
Дорогие друзья! Я приглашаю всех в свою новую книгу. Это - последняя из написанных мною, уже готовых полностью к публикации, историй. Я хотела сохранить её до декабря. Но решила, чем быстрее опубликую всё, что уже написано, тем скорее начну что-то новое. Сейчас мне ничегошеньки в голову не приходит, увы...
К тому же, у меня самой, как Мари Соль, эта книга - самая любимая. Она позитивная! Героиня мне очень нравится. В ней будет много забавных моментов, будет много классных мужчин, будет шпиц по имени Пуфик, и сумасбродная лучшая подруга. А также ХЭ для героини, которая очень его заслужила. Читайте, комментируйте, добавляйте в библиотеку и поощряйте автора звёздочками.
Стопка тетрадок передо мной уменьшается очень медленно. На носу подготовка к ОГЭ. Да, уж! Когда я поступала в инъяз, то и не думала, что стану «училкой». Конечно, мечтала, что буду путешествовать по миру в составе какой-нибудь группы учёных, или политиков. Стану, к примеру, личным переводчиком дипломата. А, может быть, и его супругой. Эх, мечты...
Хотя, я на жизнь не жалуюсь! За время работы в школе так втянулась. Правда, долго отбивалась от классного руководства. А вот четыре года назад сдалась! Во многом ещё и потому, что за него доплачивают. Ответственности и мороки, естественно, больше. Но и зарплата на уровне! А не то, что была.
Нам с Игорьком деньги сейчас не помешают. Любая копеечка на счету. Я итак чувствую себя ущербной. В сравнении с его заработком, мой собственный кажется мизерным.
Муж у меня адвокат. Подающий надежды. Уже с целым списком дел, которые выиграл. Он состоит в конторе, где пока считается средним по уровню. А вот когда станет старшим, то его кандидатуру будут рассматривать в качестве партнёра. И, кто знает, быть может, спустя лет пять всего лишь, он возглавит агентство? Будет главным адвокатом в нашем городе. И к нему будут обращаться все сильные мира сего.
Пять лет назад мы влезли в ипотеку. Обзавелись собственным гнёздышком. Конечно, теперь приходится отслюнявливать банку ежемесячно. Но хотя бы знаешь за что! На ремонт денег уже не осталось. Так что делали сами. Каждый угол здесь служит напоминанием о тех развесёлых днях.
Вот, к примеру, потолочный плинтус, собранный из кусочков. Просто Игорь меня уверял, что он всё рассчитал и разрез выйдет ровно в угол. Ага! Как бы ни так.
Но и у меня есть свой собственный «мозоль». Это шов на обоях, который всё время расходится. Просто я по незнанию сильно тянула обои друг к другу. Я очень старалась. В итоге, которую осень подряд он расходится, стоит только стенам чуток отсыреть.
Ну, да ладно! Это всё мелочи. Главное, это у нас теперь есть свой собственный уютный уголок в этом мире, в этом городе. В этой вселенной. Уголок, где мы можем завести детей. Правда, вот с этим проблемы...
Сначала мы долго ходили по больницам, пытались найти причину того, почему я никак не беременею. Врачи не нашли! Какая-то нестыковка на уровне генома. Мы не устали пытаться. Следующий шаг — это сделать ЭКО. Я готова на что угодно, лишь бы родить от него. Родить самой, а не через суррогатную мать. Я верю в то, что у нас всё получится. Я соблюдаю все правила, пью препараты. Ведь процедура ЭКО уже скоро.
Мечтательно поднимаю глаза к потолку. Вот выпущу своих деток в этом году... Своих первенцев! «Своих», - надо же. Как я их называю. Прикипела душой. Буду скучать по каждому. Даже по вредине Сонечке. И по хулигану Юрке Ходакову. Вот выпущу их, и рожу.
«Did Susan go to Daniel's party?», - читаю про себя текст вопроса одного из заданий. «She coudn't! She sad she has to get up early the next day». О, как я её понимаю! Я тоже сто лет не была на вечеринках. С моим ритмом жизни даже наскрести пару часов на спортзал и то не удаётся. Так и остался лежать где-то в тумбочке сертификат на бесплатное занятие, подаренный Натусей.
Внутри испещрённой красными пометками, сделанными мною, рабочей тетради Ходакова, лежит корявый, перепачканный чернилами лист бумаги.
«How long how long will I slide
Separate my side I don't
I don't believe it's bad
Slit my throat
It's all I ever», - написано на удивление без единой ошибки. Наверное, опять из какой-нибудь песни? И перевод соответствующий:
«Как долго мне скитаться и чего-то ждать,
И сколько жизнь нас будет разлучать? Не верю...
Не может быть одним из плохих дел
Лезвием по горлу –
Это все, что я когда-либо хотел...».
Есть что-то такое по-настоящему живое и дикое в этом подростковом сумасшествии. В потребности свести счёты с жизнью, излить свою злость на кого-то, потребность в любви. Неиссякаемая, безумная! Это как бьющееся сердце, которое ты держишь в ладонях, и ощущаешь его резонанс по всему телу.
Я и сама ожила вместе с ними. И столько новых групп, столько новых песен узнала с подачи своих даровитых товарищей. Я вообще предпочитаю изучать английский не только по книгам и словарям, но и по фильмам, по песням. Сама так делала, и своих учеников приучаю! Им нравится. Правда, такую мою методику не одобряет директорат. Но это уже другая история...
Я уже проверила больше половины тетрадей, когда домой возвращается Игорь. Слышу привычные звуки. Как он разувается, чуть похрустывая подошвами модных туфлей о линолеум. Как оставляет портфель на полу. Это не школьный портфель, а рабочий, кожаный. Я сама выбирала ему в бутике.
Есть вещи, на которых не стоит экономить! Внешний облик моего супруга — это одна из таких вещей. Ведь он адвокат. И должен выглядеть с иголочки. Чтобы клиенты ему доверяли. Хорош будет адвокат, у которого туфли порепались, или ручка на портфеле разволохлатилась? Это мне можно ходить в одной и той же юбке по несколько лет и штопать её, если порвётся.
- Ириш, приветик! Ты ела? - заходит на кухню.
- Здравствуй, родной, - подставляю щёку для поцелуя. Он тычется в неё.
Ощущаю приятный аромат мужского парфюма. Хороший адвокат должен пахнуть дорого. А Игорь хороший! И не только адвокат, но и муж. Вот он-то как раз посещает спортзал. Так как очень боится поправиться. Эта проблема у нас с ним общая. Я набираю вес моментально. Но сейчас сижу на «полезной диете». Подготовка к ЭКО.
- Разогрей себе, - говорю, - Там котлетки в контейнере и макароны.
Я частенько беру еду из школьной столовой. И ничуть не стыжусь! Все девчонки так делают. Ну, а что? Не съедается. Как говорила Людмила Гурченко в фильме «Вокзал для двоих»: «Это не объедки, это остатки. А это разные вещи». Готовит наша столовая очень вкусно. Грех пропадать добру!
