Все дело в крови

Пролог

Колдунья умирала.

Лекарь не раз уже говорил ей, что проблемы со здоровьем серьёзны, и что давно пора заняться лечением, а не одним лишь преподаванием и общественной деятельностью. Но колдунья не могла бросить помощь негам, людям, лишённым магии от рождения. Её родная дочь была такой – разве колдунья имела право бросить своё дело? А теперь силы на исходе, и даже магия кольца почти исчезла. Но она так ничего и не сказала – Совет не хотел верить, что Ольга уйдёт, так и не дав напоследок ни одного из своих знаменитых пророчеств.

Они не всегда сбывались. Не полностью. Но те её предсказания, что оказывались точны, а таких было немало, оказывались важными практически всегда. Потому и в этот день представители Малого Совета толпились в фойе академической больницы, стараясь узнать из первых уст, стать первыми, кто донесёт весть, запечатлеть своё имя в истории, как имя того, кто скажет людям… а чёрт знает, что там могла предсказать карга на смертном одре!

Мамонова пророчества, впрочем, не интересовали. Он просто был одним из преподавателей, что по очереди несли вахту у постели старой чародейки. Так уж вышло, что удар хватил Ольгу Пархоменко прямо в аудитории посреди лекции, и повреждения мозга были так сильны, что лекари сказали категорическое «нет» на телепортацию в столицу. Требовалось хоть немного стабилизировать преподавательницу, и регенерирующие зелья заливались прямиком в вену, но это не помогало. Ольга как будто сама внутренне сказала «стоп» и отказалась бороться.

Мамонов зевнул – часы пробили три, и мужчина уже сто раз пожалел, что согласился подменить Медузу этой ночью. Но бессмертная горгона, как бы ни парадоксально это звучало, сегодня и впрямь выглядела смертельно уставшей – Мамонов пожалел её, и подменить на дежурстве вызвался сам, хотя, положа руку на сердце, был не обязан, да и преподавателем-то являлся не в полной мере. Обычно он появлялся в академии раз в неделю или две, когда вёл занятия у курсантов ОБТС, хотя работа ему нравилась, и он уже вполне подумывал, не перестать ли брать сверхурочные в Суресском округе, потому что Влад, откровенно говоря, уже начинал раздражать. Ещё совсем молодой, но бесконечно грамотный ОБТСовец, он бы стал невероятным детективом. Однако в нём было что-то такое, что, лично на Мамонова, навевало жуть. Что-то в глубине водянистых глаз, которыми Влад смотрел на тебя, не мигая…

Он не сразу понял, что колдунья очнулась, настолько ушёл в собственные мысли. Но слабый стон повторился, и Мамонов обратил внимание на прикованную к постели женщину. Подошёл ближе, сел рядом.

Когда-то она вела у него занятия. Великолепный учёный, она преподавала студентам обобщённую боевую магию и могла конкурировать в этом деле со вполне себе практикующими ОБТСовцами. Но Ольга Ефимовна была хоть и энергичной, но мирной женщиной – ловить преступников и гонять нежить было не для неё.

Последний раз перед болезнью Георгий Робертович Мамонов видел Ольгу Ефимовну недели три назад. Яркая, интересная, юморная – ему всегда нравилась эта тётка, хотя она в своё время и гоняла его за прогулы и едва не завалила ему сессию на четвёртом курсе. Она и в старости сохранила благородный вид, но, будучи молодой, поговаривали, была настоящей красавицей. Рыжая, темноглазая, с бледной фарфоровой кожей – сейчас всё это померкло, растворилось на постели, слилось с больничными стенами. Она как будто сама стала духом болезни, как будто и кольцо на пальце стало растворяться, готовясь уйти туда, откуда и пришла его магия – в природу. Мамонов понял, что Ольга не выкарабкается, но был готов выслушать последние слова и выполнить последнюю просьбу. Если Ольга сможет их озвучить.

– Здравствуй, Ольга Ефимовна. – Мамонов слегка улыбнулся, когда понял, что преподавательница его узнала. – Как ты себя чувствуешь? Может, принести чего?

Она не говорила. Только моргала глазами, медленно, почти готовая из закрыть. Кольцо на её руке, золотая змейка, проглатывающая свой хвост, действительно растворялась, говоря о том, что магия, питающая чародейку, угасает.

– И… И….

Звук, сорвавшийся с губ колдуньи, стал неожиданностью. Мамонов обратился в слух, не переспрашивал, боясь, что за собственными словами может пропустить что-то важное.

– И… Ида… не исчезла. Магия не исчезла. Она в ней. Жива. Внучка… внучка заберёт из стихий… будет управлять. Внучка примет… удивительная девочка… возьмёт, когда случится горе…

Мамонов сидел ещё несколько минут, почти прижавшись ухом к губам чародейки, пока до него, наконец, не дошло, что больше слов не будет. Он встал со стула: глаза Ольги были закрыты, кольцо исчезло с пальца. Колдунья умерла.

Представители Малого Совета были раздосадованы тем фактом, что первыми о смерти Ольги Пархоменко узнали даже не медики или ректор, а какой-то ОБТСовец, что вёл здесь две-три лекции в месяц. Но всё же вежливо выслушали его рассказ о последних минутах чародейки.

– Да, Ида, - Мамонов кивнул. – Я уверен. Хоть и не знаю, кто это.

– Вероятно, что её дочь, - ответил один из представителей, сутулый маг с седой бородкой. – Аделаида, она нег и живёт в параллели.

– О, тогда всё ясно! – воскликнул второй представитель, которого эта новость не заставила встать с дивана возле панорамного окна в фойе. – У Ольги Ефимовны есть внучка, дочь Аделаиды. Она унаследует магию, не станет негом, как её мать. Нам стоит подготовиться к приходу в мир очередного последыша.

