-О! Señora valiente, tormenta de bandidos! - радостно приветствовала нас сеньора Лучиана, заключая меня в мощные объятья.
-Я тоже очень рада вас видеть! - ответила я, повернулась к своим, чтобы представить хозяйку таверны в Йерба-Буэна, куда наш фрегат зашел пополнить запасы перед долгим плаваньем, и увидела искреннее недоумение на лицах мужа и сына. Илья и Александр понимали испанский.
-Дорогая, - проговорил муж, справившись с удивлением, - сеньора назвала тебя "отважной грозой бандитов". Я что-то упустил?
-Милый, мое участие в том давнем происшествии сильно преувеличено, - отмахнулась я. - Я же рассказывала тебе, как Прибой спас Петра...
Но к Лучиане присоединился ее муж и они на два голоса принялись описывать мои подвиги. Я не понимала ни слова, кроме - сеньора, бандидос, мучачо. Брови мужа поднимались все выше, сын слушал с открытым ртом. София неуверенно улыбалась, как и я ничего не понимая. Хотя, я представляла, что наговорят хозяева таверны со свойственной мексиканцам эмоциональностью и склонностью к преувеличениям.
-Я думал, душа моя, что после твоего "танца с гризли" меня уже ничем удивить нельзя. Но ты поражаешь меня с каждым разом все больше, это же надо - разогнать самую кровожадную банду и спасти город от разграбления, - обнимая меня, сказал Илья. - Что еще нам предстоит узнать?
-Ничего такого, что уронило бы честь и достоинство нашей фамилии, - поспешно пробормотала я. - Давайте лучше есть. Но, предупреждаю вас сразу - еда здесь очень острая!
-Маменька, вы сражались с бандитами? - дочь смотрела на меня с изумлением. - Вы расскажете нам об этой битве?
Я ничего не успела ответить, за меня это сделал мужчина, сидевший за столом в углу помещения.
-О, юная барышня, ваша матушка - легенда этого городка. За пятнадцать лет те давние события обросли такими деталями, что только диву даешься. Если бы сам не знал, что Акулина Савельевна живой человек и в самом деле проживать изволит в Ново-Архангельске, то и не поверил бы, что женщина с двумя солдатами и собакой противустояла отчаянным головорезам, числом не менее пятидесяти, - он поднялся и подошел к нам. - Разрешите представится, начальник русской торговой фактории в Йерба-Буэна Решетов Константин Иванович.
-Очень приятно познакомиться, - муж крепко пожал руку мужчине, и мы наконец уселись все вместе за стол.
Сеньора Лучиана принесла похлебку, свежие лепешки, а хозяин добавил кувшин с вином и глиняные кружки. Детям налили простой воды несмотря на попытки хозяев угостить их вином.
Вдруг сеньора Лучиана взмахнула руками, что-то быстро проговорила и выбежала из зала. Через минуту она вернулась, держа в руках свернутый трубочкой лист бумаги, перевязанный красной бечевкой и опять заговорила. Илья взялся переводить.
-Помните того старого китайца? Так вот он принес эту бумагу и просил отдать той, которая забрала его внука...
-Вот гад, - не удержалась я, - надо же - забрала. Да! А он младенца убить хотел, говорил, что приплод от нечистой обезьяны, как он называл белого негодяя, изнасиловавшего его дочь не должен жить и порочить его китайскую честь.
Муж успокаивающе взял меня за руку. А у меня перед глазами мелькали картинки тех кровавых событий. Вот бандиты врываются в таверну, мы с Дроном обиваем атаку, убив двоих и ранив третьего. Вот прибегает бледный Лисицын и мы бежим в китайский квартал. Вот жуткий бандит перерезает горло хрупкой китайской девушке, а она роняет сверток с ребенком под копыта лошади. Вот Прибой выхватывает младенца, а я убиваю бандита и получаю пулю...
-Маменька, это о Пете? - спросил Саша.
Я тряхнула головой, прогоняя видения и улыбнулась.
-Да, это о нем. В ту ночь мы действительно спасли его, а потом Дрон с Аккой его усыновили.
-Но он такой красивый и совсем не похож на китайца, - возразила София.
-Видишь ли доченька..., - Илья смутился.
Я решила помочь мужу.
-У него отец был не китаец. Но давайте откроем письмо. Хотя дедуля и сволочь изрядная, но посмотрим, что он там написал.
Синьора Лучиана опять заговорила.
-Он умер, - перевел Илья. - Вчера. А письмо принес накануне. Синьора уже собиралась нести послание в русскую миссию, да ты появилась сама. Не иначе как само Провидение привело тебя в их таверну.
"Скоро я уйду из этого мира. И некому будет отвезти мое тело на Родину и захоронить по обычаю предков. Гроб, могилу, поклонение и жертвы должен был обеспечить старший сын-наследник. Но не стало у меня сыновей, всех забрала Америка. Мне предстоит стать бесприютным, голодным духом-гуем, зловещим мертвецом, а не семейным божеством-благодетелем, как полагается. И в этом виноват я сам. Сколько раз я проклинал себя за то, что был так глуп и не признал своего внука. Сколько раз просил Небо сжалиться надо мной, и вернуть мальчика. Но Небо не услышало моих просьб. Я хотел оправиться на его поиски, когда осознал всю пропасть своей неправоты, но было уже поздно. Здоровье не позволило отправиться в путь, и конец мой близок.
Женщина, спасшая моего внука, я хочу сказать тебе слова благодарности. Пусть с большим опозданием, но прими их и расскажи моему внуку о его корнях. Мне нечего оставить ему в наследство кроме пожеланий хорошей жизни и родовой усыпальницы в провинции Фучджоу, в деревне Сямьним.
Женщина, спасшая моего внука, если случится чудо и ты окажешься в благословенном Китае, посети родовую усыпальницу семьи Сиан и возьми с собой моего внука. Там тебе может открыться тайна, о которой ты даже не можешь помыслить. До своего последнего вздоха я буду молить Небо и вашего Иисуса о том, чтобы мой внук, которого про себя я называю Сюэ, простил меня".
Я дочитала письмо, написанное на английском языке, и передала его мужу. Но прочитать его он не успел, в таверну зашел капитан нашего фрегата "Мирный" и доложил.
-Господин полковник, судно готово к отплытию, поторопиться бы следует. Нам потребуется изменить маршрут, мне испанский капитан сказал, что у берегов Южной Америки неспокойно, пойдем по Тихому океану, через Индию.
-Георгий Алексеевич, прикажите матросам надеть спасательные жилеты и сами озаботьтесь, - мы с капитаном отошли к окну кают-компании. - И шлюпки проверить не помешало бы, запасы воды и сухарей...
-Иногда, Акулина Савельевна, не в обиду будет сказано, мне кажется, что фрегатом вы командуете.
-Простите великодушно, но в минуту опасности во мне просыпается командир партизанской партии, - я тронула мужчину за руку.
-А я в ту компанию на канонерке служил, выпустился из Морского корпуса аккурат в 1812 году ускоренным курсом. А за "Мирный" вы не беспокойтесь, фрегат у нас надежный, он же и в Антарктиду хаживал. Для сей цели днище у нас медными листами обито, чтобы водорослями не обрастать, набор корпуса усилен дополнительными креплениями на случай сжатия льдами, сосновый руль заменен на дубовый. А такелаж из самой что ни есть высокосортной пеньки, положенный для кораблей военного флота. Княвдигед опять же установлен.
-Ну, если княвдигед, то да..., - пробурчала про себя, я уже знала, что это носовая оконечность судна, к которой была прикреплена морская дева с выдающимися достоинствами.
-О чем это вы тут секретничаете? - подошел к нам Илья.
-Да вот, господин полковник, жена ваша мне указания дает, как к шторму готовиться надобно. И рекомендует матросов в эти смешные конструкции нарядить, которые громно спасательными именует.
Ну, а что было делать? В это сложно поверить, но в 1837 у моряков не было никаких спасательных жилетов, спасательных кругов и прочих приспособлений для спасения жизней. Более того, зачастую моряки вообще плавать не умели. И потому тонуло их немыслимое количество. И я попыталась это немного исправить хотя бы на нескольких кораблях. Самолично из пробки собрала пояс. Илья вначале смеялся, но потом, после нескольких испытаний оценил мое "изобретение". И представил его правителю Русской Америки Купреянову. Правитель идею не поддержал, сказал нет такого указания от руководства компании и весь сказ.
Но я с помощью мастеровых Ново-Архангельска все-таки подготовила партию спасательных жилетов и их погрузили на "Мирный". И вот теперь у нас впереди шторм.
-А вы Георгий Алексеевич, прислушайтесь. Мы с Акулиной Савельевной не раз испытания проводили, держат людей на воде эти, как вы сказали смешные конструкции. Даже Малыша нашего держат, только правильно надевать следует..., - Илья вдруг замолчал и внимательно посмотрел на капитана. - Простите, так на нас идет шторм?
-Да, Илья Владимирович, и судя по ветру нас несет в сторону Гавайев, - кивнул капитан.
-Только этого не хватало, - пробормотала я, - нас несет туда, где аборигены съели Кука.
Несмотря на то, что я жила в XIX веке без малого уже двадцать пять лет, память услужливо подсовывала мне воспоминания из века XXI. Вот и сейчас на ум пришла песня Высоцкого.
-А вот тут вы неправы, сударыня, не ели они Кука, глупости это. Такая нелепица родилась из того, что после гибели Кука гавайцы вернули его в виде кусков мяса в корзине. А команде и невдомек, что у туземцев было принято хоронить особо важных персон специальным способом. Кости закопали в тайном месте, а мясо вернули «родственникам» капитана.
- Да, команда была в ярости, - продолжил рассказ капитана Илья. - Вот эта ошибка и непонимание стала причиной карательного рейда: прибрежное поселение сожгли, гавайцев убили, и в итоге островитяне вернули оставшиеся части тела Кука. Но это было давно, более полувека назад. С тех пор гавайцы доброжелательно относятся к путешественникам.
-Так доброжелательно, что выгнали русских, - усмехнулась я.
-Так это все происки англичан да американцев, драгоценная Акулина Савельевна, нет такого места, где бы они не вставляли нам палки в колеса.
-Ох, как вы правы, - согласилась я с капитаном.
Ночью начался шторм. И в прошлом плавании мы пережили несколько штормов, но это был Армагеддон. Последняя битва сил добра с силами зла. Я тщательно закрепила жилеты на сыне и дочке, обвязала Малыша, муж оделся самостоятельно. Я сразу после ужина надела штаны, рубаху, высокие мокасины на шнурках, на пояс прицепила индейский нож, также одеться приказала и Софии. Девочка была сильно напугана и постоянно повторяла.
-И зачем мы только отправились в это плавание, лучше бы поехали с обозом через Сибирь.
Александр вел себя мужественно, успокаивал сестру и обещал спасти её.
-Софи, а вот надо было плавать учиться, а ты только романы читала. Но я тебя не брошу, ты же знаешь как я плаваю, да и спасательные жилеты не дадут нам утонуть.
-Так мои дорогие, - Илья был строг и говорил голосом, не терпящим возражений, - вы немедленно спускаетесь в трюм и сидите там, пока я за вами не приду. Вы тоже, Акулина Савельевна.
Это был признак крайнего напряжения, только в самые критические моменты муж называл меня на имени отчеству и на "вы". Я кивнула, и мы с детьми спустились в трюм корабля. Оказалось, решив, что спасения нет, матросы тоже спустились вниз и приготовились к неминуемой гибели. Мне совсем не понравилось такое настроение, вот вам и бывалый экипаж. Я устроила детей в уголке, приказала Малышу охранять и решила подняться наверх в рубку, где был мой муж и капитан.
На палубе было страшно. Ветер ломал мачты, как тростинки, огромные волны разбивались о борта корабля. Почти все паруса были изорваны в клочья. Я с трудом вошла в рубку и застала такую картину: штурман не мог определить, где мы находимся – стрелка компаса беспорядочно вертелась, перепутав Север с Югом и Запад с Востоком. Капитан метался взад и вперед, наконец заметил мою персону.
-Что вы здесь делаете, сударыня, - рявкнул он, - немедленно спуститесь в трюм!
-Там и без меня сидит весь ваш бывалый экипаж, - не менее громко проорала я в ответ. Кровь закипела, за себя мне было не страшно - вторую жизнь живу, но гибели детей я допустить не могла.
- Рифы! Справа по борту рифы! – вдруг истошно завопил вахтенный.
Капитан стоял как пришибленный, вот тут мое терпение, которого и так было немного, лопнуло.
Я захлебывалась, тонула, и ничего с этим поделать не могла. Против стихии не было у меня методов руководства. Вцепилась в дверь, как в последнюю надежду на спасение и обратилась к Богу:"Прошу тебя, Господь мой, спаси детей моих и мужа моего. И прости мне грехи мои".
Сколько продолжалось мое кружение в шторме не знаю, сознание упрямо не покидало меня, но было в каком-то тупом состоянии. Очередная волна накрыла нас с дверью и наконец мозг отключился.
"Я все-таки попала в рай", - была первая мысль очнувшегося разума когда глаза послали ему сигнал об увиденном - берег с высокими пальмами, белый песок, лазурная теплая вода.
"Какой рай? - пробухтела ехидна. - Где ты в раю трупы видела?"
-Да я и рая пока не видела, слава Богу.
На песке действительно лежало тело мужчины, в моем спасательном жилете и остатках форменной одежды фрегата "Мирный". Я с большим трудом оторвала руки от двери, и свалилась с нее в воду, Ноги и руки слушались плохо, но до суши я добралась и перевернула моряка на спину. Был он не очень крупный, и хотя лицо его было в царапинах, видно, что молодой. Я приложила ухо к его груди и о чудо чудное - услышала слабое тук-тук-тук.