- А ты-то сама ела хоть? - повторяет Игорёк, стоя возле распахнутого холодильника.
«Голубые глаза становятся красными,
Порознь нельзя, это просто опасно,
Происходят всякие дурные штуки,
Как избиение твоей новой подруги», - по-хулигански вещает в моей голове под музыку гитарных струн голос Алёны Швец. Кажется, так зовут эту певицу?
Ещё одна из разряда школьных. Её мне посоветовали девчонки. Однажды застукала их во время урока с сигаретами за теплицей. Пока ругалась на них, они меня просветили, кто поёт.
А эта песенка мне очень даже подходит! Знала бы только, кого избивать…
Игорь сегодня ушёл раньше, чем я проснулась. Точнее, я проснулась, а он уходил. Специально, наверное, чтобы избежать разговора? Может быть, он вообще вчера не хотел. Просто вырвалось? А теперь жалеет.
Ну, если так, всё равно это ничего не меняет. Я полночи не спала. Когда накатило понимание, что он действительно это сказал. А я это слышала. Соврал? Разыграл? Ну, уж нет! Такими вещами не шутят.
«Голубые глаза становятся красными,
Порознь нельзя, это просто опасно!
Происходят всякие дурные штуки,
Как избиение твоей новой ш-ш-ш…», - недвусмысленно шипит молодая певица в моих беспроводных наушниках.
В этот самый момент, поднимаясь по лестнице, слышу:
- Эй! Жопастая! В сторону!
Я-то хожу всегда в джинсах, футболках, толстовках. Потому сзади не особенно отличаюсь от остальных школьников. Это в учительской у меня висит сменный комплект одежды. Там юбка узкая и блуза с перламутровыми пуговицами. И я превращаюсь из Иры в Ирину Витальевну.
Развернувшись на месте, я вижу Ходакова, собственной персоной. Здоровый не по годам. Подтянутый, только патлатый. Волосы стянуты в хвост на затылке. Сердцеед, каких поискать! Девчонки на нём так и виснут. Причём, даже старшеклассницы, из десятых и одиннадцатых. А всё потому, что у Юры мопед. Он паркует его неподалёку от школы.
- Ой… Эт вы, Ирин Витальн? – улыбается мне виновато.
- Я, Ходаков, я! – вздыхаю.
Он проводит рукой по лицу, губы выпячивает трубочкой, глаза так вообще вот-вот вылезут из орбит:
- А эт я не вам! Эт я вон…, - он озирается, пытаясь найти среди прочих соратников кого-нибудь столь же «жопастого», как и я.
- Ты мне тест пробный сдашь когда? Когда рак на горе свиснет? – перевожу я тему.
Ходаков надувает щёки:
- Ну, так он же пробный? Ну… Я попробовал и не получилось!
Я машу головой, продолжаю взбираться по лестнице. Юра меня провожает. У учительской мы расстаёмся:
- Скажи мне, Юр, зачем ты пошёл в класс с углубленным изучением английского языка? – интересуюсь я.
- Ну, как зачем? – удивляется он и краснеет, - Мы с пацанами хотим группу создать. Ну, типа там рок всякий, в том числе на английском. А я буду солистом! Так что мне положено знать языки!
Я пытаюсь не рассмеяться. Как сделал Бог, когда услышал о его планах…
Вижу Сонечку на ступенях. Они с Юрой встречаются вроде бы как. Школьная любовь, первое чувство. Оно самое хрупкое, самое раннее! Вот его-то они будут помнить ещё много лет.
Облачаясь в рабочий костюм, вспоминаю нас с Игорем. Мы же с ним одноклассники! Забавно, что в школе вообще в упор друг друга не замечали. А вот после, спустя уже несколько лет. На встрече выпускников…
Помню, как он подошёл после встречи. И пригласил прогуляться. Он был такой… Такой! Такой. Господи, даже не знаю, как это по-русски. Нет слов таких ни на одном языке, чтобы описать, что я почувствовала. Мальчишка, сопливый, с вечными крошками на губах и жирными от пирожков пальцами, остался в прошлом. Передо мной стоял настоящий мужчина. От внешности которого захватывало дух.
Вот так мы и стали встречаться. А поженились уже намного позже. Сначала снимали квартиру. У моих жить просто негде. А его родителей я не хотела стеснять. Копили деньги на свадьбу. Сыграли. И вот. Из Кашиной я превратилась в Гуляеву.
На свой урок я собираю ребят не в кабинете английского языка, а в актовом зале. Там у нас стоит единственный в школе, большой телевизор. Я вставляю в него принесённую из дома флешку.
- Сегодня смотрим «В поисках Немо»! – объявляю ребятам.
Они начинают кричать от радости, дерутся за «место под солнцем».
- Так, а ну тихо! – шикаю на них.
Это и так… Как бы сказать? Незаконно. В целом я уже не раз огребала за вот такие эксперименты. Но мне кажется, здорово видеть язык, а не только читать. Чувствовать его и слышать, и понимать не только в теории, но и на практике. Ведь мультфильм на английском языке, с субтитрами. А в моменты, особенно важные, я буду останавливать воспроизведение, и просить ребят повторить.
- Ирин Витальн, а можно чипсы открыть? – восклицает Ходоков.
Рядом с ним присоседилась Соня. Яна Мишина сбоку, её подруга. Отличница Катя прилежно достала блокнотик и ручку. Очкарик Данил сел с другой стороны от неё. Вообще в моём классе учатся пятнадцать человек. Небольшой такой класс. Половина на половину. В том смысле, что половина девчонок, а половина мальчишек. И отличников тоже 50 на 50.
- Никаких чипсов, Юра! Не шуршать, а слушать внимательно. И читать! Тебя же первого спрошу! – указываю ему на экран. И включаю…
Ребята замирают, почти не шумят. Так внимательно смотрят, волнуются. Я тоже волнуюсь! Особенно в момент, когда хищники нападают на Дори.
В один из особенно важных моментов дверь актового зала открывается и на пороге возникает наш завуч, медуза Горгона, как мы называем её за глаза.
- И что же здесь происходит? – встаёт она в позу.
Я ставлю на паузу.
- Надежда Васильевна, ну пожалуйста! – «плачут» ребята.
- Ну, там совсем немножечко осталось!
- Они же найдутся? Ведь, правда?
- Ирина Витальевна, - беспрекословно и повелительно произносит медуза, - Я жду вас в своём кабинете!
Я выдыхаю. Покачивая головой, вынимаю флешку из телика.
- Блин! Вам влетит? – донимают ребята.
- Не волнуйтесь, - пытаюсь я их успокоить, - Не впервой! Разберусь.
