Время возвращать долги

Пролог

— Ну вы же должны помогать, разве нет?! — с отчаянием и слезами в голосе снова и снова твердила молодая женщина, прикрывая руками едва выпирающий животик. — Помогать и защищать! Кто, если не вы?!

Ее выразительные глаза с ресницами, особо не нуждающимися в туши, покраснели от слез, щеки от многодневных переживаний запали.  

— По-моему, я как раз и хочу тебе помочь, а ты упираешься, — с трудно подавляемым раздражением отвечал ей майор, чье слегка подрасплывшее тело с трудом умещалось в кресле. На разопревшем от жары лице пугающей краснотой горели свежие шрамы, складываясь на левой щеке в подобие креста, на правой — диагональю рассекая кожу. От этого его и без того неприятный облик приобретал и вовсе отталкивающий вид, еще больше пугая взволнованную посетительницу. — Что здесь непонятного, я не пойму? Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Заметь, помогаю в частном порядке, можно сказать, по доброте душевной, — он постарался придать голосу мягкость, но безуспешно. Грубый характер все равно прорывался наружу.

— И что же это за помощь такая? — она подняла на него заплаканные недоумевающие глаза. — Разве это помощь?

Мужчина вздохнул и принялся терпеливо объяснять:

— Ну смотри, Олесь. Ты сама признаешь, что твой муж деньги в долг брал? Брал. Потратил их на красивую жизнь для тебя? Потратил. Он их вернул? Не вернул. Вы с ним в законном браке? В законном. Это значит что? Что теперь, после его смерти, все обязательства переходят на тебя.

— Я не отказываюсь от долга! — на эмоциях выкрикнула Олеся. — Я верну! Я все верну! Но не сейчас, не сразу! А они теперь приходят и угрожают мне! Угрожают, что или убьют или ребенка моего отберут!

— Вы можете чем-либо подтвердить факт угроз? — в скептической улыбке расплылся полицейский. — Что-либо, кроме ваших слов? — в ответ на ее едва заметное покачивание головой развел руками: — Ну вот... Что я приложу к твоему заявлению? — он снова перешел на «ты». — Эмоции?

Олеся опустила голову, закрыла глаза. Надежда получить помощь и защиту таяла, уступая в душе место горькому отчаянию.  

— А вот если ты сейчас напишешь заявление, которое нужно мне, то я договорюсь о том, чтобы тебя оставили в покое хоть на какое-то время, и дали возможность возвращать долг частями, в разумных пределах.

— Но ведь это неправда, — взглянула в лицо майора девушка. — Я этого человека совсем не знаю, и то, о чем заявление, он не совершал.

— Откуда ты знаешь, совершал или не совершал? — суровый страж порядка стал ещё жестче, мелькнувшие на мгновение искорки доброты исчезли из глаз. — Если хочешь знать, то совершал, причем неоднократно, в отношении одной и той же девушки. Да так, что она теперь боится заявление на него писать. Но ведь такое нельзя оставлять безнаказанным, согласись.

— А если он потом мне что-нибудь сделает?

— Не сделает, — отрезал майор. — Его уже закрыли, но заявления нет. Уедет надолго на зону, а там с такими как он разбираются быстро и по справедливости, — он положил перед ней бланк заявления и ручку. — Пиши, я надиктую.

Олеся несмело подвинула бланк к себе, ещё раз с сомнением взглянула на мужчину — он копался в ящике стола, что-то там выискивая. Всхлипнув, она взяла в деревянные пальцы ручку, приготовилась писать.

— Смотри сюда, — он положил перед ней цепочку, на кулоне которого были выгравированы инициалы, — и запоминай. Вот эту цепочку ты сорвала с него, сопротивляясь, когда он тебя насиловал. Сорвала, а он и не заметил. И все остальное, что сейчас скажу, тоже запоминай. Будешь рассказывать в суде…

Глава 1

Несколько лет спустя…

— Здравствуй, мама.

Светловолосый худощавый парень с объемной спортивной сумкой на плече скрипнул дверью калитки словно бы несмело, словно забыл, каково это — переступать порог отчего дома. В глубоко посаженных серых глазах застыло тревожное ожидание — он не знал, как отреагирует мама на его неожиданное появление. Статья у него была «плохая» (не убийство, конечно, но тоже не «легкая»), после оглашения приговора по которой от сердечного приступа умер отец, оставив маму с семилетней дочкой на руках. Так что получалось, что смерть отца была на его совести, и он не знал, простила ли мама его за папу, да и за все остальное.   

Мывшая посуду на столе под навесом женщина при звуке знакомого голоса вздрогнула, резко побледнела и, не вытирая мокрых рук, кинулась к сыну.    

— Женя! Женечка! Сынок!

Она обнимала его, беспрестанно целовала родные щеки, с которых уже почти ушла юношеская припухлость, и отчаянно пыталась сдержать слезы радости. Когда первая волна эмоций схлынула, унеся с собой спазм в горле, она наконец смогла спросить:

— Ты вышел?! Тебя отпустили?!

Вместо ответа он просто кивнул — теперь спазмом перехватило горло у него. Еще чуть-чуть, и он бы наверное сам заплакал, как в детстве, но мама крепко прижала его к груди и держала так долго-долго, и его постепенно отпустило. Негоже все-таки мужику в двадцать восемь лет реветь как ребенку, пусть даже никто посторонний и не видит.

— А ты изменился, повзрослел, возмужал, — с любовью заглядывая ему в лицо, заметила мама и спохватилась: — А что же мы тут стоим? Пойдем в дом, — и повела как маленького за руку к крыльцу.

Она как будто боялась, что стоит ей выпустить руку сына из своей ладони, и он тут же исчезнет, пропадет еще на долгих восемь лет.

— Раздевайся, Женечка, — засуетилась мама, стоило им переступить порог, бросилась к холодильнику, от него — к плите. Потом убежала внутрь дома, вернулась через минуту с чистым полотенцем: — Освежись, умойся, ты устал с дороги, — и снова занялась готовкой.

Ухо давно отвыкло от маминого «Женечка», поэтому сейчас все внутри отозвалось теплом. Да и просто «Женя» он уже давно не слышал. Все последние годы он был просто «Крест», к тому и привык.

Умывшись с дороги, Крест распаковал подарки для матери и сестры — целый пакет шоколадных конфет, которыми славился город, где он сидел, золотые сережки — Насте, цепочка с кулоном — маме.

 — Это тебе.

Он еще раз с удовольствием обнял маму, поцеловал ее в макушку, прячущуюся за тонким платком, однако не скрывающим поседевшие прежде времени волосы — свидетельство перенесенного стресса и многолетних переживаний, — и только сейчас заметил, как сильно она постарела. Кожа на лице и руках, потеряв упругость, стала мягкой, покрылась возрастными пятнами и сетью морщин. Зато глаза были все те же, мамины, добрые и лучистые.

— А где Настя? — спросил Крест, чтобы не дать подступающему к горлу кому выдавить из него слезу.

— Она в школе, — кинув взгляд на висевшие в простенке между окнами настенные часы, ответила мама и еще раз любовно оглядела подарок сына.

— А ты? — задумался Крест. Точно, он ведь еще на автостанции, рассчитавшись с таксистом, гадал, застанет ли кого дома и не лучше ли пойти сразу на работу к маме — в свою бывшую школу.

— А я на больничном, — она, положив цепочку обратно в бархатную коробочку и убрав ее повыше на полку, бросила нарочито беспечно: — Давление.

Крест не успел спросить, насколько серьезны проблемы со здоровьем, потому что за спиной распахнулась дверь и на пороге появилась Настя. Сестренка, которую он помнил совсем еще девочкой. Сейчас же ей было почти пятнадцать.

— Привет…

При виде незнакомого человека Настя замерла. По ней невозможно было сказать, узнала она брата или нет. Она с подозрением и настороженностью оглядывала Креста, не спеша отвечать на его приветствие.

— Насть, это Женечка вернулся, твой брат. Ты не узнала? — ласково и радостно заговорила мама, но сестра тут же ее оборвала:

— Узнала, — бросила она сквозь зубы и, не здороваясь с ним, не подходя, не глядя на растерявшуюся маму, скользнула к себе в комнату, демонстративно шумно задернув за собой шторки, служившие дверью.

— Наверное, в школе что-то случилось, — тихим извиняющимся тоном предположила мама, догадываясь, насколько неприятна сыну эта сцена, на что тот лишь улыбнулся ободряюще — мол, все в порядке.

Пока мама собирала на стол, Крест заново знакомился с домом, перебирая в памяти всплывающие воспоминания. Счастливое детство, не омраченное ни пьянками, ни скандалами. Увлекательные школьные годы, разделенные с верными друзьями. Легко дающаяся учеба и без помощи родителей, учителей в местной школе, занятия спортом. Запоминающийся выпускной, когда он единственный раз в жизни опьянел от шампанского, а затем взрослая жизнь в большом городе. Бюджет в университете, лихое студенчество и мечта стать программистом, которая так и осталась мечтой, после того как его, студента-третьекурсника отчислили из вуза в связи с уголовной статьей. Но даже сейчас, после всей отсидки, вернись Крест в прошлое, он поступил бы точно так же.

— Настена, пойдем обедать. Ты куда?!

Глава 2

— Ты куда, сына? — заволновалась мама, когда вечером Крест, воспользовавшись тем, что та переключила внимание на дочь, засобирался на улицу.

