Все совпадения неслучайны

Глава 1

«Будьте осторожны…

ведь вы можете получить то, что призываете».

(Дуглас Монро, «Утерянные книги Мерлина»)

Черные буковые деревья стыли на ледяном ветру; они цеплялись корнями за каменистую почву высокого холма, окружая мрачный замок с башнями по краям и узкими окнами. Стены замка, сложенные из огромных камней, были покрыты плющом.

Над холмом плыли тяжелые свинцовые тучи, полные дождя и мокрого снега. Смеркалось. Наступала первая ночь Великого Праздника Мертвых, - Самхейна, - когда от вечерних сумерек и до рассвета открыта Пылающая Дверь между мирами…

- Три ночи, которые еще не наступили, три дня, которые пройдут, три жизни, которые забыты, три раза голос Дракона созовет достойных, которые смогут войти… дабы увидеть, соединилось ли то, что разорвано на части…

Слова заклинания замирали под сводчатым потолком. Зловещая полутьма кое-где рассеивалась дрожащими огнями свечей. Тонкая фигура, закутанная с ног до головы в непроницаемый темный плащ, произносила магические слова. Перед ней на возвышении, покрытом черным бархатом, стоял человеческий череп с горящими глазницами, в воздухе пахло сандаловым деревом и можжевельником.

- О, Владыка Тьмы! Называю твое тайное имя, древнее и священное, дошедшее до нас сквозь непрерывно изменяющиеся миры. Ты принимал множество обликов, Вездесущий и Грозный, дыша разрушением и смертью, владея Властью Ночи, которой мы начали свой путь! Нет других троп, ведущих к холодному сердцу Темной Луны…

Из длинного коридора бесшумно вынырнули несколько фигур… Три Черных Рыцаря, три Всадника Черной Бездны предстали перед своим Повелителем.

- О, Великий, видящий за пределами, которому известна суть вещей, - хранящие молчание приветствуют тебя! В преддверии звука могущественного Имени, величественного Имени…

Все трое преклонили колени.

- Дух великих событий летит впереди событий… В тенях сегодняшнего рождается завтра! - промолвил Повелитель, отделяясь от пространства Тьмы и приближаясь к Рыцарям. - Сегодня мы услышим пророчество… Все ли готовы?

- Все… - прошелестело под сводами.

Один из Рыцарей подошел к алтарю и привел в движение скрытый рычаг. Тяжелая каменная плита со скрежетом сдвинулась с места, открывая Священный Колодец. В бездонной глубине его таился вечный холод…

- Спрашивай… - прошелестели Рыцари, указывая на Колодец. - Он ждет!

Сияющая фигура приблизилась к отверстию и слегка наклонилась…

- О, Благословенный Король Острова Могущества, ответь мне! Голос священной головы, я зову тебя в печали! Голос священной головы, я зову тебя из холода! Голос священной головы, я зову тебя из мрака, из непроницаемых вод, никогда не видевших света! Мы оделись в черное, мы выходим за пределы, погружаясь в мир теней… Мы заменили нашу кровь таинственным льдом… Мы заполнили свои тела светом Луны, чтобы подготовиться к Охоте, которая скоро начнется!

Черные Рыцари застыли в неподвижности и превратились в слух, всем своим существом внимая тому, что должно было прозвучать.

Повелитель поднял над отверстием Колодца толстую зеленую свечу, горящую неровным, рассыпающим искры, пламенем.

- Чего мне ожидать с Запада? - спросил он, раскачиваясь над Колодцем из стороны в сторону. - Что ждет меня и моих вассалов? В час твоего Могущества, в час твоей Силы, вопрошаю тебя, священная голова…

- Что именно ты хочешь узнать?- гулко отозвался Колодец, и по залу пронесся сквозняк.

Если бы в жилах собравшихся текла обычная человеческая кровь, она превратилась бы в лед и разорвала вены и артерии, вызвав мгновенную смерть.

- Я хочу получить Власть над Знающим! Золото… Меня интересует золото.

- Хорошо…Ты получишь то, о чем просишь… но только на три дня. Наклонись ниже…

Фигура склонилась, прислушиваясь. Колодец, устами священной головы, назвал ей три дня, в которые она будет иметь безраздельную власть над Знающим. Удовлетворенно выпрямившись и сделав знак Черным Рыцарям, что долгожданный ответ получен, Повелитель промолвил:

- Это только один вопрос и один ответ, который пришлось ждать Северному Ветру за Пылающей Дверью. Тринадцатая Ночь, вращающая Столб Времен, наконец, наступила… она должна трижды ответить нам!..

- Спрашивай… - отозвался Колодец.

Повелитель поднял над отверстием в бездну свечу из красного воска.

- Я хочу узнать… продолжается ли Сон Огня?

Колодец молчал так долго, что в сумрачном воздухе образовались и закружились кристаллики снега.

- То, чего уже нельзя предотвратить, свершилось… - выдохнул Колодец, и Черные Рыцари вздрогнули, все, как один. – Смотри…

Фигура со свечой отшатнулась.

Глава 2

В Париже Нину встречали два пожилых француза. Именно они собирались устроить в своей галерее на Монмартре выставку работ Артура Корнилина.

- Мадам, - говорили они. - Никто лучше вас не сможет рассказать парижанам о творчестве вашего мужа. Оно такое необычное, загадочное и прекрасное! У нас не привыкли к столь пылкой игре воображения, столь изощренному полету фантазии…

Нина смотрела из окна автомобиля на набережную Сены, кружево Эйфелевой башни, на аккуратно подстриженные деревья, и ей казалось, что она спит и видит чудесный сон. Ее поселили в старинном городке близ Парижа, где на окраине возвышались величественные руины двух замков и монастыря, а на тесных улочках попадались заросшие травой и цветами остатки крепостных сооружений.