Кто-то буркнул, что этого ещё не хватало, что опять придётся справляться со всплесками бесконтрольной магии, но почти сразу прозвучал аргумент против:

– Я не знаю точно, сколько лет сейчас внучке Ольги Ефимовны, но она уж точно намного старше семнадцати, восемнадцати, да даже двадцати пяти. Она нег, как и Аделаида, мы следили за ней с самого детства. В семнадцать лет магия так и не проявилась.

– Зато может проявиться дальше. – Люди обернулись, когда в фойе вошла женщина. Последняя из находившихся здесь представителей Малого Совета, до этого она отлучалась за кофе. – Маргарита действительно намного старше, чем положено, и она действительно сто процентный нег, это проверили. Но она была беременна. Только что сообщили, что родилась девочка.

Глава 1

Иногда думаю, что все это какая-то бессмыслица - какого чёрта, ты же так выросла, ты же довольна новыми работами! Так вернись сюда, перепиши, отредактируй, дай героям новые реплики, заставь думать иначе!
А потом вспоминаю, что я писала это, когда мне было 17. Я это редачила, когда мне было чуть за 20. Никто не опишет мыслей и чувств семнадцатилетки лучше, чем семнадцатилетка. Никто не опишет чуть повзрослевших героев лучше, чем чуть повзрослевший автор. Поэтому оставляю так, как есть.

(от автора)

«Шрам не болел уже девятнадцать лет. Всё было хорошо».

Последнее предложение из «Даров Смерти» ещё стояло перед глазами, пока Даша сидела в столовой и невнимательно ковыряла вилкой пересушенную куриную грудку и варёный картофель.

– Ты можешь есть нормально? – Высокий голос матери вывел девушку из транса. – Любовь Сергеевна готовит, старается – прояви к ней хоть каплю уважения.

Даша послушно кивнула, подумав при этом, что уважение не мешало бы проявить как раз Любови Сергеевне: экономка села на диету почти месяц назад и с каждым днём становилась всё раздражительнее, а приготовленная ею еда – преснее и суше. Как будто именно Дашина семья была виновата в том, что Любовь Сергеевна разожралась до полутора центнера. Когда-нибудь Даше понадобится лубрикант, чтобы суметь затолкать и без того сухую, а в исполнении Любови Сергеевны совершенно мумифицированную грудку в пищевод; девушка с трудом подавила смешок, когда со стороны представила себе эту картину.

– Я не заметил, чтобы мама сказала тебе что-то смешное. – Отец. Его замечание в конец отбило и без того слабый аппетит, но Даша знала, что оставлять ужин недоеденным нельзя – в их семье такое было не принято и приравнивалось в кощунству, и девушка могла огрести вполне реальных звездюлей. – И держи вилку правильно, ведёшь себя, как в придорожном кафе.

Даша медленно жевала курицу, стараясь отрезать кусочки поменьше и мысленно жалея, что дома нет какого-нибудь острого соуса, чтобы улучшить ватный вкус. Как там из этой ситуации выходил Гарри? Жаль, что некому прислать тортов.

Книжки про Гарри Поттера Даша перечитывала не однократно, давно сбившись со счёта. Что поделать – несмотря на вполне уже взрослые семнадцать лет, история о тощем очкарике оставалась для неё любимой. Магия и приключения, полёты на мётлах, привидения и оборотни, таинственные чудовища, жестокие злодеи и отважные герои – сказка увлекала и манила. В книгах любимые герои были свободны, они могли справиться с любыми невзгодами. То ли дело в жизни – мириться с гиперопекой родителей и домашним заточением с каждым годом становилось всё труднее.

Порой Даша ловила себя на мысли, что не уверена, любит ли своих родителей. Нет, конечно, её не держали в чёрном теле. Единственной обязанностью, возложенной на неё матерью, была уборка комнаты. Девушку это устраивало. Во-первых, это не давало вконец облениться – всё же родители девушки были обеспеченными людьми, вполне способными оплачивать труд домработницы. Во-вторых – уборка не давала заскучать. Ну а в-третьих – у каждого ведь должен быть уголок, где можно хранить свои маленькие секреты.

Но неприкосновенность комнаты была мнимой. В последние пару-тройку лет Даша начала замечать, что в её вещах кто-то копается. Ничего не пропадало, но лежало не так, как она оставляла. Ей было грустно и обидно. Даже не от того, что про неё могут узнать что-то нехорошее – ей и скрывать-то особо было нечего, – а от того, что уровень контроля над ней растёт тем больше, чем старше и самостоятельнее она становится.

В какой-то степени девушка понимала, что после пятнадцатилетних попыток её матери забеременеть, Даша не могла не быть желанным ребёнком. Девочку с детства так любили и оберегали, что со временем это выросло в какую-то манию. Родители не желали расставаться с ней ни на минуту, что очень тяготило саму Дашу – она была жизнерадостной и общительной. Однако отец с матерью считали иначе. По их мнению, хорошенькая малышка привлекала много внимания. За неё слишком боялись. Боялись, что дочь, появления которой они ждали так долго, внезапно может их покинуть.

Любовь и забота, так щедро даруемые девочке, очень скоро превратились в золотую клетку. У Даши было всё, но малейшее непослушание жестоко каралось. Лучшие игрушки – купим! Своя комната – не вопрос! Игровая приставка, мечта многих детей – возьми! Котёнок? Ну, нет, всему есть предел!