Надоело ловить на себе жалящие недовольные взгляды сестры, чувствовать исходящий от нее негатив. Почему-то здесь, дома, он оказался уязвим и беззащитен перед теми, к кому так жадно стремился. Морально он был готов к тому, что окружающие не скоро забудут его преступление и не единожды напомнят о нем, но вот то, что с порога его оглушит неприятием сестра, этого он не ожидал. Поэтому, как только мама скрылась в комнате Насти, и оттуда донесся возмущенный бубнеж подростка, Крест натянул спортивку, кроссовки и ушел бродить по родным улочкам.

На улице уже темнело, несмотря на то, что дни давно шли на рост. Крест медленно шел по улице, прислушиваясь, наблюдая за тем, как во дворах домов за высокими заборами сельчане занимались домашними делами. Скрип, стуки, невнятный говор, редкие вскрики на фоне свежего весеннего воздуха — все это было давно забытой мелодией, сопровождавшей его первые семнадцать лет жизни.   

У большого дома из красного кирпича под новой, недавно перекрытой крышей в конце улицы Крест остановился. Здесь жил его друг и одноклассник Макс Сладких, косвенно из-за истории с которым Крест и оказался на зоне. Только об этом мало кто знал — сам Макс, Крест и пара друзей в городе. По словам мамы, после произошедшего несчастья семейство Сладких никуда не уезжало из деревни, так и жило здесь в заботах о сыне.

Сквозь забор Крест разглядел на заднем дворе беседку, где в приглушенном свете сгущающихся сумерек в инвалидном кресле угадывалась знакомая фигура. Крест свистнул особым свистом, служившим когда-то средством общения в их мальчишеских играх, и фигура в кресле зашевелилась, принялась оглядываться по сторонам.

— Макс, — Крест свистнул еще раз, махнул рукой, привлекая внимание.

Больно было смотреть на то, как некогда здоровый и крепкий парень превратился в обездвиженного калеку, способного передвигаться только в инвалидном кресле. Зато радость на лице Макса была неподдельная, искренняя, как у мамы.

— Джон! 

Еще одно забытое прозвище.

Крест распахнул калитку, вошел во двор, мужским объятием приветствовал друга. На крыльце дома тут же появилась тетя Галя, мать Макса, привлеченная громким лаем молодой овчарки, бешено скачущей на цепи у конуры в дальнем углу двора. Старина Рекс, рыжий пес с черными подпалинами на брюхе, привыкший ко всем друзьям своего юного хозяина, которого помнил Крест, уже умер.

Судя по тому, как сухо поздоровалась женщина, Крест сделал вывод о том, что она тоже не в курсе, что же на самом деле привело к его аресту и последующему заключению. Что ж, друзья сдержали слово, и никто ничего не узнал. Интересно, а сам Макс?

— Как жизнь? — Крест хоть и не хотел, но не сдержался, скользнул глазами по спрятанным за теплым пледом ногами друга, которые больше ему не служили.

— Знаешь, иногда я думаю, что моя жизнь сложилась все же лучше твоей, несмотря на то, что я теперь калека, — горько пошутил Макс, и Крест понял, что тот все знал. — Спасибо, Джон. — Знал и ценил.

— Джон, — улыбнулся Крест, — ты все так же любитель английского?

— Нет, — вздохнул Макс, — теперь у меня другие интересы: удаленный заработок, прокачка мозгов. Путешествую я теперь исключительно виртуально, благо, интернет и в нашу дыру провели. Стараюсь не раскисать, в общем.  

Они еще долго болтали, сидя в беседке, вспоминали юность, шальное студенчество, разные смешные случаи, коих было немало. Когда уже совсем стемнело, и в беседке включилась лампочка, вокруг которой сразу зароилась мошкара, Макс сказал:

— Зря ты тогда вписался за меня…

— Не зря, — тут же оборвал его Крест. — Случись это еще раз, сделал бы то же самое.

— Этот козел на тебя такую статью повесил, — голос Макса от волнения сорвался. — Я даже не представляю, что ты за столько лет на зоне вынес.

— Ну да, статейка оказалась с плюсом, — Крест невольно усмехнулся. — Только там тоже люди сидят. Люди, которые умеют думать, и способны разобраться, где правда, а где наглое гонево. Если ты за меня переживаешь, — он перевел взгляд на друга, — то напрасно. Я нормально отсидел, спокойно. Не вини себя. Я знал, на что шел.

У Макса от его слов явно полегчало на душе. Вот и непонятно, кому все эти годы было хуже — отбывающему наказание Кресту или пребывающему на воле искалеченному Максу. Правду говорят, у каждого своя тюрьма.

Они еще немного побеседовали о том, о сем, и Крест, отказавшись от чая, начал прощаться. Понимал, что долго задерживаться не стоит — мама будет волноваться, а хотелось еще чуть-чуть прогуляться.

Он решил сделать круг, пройтись по центральной площади, освежить голову. Вокруг уже было совсем темно, но Крест мог найти дорогу даже с закрытыми глазами — настолько все осталось неизменным. Где-то там впереди был клуб, в котором по пятницам, субботам и воскресеньям проводилась дискотека. Вот и сейчас по сотрясающим темноту басам и всполохам в темном небе он понял, что традиционная дискотека начинает набирать обороты. Из любопытства Крест направился туда.

Клуб, в котором проходила дискотека, располагался в здании бывшего коровника. По обеим сторонам зала тянулись ряды стульев, в дальнем конце была сооружена деревянная сцена. Некогда в юности Крест с друзьями тоже заглядывали сюда, сейчас же, оказавшись внутри, он почувствовал себя чужим.

Глава 3

На следующее утро Крест засобирался в уголовно-исполнительную инспекцию территориального отдела внутренних дел. На постановку на учет давалось всего три дня, и тянуть с этим делом не следовало. Отдел полиции располагался в райцентре, в тридцати километрах от их поселка. Рейсовые автобусы ходили туда раз в два часа и, сверившись с расписанием, висевшим в прихожей, Крест направился на остановку.

В десять утра на улицах поселка было малолюдно — дети находились в школе, а рабочий класс уже уехал утренним рейсом на работу — кто в райцентр, кто на железнодорожный вокзал, чтобы оттуда на электричке отправиться в областной центр. Здесь работать кроме как в школе, магазине или на хлебокомбинате за поселком больше было негде. Раньше был еще деревообрабатывающий завод, но несколько лет назад его закрыли.

Сам поселок состоял в основном из деревенских домов, да двух пятиэтажек, выглядевших здесь великанами. В самом центре располагался единственный в селе магазин, где продавалось самое необходимое, за ним чуть поодаль — территория школы и клуб, дальше, ближе к окраине стояла церквушка, за ней простиралось кладбище, частично скрываемое лесом, а справа полуразрушенная усадьба, построенная здесь два века назад для графского семейства.

Возле остановки уже скопился народ. Мужчина преклонного возраста читал газету на лавочке, рядом с ним устроились две старушки, держа в руках пустые тележки для продуктов, чуть дальше прогуливалась вперед-назад молодая женщина с ребенком на руках. Так как магазин в поселке был один и небольшой, ассортимент в нем довольно быстро заканчивался, вот жители и ездили в райцентр, где кроме сетевых магазинов, был еще и рынок. Там же была и областная больница, а в селе отсутствовал даже аптечный пункт.

До прихода автобуса оставалось еще немного времени и, остановившись неподалеку, Крест приготовился к ожиданию. Ленивым взглядом он окидывал слегка подзабытую картину родных мест, наслаждался свободой, как вдруг услышал приглушенный голос одной из старушек:

— Смотри-ка, сын Екатеринин никак вышел.

— Кто? Женька, что ли? Тот, что за насильничество-то сидел?

— Ага, он самый. Ох, что же теперь будет. Теперь девкам по улице ходить страшно.

— А помнишь, что говорили? Он ее до полусмерти избил, а она беременная была!

Хоть и переговаривались бабки шепотом, Крест слышал каждое их слово, произнесенное не только с восторженным страхом, но и с нескрываемым интересом (как же им хотелось всласть пообсуждать его грехи). И не только он. Молодая женщина испуганно покосилась в его сторону и, взяв ребенка на руки, отошла подальше. Пожилой мужчина тоже оторвал взгляд от газеты и презрительно хмыкнул.

Ага! Избил, убил и съел! Какой только чушью не обросла его история! Неудивительно, что родные напряглись после его возвращения, а родная сестра и вовсе возненавидела. Он не мог за это на нее сердиться, потому и ушел вчера после ее колких слов у клуба, ничего не сказав. А все остальные… а на остальных плевать, пусть говорят, что хотят!

Уже в автобусе, пройдя в самый конец салона подальше от любопытных ворчливых бабок, Крест устроился возле окна. Беглым взглядом он прогуливался по мелькающим пейзажам — лесам, полям, деревням, уносясь памятью в прошлое. Когда-то он чуть ли не ежедневно ездил этим маршрутом, даже не догадываясь о том, что будет лишен воли предстоящие несколько лет.

От автобусной станции до отдела полиции нужно было еще пройти пешком. Пока шел, Крест приглядывался к знакомым местам. За годы его отсутствия райцентр сильно преобразился — в центре выросли многоэтажки под самое небо, выстроился торговый центр, а на площади перед ним теперь журчал фонтан. А вот отдел полиции, расположенный по соседству, остался прежним, все тем же серым двухэтажным зданием, мрачным, темным пятном, выделяющимся на фоне ярких вывесок на торговом центре.