Месье Дюшан, старший компаньон, привез ее в домик, увитый розами и диким виноградом. Домик был двухэтажный, каменный, с черепичной крышей, огромной кухней и просторными комнатами, уставленными громоздкой деревянной мебелью.

Хозяйку дома звали Жаннет. Несмотря на преклонный возраст, она оказалась весьма подвижной, разговорчивой и прекрасно справлялась с домашними делами. Жаннет показала Нине ее комнату на втором этаже: деревянные панели на стенах, бюро, старинная кровать-шкаф, - все было покрыто великолепной бретонской резьбой. Нина ахнула. Каждая вещь, которой ей предлагали пользоваться в повседневной жизни, вполне могла бы быть музейным экспонатом.

Жаннет сносно изъяснялась на ломаном русском: ее покойный муж был эмигрантом, аристократом. На родине, в том ужасном сыром климате, он подхватил чахотку, потому и скончался так рано. Пожилая дама говорила об этом без слез, - она давно свыклась с одиночеством. Жаннет обожала шоколад, красное вино и устриц с лимоновым соком. Еще она любила курить у окна. В связи c возрастом она могла позволить себе одну сигарету в день, и это было для нее настоящим наслаждением.

- У меня осталось мало радостей, - говорила Жаннет, застенчиво улыбаясь.

Нина решила в свободное от подготовки к выставке время всерьез заняться дневниками Артура, но все не получалось. Ее приглашали то в кафе, то в какой-нибудь музей, то на прогулку по Монмартру, то… словом, развлекали. Французы любили свою страну. Вокруг Парижа располагались маленькие селения, уклад жизни которых не менялся уже пару веков. Рыночная площадь, мэрия и готический собор, необыкновенно изящный, со стройными, как бы летящими ввысь формами, - вот и весь центр, от которого лучами расходились узкие старые улочки, утопающие в садах.

- Я покажу вам долину Луары, где древние камни навевают ностальгию по рыцарским временам! - говорил месье Дюшан. - Мы будем пить настоящий коньяк и любоваться виноградниками, достойными кисти Ван-Гога! Но только после вернисажа.

Картин Корнилина во Франции было немного, и хозяева галереи привлекли к своей затее еще несколько художников, работающих в похожей манере. Их оказалось всего трое, и Нине было неловко объяснять месье Дюшану, что откровенно слабенькие полотна не стоит вешать рядом с гениальными творениями Артура. Она вообще удивлялась, зачем ее пригласили, - такую выставку французы вполне могли организовать сами.

Нина готовилась к лекциям и по ходу сочиняла статью об Артуре. Для этого стоило использовать его собственные записи из дневников, которых никто еще не видел. Записки Корнилина могли стать сенсацией дома, в Харькове. А в Париже?.. Кто знает?! Нина забыла об осторожности и решила посоветоваться со знакомыми Сергея Горского – девушками, которые приезжали вместе с ним на харьковскую выставку. Их звали Патрисия и Люсиль. Патрисия работала редактором в журнале «Искусство», совладельцем которого был Горский. Мадам Корнилина позвонила ей. Та с готовностью откликнулась.

Встретились в маленьком уютном кафе на Монмартре. Девушки улыбались, курили и уговорили Нину заказать «бланкет» - белое мясо под белым соусом. У Нины от вина и приятных впечатлений слегка кружилась голова. В окно кафе был виден ярко-белый, освещенный солнцем храм Сакре-Кер на вершине монмартрского холма.

- Месье Горский весьма удачливый бизнесмен, - на ломаном английском говорила Патрисия. - С тех пор, как он стал совладельцем журнала, дела резко пошли в гору. Деньги текут рекой.

– Правда ли, что Серж потерял голову от любви? – спрашивала Люсиль. – Он перестал отвечать на звонки… и, похоже, отключил телефон.

– Бедный! – посмеивалась Патрисия. – С ним совершенно невозможно связаться…

Нина с извиняющейся улыбкой переспрашивала. Ее английский оставлял желать лучшего. Девушки проявили живой интерес к статье об Артуре и убедили Нину показать им материал. О таинственных дневниках покойного художника «мадам Корнилина» ничего не сказала. Ей хотелось, но… в последний момент она передумала. Остановил все тот же страх.

Осенний Париж был прекрасен. По мутной, как темное стекло, воде Сены плыли желтые и красные листья. Старики в беретах сидели на набережной с удочками. Остров Сите с собором Нотр-Дам, окутанным золотой дымкой, был похож на величественный корабль-призрак…

Нина вернулась домой в приподнятом настроении. Вечером, когда неугомонная Жаннет улеглась, наконец, спать, гостья достала из-под кровати сумку, где она хранила тетради в кожаных переплетах. Вместе с дневниками Артура там лежала еще одна тетрадь, - та, куда Нина переписывала с трудом разбираемые ею строчки. Их было не много.

Нина зажгла лампу и принялась за работу. Она надеялась, что эти записи откроют ей тайну жизни и смерти мужа, происхождение его мрачных и прекрасных видений.

Глава 3

Сергей Горский не ожидал, что в Париже его встретит настоящая зима.