Я лихорадочно вспоминала, как привести в себя почти утонувшего человека.
-Так, нижним краем грудной клетки кладем на бедро, очищаем рот от всякой гадости, выдавливаем воду из дыхательных путей и желудка и приступаем к искусственному дыханию по способу изо рта в рот или изо рта в нос...
-А-а-а, - простонал моряк и чуть не потерял сознание вновь, увидев над собой мой светлый лик.
-Спокойно, матрос, - как можно тверже произнесла я. Правда, голос подвел - получилось какая-то смесь карканья с кваканьем. - Это я, Кожухова Акулина Савельевна, супруга полковника Кожухова, меня как и тебя в море волной смыло.
-Простите ваше сиятельство, не признал сразу, думал, ужо на дне морском нахожусь, а русалка меня целует.
-Ну, ты голубчик загнул, - несмотря на всю трагичность нашего положения меня разобрал смех. - Вот с кем только не сравнивали, но русалкой - это впервой, это мощно.
-Не извольте гневаться, ваше сиятельство, - промямлил матрос, пытаясь подняться.
-Не гневаюсь я, и давай мы эти сиятельства оставим до возвращения в цивилизованный мир. Называй меня Акулиной Савельевной.
-Докудова оставим?
-До возвращения к нашим, - вздохнула я. - Тебя как звать-то, матрос?
-Дормидонт Терентьев, - матрос опять попытался браво отрапортовать, но закашлялся.
-Хорошо, Дормидонт. Надо нам с тобой воду найти, пить хочется, сил нет. Да и понять бы еще, куда нас с тобой занесло.
-Так ваше сиятельство, - я сурово глянула на парня, - Акулина Савельевна, я что хотел сказать-то, попали мы известно куда - на Гавайи. Я такие пальмы видел уже, когда мы на Гавайи ходили.
-Это понятно, Дормидонт, да только островов-то гавайских много, и обитаемых и необитаемых. Хорошо бы на обитаемый. Ты как, подняться можешь?
-Так точно.
Сказать проще, чем сделать. Но все-таки кое-как с моей помощью Дормидонт поднялся и мы поплелись в сторону пальм, в надежде обнаружить поселок аборигенов.
Насколько я знала из рассказов капитанов, которые заходили на Гавайские острова здесь сейчас правил король, который держал под своей властью практически все острова. Американцы и англичане активно вели свою деятельность на Гавайях, пытаясь перетянуть короля на свою сторону, русские отдалились от Гавайев, однако, заходили в гавани островов для пополнения запасов и торговли.
-Дормидонт, - позвала я парня, - а ты когда на островах был?
-Так в прошлом годе, мы же в Русскую Америку через мыс Доброй Надежды шли, вот и сюда заходили, продовольствия для Ново-Архангельска закупили изрядно. И вот что скажу, были мы на острове Оаху, бухта там хорошая, Гонолулу называется, и встречали нас девки с цветами и фруктами. А девки у них сытые такие, и одежды на них мало...
Матрос мечтательно вздохнул, а я сдерживая улыбку сказала.
-А хорошо бы сейчас встретить кого-нибудь с фруктами, можно даже и без цветов.
Мы преодолели береговую полосу, и вошли под сень пальм. Опустились на жидкую траву и решили немного передохнуть. Я пыталась вспомнить максимум информации про Гавайи. Как назло в голове крутилась только песня Высоцкого "За что аборигены съели Кука". Не могла вспомнить ни имени короля, ни имени его жены, а ведь мне их называли, точно помню.
-Дормидонт, у тебя видать память хорошая, как ты все эти местные названия запомнил, а может ты помнишь и как короля местного зовут? - спросила наудачу.
-А то как же, помню, - просто ответил парень, - Камеамеа третий, с нами на фрегате батюшка плыл, хотел веру нашу на островах проповедовать, так он к этому королю ходил и просил разрешения, а потом, когда прощался, нам про него рассказывал.
-Так получается, разрешил король проповедовать?
-Разрешил, - согласился Терентьев, - а про короля отец Дионисий хорошо говорил, мол, склонен к вере христианской и умен не по годам. Вот я и запомнил.
-У тебя действительно отличная память. Учиться тебе надо, Дормидонт.
-Так я ученый, три класса окончил и служить на флот пошел в надежде офицером стать. Меня боцман отличает. После прихода в Кронштадт могу и унтера получить.
-Молодец, Терентьев. А лет тебе сколько?
-Так почти двадцать два уже, а служить я в двадцать пошел, как полагается. Я из Кронштадских буду, с детства к воде привыкший. А батюшка мой, как из крепостных выкупился, лавку завел, хотел меня к торговому делу приладить, да скучно мне. Мечтал вокруг света обойти.
Глаза у парня заблестели. Был он невысокий, но хорошо сложен, русые волосы, подстриженные в кружок, серые глаза и крупный нос, который не портил лица, в общем симпатичный парень, который мечту имеет.
-Вот и обошел почти. Ну что, отдохнул? - матрос кивнул. - Тогда пошли искать воду, поселок, в общем что-нибудь нам найти обязательно надо.
-Акулина Савельевна, а как вы думаете, что с фрегатом? Уцелел или потоп?
Терентьев уже хотел рвануть к берегу, но я удержала его за рубаху и мы отступили назад, за пальмы. Что-то не давало мне покоя. Лодка! Вытащенная на песок лодка не походила на местные. Я, конечно, местных лодок не видела, но это явно была обычная шлюпка, такая же, какие я не раз видела на наших кораблях.
-Ура-то оно, конечно, ура, но Дормидонт, тебе эта лодка странной не кажется? - скептически покачала я головой. - И я что-то людей не вижу.
-Так время-то утреннее, работают небось..., - отозвался Дормидонт сначала беззаботно, но потом задумался, - а ведь правы вы, Акулина Савельевна, у туземцев таких лодок нет, они больше на плоскодонки похожи, а тут вон оно какая...
Мы решили, скрываясь за пальмами, пройти немного вперед в надежде увидеть хижины местных жителей, или лагерь тех, кто прибыл сюда на этой шлюпке. Увидели.
Да только лучше бы такого не видеть.
Возле большой прямоугольной хижины из соломы, с двускатной крышей сидело шесть бородатых мужчин, в невообразимом тряпье - грязные рубахи, жилеты, парусиновые штаны, шляпы с перьями. А перед ними на коленях стояли женщины в одежде, напоминающей стог сена. Женщин я насчитала семь.
-Ох, Матерь Божья, - прошептал Терентьев, тронув меня за плечо, - вот туда гляньте, это же они мужиков местных посвязывали. Это кто ж такие? Разбойники, никак?
-Они и есть, - тоже шепотом ответила я, посмотрев в ту сторону, куда указывал матрос. Да, там действительно сидели кружком связанные мужчины. А еще у меня возник вопрос, где дети? Ведь не может такого быть, чтобы детей не было.
Ответом на мой вопрос был плач, который по всей видимости, раздался из хижины. Значит дети есть, а может и старики там. И что делать? Бросить беззащитных людей на расправу пиратам? А что это были пираты я не сомневалась.
"И почему тебя никогда не интересовали истории про пиратов? - заныла ехидна. - Вот ты даже "Пиратов Карибского моря" не смотрела".
"Вот беда-то, посмотрела бы фильмец и сейчас враз раскидала бы всю шайку, - хмыкнула я про себя. - Но откуда в Тихом океане пираты? Да и вообще - XIX век на дворе, а эпоха пиратства, по-моему, закончилась сто лет назад".
"Ага, только что-то пираты Сомали об этом и в XXI веке не слышали, - продолжала ныть ехидна. - Ты же не собираешься вмешиваться?".
-Что делать будем, Акулина Савельевна? - в тон моей внутренней ехидне спросил Дормидонт.
Хороший вопрос. Кто бы мне на него ответил. А Терентьев продолжал шептать.
-Вы же колдовать умеете, нашлите на них сон, или еще чего. Вон вы наших матросов как тряханули, это ж видеть надо было...
-Дормидонт, ты же умный вроде, три класса образования, а такую чушь городишь. Какое колдовство? Мы с тобой в сказке? - моряк печально вздохнул. - Но в одном ты прав, аборигенов выручать надо.
Раздался крик женщины. Один из пиратов схватил молодую совсем девушку и сорвал с нее травяное одеяние. Остальные заржали во весь голос, меня передернуло. Ждать дальше было нельзя.
-Дормидонт, а ну давай к шлюпке. Вытолкаем её в воду, а когда разбойники побегут нас уби...догонять, рванем в разные стороны. Надеюсь у женщин хватит ума за это время развязать мужчин. А дальше по ходу дела решать будем.
Хорошо, что матрос после моего выступления на фрегате свято уверовал в мои "шаманские" способности, спорить не стал, кивнул и мы со всей дури рванули к лодке.
С диким криком, чтобы привлечь внимание, мы столкнули в воду шлюпку, благо что это была малая лодка на пять человек. Она как по маслу скользнула в родную стихию. Для пущего эффекта завывая сиренами мы выхватили весла и отправили их в свободное плавание.
Не знаю, что больше повлияло на пиратов - страх, что шлюпку унесет в океан, или интерес к нашему безумному появлению, но с места они вскочили и с криками бросились к берегу. А мы побежали не разбирая дороги назад к пальмам. Но только вместо того, чтобы разбежаться в разные стороны неслись мы плечо к плечу. И не сговариваясь, сделав крюк бежали к хижине.
Женщины не подвели, они развязывали мужчин, но делали это руками! Понятное дело, любой узел можно развязать, ведь то, что было завязано, может быть и развязано. Но не зная алгоритма завязывания морских узлов женщины только затягивали их туже. Я на ходу выхватила нож, подаренный мне Черным Лосем в виде свадебного подарка. Веревки я резала остервенело, краем глаза заметив, что пираты уже вытащили лодку обратно на берег и оставив двоих бандитов вылавливать весла, бегут к нам, размахивая пистолетами.
-Оружие, у вас есть оружие? - орала я аборигенам, но кто бы меня понял.
Дормидонт развязал уже с другой стороны два узла.
-Грамотно завязано, - приговаривал он.
Развязанные мужчины-гавайцы вскакивали и куда-то убегали. А пираты уже были в двух шагах. Женщины копошились рядом, только мешая нам с Терентьевым. Я топнула ногой и показала им на хижину. Повторять не пришлось, гаваек сдуло.
-Ах ты, сучье отродье! - услышала я и от неожиданности выронила нож, но тут же схватила его обратно. Пират говорил по-русски. По-русски! - Да я тебя на лоскуты порежу...
Вот любую речь я была готова услышать, но не русскую. Это было слишком.
-А ну стоять, бояться! - рявкнула так, что самой страшно стало. - Я вам покажу отродье, трюмные крысы! Фок-грот-брамсель вам в глотку!
Четыре бородатых, обтрепанных флибустьера замерли с открытым ртом, опустили оружие и ошарашенно уставились на меня, а я не дала им опомниться.
-Вы берега попутали, зелень подкильная? Я научу вас Родину любить, недоумки палубные!
-Да ты кто такая? - опомнился самый прилично одетый пират.
-Кто надо! Я командир отдельной партизанской бригады, Акула. А вы кто, убогие?
-А мы свободные люди, - выпятив грудь отрекомендовался все тот же пират.
-И какого морского дьявола вы, свободные люди, захватили этот мирный поселок? Кто разрешил?! - инициативу я перехватила, теперь надо её удержать. - Я вас спрашиваю, откуда вы, как здесь оказались. А ну, отвечать!
-Спасибо, - обратилась я к высокому гавайцу, судя по всему, главе местной общины. Я невольно сопровождала слова жестами. - Мы с корабля, который попал в шторм, а нас с Терентьевым волной смыло.
-Калей-опу-у-у-пу, - выдал мужчина и показал на себя.
-Ёперный театр, - пробормотала я. Но у гавайца был отменный слух.
-Епе-рени-ятеа-ти-ра, - он показал на меня.
Господи! Как меня только не называли - и Акулькой была, и Акулой, и Говорящей с Чертом, Сестрой Уманги опять же, но это превзошло все, и главное сама виновата.
Интенсивно замотала головой, и по слогам выговорила, показывая на себя.
-А-ку-ли-на, - потом показала на Терентьева, - Дор-ми-донт.
Мужчина кивнул и начал раздавать приказы. Из хижины вышли все женщины, выбежали и дети. Они с интересом нас рассматривали, на лицах их светились улыбки. Я отметила про себя, что гавайцы очень красивые люди, и язык у них такой музыкальный, нет резких звуков, слова прямо льются.
Калей-опу-у-у-пу указал на пиратов, затем на лодку и интенсивно замахал руками, показывая на океан. Я поняла, что он предлагает отправить неудачливых захватчиков подальше от острова.
-Поразительное дружелюбие, их чуть не убили, а они разбойников отпустить хотят, - покачала я головой. - Остается только удивляться, как вам удалось столько времени независимость сохранять.
Опять жестами показала, что хочу поговорить с пиратами. Гаваец кивнул. Все это время остальные мужчины стояли кольцом вокруг нежданных гостей.
Я отдала кружку женщине, улыбнулась и присела на траву, ноги уже не держали. Но вождь, или как он тут у них назывался, не знаю, для меня пусть будет - вождь, сделал отрицательный жест рукой, а из хижины мне уже тащили что-то похожее на кресло.