Всё твоё. Но при этом ты никого не приглашаешь, день рождения мы отмечаем в кругу семьи, а гуляешь ты под строгим присмотром охранника и не дальше двора, обнесённого двухметровым забором. Доходило до абсурда – когда Даше было двенадцать, её впервые пригласили в гости. Девочка из класса, у неё был день рождения. Даша была так рада, что забыла об осторожности, которую всегда проявляла в общении с отцом. В тот день она впервые позволила себе повысить на него голос. В тот день она впервые была избита. Целый месяц ей пришлось замазывать синяки на лице и теле.

Последний кусочек куриной грудки дался особенно тяжело – от пресного мяса уже тошнило. Даша постаралась утешить себя мыслями о том, что завтра Генка наверняка принесёт в школу пирожки и поделится; ватный кусочек жевался под представления о вкусе выпечки.

– Спасибо большое, всё было очень вкусно. – Девушка встала из-за стола. – Я пойду к себе, мне надо собрать вещи к школе.

– Нет, останься, – одёрнул её отец, не поднимая взгляда от тарелки. – Нам с матерью надо с тобой серьёзно поговорить.

«Всё, началось».

Даша с обречённым видом села на место, прекрасно понимая, о чём сейчас может пойти речь. Она оканчивала школу, впереди маячило поступление в университет. Врач – вот кем она себя видела в будущем. Это была именно та специальность, которая её прельщала. Во-первых, и отчасти, потому, что медицина была единственной областью, в которой её отец – владелец успешной фирмы – не имел никакого влияния. Да и мать, каждый год выпускающая по парочке слезливых романов, продаваемых если и не миллионными тиражами, то вполне успешно разлетающихся по газетным ларькам, так же была далека от этой темы.

Глава 2

Она проснулась от того, что во сне услышала какой-то глухой стук. Даша и не заметила, как уснула, хотя сон не принёс ни покоя, ни облегчения. Лишь добавил к ощущению безнадёжности головную боль да сухость заплаканным глазам, которые сейчас щипало, будто кто-то щедро накидал в них песка. Девушка протянула руку за телефоном – на экране Нокии высвечивалось не только 01:30, но и восемь пропущенных от Генки. Словно в дополнение к этому раздался ещё один глухой стук, а снежок, брошенный в окно, на этот раз отпечатался на стекле белым пятном и комочками грязи.

Встав с кровати, Даша выглянула на улицу, одновременно нажимая зелёную кнопку на выбранный номер; у дороги в полумраке мерцающего фонаря стоял Генка и приплясывал на морозе, потирая одетые в нелепые варежки руки.

Девушка с нежностью улыбнулась – друг детства. Сначала просто соседи, потом Даша с родителями переехала и сменила школу. На том, казалось, и должна была закончиться их с Генкой дружба, но когда первого сентября девочка пошла в четвёртый класс в гимназию, они, внезапно, снова встретились на линейке, после этого уже не расставаясь.

Генка Максимов учился с Дашей в одном классе. Усидчивый, остроумный и очень шустро соображающий, он, тем не менее, совершенно не привлекал: длинный и тощий, со светлыми волосами, которые не поддавались никакой укладке, со светло-серыми глазами. Популярностью у сверстников пацан тоже не пользовался: одноклассники его, конечно, не чморили, но относились к нему с высокомерной брезгливостью. Отчасти это объяснялось двумя причинами: во-первых, достаток Генкиной семьи едва приближался к среднему. Во-вторых, и это то, в чём не каждый ученик себе признавался, Генка при всей своей бедности был едва ли не единственным в классе, кто учился на «отлично» без зубрёжки и в лицей пробился благодаря уму.

В общем, при таком наборе качеств, Генка ожидаемо оставался бы аутсайдером, если б не Даша, заседавшая с ним на камчатке класса. И хотя общаться с Генкой девочке не разрешали – родители Даши посчитали встрёпанного, как воробей, неказистого мальчишку из небогатой семьи быдлом и имбецилом – учителя никогда их не рассаживали, так как парочкой они были беспроблемной, да и учились хорошо.

Поначалу Даша и Генка виделись исключительно в школе, расставаясь после уроков, когда Дашу забирал домой водитель её отца, а Генка через дворы топал в старенькую квартирку напротив автобусной стоянки. Потом ребята начали наглеть: Генка доставал липовые справки освобождения от физкультуры, и они с Дашей прогуливали уроки, зависая на детской площадке в соседнем дворе, возвращаясь, тем не менее, строго к концу уроков, чтобы Даша, как истинная пай-девочка могла сесть в машину и поехать домой вовремя. Ну а к концу девятого класса Даша нашла провода, которые незаметно отключали всю сигнализацию в её доме, и стащила у матери ключи, отдав их Генке. Так что иногда по ночам парень приходил в гости, открывал ворота и залезал в окно Дашиной комнаты, взбираясь по росшему рядом клёну. И там они могли сидеть до самого утра, играя в карты или видеоигры, поедая сладости или просто болтая обо всём на свете, заканчивая лишь к утру, порой минут за двадцать до будильника Дашиных родителей, когда Генке, словно любовнику из анекдота, приходилось бежать домой.

А ещё парень никогда не издевался над девушкой из-за её осадного положения. Наоборот, он всячески подбадривал, старался помочь, постоянно смешил, когда Даше было грустно, и то и дело таскал ей из дома пирожки, которые пекла его мама. В такие моменты Дашу настолько переполняла благодарность, что она готова была расплакаться.

Вот и сейчас Генка стоял у её ворот. Один на морозе, щедро посыпаемый снегом, он лез в карман, доставая телефон. Уронил его в сугроб, и Даша улыбнулась, слушая гудки в мобильном и представляя, как чертыхается Максимов, спешно отряхивая свою старую звонилку и отвечая, наконец, бойким «Здаров!» на входящий.

– Сигнализация сработает, – сказала Даша громким шёпотом вместо приветствия.