В городе бушевала метель, и он сутки просидел в аэропорту. Пассажиры нервничали, пили много кофе и коньяка, смотрели в окна на снежную круговерть. Сергей последовал их примеру. Коньяк снял напряжение, и он задремал. Во сне перед ним стояли огромные, светлые, как озера, глаза Лиды. Ее лицо было печальным. Казалось, она хочет что-то сказать ему…

«Мы даже не успели как следует попрощаться», - подумал Горский, просыпаясь.

Наконец, вылет разрешили. В комфортабельном салоне авиалайнера было тепло, ровно гудели двигатели, красавица-стюардесса с осиной талией разносила воду и спиртное. Горский расслабился. Сиур и Влад[1], его новые друзья, обещали подстраховать и, по-видимому, справились со своей задачей, так как все обошлось благополучно. Вначале Сергей пытался обнаружить их присутствие: незаметно оглядывался, наблюдал за окружающими из-под прикрытых век, внезапно останавливался у витрин киосков, но так ничего и не заметил. Его друзья действовали профессионально, так что ему не о чем беспокоиться. Но волнение не покидало его.

- Что будете пить?

Горский вздрогнул, - перед ним стояла стюардесса с тележкой, уставленной напитками.

«Почему я все еще напряжен? - с досадой подумал он, беря стакан с соком. - Я уже в самолете, все хорошо, меня никто не преследовал, не пытался убить. Неужели, я просто боюсь?»

Его обдало жаром. Горский в общем-то не считал себя трусом. Он принялся смотреть в иллюминатор, за которым ничего не было, кроме беловатой мути. Родителям Сергей не стал сообщать о своем приезде, пусть это будет для них приятным сюрпризом. Он не хотел, чтобы его встречали. Мало ли, что…

«Опять? - разозлился он на себя. - Нельзя думать о плохом. У меня все получится. От меня ждут действий и новостей, на меня надеются, а я веду себя как робкая институтка на вечеринке. Хорошо, что Лида этого не видит!»

Горский провел рукой по груди и облегченно вздохнул. Все в порядке: медальон на месте. Это придало ему спокойствия. В Париже нужно разыскать Лили и во что бы то ни стало узнать у нее, кто продал ему флорентийский медальон. Он не сомневался, – магический амулет охраняет его. С ним ничего не может случиться…

Адрес во Франции, который дал ему экстрасенс Азарий Ерофеев[2], Сергей выучил наизусть. После Лили он пойдет по этому адресу.

Полет окончился. Горский получил багаж, взял такси и отправился на свою квартиру. Над Сеной стелился туман. Набережная тонула в нем, по проступающим темным стволам деревьев угадывались бульвары и аллеи.

Сергею не верилось, что он снова здесь, что поездка в Харьков на выставку Корнилина изменила его жизнь. Он уже не тот самоуверенный, жесткий и удачливый господин, хладнокровный игрок, любимец женщин и расчетливый бизнесмен. Несколько месяцев, проведенных на родине, сделали его другим. Неужели, все произошло на самом деле? Купальская ночь, смерть жены, флорентийские сны, монастырь, Лида… А может, он все это придумал? Сюжет для ненаписанной книги…

Консьерж приветливо поздоровался с Сергеем, будто тот и не уезжал.

- Почту я передавал мадам Клод, когда она приходила убирать, - сказал он, близоруко щурясь. Перед ним на столе дымился кофе, булочку с сыром он держал в руке. - Превосходный свежий сыр, месье! К нам с женой приехали родственники из Прованса…

Горский кивнул, поднимаясь по лестнице. Латинский квартал, засыпанный снегом, улыбка консьержа, знакомая дверь, - все это делало нереальной опасность, которая не давала ему уснуть в самолете. Он совершенно успокоился, повесил на вешалку мокрую куртку и прошел в комнату.

Здесь царил идеальный порядок, все блестело, - мадам Клод не сидела, сложа руки. Сергей раскрыл окно, впуская холодный воздух. События в Харькове показались ему дурным сном. На низком столике лежали несколько журналов «Искусство», которые регулярно присылала ему редакция, стопка рекламных буклетов и несколько писем.

- Потом посмотрю, - решил Сергей, набирая номер телефона родителей.

Мама оказалась дома. Она работала переводчицей в посольстве, а отец - поваром.

- Серж! - обрадовалась она, привычно называя сына на французский манер. - Ты когда приехал? Я очень соскучилась! Прости, дорогой, но я уже убегаю, - внизу ждет машина. Перезвони вечером.

Он усмехнулся, - мать вечно торопится, все на бегу, впопыхах… Давно ли он сам был таким? Она научила его языкам: по-французски он говорил безукоризненно, по-английски немного хуже, а немецкий понимал и мог кое-как изъясняться.

Горский набрал номер Лили. Ее голос звучал глухо, как из далекого прошлого. Она была несказанно удивлена.

- Серж? Ты в Париже? Мы думали, ты уехал, надолго…

Она замолчала.

«Наверное, курит», - подумал Горский, представляя ее худое лицо, мундштук в длинных тонких пальцах, унизанных кольцами. Она обожала серебро и духи с запахом хвои.

- Лили… - он прислушивался к себе, не екнет ли сердце, не забьется ли, как раньше, когда он не спал ночами, сходя с ума от желания и страха потерять ее навсегда.

Ничто не дрогнуло. Он был спокоен и холодно любопытен: как она жила все эти месяцы? Что изменилось? По-прежнему ли она ходит в маленькое кафе на Монмартре, из окна которого видно, как художники в пестрых шейных платках предлагают прохожим свои картины. Сейчас там, наверное, пусто, - из-за снега.