Часа полтора Крест просидел в коридоре, ожидая сотрудника, к которому его отправили для постановки на учет. Изучил вдоль и поперек все надписи и объявления на выцветшем стенде, запомнил каждую строчку под черно-белыми лицами под общим названием «Их разыскивает полиция». Когда надоело ждать в душном помещении, вышел на улицу, где на свежем воздухе ему невольно вспомнился прошедший вечер — Макс, клуб, Аля, Настя.

Колкие слова и поведение сестры задели, но ровно настолько, чтобы задуматься — а может, действительно, он был неправ, когда схлестнулся с тем ментом? Хотя нет, он был бы не он, если бы поступил иначе, а сестре не понять мужской дружбы. Как и Але, как и любой другой девушке.

Аля вчера явно не получила того, чего ожидала. Вместо насыщенного и интересного вечера Крест просто проводил ее до дома, пообещав заглянуть на днях — пока романтические интрижки, еще и с дочерью участкового, в его планы не входили. Вряд ли папа будет рад, если дочь начнет водить дружбу с лицом с уголовным прошлым. Да еще каким! Кстати, и сейчас Крест ждал как раз Алиного родителя. Уже долго ждал, начиная постепенно терять терпение.

Вот так всегда — полтора часа нудного ожидания и двадцать минут самого процесса. Перед тем как отпустить Креста, участковый провел краткую воспитательную беседу о необходимости встать на путь исправления и, чтобы у того не возникло искушения снова свернуть на скользкую дорожку преступности, настоял на немедленном трудоустройстве бывшего зэка как одном из условий его спокойного проживания в поселке.

В службу занятости, чьи координаты дали ему в полиции, Крест обращаться не планировал. Решил попробовать устроиться самостоятельно, для начала хотя бы на хлебокомбинат.

Глава 4

Город встретил его шумом, пылью, поднимаемой колесами летящих по проспектам автомобилей, нервными гудками, доносящимися из недолгих пробок, множеством лиц в пестрой толпе. В глаза сразу бросилось, что людей на улицах как будто прибавилось, да и сам город стал шире, ярче, шумнее. Или это он изменился, привык к ограниченным территориям и вечному потолку над головой?

Зато здесь дышалось легче и свободнее, несмотря на кажущийся дефицит свежего воздуха. Потому что здесь и, к сожалению, в отсутствие мамы и сестры он не чувствовал себя виноватым и жалким. Он не был ни страшным человеком, преступившим закон, и присутствием которого нужно тяготиться, ни дураком, сломавшим себе жизнь. Здесь у него даже остались друзья, если, конечно, они не забыли его со времен студенчества.

Но он сейчас пойдет не к тем друзьям, дружба с которыми зародилась, когда он был просто Женькой или Жекой. Сейчас он пойдет к Валету, человеку, который, как и он, привык к кличкам, а не именам.

С Валетом они сидели вместе, тот попал на зону за торговлю оружием. Несмотря на разницу в возрасте (Валет был старше на несколько лет), они быстро нашли общий язык, и перед выходом на свободу Валет оставил Кресту адрес и телефон, наказав обязательно заглянуть, когда срок закончится. Крест наделся, что тот поможет ему определиться если уж не с работой, то с крышей над головой на первое время, а дальше видно будет.

— Чем заниматься планируешь? — глаза Валета лучились от радости от встречи с бывшим «коллегой». — Не определился еще?

— Думаю пока.

Крест оглядел просто обставленную кухню, без новомодных штучек вроде посудомойки, но тем не менее чистую и уютную. На подоконнике цветы, холодильник облеплен разнокалиберными магнитами. В духовке ароматно готовилось мясо. У раковины, накрыв для мужчин стол, споласкивала посуду подруга Валета, Мария. Примерно ровесница Креста, со смешным хвостиком на макушке, она производила впечатление счастливой замужней дамы, озабоченной лишь домашними делами. Поверх трикотажного брючного костюмчика на ней был фартук, который, однако, не скрывал ее слегка располневшую талию.

— Поздравляю, — улыбнулся Крест, глазами указывая в сторону покинувшей кухню подруги Валета. — Молодец, — похвалил, порадовавшись от чистого сердца.

Тот приосанился, невольно загордился.

— Ага, прикинь, говорит, беременная я. Бери меня замуж.

— А ты?

— А я и говорю, возьму, но только когда родишь. А то что это получается? — понизил Валет голос и полез в стоящий рядом холодильник. — Баба, а будет указывать, что мне делать? Не, так не пойдет, — поставил в центр стола бутылку водки. — Баба должна знать свое место и слушать мужика.

Крест не сдержал улыбки. Знакомые речи. И сам Валет не изменился, даже внешне. Все та же бритая, сверкающая лысиной, голова, смешливые, веселые глаза, громкий, раскатистый голос.  

— Не-не, я не буду, — отказался Крест от выпивки, когда хозяин выставил на стол стопки.

— А точно, ты же говорил, что не пьешь, — вспомнил Валет. — Что, совсем не будешь? Может, опрокинем по одной? За встречу, за освобождение?

— Да ну, неудобно, — отчего-то смутился присутствия беременной Маши Крест, качнул головой в сторону зала.

— А че неудобно-то? — чуть ли не взревел Валет, но быстро осекся: — Хотя, — задумался, — может ты и прав. — Кинув взгляд на духовку, он подмигнул. — Это мы съедим позже, а сейчас пошли в кабак, тут недалеко. Там обо всем и потолкуем без лишних ушей.

Пока обувался, Крест слышал, как Валет негромко сказал жене (с первого же взгляда на них у него почему-то сложилось впечатление, что они семья, и неважно, что не расписаны):

— Маш, на диване постелешь, ладно? Ночью придем.

Что ответила Маша, Крест не услышал, но, видимо, она не возражала. Наверно, и вправду в семье Валета его слово — закон.

За освобождение и встречу было грех не выпить, поэтому Крест согласился, но ограничился пивом, а Валет заказал водки и много закуски. Уже через полчаса Крест чувствовал себя вполне раскованно, бередившие душу мысли улетучились, жизнь больше не казалась пущенной под откос. Стало легко и свободно. Он словно стал сам собою.  

За разговорами и воспоминаниями время летело быстро. На город опустилась ночь, за окнами зашумело, зашуршало. Ощутимо запахло озоном. Народу в кабак сразу набилось много, мало кто хотел мокнуть на улице под проливным дождем. Кто не нашел свободных столиков, устраивались прямо на подоконниках, благо их ширина позволяла.   

Они сидели почти у самой двери, близко к окну, поэтому, когда внутрь забрел бомжеватого вида мужик, Крест сразу его учуял по характерному запаху.

— Фу, *ля! — скривился он и посмотрел через плечо. — Ну и вонища!

Валет тоже с брезгливым отвращением оглядывал забившегося в угол алкаша.

— Что за синяк? — Крест зажал нос пальцами. — П****ц, *ля!

— А это наш Ромка-алконавт, да, Рома? — заржал над бедолагой Валет и, уже обращаясь к Кресту, чуть понизив голос, поведал: — Прикинь, ментом раньше был, а как вышибли из ментовки, спился. Вот ведь как бывает, а?

Алкаш, заметив, что на него обратили внимание, обрадовался, осмелел. Подошел к их столику совсем близко и, протянув дрожащую руку, заблеял:

Глава 5

При свете дня найти избушку Ромки-алкоголика оказалось проще простого. Это был крайний дом в небольшом переулке, после которого шел спуск к пруду, непонятно каким образом очутившийся в сердце города. Видимо, когда-то именно отсюда началась закладка городища, из которого потом разросся целый областной центр, а иначе как объяснить, что здесь среди кучи высотных домов затерялся частный сектор. Как его еще не снесли и не построили на его месте новомодный торговый дом или бизнес-центр?

Дверь была не заперта. Бывший мент громко храпел, раскинувшись на полу прямо посреди захламленной кухни. Загаженный пол, поломанная мебель, остатки еды на ободранном столе, целая галерея пустых бутылок и в руке у Ромы — вчерашний «подарок» Креста, измазанная землей бутылка из кабака.

— Достал, значит, — усмехнулся Крест и несильно пнул безвольное тело. — Але, подъем!

Безуспешно. 

— Просыпаемся! — еще пара пинков, и хозяин дома зашевелился, заворочался, промычал что-то нечленораздельное и, с трудом приподняв чугунную голову, мутным взором огляделся. — Подъем-подъем! Давай!

Когда алкаш снова уронил голову и, по-видимому, собрался дрыхнуть и дальше, Крест откупорил принесенную бутылку и тонкой струйкой плеснул ему водки на лицо. Учуяв знакомый запах и желанный вкус, Рома тут же проснулся.

— Будешь? — Крест покачал перед его глазами бутылкой. — И жрачка есть, — показал и пакет с едой. — Вставай, а то уйду, — и, не дожидаясь ответа, пошел на свежий воздух. Находиться в вонючем доме было невыносимо.