-Ух ты, прямо трон царский, - села, склонила голову и приложила руку к сердцу в знак благодарности. Потом обратилась к пиратам. - Ну что, поговорим, джентльмены удачи.
Гавайцы похлопав ружьями по плечам разбойников, усадили их передо мной.
-И как это у вас получается, Акулина Савельевна, - проговорил, я бы сказала, с трепетом Дормидонт, - что вас все слушаются. Я ведь про вас когда байки в Ново-Архангельске слушал, так думал - врет народец, заливает, а теперь вижу, что истинную правду говорили, и про то как с медведём танцевали, и как бой калошам дали и как шпиёна англицкого поймали. А как вы шторм-то предвидели, и всем велели сбрую надеть, вами же и придуманную...
Я не перебивала, внимательно смотрела на "свободный людей", пусть проникнутся и поймут, что врать мне не стоит и судьба их может зависеть от меня напрямую, потому как гавайцы явно выказывали мне уважение. Женщины принесли нам с Дормидонтом еще по кружке напитка и фрукты, разложенные на деревянных, длинных тарелках. Из всего разнообразия я опознала ананас и папайю, остальные были мне совершенно незнакомы. Откусив очень сладкий кусочек ананаса, опять обратилась к пиратам.
-Я вас внимательно слушаю. Как звать? - рявкнула на того самого, кто был одет приличнее других.
-Зосим Козлов меня зовут, - насупившись заговорил мужик, - и ты нас жентеленами не ругай. Мы свободный морской народ, и ходили мы под командой Бориса Вискаря...
"Какого Бориса царя? - захлебывалась смехом ехидна. - Бориску, на царство?".
А мне как-то было не до смеха. Уж больно то, как звали капитана пиратов не вязалось со временем, не слышала я здесь таких прозвищ - Вискарь. Дохнуло далекими девяностыми, теми самыми, откуда прибыл и Вася Дизель, ныне генерал Василий Ланевский.
-И как же вы в морской народ попали?
-А так и попали. Каторжане мы все, бесправные людишки, и купил нас за бесценок один купец два годика назад, у которого половина команды слегла с лихоманкой. Набрал из тех, кто с морским ремеслом знаком.
-Как это купил, где? - такого я еще не слышала. Тот купец совсем идиотом был, или бессмертным? Это додуматься надо - взять в команду преступников.
-Известно где, в Петропавловской гавани, - усмехнулся Зосим. - Купец бесшабашный был человек, смелый, но, однако, дурак. Решил сам торговлю вести. Привез в Петропавловск китайские товары, там закупил шкуры и в Америку решил везти. Да не учел, что команда его поляжет.
Я задумалась, вспомнила, как Яков Иванович Шахов, правитель Камчатки, сменивший Голенищева в 1835 году, во время визита в Ново-Архангельск жаловался, что ссыльные декабристы, служившие в солдатах подбивают каторжан на бунт против власти и надо каторжан подальше от них держать. Вообще, Шахов был неприятным человеком, ругал всех предыдущих правителей Камчатки, а сам оставил после себя на Камчатке ненавистную память у всех, кто его знал, своей дуростью, заносчивостью и строптивостью. Такой мог и продать людей, записав их умершими, например, или сбежавшими.
А еще была с этим Шаховым неприятная история. 19 августа 1835 года в Петропавловске случился переполох: в Авачинскую губу вошёл 54- пушечный французский фрегат «Venus». Шахов, не зная, в каких отношениях находятся Россия и Франция, не на шутку перепугался.
Вместо того чтобы послать к фрегату шлюпку для выяснения цели прихода незваного гостя, Шахов достал чертежи Рикорда и занялся постройкой временных батарей и приготовил их к действию.
Однако паника оказалась напрасной. Французы прислали с фрегата шлюпку, присланный с корабля офицер представился Шахову и объяснил, что цель прихода фрегата – географические исследования.
Офицеры фрегата попросили разрешение у Шахова поставить в гавани памятный знак в честь Лаперуза, который побывал в Петропавловске, а затем трагически погиб во время последующего плавания.
Шахов сделал жест: взял у французов чертежи памятного знака и заявил, что поставит его сам и за свой счёт. Успокоенные гости, пробыв в Петропавловске семнадцать дней, отправились дальше, а Шахов тут же благополучно забыл об обещании, данном французам, поскольку тратить свои деньги на памятник иностранцу он и не собирался.
Соврал, чтобы хорошо выглядеть перед французскими моряками. Зачем? Наверное, и сам не знал. Рассчитывал, что никто проверять выполнение обещания не станет.
Но сменивший Шахова капитан 2 ранга Николай Васильевич Страннолюбский, узнав об этой истории, подал рапорт по команде, предлагая выполнить обещание, данное французским офицерам.
Дело дошло до царя. Николай I разрешил установить памятный знак по французским чертежам, а деньги взыскать с Шахова. Знак изготовили из дерева, обив его листовым железом. Сделали всё так, как просили французы. А истраченные на это благое дело 192 рубля морское министерство взыскало с Шахова.
Мужики принялись истово креститься, я смотрела на них прищурившись и думала, что с ними действительно делать-то? И что делать нам с Терентьевым? Для начала хорошо бы было выяснить, на большом мы острове или на малом.
Насколько я помнила здесь четыре больших острова и около двадцати малых. Но ни названий, ни расположения этих островов я не знала.
-Ваша милость! - вывел меня из задумчивости протяжный вой джентльменов удачи. - Смилуйтесь! Не отдавайте нас на съедение. Лучше уж повесьте.
Бородатые оборванцы бухнулись на колени. Ох, что-то мне это напомнило. Мне не было жалко пиратов. Сколько жизней они загубили? Но вешать их собственноручно тоже не хотелось. Одно дело - убивать врага в бою, к этому я давно привыкла и не комплексовала, но казнить? Нет, к такому я не готова. Отпустить их в открытое море? Так себе идея. Подберет их какой-нибудь сердобольный купец, а они его за борт и за старое дело - убивать и грабить.
Твою ж дивизию, а? Почему я постоянно умудряюсь попадать в такие ситуации, когда решение принять не просто трудно, а практически невозможно.
-Повесить - это, конечно, можно, - еще больше прищурившись, спокойно проговорила я, - да веревки на вас жалко. До ужина время еще есть, подумаю. И от того, насколько честно вы мне все расскажите, будет зависеть ваша судьба. Начнем с с тебя, Козлов. За что на каторгу попал?
-Так за мятеж и попал. Нашу 3-ю роту Морского полка вывел на Сенатскую площадь штабс-капитан Михаил Бестужев. Ох, и заваруха там была. Нам ведь офицера что обещали - послабления в службе всякие, и довольствие увеличить, и срок службы уменьшить, да много чего обещали, - Козлов махнул рукой, - а получили мы каторгу на 20 лет вместе с ними. Те, кто не погиб. Ведь оно что вышло-то, штабс-капитан хотел собрать на льду Невы солдат Московского лейб-гвардии полка и матросов Гвардейского экипажа, чтобы захватить Петропавловскую крепость. А тут пушки стали стрелять ядрами и разбили лед. Вовек этого не забуду...Матросы и солдаты проваливались и тонули, а мы бросились к другому берегу на Васильевский остров. Там нас и схватили...
-Так вы все с Сенатской площади? - мне стало не по себе. Проклятое восстание декабристов, от которого я семнадцать лет назад сбежала на Аляску все-таки настигло меня.
-Как есть, ваша милость, - закивали и заговорили разом все шесть мужиков.
Продолжил худой, со шрамом на левой щеке моряк.
-Офицеров разжаловали, кого в солдаты, а кого на каторгу, хотели и головы отрубать, да помилование пришло. Я на «Князе Владимире» был, когда с них эполеты срывали, да сабли ломали и за борт кидали. Нас, арестантов, за каким-то чертом туда привезли...
-Так нас сначала в Читу сослали, - продолжил другой мужик, - а потом отправили в Петропавловск с обозом.
-А главарь ваш, Борис, он откуда взялся? За что на каторгу попал?
-За разбой он на каторгу попал, хотя сам говорил, что за правду. Что богатых грабил и бедным раздавал...
-Робин Гуд, мать твою, - пробормотала я себе под нос.
-Рассказывал как с французами бился, а его потом в крепостные опять, да он убег и ватагу собрал, да опять попался и в Оренбург сослан был. Но и там недолго валандался. Ограбил купца татарского. Вот так его все дальше и дальше ссылали.
-С французами значит бился, интересное дело, - в голове моей все больше оформлялась мысль, что знаю я этого Бориса.
"Но ведь ты того уголовника убила, - подала голос ехидна, - ты же в него пистолет почти в упор разрядила, сама видела как упал, стеклянные глаза его видела".
-Так-то оно так, по пульс я его не проверяла, а если он, гад такой, выжил?
-Что вы такое говорите, Акулина Савельевна? - обеспокоенно спросил Терентьев. - Кто выжил?
-Да это я так, Дормидонт, вспомнила одну встречу с бандитами в 1812 году, - ответила и уставилась на пиратов. - Ну, и что же вы сами о себе думаете, а моряки?
-Да чего нам думать-то, на каторгу не пойми за что угодили, а вот теперь вроде как и за дело, - ответил за всех Козлов.
Как же тяжело примать такие вот решения. С одной стороны - моряки действительно ни за что угодили на каторгу. Но они грабили и убивали потом, и нет никакой гарантии, что не будут делать этого и впредь.
Мои грустные мысли прервали радостные крики гавайцев, которые бежали к океану. В основном это были женщины и дети. Я встала, и увидела как к берегу пристают две необычные лодки, очень похожие на катамараны. Человек двадцать крепких мужчин разного возраста выпрыгнули в воду, вытащили лодки и стали выгружать корзины. Женщины и дети подхватывали эти корзины и несли их к хижине.
Калей-опу-у-у-пу подошел ко мне и показав на прибывших мужчин сказал.
-Уи маи ка макоу лаваи-а мекахи хопу ваи-ваи.
Вождь сопровождал это жестами и я поняла, что это рыбаки вернулись с богатым уловом.
Женщины увлеченно рассказывали что-то рыбакам, скорее всего о непрошенных гостях. Они постоянно показывали то на пиратов, то на нас с Дормидонтом. Мужчины приблизились, я улыбалась и всем видом старалась выказать дружелюбие. Рыбаки поклонились вождю, обменялись с ним несколькими фразами. Скоро и я, и пираты перестали интересовать гавайцев, они отправились куда-то за большую хижину. Вождь задержался возле нас и показав на пленников изобразил, чтобы все шли за ними.
-Пошли, - сказала я пиратам.
Те обреченно поднялись, и поплелись вслед за гавайцами. Мы с Терентьевым тоже двинулись за ними.
Как оказалось, за большой хижиной был целый поселок, а еще дальше возделанные поля и загоны для животных.
Одна хижина выделялась среди всех. Она была больше той, что на берегу, окружена верандой, на которой стояли кресла и столы. Нас пригласили именно туда, а пленников завели в небольшую хижину и приставили охрану.
-Калей-опу-у-у-пу, - обратилась я к гавайцу, - ваш остров называется Гавайи, или Оаху?
-Ниихау, - ответил вождь и поманил меня за собой.
Рядом с верандой он на земле принялся рисовать, насколько я поняла, острова.
Я рассматривала красивые циновки, которыми был застелен пол и улыбалась, вспоминая мягкие шкуры в типи индейцев. Но выбирать не приходилось. Опустилась на пол и прислонившись к стене, вытянула ноги. Столько событий произошло, что хватило бы на целую неделю, наверное. А по сути прошло-то всего несколько часов. Когда я очнулась на берегу солнце только выходило на свою работу, а теперь оно было в зените. Дормидонт расположился у противоположной стеня и вскоре захрапел богатырским храпом.
Я тоже уснула. И снился мне старый китаец, который показал мне амулет - ярко зеленый камень, вправленный в белый металл. Он вложил амулет в выемку на стене и один камень со скрипом уехал внутрь стены, открывая проход размером с собачью конуру. Я стояла перед этим проходом и не решалась залезть туда, откуда пахнуло холодом и неизвестностью. Обернулась, чтобы спросить о чем-то китайца, но никого рядом не было. Пронзила мысль, а где Илья, где мой муж, мой ненаглядный? Я почувствовала дикую тоску, как в то время, когда потеряла Жан-Поля.
Проснулась от того, что меня трясли за плечи.
-Ваше сиятельство! Да очнитесь вы, Акулина Савельевна! Вы всех туземцев перепугали...Нас сейчас за злых духов примут, просыпайтесь.
-Хватит меня трясти, не видишь - проснулась уже! - рявкнула я на Терентьева. - Что случилось?
-Дак чего...того, - моряк смотрел на меня с ужасом, - выли вы жутко, прямо как волк! Протяжно так, я аж сам напугался, подумал, а вдруг перекинетесь в зверя?
-Ты дурак?
-Никак нет! - отчитался Терентьев. - Но туземцы вокруг дома собрались, и на лицах у них улыбок нет.
-Сон плохой приснился, - нахмурилась я, осложнений с гавайцами не хотелось. А то и, правда, примут за злого духа и отправят на костер для очищения территории.
Я ведь и о местной религии ничего не знала, кого они тут почитают, какие жертвы приносят, кто знает. Одно успела понять - христианство до этой общины еще не добралось.
Занавеска заколебалась и в комнату вошла пышнотелая женщина, поклонилась и поставила на пол поднос с фруктами и кружками. Потом жестами показала, что нас ждут снаружи.
-Пойдем, Дормидонт, раз приглашают.