Глава 4

Горские обрадовались приезду сына. Они могли не видеться месяцами, ничего не знать друг о друге. Отчаявшись увидеть Сергея, родители сами звонили ему, но чаще всего им приходилось общаться с автоответчиком.

В этот раз им удалось встретиться. Отец приболел, и мать осталась дома, чтобы присматривать за ним. В кои-то веки она смогла поговорить с сыном.

- Боже мой, Серж! - говорила мама, сдерживая слезы. - Мы почти забыли, как ты выглядишь. Расскажи, как живешь. У тебя уже есть девушка? Ты никого не нашел себе в Харькове? Как там?

- Там мороз, - отвечал он. - По ночам наметает сугробы по колено. Деревья все белые, под ногами скрипит снег…

Он понимал: мама искренне хочет, чтобы он, наконец, «устроил свою жизнь», остепенился. Она втайне надеялась, что сын женится на русской. Француженки были хороши для развлечений, но для семьи…

- Я был женат, мама, - признался Сергей, вспомнив вдруг, что он даже не пригласил родителей на свою свадьбу.

Уехав из Парижа на выставку Корнилина, он словно провалился в глубокий омут, и весь остальной мир перестал существовать. Неодолимое наваждение окутало его плотной пеленой, лишив возможности не только правильно действовать, но и здраво мыслить. Теперь он чувствовал, как медленно поднимается из мутной глубины на поверхность, до которой все еще не близко.

- Что?

У матери пересохло в горле. Она не ослышалась? Серж сказал что-то о женитьбе? Был женат?..

- Я был женат, мама, - повторил Горский.

- Был? - переспросила она. - Ты что, развелся? Так быстро?

- Нет…

- Серж, я ничего не понимаю! Говори толком!

- Моя жена… Она умерла…

Мадам Горская схватилась за сердце.

- Ты шутишь? - спросила она на всякий случай, осознавая, что на этот раз сын говорит правду. - Отчего? Что случилось? О, Серж! Как же так…

Посвящать родителей в подробности он не собирался, но они не могут оставаться в полном неведении.

Мать была напугана услышанным, растеряна и совершенно забыла сообщить сыну о выставке работ Артура Корнилина в галерее месье Дюшана, о статье в журнале «Искусство», которая наделала столько шума… Она села и опустила руки на колени.

- Где отец? - спросил Горский.

- Уснул у себя в комнате. Принял таблетку и снотворное… у него давление подскочило. Я закрыла дверь, чтобы мы его не разбудили. Поговорим сначала вдвоем.

Сергей покорно кивнул. Над столом висел оранжевый абажур, в гостиной пахло корицей и ландышевыми каплями.

- Сделать тебе чай?

- Лучше принеси коньяк, мама…

Она молча вышла и вернулась с бутылкой коньяка и двумя бокалами.

Как и предполагал Горский, беседа длилась почти до утра, пока за окнами не проступил хмурый рассвет. Всю ночь, шурша по стеклам, шел мокрый снег.

- Ужасная погода… - вздохнула мама.

История, рассказанная сыном, показалась ей страшной нелепостью. Нужно время, чтобы принять ее, смириться и решить, как жить дальше. Собственно, смерть ее невестки Алены, которую она в глаза не видела, произвела на нее впечатление постольку, поскольку это касалось Сергея. Жалко девочку, но… ничего исправить нельзя.

- Ты правильно сделал, что приехал, - сказала она. - Поработаешь, отвлечешься… Тираж твоего журнала растет, и прибыли тоже. Ты уже был в редакции?

- Не успел еще…

- Ты помнишь Нину, жену художника Корнилина? - вдруг спросила мама. - Это благодаря ей ты заработал кучу денег!

- Нина Корнилина здесь? - опешил Сергей.

- Да, и она написала потрясающую статью об Артуре! Привезла с собой его дневники… Разве тебе не выслали на дом экземпляры журнала?

Сергей вспомнил разноцветную стопку журналов на столике в своей квартире, до которой у него так и не дошли руки.

- Подожди-ка, мам… я ничего не могу понять. Какая статья, какие дневники? Артур погиб, Нина пропала… Она уехала из Харькова, не оставив адреса.

- Нину пригласил во Францию месье Дюшан, насколько мне известно. Мы виделись на выставке, - ответила она, с тревогой глядя на сына. - Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

– У меня в голове все перемешалось. Расскажи мне о Нине…

* * *

За ночь намело столько снега, что Сиур едва смог выехать. Скованный холодом город был девственно бел и безлюден…

Зато в офисе было тепло. Влад сидел перед экраном монитора и занимался видеонаблюдением.

- Как раньше народ без видеокамер обходился?

- Нормально обходился, - ответил Сиур. - Кофе будешь?

Влад кивнул. Что бы ни случилось, аппетит у него оставался прекрасный.

- Горский не звонит… Не нравится мне это! Как он там?

- Позвонит, куда денется?

– Я сегодня связывался с Никитой, у него вроде все в порядке, – доложил Влад.

Глава 5

Избранный медленно пробуждается от своих снов. Еще несколько дней и ночей пройдет, прежде чем северная роза утвердит великую тьму…

О, странник, заблудившийся между мирами, приди в мои объятия, в час, когда одинокая комета сгорает в черной глубине неба! Когда рожденная во время луны вновь разгорается битва мрака! Объединяются два сердца, меч и кубок вновь встречаются… Дьявол над землей, Ангел преисподней застыл, слушая песню пророка: дрогнет ли луна, разгорится ли летящее пламя, одержат ли победу орел и солнце?..

Начало и конец подобны колесу, вращающемуся в Пространстве Тьмы в глубине великих вод…

Вадим вскочил и сел, утирая испарину. Снова вернулась ужасная головная боль, ночные кошмары.

