красный цвета.

Да, это не сонный ражад, где он жил в детстве, не маленькие деревушки и селения, где ему приходилось перебиваться случайными заработками, не южные провинции, куда забросила его жизнь вместе с отрядами генерала Оредо. Здесь люди постоянно куда-то спешили, улицы были полны прохожими: разносчики сновали туда-сюда, торговали с лотков на улицах, тоненькие девчонки продавали букетики маргариток.

Саадар купил один такой – для сестры. Они не виделись более семи лет: слишком далеко разбросала жизнь всех многочисленных братьев и сестер семьи Мариди.

Где она жила, знал лишь примерно. Найти бы местный отдел Канцелярии… Когда спрашивал у прохожих, ему отвечали – кто-то обстоятельно и охотно, кто-то — недовольно. А многие вообще косились с подозрением и говорили, что сами не знают город.

Наконец какой-то старик указал на приметное здание, похожее на гранитное надгробие.

С помощью чиновника с такой кислой рожей, будто ему под дверь нагадили, Саадар все-таки узнал нужный адрес, хотя и пришлось заплатить приличную мзду.

2.

— Какая неожиданная встреча, госпожа! Вот уж не думал увидеть вас здесь в будний день!

Тильда подняла голову от книги, в чтение которой углубилась. Перечеркивая прямой тенью парковую дорожку, перед ней стоял Дерек Шанно и улыбался.

— Я жду здесь отца Грегора, — она кивнула в знак приветствия и аккуратно закрыла книгу, заложив между страницами полоску бумаги. — А вы, похоже, праздно проводите время?

Дерек Шанно с еще более широкой улыбкой поклонился:

— Что ж, так оно и есть! Прекрасный день для того, чтобы проветрить новую шляпу. Но я забыл: вы не одобряете праздности и веселья.

Он скользнул по обложке взглядом:

— И ваши пристрастия отличаются завидным постоянством.

— Вы хотели сказать — незавидным занудством? — усмехнулась Тильда, убирая «Великую геометрию» Айна Эдни в сумку.

— Держу пари, так вы отпугиваете ухажеров в вашем скучном ведомстве. Ни за что бы не поверил, что эта… книга, с позволения сказать, интересна кому-то кроме ее автора.

— Я еще подумываю — не начать ли курить табак, чтобы отпугивать вернее.

— О! Хотите, одолжу вам трубку? — Дерек картинно начал копаться в карманах. — У меня прекрасный табак, с нотками вишни и малины, вот увидите, вам понравится.

Тильда покачала головой:

— Боюсь, сейчас у меня нет на то времени. Отец Грегор...

-...должен вот-вот притащить сюда свой длинный нос, длинные ноги и длинные скучные беседы. Позволите составить вам компанию, пока он вас совсем не уморил?..

— Вы полагаете себя более интересным собеседником?.. — улыбку при взгляде на Дерека Шанно сдержать было сложно.

— Я полагаю, что вам требуется компания в этот великолепный день! Ну же, госпожа Элберт, посмотрите, какую достойную картину мы будем являть, прогуливаясь рядом: самый обаятельный мужчина и самая привлекательная женщина столицы, — Дерек Шанно снова поклонился, — а еще цвет вашего платья изумительно гармонирует с цветом моего сюртука.

— Раз так, то пойдемте, мне действительно выпала редкая удача: с черным не сочетается почти ни один цвет, разве вот что желтый.

Они медленно двинулись по аллее, держась солнечной стороны. Дерек Шанно рассказывал свежие городские новости, но неизбежной темы обсуждения всех знакомых не касался.

Для хорошей, почти летней погоды Водные сады были удивительно пустынными. Впрочем, гуляющие наверняка выбирали более интересные маршруты — с фонтанами, гротами, статуями и павильонами по берегам прудов. Этот же уголок огромного парка мало кого мог привлечь однообразно тянущимися по обе стороны живой изгороди шпалерами.

Скоро их обогнали двое мужчин, бурно обсуждающих предстоящие выборы в Сенат, церемонно раскланялись с Тильдой. Тильда кивнула им — возможно, то были знакомые, но в последнее время память на лица, а может, и зрение тоже, ее подводили.

— За кого вы будете голосовать? — Дерек Шанно проводил мужчин долгим изучающим взглядом.

— Вам правда интересно? — Тильда обернулась к нему.

— Мне интересно, что вы думаете.

— Я думаю, что голосовать не за кого, но раз мне придется это сделать, то сенатор Келлин…

— Которая обещает снизить арендную плату за жилье в городе и ввести ограничение на строительство выше пятого этажа?.. — Дерек Шанно закатил глаза, сделав вид, что изнывает от скуки. Тильда все-таки улыбнулась:

— Это вполне разумные предложения. Для тех, кто хочет здесь жить. Возможно, для вас доходные дома — всего лишь часть пейзажа, но несанкционированное строительство верхних этажей оборачивается убытками для города. И люди гибнут в пожарах. А что думаете вы сами?

Господин Шанно немного помолчал.

— Я долго жил в доходном доме, моя госпожа. Отличный вид сверху, и всегда можно изловить голубя или крысу на ужин, а если повезет — поймать лихорадку и умереть, освободив местечко для других, — невозмутимо заметил он тоном совершенно светским, будто рассказывал какую-нибудь забавную историю.

— Вот как… Я не знала, — Этого смуглого красивого мужчину с гладко выбритым лицом, нахальным прищуром и улыбкой, одетого по моде и со вкусом, сложно было представить в какой-нибудь комнатушке Застенья, делящим жалкий кров с обыкновенным работягами и даже — преступниками. Может, он шутил?