– Да ты дрыхнешь, ёкарный бабай! – услышала девушка знакомый и родной голос на другом конце провода. – Я уж думал всё, твои тебя в бункер заперли!

– Пока нет, – Даша, потёрла красные от слёз глаза, – но они, кажется на пути к этому.

– Даже так? Да и к чёрту их тогда! Поехали, покатаемся?

– Ты что, дурак? – возмутилась девушка. – Меня убьют, если узнают!

– Ага, как и если узнают, что я у тебя по ночам тусуюсь. Не парься, вернёмся часов в пять.

Даша задумалась. С одной стороны, покататься по ночному пригороду очень хотелось. С другой... Даша боялась. Одну оплеуху она сегодня получила, и не желала быть избитой утром. Хотя…

– Жди меня, – сказала она в трубку и нажала на отбой.

Девушка открыла дверь комнаты и бесшумно добралась до управляющего блока сигнализации. Аккуратно выдернула пару проводков, отключая датчики по всему дому и двору. После этого так же бесшумно вернулась в свою комнату и метнулась к шкафу, доставая вместо любимых мамой блузок, кардиганов и брюк простой свитер и джинсы. Осенняя куртка и кроссовки – зимние вещи всё равно были внизу, в прихожей, да и в кроссовках по дереву спускаться намного удобнее.

Наспех собравшись, Даша открыла окно и залезла на ветку клёна, росшего у стены дома. Осторожно, но весьма ловко она добралась до ствола, затем так же осторожно спустилась и побежала к другу, который уже ждал её возле распахнутой двери ворот.

– Ничё се дубак на улице!!! – Генка закрыл ворота на ключ. – Я чуть ласты не склеил, пока тя ждал!

– Влез бы в машину, погрелся! – Даша приветственно обняла друга. – Где, кстати, твой монстр?

– Там, – махнул Генка в сторону ближайшего поворота. – Тут у тебя хрен припаркуешься!

Даша улыбнулась: ох уж этот Генкин жаргон. Родившийся и до девяти лет проживший с семьёй на просторах Воронежской области, Генка не то чтобы прям выражался, скорее, употреблял до неприличия просторечные словечки, а гэкал и шокал так, что в трубочку сворачивались уши. Собственно, на почве этого и произошёл конфликт: когда Генка ещё воспринимался Дашиными родителями в нормальном ключе, Маргарита Максимовна сделала парнишке замечание, что, мол, не в Воронеже больше, можно и потренировать речь. Генка же совершенно невозмутимо ответил ей, что он помнит и любит свои корни, и если в этом городе его южный акцент мешает чьим-то нежным ушкам, то они могут смело отходить в сторону.

Глава 3

Не с первого раза Даша пришла в себя и уж точно не сразу начала соображать, но первой оформленной в слова мыслью в голове пронеслось банальное: «Свет… всё белое… я умерла?»

Ещё никогда Даше не было так плохо. Голова сильно кружилась, мысли обрывались и путались, тошнило, было трудно дышать, а всё, что находилось ниже рёбер, болело так, что хотелось выть. Но память понемногу возвращалась.

«Мы ехали по трассе… Хорошо. Нас ослепил резкий свет… Что это за свет? Возможно, мы выехали на встречку…»

Дверь неожиданно открылась, и в палату вошёл немолодой доктор.

– Хм, очнулась, значит… как самочувствие?

– Сколько я здесь? – прошептала Даша, едва разлепляя пересохшие губы.

– Четвёртый день. Мы все…

Доктор говорил, но Даша не слушала. Её вдруг сильно насторожило одно обстоятельство: нижняя часть тела болела очень сильно, но ноги… Даша чувствовала какую-то странную… страшную боль. Она не могла понять, что болит.

Собрав всю волю и силы в кулак, девушка откинула одеяло… Она поняла, что так ныло – огромными глазами Даша смотрела на две перебинтованных культи.

Мир вокруг приобрёл оттенки чёрно-белого негатива, потерял краски, потерял звук, словно немое кино, и плёнка испортилась настолько, что восстановить не возможно. Врач что-то говорил. Кажется, говорил – его губы шевелились. Попытался объяснить? Поддержать? Оправдаться?

Ног не было. И это не оправдать и не исправить.

– Нет!!! – Из глаз Даши ручьём полились слёзы, она перестала соображать. – Я не хочу!!!

В палату быстро влетели две медсестры и стали держать её, не давая спрыгнуть с кровати, и доктор что-то вводил в капельницу, пока девчонка пыталась лягаться обрубком правой ноги. По руке полилась кровь – Даша вырвала катетер.

– Я не хочу!!! Не надо!!! Верните мне мои ноги!!! Отпустите… – в глазах резко потемнело, девушка потеряла сознание.

***

В этих коридорах почти каждый день кто-то плакал. Медсёстры отделения уже привыкли не обращать на таких людей внимания. Вот и на Маргариту Максимовну, маму Даши, тоже внимания никто не обращал.

Маргарита Максимовна была сильной женщиной. Сильной от природы. Она прожила на этом свете пятьдесят шесть лет, и ничто не могло сломать её. До того самого момента.

В ту ночь, когда Даша убежала из дома, Маргарита Максимовна написала двадцать страниц нового романа и легла спать. Она планировала встать попозже, ведь намечался выходной. Поспать утром не дали – около восьми разбудил телефонный звонок. Проклиная всех на свете, женщина подняла трубку:

– Алло!

– Маргарита Голубева?

– Да! Кто это?

– Это касается вашей дочери.

– А в чём, собственно, проблемы?! – Маргарита Максимовна начинала злиться. Её прекрасная послушная дочка видит седьмой сон, наверняка снова завернувшись в одеяло наподобие шавермы. Какого чёрта им от неё надо?