Через некоторое время на улицу выполз и Рома. Вид у него был удручающий — заросшее щетиной одутловатое лицо землистого цвета, косматые, торчащие в разные стороны волосы, красные, воспаленные глаза. Он мелко дрожал всем телом, то ли от уличной прохлады, то ли от похмелья. Увидев Креста, протер глаза и спросил севшим, пропитым голосом:

— Ты кто?

— Что, не узнаешь? А сам в гости вчера зазывал.

— Ща, пацан, погоди, — держась за стену дома, а там, где опоры не было, просто шатаясь из стороны в стороны, он доковылял до такого же засранного туалета и, быстро сделав там все свои дела, вернулся обратно. Загремев уличным рукомойником, поплескал водичкой себе в лицо — типа, умылся, и наконец обратил внимание на щедрого гостя. — Не узнаю что-то тебя, — посетовал он, подходя ближе и приглядываясь к Кресту. — Память подводит.

— Оно и видно, — тот осмотрел его с головы до ног, поражаясь в душе тому, насколько непредсказуема жизнь. Вчера ты царь и бог, а сегодня — никому не нужная шваль, опустившееся ничтожество. Но если честно, ему трансформация бывшего мента даже понравилась. Вот уж кого не жалко…

— Погоди… Ты же… — память оставила бывшего полицейского, да не совсем. В его голове словно что-то щелкнуло, и он вспомнил. Вспомнил все. Лицо его вытянулось, в глазах мелькнула злость. — Евгений Крестовский, — выпалил он с ненавистью.

— Ого, — расплылся в улыбке Крест, — вспомнил?

— Я тебя никогда не забуду! Это же ты, — распалялся все больше алкаш, — ты мне лицо порезал!

— Скажи спасибо, что просто лицо, — Крест продолжал улыбаться.

Рома сжал кулаки, весь подобрался — в нем проснулся прежний мент, но через мгновение, видимо, вспомнив, кто и что он сейчас, расслабился, угрюмо бросил:

— Что надо? Зачем пришел?

Опустился на уже просохшее после ночного дождя крыльцо и, уставившись невидящим взглядом в воображаемую точку, замер. Скорее всего, унесся мыслями в прошлое.

— Все-таки, есть в жизни справедливость, да, Ром?

Крест сел перед ним на корточки, все также улыбаясь. И эта улыбка бесила бывшего мента больше всего.

— Пришел позлорадствовать?

— Поесть тебе принес, — улыбки больше не было, остался колючий, пристальный взгляд, — и похмелиться, — Крест протянул пакет. — На, ешь, — тот колебался, — бери.

На этот раз голод и жажда пересилили.

Бывший зэк смотрел, как жадно, откусывая большие куски колбасы и отламывая хлеб, ест Рома, и думал о том, что его судьба все же сложилась лучше. Поломанная, исковерканная, но не убитая до конца. А вот здесь уже конец — ничего хорошего не будет. Самое дно жизни.

— М-м-м, — алкаш, отпив водки прямо из горла, застонал от удовольствия. Закончив трапезу, он закрыл глаза и откинулся навзничь. Вот и все, и не нужно больше ничего человеку.

— Ловко ты меня тогда по статье отправил, — негромко обронил Крест, уже без тени улыбки наблюдая за Ромой. — Терпилу где-то нашел. Кто она? — стало интересно, а как у нее все сложилось? Этого-то товарища жизнь сама наказала, а той захотелось взглянуть в глаза.

— Таюрских Олеся Игоревна, улица Коммунальщиков, двадцать три, — словно прочтя его мысли, пробубнил-процитировал протокол бывший мент и, с трудом приняв сидячее положение, вновь присосался к бутылке. Он снова был пьян.

— И как ты ее уговорил? Оговорить человека? Купил? Запугал?

— Пф-ф, деньги. Деньги решают все, — забормотал захмелевший Рома. — Очень большие деньги, — это было последнее, что он сказал внятно, остальное Крест не разобрал. Да и не стал больше слушать, просто ушел. 

Глава 6

На следующее утро Крест отправился на поиски работы. Он надеялся на то, что в городе устроиться со «статьей» будет гораздо проще, тем более в паспорте такая отметка не ставилась. Однако на прямой вопрос работодателя о судимостях соврать не поворачивался язык, и он отвечал как есть. Ведь при трудоустройстве такую информацию наверняка будут проверять. Посетив несколько организаций, где мог бы работать по своему профильному образованию, и получив отказ, Крест понял, что на нормальную работу после отсидки устроиться не удастся. Валет намекал, что можно крутиться и по «его» делам, но не хотелось рисковать и снова возвращаться на нары. Однако неприятный осадок остался, саднил, мутил душу.  

Ноги сами понесли его на улицу Коммунальщиков. Эта дрянь, наверное, как раз только проснулась! Вчера примерно в это же время она нежилась на солнышке, попивая кофеек. И сегодня он не уйдет просто так, выскажет ей все, что думает! Это из-за нее он оказался в тюрьме, из-за нее впустую потратил восемь лет жизни, а теперь и саму жизнь наладить не может. Из-за нее у него ничего нет. Ни семьи, ни работы, даже жить негде. Некогда она хорошо наварилась на нем, благодаря тому, что выступила в роли жертвы, и сейчас живет припеваючи. Будет справедливо потребовать от нее…

Деревянный забор был низким, местами доски и вовсе болтались, поэтому проникнуть на участок не составило труда. Погода стояла не по-весеннему жаркой, и окно на первом этаже было открыто нараспашку. Ловко уцепившись за подоконник, Крест подтянулся и вскоре уже оказался в небольшой комнатке.

Половину ее занимала кровать, в данный момент с небрежно откинутым одеялом и помятой подушкой, шкаф-купе и комод. В доме было тихо, лишь в ванной шумела вода. Похоже, девица снова плескалась в душе. Осторожно Крест прошелся по дому. Комната на первом этаже была всего одна, рядом кухня, просторная и светлая за счет того, что окна располагались с двух сторон. Прихожая. Никаких мужских вещей, лишь женская да детская одежда и обувь. Затем поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж. Там на всю площадь простиралась одна большая комната, судя по обстановке, детская. В это время дочка, видимо, была в школе, как и сказала соседка. Так же тихо спустившись обратно, Крест вернулся в спальню, сел на край незаправленной кровати и принялся терпеливо ждать.

Вскоре шум воды стих, послышались легкие торопливые шаги, и на пороге комнаты появилась мадам Таюрских, в халате и с полотенцем в руках. Она усиленно промокала волосы, поэтому не сразу заметила нежданного гостя, а заметив, застыла на месте. И по ее глазам он понял — она узнала.

— Ты? — вырвалось у нее от изумления.

— Я, — просто ответил Крест и улыбнулся совсем не по-доброму. Скорее, наоборот.

— Тебя выпустили? — пробормотала она и вроде бы испугалась, что произнесла это вслух.

— А ты надеялась, что я никогда не выйду? — усмехнулся он, медленно обводя ее взглядом с головы до ног и обратно.

Она под его взглядом будто съежилась, крепче прижала полотенце к груди. Попятилась было, но, натолкнувшись на стоявший позади комод, застыла.

— Радует, что ты меня помнишь, — искренне удивился он, — а вот я тебя совсем не помню. Как и не помню того, что у нас с тобой вообще что-то было, — его лицо окаменело, превратилось в бесстрастную маску. — Нах*ра ты на меня заяву накатала?! — в его голосе зазвучали угрожающие нотки.

Девица еще больше смутилась. Глаза ее забегали, но отвечать на прямой вопрос в лоб она не стала. По какой причине, неизвестно.     

— Ну и как тебе живется? — Крест встал с кровати, медленно шагнул к ней. — По ночам спокойно спишь? Совесть не мучает?

Она вся подобралась. Все так же пряча глаза, отшатнулась от него, тем самым давая ему возможность зайти ей за спину и остаться там.  

— А… а за что она меня должна мучить? — неуверенно пробормотала она, косым взглядом отслеживая его перемещения.

— Вот прямо совсем не за что, да? — из-за ее плеча Крест заглянул ей в лицо. Она была выше среднего роста, и ему даже наклоняться не пришлось. В нос сразу же ударил едва уловимый, но дразнящий запах либо геля для душа, либо шампуня. И кожа щеки перед глазами казалась мягкой, бархатистой.   

— Мне… мне сказали, что ты преступник…

Она вздернула голову, глядя прямо перед собой, и Крест не удержался, заскользил глазами по нежной шее вниз. Туда, где разъезжающаяся ткань халатика угрожала обнажить грудь.  

— Да сказать можно что угодно, — слегка нараспев парировал он, не отрывая взгляда от ее округлостей. В горле пересохло, и он, сглотнув, облизал губы. Черт, у него давно не было секса! Усилием воли Крест заставил себя снова взглянуть ей в лицо. — А если я сейчас про тебя скажу, что ты шлюха подзаборная, ты, что, ею автоматически становишься?! — вызывающе и громко спросил он.

Она не ответила, лишь губы поджала и слегка покраснела. Крест усмехнулся. Неужели у нее еще совесть есть? Вот только поздно! Поздно, милая моя!

— Ну что? Много бабла на мне заработала? — он снова вернулся на кровать и сверлил ее взглядом. Пристальным взглядом, в котором сочетались ненависть и презрение и таилась угроза.

— Нет, — твердо ответила она и, мимолетно стрельнув по нему глазами, запахнула плотнее халат. Видимо, почувствовала на себе его раздевающий взгляд.

