Всегда твоя Лика

Глава 1. Лика

— О чем ты только думаешь, осталось всего два дня! — голос тети звенел от нетерпения. Нетерпения, которое вот-вот грозило перерасти в недовольство.

Я обессиленно опустилась на кровать, прикрывая глаза. Заткнуть бы уши, но это было бы совсем некультурно с моей стороны.

Тетя Марина стала для меня фактически второй мамой. Хоть и не красиво было так думать, ведь мои родители погибли, когда я была уже довольно взрослой девочкой — мне было девять, и я прекрасно их помнила. Но сейчас, почти десять лет спустя, я на самом деле часто ловила себя на том, что слово «мама» в отношении любимой, хоть и не родной тетушки, готово сорваться с губ.

И все же я всегда останавливалась, иной раз прикладывая просто неимоверные усилия, потому что прекрасно понимала, как это неправильно не только в отношении собственной мамы, но и к Марине. Хотя… Если глубоко задуматься и не пытаться обмануть саму себя то все дело в том, что мне претила сама мысль называть маму Максима мамой.

А именно сейчас, выслушивая очередные нотации, своей без меры заботливой тетушки, я не так уж и любила ее. Хорошо-хорошо, я любила ее, но эти бесконечные наставления словно вытягивали из меня силы.

— Теть, я не хочу идти на выпускной.

— Как это не хочешь? — взметнула руками женщина. — Это же выпускной, Лика. Твой выпускной. Как ты можешь пытаться пропустить такое событие в своей жизни? Не понимаю.

— Вот так. — я вложила во взгляд всю уверенность на которую была ттотолько способна. — Мне совершенно нечего там делать, ни с кем видеться я не хочу. Не хочу.

Марина присела на кровать рядом со мной и, заглянув мне в глаза, неуверенно спросила:

— Это все из-за Андрея?

— Тетя.

— Значит, из-за него…

— Тетя!

— Я поняла-поняла. — Марина Вольская выставила вперед раскрытые ладони, словно сдаваясь, затем закивала каким-то своим мыслям и, видимо, что-то для себя решив, взяла меня за руку и в противовес легким невесомым поглаживаниям жестко и грубо заговорила: — Дело молодое, житейское. Тебе тяжело. Девочка моя, ты разочарована. Но такое случается со всеми. Помолчи… — произнесла она, видимо заметив, что я собираюсь ее вот-вот перебить, — И как бы тебе ни было плохо, ты должна собраться и взять себя в руки. Если ты не пойдешь, то подставишь не только себя, но и меня с Женей. Ему нужно быть на этом вечере, у них с Моховиным уговор.

— Тетя, — простонала я — почему они не могут свои дела в офисе решить? Это же выпускной! Что за причуды богатых? Не понимаю.

— Не говори так о своем дяде.

— Разве я не права и тебе это не кажется идиотизмом? Оля, например, тоже не понимает, с чего это вдруг ее папаня, который в школе за все время обучения появлялся всего два раза: в первом классе, когда за ручку ее привел, и в восьмом, когда пришел разбираться из-за того, что Олька разбила окно в кабинете русского языка, — с такой прытью сейчас собирается на выпускной.

— Вам не понять, — отмахнулась Марина, а потом прищурилась — И что, по–твоему, Моховин не должен был приходить в школу, когда его дочка разбила окно?

— Ну еще бы, — фыркнула я, припоминая тот случай. Я ведь тоже поучаствовала в той потасовке. Сейчас произошедшее казалось смешным, а вот тогда… тогда для нас все могло закончится куда серьезнее. — Она разбила это окно головой Соколова, между прочим, не без моей помощи, тетя Марина.

— Что?

Тетя некультурно раскрыла рот и округлила свои и без того большие глаза. Я, немного, завидовала ей и иногда очень хотела себе такие же голубые-голубые глаза, а не среднестатистические карие, пусть и необычного оттенка.

Вообще, Марина Вольская была безумно красивой женщиной, и даже ее уже не молодой возраст (в прошлом году тетушка отметила пятидесятипятилетний юбилей) безумно ей шел.

Всегда идеально уложенные черные волосы — тетя носила стрижку «каре», в которой кончик каждого волоска закручивался туда, куда нужно. Гладкая искрящаяся кожа, на которой с трудом можно было разглядеть малочисленные морщинки, и бездонные омуты голубых всепонимающих глаз. По-прежнему стройная, подтянутая, в одежде она напоминала фарфоровую куколку, а без нее легко бы получила титул самой сексуальной бабушки мира.

Если бы была бабушкой. Хмыкнула я про себя. У единственного сына Вольских не было ни детей, ни жены, ни стремления к семейной жизни.

Глубоко в душе я этому очень радовалась, потому что была отчаянно влюблена в Максима сколько себя помнила.

— Лика, не молчи. Ты же пошутила?

— Нет, тетя, мы и правда чуть не выкинули из окна этого ясного сокола. Хотели проверить, сможет ли он летать. — Настроение неумолимо поползло вверх. Какие же мы отчаянные с Моховиной были и сколько всего успели натворить.

— А почему… почему нас не вызывали в школу?

— Олька попросила Эдуарда Борисовича встрять и за меня, он все разрулил и решил вас не беспокоить. Но знаешь, раз я уже и так созналась, то скажу кое-что еще: он меня шантажировал, — напуская страха в голос, громким шепотом, начала я подначивать тетушку..

— Что?

— Ну что «что»? Каждый раз, когда мы с Лелей что-то проделывали, он угрожал, что расскажет вам про тот случай. И настоятельно просил, чтобы я пресекала безумные порывы его дочери. Но, как ты знаешь, я не из пугливых…

Пожала плечами, а Марина громко и заливисто рассмеялась.

— Лиса, ох, лиса… и почему ты не рыжая? Тогда бы многие знали, чего от тебя ожидать.

Я спрыгнула с кровати и направилась к шкафу, открывать при тете его не хотелось. Если Марина увидит, что творится внутри, то последует новая волна нотаций. Тетя одежду держала в идеальном порядке, причем в своей гардеробной все вещи складывала сама, позволяя уборщице лишь протирать пыль и мыть полы.