Сегодня Игорь тоже возникает дома гораздо раньше обычного. Что удивительно! В последнее время он сидел допоздна. Конечно, я думала, что он занимается делами, работает. А теперь вот не знаю, что и думать…
В абсолютной тишине я лежу на постели. Жду, пока он войдёт.
- Ира? – звучит его голос, - Ты здесь? Что случилось?
Он садится на кровать с другой стороны. И бережно трогает мою голую ногу. Я в домашней пижаме. Серый фон в мелких бантиках. А на груди фотография панды.
- Голова закружилась, легла полежать, - говорю. И встаю, оставляя зазор между нами.
- Так и лежала бы! – говорит Игорь, - Я сам разогрею, поем. Ты что сегодня принесла из школы?
Я с опозданием вспоминаю, что ничего. Ничего не приготовила, ничего не принесла. В холодильнике есть что-то. Яйца, наверное?
- Господи, - тру я лоб обескуражено, - Я… забыла! Ушла пораньше, и ничего не взяла. Ты прости, Игоряш.
- Ничего, - уверяет он, - Всё нормально, Ириш! Ты лежи. Я сейчас закажу что-нибудь на дом. Что взять? Хочешь, вьетнамскую кухню возьму? Или пиццу?
Я ничего не хочу, если честно. Но поесть всё же надо.
Уже за столом, когда пиццу привозят, решаюсь спросить:
- Ты сказал вчера. Я, наверное, плохо расслышала…
Игорь прекращает жевать, взгляд его опускается. Он выдыхает:
- Н-да.
- Иии, - я тяну, - Это… правда?
От того, как стучит моё сердце, становится страшно. Как будто сейчас остановится. Исчерпает заряд. Я сглатываю кусочек пиццы, вставший в горле комком.
Игорь, бросив свой недоеденный в коробку, прикрывает рот кулаком.
Я вспоминаю, как мы вот также бывало, заказывали на дом еду, когда делали ремонт. Могли вообще устроиться на полу. Ни стола, ни приборов было не нужно! Хохотали и кидались друг в друга. Зная, что целая жизнь впереди…
Я смотрю на мужа. На мужчину, которому сказала «да». Сразу и безоговорочно! И это «да» означало всё сразу. И жизнь, и любовь, и преданность. Я так хотела семью, вместе с ним. Настоящую. Полную. И я думала, он тоже хочет…
Он кивает отрывисто. И этот жест вызывает в груди сокращения. Нет, я не плачу! Я только сильнее сжимаю кусочек пиццы пальцами. Смяв, кладу его в рот. Кое-как продолжаю жевать.
Спустя минуты две он вопросительно смотрит на меня:
- И что… Ты даже не спросишь у меня?
- Что? – бросаю.
- Ну! – удивляется Игорь, хватает кусок, - Что-нибудь!
- Я жду, что ты сам, - говорю, запивая стаканом фруктового сока.
Он совершает прерывистый вдох. Как будто у него внутри надорвалась мембрана. Садится ко мне боком. Натужно кусает губу. Не наелся, наверное…
- Я, - начинает он, - Я не думал, что так получится, Ир! Ты должна понимать, что я этого не планировал, не хотел. Более того! Я собирался покончить со всем этим. Я имею ввиду, с ней. Я хотел с ней расстаться. А потом узнал, что она беременна от меня. Понимаешь, беременна? Как такое возможно?
Я пожимаю плечами:
- Не знаю. Наверное, если мужчина и женщина спят…
- Я имею ввиду! – прерывает меня на полуслове, - Я ведь думал, что я бесплоден. Я ведь отчаялся, Ир!
- Почему ты так решил? – нахожу в себе силы сказать, - Может быть, это я бесплодна?
«Точнее», - добавляю уже про себя, - «Не может быть. А точно».
- Ну, просто… Мы же так долго пытались. И всё вхолостую! А тут, - усмехается он и опять упирает кулак в приоткрытые губы, - Почти с первого раза и сразу в мишень.
Я замечаю, как ямочки на его щеках становятся глубже. Как рассекают чуть смуглую кожу морщинки на веках, когда он смеётся. Как грудь поднимается от вздохов. Как губы дрожат. Он волнуется. Нет! Он на грани. Вот только… От счастья. А я? От беды.
- Значит, вы спали всего один раз? – предполагаю. Хотя предположение это глупое до невозможности. Конечно же, они спали не один раз! И не два. А гораздо больше. И я не уверена, хочу ли знать об этом сейчас.
- Я бы мог соврать тебе, Ир! Но только, честно? Устал! Не могу больше врать. Ты не заслуживаешь этого, - порицает себя. И, склонившись к коленям, опять погружает ладони в тёмную гущу волос.
- И сколько же длится этот твой роман? – уточняю надтреснутым голосом.
Игорь медлит. Качается, как бычок на досточке.
- Год, - говорит, - Всего год.
Сердце опять совершает кульбит. Как будто неумелый барабанщик взял в руки палочки и что есть мочи долбит по инструменту. То, замедляясь, то ускоряясь…
- И… кто она? – уже совсем хрипло произношу.
Игорь опять нервно дышит. Встаёт. И подходит к окну. Обрывает листок у герани. Затем, как будто перепачкавшись. Верно, вспомнив, что это герань? Роняет его на пол. Отирает ладонь о штаны.
- Она… Она тренер по фитнесу. В том зале, куда я хожу.
Перед глазами опять начинает плыть. Я вгрызаюсь в костяшки пальцев.
- Покажи мне её, - говорю.
- Что? – оборачивается он на меня с таким удивлённым лицом. Лоб нахмурен, причёска всклокочена.
- Хочу увидеть, на кого ты меня променял, - пожимаю плечами с дурацкой усмешкой.
Его мучительный стон в тишине нашей кухни так странно звучит. Он подходит ко мне и садится на корточки.
- Ир! Я не променял тебя. Не говори так! Это было временное помутнение. Ну, бывает! Пойми. Так всё случилось, по-глупому, как в дурацком романе. Я же люблю тебя, Ир! Я хотел с ней порвать. И порвал бы! Но ребёнок…
Он смотрит на меня так умоляюще. Как будто разрешения просит уйти.
- Понимаешь, я думал…, - оседает на пол, подогнув под себя ноги, - Я отчаялся! Я же хотел, чтобы ты родила. Я же хотел, чтобы у нас с тобой общий был сын, или дочь. А тут… Просто, раз! Как по велению волшебной палочки. Я ведь и пренебрёг этой самой… защитой, короче. Я думал, что мне это больше не нужно.
До меня наконец-то доходит.
- О, господи! – я закрываю глаза, - Ты с ней спал без презика даже. А потом спал со мной.
Отвращение настолько сильное, что меня даже немного мутит. И хочется пойти и помыться и даже промыть всё внутри себя. Может быть, я поэтому в последние месяцы ощущала какой-то дискомфорт, да ещё и сбой цикла в придачу. Я ведь почти поверила, что залетела. А залетела не я, а другая!