Крест ухмыльнулся, еще раз облизал губы. А что? И фигурка у нее классная, и ноги стройные, и грудь имеется. И на мордашку симпатичная, большеглазая.

Глава 7

Она это лицо запомнила на всю жизнь! Еще тогда несколько лет назад, когда упивающийся своей властью майор в обмен на «защиту» стребовал с нее заявление об изнасиловании. И фотку показал парня, по которому, с его слов, тюрьма плакала. В память так и врезалось худощавое лицо с глубоко посажеными глазами, упрямо поджатыми губами и несмиряющимся взглядом. Несмотря на то, что она каждый день видела перед собой множество лиц, это лицо она так и не забыла. Потому что знала, что он может выйти и отомстить за оговор. Боялась этого, хотя майор и уверял, что ничего не будет. И где теперь этот майор, и где оговоренный?

— Мам, ну ты что? — Настя изумленно таращилась на нее, с бледным лицом застывшую у раскрытой дверцы шифоньера.

Олеся тряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли, вытащила из стопки вещей домашнюю одежду дочери.

— Переодевайся, — бросила коротко ей и снова застыла в тяжелых раздумьях.

Что же делать? Внизу — преступник, а наверху — она с дочерью…

— А ты почему рано пришла? — осенило вдруг ее, когда взгляд упал на розовенький будильник на высоком комоде. По времени она не опоздала, собиралась встречать дочь как обычно.

— У нас не было одного урока. Я тебя ждала-ждала, а потом пошла сама.

— Так, ладно, — выдохнула Олеся, набираясь решимости спуститься на первый этаж на разведку. Может, он все-таки ушел? Если решил напасть на нее, то лишний свидетель в лице ребенка ему ни к чему. Она на это очень надеялась. — Оставайся и жди меня здесь, — строго наказала дочери.

Плотнее запахнув халат, Олеся осторожными шажками начала спускаться по скрипучей лестнице. Вот черт! Даже если захочешь, незамеченной не останешься! Как и переодеться не получится, ведь вся ее одежда находилась у нее в комнате, в которой не было двери, и весь первый этаж свободно просматривался из любой точки. Оказывается, кроме кухни и именно с того места, где она сейчас стояла.

Олеся замерла на первой ступеньке у самого основания лестницы. Вокруг стояла тишина. В душе робко всколыхнулась надежда. Может, он все-таки ушел? Она вытянула шею и попыталась заглянуть за косяк двери, ведущей в кухню.

— Нервничаешь? — его голос раздался громко и неожиданно близко, заставив ее вздрогнуть. Тут же перед глазами появился и он сам, держа в руке кружку с чаем. Настину кружку с яркими цветами. Заметив ее испуг, он нагло усмехнулся, при этом глаза его остались серьезными, и снисходительно кинул: — Расслабься.

— Уходи!

Она не могла позволить себе испугаться! Наверху — дочь, и единственным защитником и дочери, и себя самой была она.

— Не-а, не уйду, — его как будто забавляла вся эта ситуация. Отпустив агрессию, он теперь просто пялился на нее и посмеивался. — Уйду, когда сам захочу, — он отхлебнул из кружки и улыбнулся кончиком губы.

— Я вызову ментов, — прибегла Олеся к угрозе, в душе прекрасно понимая, что никаких ментов она не вызовет. Не в ее ситуации. Только на посмешище себя выставит…

— Вызывай, — еще раз отхлебнув, он сделал два шага назад, не сводя с нее взгляда, и опустился на табурет, всем своим видом показывая, что чувствует себя как дома, — но знай — просто так я не позволю себя закрыть. Чтобы зазря не сидеть, сделаю тебе чего-нибудь… Поняла?!

— Что тебе нужно?!

Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:

— Денег.

— Денег у меня нет! — строго оборвала она его, а мысленно воззвала: — Ну, убирайся уже, ну!

— Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?

— Твое какое дело?! — разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! — Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! — а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. — Пошел вон!

Его лицо моментально изменилось — стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.

— Что ты сказала?! — угрожающе прошептал он, нависая над ней.

Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче — можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…

Настя! И снова Настя спасла положение.

— Ма-ам, — услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.

Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:

— Привет.

Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.

Глава 8

Уходя из дома Таюрских, Крест уже не чувствовал ту злость, которая, собственно, и пригнала его туда. Наоборот, в душе колыхнулось что-то вроде жалости. Разумеется, жалость эта относилась к дочери Олеси, а не к ней самой. Только из-за нее он не стал продолжать разборки с мадам Таюрских и ушел ни с чем, так и не узнав, что же двигало той, когда много лет назад она давала против него показания. И дом, и обстановка в нем были небогатыми, даже треснутое стекло в кухонном окне не спешили заменить. Куда же она те деньги-то потратила, что получила за клевету?

Впрочем, и дураку понятно, что требовать чего-то от этой девицы теперь уже бесполезно, лучше направить все усилия на то, чтобы начать новую жизнь. И первым делом следовало устроиться на работу. Еще день он без толку проходил по более-менее приличным конторам, где вновь получил отказ, а вот на местном рынке срочно требовались грузчики, и на его судимость никто не обратил внимания. Оплата была сдельной и зависела от выполненного объема работы, что Креста вполне устраивало. И хотя к вечеру он порядком устал, полученными деньгами остался доволен. Поднакопив, он сможет снять собственное жилье, пусть совсем небольшое, в самом дальнем районе города. Хоть Валет и уверял его в том, что он может жить у них сколько угодно, Крест понимал, что стесняет «молодую семью», а вскоре ведь еще и ребенок появится.

На следующий день разгрузки было немного, и они с ребятами управились до обеда, а новой поставки товара в этот день не предвиделось. Уже на выходе с рынка Крест заметил корзинку с копошащимися в ней белыми комочками и снова вспомнил девочку с грустными серыми глазами, так похожую на его сестру. Полчаса спустя он уже стоял возле дома Таюрских, держа на руках маленькое пушистое создание.

Потоптавшись у калитки, он понял, что дома, скорее всего, никого нет — окна плотно закрыты, дверь — тоже. Видимо, Олеся ушла за дочкой в школу. Будь она дома, давно бы его увидела и вышла узнать, что он здесь делает.

Решая не привлекать лишнего внимания соседей, Крест подцепил крючок на калитке и прошел на участок, устроился на лавочке. Погода была солнечной и теплой. Щенок, всю дорогу провозившийся на его руках, пригрелся, успокоился и, кажется, задремал. И Крест тоже прикрыл глаза, позволил себе ненадолго расслабиться.

— Ты что тут делаешь? — раздалось совсем близко.

Открыв глаза, он увидел застывшую напротив него Олесю, а рядом стояла Настя, в школьной форме и с рюкзаком на плечах.

— Зачем опять пришел? — поджав губы, поинтересовалась Таюрских и, понизив голос, добавила: — Я же просила — не при ребенке!

Крест медленно поднялся. Какая-то нервная она слишком… Может, от страха? Боится его?

— Я не к тебе, — он перевел взгляд на Настю, тепло улыбнулся: — Привет.

— Привет, Женя, — девочка в ответ тоже улыбнулась, немного покосившись на мать.

— Смотри, кого я тебе принес, — Крест подошел ближе к девочке и опустился на корточки, чтобы показать ей щенка. — Знаешь, как называется это порода?

Настя покачала головой, с интересом разглядывая белый комочек в его руках.

— Это шпиц. Он вырастет совсем небольшим.

Настя кивнула и улыбнулась еще шире, потом быстро взглянула на мать. Чувствовалось, что при ней она боялась лишнее слово произнести. Но любопытство все же взяло верх.

— А это мальчик или девочка? — спросила она с придыханием.

— Мальчик. Хочешь погладить?

Настя пожала плечиками.

— Я боюсь, — призналась она.

— Не бойся, он очень добрый и не тронет тебя, — пообещал Крест.

Он краем глаза отметил, как Олеся едва не задохнулась от возмущения, даже дар речи потеряла. В это время девочка, напротив, немного осмелела, освободила ладонь из руки матери и сделала шаг вперед. Как только рука ее коснулась пушистой шерстки, в глазах загорелся восторг.

— А как его зовут?

— У него пока нет имени. Как ты хочешь его назвать?

— Так, все, хватит! — не выдержала Олеся, хватая дочь за руку и дергая ее на себя. — Настя, иди в дом!

— Но мама…

— Я кому сказала, иди в дом!

Однако девочка отошла лишь на несколько шагов.

Олеся же уже не стеснялась в выражениях, обращенных к Кресту:

— Ты совсем охренел?

— Слушай, я пришел с миром…

— Зачем ты вообще пришел? Зачем эту собаку принес? Что ты хочешь?

— Твоя дочь боится собак, и этот страх надо искоренять в детстве…

Она не позволила ему договорить.

— Какое твое дело до страхов моей дочери?

Было видно, что девица явно на взводе, а не просто нервная.

— У тебя, что, день не задался? — спокойно поинтересовался Крест. — На ребенке зачем срываешься?

Олеся молча развернулась и, снова схватив дочь за руку, потащила ее к дому. Но Настя стала упираться.