— А ведь я и обидеться могу.

Я показательно надула губы и все же потянула за ручку шкафа. Ожидаемо на меня свалились рваные голубые джинсы, длинные, почти до колен, белые шорты и два пуловера, между которыми я так и не смогла вчера выбрать и со злости запульнула все в шкаф.

Глава 2. Лика

— Оно точно не свадебное?

Я заговорила первой, нарушив образовавшуюся тишину, сразу после того, как вышла из примерочной. Платье мне понравилось еще в кабинке, сейчас же, глядя на себя в зеркало с приличного расстояния, необходимого для оценки одежды в полной мере, готова была мурлыкать от удовольствия, как самая настоящая кошка.

Я себе нравилась.

Обтягивающее до колен, а дальше слегка расширяющееся, с длинными рукавами и открытыми плечами белое платье в пол. На самом деле оно было бежевым, расшитым многочисленными геометрическими узорами. Вышивки было так много, что в итоге складывалось обманчивое представление о цвете. А ткань телесного цвета казалась и вовсе незаметной. Платье сидело так, будто его шили специально для меня.

Мои тонкие худые плечи и торчащие ключицы в нем смотрелись элегантно, а не так как у жертвы Бухенвальда. Небольшая грудь гордо топорщилась под обтягивающей тканью и будто кричала: «Вот как нужно меня одевать!»

Но решающим ударом для меня стала попа. Моя попа! Раньше я и не догадывалась о ее существовании, а теперь она притягивала взгляды, выпирая так, что и Джей Ло бы позавидовала. Именно увидев свой вид сзади, я решила, что возьму это платье и непременно пойду в нем на выпускной.

И даже закрою глаза на то, что оно практически свадебное и на то, что в зеркале сейчас отражался кто угодно, но только не я — Лика Ветрова. К черту это все! Я пойдет на выпускной именно в этом платье.

— Оно потрясающее, — восторженно произнесла тетя. — А ты в нем обворожительно прекрасна.

Женщина подошла ко мне и, приобняв, положила голову мне на плечо. Сейчас, на высоченных каблуках, я была выше тети на добрых сантиметров двадцать.

— Совсем выросла, — тихо прошептала Марина, — Оксана с Артемом гордились бы тобой.

Потом женщина резко отошла и, развернувшись, словно стряхнула с себя грусть, потому что уже через мгновение звучал ее командный голосом:

— Мы берем. Подберите под него необходимое белье. — Затем она приподняла подол платья и задумчиво обратилась ко мне: — Удобные?

— Да вроде… — неуверенно ответила ей. — Если честно, я еще ничего не успела понять.

— Раз «вроде», тогда туфли не берем. Они хоть и брендовые, но я их обувь терпеть не могу, жутко неудобная. — Последнее тетушка практически шептала. — А тебе целый день, вечер и ночь в них ходить, еще и с непривычки. Так, все, не стой, иди переодевайся.

Марина хлопнула в ладоши, по всей видимости, от переизбытка эмоций и пошла на кассу.

А я, стоя в кабинке примерочной, еще долго разглядывала себя в зеркале, представляя, как смотрелась бы рядом с Максимом. Мужчина в моих фантазиях был в черном деловом костюме.

Я в белом, он в черном…

В итоге сама не заметила, как платье в моем воображении стало белее и пышнее. В руках Максима оказался свадебный букет, а к его пиджаку приколота бутоньерка.

— Вот же дура, — зашипела я себе под нос и обессиленно стукнула ладошкой по отражению в зеркале.

Клиническая идиотка. Факт.

— А сейчас куда? — спросила я тетю уже в машине, когда поняла, что едим мы они в противоположную от дома сторону.

— Сейчас в ГУМ, я за классику и удобство. Так что в «Маноло Бланик». Демократичные цены и совершенно невесомые ощущения на ноге.

Тетина фраза звучала, как самая настоящая реклама, за которую бренд должен ей еще был и приплачивать.

Уже в магазине, выбрав себе босоножки вместо туфель, я убедилась в удобстве этой обуви. Но вот с демократичностью цен я бы поспорила: у кого-то месячная зарплата и та ниже, но для тети это были, само собой, мелкие расходы. Слава богу, что я не стала узнавать ценник на платье, уверена, узнай я его, точно бы ходила в нем запинаясь.

Я никогда не относила себя к числу золотой молодежи, хотя по праву могла бы. Мои одноклассники были детьми непростых людей, с большинством из них я поддерживала приятельские отношения, не более, потому что не считала себя одной из них. На протяжении последних десяти лет я почти везде ощущала себя чужой, даже в гостеприимном доме Вольских. Марина Олеговна оберегала и любила меня, я это чувствовала, но, несмотря на это, не могла избавиться от странного чувства неправильности. Ощущения, что я самозванка.

Наверное, поэтому я всегда себя отделяла от знакомых ровесников. Не интересовалась брендами и лимитами выданных мне тетей карт. Чаще предпочитала брать наличку на карманные расходы и умудрялась копить, не отказывая себе ни в чем. Мне и нужно-то было совсем немного и копить-то не на что, но эта странная привычка появилась еще в шестом классе, через два года после смерти родителей. Я начала откладывать любую лишнюю копейку в красивую красную резную шкатулку и сейчас имела приличную «подушку безопасности». Хотя для тети, пожалуй, и эта сумма показалась бы пустяком.

Но ничего, скоро мне исполнится восемнадцать и помимо компании я смогу беспрепятственно распоряжаться еще и двумя квартиры: Ветрова Артема и моего биологического отца — Николая Калюжина.

Я не видела этого человека ни разу в жизни, знала лишь, что он ушел из жизни спустя полгода после гибели родителей. Мой биологический отец повесился в той самой квартире. От упоминания только которой у меня мурашки по коже бежали. Я никогда не понимала, почему дядя Женя не продал эту небольшую квартирку в спальном районе, а наоборот, отремонтировал и закрыл в ожидании моего совершеннолетия. Мол, сама вырастешь и решишь, что с ней делать. Ди вряд ли такой человек как он мог спасовать перед проволочками с опекой.