Тротуар залит лунным светом и светом ночных фонарей. Их тут много! У нас хороший район. Но я всё же надеюсь наткнуться на гопников. Потому срезаю намеренно. Чтобы выйти к трассе. Там, через пролесок, отделяющий нашу спокойную гавань от большой и шумной дороги, расположена смерть.
Никто меня не окликает. Никому я не нужна! Даже самый захудалый маньяк не встретился мне пока я бреду на ощупь. На звук, который становится всё громче и громче. И вот она, трасса. Объездная, так называемая. Да, мы живём далеко от центра города. Но в этом есть свои преимущества. Здесь нет суеты, кроме этой дороги. Которую мы, впрочем, почти не слышим на своём пятом этаже. Посередине, между небом и землёй. Вот живи мы на двадцать пятом, то слышали бы точно! Да ещё и видели из окна. А так у нас из окна виден сквер и макушки деревьев. Красиво. Спокойно. И тихо.
«О, господи! Что это?», - думаю, оступившись, задев ногой что-то твёрдое. Жаль, телефон не взяла. Я кутаюсь в куртку. И кеды мои увязают в какой-то загадочной жиже. Выйдя под свет фонаря, вижу, что это грязь. Надеюсь, не какашки…
На трассе не много машин. Мимо меня проносится грузовичок, обдав металлическим жаром. Я отступаю на шаг, в темноту. Но затем вспоминаю, что там, у меня за спиной, остался Игорь. Он ждёт меня? Вряд ли! Зачем я ему? Он будет счастлив, когда я умру. Тогда и делить ничего не придётся. Он станет вдовцом. Я его освобожу от чувства вины. Пускай погорюет немного и женится. Надеюсь, успеет до родов?
Мне вспоминается сразу всё. И наша прогулка под луной в тот запамятный вечер встречи выпускников. То, как стеснялись друг друга! Хотя, проучились одиннадцать лет. Удивительно! Но мы как будто знакомились заново. Он был другим, и я тоже была другая. Но мы в то же время помнили нас прежних. Он видел меня толстой, шуганной, с вечной икотой. Я в детстве икала, когда волновалась.
А я тоже знала его пухленьким, с постоянным насморком. У него была аллергия на что-то! То, как оставлял отметины жирными пальцами на моих тетрадках, когда списывал с них домашку. То, как в носу ковырял.
Мы и подумать тогда не могли, что полюбим друг друга. А разве любили? Мой мозг осекается. Я-то любила! И даже сейчас продолжаю любить…
Я упорно иду по очищенной от сорняков насыпи, взбираюсь по ней на проезжую часть. Перелажу через железную изгородь. Кажется, ткань пижамы рвётся. Да и чёрт с ней!
Когда в первый раз переспали, то я уже не была девственницей, естественно. Но для меня это было, как будто впервые. Наверное, всё потому, что по любви! Я отдавалась ему. Именно отдавалась. Всецело. Вся я. Целиком. И сердцем и телом. А он растоптал! Он унизил. Он в самое больное ударил. Сперва изменил. А затем и ребёнка зачал.
Слёзы застилают мне глаза. Я уже плохо вижу сквозь них. Но замечаю свет фар. Он становится ярче и ярче. Вот сейчас я умру. Это будет удар страшной силы! По мне. Я рассыплюсь в лепёшку. Помнусь и расквашусь. Стыдно, конечно, вот так умирать. Мама, наверное, будет плакать? Но у неё есть Артём, мой младший братик.
А будет ли плакать Гуляев? Так и вижу его, рыдающего над моим гробом. И клянущего себя за то, что он совершил. И всю жизнь свою оставшуюся он будет помнить о том, что наш последний с ним разговор был о расставании. И только ради этого нужно сделать задуманное…
Я закрываю глаза, чтобы не видеть. Свет фар виден даже сквозь веки. Ветер дует в лицо. Приближается смерть. Я стою неподвижно, прижав руки к груди и зажмурившись…
Вдруг нервы цепляет! Звук бьёт по ушам. Он настолько ощутимый, что я зажимаю ладонями уши. Приседаю на корточки, чувствуя, как горячо. Всюду вокруг меня! Словно воздух пылает.
С опозданием я понимаю, что это был звук тормозов. И асфальт ещё дымится там, где проехались шины. Я ничего не слышу. Контузия, видимо? Оглохла. Но не ослепла. И вижу машину. Огромную, чёрную. Джип с серебристой подножкой. Он упирается в разделительную полосу. Врезался, кажется?
Из него на дорогу вываливается чья-то фигура. Качаясь, он замечает меня. Надвигается, хочет ударить. Но не бьёт! А хватает за шкирку. Трясёт сильно-сильно. Орёт что-то на ухо. Я безнадёжно висну у него на руках, и скулю еле слышно.
Слух возвращается не сразу. Я слышу как будто сквозь вату, как он говорит кому-то. Тому, кто стоит у меня за спиной:
- Хер его знает, босс! Больная, наверное? Ещё и немая по ходу! Куда её? Может, в психушку?
- В машину сажай! – говорит тот, кто сзади.
Мне уже наплевать, что будет со мной дальше. Пускай они отвезут меня в психбольницу. А может быть, вовсе убьют. Авто не врезалось, а только упёрлось в бетонный отбойник. Слегка помялось, и только.
- Мы же сдохнуть могли! – слышу голос.
- Могли, - отвечает другой, - Но не сдохли же?
Другие машины тормозят, интересуются, не нужна ли нам помощь? Я позволяю себя усадить в их прохладный салон. Поджимаю дрожащие ноги.
Я вся дрожу, и зуб на зуб не попадает. Ведь я же могла умереть! Вот прямо сейчас. Они же могли в меня врезаться? Огромный хвост тормозной полосы, что тянулся за машиной, говорит о том, какова была скорость. Хорошо, что здесь две полосы. Будь одна, и ему бы некуда было лавировать…
- Эй! Посмотри на меня! – бьют меня по щекам чьи-то руки, - Говорить можешь? Ты чья?
Я всхлипываю, но не отвечаю.
- Воды будешь? – мне тычут бутылкой. Я пью, наплевав на то, кто мог прикасаться к этому горлышку до меня. Что мне горлышко? Меня трахал мой муж после того, как его член был в другой вагине.
- Говорить можешь? – повторяют вопрос. Перед глазами слегка проясняется. И образ мужчины проступает как из тумана. Он бритый, с маленьким ёжиком тёмных волос. И большой. Я бы сказала, достаточно крупный. Крепкая шея в наколках. И возраст, навскидку, лет пятьдесят.
«Типичный бандит», - ошарашено думаю я, представляя, на сколько попала. Надеюсь, что они не слишком повредили свою машину? А иначе, мне лучше было умереть…
- Где живёшь? Что здесь делала? Ты убиться хотела? – продолжает допрос.