— Мама! — голос девочки сорвался. — Мама, я хочу посмотреть на щеночка! Мама, ну пожалуйста…

Глава 9

Олеся сомневалась до последнего. Вариант оставить дочь с незнакомцем, так неожиданно ворвавшимся в их жизнь, видимо, никак не укладывался в ее голове. Крест и не удивлялся — сам бы с подозрением отнесся к такому предложению, коснись он его дочери или сестры, например. Потому и молчал выжидающе. Понадобится — скажет, а пока ему не хотелось уходить. Настя своим присутствием и непосредственным поведением снова и снова возвращала его в прошлое, не омраченное преступной историей.  

Однако маме Насти его персона явно была не по нраву. Хотя, возможно, отчасти ее нервозность и напряжение объяснялись все той же невозможностью пристроить ребенка на ночь. Во время обеда Олеся сидела молча, почти не притронувшись к еде.

— Мама, я поела! — радостно известила Настя, вылезая из-за стола.

— Молодец, — тихо отозвалась та, переведя на дочь растерянный взгляд. Несколько секунд она словно пыталась вернуться из паутины мыслей, унесших ее далеко от кухни, потом наконец спросила: — Сегодня много уроков задали?

— Мамочка, можно я сначала с собачкой поиграю? — девочка умоляюще сложила руки.

— Хорошо, поиграй…

Вяло улыбнувшись, Олеся потянулась к мобильному, застрочила кому-то сообщения, искоса кидая настороженные взгляды на Креста, как будто боялась, что он подсмотрит, прочтет написанное.  

В отсутствие Насти говорить им было не о чем, поэтому, понаблюдав некоторое время за хозяйкой, Крест поднялся и, собрав пустые тарелки со стола, отнес их в раковину. Таюрских никак не отреагировала на то, что он хозяйничает на ее кухне. Погруженная в свои проблемы, она словно перестала замечать его присутствие. Прочитав входящее сообщение, она непроизвольно хмурилась, покусывала губы и снова начинала что-то усердно строчить.

В это время в дверях появилась радостная Настя со щенком на руках и потянула Креста в свою комнату наверх. Еще раз взглянув на мрачную хозяйку, поглощенную перепиской, он проследовал за девочкой.

Настя так и светилась от счастья, что не могло не радовать. Крест расслабился, наблюдая за игрой девочки с собакой, ощутил себя в почти семейной обстановке. Вместе они придумали щенку имя. Так как он был белый и пушистый, словно воздушный, было решено назвать его Зефир.

Примерно час спустя на лестнице послышались торопливые шаги. Олеся тревожно посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на Креста и, видимо, убедившись в том, что все это время они мирно играли, немного успокоилась. Ее взгляд расслабился.

— Настя, пора уроки делать, — устало проговорила Таюрских, расстегнув молнию на ранце дочери. Достав из него стопку учебников и тетрадей, она сложила на письменный стол. — Давай-давай, садись.

Девочка вздохнула и поднялась с ковра.

— Женя, ты же не уйдешь? — она взглянула на него с надеждой и пообещала: — Я быстро уроки сделаю!

— Не уйду, — в свою очередь дал обещание он и, тоже поднявшись, подозвал собаку. — Мы с Зефиром пока во дворе погуляем.

С уроками Настя расправилась, действительно, скоро, и они вновь оказались в кухне, которая служила одновременно гостиной. Дело шло к вечеру, и нервозность Олеси все возрастала, ощущалась уже почти физически. Даже занимаясь готовкой, она ни на секунду не расставалась с телефоном, причем, как заметил Крест, когда экран начинал светиться, и на нем белела телефонная трубка, она намеренно игнорировала входящий звонок. Видимо, предпочитала письменное общение живому, пусть и на расстоянии.

— Мама, а сегодня баба Нюра придет? — подняв глаза на мать, неожиданно поинтересовалась Настя.

— Нет, она … не придет, — покачала головой Олеся и поспешно отвела глаза. Подавила тяжкий вздох, как показалось Кресту.

— Мама, я не хочу ни к кому идти ночевать, — серьезно заявила девочка. — Я хочу спать дома!

Олеся вроде собралась что-то возразить, однако мобильный известил о новом сообщении. Она кинула взгляд на дисплей, но содержимое полученного послания ее, видимо, не обрадовало. Она бросила нож, которым чистила картошку, в раковину и, вцепившись пальцами в край столешницы, замерла, уставившись невидящим взглядом в стену. Напряженно думала.

Воспользовавшись тем, что Настя отвлеклась на щенка, который побежал в комнату, Крест подошел вплотную к девушке и заглянул ей в лицо. И без того большие глаза стали еще больше. Они горели на бледном лице, и снова Крест подумал, что она очень красива. Красива, но устала. Замучена жизнью.

— Так и будешь отказываться от помощи? — добавил уже мягче: — Я ведь действительно хочу помочь.

— Если ты ей хоть что-то сделаешь… — горячо зашептала Олеся, но тут же осеклась под его взглядом.

— Не сделаю, — серьезно сказал он.

— Я буду звонить каждый час, — помолчав, предупредила она.

Крест усмехнулся и даже головой покачал.

— Хотелось бы поспать ночью, мне с утра тоже на работу.

На том и договорились.

Перед уходом, уже одевшись, Олеся снова замешкалась в прихожей. Притянула к себе дочь и, гладя ее по голове, дрожащим голосом начала:

— Настенька, если что…

— Да все хорошо будет! — резко прервал ее Крест, понимая, что она сейчас чего доброго еще и напугает ребенка. Глазами сделал ей знак, надеясь, что та поймет.

Глава 10

Материнское сердце было не на месте. С каждым шагом в голове словно отдавало — «Как-ты-могла-оставить-Настю-с-ним?», «А-если-он-ей-что-нибудь-сделает?!», «Убьет-изнасилует-покалечит?!». Олеся боролась с этими мыслями, как могла, упорно и не очень успешно доказывая себе, что с ребенком ему сводить счеты незачем. Ведь он и вправду не педофил… и не насильник… наверное…

Раньше казавшаяся долгой дорога в этот раз осталась незамеченной. Сойдя с автобуса, пребывая все еще в неспокойных пугающих мыслях, чисто на автопилоте, Олеся дошагала до больничного комплекса и скрылась в его разросшемся саду. В сгущающихся сумерках на полупустынной территории обычно было страшно, но только не сегодня. Сегодня она гораздо больше боялась за дочь, чем за себя.  

Она привыкла так ходить, надеясь, что никто не сможет отследить ее настоящий путь на «работу» (хотя кому это надо?). Для всех из ее окружения и прежде всего для себя самой она работала именно в этом учреждении — частном хосписе, расположенном на территории городской больницы.

Выйдя с противоположного конца больничного парка, Олеся свернула на узкую улочку, ведущую в старую часть города. Дома здесь были в основном трехэтажные «сталинки» из двух или трех подъездов, а в их «офисном здании», так вообще, один из подъездов выходил на противоположную от двух других сторону — что было на руку и «фирме», и «клиентам». Да и, честно говоря, жильцам остальных подъездов. Никаких вездесущих бабок-соседок, никаких нарушений тишины, а значит, и никаких жалоб. «Фирма» выкупила все квартиры с этой стороны дома и разместила там своих «сотрудников» и на постой, и на работу. И только она, Олеся, была здесь приходящей…

Она уже опаздывала. Это Олеся поняла по тому, что парковка перед домом в этот «ранний» час не пустовала — две или три машины смутно поблескивали капотами в дальнем углу. Во избежание разборок с «руководством» Олеся ускорила шаг…

Обшарпанное с улицы здание производило обманчивое впечатление, ведь стоило ступить вглубь подъезда и подняться на второй этаж, как старый с виду дом превращался в современную и чистую «гостиницу», где за каждой из четырех толстых дверей на этаже скрывалась роскошная квартира. За каждой, кроме одной — там и жил «обслуживающий» персонал. И «охраняющий» вместе с ним. А для персонала роскошной квартиры не полагалось.

— Опаздываем, — беззлобно бросил ей охранник на третьем этаже, и Олеся улыбнулась ему нервной улыбкой.

— Ты где ходишь?! Почему так долго?! — зашипела на нее Марта, «начальница». — Быстро переодеваться! — и уже в спину сердито крикнула: — А с лицом что?!

— Привет, — поздоровавшись с «коллегами», Никой и Ангелиной, уже готовыми работать, Олеся прильнула к зеркалу. Лицо как лицо. Грустное только очень. Обеспокоенное. Недовольное.

Да, клиентам вряд ли понравится.

Раскрыв дверцы шкафа, Олеся схватила с полки «форму» и принялась одеваться, попутно сделав в голове отметку о том, что чулки нужно еще докупить. На следующую смену может и не хватить — скоропортящийся товар, быстро приходящий в негодность не без помощи клиентуры.

Итак, чулки, непрозрачный кружевной комплект нижнего белья и, наоборот, прозрачная накидка-разлетайка, туфли на высоком каблуке, духи и она почти готова, остался лишь макияж. Вызывающий, вечерний, яркий, однако не способный стереть с ее лица печать тревоги.

— Девочки, на выход! — раздалась команда Марты, и Олеся, еще раз проведя помадой по губам, на миг зажмурилась. Вздохнула, открыла глаза и улыбнулась сама себе в зеркало. Улыбка получилась вымученной.

— Настя, прости, — прошептала она тихо и, услышав очередной окрик Марты, встала, чтобы отправиться на «смену».