— Ты чего такая задумчивая? — поинтересовалась Марина, припарковав машину.

— Представляла, как отвалится челюсть у Андрея, когда он увидит меня в этом платье, — не задумываясь, соврала я.

Тетя не любила разговоры о моем биологическом отце, да и вообще любые вопросы прошлого и будущего воспринимала почему-то в штыки. И сейчас, услышав мои слова, она заливисто рассмеялась.

— Молодец! Возможно, не все потеряно и кое-что тебе передалось от матери. Пойдем быстрее, я очень проголодалась.

Глава 3. Лика

— Хватит прохлаждаться!

Леля наглым образом выхватила бокал с пинаколадой из моих рук и выпила залпом практически полкоктейля.

— Ты прямо как газировку. Если бы я с такой скоростью пила, то валялась бы уже где-нибудь под столом или у той барной стойки.

Мы одновременно посмотрели на столпотворение у бара и покачали головами.

— Не-е-е, тебе это не грозит, — вынесла свой вердикт Оля, — давай хотя бы сегодня напьемся, а?

— Лельчик, ну сколько можно. С детства дружим, но я вот совсем не понимаю этого твоего желания меня напоить.

— Вот потому-то и желаю. Блин, Лика, — девушка скорчила недовольную рожицу, — мы с садика с тобой дружим, и я ни разу не видела тебя пьяной. А все почему?

— Почему? — делано приподняла я брови.

— Да потому что ты ни разу не напивалась!

Ольга хлопнула в ладоши, подтверждая этим свою правоту и что спорить с ней по этому поводу не стоит.

— Леля, открою тебе страшную тайну, — я поманила пальцем подругу поближе, и на ухо громко-громко зашептала: — По возрасту мне не положено!

— Ну, тебя.

Я засмеялась и наконец-то вернула свой коктейль.

— Ну ладно, допустим… Что ты предлагаешь?

— Виски?

Я сморщила нос, мне было плохо только от одного вида коричневой жидкости. Причем не только виски, но и коньяк попал в список алкоголя, который я избегала, совершенно не понимая причину такого отторжения.

— Точно, ты же все это не любишь. Ну водку не предлагаю, хотя проверенный вариант. Давай текилу?

Мне нужно было развеяться и попробовать что-то новое, в конце концов, Моховина права: я ни разу в жизни не напивалась, да и не пила лишнего никогда. Один-два коктейля или один-два бокала, будь то вино или шампанское, этим и ограничивалась.

— Ну давай текилу. А там как пойдет.

И пошло.

Мы больше не возвращались за столик, лишь доходили до бара, получали очередную порцию жидкости и шли обратно на танцпол. Счет выпитым стопкам давно уже не велся, и взамен прежнего напряжения я испытывала небывалую легкость и невесомость. Жутко надоевшие каблуки теперь казались райскими мягкими тапочками. Был только танец — резкие, быстрые, иногда плавные движения и я. В этот раз я даже не следила за движениями подруги. Не смотрела по сторонам, не видела ничего вокруг, мне было хорошо наедине с собой в окружении бившей по ушам музыки.

— Смотри, — закричала Ольга.

— Что? — Реакция стала более замедленной, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, чего от меня хочет подруга.

— Я говорю, вон там, по лестнице с випов, спускается, случайно, не Энджи?

— Выдра крашеная. Она.

Настроениеначало падать с катастрофической скоростью, грозя вот-вот приблизиться к нулевой отметке. Как же я ненавидела эту стерву. И завидовала. Не сразу созналась в этом самой себе, но все же глупо не замечать очевидного: я безумно завидовала своей тезке, ведь Максим был с ней, целовал ее, обнимал, возможно, любил. Хотелось зарычать, словно в меня вселился демон. А может, я уже давно одержима?! И совсем не демонами. Схватила за руку подругу и потащила ту за собой в более тихое место.

— Какой коктейль или напиток хуже всего отстирывается? — задала единственный интересующий меня вопрос.

— Ты что удумала?

— Оля-я-я.

— Да что «Оля»? Не знаю. Так спрашиваешь, как будто я самый большой спец по выпивке.

— Ну лучше меня. — я в нетерпении откинула длинные прямые волосы за спину, оголив плечи.

— А почему именно выпивка? — Леля ехидно улыбнулась, а в глазах засветилось ожидание очередной проказы. — У нее почти такое же белое, как и у тебя, платье. Только короткое. Как думаешь, какой цвет лучше всего ей подойдет?

Я довольно улыбнулась и кинулась подруге на шею.

— Томатный. Томатный. Лелечка, я тебя люблю, ты же знаешь?

— Пошли, злобный мститель. — Ольга потянула меня обратно к бару.

— Нет, — озираясь по сторонам, произнесла я. — Ты иди за столик. А мне нужен официант.

— Лик, ты только это… Ну не перечуди.

— Не мешай мне наслаждаться градусами в крови. Брысь. Все, вон официантка.

Я умчалась в сторону девушки в униформе, нагнав ее и, кажется, слегка испугав своим бешеным взглядом, попросила принести меню.

— Ну что? — спросила Олька, стоило мне опуститься рядом с ней.

— Ждем.

— Чего?

— Этого. — Я махнула подбородком в сторону девушки, принесшей меню.

— Сразу закажете или позже?

— Вы что, смеетесь, — ехидно ответила Моховина, — наверное, если бы она решила заказать сразу, то не стала бы просить меню.

— Ну не будь букой. — я толкнула локтем подругу и, не отрывая взгляда от глянцевых страниц меню, обратилась к официантке: —Я думаю, минут через пять мы определимся, — и, уже оторвавшись от меню, высказала подруге: — Ты чего на нее наехала?

— Ты бы видела, как она на тебя смотрела, как на зажравшуюся тупую малолетку. Фу-у-у. Сама, можно подумать, блещет интеллектом, раз в таком месте работает.

— Лель, не суди. Это ее дело, где работать и как смотреть. Мне вот абсолютно все равно, что она там думает. Скажи лучше, креветки или суши?

— Селедка?

Мы звонко рассмеялись, Оля раскусила мой замысел моментально.