В приоткрытую балконную дверь дуло ледяным воздухом и снегом, но он не чувствовал холода. Лицо горело, сердце билось частыми толчками. На столике напротив его постели стояла фотография Евлалии, - та самая, из квартиры Тины[1]. Она сделала ему сказочный подарок, - теперь глаза Евлалии сияли перед ним, черные, как безлунная ночь, а губы слегка улыбались… Он бы все отдал за один их поцелуй…

- О, Евлалия, если ты меня покинула… то и я хочу туда, где над нами будут шуметь деревья и шелестеть в мягкой траве дожди. Зачем я блуждаю в этом холодном мире один, без тебя? Приди же за мной, возьми меня за руку и уведи в страну вечного молчания… Я хочу быть с тобой, – под любым солнцем или в полной тьме, - лишь бы ощущать твое дыхание, слышать стук твоего сердца…

Вадим разговаривал в ночной тишине то ли сам с собой, то ли с Евлалией… Ему казалось, что она слышит его.

Он устал. Как же он устал от тяжкой, неизбывной тоски по ней! Роль наемного убийцы уже не увлекала его как раньше. Он выполнял «заказы» словно автомат, не задумываясь. После гибели брата у него все чаще появлялись мысли о собственной смерти. Но что-то мешало ему свести счеты с опостылевшей жизнью, - жизнью без Евлалии. Что-то неоконченное, несделанное все еще держало его здесь. Час не пробил. У него еще есть время для чего-то важного, которое вот-вот должно свершиться…

Вадим лег и долго смотрел, как передвигаются по потолку полосы света от проезжающих автомобилей. За окном заунывно пела метель. Боль в висках и затылке стала ослабевать, и ему удалось, наконец, уснуть…

Вновь выплыло из забытья нежное лицо Евлалии. Она звала его, но куда?.. Она ждала от своего рыцаря поклонения, жертв и безумств. Она жаждала любви полной, чтобы раздвигались границы миров, и луна замирала от зависти…

Утром Вадим встал посвежевший и бодрый. Головная боль исчезла, как не бывало.

Он посмотрел на часы. Сегодня предстоит поработать днем, хотя это довольно опасно. Но риск - словно хмель, которого так не хватает! Вадим быстро оделся, захватил все необходимое и вышел в синеватую мглу…

Морозный воздух обжигал легкие. Над городом занимался ледяной рассвет…

* * *

Горский, окрыленный успехом, пропустил мимо ушей предупреждение Сиура. Все казалось таким мирным, таким безопасным, - ленивое течение Сены, талый снег на тротуарах, запах бифштексов в маленьких уютных кафе…

Исчезновение Мари можно было объяснить вполне обычным образом: душевная травма, разочарование в жизни, - вот и отправилась дама в путешествие, развлекаться, новые знакомства заводить.

Смерть Нины Корнилиной, конечно, настораживала, но… в конце концов, после того, что случилось с Артуром, она и вправду могла заболеть. Доктор это подтверждает.

То, что Нина оказалась здесь, - неслыханная удача! Франция преподносила сюрприз за сюрпризом. Дневники Корнилина! Сергей уж и не чаял их увидеть, а тем более прочитать. Когда Патрисия отдала ему толстую тетрадь в клеенчатом переплете, густо исписанную ровным почерком Нины, у него дыхание перехватило.
Взяться за тщательное изучение дневников у него пока не получалось, но записи произвели на него странное и захватывающее впечатление. С первой же строчки ему стало ясно, что текст принадлежал Артуру, а не его жене. Нужно было совершенно не знать Нину, чтобы заподозрить ее в столь мрачных и причудливых фантазиях.

Горский ощутил азарт охотника, который чувствует приближение дичи. Он на верном пути. Еще немного, и разгадка всех необъяснимых происшествий в Харькове, в лесном доме деда Ильи, и даже в далекой Флоренции времен правления Медичи, - свалится прямо ему в руки! Тогда он сможет написать роман почище того, что задумал. Ведьмы! Это уже не казалось ему привлекательным. Тут пахнет кое-чем посерьезнее…

На этом его воображение иссякало. Он чувствовал себя как перед наглухо закрытой дверью, за которой свершается некое священное таинство, от коего зависит его судьба… а он не в состоянии туда проникнуть.

Ну нет! На этот раз его не удастся оставить с носом! Он уже вырос из коротких штанишек. Он привык брать у жизни все, что она дает, и отвоевывать то, что она пытается скрыть. У «них» ничего не получится!

Кто эти «они», Сергей особо не задумывался, - причисляя к «ним» зловещего Азария, «черного человека», который наводил панический страх на Артура Корнилина, и прочих подозрительных лиц. «Их» было много, и непонятно, чего «они», в конце концов, хотели. Впрочем, теперь у него есть шанс узнать это. Неужели, он упустит такую возможность?

Горский более не колебался. Адрес, который вручил ему в Харькове ловкач-экстрасенс, он помнил наизусть, так что оставалось совсем немного, - пойти и посмотреть, кто там проживает.

Глава 6

Лесной дом стоял засыпанный снегом. Лида проснулась и сразу бросилась к окну, - где-то среди сугробов жалобно мяукал котенок. Как он попал сюда?

Лида осторожно, стараясь не разбудить Элину, выскользнула из комнаты, спустилась по деревянной лестнице вниз, сунула босые ноги в валенки и вышла на порог. Ее охватила морозная тишина с запахом дыма. Баба Надя вставала ни свет, ни заря, топила печку, ставила тесто на пирожки и оладьи.