– Сегодня ночью она попала в аварию…

Дальше всё происходящее напоминало кошмарный сон. Маргарита Максимовна, словно в тумане, встала с кровати, вполуха слушая то, что ей говорят по телефону. Дёрнула дверь в комнату Даши, тихо ругнулась на запертый замок. Вернулась к себе, вытащила из шкатулки в тумбочке запасной ключ. Вновь подошла к двери Дашиной комнаты и долго пыталась вставить внезапно онемевшими пальцами ключ в замочную скважину. Открыла дверь и едва не сползла по стене на пол, когда увидела разбросанные вещи и не расправленную постель. Окно не было закрыто – ветер распахнул створку, запуская февральский воздух, и заставив женщину затрястись от холода и страха.

После она подошла к сигнализации, и вот тут она окончательно поняла, что происходящее – не розыгрыш, и Даши действительно нет дома: провода сиротливо торчали из главного блока, а зелёная лампочка, обычно бодро моргавшая всю ночь, сейчас словно умерла.

С чувством нарастающей паники, сбивчиво прося повторить звонившему всю информацию о её дочери, Маргарита Максимовна разбудила мужа и, толком не успев даже собраться, понеслась в больницу. Там она узнала страшную новость – Даша осталась инвалидом. Три дня женщина просидела в больничном коридоре. В реанимацию её не пустили, несмотря ни на какие мольбы и ни на какие угрозы. Не пустили её туда, даже когда у Даши началась истерика – дочка очнулась, и она, судя по воплям, что доносились из отделения, была в ужасе от того, что стало с её телом.

Маргарита Максимовна прикрыла глаза ладонями, пытаясь не представлять себе это. Пыталась думать о стороннем, о том, что делать дальше, куда ехать на реабилитацию и в какой стационар перевезти Дашу, когда та станет транспортабельна. Но в ушах стояли крики дочери, полные нечеловеческого ужаса и отчаяния. Она звала Генку – этот идиот уехал с места аварии в чёрном мешке, но Даша пока об этом не знает. Ей пока не к чему это знать. Подумать только, его имя она произнесла самым первым, позвала не мать, не отца, а человека, который оставил её калекой…

Маргарита Максимовна выбежала прочь, не в силах здесь больше находиться. Она почти не спала эти три дня, не выезжала из больницы, отменила все запланированные встречи и мероприятия. Толком даже не ела. Кофе. Ей срочно нужен кофе. Подойдёт любая бурда из автомата, главное, чтобы крепко, сладко и мерзко. Главное, чтобы мерзко, может, хоть так станет немного лучше…

У лифта она с разбегу налетела на мужа. Сергей Петрович обхватил едва не упавшую на пол Маргариту за плечи.

– Марго, Марго, тише. – Сергей Петрович прижал жену к себе крепче, потому как она, кажется, не сразу его узнала: три дня она дневала и ночевала в больнице и сейчас выглядела просто ужасно.

– Кофе, – тихо ответила Маргарита Максимовна, – хочу кофе, просто до смерти. Даша очнулась. У неё врачи сейчас. Ей так плохо, Серёжа…

Сергей Петрович лишь издал задумчивое «Хм». Он не очень хорошо помнил то утро – накануне он чудовищно устал на работе, потом ещё Даша знатно испортила настроение своими детскими истериками. Поэтому вечером Сергей Петрович, с трудом заставив себя дойти хотя бы до душа, хлопнулся в кровать и уснул мёртвым сном. И когда утром он проснулся под истерические крики супруги, он долго не понимал, что произошло.

Глава 4

По виску скатилась капелька пота, но Даша не обратила на неё внимания. В сущности, от этой капли хуже не делалось, потому что одежда и так уже прилипла к телу, была отвратительной и липкой, с улицы в нос били ароматы цветов и запах плавленого асфальта, и Питерская сырость раскалилась, выжигая лёгкие своим болотным паром. Окно в комнате было открыто настежь, но полный штиль не разгонял удушье ни на йоту, а солнце немилосердно било, как в парник, прямо в стеклопакет, раскаляя воздух в комнате почти до сорока, потому что отец нанял рабочих, и клён – единственное препятствие на пути света – спилили. Как будто в этом теперь был какой-то смысл.

Волосы Даши слиплись в нечёсаные рыжие пакли, но она никому не позволяла приводить себя в порядок. Достаточно было того, что она могла делать без посторонней помощи ровно ничего, и уход за своими волосами хотела оставить как то единственное, что она ещё умела. Но не хотела делать.

Она ненавидела жару. Ненавидела лето. Ненавидела каникулы, врачей, свою сиделку, одиночество и себя саму. Иммунитет умер – тяжелейшие травмы и многочисленные операции, перенесённая пневмония, пролежни. Врачи назначили комплекс упражнений, многочисленные препараты, реабилитолог приходила два раза в неделю – она нравилась Даше тем, что не сочувствовала и просто честно делала свою работу, пытаясь вернуть свою пациентку к нормальной жизни. Она была единственной, кого Даше не хотелось послать ко всем чертям, и с ней единственной хотелось поговорить по душам. Но Даша не делала и этого.

Врачи посоветовали поменьше бывать на сквозняке, но Дашины родители, как всегда, восприняли всё слишком буквально: дома не открывалось ни одно окно, двери балкона запирались на ключ, а пульт от кондиционера был выброшен в мусорное ведро. Более того, дабы не повредить здоровью, Даша была вынуждена передвигаться по дому в махровом халате и с пледом на ногах. Почему-то именно это казалось Дашиным родителям самой лучшей профилактикой от всех болезней.