-Опасаюсь я, Акулина Савельевна, - моряк поежился, - кто их разберет, что они там задумали. Вот я слышал, что они врагов в жертву своим идолам приносят, а ну как сейчас такое удумают?
Что мне было ответить? Вполне могло и такое быть.
-Будем надеяться, что нас пронесет, - ответила я.
Терентьев как-то странно на меня посмотрел.
-Да зачем же нам сейчас еще и слабина? Я и так до ветру хочу, а вы тут еще и на медвежью болезнь надеетесь, - с обидой выдал матрос.
-Да ну тебя, Дормидонт, - до меня дошло, что имел ввиду парень. - Я не в смысле поноса, а в том смысле, что нам не придется видеть человеческие жертвоприношения. Потому что, в противном случае, придется вмешаться в процесс.
-Вы меня простите, Акулина Савельевна, но вы такие вещи говорите, которые благородным вроде как и не положено, да и ругаетесь иногда, похлеще нашего боцмана.
-Ну, дорогой мой, я ведь дочь конюха, так что мне можно, - усмехнулась и поднявшись, вышла из комнаты.
А неплохо было бы узнать, где у них тут туалет. Женщина, которая принесла фрукты, ждала нас возле комнаты. Я улыбнулась и тихонько прошептала.
-Пс-пс-пс..
Гаитянка кивнула и показала на берег.
"Понятно, - захихикала ехидна, - цивилизация пока далеко".
А возле хижины вождя и, правда, уже собралось все население поселка. Женщины и мужчины украсили себя цветами, бусами, яркими тканями. Гавайцы были смуглыми, примерно как наши, переборщившие с загаром, любители солярия. Волосы у женщин были длинными, слегка волнистыми и абсолютно черными, такими же черными были и глаза. Мужчины, в основном были лысыми, или с пучком на макушке. На теле всех мужчин были различные татуировки, но лица оставались чистыми. Многие женщины тоже имели на руках и ногах татуировки.
Вскоре на веранду вышел вождь.
-Алии нуи! Алии нуи! - радостно приветствовали гавайцы Калей-опу-у-у-пу, который появился в окружении четырех женщин, богато украшенный бусами, в ярко красном плаще.
Из пальмового леса показалась красочная процессия - впереди в невообразимой, цветной маске двигался, по всей видимости, местный шаман-жрец-колдун, короче - служитель культа. Он двигался то плавно, то начинал подпрыгивать и топтаться на одном месте.
-Ку! Ку! Ку! - заголосили гавайцы и потянулись за жрецом на поляну перед хижиной на берегу. Вождь шел в середине и все благоговейно отступали, давая ему дорогу. Мы с Терентьевым тоже двинулись вместе со всеми. Я прикинула, что всего в поселке было около ста человек, причем женщин было явно больше. Детишки разных возрастов вели себя на удивление тихо и спокойно. На берегу был сложен костер и возле хижины я заметила пожилых мужчин и женщин, которые выносили из хижины угощения и ставили на циновки, расстеленные недалеко от костра.
К нам подошла та же женщина, что приходила в комнату и пригласила за стол, который поставили для вождя. Калей-опу-у-у-пу показал на угощение - запеченную рыбу, батат, лепешки, незнакомые мне фрукты, а может и овощи. Женщина налила нам в кружки напиток. Я принюхалась и поняла, что он явно алкогольный.
-Околехао, - гаваец выпил и поцокал языком.
Дормидонт храбро осушил всю кружку и тоже поцокал.
-Как пиво, только сладкое. Вкусно, - и показал большой палец.
-Ты поосторожнее с жестами, - остановила я Терентьева, - покажешь чего, а вдруг у них этот жест обозначает, ну, например, ты скотина.
Моряк чуть не подавился. Я с улыбкой похлопала его по спине и отпила из кружки. Действительно, похоже на пиво. На деревянную тарелку мне положили рыбу и что-то похожее на рис. Есть хотелось очень, и я с удовольствием этим и занялась. Дормидонт не отставал.
А праздник набирал обороты. Гавайцы танцевали, причем только женщины, мужчины подыгрывая им на барабанах и дудках. Я не понимала значения танца, но он явно имел смысл - движения были то плавными, то переходили в бешенный ритм. Особенно выразительными были движения руками, танцовщицы как будто рассказывали историю своего народа.
Проснулась я на рассвете. Сколько рассветов я встречала в своей долгой-предолгой жизни, и все же каждый новый рассвет завораживал, он был не похож на предыдущий. Это картина природы в единственном экземпляре...
Встаёт солнце. Его ещё не видно. Вначале появляются сиреневые лучи на фоне тёмно-синего неба. Ещё звёзды и месяц на небе. Ещё небо тёмное, а солнце только начинает появляться из-за горизонта. Вот появился маленький его язычок. И небо начинает меняться. Всё больше и больше выходит солнечный диск из-за горизонта. Его лучи трогают края холодных облаков. Ещё минута и эти лучи начинают играть в облаках, но не на всех. Только на краешках облаков, а свет от края облака рассеивает эти лучи. И кажется, что это ресницы солнца находятся выше облаков...
Проза жизни отвлекла меня от созерцания прекрасного.
Вчера мне в комнату поставили большой деревянный горшок и женщина, насколько я поняла, служанка в семье вождя, выразительными движениями обозначила для чего он нужен. А перед домом был небольшой пруд с пресной водой. Я с удовольствием умылась, и заметила, что гавайцы выходят из своих хижин, и тянутся на поля, или к загонам с козами и птицей. На веранде хлопотала все та же женщина. Она накрывала на стол, расставляя посуду. Увидев меня, заулыбалась. Вскоре проснулся и Терентьев, а за ним вышел а веранду и вождь.
После завтрака, состоявшего из горячих, запеченных плодов хлебного дерева, по вкусу напоминающих сладкий картофель, холодной рыбы и фруктов, подали и что-то похожее на пудинг, служанка показала на кокосы. Я попробовала белую взбитую массу, гадость редкостная. А Дормидонт наминал за здорово живешь все, что стояло на столе.
Вскоре к дому вождя подвели пленников. Выглядели они вполне себе неплохо. Калей-опу-у-у-пу распорядился и пиратов связали между собой, потом он сам отобрал четырех мужчин для нашего сопровождения. Женщины вынесли увесистые корзины с лямками, которые мужчины надели по типу рюкзаков. Вождь показал нам, что можно идти и как мне показалось, выдохнул с облегчением. Женщины, видимо его жены, надели нам с Терентьевым ожерелья из цветов и мы двинулись в путь.
-Куда нас ведут? - крикнул Зосим Козлов, которого поставили в связке первым, и шел он прямо за мной.
-Успокойся, флибустьер недоделанный, к русским идем, вождь дал понять, что на острове есть русское поселение. А дальше решим, что с вами делать.
-Благодарствую, барыня, - буркнул Козлов, я усмехнулась и отвечать не стала.
Шла и осматривала местность, пальмы и фруктовые деверья, оказывается, росли только на побережье, а в глубине острова была мелкая растительность - кусты да цветы. От озера, мимо которого мы прошли, были прорыты каналы к полям и к поселку, к тому самому пруду, где я умывалась. Все было устроено очень разумно.
Шли мы недолго, часа три, не больше. Поднялись на невысокую горку и оттуда открылся удивительный вид на бухту и небольшую, прямо таки игрушечную крепость, похожую на уменьшенную копию крепости в Ново-Архангельске. Рядом с земляным валом я увидела распаханное поле, а в бухте качался на волнах ялик.
-Так это ж наша крепостица, - выдал радостно Дормидонт, чуть не бегом спускаясь с горки, - а вон и мужики наши!
Действительно, человек десять мужчин вышли нам навстречу из открывшихся ворот. Одеты они были в штаны и рубахи, подпоясанные веревками, ноги босые. Те, что постарше были явно русские, а вот молодые парни больше на гавайцев походили.
-Здравствуйте! - громко сказала я. - Гостей принимаете?
-Ох, Матерь Божья, да никак свои? - светлый, конопатый мужик лет пятидесяти снял соломенную шляпу и удивленно продолжил. - Милости просим, гости дорогие. А кто ж вы такие будете?
Из хижин, которые виднелись в проеме открытых ворот вышли женщины в длинных свободных платьях, с детишками разных возрастов, одетых только в короткие штаны. Они радостно приветствовали сопровождавших нас гавайцев. Те сняли корзины и пошли внутрь крепости, передав веревку с арестантами Терентьеву.
-Дела-а-а, - протянул конопатый. - Ну, заводите горемычных, а там разберемся.
-Я жена русского полковника Кожухова, Акулина Савельевна. Фрегат "Мирный", на котором мы следовали с Аляски в Кронштадт попал в шторм и меня, да еще вот матроса Дормидонта Терентьева смыло за борт и вынесло к берегу этого острова. Местные гавайцы любезно проводили нас к вам.
-Василий Мошкин, - поклонился мужчина, - староста русской общины. А кого на веревке-то привели?
-Разбойников, - поспешил сказать Терентьев, - они тоже в шторм попали и баб местных на острове хотели того...этого, а мы им с Акулиной Савельевной аврал устроили, а потом в плен их взяли при помощи туземцев.
-Дела-а-а, - опять протянул Василий, - ну, пошли, отдохнете с дороги, а уж потом поговорим.
Мы с Терентьевым зашли в дом следом за старшиной общины, а наших пиратов усадили на лавку в тени деревьев и развязали им руки.
-Не балуйте, - пригрозил им дюжий мужик, - а то живо на цепь посажу.
В крепостном доме было хорошо, по-русски. Печь в углу, длинный стол с лавками, пахло хлебом.
-Меланья, - обратился Мошкин в молодой девушке, которая была вроде как и похожа на гавайцев, но кожа была светлее и носик-курносик, - дай гостям грязь смыть, да мечи на стол. Марии скажи, чтобы скатерь достала, да посуду аглицскую.
Мы умылись над корытом, сели на лавку и мне стало так спокойно и уютно, как будто к хорошим друзья в гости пришла.
- Мария, жена моя, - сказал Василий, когда в комнату вошла полная гавайка в платье, отдаленно напоминавшем русский сарафан. - А Меланья дочерь старшая.
После сытного обеда, состоявшего из мясной похлебки с хлебом, завязался разговор.
-Так вот и получилось, что мы с Дормидонтом помогли освободиться гавайцам и арестовали пиратов, - закончила я свой рассказ и задала вопрос. - А вы здесь как оказались?
-А мы тут с мужиками Фролом и Кузьмой с самого 15 года живем. Оно как получилось-то, прибыли мы сюда с Шеффером Егором Николаевичем на выручку "Берингу", который туточки разбился, а местные весь ценный груз захватили. Шеффер умный был и хитрый, он вылечил жену короля и его самого, но король уперся и не хотел груз возвращать, англичане его сильно смутили. Тогда мы к другому королю отправились. Тут война между ними шла, так вот другой король с радостью нас принял и земли на Кауаи дал. А тут "Ильмена" в Гонолулу для ремонта пришла. Егор Николаевич её задержал и начали мы крепости возводить - первой Елизаветинскую поставили, потом и здесь малую крепость поставили, мы с мужиками на службу заступили. Фактории открыли, сады развели...
Василий еще долго рассказывал, как они обустраивались на Ниихау, как наладили обмен с князем Калей-опу-у-у-пу (а я-то его вождем называла), и как продают товары на соседнем острове, которые делают в своей кузнице.
-Мы вас на Кауаи доставим, а там кораблей много, может и ваш фрегат туда вынесло.
-Спасибо, Василий, - поблагодарила я старосту и задала мучавший меня вопрос, - а что будем делать с пиратами?
-Можно и их на большой остров доставить, да и сдать местному князю, наместнику короля. Пусть судят по закону, - подал предложение Фрол, дюжий мужик, с сединой в черных волосах и густой бороде.
-А что у них за законы? - решила уточнить я.
-Да обычные, - пожал плечами Мошкин, - в основном в рабы определяют, за убийство могут повесить, - староста вдруг улыбнулся и хмыкнул, - а вот один интересный закон у них есть, "закон сломанного весла" называется. Смысл в том, что все пожилые люди, женщины и дети имеют право находиться в безопасности.
-А остальные что, не имеют? - удивилась я.
-Так тут целая легенда, я вот дочь сейчас попрошу, она у меня мастерица рассказывать, обучение проходила в миссионерской школе, - и крикнул во весь голос, - Меланья, подь суды!
Девушка вышла из соседней комнаты мгновенно, словно только этого и ждала.
-Расскажи-ка нам про короля-то, как он закон придумал.
-Однажды великий король Камеамеа Первый отправился в военный поход в местечко Пуна и обнаружил группу людей на побережье. Камеамеа побежал в сторону двух рыбаков, которые прикрывали человека, уносившего маленького ребёнка с пляжа. Рыбаки подумали, что Камеамеа угрожает им: когда он споткнулся и упал, один из рыбаков по имени Калелеики ударил его веслом по голове, защищаясь от нападения. Весло разлетелось в щепки при ударе, и Камеамеа чуть не погиб, однако рыбак сохранил ему жизнь. Спустя несколько лет рыбак предстал перед королём, ожидая смерти за посягательство на жизнь короля, однако Камеамеа снял с него все обвинения, рассудив, что рыбак всего лишь защищал свою семью и землю. Таким образом, был принят закон, по которому во время боевых действий запрещалось нападать на гражданских лиц.
-Ух ты! Да у вас был очень мудрый король, - я действительно была поражена, ни одному монарху в просвещенной Европе такой закон в голову не пришел. Хотя, может это потому, что ничем тяжелым по кумполу не долбанули как следует.
А девушка, говорившая на русском, как на родном языке, приняла торжественный вид и продолжала.