Лида оглядывалась, стараясь определить, откуда раздается кошачье мяуканье. Почему это ее раздражает? Котенок не нашелся, и девушка вернулась в дом…

Все еще спали. Дед Илья кряхтел на печи: их в доме было две, - одна на кухне, другая в большой горнице. Баба Надя гремела казанами. Иван отправился в село, топить дом, приглядывать за скотиной. Кто-то же должен кур и кроликов кормить. Баба Надя все причитала, что он не справится, да бегала раз от разу на свое хозяйство. А как настоящий снег выпал, без лыж из лесного дома до села нипочем не добраться стало, - делать нечего, пришлось полностью на Ивана положиться.

В погребе у бабы Нади стоял бутыль сахарной самогонки, чистой, как слеза, - но об этом она не переживала. Иван - мужик не пьющий, дурной только. Фантазер! Помешался совсем на кладах, людям и себе голову морочит! Кабы худа не приключилось…

Ночью бабе Наде приснился страшный сон, будто пришла к ней ее мать, красавица-колдунья Марфа, грустная, простоволосая, в вышитой красными розами сорочке.

«Вставай, - говорит, - Надька, довольно спать! Твой сын в озере утонул. Настало время слез… Сначала Аленка, теперь Ваня… Просыпайся, дочка, беда в дом идет…»

Надька проснулась, села среди пуховых подушек, долго крестилась и молитву читала дрожащим шепотом. Она знала, что мертвые снятся к перемене погоды, и особо не испугалась. Но уж больно нехорошие слова Марфа сказала, легли они на сердце тяжелым камнем.

Баба Надя больше спать не ложилась, решила работой себя занять. Натаскала воды из колодца, печь растопила, тесто развела. На блюде росла горка румяных оладий, рядом самовар кипел. А на душе у Надьки было сумрачно и неспокойно…

- Вы об Иване думаете, баба Надя? - спросила ее Элина за завтраком.

- Об нем, бестолковом, - кивнула хозяйка. - Душа болит чего-то, ноет, как старая кость на погоду.

Лида молча пила чай, думала о своем. Ее замучили коты. То придет к дому приблуда какая-нибудь тощая, мяукает истошно под дверями, скребется, то котята мерещатся… Вообще-то Лида кошек любила, в детстве охотно играла с ними. Почему же сейчас они действуют на нервы? Под утро ей даже показалось, что огромный черный кот разлегся у нее на груди, придавил так, что стало нечем дышать. Никакого кота в комнате, конечно, не оказалось…

- Ешь, Лидка, потом думать будешь, - недовольно ворчала баба Надя. Удрученный вид внучки портил ей и без того скверное настроение. - Оладьи стынут!

Она все думала об Иване. Он в селе, на хозяйстве, - оттуда до лесного озера летом топать да топать, а уж зимой… Нет, не попрется он по снегу на озеро! С какой стати? Рыбу ловить он без деда Ильи не любит, позвал бы старика с собой. А клад искать подо льдом тоже несподручно…

Баба Надя и так, и эдак уговаривала себя, но тщетно.

- Пойду полежу чуток, - сказала она и отправилась в горницу, на сундук, где любила днем отдыхать.

Лида с Элиной молча переглянулись. Чтобы баба Надя после завтрака лежать захотела, - дело небывалое.

- Она об Иване думает, терзается, - прошептала Элина. - Ей, наверное, плохой сон приснился.

- Мне тоже, - ответила Лида. - Знаешь, к чему коты снятся?

- Коты? Какими ты их видишь?

Лида пожала плечами.

- Ну… то на грудь мне улягутся, то пищат, мяукают и скребутся. Как будто совсем рядом, под окном или под дверью… А на самом деле нет никого.

На улице разыгралась метель. Сильные порывы ветра раскачивали вековые ели. В доме стало темно, как в сумерки. Девушки зажгли керосиновую лампу.

- Ты вспомни, не причиняла ли вреда какому животному? - сказала вдруг Элина.

- Нет…я люблю животных. Даже рыбу чистить не могу, пока она еще шевелится…

- Подумай все-таки.

Дед Илья свернул себе самокрутку из бумаги, вышел на порог покурить, но тут же вернулся обратно, весь засыпанный снегом.

- Ну и лютует! - произнес он удивленно. - Давно такой зимы не помню. То вода стоит по колено, то вьюга, как на северном полюсе. Чудно это!

- Я вспомнила! - воскликнула Лида. - Вспомнила! Я же убила козу! Но… я не могла поступить иначе, я должна была… Она осталась в пещере, завернутая в одеяло…

Лида ощутила на губах вкус крови, которую пила, надрезав жилу на шее козы, и ей стало не по себе.

- Я ее похоронила. Ты думаешь, она все еще обижается на меня?

- Может быть… Дух животного надо успокоить.

- Как это сделать?

Элина села на лавке, скрестив ноги, закрыла глаза. Она тоже не знала.

- Сейчас что-нибудь придумаем! Садись рядом…

Они сидели на лавке, как два китайских болванчика. Лида не выдержала и прыснула со смеху.

Глава 7

Баба Надя отправилась в сарай за дровами. За ночь намело столько снега, что ей пришлось откапывать дверь. Холодный рассвет посеребрил крышу дома и заснеженные ели, между которыми мелькала чья-то фигурка…

Баба Надя поправила платок, прищурилась, пытаясь рассмотреть, кто же это к ним в лесной дом пожаловал.