— Ну нет, это слишком жестоко даже по отношению к той швабре.

— Как знаешь, — пожала плечами Леля.

После того как официантка приняла заказ и спустя десять минут принесла тарелку, полную ассорти суши и роллов и большой бокал томатного сока, Оля начала оглядываться по сторонам, выискивая жертву. А я аккуратненько, тоже оглядываясь по сторонам, но с другой целью — боясь привлечь лишние внимание — заворачивала роллы в салфетки и ровненько складывала в свою сумочку.

— Жалко, что сумка маленькая, — посетовала я.

— Ты думаешь, у Энджи больше? Она, кстати, как раз у бара, надо поторопиться.

Оля схватила одно из оставшихся на тарелке суши, не прибегая к помощи палочек или вилки. Рукой обмакнула в соевый соус и запихнула в рот.

Глава 4.Максим

— Твоя?

— Что?

Максим терпеть не мог перекрикивать музыку. Обычно, приходя сюда с другом, они просто расслаблялись. Их столик всегда был забронирован и приветливо ждал своих «хозяев». Мужчины смотрели на танцующих, иногда снимали девочек, иногда курили кальян, иногда напивались в хлам, но никогда не вели здесь задушевных бесед и прочих разговоров.

— Говорю, Лика твоя опять здесь.

Как же до невозможного прекрасно звучало это сочетание — твоя Лика.

— У нее сегодня выпускной, так что ты обознался, Стас.

— Да вон смотри, длинное белое платье и волосы до самых ягодиц. Малышка, оказывается, и правда что надо, не зря ты по ней слюни пускаешь.

— Закрой рот! — рявкнул Максим и, чуть приподнявшись, перегнулся через перила, чтобы посмотреть вниз. — Это не она, придурок. А куколка, конечно, зачетная. Жаль, что где-то здесь бродит Энджи. Она в лепешку расшибется, но не даст мне никого снять.

— Да чего ты мне втираешь? Смотри, вон подруга ее сумасшедшая с ужасной прической и в салатовых шортах. Ее невозможно не узнать.

Макс пригляделся и понял, что Стас прав. Моховину Ольгу и правда трудно было с кем-то перепутать, а в этом заведении она появлялась лишь с Ликой.

Твою мать…

— О, смотри, побежали куда-то.

А Максиму так хотелось сегодня отдохнуть. Со стоном Вольский взял бокал виски со стола и выпил залпом. Любое посещение Ликой ночного клуба Вольский безмолвно наблюдал и контролировал. Благо, что ходила Анжелика лишь сюда. Несомненный плюс. За что надо сказать господу богу спасибо. В этом месте собирался довольно культурный по нынешним меркам контингент. Многие знали Максима еще со времен бурной молодости. Новенькие понимали с полуслова, а залетные птички быстро улетали.

Но все же Максим не упускал момента и всегда смотрел за тем, как Лика танцует. Его маленькая куколка любила музыку. Она сливалась с танцем, наслаждаясь каждым своим движением.

Сегодня же его маленький ветерок был сам на себя не похож. И это чревато проблемами. Серьезными проблемами. В основном для его психики.

— Во дают. — Друг заржал рядом, напоминая самого настоящего идиота.

— Что?

Максиму с трудом удалось отвести взгляд от Лики в длинном обтягивающем платье. Он знал, что у нее крышесносная фигура, это знание стоило ему бессонных ночей, но он никогда вот так спокойно не любовался на ее изгибы.

Хотя слово «спокойно» совершенно не подходило. Максим сейчас был каким угодно, но совсем не спокойным. Его девочка, стоявшая до этого на выходе из зала, резко бросилась в один из коридоров.

— Смотри на Энджи, ощущение, что ее визг я слышу даже здесь.

— Что она опять натворила? — Вольский выговорил это устало и опустился обратно на диванчик: Лика побежала в туалет, можно пока не следить за залом.

— Не она, а Моховина. Вылила что-то той на платье, сейчас семенит за ней.

Вольский глянул на эту картину, пока девушки не успели скрыться в том же проходе, куда убежала Лика минуту назад. Он налил себе еще один бокал виски и выпил залпом. Девочки что-то задумали. Странно. Лика никогда не показывала свою неприязнь к Энджи. Она вообще никогда себя не вела в клубах как-то вызывающе, просто танцевала, и все.

— Они с выпускного, получается, сбежали? — Стас грохнулся рядом.

У мужчин были разные весовые категории. Вольский не считал себя худым. Жилистый, да. Подтянутый. Ну, возможно, сухой. А вот его друг подходил под типичное описание качка и по объемам своих мышц, и по поведению. Не вязалась с его образом лишь красивая звучная фамилия — Ландышев. На деле друг был далеко не глупым быком-переростком. Но кому об этом нужно знать? Сейчас он напомнил Максиму о важной детали: выпускной. Сегодня девочка Лика, воспитанница его матери, усыновленная дочь погибшего дяди, заканчивала школу. Полтора месяца — и она будет совершеннолетней. Ему не верилось, что он почти дожил до этой даты и не поехал окончательно мозгами.

Девушки вернулись нескоро, но больше не покидали танцпол, если, конечно, не считать частых набегов на бар. Теперь понятно, почему Лика решилась устроить какую-то пакость Энджи.

Она была пьяна.

Кажется, очень пьяна и это было плохо. Для нее. Для него. И определенно для того «воспитанника младших классов», о которого она сейчас терлась тоже плохо.

Да, Лика сегодня вела себя более развязно, чем обычно, но черту не переходила. Максим сам не заметил, как в считанные минуты оказался рядом с ней, отодвинув (практически вежливо), тупого малолетку.

А потом Вольскому все-таки снесло крышу. Он догадывался, что девочка в него влюблена, но не ожидал, что отреагирует настолько бурно. Каждая мышца напряглись, когда она к нему прильнула, будто кошка. Макс сдерживал себя из последних сил. Не выдержал. Обнял ее и потерялся в мягкости ее тела и вишневом аромате духов…

Все же бог наградил Вольского железным терпением, раз он смог взять себя в руки и, отстранившись, начать разговор. Ему нужно было вернуть малышку в реальный мир. Она чересчур пьяна.