-"О люди, чтите Бога вашего. Уважайте людей великих и скромных.
И пусть все, от стариков и женщин до детей получат право шагать по дороге и лежать на ней без страха быть покалеченными. Кто нарушит закон, тот умрёт". Вот как сказал король.
-Скажите, а на Родину вас не тянет? - спросила я мужиков.
-Да как вам обсказать, Акулина Савельевна, поначалу службу служили, а потом семьями обзавелись, хозяйством, деток нарожали. У меня пятеро, да и Фрол с Кузьмой не сильно отстали. Куда мы с такими оравами-то? Дома нас уж точно с таким приплодом не ждут. Да и капиталов не скопили, теперь уж здесь нам век свой доживать.
-Сняться березки, чего уж там, - вздохнул Кузьма, светловолосый, невысокий, но крепкий как гриб боровик, - Дон снится, и как ребятёнком рыбу ловить бегал. Но видать судьбина такая. А насчет разбойников я вот какую мысль имею, не надо их закону передавать, повесят ведь ни за грош. А пусть у нас остаются, - рубанул рукой по столу, - к делу пристроим, земли много, жен возьмут...
-Мысли у тебя добрые, Кузьма, - с грустью сказала я, - и если бы они просто с каторги сбежали, я была бы двумя руками за, но они стали бандитами, понимаешь? Они вкусили разгульной жизни, захотят ли после такого пахать да сеять?
-А мы спытаем! - не сдавался Кузьма.
Староста и Фрол молчали, обдумывая слова товарища. Фрол поднялся, ухнул и выдал.
-А вот мы сейчас пойдем, да по-серьезному поговорим с охламонами. А насчет нас, Акулина Савельевна, вы будьте в покое. В обиду не дадимся. А не схотят жить по-людски, так связать да под закон отправить завсегда можно.
-Ну, если это ваше общее решение, то давайте поговорим, - согласилась я.
Разговор вышел не простой. Каторжане выслушали предложение Василия с хмурым видом.
-Мы работы не боимся, на каторге за десять лет чего только не работали, - первым заговорил Зосим, - и дома могём строить, и лодки. Да только как туземцы-то отнесутся к нашему здесь проживанию? А ну как им это не по нраву придется?
-Вы за местных не беспокойтесь, они зла не помнят. Поживете малость, дома себе справите, а там и свататься пойдем. У них баб много, найдем вам жен по нраву. А еще хо-опо-но-по-но вам сделаем.
-Как это? - всполошились пираты.
-А так, - хитро прищурился Кузьма, - вы всенародно каятесь, а мы всё вам прощаем и забываем плохое. Те ребята, что вас привели князю доложат, что вы очистились и теперь новые люди.
Мне не нравилось такое добродушие, но с другой стороны я не хотела, чтобы бывших моряков повесили.
-А и хорошо все устроилось, да Акулина Савельевна? - Терентьев был доволен таким оборотом дела. - И не надо нам грех на душу брать. Пусть живут по-человечески.
-А ты, Дормидонт, уж не надумал ли тоже остаться? - спросила я матроса.
-Да Бог с вами, ваше сиятельство, да ни в жизнь! Я к нашим хочу, на фрегате хочу служить и капитаном стать, не по мне эта жизнь на земле.
-Тогда завтра двинемся дальше. Если на соседнем острове наших не встретим, будем в Гонолулу пробираться.
-Без денег тяжко это будет, - вздохнул парень.
-Я у Василия спрашивала, на Кауаи лавки есть, а у меня колечко и сережки золотые, вот и деньги у нас будут, понял?
До конца дня мы отдыхали, а наши арестанты осваивались в крепости. На меня косились, но подходить не спешили. Наконец Козлов не выдержал.
-А вы, барыня, нас не выдадите? А то может сообщите русским властям?
-Нет, я этого делать не буду. Староста берет вас под свою ответственность и дальнейшая ваша судьба в его и ваших собственных руках.
Как только мы обогнули скалистый берег и вошли в бухту, Терентьев заорал так, что Василий чуть за борт не плюхнулся.
-"Мирный! Там "Мирный", ваше сиятельство! Да вы не видите, что ли?!
Я видела, видела наш фрегат без мачт и парусов, он качался на волнах как раненая птица, которой обрезали крылья. Горло сдавил спазм, я кивнула и с трудом произнесла.
-Вижу, Дормидонт, слава Богу!
Мужики перекрестились и Мошкин заявил.
-Вот славно-то как вышло, а? Тепереча я за вас спокоен буду.
Он направил ялик прямиком к фрегату. Подойдя ближе я увидела, что на корабле вовсю идут ремонтные работы. Боцман командовал матросами.
-Бог в помощь! - крикнула я.
Реакция была поразительная. Боцман выдал что-то очень забористое и его сдуло с палубы как тем ураганом. Матросы бросили работу и смотрели на нас полными ужаса глазами, многие мелко крестились.
-Да вы чего? - Терентьев вскочил на ноги и помахал рукой. - Это мы, Акулина Савельевна и я, Дормидонт! Скидавайте штормтрап, чего застыли?
На палубу вернулся боцман, за ним спешил капитан.
-Матерь Божья, да это и впрямь вы, Акулина Савельевна! А мы ведь Илье Владимировичу не верили, почитали вас погибшей...
-Где мой муж, дети? - спросила я, ноги что-то ослабли и я схватилась за мачту ялика.
-На берегу, в гостинице они поселились, и про вас расспросы ведут. Мы же вот - почитай все мачты потеряли, так что работ на месяц, не меньше теперь. Хорошо хоть паруса запасные есть. Да вы подымайтесь, расскажете как вам спастись удалось.
-Терентьев расскажет, а я на берег. В какой гостинице Илья Владимирович находится?
-"Капитал отель", - крикнул Григорий Иванович и добавил. - Счастлив видеть вас, сударыня, ведь во многом именно вам обязаны мы спасением. Троекратное ура, Акулине Савельевне! - гаркнул он.
И по заливу прокатилось громом русское "Ура! Ура! Ура!".
-Осторожнее, капитан, - засмеялась я, - а то вон на английском корабле подумают, что мы в атаку на них собрались. До встречи, Георгий Алексеевич, - помахала я рукой, и обратилась к Терентьеву, который как раз перелез на веревочный трап, сброшенный матросами. - Дормидонт, ты там особо не распространяйся...
-Да как можно, ваше сиятельство, я только правду! - и не выслушав мои наставления рванул вверх как кошка.
-Василий, ты доставишь меня на берег? - спросила я старосту. - А то может ты хотел с нашими моряками поговорить?
-Нет, ваше сиятельство, не хотел. А на берег само собой доставлю. Мне жена наказов дала - ткани купить, да еще сластей младшим.
Вскоре мы прислали к берегу. Город напомнил мне Йерба-Буэну. Белые каменные усадьбы, небольшие деревянные домики и величественные здания дворца королевского наместника и "Капитал отеля".
-Ну, вот ваше сиятельство и гостиница, давайте прощаться. Вы теперича мужа почитай нашли и под его защиту поступаете, а мы по своим делам отправимся.
-Спасибо тебе Василий, - обняла я старосту, - но мне бы хотелось отблагодарить тебя и познакомить со своей семьей.
-Лишнее это, - ответил Мошкин, поклонился и они с сыном пошли дальше по улице, а я еще минуту смотрела им вслед, а потом вошла в отель.
Лакей, стоявший у входа, не осмелился меня остановить, хотя вид, честно говоря, у меня был очень далек от аристократического, а отель был предназначен именно для аристократии. Это было видно по богато обставленному холлу - мягкие, глубокие кресла, диваны, плетенные столики, ковры на полу и на широкой лестнице, ведшей на верхние этажи и по отдыхающим в этих креслах леди в красивых платьях и джентльменам в светлых костюмах, с сигарами в руках.
-Простите, мэм, но это дорогое заведение, - ко мне подошел весь такой слащаво-вежливый американец, во взгляде которого сквозило откровенное презрение.
Я осмотрела его снизу вверх - от начищенных туфель до набриолиненной головы суровый взглядом.
-Графиня Кожухова, - сказала ледяным тоном, выпрямив спину, - Здесь проживает мой муж, граф Кожухов, полковник русской армии, и мои дети, - управляющий, а по всей видимости - это был именно управляющий, как будто стал меньше ростом, - а еще моя собака! - рявкнула я и тут же смягчив тон и оскалившись, добавила. - Проводите меня к ним, любезный!
-Простите, мэм, я немедленно доложу господину Кожухову...
-Я сказала - проводите, - с нажимом повторила я.
Наверху послышался шум, хлопнула дверь и по лестнице пронеслась бело-серая молния. Малыш бросился ко мне, неистово махая хвостом, я поспешно присела на корточки, чтобы пес не снес меня на радостях, а по лестнице, прыгая через две ступеньки ко мне бежал Илья. За ним Саша и София.
-Я знал, душа моя, я знал, что ты жива! - муж сжал меня в объятиях.
-Илюша, я тоже знала, что вы живы, - обнимая ненаглядного за шею ответила.
Дети тоже обняли меня, София заплакала, Саша как-то подозрительно шмыгал носом. А Малыш прыгал вокруг, подвывая и пытаясь всех растолкать и все-таки облизать меня полностью.
-Прикажете нагреть воды? - суетился вокруг управляющий. - Может подать обед, шампанского?
-Да, голубчик, - кивнула я, - и ванну и обед и шампанского и платье бы мне, переодеться.
-Не извольте беспокоиться, все сделаем в лучшем виде, вот только насчет платья...
-Никушка, я немедленно пошлю на фрегат за твоим сундуком, - сказал муж, - а в нумере пока во что-нибудь мое переоденешься. Пойдем, радость моя в наши покои, ты нам расскажешь как тебе удалось спастись.
-Маменька, - София прижалась ко мне, - мы за вас молились не переставая. Как же я счастлива, что вы спаслись.
Кауаи с полным правом можно было назвать островом-садом. Кругом были фруктовые деревья, цветы и...куры. Я сначала приняла их за экзотических птиц, свободно разгуливающих по улицам, но услышала родное "кукареку" и поняла - точно куры, с яркой окраской, павлиньими хвостами и важными повадками.
-Никушка, нас пригласили на прием к местному плантатору, так у них помещики называются, - сказал Илья, раскрыв конверт, поданный ему официантом.
Мы завтракали на веранде отеля и обсуждали, чем займемся сегодня. Я предлагала дойти до Елизаветинской крепости и посетить местный рынок.
-А мы с Сашей тоже приглашены? - заинтересованно спросила Софи.
-Да, барышня, вы тоже приглашены, - шутливо ответил Илья, - так и написано:"Премного рады будем видеть графа Кожухова с семьей на приеме в нашем доме, который будет даден 25 числа, сего месяца, сего года в шесть часов после полудня".
-Ой, да в чем же я пойду? А вдруг мои платья уже вышли из моды? А кто мне прическу сделает? Ах, я так боюсь оконфузиться.
-Так не ходи, - засмеялся Александр, - сиди в нумере с Малышом. Хотя, нет. Малыша же тоже пригласили, он же входит в нашу семью и ему платья выбирать не надо. Хвост расчесать и кавалер готов.
София сделала большие глаза.
-Маменька, скажи ему, нельзя идти на прием с Малышом. Был бы он маленькой собачкой тогда это было бы шарман, а он огромный как волк, никак нельзя брать Малыша.
-Милая моя, - успокоила я дочку, - у нас с тобой целых три дня. Вот мы сейчас отправимся к местной модистке и посмотрим, что она нам предложит, хорошо?
-Это чудесно! - захлопала в ладоши София. - Я поднимусь в нумер, надену шляпку и возьму зонтик.
-А я, пока эта модница собирается, прогуляюсь с Малышом, - сын поднялся, отвязал собаку и вышел с веранды.
-Ника, не рано ли Софии так беспокоиться о нарядах, ей только 14?
-Знаешь, дорогой, это уж кому как дано. Некоторые девочки рождаются модницами, и София у нас похоже как раз из таких, - ответила я с улыбкой.
-Вот это и удивительно, душа моя, в кого она такая? Ты всегда предпочитала простую одежду пышным нарядам, а твой загар постоянно шокировал общество.
Я улыбнулась мужу, вспоминая о том, как впервые надела это жуткое орудие пыток - корсет, и как Маняша затягивала его, а я чуть не задохнулась. А потом на балу в Вильно по поводу нашей победы над Наполеоном я впервые увидела моего мужа, и он предложил мне "пройтись в полонезе"...
-Ты прав, Илюшенька, мне милей мокасины и рубахи со штанами, но что поделать, приходиться надевать на себя платья и туфли, - тяжело вздохнула я.
У модистки Элизы, которая приехала на Сандвичевы острова (так американцы называли Гавайи) из Чикаго было несколько готовый платьев.
-О, леди, я всегда шью по самой последней моде, - уверяла она нас, - и всегда делаю несколько готовых платьев, вот как раз на такой случай как ваш.
Платье нежно-фиалкового цвета с драпировкой в области декольте очень шло Софии и девочка была в восторге. Нашлись и булавки и заколки в прическу. Не прошло и двух часов, как мы были готовы к приему.
-А что же вы, маменька? - с тревогой спросила София. - Неужели не возьмете нового платья?
-Нет, милая, мне и старом хорошо. Пойдем, мужчины нас уже заждались.