Но как бы сильно Сергей Петрович и Маргарита Максимовна не опекали дочь, они не могли оставаться с ней всегда рядом. Сегодня чете Голубевых пришлось уехать по делам, домработница взяла выходной, Фёдор, охранник, сидел на улице в беседке, пил чай со льдом и, кажется, уже замариновался в табачном дыме. А сиделка позвонила лично Даше, сказала, что ей не с кем оставить ребёнка и она задержится на час или полтора, и слёзно умоляла девушку не выдавать её. Бога ради, Даша была и не против провести в одиночестве полтора часа, потому что у сиделки была привычка обращаться к Даше в уменьшительно-ласкательной форме, а ещё от неё пахло дешёвыми приторными духами, и Дашу от этого подташнивало.

Халат Даша сбросила на пол, а потом, подумав, свернула в узел и выбросила в окно на крышу гаража. Плевать, что скажут родители, терять ей уже нечего. У неё отняли всё, даже возможность выходить во двор. Её единственной прогулкой теперь была дорога от крыльца до автомобиля, а потом от авто в клинику или в реабилитационный центр. Это выводило из себя. Поэтому Даша открыла настежь окна и думала, как бы сломать стеклопакет, чтобы родители не смогли снова её замуровать.

Порыв горячего воздуха ворвался в комнату, убрав с лица лохматые волосы, обдувая открытые руки и теребя пустые штанины, свисающие с инвалидной коляски. Как же Даша скучала по улице! Но единственная улица, которая теперь у неё была, это та, что виднелась из окна спальни.

Даша вдруг вспомнила, как пару лет назад в мае вместо школы пошла с Генкой на озеро. Как они ныряли в воду с головой, а потом у обоих завелись вши. Мать орала, как ненормальная. «Это лицей! Лицей! Откуда ты могла их подцепить?! Я этого так не оставлю, они у меня получат!» – конечно же Даша не сказала, что во всем виновата городская вода. Целый день ушёл на обработку. А Генка следующим утром пришёл в школу с гладкой, словно лампочка, головой и улыбался, как придурок…

На глаза Даши навернулись слёзы. Генка, Генка… если бы он послушал её и сбавил скорость, то, возможно, они успели бы увернуться от «Газели», вылетевшей на встречную полосу. А теперь Генка мёртв. Погиб на месте. В последний момент он успел вывернуть руль, и удар большей частью пришёлся на его сторону. Он спас её, Дашу, ценой своей жизни, а она даже не может прийти к нему на могилу – не на чем прийти.

Вытерев влажное лицо, Даша опустила взгляд на остатки ног. Правое бедро и половина левого – вот и всё. Правую ногу оторвало сразу, а левую буквально перемолол смятый капот. Даша не винила врачей за ампутацию: машина разбилась на пустой трассе и улетела в кювет, Генка и водитель «Газели» были мертвы, сама Даша потеряла сознание. Об аварии узнали очень поздно; когда спасатели прибыли на место и сумели, наконец, вытащить их с Генкой из развороченной «пятнашки», Дашины голени уже посинели…

Девушка скорбно отвела глаза. Ног больше не было, но сама она жива. Непонятно, каким чудом она не умерла от потери крови, но, всё же, она здесь. И ей предстоит очень долгая реабилитация, изготовление протезов. И родители, конечно же, потратят любые деньги, и протезы, возможно, даже будут так же хороши, как и родные ноги. И она, Даша, со временем обязательно поступит в институт. В медицинский, в память о Генке. Будет усердно трудиться, и обязательно будет ходить, не хромая. Она, возможно, даже когда-нибудь снова наденет юбку. Когда смирится полностью…

Ах, всё пустое! Генка погиб. А сама Даша инвалид и как никогда зависит от родителей, которые теперь уж точно ни за что её не отпустят. Она до сих пор живёт в своей комнате на втором этаже, как будто нарочно, как будто родители специально оставили её здесь, чтобы она не могла никуда выйти самостоятельно – у Даши не хватало физических сил скатиться в кресле по пандусу. Нет, от слежки и контроля ей не избавиться до конца своих дней. Ну, а что до протезов… Они могут быть сколь угодно хороши и функциональны, но это всё равно будут искусственные ноги. Не будут затекать или чесаться, не будут притоптывать в такт песне или шевелить пальцами. Ветерок больше не будет ласкать кожу. Мёртвые ноги. Мёртвые мечты…

Глава 5

– Даш! Ну же, Даха!

– Ох, Генка! Ты меня в могилу сведёшь когда-нибудь!

– Это значит «Да»?

– Это значит «Да».

– Дашка, поздравляю, над тобой только что взял шефство лучший парень в мире.

– ГЕНА, ОСТОРОЖНО!!!

Даша резко села на кровати. Её бил озноб, лицо было мокрым от слёз. Ей понадобилось много времени, чтобы перестать дрожать всем телом и понять, что это был просто кошмар. Вновь и тот самый.

Она встала на пол, достала из ящика комода портсигар, открыла окно и закурила. После того, как Мамонов забрал её из дома, она пристрастилась к этой пагубной привычке, находя в ней что-то бунтарское и искренне получая кайф от едкого щекочущего дыма в дыхательных путях.

В голове крутились события последних двух месяцев. Приход в дом профессора академии стал началом новой жизни. Как сейчас перед глазами стояли лица родителей, когда их ставили перед фактом: дочь им больше не принадлежит.

– Я даже не знаю. – Отец и под действием успокаивающих чар был напряжённым и подозрительным, в чём, в общем-то, даже Даша не могла его упрекать. – Фокусы ваши весьма убедительны, а я явно подвергся воздействию какого-то психотропного вещества, ибо искренне не понимаю, почему я спокоен и до сих пор не вызвал полицию. И всё же, то, что Даша уже зачислена в какую-то сомнительную академию, при том, что даже не сдавала ЕГЭ, вызывает у меня вполне оправданные подозрения.