Утро приходит так быстро. И мне кажется, что я вообще не спала. Но всё-таки выспалась, и даже очень. Никто не храпел под боком. Никто не толкался. И я обнаруживаю, что разута. Кто-то заботливо снял мои кеды, и даже вымыл их!
Оглядываюсь. Комната стильная, но небольшая. Кровать на двоих. Сверху она застелена плотным покрывалом. Которое я, будучи во сне, отгорнула в сторону. Зарылась в подушки. И утонула в них…
Выхожу в коридор, опасливо прислушиваясь. Как мышка из своей норы. Натыкаюсь на женщину в белом переднике уже возле лестницы.
- Ой! Простите, - пугаюсь.
Она тоже меня испугалась. Средних лет, добродушная. На лице улыбка. Она скользит по мне взглядом:
- Проснулись? А я взяла на себя смелость почистить вашу обувь. Уж очень грязная была!
- О, это вы? – я смущаюсь, - Не стоило…
- Что вы, мне не трудно, - машет она, возвращаясь к уборке. Она как раз очищала углы от паутины, видимо.
- Вы знаете, - решаюсь сказать, - Я тут вообще случайная гостья.
- Не вдавайтесь в подробности, милая! – осекает меня добродушно, - Личная жизнь хозяина меня совсем не касается.
- Но…, - я пытаюсь подобрать слова. Почему-то очень хочется оправдать себя хотя бы перед этой приятной во всех отношениях женщиной.
- Там внизу стол накрыт к завтраку. Непременно отведайте блинчиков. Ангелина чудесно готовит! – предлагает она.
- Ангелина – это…, - пытаюсь я угадать. Может, жена хозяина дома? Тогда это вовсе какой-то сумасшедший дом получается. Завтракать блинчиками жены, будучи неизвестно как попавшей сюда проходимкой.
Мне становится стыдно! Отчаянно стыдно…
Только женщина вновь улыбается:
- Это сестра моя, старшая. Я убираюсь, а она всё больше на кухне. Я готовить, знаете ли, как-то не люблю.
- Ах, - выдыхаю, - Спасибо!
И тихонько спускаюсь по лестнице вниз, стараясь издавать как можно меньше звуков. Стол, в самом деле, накрыт. Столовая, как, наверное, называют подобные комнаты в больших домах, гораздо шире, чем я представляла. Здесь есть и камин, и огромные окна, и большой диван. На который так хочется сесть! Только я не сажусь. Я деликатно топчусь возле стола, где на тарелках лежат ароматные блинчики, рядом с ними – джем, мёд и сгущёнка на выбор.
Как-то неловко садиться. Мне бы домой! Только и обижать хозяина дома, да ещё и какую-то Ангелину, которая старалась, готовила…
- Что вы? – слышу я голос. И чуть ли не вскрикиваю. Так как голос мужской.
И мужчина, тот самый, из машины, который поил меня водой и допрашивал, проходит, вальяжно, к столу. Попутно застёгивая манжеты на тёмно-бордовой рубашке. Рубашка его цвета крови! Но этот цвет ему очень к лицу. Хмурый взгляд и эти татуировки. Которые, как я успеваю заметить, есть не только на шее, но и на запястьях.
- Садитесь! – приглашает он и садится сам, - Сейчас Ангелина напитки подаст. Вы как насчёт кофе?
- А…, - я теряюсь, кусая губу, - Н-нормально.
- Ну, вот и отлично, - он кладёт себе один блинчик и начинает его аппетитно поливать, судя по виду, клубничным джемом.
Я, ощутив голодные спазмы в желудке, сажусь. Стул тяжёлый. И мне с трудом удаётся отодвинуть его от стола.
- Итак, кто вы? И что вы делали на дороге? – ошарашивает меня вопросом хозяин всего этого великолепия.
Промолчать не могу. Я обязана! И поэтому пытаюсь выдавить из себя хотя бы что-нибудь:
- Я… А… Ну… В общем…
- Отчётливо, ясно и членораздельно, - без гнева и злости, бросает он. Режет блинчик и кладёт к себе в рот.
Тут полноватая женщина в белом переднике, с забавным чепцом на голове, выносит поднос.
- С добрым утром! – говорит она. И я вижу явное сходство с той, другой, что осталась на втором этаже.
- Ззз-дравствуйте, - снова смущаюсь.
Она ставит кофейник на стол, рядом чашечки. Хозяин сам наливает в них ароматный напиток. Я неловко беру и киваю в знак благодарности.
- Ну, и? – вопрошает он снова, когда женщина уходит.
- Эм, - начиняю я, - Меня зовут Ира.
- Угу, - он кивает одобрительно.
- Я учительница в школе, английский язык.
- Так, - он внимательно смотрит, тем самым смущая меня.
Я же стараюсь на него не смотреть:
- В общем, я дико извиняюсь, что так вышло…
- Что же ты, Ира, учительница, да ещё и английского языка, делала ночью, на трассе, в таком вот виде? – перечисляет он всё.
Мне становится стыдно. До жути стыдно! Отчего начинаю икать. Да, такая вот дурацкая особенность моего организма. Икаю, когда нервничаю. Правда, давненько я так не нервничала. И не икала…
- Ик! Ик! – прикрываю ладонью рот, - Простите, - шепчу, окончательно смутившись.
- Геля! Воды! – кричит он туда, где скрылась кухарка.
На сей раз, она появляется, держа на подносе стаканчик с водой. С беспокойством глядит на меня. Я продолжаю сдержано икать. Беру стакан и жадно пью.
- Нужно делать быстрые и крупные глотки, чуть наклонившись вперёд, - советует он.
Я подчиняюсь. Икота проходит. Ангелина уходит. И я отваживаюсь продолжить.
- В общем… Мы с мужем давно пытаемся завести ребёнка. Пытались. Даже хотели прибегнуть к ЭКО, - отпиваю воды, - А на днях я узнала, что он изменил мне с другой, и та другая… беременна.
Поднимаю глаза на мужчину. Он молча смотрит на меня. Словно ждёт продолжения.
- Муж сказал, что я должна съехать, чтобы он развёлся со мной и женился. Чтобы ребёнок рос в полной семье.
Я опять замолкаю. Слышу вздох. Или это усмешка?
Он принимается за еду, прожевав, говорит:
- И ты не нашла лучшего решения, чем броситься под машину?
Я кусаю губу. Не нашла. Ведь я же ему не сказала, как сильно любила. Как больно мне было! И какую безысходность я ощутила вчера. Я действительно хотела умереть. Я решила, что так будет лучше…
Вместо ответа бросаю:
- Я сильно перед вами виновата. Вы извините меня… пожалуйста.
Слёзы наворачиваются, собираются в уголках глаз. Я их смаргиваю и быстро вытираю ладонями мокрые щёки.
Ко всему прочему я ещё и без ключей. Потому звоню в дверь, втайне надеясь, что муж не ушёл на работу. А он не ушёл…
Открывает, застывает в дверях. Взбаламученный. Взвинченный. Дикий.