Город был до удивления похож на Атланту из фильма "Унесенные ветром" с Вивьен Ли. Илья нанял экипаж и мы поехали к русской крепости. Она была заброшена, но даже спустя двадцать лет после того как русские её покинули выглядела более чем внушительно. Трехметровые стены окружали крепкое каменное здание и церковь, ворот не было, видимо предприимчивые американцы их куда-то приспособили. В городе я видела в основном "белых", гавайцев было мало и они, в отличие от людей общины острова Ниихау одеты были по европейски. На окраине, где и находилась крепость встретили много японцев, как сказал наш возница это были рабочие с плантаций и сахарных заводов.
-Никушка, что-то сердце защемило, - сказал Илья, когда мы зашли в разоренную церковь без икон. - Тревожно стало, и представилось, что и с Ново-Архангельском тоже будет. Уж больно напористые эти американцы. Мы вот с ними дружить пытаемся, а они только мыслью и живут - все к своим штатам присоединить.
"Да, мой ненаглядный, - подумала я, - так все и будет, продадут и Форт-Росс, и Аляску, и сюда, на Гавайи, дотянут свои загребущие руки америкосы. Ничего с этим не поделаешь". Вслух же сказала.
-У России сильная сухопутная армия и слабый флот, ты сам мне об говорил. И о том, что не удержать нам далекие территории, коли Англия или Америка нападут.
-Но ведь жалко трудов неподъемных, - с болью продолжал муж. - Ведь сколько жизней положили за то, чтобы на Аляске обосноваться и все зря?
-Давай не будем заглядывать в будущее, мы с тобой делали что должны были, ведь так? - Илья кивнул. - Тогда пойдем, детям здесь тоже тревожно.
***
Через три для мы прибыли на прием в дом Уильяма Александера. Хозяин встречал гостей вместе с супругой прямо на входе. Они были примерно нашего возраста, и надо отдать должное, приняли нас очень доброжелательно. Кроме нас были было еще несколько гостей, в том числе миссионер Дуайт Болдуин с женой. Мы разговорились. Дуайт был удивительным человеком. Он всеми силами пытался помочь местному населению.
-Я категорически выступаю за запрет продажи спиртного на островах, но мой голос тонет в криках о прибыли. Вот перевел трактат о воздержании на гавайский язык, работаю над переводом Евангелия. Но времени не хватает, эпидемии катятся по островам как волны в самую неистовую бурю. Коклюш, корь... они выкашивают индейцев, у которых нет с этим болезням сопротивления.
-Ох, дорогой супруг, - горестно вздохнула его жена, - ты не сказал еще о дизентерии и оспе, - женщина повернулась ко мне и продолжила. - Многие врачи открыли на островах частную практику, а мистер Болдуин сосредоточился на проблемах общественного здравоохранения и на собственном опыте обнаружил, какие методы можно применять в отдаленных тропических районах.
Весь месяц, пока шел ремонт на корабле мы знакомились с островом, осмотрели плантации ананасов, сахарного тростника, побывали на балу у губернатора Кауаи, где Софи танцевала с принцем Хоапили. Александр подшучивал над сестрой, а девочке было не до смеха. Похоже наша доченька впервые влюбилась. Я поговорила с ней по душам и мы решили, что образ прекрасного принца она сохранит в своей памяти, а из ближайшего порта отправит ему открытку. Я же сама решила написать Петру, скопировала письмо его деда-китайца, а от собственных комментариев удержалась. Описала наше плавание, передала всем приветы и в конце еще раз пригласила его к нам в Россию.
Все на Гавайях было как и везде, роскошь соседствовала с нищетой. Японские и китайские рабочие жили в убогих хижинах, но видимо, даже такое существование здесь было лучше жизни в их странах.
-Господин полковник, сударыня, - радостно приветствовал нас капитан, - "Мирный" готов к отплытию. Можем сниматься с якоря хоть сию минуту.
-Замечательная новость, - сказала я, честно говоря, мне уже порядком надоело на острове. - Мы соберемся за десять минут.
-Никушка, - Илья рассмеялся, наблюдая как я со скоростью света кидаю вещи в сундук и переодеваюсь в штаны и рубаху, - ты так торопишься, неужто не нравится на Гавайях?
-Знаешь, дорогой, мне Аляска милее была, а здесь...уж больно все цветасто, да пахуче.
-А я с тобой согласен, и жара эта надоела, - кивнул, помогая закрыть сундук.
Дальнейшее наше плавание проходило относительно спокойно. На Гавайях мы основательно запаслись провиантом, фруктами и водой, так что до Мадагаскара и не заходили никуда. Да и потом стоянки наши были недолгими.
Из Ново-Архангельска вышли мы 1 сентября 1837 года, а в Кронштадт прибыли 10 августа 1838 года.
-Маменька, как много людей, какие огромные дома! Папенька, как же можно такое построить? Какая красота!
Мы еще с корабля послали юнгу в дом Василия и Анастасии Ланевских на Фонтанку, сообщить о своем прибытии. И теперь ехали к ним в открытом ландо по уже практически осеннему Петербургу. Город за восемнадцать лет мало изменился, хотя нет - увеличилось количество каменных зданий, заметила я и трубы новых заводов, сделала для себя зарубку - побывать.
-Смотри, Никушка, Исакий достроили, - с восхищением сказал Илья, - Вот уж исполин так исполин. Мы непременно побываем в соборе.
Я посмотрела на сына. Мальчик с интересом смотрел вокруг, но мне показалось, что ему немного страшно. А София уже восхищалась дамами и кавалерами, гуляющими по улицам.
Но вот показалось и владение Ланевских, с красивыми коваными воротами, просторным подъездным двором и белым трехэтажным домом с колоннами и широким балконом. Лакей открыл ворота и наш экипаж въехал во двор. Опережая слуг к нам бросился седой уже, но по-прежнему быстрый и ловкий князь Василий Павлович Ланевский, он же партизан Вася Дрын, он же браток из лихих 90-х Вася Дизель.
Обнимались мы долго, крепко и у обоих на глазах выступили слезы, причем у меня, в том числе, и от трещавших от медвежьих объятий ребер.
-Ну, мать, время тебя не берет, такая же тонкая и звонкая, - осматривал меня друг, потом обнял Илью и уперев руки в бока заявил, - а это кого ж вы с собой привезли?
-Александр Кожухов, - представился сын, слегка наклонив голову, - к вашим услугам, ваше превосходительство.
-Ух ты, крепкий какой парень, рад с тобой познакомиться. А эта красавица, я так понимаю София Ильинична?
Дочка совсем смутилась, присела в поклоне, а сказать ничего так и не смогла. К нам спешила Анастасия. Ну, тут уж слезы полились полной рекой. Она обнимала и целовала нас по десятому разу, приговаривая, что счастие ее переполняет так сильно, что сердце выскакивает.
-Пойдемте в дом, будем знакомить молодежь.
Но молодежь уже была рядом.
Старший сын Ланевских Петр был просто копией Васи - высокий, косая сажень в плечах, серые глаза и черные волосы, только черты лица были тоньше, да улыбка не такая...хищная.
-Корнет Ланевский, - поклонился он.
-Да ладно тебе, корнет, все свои, с Акулиной Савельевной мы хоть по крови и не родные, да роднее нас во всем свете не сыскать, да Акула?
-Точно, Дрын!
Дети, да и наши супруги смотрели на нас с удивлением, но тут началась еще большая суета, знакомство с дочерьми Насти и Василия - Лизой и малышкой Анной, младшими сыновьями Павлом и Михаилом. Павел был всего на год младше Петра и тоже одет в гусарский мундир, а вот младшему Мишеньке было всего шесть лет и он смотрел на нашего Малыша огромными, как у мамы, глазами.
-Тетушка Акулина, вы волка приручили, да?
-Нет, мой дорогой, - я присела рядом с малышом, - это собака, такие водятся в Русской Америке.
-У туземцев? - с придыханием спросил мальчишка.
-Да, детка, ты можешь его погладить, он очень умный и добрый.
-А по-русски понимает? Или с ним надо на туземном говорить? Так я не умею...
-Понимает он по-русски, - улыбнулся Саша, - вот смотри. Малыш, сидеть...
Малыш не подвел, он выполнял все команды великолепно - и лежать, и служить, и крутиться, и "мертвый-живой", и "стыдно" - это когда пес закрывал лапами нос.
-Пойдемте, дорогие мои, в дом, - сказала Анастасия, она за эти годы пополнена, но ей это шло. Веснушки, которые так донимали её в юности, пропали, кожа лица и плеч была алебастрового цвета, волосы стали темно-русыми, утратив рыжину, - комнаты вам готовят, а пока примете ванну, да пообедаем. А потом уж мы с тобой будем говорить, да моя милая Ника? Сколько же нам надо рассказать друг другу.
-Конечно, Анси, - я взяла её за руку и нахлынули воспоминания о том времени, когда я впервые увидела Настю.
-Вот поговорить вам вряд ли придется, - выдал Вася, - я уже к Алешке вестового отправил, к ужину пригласил со всем семейством. Слушайте, а куда пса вашего девать? На конюшню может пристроить?
Мы переглянулись. Малыш всегда жил с нами в доме, как раньше и Прибой. Но, понятное дело, в Петербурге в домах держали только маленьких собачек. Увидев наше замешательство, Василий махнул рукой.
Я отвыкла за время плавания от такой роскоши как ванна, наверное целый час нежилась в горячей воде, несколько раз вымыла голову. На фрегате мы мылись исключительно обливаясь из ведра морской водой, или собранной в бочки дождевой, что было большой радостью, потому что тогда удавалось промыть и волосы.
София радовалась всему - мягкой постели, огромному зеркалу, туалетному столику и, конечно, горячей воде и теплу в доме.
-Маменька, а у нас будет такой дом? И ванна, и выезд...Как же здесь прекрасно!
-Если твое намерение учиться на врача еще не прошло, то ты сможешь через несколько лет жить здесь, князья Ланевские с радостью примут тебя.
-А вы с папенькой? А Саша?
-Саша хочет поступить в Морской корпус, а мы решили поселиться в Смоленском поместье. Столичная жизнь не по мне, да и Илье Владимировичу она не нравится. Вот навестим Романа и Агнию в Липках, а уж потом поедем в Высокое. Папенька твой рассказывал, что там очень красивые места, усадьба стоит на берегу реки, и с балкона открывается вид на другой берег. У меня большие планы на это поместье. Хочу построить пароход...
-Ой, маменька, да неужто вам это не скучно? Ладно уж детей учить, больницу патронировать, а вы - пароход.
-Нет, доченька, мне скучно по балам время терять, да по приемам, но каждому свою. Для кого-то такая жизнь приятна...
Дверь в комнату Софии открылась и вошла девушка-служанка с платьем.
-Барыня прислали для вас, - поклонилась и положила на кровать наряд для Софии, - оно вам в самый раз будет.
Следом за девушкой вошла Анастасия со старшей дочерью, Лиза была на два года старше наших детей и в этом году готовилась к выходу в свет.
-Мы к сезону пошили много нарядов, - сказала Лиза, - мне столько не нужно, а тебе должно подойти, мы ведь с тобой почти одного роста. Пойдем завтра в Летний сад гулять? Можно же, Акулина Савельевна?
София смотрела на меня с мольбой, наверное, боялась того, что мы соберемся ехать в Липки чуть ли не в ночь.
-Конечно, можно, при условии, что вас будут сопровождать старшие братья, - улыбнулась я.
-Дорогая, вы же останетесь у нас на сезон?
-Нет, Анси, Софии еще рано посещать балы, мы поедем в Липки, а потом в Высокое.
-Но, маменька, - возмутилась моя доченька, - на Кауаи я же была на балу! И танцевала с принцем.
-Ах, неужто с настоящим принцем? - Лиза сложила руки лодочкой у груди и смотрела на Софию круглыми от удивления глазами.
-Что допустимо в путешествии, недопустимо в Петербурге. Мы должны соблюдать установленные правила. Девицы не могут выезжать в свет и быть допущенными на взрослые балы до 16 лет Я права, Анси, или что-то изменилось в столичном обществе?
-Права, моя дорогая Ники, ты абсолютно права, ничего не изменилось. Но в оперу мы обязательно поедем, и в Павловский вокзал, я ведь и сама там еще не была. О, ты же не знаешь последних новостей!
-Да уж, - засмеялась я, - мои "последние новости" двухгодичной свежести.
-Алексей и Татьяна стали дедушкой и бабушкой. Натали весной родила им внука, назвали Сергеем. Муж Натали счастлив, ведь почитай три года дожидался наследника. Александр Иванович при дворе служит, в прошлом месяце назначен в должность шталмейстера к великой княжне Марии Николаевне, - вдруг княгиня нахмурилась, горестно вздохнула и приложив платок к глазам сказала. - Ах, Ника, ты же и том не знаешь, что нас постигла великая утрата. Погиб Пушкин, великий поэт, равных которому нет в мире, да и не будет теперь уж.
Надо было сыграть удивление. Конечно, я помнила, что Пушкина не стало 10 февраля 1837, но всплеснула руками.
-Да как же это?
Анастасия было принялась рассказывать про дуэль и всякие слухи, бродившие по Петербургу, как вошла девушка и доложила.
-Прибыли князь Ланевский-старший с семьей.
-О-хо-хо, заговорились, - подхватилась княгиня, - и время пропустили, Лиза помоги Софи с прической и спускайтесь. А мы с Акулиной Савельевной пойдем немедля брата встречать.
Алексей с черной повязкой в генеральском мундире был хорош как и прежде, седина не тронула его волосы, а годы не испортили гордую осанку, Татьяна, кажется, стала еще красивее. Темно-зеленое бархатное платье подчеркивало глубину глаз, и тонкую талию. Хотя талию с помощью корсета можно было обеспечить себе без проблем.