– На этот счёт вы можете не переживать, – Мамонов откинулся на спинку дивана в гостиной. – Ваши экзамены не вызывают у преподавателей ни малейшего интереса. Оценивается текущая успеваемость за последние пару лет, а с этим у Даши полный порядок.

– Но почему она уже зачислена? – Маргарита Максимовна славилась вежливым гостеприимством, когда принимала у себя своих гостей или партнёров мужа, но в этот раз она не предложила преподавателю даже чая. – ЕГЭ вам не интересен, своих экзаменов вы не проводите. В чём подвох?

– В происхождении вашей дочери. Она родилась и выросла в мире простых людей, ей по закону обязаны предоставить обучение. Контракт идёт только на Стандартные Курсы Колдовства, а вот сможет ли Даша в дальнейшем получать в академии профессию, будет зависеть от её успеваемости. Если в течение трёх лет базового обучения проблем не возникнет, то контракт на бюджетное обучение продлят ещё на три года, и уж поверьте, оно того стоит. РМТА – лучший колдовской вуз страны.

– Как этот вуз может быть лучшим, если мы впервые о нём слышим? – Даша даже удивилась, когда вместо возмущенно-истерического тона матери услышала в её голосе лишь удивление и непонимание. Видимо, чары Мамонова были очень сильны, раз справились с такими неврастениками, какими была чета Голубевых.

– Дело в том, – Мамонов сделал примирительный жест руками, – что наши с вами миры существуют как бы отдельно друг от друга. Маги держатся в тайне от простых людей, и при таком раскладе совсем не удивительно, что вы ничего не слышали о старейшем колдовском учебном заведении.

– Но с чего вы взяли, что Даше там место? – не унималась Маргарита Максимовна. – Почему вы думаете, что она, как вы это называете, чародейка? Мы не заметили в ней ничего сверхъестественного, она обычная семнадцатилетняя девочка, она не двигает предметы взглядом, не наводит мор на города, не летает на метле… простите, что смешного я сейчас сказала?

– Поверьте, она и не должна наводить на людей порчу одним взглядом. – Мамонов постарался подавить некстати расплывшуюся на лице улыбку. – Не стоит судить о колдовстве с позиции средневекового дикаря.

«Ох, это он зря…» – подумала Даша, с опаской взглянув на отца – этот сноб выставлял свою родословную чуть ли не дворянских кровей, для него не было худшего оскорбления, чем сравнение с малограмотным средневековым человеком.

Но Голубев сдержался – чары продолжали держать его в узде, лишь уголок губ, плотно сжатых от напряжения, нервно дернулся вправо.

– У Даши будет примерно год на то, чтобы получить магический артефакт – кольцо, с помощью которого девушка сможет колдовать. – Мамонов продолжал рассказывать, не обращая ни малейшего внимания на мимические истерики Голубевых. – До его обретения она не может выплеснуть магию наружу, она будет просто копиться внутри вашей дочери.

– А если нет никакой магии? – Голубев сверкнул взглядом поверх очков – недобрый знак. – Вы ведь сказали, что не контактируете с нашим миром. Как вы можете быть уверены, что Даша именно та, кто вам нужен?

– Я не сказал, что наши миры не контактируют. – Мамонов мягко улыбнулся, хотя от Дашиного взгляда не укрылась скользнувшая по его губам перчинка. – Я сказал, что маги живут в тайне от вас, но это не означает, что маги за вами не наблюдают. В Верховном Совете фиксируется каждый юноша и девушка в возрасте семнадцати лет. Есть целый спецотдел, который наблюдает, не проявились ли в ком зачатки магии. Обычно это происходит сразу на день рождения, реже, как в Дашином случае, после провоцирующего фактора.

– И всё же, – Маргарита Максимовна красноречиво посмотрела на дочь, к ней, собственно, не обращаясь, – я никак не пойму, почему Даша обязана ехать? Она инвалид и не справится без нашей опеки. – Женщина снова посмотрела на Георгия Робертовича. – Разве она не может пройти обучение дистанционно?

– Нет, не может. – Мамонов, что уже больше часа с поразительным спокойствием подробно отвечал на каждый вопрос, даже если он прозвучал уже сотню раз, в этот раз всё же повысил голос, тут же, в прочем, взяв себя в руки. – Вы, кажется, до сих пор слабо представляете себе, что такое академия магии, но я вас не виню, такое сложно осознать, особенно в вашем возрасте.

– Прошу прощения, – возмутилась Маргарита Максимовна, – но причём тут наш возраст? Да, мы не молоды, но я бы и в двадцать пять не поверила во всю ту чушь, что вы городите. Я и сейчас не верю, и меня ужасно возмущает тот факт, что вы применили к нам какой-то свой гипноз. Уж простите, у меня всё ещё не поворачивается язык называть ваши фокусы магией.

Глава 6

Даша проснулась от того, что кто-то сильно барабанил в её дверь

– Подъём! Нас ждут великие дела! – Это говорил Мамонов. – Дашка, давай просыпайся, столько надо сделать, а у нас совсем нет времени! Через полчаса я зайду, чтобы была одета.

Раздался звук отдаляющихся шагов. Даша потянулась на кровати и попыталась пятернёй расчесать смотавшиеся в колтуны волосы. Прошло два месяца после того, как преподаватель РМТА появился у неё в доме, но Даша всё никак не могла привыкнуть к грубоватым армейским порядкам Георгия Робертовича, в особенности в его утреннему «Рота, подъём!», коим он частенько начинал встречу в больнице, когда приходил навестить Дашу. Хотя, чего уж лукавить, девушка сильно привязалась к этому человеку. Это была какая-то тёплая, нежная дочерняя любовь. Не сложно было испытывать к Мамонову эти чувства – он был просто каноничным батей мечты.