Тряхнув головой так, что завитые локоны рассыпались по плечам, Олеся, как и Ника с Ангелиной, призывно и очаровательно улыбнулась. Это получалось уже без особых усилий, одним движением губ, и даже в глазах, видимо, что-то менялось, раз клиенты больше не возмущались. Поначалу было такое, что им не нравился ее неискренний и отчужденный вид, что вызывало кучу лишних комментариев.

Сейчас она их уже не ненавидела, относилась к ним как к чему-то безусловно неприятному, но неизбежному, живому, но неодушевленному, безликому. Можно сказать, холодно и равнодушно. Омерзения, как в первые рабочие дни, не было. Как будто умерло все внутри. Наверное, она почти поверила, что они спасали жизнь ей и ее ребенку (как ее пытались убедить с самого начала), вот только у нее забыли спросить, хотела ли она на самом деле такую жизнь? 

Ее вечер «открыл» уже знакомый дядечка с пивным животиком и слабой эрекцией, которому больше секса нужны были свободные уши и капелька сочувствия к его несладкой семейной жизни. С ним можно было особо не напрягаться, главное, если он все же решится на секс, постонать погромче и сделать вид, что под финал тебя просто унесло в рай, а потом до конца оплаченного времени оставалось ласково гладить его по волосам и сочувствующе кивать в такт его душевным излияниям.

Вот только сегодня проникнуться его бесконечными терзаниями не получилось. Нет, он что-то лепетал как обычно, эмоционально размахивал руками, но Олеся его совсем не слушала. Машинально проводила рукой ему по голове, а мыслями находилась в это время дома, рядом с Настей. Как она там?! Что они делают?!

И последующие ее клиенты не получили от нее стопроцентной отдачи — она «работала» чисто технически, как заведенная кукла, без души. Возможно, они остались недовольны, возможно, под утро ей выскажет претензии Марта, и, скорее всего, за сегодняшнюю смену ее оштрафуют, но Олесе было все равно. Скорее бы уж, скорее завершилась ночь, и можно будет вернуться домой. Только тогда ее сердце успокоится.         

Глава 11

В котором часу точно должна была вернуться Таюрских, Крест не знал, но на работу ему надлежало явиться к девяти. Уроки в школах, насколько он помнил, тоже начинались примерно в это же время, потому еще с вечера Крест поставил будильник на телефоне на семь. Утром, после сигнала, он неспешно оделся и направился на кухню, налил себе стакан воды. Видимо, услышав его передвижения по дому, первым со второго этажа сбежал щенок и принялся радостно крутиться вокруг него, а следом появилась и Настя.

— Проснулась? Молодец! — похвалил он девочку.

— Это Зефир меня разбудил, — улыбнулась та и, оглядевшись по сторонам, спросила: — Мама еще не пришла?

— Во сколько она обычно приходит? — решил на всякий случай уточнить Крест.

— Обычно это она меня будит и сама готовит мне завтрак, — устроившись на полу, Настя принялась возиться со щенком.

— Так, а уроки у тебя со скольких начинаются?

— Восемь-тридцать.

Он бросил взгляд на часы — половина восьмого. Еще целый час, но мамаше следовало бы поторопиться.

— А что тебе мама обычно готовит на завтрак? — поинтересовался Крест, распахивая холодильник.

— Кашу или яичницу.

— Давай мы сегодня сами приготовим завтрак, — предложил он, оглядев содержимое полок. Варить кашу он не умел, а вот яиц на дверце было предостаточно. — Ты иди пока умывайся.

Таюрских объявилась, когда они уже позавтракали, и он отправил Настю одеваться в школу, а сам домывал посуду. Хлопнула входная дверь, и вскоре Олеся влетела в кухню, прямо в обуви и верхней одежде.

— Где Настя?! — вместо приветствия выпалила она.

Крест многозначительно взглянул на часы, висевшие на стене.

— Ты в курсе, что у твоей дочери через полчаса уроки начинаются?

Хотел добавить, что и ему вообще-то тоже нужно на работу, но девица уже метнулась к лестнице, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, и, лишь услышав голос дочери, разговаривающей с собакой, заметно успокоилась и снова вернулась в кухню. И, видимо, только сейчас поняла, насколько сильно опоздала.

— Господи, мне же Настю еще кормить, — она заметалась по кухне.

— Покормил уже, — все с большим интересом приглядываясь к ней, отозвался Крест. Подойдя чуть ближе и учуяв едва уловимый, зато хорошо приглушенный мятной жвачкой, запах алкоголя, он даже присвистнул:

— Ты пьяная, что ли?

— Что? — на секунду опешила та, но невольно все же отшатнулась.

— Водкой от тебя разит, — уже без сомнения заявил парень. — А это что такое? — он кивком указал на красующийся на ее скуле синяк.

Олеся растерялась, отвела глаза, а затем и вовсе повернулась к нему спиной, принялась переставлять чистые тарелки на сушилке для посуды.

— Синяк откуда? — продолжал настаивать Крест. В ответ на ее молчание осторожно спросил: — Помощь нужна?

— Нет, — она порывисто к нему повернулась, — это случайно. Пациенту плохо стало, упал на меня, я — вместе с ним, вот и ударилась об косяк, — даже улыбнулась.

— Ясно, — Крест почти поверил, однако его интересовал и первый вопрос: — А бухаешь на работе чего?

— Я не бухаю, — возмутилась Олеся, — просто… — замолчала, подбирая слова. — Пациент у нас умер… дедушка… помянули… Что, сильно распухло? — она подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Дотронувшись пальцами до синяка, поморщилась: — Блин… Как я Настю поведу в школу с таким фонарем? — спросила тихо, не обращаясь конкретно к Кресту, продолжила думать вслух: — Замазать надо… К первому уроку не успеем уже.

Крест раздумывал всего несколько секунд.

— Школа где находится?

— В соседнем квартале, — Олеся перевела взгляд на его отражение в зеркале.

— Та, что возле Молочного завода? — уточнил он.

— Да, возле завода… А что? — спросила она с подозрением.

Крест бросил быстрый взгляд на часы, прикидывая, успеет ли на работу. По идее должен успеть — школа находилась всего в квартале от рынка.

Он сходил на кухню за телефоном. Таюрских припустилась за ним.

— Эй, я с тобой разговариваю! — она споткнулась на ровном месте и чуть не упала, благо он вовремя ее подхватил. — Так, иди-ка ложись спать, — поставив девушку на ноги, вздохнул Крест. — Отведу Настю сам.

— Как это сам? В школу? — и без того большие глаза Олеси округлились. — Что ты задумал? Куда собрался увести мою дочь?

— Ну, мать, ты даешь, — лишь покачал головой парень. — Сначала оставила дочь со мной на ночь, а теперь боишься, что я с ней на улице что-то сделаю.

Таюрских задохнулась, хотела ответить, но доказывать ей что-либо у Креста уже не было ни времени, не желания. Не особо церемонясь, он взял ее за локоть и повел в комнату.

— Ложись спать, — посоветовал он и добавил с укором: — Или хочешь, чтобы дочь тебя в таком виде лицезрела?

— В каком?! — слабо возмутилась та, но парень уже сдернул с нее плащ и подтолкнул к кровати.

Глава 12

Девочку ему не отдали. Молодая, но донельзя строгая женщина, типичная училка, классная Насти, с подозрением уставилась на него, как только он вошел в фойе школы. Настя радостно бросилась к нему, но классная, видимо, привыкла ответственно подходить к выполнению своих функциональных обязанностей, прекрасно понимая, что отвечает за безопасность детей. По крайней мере, в школе. Да и правила гласили, что детей, а тем более первоклассников, необходимо передавать родителям с рук в руки. И в ней еще была жива паника, обуявшая ее не так давно, когда она поняла, что Таюрских Настя, не дождавшись матери, отправилась домой одна. Конечно, это было опрометчиво со стороны педагога, но ей срочно понадобилось сделать звонок, потому она и отошла от ученицы, а вернувшись, не обнаружила ту на месте. И вахтерша не смогла ничего пояснить. Все последующие часы прошли затем в тревожном ожидании звонка от возмущенной родительницы, да ещё и не дай бог с какими-нибудь страшными новостями.

В прошлый раз, как говорится, пронесло, но больше повторения такого опыта не хотелось — работа учителя и без того слишком нервная, сверх-ответственная, поэтому Марина Викторовна решительно пресекла попытку ученицы уйти с незнакомым человеком.

— Нет, Настя, твоя мама ничего не говорила про то, что тебя заберет кто-то другой. И я первый раз вижу этого человека.

— Но, Марина Викторовна, это мамин друг, и мой. Он очень хороший, — умоляла девочка.

Марина Викторовна осталась непреклонна. Крест спорить не стал и, видя, что девочка расстроилась, постарался ее утешить.

— Я вечером обязательно к вам приду, — пообещал он, не желая провоцировать учительницу на конфликт и без сожаления откладывая запланированный визит к родным.

Настя заметно надулась, насупилась. Настроение ее упало, даже косички грустно поникли.

— Я схожу, посмотрю, где мама. Она, скорее всего, спит, устала. Я ее разбужу и отправлю за тобой.

Девочка печально кивнула, устроилась на скамейке напротив щита с расписанием, покорно приготовилась ждать.

Крест, прикинув, что вполне успеет сгонять и разбудить забывчивую мать, направился по уже знакомому пути. Завернул за угол спортивной площадки, пересек проезжую часть.