"Ага, ты до сих пор её не жалуешь, - выдала ехидна, - ну, признай же наконец, что твоего так называемого братца она счастливым таки сделала".
Да, Татьяна не нравилась мне с первого дня нашего знакомства, но что было, то прошло.
И опять объятья, слезы и знакомство детей.
-А это мой крестник? Григорий?
-Так точно, ваше сиятельство, - щелкнул каблуками молодой человек.
-Заканчивает Первый кадетский корпус, уже причислен к кавалергардскому полку Его Императорского Величества, - с гордостью сказал Алексей.
-А Натали еще на дачах с Сереженькой пребывает, - вставила Татьяна, - Александр Иванович построил дачу в Петергофе. Ох, и мороки же было. Заявление подавать требуется лично Императору, да указать фамилию архитектора будущей дачи. Архитектор обязательно должен был быть дипломированным специалистом в своем деле. А уж про цену на землю лучше не знать. Зато все лето можно дышать чистым воздухом.
За ужином я узнала, что Наталья Николаевна Ланевская пребывает в добром здравии и живет в подмосковном поместье, Иван Иванович, отец Татьяны гостит у неё.
"Гостит и гостит, - хихикала ехидна, - сколько лет уже гостит, чего не пожениться-то? Ах да, забыла, их детки женаты и старикам никак нельзя жениться. Вот уж глупость какая". "Это для нас глупость, - мысленно ответила своей вредной половине, - а здесь согласно религиозным взглядам, когда мужчина и женщина женятся, то их семьи объединяются. В нашем веке теща считается родственницей зятя довольно условно, а в XIX такую связь рассматривали родственной – без всяких оговорок".
После ужина мужчины ушли в курительную комнату, молодежь перешла в библиотеку, а женщины переместились в диванную.
Только к вечеру второго дня нашего пребывания в доме Ланевских мне удалось остаться с Васей наедине.
-Ну, рассказывай, Акула, как оно там на Аляске, могла она нашей-то остаться?
-Нет, Вася, не могла. Понимаешь какое дело, с тлинкитами договориться не получилось и война с ними длилась бы еще неизвестно сколько, англичане их оружием снабжают и разжигают вражду, да и американцы напирают по всем фронтам, где сил взять? Мы и на Дальнем Востоке на честном слове удержались-то, - махнула я рукой, - куда уж в новые войны ввязываться.
-Понятно, - грустно вздохнул генерал, - права ты по всем пунктам, тут с турками бы разобраться, на Кавказе порядок навести, ведь со всех сторон стараются Россию кусать. Но фигу им, - Вася сжал кулак, - моя б воля, так собрать десант да высалиться в ту Англию. Уж я бы шороху им навел! Устроил бы "Кузькину мать" в полном объеме, а эту их королеву женил бы на ком-нибудь из наших великих князей и все дела! А потом в Америку бы махнул, поднял бы индейцев и полная демократия бы им настала.
-Нельзя, Василий, - покачала я головой, - нельзя нам менять ход истории, так местами можно вмешаться, а глобально - нет, потому что берегиня сказала, что это может вызвать еще большие беды и потрясения, так-то. Я вот что тебе сказать хотела, Василий Павлович. Когда мы попали в шторм и меня вынесло на один из Гавайских островов встретила я там пиратов...
-Ни фига себе! - выдал Вася, он хоть и стал говорить относительно куртуазно, но словечки из нашего времени не забыл и вставлял их в минуты волнения. - А вы ничего об этом не рассказывали.
-Да, мы решили с Ильей, что лучше умолчим и ты сейчас поймешь почему.
Я подробно рассказала о бывших моряках-каторжанах.
-Правильно решили, а то пойдут слухи и до властей дойдет, что каторжных отпустили, еще и обвинение предъявят.
-Так вот главарем у них был некто Борька Вискарь. Не наводит тебя на некоторые мысли такая кличка? Да еще этот молодчик говорил, что воевал в партизанах и его мол чуть не убили.
-Ёжики зеленые, ты думаешь это тот ублюдок, которого ты в лесу убила?
-Думаю да, мы ведь тогда не проверили наверняка, может я его просто ранила, и эта мразь выжила и натворила еще много зла. А если он в шторм не сгинул, так и еще натворит.
-И что мы можем сделать? Подать его во всемирный розыск? - хмыкнул Вася.
-Не знаю, наверное ничего мы не можем сделать, но мне хотелось с тобой поделиться, друг. Как ты сам-то? Как жизнь семейная?
-До сих пор своему счастью не верю. Моя жена удивительный человек, она такая...такая..., ну, ты поняла. И дети у меня сама видела -Петр и Павел ребята хоть куда, прошли курс молодого бойца лично под моим руководством, даже совершили по пять прыжков с парашютом, - гордо сказал генерал.
-Ох, Господи, Вася, где ты парашют-то взял? - засмеялась я.
-Да это ерунда, заказал во Франции, а вот откуда прыгать - это была задачка. Но, где наша не пропадала, я вышку соорудил на плацу. Ромка мне всю инженерную конструкцию с площадкой в верхней части, консолью, балансирующим механизмом соорудил, теперь тренирую личный состав.
Как же было хорошо говорить с другом, который понимал меня полностью. Мы жили здесь уже 26 лет, но все равно помнили свое время, но если меня иногда захлестывала тоска по детям и внукам, то Василий вспоминал только свою боевую подготовку старшего сержанта ВДВ и изящно применял её на практике.
-Скажи на милость, а зачем твоим гусарам с парашютом прыгать? Самолетов еще ой как долго не будет.
-Для развития бесстрашия, - уверенно ответил генерал Ланевский. - Слушай, мать, а ты не хочешь модой заняться, открыла бы фабрику какую-нибудь по пошиву удобной одежды, ну, сколько еще в этих скафандрах ходить. Изобрети джинсы, рубахи, кроссовки...
Я хохотала от души. Представила царский двор одетый в кроссовки и джинсы.
-Ох, друг дорогой, насмешил. А скажи, Василий, не встречал ли еще одну нашу соотечественницу?
-Это ты про певичку, что ли? Так она теперь генеральша, концерты дает только для избранной публики, трое детей у них, две девочки и мальчик. Лично с ней не встречался, от Настеньки слышал. Она же у меня литературой и музыкой сильно увлекается. Сама стихи пишет. Я в этом не силен, но народ хвалит. Даже в журнале печатали. Салоны устраивает, кто только у нас не бывает. И поэты, и музыканты, и актеры, да сама увидишь.
И я увидела. Лермонтова, Михаила Юрьевича. Он не был хорош собой, все портреты, которые я видела в учебниках и книгах раньше сильно льстили ему. Поэт был невысок, кривоног и широкоплеч. В длинных, несоразмерных с фигурой руках чувствовалась недюжинная сила. Лицо его было бледно-желтоватого цвета, волосы редкие, темные с белыми прядями, но глаза...глаза искупали все - угольно-черные, живые, большие, горящие каким-то внутренним огнем, они делали весь его облик невероятно привлекательным.
Когда он вошел в большую гостиную дамы, уже прибывшие к Ланевским дружно вздохнули. Я уже была наслышана от Анастасии о похождениях Михаила Юрьевича.
-Ах, дорогая Ники, он играет женщинами, как хочет. Ты не представляешь, сколько забавы ради он расстроил партий, находящихся в зачатке, и для того он представлял из себя влюбленного в продолжение нескольких дней, а потом бросал предмет своей лживой влюбленности. А на вопрос: зачем он интригует женщин, знаешь что ответил?
-Что? - я искренне была удивлена, никогда не думала, что Лермонтов был разбивателем женских сердец, он всегда представлялся мне этаким одиноким, разочарованным "демоном".
-«Я изготовляю на деле материалы для будущих моих сочинений», - вот что!
Помимо Лермонтова на салоне были и, как сказала Настя, завсегдатаи - Соллогуб Владимир Александрович - молодой драматург, поэт и мыслитель Тютчев, Петр Вяземский - один из умнейших людей своего времени.
Я слушала их их споры вокруг "Литературной газеты", обсуждение об отказе от романтического бунтарства и свободолюбия в угоду "аристократизму". Подали чай с тарталетками. Вот тут я и улучшила момент - подсела к Лермонтову.
Меня охватила такая тоска, что хотелось завыть от беспомощности и безысходности. Ну, как так-то? Почему я не могу спасти этого юношу?
Я ничего не сделала, чтобы предотвратить идиотское восстание декабристов, из-за которого погибли 1271 человек, среди которых, как следовало из сообщения Департамента полиции, — 1 генерал, 1 штаб-офицер, 17 обер-офицеров разных полков, 282 нижних чина лейб-гвардии, 39 человек во фраках и шинелях, 150 малолетних, 903 черни. Практически сразу подверглись аресту и были направлены в Петропавловскую крепость 62 матроса Морского экипажа, 277 солдат Гренадерского полка и 371 — Московского. Арестованных декабристов, среди которых, кстати, не было ни одного пострадавшего доставили в Зимний дворец. Все это я прочитала в подшивке газет, которые аккуратно собирала Анастасия для своей библиотеки. Восстание...восстание..., но восстают униженные и угнетенные против угнетателей. А здесь "восстали" князья, графы, бароны - высшая аристократия, богатейшие помещики! У них в общей сложности крепостных было 27 тысяч - так если они так уж хотели отмены крепостного права, кто мешал освободили своих людей? Ведь и до них были помещики которые без фарса делали это...
Я ничего не сделала, чтобы спасти Пушкина.
Я сбежала на Аляску.
Но сейчас не могу, не могу молчать. Я взяла Лермонтова за руку.
-Михаил Юрьевич, послушайте меня, пожалуйста, никогда не..., - дикая, жгучая боль раскаленной иглой пронзила сердце. Я задохнулась и не могла больше вымолвить ни слова. Сознание уплывало. Вокруг столпился народ, все что-то говорили.
-Соли, быстрей несите нюхательные соли...
-Откройте окна, дайте воздуха...
-Надо перенести её в другую комнату...
-Врача! Быстрее пошлите за врачом...
Перед глазами сгущался туман - белый, плотный, и из него вышла берегиня Полина, грозя мне пальцем.
-Тебе сколько раз говорено было не вмешиваться в ход событий. Вот откуда тебе знать, что будет, если этот юноша с пылающим взором не погибнет на дуэли через три года?
-А что будет? - прошептала я, превозмогая боль.
-А то, что он с ума сойдет и порешит пять человек своих же сослуживцев, а потом в пропасть бросится, и без отпевания за оградой кладбища зарыт будет. Как тебе твое благородство? Давай, скажи ему, не стреляйся Миша на дуэли, сходи с ума на здоровье, - берегиня скривилась. - Не дано тебе знать промысел Божий, так не суйся! Последний раз предупреждаю, жалостливая ты наша...
Я очнулась, боль прошла как и не было. Рядом сидел пожилой мужчина и мерил мне пульс.
-Здравствуйте, - выдала я и улыбнулась.
-Здравствуйте, - кивнул он. - Напугали вы нас, Акулина Савельевна. Как себя чувствуете? Пульса у вас не прощупывалось почти минуту.
-Все хорошо, старая рана, наверное, дала о себе знать. У меня на непогоду такое случается. Уж, простите великодушно, что побеспокоили вас понапрасну.
-Ничего, это моя работа. Разрешите представиться, я семейный врач князей Ланевских Владимир Иванович Штефф.
-Очень приятно.
-Рекомендую вам несколько дней все-таки отдохнуть и попринимайте-ка настойку сердечную, она исключительно пользу организму приносит.
В комнату влетел Илья, бросился к кровати.
-Никушка, душа моя, что случилось?
-Абсолютно ничего страшного, чуть-чуть сознание потеряла, от духоты наверное.
-Вы, голубушка, без сознания целый час пробыли, - вставил доктор и тут же поспешил успокоить моего встревоженного мужа, - но сейчас уже все хорошо, опасности никакой, но я рекомендовал покой в течение нескольких дней и сердечную настойку на основе боярышника.
Меня окружили невыносимой заботой - ужин принесли в спальню, Настя взяла на себя миссию сиделки и решила сидеть возле меня всю ночь. Никакие мои доводы, что я совершенно здорова, на неё совершенно не действовали.
-Тогда почитай мне свои стихи, моя дорогая, - заявила я.
-Почитаю, - согласилась Настя. - Но сначала я тебе новые сочинения Лермонтова почитаю, ты же не слышала. Ты произвела на него впечатление, - загадочно улыбнулась княгиня, - он о тебе расспрашивал, немало удивлен был твоими подвигами и обещал еще раз навестить нас на будущей неделе.
Настя прочитала мне "Спеша на север из далека", вздохнула и надолго замолчала. А я все думала над словами берегини, получается, что в жизни людей, не упомянутых в анналах истории я могу вмешиваться без последствий, а в любые исторические события после 1812 года нет?
"Вот правильно понимаешь, - поддакнула ехидна, - и не вмешивайся больше, ясно же тебе сказано было".
Анастасия тихо начала декламировать:
Кому блестите вы, о звезды полуночи?
Чей взор прикован к вам с участьем и мечтой,
Кто вами восхищен?.. Кто к вам подымет очи,
Не засоренные землей!
Не хладный астроном, упитанный наукой,
Не мистик-астролог вас могут понимать!..
Нет!.. для изящного их дума близорука.
Тот испытует вас, тот хочет разгадать.
Поэт, один поэт с восторженной душою,
С воображением и страстным и живым,
Пусть наслаждается бессмертной красотою
И вдохновением пусть вас почтит своим!