Прохожу. А точнее, пытаюсь просочиться в зазор между ним и дверным косяком.
- Ира! – говорит он. То ли вопросительно, то ли утвердительно.
Я разуваюсь. И осторожно ищу место своим кедам.
- Ира?! – повышает он голос, - Где ты была?
Я вздыхаю:
- Там, где я была, там меня уже нет.
И опять вспоминаются мягкие подушки и чистые простыни. Которые я угварыздала своей испачканной пылью одеждой. И чудесный завтрак из блинчиков с мёдом, отголоски которого до сих пор ощущаю во рту…
- Ир, я к тебе обращаюсь! – требует он.
Встал, руки в боки. Ноги на ширине плеч. Уже полуодетый, чтобы идти на работу. В брюках костюмных, рубашка частично застёгнута.
- Ира! – опять обращается он ко мне.
А я всё смотрю на своё отражение в зеркале. И вспоминается другое зеркало. Большое. Почти в полный рост. В чужой, незнакомой прихожей. Того дома, где мне посчастливилось побывать.
- Я всю ночь по округе метался! Искал тебя всюду! – орёт.
«Интересно», - задумчиво я смотрю на стоящие возле моих, его чистые кеды. А ещё его туфли, тоже начищенные до блеска, - «В чём же ты метался, любимый? Не иначе, как босяком по земле?».
- Ты вообще охренела, Гуляева? Это такая месть, да? – наконец выдаёт.
Я устало к нему оборачиваюсь:
- Ну, какая месть, Игоряш? Меня похитили.
- Кто? – оторопело взирает на меня своими тёмными глазами.
- Инопланетяне, - отзываюсь, волочась в спальню. Следует снять с себя всё, чтобы помыться хотя бы.
- Чего ты городишь? – невнятно бормочет, - Какие ещё инопланетяне?
- Зелёненькие такие, - говорю, - С головами, похожими на яйца.
- Ир! – донимает он голосом, - Я вообще-то искал тебя! Ты где ночь провела?
- Не твоего ума дело, - бурчу себе под нос, снимая штаны. Обнаружив дырку на них, сокрушаюсь. Жаль пижамку! Хорошая. Может, удастся заштопать?
- Ир! Ты в уме? – говорит.
А я вот сомневаюсь в этом. Мой ум улетучился вместе со страхом. Вместе с решением покончить с собой. Так что я без ума. Вообще!
- Ир! Я звонил твоей маме! – ставит меня в известность.
Я оборачиваюсь к нему:
- Зачем?
- Как зачем? – удивляется Игорь, - Я вообще-то надеялся, что ты там, у них.
- С какой стати? – раздражаюсь я на него. К маме бы я пошла в последнюю очередь. И не потому, что не доверяю ей, а просто потому, что не хочу беспокоить. Никогда не рассказывала ей о наших с Игорьком ссорах. Да мы, впрочем, не ссорились с ним особенно. Так, по мелочам.
- Ну, а где ты была? У Наташки? Твоя подруга трубку не брала! Кутили с ней? Признавайся! Кутили! – он притягивает меня к себе за плечи, принюхивается.
Вероятно, уловив запах мёда, морщится, вопросительно смотрит на меня сверху вниз:
- От тебя пахнет… Выпечкой?
- Да, я ела блины! – признаюсь. Мне нельзя. Я же на диете. ПП и ЗОЖ теперь в прошлом. Без надобности. Теперь никакого ЭКО. Надо, кстати, позвонить в больницу и отменить процедуру.
- Да где ты была, ё-моё?! – его возмущение достигает своего апогея, когда он видит дыру на штанах, - Ир, это чё?
- Это дырка, Игорь! – констатирую я, отбирая штаны.
- А откуда она здесь? – он приседает на край той постели, где я разложила пижаму, - Ир… Тебя что, изнасиловал кто-то?
- Ах, если бы, - вздыхаю я.
- В смысле? – я вижу, как он измучен этим непониманием.
Я вот тоже измучена. И никак не могу понять, как же так получилось, а? Как же он мог так меня обмануть?
- В прямом, - говорю.
- Блин, - погружает ладони в волосы. Позабыв о том, что уже уложил их, намазал бальзамом. Да, он их мажет и укладывает! Это одна из ежеутренних процедур, подготовки к работе. Он бреется, по часу проводит в ванной комнате. Духарится и мажется всякой ерундой. Да у него косметики больше, чем у меня!
- Значит так, я сейчас на работу, - возвращает себе здравомыслие, - Я итак уже из-за тебя опоздал.
- Из-за меня? – усмехаюсь.
- Ну, да! Я в полицию идти собирался, Ир! Только там же заявление принимают через трое суток.
- Да, трое суток меня бы там точно держать не стали, - говорю с сожалением.
- Да где там-то?! – опять возмущается он.
- Где-где? – отвечаю со вздохом, - На космическом корабле.
Он цокает языком. Только что у виска не крутит пальцем. Рывком поднимается, и отправляется в ванну, чтобы нанести на волосы очередной слой стайлинга.
А я, оставшись в одних трусиках, сажусь на постель и беру с тумбочки свой смартфон. Зарядки осталось как раз позвонить на работу. Что я и делаю…
Завуч берёт трубку сразу же. Голос не сулит ничего хорошего:
- Ирина Витальевна, что вы себе позволяете? – слышу.
Беру себя в руки. И придаю голосу выражение крайней виноватости:
- Надежда Васильевна, ради бога, простите! Умоляю! Можно ли мне поменяться с кем-нибудь? Я сегодня прийти не смогу. У меня отравление, видимо. Целый день не слезаю с горшка.
- Ой, избавьте меня от подробностей! – спустя паузу, уже совершенно другим тоном, вещает она.
К директору мы обращаемся только в крайнем случае. Если уж пьянство на рабочем посту, например. А так всех курирует завуч.
- Завтра буду, как штык! – обещаю.
- Вы врача на дом вызвали? Не хватало ещё заразить наших деток! – вполне резонно замечает Медуза.
- Конечно! Это не заразно, не бойтесь. Врач сам заверил меня. Таблетки вот выписал, - вру.
- Ирина Витальевна! Предупреждаю, - выносит вердикт, - Если сорвёте мне конец года, то я вас уволю. Это понятно?
Я усмехаюсь устало:
- Конечно! Если что-то сорвётся по моей вине, то я и сама уволюсь, Надежда Васильевна!
На том и прощаемся. Фуф! Одной проблемой меньше.
Ребятам в рабочем чате сбрасываю задание. Написать небольшое эссе и поработать над тестами.
Натуська тоже моя одноклассница. Мы с ней с детства дружили. Потом она уехала учиться в другой город. Потом вернулась. Потом вышла замуж. Потом развелась. Но детей завести не успела. А сейчас сильно жалеет об этом. И хочет детей от Денисова. Вот только Денисов крайне осмотрителен в этом вопросе. Он-то внебрачных детей не планирует.