- Петька, ты, что ли? - крикнула она, когда маленький лыжник вынырнул из леса, направляясь во двор. - Стряслось что?

Мальчик раскраснелся от быстрого бега. Его брови и торчащие из-под шапки волосы покрылись инеем. Это в самом деле оказался Петька, тринадцатилетний соседский сын, который нередко лазал к бабе Наде в сад воровать груши и яблоки.

Та с тревогой уставилась на подростка, который с пыхтением отстегивал крепления лыж.

- Да говори же, окаянный! - не выдержала она. - А то зараз поленом приласкаю, будешь знать!

- Не кричите, баба Надя, - степенно ответил лыжник. - Отдышаться дайте! Не видите, человек дух перевести не может?

- Человек! - возмущенно завопила баба Надя. - Тебе еще до человека шагать да шагать! Сопли подотри сначала! Бери вот!

Она вручила Петьке охапку дров и заторопилась в дом. Там уже вовсю пахло сдобой.

- Садись, нехристь, - беззлобно сказала хозяйка. - Чаю горячего налью, а то вон посинел весь. Ну, сказывай, что случилось?

- А где дядька Иван? Куды он подевался? Вот вы на меня кричите, а дядька Иван как пошел в лес, так и загулял. Вы ему скажите!

- Молод ты еще, меня да Ивана учить, - ворчала баба Надя, выкладывая на блюдо пирожки. - Раз пошел, значит, надо ему. Может, хвороста набрать на растопку…

Петька заговорил с набитым ртом, уминая пирожок с повидлом.

- Ничего себе… хвороста набрать! Куры ваши кудахчут, некормленые… коза блеет… Батяня мой не выдержал, ходил давать им еды.

Баба Надя так и села на лавку, потому что ноги у нее подкосились. Чуяло ее сердце недоброе, а она гнала от себя страшные мысли…

- Как это? Неужто, Вани так долго нету? Куда ж он подевался?

- Вот и я говорю, куды? Затем и пришел. Думаете, мне делать нечего, кроме как без толку по лесам бегать? Хорошо, что у меня лыжи новые. Батяня их смазал как следует…

Петька отвел глаза и принялся рассматривать носки своих валенок. Тесто, которое баба Надя поставила на вторую порцию пирожков, приподняло крышку и медленно начало выползать наружу. Но хозяйке было не до теста. Вспомнилось предупреждение Марфы во сне… Сердце бабы Нади учащенно забилось, руки задрожали…

Ах, беда! Беда! Дурак, он и есть дурак! Мог Иван с дури-то пойти на озеро, - на рыбалку или за кладом своим проклятым… В пустую голову глупые мысли сами лезут, как грибы после дождя. Стоило дурака без присмотра оставить, как на тебе… хлебай лихо полными ложками! Надо идти на озеро, искать Ивана…

- Лидка! Илья! Вставайте! - заголосила баба Надя на весь дом, забыв про Петьку. - Иван пропал!

Элина уже не спала и сразу начала натягивать полушубок. На улице было студено, дул ветер, кидал в лицо колкий снежок. Илья с Лидой вышли попозже, догнали бабу Надю с Элиной уже у самого леса.

- Я дядю Ваню дня три назад видела, - рассказывала Элина. - Воду из колодца брала, гляжу - он идет вдалеке, за елками, и вроде бы как сам с собой разговаривает…

- И откуда ты все знаешь? - недовольно ворчала баба Надя. - Кто что думает? Кто что сказать собирается?

Элина смутилась и пожала плечами.

- Почему ты его не окликнула? - спросила Лида. - В дом не позвала?

- Так он не пошел бы… Он на озеро направился.

- Дурак помешался совсем с кладом этим на озере! – взорвалась баба Надя. – Выдумал, бузотер бестолковый, зимой, по льду бродить!

- Не боись, - успокаивал ее Илья. - Лед на озере нынче крепкий. Гляди, какой мороз! Никуда Ванька не денется. Может, он вовсе и не клад ищет, а рыбу ловит.

Озеро открылось, как всегда, неожиданно, - белое, будто плоская чаша. Ледяная поверхность сверкала снегом. Здесь даже ветер утих. Нигде не было видно ни души.

- Ну, где этот ирод? Где это горе ходячее? - запричитала баба Надя, вне себя от страха. - Никаких следов нету!

- Откуда следы? Метель всю ночь бушевала, - Илья приложил руку ко лбу козырьком, разглядывая сугробы на берегу. - Ванька-а-а! Ванька-а-а! - громко позвал он, но никто не откликнулся.

Зато неизвестно, откуда, налетели вороны, расселись по веткам, роняя снег, раскаркались.

- Фу-ты, аспиды! - замахнулся на них Илья. - Брысь!

- Нехорошо это, - сказала Элина. - К покойнику.

- Да ты чего говоришь-то? Чего мелешь своим поганым языком? - набросилась на нее баба Надя, красная от быстрой ходьбы и злости. - Сама как ворона стала, каркаешь и каркаешь! Лучше бы ты немой осталась!

– Я немой не была… я просто не хотела разговаривать…

– И правильно! От твоих речей, голуба, волосы дыбом встают!

- Ива-а-ан! Ива-а-а-н! - продолжали звать Илья и Лида.

Глава 8

Баба Надя собирала Петьку в дорогу. Она решила, что вместе с ним пойдет в село и дед Илья. Если Иван до сих пор не вернулся, то кто-то же должен ухаживать за живностью, топить дом…

- Ешьте! - сердито говорила она, накладывая в тарелки горячую домашнюю колбасу, только что поджаренную. - Путь не близкий.