— Так, все! Сиди спокойно. — Нервы Максима сдавали, еще чуть-чуть — и он сорвется.

Пристегнул Лику ремнями безопасности и уже почти захлопнул дверь, когда она наконец-то заговорила с ним.

— Надо Ольку забрать.

— Не маленькая твоя Олька… сама разберется.

— Хотя бы предупредить! Макс! У нее моя сумка и телефон.

— Ладно. — Стоило только произнести это короткое слово, как Лика несмело растянула губы в благодарной улыбке. — Только сиди здесь и ни шагу наружу.

Девушка закивала, словно игрушечная собака для панели автомобиля. Дурдом какой-то. Не так он собирался провести этот вечер. Пьяная Анжелика для него слишком сложное испытание.

Максим быстро нашел Ольгу Моховину, которая сидела за столиком и ковырялась в своем смартфоне.

— Ты домой едешь? — уперся он ладонями в столешницу.

— А где Лика? — девушка выглядела удивленной.

— Ты меня спрашиваешь, где твоя подруга?

Глава 5. Лика

Я проснулась после полудня. Голова раскалывалась так, будто по ней стучали кувалдами, причем со всех сторон и одновременно. В горле пересохло, и за глоток воды я и родину бы предала. Хотя зачем родину. Подругу Лелю, вот кого надо предать или сдать врагу на растерзание.

Протопав в ванную, жмурясь при этом от яркого света, я напилась воды из-под крана, сначала хлебнула с ладони, потом поняла, что это долго и муторно, и наклонилась к смесителю. Утолив жажду, умылась холодной водой и только тогда посмотрела на свое отражение. Что ж, выглядела я намного лучше, чем чувствовала себя.

Было лишь одно «но», от которого хотелось удавиться: на мне был дорогущий тетушкин пеньюар. Я копила на него пару месяцев и купила Марине в подарок. Теперь эта кружевная красота была помята и заляпана каплями воды. Вот же.

Это до какой степени надо было допиться, чтобы просить Максима остаться. А потом еще и напялить это.

Господи, какая же я дура.

С громким стоном опустилась на корточки, а затем плюхнулась на попу посреди ванной комнаты и, прикрыв лицо ладонями, заплакала.

Максим все так же считает меня маленькой глупышкой. Теперь наверняка думает еще и, что я дура набитая.

Господи, я его опи́сала в детстве. Три раза! Он помнит, когда я стала ходить на горшок. Все! Это крах!

Полный крах моим мечтам и фантазиям. Слезы полелись пуще прежнего, а когда они все же кончились и остались лишь беспомощные всхлипывания, я поднялась и услышала треск. Опустила голову, и слезы появились вновь. Я зацепилась подолом пеньюара за стоявшую под умывальником тумбу.

Теперь эту роскошную постельную прелесть только на помойку.

Умывшись во второй раз, а стянула с себя шелковый наряд и выместила на нем свою злость. Вещь и так уже испорчена, и терять ей больше нечего.

Я с особым удовольствием порвала кружево на мелкие кусочки. То, что не получилось сделать руками, помогли осуществить маникюрные ножнички. Я, наверное, затупила их, но оно того стоило. Негатив выплеснулся, и от прежнего уныния не осталось и следа.

Все в этой жизни поправимо.

— Кроме тебя, конечно же, —хмыкнула я, обращаясь к кучке молочных лоскутков. — А то, что я описала Максима в детстве… Ну что ж. — пожала плечами, достала майку с Микки-Маусом и короткие, рваные по краям джинсовые шорты и продолжила, одеваясь, разговаривать сама с собой: — Придет время, и на него написают уже наши дети. Вот!

Найдя тетю на террасе, я подошла к ней и поцеловала в щечку.

— Как повеселились? — не отрываясь от просмотра журнала, спросила Марина.

— Хорошо.

Я с шумом опустилась в соседнее плетеное кресло и потянулась за яблоком, лежавшим в вазе с фруктами.

— Видимо, не так уж и хорошо, раз приехала домой раньше нас.

— Правда?

— А ты что, не помнишь? — Вольская наконец-то подняла голову и как-то неодобрительно посмотрела на меня. — Как не закрыла за собой дверь? Женя хоть и был в прекрасном расположении духа, но очень разозлился. Правда, утром дверь оказалась закрыта не на внутренние замки, а на внешние. Не знаешь почему?

Я знала, потому опустила глаза, не выдержав пронзительного взгляда Марины. Посмотрела на Микки, красовавшегося на майке, пошкрябала ногтями его за нос, пытаясь оттереть неизвестно откуда взявшееся маленькое пятнышко.

— Милая, ты девочка взрослая уже. Почти взрослая. Но это не означает, что ты можешь водить сюда всех, кого захочешь. Хорошо, что я проснулась раньше Жени и ничего ему не сказала. А то с него станется, еще отчет с камер потребует. Тебе оно надо? Анжела?

Тетя слегка повысила голос, и это сработало.Я подняла голову и широко улыбнулась.

— Это Лелечка была, тетя. Даже не думайте, какие могут быть не пойми кто? Просто она решила меня проводить и уснула. Я отправила ее водителя домой. А уже утром, когда ее отец вернулся, затребовал свою дочу в родные пенаты. А я та-а-ак хотела спать, не было никаких сил идти ее и провожать. Поэтому я дала ей ключи.

Я рисковала, причем сама не понимая, зачем это делала. Ведь можно было сказать, что меня привез Максим и все, но я испугалась.

Не хотела, чтобы Вольские узнали о моих пьяных проделках, а в особенности о том, что Максим спал в моей комнате. В моей крова. Хоть и пару часов перед самым рассветом, но все же.

— Леля? — настороженно переспросила тетя.

Я закивала, откусывая в этот момент кусок яблока, да побольше. Лишь бы набить рот и не произнести больше ни единого лишнего слова.