Помню, Гуляев за глаза называл её шлюхой. Мол, вот такие мужей из семьи и уводят. Ага! Посмотреть бы мне на эту Аню. Вообще, мне бы сейчас злиться на Наташку. Она же любовница. А я вроде как обманутая жена. И эта Анька с моей Наткой – одного поля ягоды. Да только вот - не одного! И Наташку свою я в обиду не дам. И она меня тоже.
Стоит мне сесть в её кресло, как Натка тут же замечает, что выгляжу я не ахти. Сама-то она, как всегда, идеальна! И это притом, что размер у неё даже не сорок восьмой, а, наверное, уже пятьдесят второй. Вот только «жопастой» её назвать язык не повернётся даже у Ходакова.
Просто Наташка владеет собой. И своим телом. У неё, невзирая на лишний вес, фигура как песочные часы. Ну, ещё бы! Она постоянно качает пресс, ходит на йогу. У неё есть свой личный массажист. А уж одежды столько, что мне и не снилось! Вот конкретно сейчас на ней юбка с люрексом в пол, и шикарная блуза из тонкого шифона с огромным бантом на груди.
- Ирусь, ты заболела что ли? – её прохладная ладонь, пахнущая чем-то безумно приятным, ложится мне на лоб.
Я вздыхаю:
- Можно и так сказать.
Лицо Наташки меняется моментально. Она прячет улыбку, склоняется ко мне и шепчет заговорщически:
- Неужели, а? Получилось? Беременна?
Я понимаю разом, что в Наташкином мире единственной новостью может быть эта. О, господи! И осознание того, что я никогда… Никогда не смогу! Это я. Это именно я бесплодна, а не Гуляев. Это из-за меня он до сих пор без детей. Врачи бестолковые, они просто прозевали этот малюсенький факт. Из-за которого у меня теперь вся жизнь насмарку.
В глазах стоят слёзы. Я поджимаю губу, давая понять, что причина не в этом. Наташка тоже меняется в лице. Вся радость с него исчезает. Она говорит:
- Так! Поднимайся-ка. Ну-ка, пойдём-ка. А то тут ушки уже навострили.
Она озирается по сторонам. Девчонки, а их тут штук пять, удивлённо поглядывают в нашу с ней сторону.
- Девочки! – говорит она громко, - Ко мне никого не пускать! У меня суперважное дело.
- Хорошо, Наталья Вадимовна!
- Конечно, Наталья Вадимовна! – звучит отовсюду.
Вот же барыня, блин…
Очутившись в её кабинете, маленьком, но очень уютном. Я даю волю слезам. А Наташка даёт мне выплакаться и гладит по голове, усевшись на лутку дивана.
А затем, отпоив «укропной водой», вопрошает:
- Ну, что случилось? Выкладывай!
Я рассказываю ей обо всём. Правда, о вчерашнем вечере решаю не говорить. Мне даже самой стыдно! Ведь я же и правда могла умереть. Из-за Игоря. Глупая! Ему это было бы на руку. Он бы, наверное, был только рад. А я бы людей подвела. Хороших, к слову, людей…
Узнав об измене и о ребёнке, который у него теперь, несомненно, родится, Наташка сидит, приоткрыв рот. Губы у неё блестят от жемчужного блеска. Глаза подведены, а ресницы накрашены. У Наташки есть вкус. А ещё у неё есть коммуникабельность и чувство собственного достоинства. В общем, всё то, чего нет у меня.
В детстве нас называли «плюшки». Потому, что мы с ней были полными. И очень похожими внешне, как сёстры. Мы и сейчас с ней похожи. Вот только она – принцесса, а я – Золушка. Ну, если судить по внешнему виду и уровню средств.
- Ну вот же, Гуляев! Оправдал наконец-таки свою фамилию!
- Да причём тут фамилия? – раздражённо отвечаю подруге.
Она вечно пеняла, что уж больно фамилия у него говорящая. А ещё за глаза называла «козюлей». Это отсылка к школьному прошлому и его привычке в носу ковырять.
- Вот я Кашина, и что теперь? Это значит, что я – манная каша? – добавляю. Затем, подумав, уязвлено вздыхаю. А ведь есть в этом толика правды. Даже как-то обидно!
Наташка вот у нас Макеева. Наверное, это связано с маком? И ничего обидного не подберёшь.
- Значит так, дорогая моя! Нужно все деньги, которые ты заплатила за кредит, у него взять. Ты сохранила какие-то чеки? Хотя…, - подруга задумчиво хмурится, - Если платила онлайн, то это должно быть в истории банковской карты.
Я вздыхаю:
- Наверное. Я пока этим всем не занималась.
Опускаю лицо в ладони. Как представлю, сколько всего предстоит! Просто жизнь кардинально меняется. Во-первых, переезд. И куда? Неизвестно! Во-вторых, развод. А дальше – родня узнает обо всём. Что скажет мама? Будет плакать, наверное…
- Ты решила уже, куда съедешь? – интересуется Наташка. Она плеснула себе воды. Закинула ногу на ногу под юбкой. И поигрывает ножкой, обутой в туфлю.
- Ну, куда, - пожимаю плечами, - На квартиру. Куда же ещё?
- За квартиру платить? – удивляется она.
- Ну а как же? Кто меня бесплатно к себе пустит? – хмыкаю я.
Наташка поигрывает бровями многозначительно:
- Кое-кто.
- Нет! – отрицаю.
- Да, да, да, - кивает подруга.
- Наташ, - говорю, сдвинув брови, - Ну, это неправильно! Это же не твоя квартира, а Денисова твоего. Это он за неё платит. Я так не могу!
- Что значит, он? Что значит, не моя? – оскорбляется Наташка, - А чья же ещё, интересно?
У неё крутая студия в центре города. И она там живёт не одна. А с собакой! Рыжий шпиц по кличке Пуфик заменяет ей малыша. Она и обращается с ним, как с ребёнком. Вообще-то я раньше тоже осуждала подругу, но только внутри себя. За эту жизнь за чужой счёт. А теперь… За чей бы счёт мне пожить? Не за чей.
- Ну, а как ты себе представляешь? Он снял её для тебя, для одной, а не для подруги твоей бездомной, - сокрушённо вздыхаю.
Но Наташка уже всё решила. Она ставит чашку на стол:
- Ну, смотри! Он и не узнает ничего.
Я смеюсь отрицательно.
- Денисов бывает у меня дважды в неделю, по вторникам и четвергам, - загибает она пальчики с яркими коготками, - Нам с ним обычно пару часов за глаза. А потом он едет к своей кикиморе. Ну, ты же пару часов погуляешь? Я тебе в спортзал абонемент выпишу. Ну, или просто в кафе посидишь. У нас там напротив такое крутое кафе…
Вечером я, как ни в чём не бывало, планирую свой переезд. Думаю, что в первую очередь упаковать? Обувь, одежду. У меня не так уж и много всего. Ботинки осенние, сапоги зимние. Кеды любимые, на все времена. Ну, есть босоножки одни, выходные.