Петька уписывал угощение за обе щеки, Илья жевал лениво и нехотя. Ему не очень хотелось идти в такую даль на лыжах. Стар уже, кости ноют, в спину стреляет. Да что поделаешь? Хорошо, что хоть метель улеглась… Небо прояснилось, очистилось, и до обеда ничто не предвещало ненастья.

Лида и Элина пили чай с сушеным липовым цветом. Вчера они сильно промерзли, разыскивая Ивана.

- Если не будете есть, желудки слипнутся! - привычно ругалась на них баба Надя. - Доходяги какие-то, а не девки! С утра до вечера у плиты стою, кормлю их, кормлю, а толку? Кто посмотрит, скажет, что вас голодом морят. От людей стыдно, ей-богу! Вы на себя поглядите, селедки сушеные! Тьфу!

- Вы, баба Надя, на нас кричите, а сами об Иване думаете, - заявила Элина. - Боитесь, что он уже не вернется, потому что утонул. Да?

Она подняла свои ясные глаза с длинными ресницами и мило улыбнулась, как будто сказала что-то очень приятное.

Баба Надя так и застыла с открытым ртом. Петька некстати засмеялся, а Илья с Лидой понимающе переглянулись.

С Элиной творилось что-то непонятное. Она, наверное, слишком долго молчала. А когда заговорила, то взяла себе за правило сообщать прямиком все, что думает. Это шокировало окружающих. Особенно страдала баба Надя, которую Элина постоянно «выводила на чистую воду».

- Ты что себе позволяешь? - взвилась она. - Откуда ты знаешь, что я думаю? Что ты все каркаешь, как ворона? Гляди, беду накличешь, дудка!

«Дудками» она называла Лиду и Элину потому, что они обе были тоненькие, «не фигуристые», как считала баба Надя, которая в женщинах ценила дородность и стать, чтобы «во всех местах было все, что положено».

Лида была светленькая и длинноволосая, а Элина темненькая и стриженая, с черными печальными глазами, которые изредка вспыхивали мрачным огнем. «Дудки» порядком раздражали бабу Надю тем, что мало ели и много разговаривали, не слушались наставлений и вели себя вызывающе, особенно Элина, которая буквально насквозь все видела и сообщала о своих догадках всем и каждому без малейшего стеснения. Что за времена настали? Никакого уважения к старшим, никакого почтения! Одна дерзость!

Элина своим высказыванием поразила бабу Надю в самое сердце. Та действительно всю ночь напролет думала о сыне, о его неудавшейся жизни. Видно, если сразу не заладилось, - так уж и не жди счастья. Родился Иван в грозу, под дубом, потом его, уже взрослого, судьба догнала: под тем же дубом молнией поразила, разум отняла. От судьбы не уйдешь, ее не обманешь. И озеро лесное уже Ивана погубить пыталось, - но тогда баба Надя и ее муж помешали свершиться злому делу, вытащили сына, отходили… Только, видно, отсрочка то была, а не спасение…

Баба Надя неприязненно покосилась на Элину. Глаза у той колючие, и вся она, как терновый куст, жесткая и в шипах. А заговорит, так хоть из дому беги, - режет правду-матку, невзирая ни на возраст, ни на что! И кто ее воспитал такую? Молодежь нынешняя сплошь без царя в голове, беспардонная и непочтительная. Аленка из дому уехала… и нашла свою смерть. Городская распущенность ее погубила, мужик заграничный, Сергей! Теперь он за Лидку принялся, а она и рада! Ох-хо-хо… Что делать? Как девок обуздать? Совсем от рук отбились. И Марфы нету, не к кому за помощью бежать…

Впервые баба Надя искренне загоревала о матери. Как ни крути, а за Марфой она жила как за каменной стеной. Лучшего совета и желать нечего… А теперь ей самой решать надо, - она в семье голова. И надеяться ей не на кого.

- Если Иван вернется, - наказывала она деду Илье, - отправь его сюда, в лесной дом. Пусть под моим присмотром живет, так спокойнее будет.

Она вышла на крыльцо и долго смотрела вслед двум лыжникам, удаляющимся в сторону леса…

* * *

…Приветствую тебя, Око Великого Бога, Око Царя всех живых! Даруй нам свою силу! Наступит мгновение, и Круг жизни замкнется…

Сергей знал, что все происходит с ним не по-настоящему. И Франция, и полуразрушенный замок, и подземелье, - все ему снится. Сейчас он проснется и окажется в светлой горнице, на деревянной кровати, устеленной пуховой периной и белоснежными простынями. В доме пахнет сушеной лавандой и зверобоем. На кухне баба Надя стряпает свои знаменитые пироги, в печке томится жаркое. У окна, отодвинув вышитую занавеску, стоит Лида, смотрит во двор, на заснеженный сад…

А может, он проснется в харьковской квартире, где со стены сверкает зелеными очами «Царица Змей» - картина, подаренная ему Артуром Корнилиным…

Горский попытался открыть глаза, но веки были невероятно тяжелыми… С большим трудом удалось чуть приподнять их. В зрачки сразу ударил сильный яркий свет, в самом центре которого - Богиня, – прекрасная, юная, как весенний цветок! Она протягивает к нему руки… отодвигает легчайшее, как дуновение ветерка, покрывало, за которым - великолепный дворец, горы с белоснежными вершинами, синяя гладь моря до самого горизонта…

В огромной зале с хрустальным потолком и стенами из черного мрамора, стоит золотой трон. И на том троне, весь в парче и бархате, в короне, усыпанной алмазами, восседает Владыка, подобный божеству.