Да женщина еще — мятежное созданье,
Рожденное мечтать, сочувствовать, любить,—
На небеса глядит, чтоб свет и упованье
В душе пугливой пробудить.
(стихи Евдокии Растопчиной)
-Анси, - потрясенно прошептала я, - это великолепно. Ты - талант!
-Ох, Ники, ты преувеличиваешь, - смутилась моя добровольная сиделки.
-Нисколько, - уверенно ответила я, и попросила, - почитай еще...
Настя засиделась у меня действительно всю ночь, уснули только под утро.
***
-Так что с Морским корпусом? - спросила я мужа, когда наконец мы встретились за поздним завтраком.
-Все можно устроить, и Александра возьмут в учебу сразу после Рождества. Мы с Василием Павловичем уже обсудили ряд вопросов, по поводу подготовки и отпусков.
-Вот и славно, значит до Рождества успеем в Липки наведаться, и в Высокое успеем съездить, да мой милый?
Васильчиков провел рукой по седеющим волосам, посмотрел на меня уставшими, темными глазами и вздохнув, сказал.
-На Высочайшее имя поступило прошение от некой графини Черницкой, в первом замужестве Трегубовой, в девичестве Волынской. И просит она Государя не лишать её счастия второго брака, не делать детей её незаконнорожденными, несмотря на постановление Святейшего правительствующего синода. Император Николай поручил разобрать мне это дело, а я в затруднении. Потому что и от первого мужа поступило прошение, признать второй брак его супруги недействительным и восстановить его в правах мужа.
-Смилуйтесь, Илларион Васильевич, я ничего не понимаю. Можно мне более подробно узнать о всей ситуации в целом, - взмолилась я и, правда, ничего не поняв.
-Согласен, сударыня, я вам пришлю отчет моего помощника, который подробнейший опрос всех заинтересованных лиц производил, а вы почитайте, и как совершенно независимое лицо составьте мнение. В Петербурге искреннего мнения редко можно услышать, а мне оно просто необходимо, уж больно ситуация щекотливая.
-Это я вам обещаю, - искренне сказала я.
На следующий день посыльный принес мне увесистый конверт. Читала я читала, а потом решила лично познакомиться с графиней Черницкой, благо жила она совсем недалеко от Фонтанки. Послала записку с просьбой принять меня по возможности и сразу получила ответ, что графиня ждет меня на чай. Собралась и на удивленные вопросы мужа и Насти ответила, что у меня дело государственной важности, отправилась в гости.
Графиня оказалась совсем молодой женщиной, стройной, красивой, с большими, выразительными серыми глазами, светло-русыми, уложенными в простую прическу волосами, высоким обом и длинной, изящной шеей.
-Мария Дмитриевна, скажу сразу, меня попросили составить мнение о вашем деле. Я прочитала все бумаги, но хотела поговорить с вами лично.
-Ваша откровенность делает вам честь, сударыня, - тихим голосом ответила графиня и лицо её осветилось грустной улыбкой, - я рада знакомству, Акулина Савельевна. Нам попадут чай в сад, там сейчас хорошо. Дети с няней, муж уехал в Воскресенское, это наше поместье под Петербургом, так что никто не будет мешать разговору.
Мы сидели в малой гостиной, очень уютной комнате с мягким, пушистым ковром и не менее мягкими бархатными креслами глубокого изумрудного цвета. Зашла девушка и доложила, что к чаю все готово. В саду действительно было хорошо, день выдался солнечный и по-летнему теплый, воздух был наполнен запахом скошенной травы, а деревья радовали глаз разноцветным нарядом - на березах листья пожелтели, дубы стояли в зеленом наряде, а рябины хвастались красными гроздьями ягод.
-Судьба моей семьи незавидна, - начала свой рассказ Мария Дмитриевна. - Когда мне едва исполнилось пять лет мама умерла в родах, произведя на свет моего брата, который не прожил и нескольких дней. Отец с горя застрелился. Меня воспитывали в семье дяди, родного брата отца. Ребенком я была неказистым - толстая, неуклюжая, я не любила игр и забав, пряталась с книгой за шкафом в библиотеке..., - она на минуту замолчала, переживая далекие детские огорчения. - У дяди были свои дети, и если кузен относился ко мне хорошо, то кузина за что-то невзлюбила и не упускала случая уколоть, особенно, когда мы начали выходить в свет. Андрей служил в Первом гусарском полку и в доме частенько бывали его друзья. Я была тайно влюблена в Алексея Трегубова, но и Зине он нравился. На нашем первом балу он, как я потом узнала, по просьбе Андрея пригласил меня на танец. Я сделала шаг и ... упала. Представляете? На глазах всего света, я упала лицом в пол, платье задралось, оголив мои толстые ноги в чулках...
Для меня в этом не было бы ничего ужасного - поднялась бы, отряхнулась и пошла бы танцевать, а вот для Марии это было крахом всех её надежд.
-Я убежала тогда. Потом, спустя время, Зизи в гневе призналась, что специально уронила мне клюку, поставленную её дедушкой рядом с креслом, возле которого мы и стояли, мне под ноги. После такого конфуза балы мне были заказаны... Но неожиданно к нам в дом пожаловал Алексей и попросил у дяди моей руки.
Увидев удивление на мое лице, Мари горько усмехнулась.
-Я же была богатая невеста. А дела Трегубовых пребывали в крайне плачевном состоянии. Алексей женился не на мне, а на моем приданном. И я это прекрасно понимала. Мне было шестнадцать лет, я мечтала о любви, такой как в читанных мною романах. Думала, что он сможет полюбить меня впоследствии...Но после скромной свадьбы женой я так и не стала. Супруг не посетил мою спальню. Кузен Андрей навещал меня в Воскресенском, где мы поселились после венчания и видел мое далекое от счастья настроение. Я старалась уверить его, что все в порядке, но он и сам понимал несуразность положение, ведь муж мой предпочитал жить в казарме, а не с молодой женой. На гусарской пирушке Алексей сказал, что на меня смотреть-то неприятно, не то что пребывать в одной спальне...
-Черт! - вырвалось у меня. - Он слепой был?
-Нет, просто я сильно изменилась с тех пор, - спокойно ответила Мария. - После этих слов кузен вызвал его на дуэль. Но она не состоялась, о их ссоре стало известно полковнику, и в результате моего мужа отправили на Кавказ.
-А кузен?
-Его не тронули. От Алексея не было писем, а через год к поместью подъехала телега, на которой лежал гроб с телом моего супруга. Поручик, сопровождавший гроб не рекомендовал открывать его, так как в пути они были почти три месяца, да и у тела не было головы. Он передал мне обручальное кольцо и гербовый перстень семьи Трегубовых, который Алексей никогда не снимал с руки. Я похоронила мужа и год носила глубокий траур, уйдя на это время в монастырь.
У меня заныло сердце, я почувствовала ту боль и тоску, которые съедали меня после гибели Жан-Поля и вспомнила как я тоже сбежала в монастырь.
-Из монастыря я вернулась совсем другой. Такой, какой вы видите меня сейчас - похудевшей, с чистой кожей и окрепшим характером. Я вернулась в Петербург, занялась делами поместья и обустройством дома, а потом стала выезжать в свет и на балы. Граф Черницкий, наш сосед по Воскресенскому, бывал на приемах, которые я проводила по средам. Прошел еще год и Михаил Васильевич сделал мне предложение, которое я приняла. Надо ли говорить, насколько он был поражен, что женившись на вдове получил в супруги девицу.
Я вышла из дома с двойственным чувством. Конечно, я была на стороне Марии Дмитриевны, но вот в её последних словах не было уверенности, неужели в сердце графини еще жива была юношеская любовь?
"А чего ты удивляешься? - бухтела ехидна. - Любовь зла, и поговорка только что нашла еще одно свое подтверждение, полюбила наша девушка козла, он её презирал, а она любила. Это же подумать только, на её деньги своей семье дом выкупил, поместье из болота вытащил, да еще и её обвинил в своих бедах, одно слово - козлище!"
Я написала Иллариону Васильевичу записку о том, что никакой вины на графине Черницкой нет и второй ее брак следует признать единственно законным, в виду того, что первый брак с Алексеем Трегубовым не может считаться действительным, так как супружество не состоялось. "О чем свидетельствовать может граф Черницкий, да думаю и у самого Трегубова совести сей факт подтвердить хватит. Супротив такого и Святейшему синоду возразить нечего будет", - закончила я писать, позвала мальчишку-посыльного и отправила его на Литейный в дом Васильчиковых.
-Закончила свое государственное дело? - спросил меня Илья с улыбкой, я кивнула. - Тогда завтра на завод поедем?
-Поедем, дорогой. И на верфь. А еще тебя в Морское военное ведомство приглашают. Илларион Васильевич заседание проводить будет по поводу пароходов.
-Так тебя тоже приглашать надобно, - засмеялся муж.
-Не положено-с, - ответила я и обняла мужа. - Безобразие, правда? Ведь сколько замечательных, умных женщин занимаются сплошной ерундой, а могли пользу приносить огромную Отечеству.
-Согласен, душа моя, но таковы уж устои.
На следующий день мы увидели другой Петербург, закончились великолепные дворцы и особняки, представительные жилые дома, монументальные общественные здания и храмы, перед нами был мрачный, грязный, вонючий, с безликими серыми домами, льющимися по улицам помоями рабочий Петербург.
"Вот такой Петербург видел Достоевский, - думала я, смотря в окно экипажа, - м-да, теперь я лучше понимаю все его гнетущие описания, а в свое время, читая роман мне описание столичного быта казалось необычным и даже нереальным".
А вот верфь на Адмиралтейском острове нас приятно удивила - крупномасштабные, большепролетные цеха, которые располагались торцом к линии берега, главная мастерская, канцелярия, лесные хранилища, смольни, караульни, кузница, лесные сараи. Все здания были возведены в одном ключе.
От входа вела главная аллея вдоль всего "Нового Адмиралтейства", которая была главной функциональной и композиционной осью комплекса. На береговой полосе перед зданиями – пристань, дамбы у каждого эллинга, с павильонами.
-Это, чтобы высокопоставленные особы за торжественным спуском судов могли наблюдать, - пояснял нам с мужем Попов Александр Андреевич, управляющий этим огромным хозяйством. - Вот и берег и завод благоустроили. А со стороны Невы устроили набережную для публики, пристани, чугунные ворота с решетками и мосты поставили, - с гордостью рассказывал он.
-Ты довольна? - спросил меня Илья, когда мы возвращались в дом на Фонтанке.
-Как тебе сказать, дорогой, мне не нравится очень многое. Положение рабочих, например. Неужели непонятно, что человек не может продуктивно работать по 16 часов? Ведь производительность труда можно увеличить тысячью способами, и на отдых будет у людей больше времени.
-Согласен с тобой, Никушка. Но боюсь, твои идеи сочтут слишком вольнодумскими. Мы с тобой у себя в поместье их применять будем, а здесь, в Петербурге уж лучше воздержаться, договорились?
-Да, Илюшенька, я и не собиралась ни с кем делиться своими, как ты сказал, "вольнодумскими идеями".
Через неделю, как уведомил меня Васильчиков, состоялось повторное заседание Святейшего правительствующего синода, на котором первый брак графини Черницкой был развенчан и второй брак признан действительным.
-Ну, и слава Богу, - прочитав письмо, сказала я.
А на следующий день пошел мелкий, нудный дождик. Но несмотря на непогоду, Анастасия с Лизи и Софи отправилась на примерку платьев в модный салон мадам Ирэн. Муж уехал с Васей в полк, взяв с собой и сыновей. В доме осталась только младшие дети, которые занимались с гувернером, да я с головной болью. С утра мне нездоровилось, вообще у меня очень редко случались головные боли...
"Потому что болеть в твоей голове нечему, - прокомментировала ехидна, - мозгов нет, а кость и волосы не болят".
-Вам записка, ваше сиятельство, - постучавшись, зашла девушка с подносом.
-Спасибо, голубушка, - я с трудом встала с кровати и взяла надушенный конверт. От запаха духов голова затрещала еще сильней.
"Акулина Савельевна, обращаюсь к вашей доброте, я оказалась в крайне затруднительном положении и мне необходимо с вами поговорить. Промедление смерти подобно. Я послала за вами экипаж, окажите милость, приезжайте как можно скорей. Черницкая М.Д.".
-Что там такого могло случиться?
-Не могу знать, - отозвалась девушка, которая так и стояла в комнате. - Ответ будет, барыня? А то там же возничий внизу дожидается.
-Скажи ему, я скоро соберусь, - ответила и встала с кровати.
Если бы не головная боль, я бы сразу нашла несостыковки этого более чем странного послания. Но разум мой был как в тумане, и я надев плотное платье темно-синего цвета, взяв шляпку и зонтик спустилась вниз и через минуту уселась в легкий экипаж.
"Странно, мне показалось, что Черницкие состоятельные люди, а коляска больше похожа на наемный экипаж, - подумала я, осматривая потертые сиденья и грязноватую обивку коляски. - Да и возничий какой-то не такой, бороды нет. И глаза такие...острые что ли".
До особняка Черницких пешком было идти пятнадцать минут, когда по моим прикидкам прошло это время, я посмотрела в окно, за которым уже шел не мелкий дождик, а полноценный ливень, погрузив все вокруг в серую, неразличимую массу. И все-таки я рассмотрела пейзаж за стеклом экипажа - Летний сад, а к графине следовало свернуть перед ним, на Мойку, по Пантелеймоновскому мосту. Я постучала зонтиком по стенке экипажа, в ответ - тишина. Коляска не сбавила ход, хотя для возничего этот сигнал пассажиров был требованием немедленно остановиться.