Из одежды того меньше. Куртка-ветровка, пальто, пуховик. Пару шапок и пару сумок. Джинсы, толстовки, футболки. Пижаму нужно не забыть! Да ещё белья нижнего. В целом, что-то старое можно оставить. К маме свезу потом, пусть лежит. Вообще-то, я же не навсегда переезжаю к Наташке.
Ума не приложу, как и где буду жить. Денег на новую квартиру, даже самую маленькую, мне просто не хватит. Тоже кредит брать? С моей-то зарплатой! Смешно даже думать об этом. Снимать буду, наверное? Как ещё. Не к семье возвращаться. Мою кровать там уже занимает бабуля…
Кстати, надо бы сходить, навестить её как-нибудь.
Гуляев на сей раз возвращается затемно. Я уже сложила часть вещей в аккуратные стопочки. Надеюсь, его это обрадует? Мой скорый переезд. Съеду, не буду мешать ему строить семейную жизнь. Гнездо уже свито, пускай приводит сюда свою гусыню. Так интересно на неё поглядеть! Но даже страшно как-то. Вдруг она молодая и красивая? Фитнес-тренер. Ну, то, что подтянутая и худее меня – однозначно.
В холодильнике уже второй день шаром покати. Я поела с Наташкой. Ещё и булочку по дороге купила и йогурт на утро. Спрятала его от Гуляева в ящик с овощами. Под сельдереем он его не найдёт.
Слышу, как он, заглянув в холодильник, громко хлопает дверцей. Ах, вы подумайте только! Неужто он думал, я стану готовить ему?
Слышу, как заказывает еду на дом. Ну, мы же можем себе позволить? Конечно! Хоть каждый день. В другое время я бы спросила у него – а он внёс кредитную плату? Да и вообще, в другой раз, я бы ему принесла что-нибудь. Ну, или сама приготовила.
Заходит в спальню. И видит мои аккуратные стопочки:
- Собираешься, значит?
- Ага, - говорю, как ни в чём не бывало.
Он выдыхает:
- А где будешь жить?
Я решила – не стоит ему говорить. А то ещё сдаст Наташку с потрохами. Хотя, где он и где Денисов? Но всё-таки.
- На квартире, - роняю.
- Ммм, - мычит он, расстёгивая рубашку, - Сама нашла?
- Да, - говорю.
Он раздевается. Я сторонюсь, давая ему доступ к гардеробу. И вот этот гардероб, к слову, обклеенный бабочками. Тоже моих рук дело! Просто зеркал слишком много. А я после фильма «Зеркала», не смогла спать спокойно. Пришлось их чем-то загородить. Ну, заказала наклейки на зеркало. Мне кажется, так даже лучше, чем было…
- Ир, ты… прости, - произносит Гуляев, садясь на кровать.
Он сидит ко мне спиной, и я не вижу его раскаяния. Остаётся только гадать.
- Да что уж! – хмыкаю, - В добрый путь, как говорится!
- Ты так говоришь, как будто тебе всё равно, - удивляется он, и садится ко мне вполоборота.
Всё равно? Это мне всё равно? Знал бы он, что я вчера чуть не сделала из-за него. Как кляла себя мысленно, как бичевала. Как ненавижу себя до сих пор. А его… продолжаю любить.
- А что я должна делать, по-твоему? Валяться у тебя в ногах и умолять?
Он вздыхает:
- Нет! Просто… Мне больно, пойми.
- Я вижу, - звучит недоверчиво.
- Ир! Ну, так вышло! Поверь мне, если б не этот ребёнок…, - начинает он снова поток оправданий. Нелепые оправдания!
- Ребёнок, которого нужно зачать, - говорю, - Просто ты так говоришь об этом, как будто ей ветром надуло! Но ты же с ней трахался, Игорь! Разве не так?
Он виновато опускает голову, ковыряет покрывало, которым укрыта кровать:
- Ну… Просто. Так вышло.
- Ну, да! Совершенно случайно. Во время занятий, - злорадствую я, - Я прямо так себе и представляю эту картину. У тебя встал случайно. А она оступилась и нечаянно присела на твой член, да?
- Ир! – раздражается он.
«Что? Не нравится?», - думаю. А у самой аж зубы скрипят.
- Ну, а как всё было? Расскажи мне! Я хочу услышать твою версию! Кто и кого соблазнил?
Игорь не торопится мне выкладывать. Пока я достаю из разных отделов нашего гардероба свои вещи. Думаю, какие взять в первую очередь? Лето на носу. Так что, естественно, летние! Но здесь я ничего не оставлю. Перевезу всё, сначала к Наташке, а потом и к матери. Просто моих для начала нужно поставить в известность. Пока не готова к этому разговору. Для начала нужно самой осознать до конца.
- Ну, - начинает он вяло, - Просто все тренера мужчины были заняты. А я не мог ладу дать тренажёру. И она вызвалась мне помочь. Потом предложила занятия индивидуальные, по программе. Я пожаловался на то, как сложно держать себя в форме.
В груди так и бьётся. Но я продолжаю молчать. Не хочу спугнуть этот момент. Пусть рассказывает. Пусть делает больно. Пускай до того усугубит моё состояние, чтобы уйти было проще.
- Ну, потом как-то стали с ней в кафе заходить. Там кафешка такая, здоровое питание. Ну, там, всякие смузи и шейки фруктовые. В общем, разговорились!
- Она знала, что ты женат? – не выдерживаю я.
Он кивает коротко.
«Чудно», - говорю про себя.
- Ну, и? Кто кого? – произношу уже вслух.
- Я, - отвечает, - Её.
- Где и как? – продолжаю.
Я хочу воочию увидеть эту сцену. Своими глазами хочу…
- Понимаешь, я… Я потерял контроль над собой. Я даже не помню, как это случилось.
- А ты напрягись! – предлагаю ему.
Игорь хмыкает:
- Ты на самом деле хочешь знать всё это? Зачем тебе это, Ир? – поднимает глаза на меня.
Мы встречаемся взглядами. Его испытующий, мой упрекающий.
- Чем она лучше меня? – говорю.
Наиглупейший вопрос. Я и сама знаю это! Но не могу удержаться, чтобы не спросить у него. Столько лет вместе прожито. Эта квартира, которую мы покупали вдвоём. Да, его первоначальный взнос был весомым. Шутка ли? Продал машину. Но и мой вклад в нашу совместную жизнь трудно не брать в расчёт.
Я наводила уют, как умела. Я утешала его, дурака, когда он приходил, весь в расстроенных чувствах! Когда он был ещё не адвокатом даже, а только помощником, правой рукой адвоката. Когда ему давали вести бесплатные дела на благотворительной основе. А он их проигрывал в первое время.