— Ясно. — Марина, потянулась за соком и, отпив несколько глотков,, продолжила свои наставления. — Что ж, тем лучше. Но все же я скажу то, что хотела. — Тетя поставила бокал и провела языком по губам, выдавая этим волнение. я насторожилась и даже жевать стала как-то более заторможенно. — Для таких случаев, если все же будут такие случаи, возьми у Жени ключ от своей квартиры.

— Ого, — удивленно выдохнула я и тут же закашлялась, подавившись яблоком.

Тетя уже начала грациозно подниматься со своего места, но я выставила вперед руку, останавливая ее, и, кашлянув еще пару раз, для надежности произнесла:

— Все хорошо, хорошо. Я просто удивлена. Неужели дядя даст мне ключи от квартиры родителей? Это же замечательно, из нее намного проще будет добираться до института.

— Анжела. — Тетя нахмурилась. Да куда еще больше-то, она в последнее время сама на себя не похожа. — Я имела в виду квартиру твоего родного отца. Ее не жалко. А для родительских шикарных квадратов ты еще слишком молода. Женя прав, устроишь там пару шумных вечеринок — и без ремонта не обойтись. А я не хочу терять память о брате. Хотя бы такую.

— Тетя, мне через полтора месяца восемнадцать, и я в любом случае получу права самостоятельно распоряжаться всем имуществом папы. Какая разница — месяцем раньше, месяцем позже?

Марина прикрыла ненадолго глаза, а затем не глядя на меня, перевела взгляд на ожидавший ее глянцевый журнал. Вольская не желала продолжать со мной разговор и всем своим видом указывала на это.

Глава 6. Лика

План «Укатать Макса» потерпел полное и безоговорочное поражение. Потому что сам Макс взял да и укатил греть свои бока на солнышке.

Я завидовала ему, бесилась и опять завидовала. Его не было целый месяц. Самый нудный и долгий месяц в моей жизни.

В первый понедельник сразу после выпускного я поехала подавать документы во ВШЭ на специальность «Управление бизнесом». Походила еще неделю, кусая локти, и все же успела с самой последней волной сдать ЕГЭ по географии и биологии. Я была на сто процентов уверена, что не пойду учиться на географа. Но что-то внутри меня все же дернуло. Успокоила я себя мыслями, что это лишь проверка своих способностей, знаю ли я эти предметы настолько же, насколько и люблю.

И вот потянулись длинные дни ожидания. Я пробовала пройти на бюджет, потому что была уверена в своих силах, общий балл по ЕГЭ 366 — это немало, но все же, уникумов, желавших поступить в самые лучшие вузы страны, намного больше.

Олька же составила для меня план или, если выразиться точнее, целый список, что нужно надевать, чем нужно выпрямлять волосы, чем и как краситься, что говорить и как себя вести с Вольским, затем действительно побрилась и тоже укатила на юга. Причем никого не предупреждая. Я завидовала и ей. Подруге еще в апреле исполнилось восемнадцать, дядя Эдуард забрал тогда у нее свою карту и подарил именную, на которой если и был ограничен баланс, то Леля так и ни разу не добралась до этого ограничения.

Вот и на этот раз она купила себе путевку во Вьетнам, оставила записку отцу, а Лике отправила длинное-длинное голосовое сообщение и уехала до августа.

А я только сейчас задумалась, что что-то с моим воспитанием все же не так. Раньше я никогда не чувствовала себя обделенной в чем-то, но сейчас, оглядываясь назад, понимала, что Вольские заботились обо мне по минимуму, давая лишь самое необходимое. Не больше. Меня никогда не баловали. Конечно же, меня и не попрекали, но я не переставала чувствовать, что все в этом доме чужое, не мое.

Даже любимые плетеные качели, которые висели в саду, теперь начали казаться такими же чужими. Хотя повесили их специально для меня еще лет пять назад. Потому что прежние, обычные, которые висели на том же месте, я разломала.

Дядя смотрел тогда на юную меня неодобрительно, тетя не скрывала расстройства, а Максим поднял всех на смех и разрядил обстановку, возмутившись тем, что эти качели втрое старше его и нет ничего удивительного в том, что они поломались. Мол, скажите спасибо, что Лика не пострадала и безболезненно приземлилась на пятую точку.

После этого Вольским стало заметно стыдно, и дядя Женя повесил для меня новые качели. Само собой, вешал он их не сам, но руководил процессом Вольский-старший самостоятельно.

— Анжелочка, я в город, поедешь со мной?

Тетя приоткрыла дверь и неодобрительно сморщила нос, заметив меня все еще валявшейся на кровати.

Я тут же подскочила, сдула выбившуюся из косы кудрявую прядь, подняла с пола любимый рюкзак и подбежала к Марине.

— Доброе утро. — поцеловала женщину в щечку и вышла в коридор.

Вольская, видимо, не ожидавшая такой поспешности, слегка зависла на месте, потому что шагов ее слышно не было.

— Неожиданно, — тихо произнесла Марина и все же поспешила за мной.

— Устала я сидеть дома, теть Марин. Да еще и ожидание это с ума сводит.

— Какое ожидание? — нахмурилась тетя.

Вольская опустилась на пуфик в коридоре и, надев наикрасивейшие босоножки с множеством ремешков, принялась застегивать каждый.

— Теть Марин, сегодня двадцать седьмое июля, должны вывесить списки поступивших.

— В субботу? — я пожала плечами. — Так ты из-за этого поехала со мной, списки смотреть?

— О боже, тетя, ты что, из прошлого века? Сейчас все это можно найти в интернете.

— Вот как, — Марина кивнула и поднялась, — ну тогда пойдем. Мне еще нужно заехать к Максиму, он в офисе окопался, потом по магазинам. Ты как? Сразу по своим делам? Или подождешь?

— Я с вами!

Я поверить не могла в такую удачу! Ведь не видела Максима с того самого дня.

Он приехал меньше недели назад и, видимо, все это время проводил в офисе, разгребая завал, появление которого Вольский-старший спрогнозировал еще в день отлета сына.

Когда я села в салон автомобиля, провела ладонями по голым ногам, затем попыталась одернуть белый топ пониже, но топ под грудь он на то и топ под грудь, чтобы открывать живот.