За окном раздался паровозный гудок. Даша встала с кровати, попутно запихивая в рот сигарету, и выглянула в окно: так и есть, с платформы номер 4 отходил товарный поезд. Шёл, по-видимому, в Гномьи Кузни – он просто до отказа был забит углём, а низкорослый бородатый народ, а точнее, три его представителя, что-то кричали на своём машинисту.

«Подумать только, я живу в привокзальной гостинице! Да мать инфаркт бы хватил, если бы она об этом узнала!» – Девушка ухмыльнулась. Ей доставляло удовольствие думать о том, что бы сказали родители о нынешней жизни дочери.

***

– Неужели РМТА – единственное учебное заведение на всю страну?

Даша шла рядом с Мамоновым по местному торговому кварталу. Шла? Не то слово: преподаватель был огромного роста, и шаги у него были соответствующими. Даше приходилось почти бежать, чтобы не отстать и не затеряться в толпе.

– Не единственное, – ответил Мамонов, немного замедляя шаг, чтобы Даша могла за ним успевать. – Но старейшее, а потому самое престижное. Лучший уровень обучения, лучшие преподаватели, лучшие перспективы в будущем. Бюджетных мест много, но и требования, конечно, соответствующие. Если вылетишь оттуда, за неуспеваемость, или за провинность какую серьёзную, то, конечно, можно дождаться нового семестра, найти колдовское училище где-нибудь в глубинке и закончить Стандартные Курсы Колдовства там. – Мамонов остановился, и Даша от неожиданности влетела в его спину. – Но ты такие перспективы не рассматривай! РМТА – это твой ключ к жизни. Хорошую профессию получишь только там. Поняла?

– Ага, – болванчиком кивнула Даша.

– Есть ещё учебные заведения, – Мамонов продолжил идти. – Есть Дагуртхмкар, гномий университет. Есть высшая эльфийская школа магии, я правда никогда не мог выговорить её название. ВИЗ – ведьмовской институт знаний, тоже очень древнее строение, ещё старше РМТА. Кентавры, сатиры, гоблины, на Крите в старину даже была академия горгон, но их сейчас почти не осталось. Каждый вид разумных существ имеет своё высшее учебное заведение.

– Почему? – Даша начинала выбиваться из сил, но всё же пока не отставала. – Мы не можем учиться вместе с другими существами?

– У нас разная магия, – Мамонов пожал плечами. – На протяжении веков многие виды пытались объединить свои институты, но из этого ничего не выходило. У нас есть несколько, так сказать, общих предметов, проклятья например, сглазы, но, в основном, наши заклятия не сочетаются.

– А ведьмы? Они же люди.

– Не всегда. Чтобы быть ведьмой, не обязательно быть человеком. К тому же, их магия настолько специфична… так, подожди! – Мамонов резко потянул Дашу вправо, так и не закончив рассказ. – С твоими ведьмами… я поворот пропустил! Не расслабляйся, Дашка, через неделю у тебя начнутся занятия, так что срочно надо всё покупать. Вещи, учебники…

– Дядь Гош, так у меня же ни копейки! Ты бы хоть родителей моих предупредил!

Когда Даша впервые назвала преподавателя дядя Гоша, тот настолько удивился, что даже забыл про возмущение. Ни детей, ни племянников у Мамонова не было. Полжизни он отслужил в ОБТС – Отделе Борьбы с Тёмными Силами, организации, что боролась с незаконным использованием колдовства и расследовала преступления, так что к такой фамильярности он не привык. Однако вскоре его удивление и недовольство сменились снисхождением, затем уступили место смущению, а затем переросли с искреннюю симпатию к девушке. Огромный и серьёзный мужчина вдруг осознал, что испытывает к Даше почти родительскую привязанность.

Вот и сейчас, в очередной раз расплывшись в улыбке от Дашкиного «дядя Гоша», Мамонов ответил:

– Простаковские деньги – мусор для нашего мира. Здесь в почёте драгоценности. Золото – это червонцы. Серебро – гривны. Самоцветы пользуют редко, в основном гномы. А, ещё медяки – гроши, – они идут на размену. А фантики простого мира здесь не стоят ровным счётом ничего.

Слова колдуна задели Дашу. Много лет родители обеспечивали её, они могли купить всё, что пожелает девочка. Здесь же их состояние оказалось кучкой жалких бумажек.

– Даша! Ау! Ты меня вообще слышишь?

Они стояли в зоомагазине. В основном там были совы и во́роны, но можно было увидеть также кошек, крыс, змей, от ужей до удавов, жаб – при их виде Дашу передёрнуло – и летучих мышей. Гул стоял невообразимый: со всех сторон слышалось карканье, уханье, мяуканье, шипенье, кваканье и ругань людей, пытающихся сбить цену на того или иного питомца.

– Ого! Сколько животных! А зачем мы здесь?

– Ты издеваешься? Я спросил «Может, купим тебе зверюшку?», ты ответила «Хорошо». А теперь спрашиваешь, что мы тут делаем?

Даша покраснела. У неё была странная особенность: когда она о чём-то думала, а в этот момент её о чём-нибудь спрашивали, она могла что-то ответить, но при этом совершенно не знать, что именно она только что сказала.

– Прости, я просто задумалась.

– Ладно, проехали, – мужчина вздохнул. И это не был зловещий и недовольный тон, которым всегда в такие моменты награждал Дашу родной отец. – Ну, так кого будем брать?