— Это неважно, — Дерек махнул рукой. — Я все равно уезжаю, моя госпожа. В Хардию. Вот так вот — все бросаю и уезжаю! Дела в столице закончены, и ничто не остановит меня от безумного путешествия через океан!

Тоненькая иголочка зависти впилась в сердце. Когда-то давно другой мужчина вот так же говорил о Хардии, звал с собой, уверяя, что там, за океаном, и есть настоящая жизнь.

Тильда прикрыла глаза. Прошлое — в прошлом. Дереку Шанно она ответила, как и обыкновенно, прямо:

3.

Золотисто-алая нить праздничного шествия медленно тянулась сквозь серость и грязь Города тысячи башен.

Лил дождь.

Дорога к площади Справедливости казалась Тильде бесконечной. Вместе с другими представителями ремесленных братств она шла во главе процессии, рядом шагали художники, камнерезы и скульпторы.

Куртка вымокла насквозь, даже широкополая шляпа почти не спасала от потоков воды. Тильда только думала раздраженно, что шляпа это стоила немало, а теперь она еще и безнадежно потеряла весь свой нарядный вид. Скорее бы процессия достигла площади, и все закончилось! Подогретое вино, сухое платье и тепло камина – вот и все, что сейчас ей нужно.

Перед Тильдой шагали жрецы Многоликого – с выбритыми висками, в коричневых, подвязанных оранжевыми поясами, балахонах; они несли связки колокольцев, встряхивая их при каждом шаге. Это придавало шествию торжественность, но почему-то усыпляло.

Где-то позади трубы выводили бодрую мелодию, им вторили барабаны. Сразу за музыкантами шли богатые купцы-найрэ в расшитых жилетах и коротких плащах, за ними – ниархи в своих тяжелых и сложных многослойных церемониальных одеяниях алого и золотого цветов, потом – вся Золотая Сотня: сенаторы, послы, магистры. Замыкали шествие гвардейцы, и за ними уже двигались остальные. И вся эта процессия, как огромная змея, извиваясь, ползла по серым улицам под проливным дождем, и ее хвост был еще далеко, где-то у канала Пекарей.

— Погода в этом году просто ужасная, — вдруг обратился к Тильде незнакомый паренек в берете братства художников. – Дозволено ли мне будет поинтересоваться…

В его густых курчавых волосах блестели, как стеклянные бусины, капли дождя, вода стекала по смуглому лицу и заливалась за кружевной воротник, хотя вряд ли паренек обращал на это внимание. Не умолкая, он рассуждал о художниках, о выставках, о модных книгах, на которые у Тильды не было времени. «Вы читали «Летние ночи» Гарольда Конни? Говорят, сам Ла Ваэно будет ставить пьесу, и непременно с Мирой Танно в главной роли»… Он рассуждал о сотне вещей сразу, и Тильда только вежливо кивала в ответ. В конце речи юноша выразил восхищение ее работой.

— Надеюсь, ты не докучаешь госпоже Элберт разговорами об отвратительной погоде, — с ними поравнялся высокий седоволосый мужчина в сюртуке зеленого бархата. – Марек – невыносимый болтун.

Тильда приветственно кивнула Тиаму Онхалу. Он выглядел нездоровым, очень усталым, на впалых щеках – лихорадочно-яркий румянец. Время идет, думала Тильда. Слишком быстро идет. Могучий некогда, Тиам Онхал стал тенью самого себя. Да, ведь уже и седьмой десяток разменял... А она его помнила неутомимым в работе и неукротимым в буйных развлечениях. Когда он писал «Гибель «Южной звезды», то даже обрился налысо, чтобы не было соблазна пойти на очередную гулянку…

 Теперь они шли рядом; дождь щедро поливал их, заглушая позади разговоры и смех, музыку и песни.

— Марек показался мне весьма вежливым и приятным в беседе юношей. Он хорошо знает литературу… И кажется, горячо увлечен своим делом.

— А вот это верно, — мастер Онхал склонил голову в знак согласия. – Лучшего ученика нельзя и пожелать.

Его слова прозвучали затаенным упреком: Тильда все еще не нашла себе ученика.

Некоторое время они шагали молча. В веселой, наполненной песнями и шутками толпе Тильда ощущала себя неуютно.

Тиам Онхал снова заговорил – слова ему явно давались с трудом:

— Знаешь, Урсула была бы счастлива.

Он не уточнял, чему, но оба знали – наставница Тильды, Урсула Хеден, умерла лишь незадолго до того дня, когда Тильда начала руководить строительством храма, посвященного Многоликому.

— И Маллар будет доволен, — заключил мастер Тиам.

— Лишь бы людям нравилось, — сдержанно ответила Тильда. – Но до окончания строительства еще так далеко…

Тиам Онхал мягко, но укоризненно улыбнулся — он всегда верил в предопределение и судьбу, верил в волю Многоликого.

— И ты, и я – все мы Кисти в руках Созидающего.

Тильда обернулась к нему.

— Поэтому ты изваял статуи для храма?

— Поэтому, — кивнул художник. Резкие черты на миг исказила боль.

— Ты в порядке? – Тильда придержала его за локоть, испугавшись, что Тиаму станет плохо посреди этой толпы. Но художник улыбнулся ободряюще:

— О да. Все хорошо, моя госпожа. Нет ничего более благородного… — произнес он, задумавшись, но через пару мгновений добавил уже более обыденным тоном: — Сорок лет прошло с тех пор, как я тут живу, а каким стал город!.. В этом – и твоя заслуга, моя госпожа.

Тильда кивнула – но без улыбки. Улицы города, пересекающиеся под прямыми углами, были для нее как решетка, как воплощение бездушного порядка, как символ страшного многоглазого и многорукого бюрократического чудовища, правящего Дарреей и Республикой со всеми ее провинциями и колониями.

Загрузка...