Для жаркого лета я выглядела сейчас вполне пристойно: короткие рваные шорты на средней посадке и голая полоска живота. Но вот для похода в офис я была скорее раздета, чем одета.

Хотя… сегодня же суббота, так что все в порядке. Ведь Марина Олеговна не сделала мне никакого замечания, напротив, предложила подождать. Может, она имела в виду подождать в машине? Ну уж нет. я пойду вместе с ней наверх в кабинет к Максиму.

Тетя молчала всю дорогу, и я бы, возможно, обиделась, что та в очередной раз так и не поинтересовалась, куда вообще отправила документы ее дорогая племянница – то есть я. Но именно сегодня и сейчас мне было не до обид — я предвкушала встречу с Максимом.

Пыталась спланировать, что скажу Вольскому, как посмотрю. Леля учила, что нужно смотреть в глаза, желательно так долго, на сколько хватит смелости. Звучало все не так уж и сложно, тогда почему у меня тряслись коленки? Они так не тряслись даже перед экзаменами.

Волосы!

Мысль набатом пронеслась в голове. Я ведь даже купила щипцы для выпрямления, но так ни разу самостоятельно ими не воспользовалась. Тем более Максим в тот вечер сказал, что мои кудряшки ему нравятся больше. Возможно, так и есть на самом деле.

Расстегнула замок рюкзака и принялась перерывать скопившийся в его недрах завал. Нашла две небольшие заколки. Прекрасно! Расческа мне в любом случае не помогла бы. Тем более в тесном пространстве машины. Обычно я расчесывалась так, что щетка не раз отлетала в самые дальние уголки моей спальни.

Я расплела косу, аккуратно разделила пряди пальцами и закрепила их у висков заколками. Должно было получиться хорошо.

Глава 7. Лика

Я не помнила, как добралась до дома. Да что там, я саму себя после нашего поцелуя не помнила. Не знала, что так бывает, даже представить не могла, что может быть так.

Максим, сам того не понимая, подарил мне самую настоящую надежду. Если до этого все было зыбко и оставалось только лишь в моих мечтах, то теперь я понимала, что Леля права: что бы Вольский ко мне ни чувствовал, он хотел меня как женщину. Пока это единственный очевидный факт, и надо им пользоваться.

Лежа вечером в своей кровати, я не переставала гладить собственные губы и улыбаться.

Господи, это было незабываемо!

Жалела лишь о том, что целовалась с Андреем, ведь всего чуть-чуть бы подождала и первым, кто меня поцеловал, стал бы Макс. Да я и мечтать о таком не могла еще пару дней назад. А сейчас еще и сожалела. Ну ничего, ничего. Он обязательно станет моим первым мужчиной, и единственным, как же без этого? Это самое обязательное. Самое главное. Первым, единственным и на всю жизнь. А те невкусные поцелуи с Разумовским я забуду, как страшный сон. Уже забыла.

Все воскресенье я провела в своей комнате, мне не хотелось встречаться с тетей, я боялась, что та может что-то понять по сумасшедшему блеску в моих -глазах, а блеск был именно такой. Я целый час утром простояла в ванной, изучая себя в зеркале. Как тогда сказала Моховина, нужно знать все свои достоинства и недостатки. Именно этим я и занималась утром воскресенья. Весь день я посвятила обдумыванию наполеоновских планов, а вечером достала из шкафа свой стратегический запас. Приталенная сине-красная +юбка-колокольчик. Ее можно надеть со свободной белой трикотажной футболкой, а на ноги кеды. Так я не сильно выбьюсь из своего привычного стиля и в то же время стану чуть-чуть женственнее. Тем более еще в институт ехать.

Перепроверив перед сном все документы, я сложила их в белую маленькую сумочку, еле впихнула и легла спать.

В понедельник я поднялась в шесть утра и целых три часа провела, приводя себя в порядок. Накраситься у меня получилось довольно быстро я не стала злоупотреблять косметикой, лишь воспользовалась тоном да подчеркнула брови и губы. Потом посмотрела на себя пару минут и все же решила пару раз провести по ресницам щеточкой туши. С волосами все было намного сложнее. Я помнила, что в вечер выпускного сказал Максим: ему нравились мои кучеряшки. Но с утра волосы выглядели безобразно, и тогда я пошла на сумасшедший для себя шаг: впервые самостоятельно выпрямила их, а затем все тем же утюжком накрутила локоны. На это у меня и ушло два часа пятьдесят минут.

Ужас! Но красиво.

Я давно не была настолько довольна своим образом. Отправив напоследок своему отражению в зеркале воздушный поцелуй, я хихикнула и побежала на улицу к ожидавшему меня такси. В доме было тихо, дядя Женя, скорее всего, уже трудился в офисе, а тетя Марина, наверное, спала.

В какой институт ехать, я даже не задумывалась. Уговор есть уговор. Поцелуй с Максимом стоил большего. Тем более Леля опять оказалась права. Зачем мне идти окольными путями, учиться, потом лезть в бизнес для того, чтобы оказаться рядом с Максом, когда он и так практически у меня на ладони.

Отдав подлинники документов в приемную комиссию, ядаже вздохнула с облегчением и в двенадцать часов дня уже стояла под дверями офиса с увесистым пакетом заранее приготовленной еды. Яеще вчера это продумала и позвонила домработнице Моховиных. Женщину я знала с детства, и в приготовлении вкуснятины той не было равных. Тамара Петровна мне, само собой, не отказала, и к обеду меня ожидали упакованные в контейнеры салат из морской капусты, жаркое и даже суп с копчёностями в какой-то красивой керамической баночке. Все, что любил Максим. У меня было время за свои неполные восемнадцать выучить его пристрастия в еде.

На ресепшене меня даже не окликнули. Я хоть и не появлялась здесь практически никогда, но многие работники, особенно охранники, знали меня в лицо. Сложнее придется с секретаршей. Алиса Мартынова, которой скорее подошло бы имя Лариса по аналогии с крыской Лариской, была до ужаса высокомерной и вездесущей, совала свой не в меру длинный нос везде и всюду. Я каждый раз, видя девушку, ожидала, что и старуха Шапокляк вот-вот появится за ее спиной, настолько велико было сходство.