— Женя-я-я! — донеслось до него вдруг откуда-то сзади. — Же-е-еня-я-я, сто-о-ой!

Настя, с рюкзаком, бившим ей по спине, неслась к нему с радостным криком. Косички смешно болтались на бегу.

— Ты как здесь? — удивился Крест.

— Учительница ушла в класс, и я убежала, — призналась она, запыхавшись. Щеки ее раскраснелись, глаза горели. — Не хочу сидеть ждать. С тобой хочу!

— Ругать же будут, — усмехнулся парень. А девчонка-то проказница!

— Не хочу! — капризно повторила Настя и, взяв Креста за руку, повела его в сторону дома.

— Ну, пошли, — они дружно побрели по асфальтированной дороге, аккуратно стараясь держаться самой кромки.

Как Крест и предполагал, Таюрских-старшая крепко спала, практически с головой зарывшись в подушку. И даже приветственное тявканье Зефира ее не разбудило. Устал человек, что ж поделаешь?

Многозначительно переглянувшись с Настей, он спросил:

— Ну, и что мы будем делать?

— А пойдем в парк? — предложила девочка, доверчиво прижимаясь к нему. — Там аттракционы есть, — мечтательно добавила она.

— Ну, аттракционы так аттракционы, — пришлось согласиться Кресту. Одного вида на спящую хозяйку хватало, чтобы понять — она в сонном царстве надолго. А он обмануть надежд ребенка не мог — и даже вынужденный прогул не пугал.

— И Зефира возьмем? — подпрыгнула в предвкушении Настя.

— И Зефира возьмем, — подтвердил он.

Время они, и вправду, провели замечательно. И на аттракционах покатались, и мороженым полакомились. Посмеялись над неуклюжим и любопытным Зефиром, который так и норовил залезть под каждый куст, несмотря на короткий тонкий поводок в руках маленькой хозяйки. Но неожиданно добрая сказка закончилась — довольную и счастливую парочку новых друзей остановил полицейский патруль. И, как сразу же понял Крест, остановил не случайно.

По вполне понятным причинам, ментов он на дух не переносил, но в этот раз свое неприятие и отвращение к ним постарался максимально скрыть — все же с ним был ребенок. Да еще и чужой. Начни он выступать, запросто пришьют то, чего и в мыслях не было.

Чтобы Настя не испугалась, вел себя вежливо и корректно. Показал паспорт, на предложение проехать до отдела ответил сдержанным согласием. А внутри все кипело, кипело от собственной непредусмотрительности и чьей-то дурости. Или излишней мнительности и бурной фантазии. Вот какая с*ка догадалась вызвать ментов?! Мамашка или училка?

В отделе полиции, как две капли воды похожем на тот, из которого его несколько лет назад отправили отдыхать на зону, началось разбирательство. Его закрыли в обезьяннике, Настю со щенком куда-то увели. Крест всерьез опасался, что узнай менты, по какой статье его спровадили на нары, они вцепятся в него мертвой хваткой и просто так не отвалят. Проверят и пробьют на причастность к чему только можно и нельзя.

Оказалось, как в воду глядел…

Он сразу заметил хищный огонь и азарт в направленном на него взгляде следака, ожидающего, пока дежурный отопрет замок на решетке. По его наглому и бесцеремонному поведению Крест понял — вся его подноготная, вся его уголовная биография уже известны здесь, а посему разговор предстоит интересный. Худой долговязый следак с капитанскими погонами чуть ли не светился от счастья, предвкушая очередное раскрытие дела. Или у него по жизни была такая дебильно-счастливая рожа?

Глава 13

Казалось, что глаза она закрыла всего на минуту, но усталость взяла свое, и сон сморил ее на несколько часов. Проспала, с ужасом поняла Олеся, едва взглянув на время. Уроки закончились три часа назад! Она никогда так долго и крепко не спала!

Подскочив с кровати, девушка заметалась по комнате в поисках телефона. Боже, сколько пропущенных от классной руководительницы! Дрожащими пальцами Олеся набрала номер дочери, но тут ее встретили лишь длинные гудки. Номер классной вообще почему-то оказался недоступен. Мгновенно в голову полезли мысли одна страшнее другой. А вдруг Насти вообще не было в школе? А если он не в школу ее повел, а увез куда-то? Может, у него и был такой план — завоевать доверие Насти, чтобы теперь она пошла с ним куда угодно?

Одной рукой продолжая удерживать телефон и атаковать звонками то классную, то Настю, другой Олеся поспешно натянула джинсы и свитер, после чего выскочила в прихожую и принялась засовывать ноги в кроссовки. Схватив куртку и сумку, она понеслась в школу.

Эти десять минут показались ей вечностью. Несколько раз Олеся спотыкалась о неровности дороги, а один раз вообще едва не растянулась на асфальте. Вскоре дыхание совсем сбилось и пришлось перейти на быстрый шаг. Сердце, бешено стучавшее в груди, было переполнено тревогой за дочь, на глаза выступили слезы и так и норовили скатиться по щекам. Олеся их не замечала, в голове билась лишь одна мысль — что с Настей?!

Уже влетев в здание школы, прямо возле дверей она чуть не столкнулась с классной руководительницей дочери.

— Здравствуйте… — останавливаясь, немного растерянно обронила та.

— Мария Викторовна… вы мне звонили… я вам звонила… — с трудом дыша, сбивчиво выпалила Олеся, не в силах сейчас подбирать слова. — Насти не было на уроках?

— Почему «не было»? — недоуменно произнесла учительница, старательно отводя глаза от синяка на ее щеке. — Но вы не пришли забирать ее, и дозвониться до вас я не смогла.

— А сейчас? Где она сейчас? — нервно вопрошала девушка, заглядывая ей за спину, словно там могла прятаться Настя. — Ее телефон не отвечает. 

— Я не знаю… — помолчав, вздохнула классная. — Вы не появились, мы с Настей звонили вам несколько раз, а потом она позвонила вашему другу и попросила, чтобы он ее забрал.

— Другу? Какому еще другу?! — почти вскричала Олеся, чувствуя, как земля начинает уходить из-под ног. — Господи, вы отдали мою дочь незнакомому человеку?

Лицо учительницы вытянулось, побледнело. Ее нехорошие подозрения оправдывались.

— Нет! Не отдала! — решительно заявила она, но было заметно, что она сильно напряжена и даже испугана, и вскоре стало понятно почему. — Но Настя сбежала с ним!

— Боже… боже мой… — Олеся обессиленно прислонилась спиной к стене. — Как сбежала?! Куда?!

— Успокойтесь, пожалуйста. Я вызвала полицию, они быстро приехали, — поспешила утешить ее классная, боясь, что та сейчас скатится в истерику или устроит скандал. — Они проверили камеры, объявили Настю в розыск.  

— Полицию?! 

— Да. Скоро ее найдут, — заверила учительница, отчаянно надеясь на это. В школе уже объявили ЧП, и «на ковре» у директора она уже тоже была. Если с ребенком что-то случится, не избежать проблем и ей.  

Олеся на секунду закрыла лицо руками, медленно сползла по стене вниз. Тело стало словно чужим, непослушным и вялым. По щекам уже текли слезы, а из груди уже рвались всхлипы, грозящие обернуться настоящей истерикой. Впервые за много лет она плакала.

Куда он увел Настю?! Зачем?!

Понятно зачем — хочет отомстить ей, Олесе, за то, что по ее милости отмотал срок. Но при чем здесь ребенок?! Решил бить по самому больному месту? Перед глазами уже замелькали жуткие картинки того, что может сделать такой человек с ее маленькой доверчивой девочкой… Боже, ну как она могла доверить своего ребенка уголовнику?! А теперь еще полиция… Что она им скажет? Что сама пустила в дом бывшего уголовника, оставила его на ночь с дочерью, утром отправила ее с ним в школу, а теперь не может ее найти?! Да там решат, что она свихнулась!

И тут, словно гром среди ясного неба, заиграл телефон, который она по-прежнему сжимала в руках. На дисплее высветился незнакомый номер. Непослушными, подрагивающими пальцами Олеся с трудом попала в кнопку ответа вызова.

— Да, — только и смогла вымолвить она. В горле вдруг пересохло.

— Таюрских Олеся Игоревна? — строго поинтересовались на том конце провода.

— Да, — с трудом выдавила из себя Олеся, выпрямляясь во весь рост.

— Ваша дочь в отделе полиции на Оборонной. Вы сможете сейчас  приехать?

— Что с Настей? — дрожащим голосом спросила Олеся и, не обращая внимания на учительницу, направилась к выходу.

— С ней все в порядке. Приезжайте, — трубку положили.

Слушая короткие гудки, словно во сне Олеся быстро сбежала по  лестнице вниз. Следом за ней на крыльцо выскочила и учительница, но Олеся ее вопросы проигнорировала — она уже бежала к выходу со школьного двора.

До ОВД было всего ничего, но сил уже совсем не осталось. К счастью, к остановке неподалеку как раз подъехал автобус, и в последний момент Олеся успела в него запрыгнуть. И снова несколько минут мучительного ожидания, пока впереди не показалось нужное здание, находящееся в самом центре города. Олеся из последних сил припустилась по аллее в сторону пункта полиции и минуту спустя уже вбежала внутрь, остановилась, огляделась по сторонам и бросилась к окошку дежурного.