Главное, сделать лицо увереннее. Вдох-выдох! Пошла!

Звуковой сигнал сообщил о прибытии лифта на нужный этаж, двери разъехались, и я с бешено колотящимся сердцем шагнула в приемную, не забыв перед этим натянуть солнцезащитные очки на глаза и приторную улыбку на губы.

— Привет, Алиса. Я к Максу. — Не дав сказать секретарю и слова, зачастила я, быстрым шагом пересекая помещение по направлению к кабинету. — Он меня ждет, — и помахала для убедительности пакетом перед тем, как взяться за дверную ручку.

Сердце колотилось уже не в ушах, а пятках, ведь могло случиться всякое, и Вольского могло просто не оказаться внутри.

Но удача была на моей стороне.

Максим с закатанными рукавами сидел за своим столом, что-то напряженно печатая. Пиджак лежал на диванчике в другом конце кабинета, а кипенно-белый цвет рубашки безумно шел к его загорелой коже.

Главное не думать о том, с кем он получал этот бронзовый загар. Не думать! Вдох-выдох! Спокойствие, Ветрова, только спокойствие.

— Привет работникам трудового фронта.

Я специально не стала подходить к Максиму близко. Я подошла к тому самому диванчику и опустила пакет на невысокий столик напротив него. Повернулась спиной к мужчине и, ничего больше не говоря, принялась выгружать свои припасы на стол.

Я боялась его реакции. Боялась смотреть ему в глаза. Боялась, что он будет холоден так же, как и в субботу днем, до нашего поцелуя. Ведь после него, каким бы сердитым Макс ни выглядел, холодным он уж точно не был.

— Обед? — Хриплый голос прозвучал у меня за спиной.

Неужели я настолько глубоко погрузилась в собственные воспоминания, что не услышала его приближения?

— Д-да, решила тебя покормить.

Глава 8.Максим

Маленькая. Вкусная. Нежная. Невозможно было вырваться из ее магнетического плена. У Вольского поджилки тряслись с того самого момента, как она своим сладким голосом произнесла какую-то чепуху, появившись в его кабинете.

И принесла обед, его любимую еду. Да, он был голоден как самый настоящий волк, с субботы ничего не ел. Кусок в горло не лез с тех пор, как испуганная Лика выбежала из его кабинета.

Он думал, что испортил все, что только мог. Он ведь чуть не сорвался.

Если бы Анжелика только знала, какие мысли блуждали в его голове… если бы она только знала… никогда бы не пришла к нему вновь.

В эту субботу он был в каких-то минутах от того, чтобы разложить эту несносную девчонку на собственном рабочем столе.

Как же страстно она ему отвечала! Да он не то что мать родную забыл, он забыл, кто он, что он и где он. В голове билась единственная мысль: «Вставить ей как можно глубже!»

Отодрал себя от нее и выгнал нафиг. Потом не спал, не ел и не пил, все это время раздумывая, что будет дальше и как же он до такого докатился.

Ненормальная тяга. Впервые он такое почувствовал на Ликином дне рождения несколько лет назад.

Зашел в ее комнату и пропал. Просто перестал существовать в тот момент в первую очередь для самого себя. Ему было двадцать семь, и он засмотрелся на костлявую школьницу. У нее и груди-то тогда не было. Но эти пушистые золотящиеся вьюны, острые ключицы и родинка у пупка сделали из него недочеловека. Вольский плохо запомнил, как кинул в нее какой-то одеждой, но очень четко, как весь день после этого мучился от каменного стояка при виде голого плоского животика и какими словами себя крыл за то, что сам же и кинул ей в руки эту одежду.

И в субботу она заявилась к нему с открытым животом. С этой рушащей любые бастионы родинкой. Какой там отец со своими планами и мать с очередными истериками? Все, о чем он мог думать, это сдержаться, усидеть на месте и не начать облизывать эту самую коричневую точку.

И вот сейчас он держал ее лицо в своих ладонях, такую нежную и доверчивую. Мысли путались и четкой оставалась лишь одна: он ее не отпустит! Никогда.

Вольский так долго ждал… сдерживал себя… даже вчера он сам себе пообещал, что и пальцем к ней не прикоснется, если она сама к нему не придет после того крышесносного поцелуя.

Но она пришла. С обедом. С его любимым супом. И этим решила все за них двоих.

Для него дороги назад не стало еще пять лет назад. С тех пор как он, трахая любую девку, начал видеть перед собой острые ключицы, тонкие плечики и ярко-розовые маленькие соски.

Он считал себя самым настоящим извращенцем и тащил в постель полные противоположности Лики. За эти пять лет у него не было ни одной девушки с размером груди меньше третьего. И ни одной кучерявой…

Лика…Лика…

Что же она делала сс ним., Его ветерок.

Двенадцать дней. Всего двенадцать дней осталось до ее совершеннолетия. Для него это было вопросом принципа. Он перестанет себя уважать, если не дотерпит….

Лишь Стас знал, сколько мозгоебства осталось позади, когда Вольский, пьяный в хлам, сам себя убеждал, что он не извращенец… он не извращенец…

— Ты доедешь до дома?

Лика часто заморгала и мило нахмурила курносый носик.

Родная.

Что же она делала с ним?

— Уже выгоняешь?

Максим поцеловал ее в кончик носа, не смог себя сдержать, да и смысла уже в этом самом сдерживании не видел.

— Мне надо работать, что в твоем присутствии делать невозможно. Я до сих пор не разобрал скопившийся завал.

Стоило только произнести последнее слова, как Анжелика нахмурилась, а в глазах появилась грусть.

— И чего ты скуксилась?

— Ничего…

— Лика.

— Просто вспомнила… ты же отдыхал с ней…

Серьезно?

Смирись, Вольский! Протянул мужчина мысленно -- ты сам на это подписался и не забывай, на сколько лет она моложе тебя.

Он прислонился лбом к ее и тихо прошептал, наслаждаясь смущением, отразившимся на ее лице:

— Лика, я после того танца в клубе адекватно думать я ни о чем не могу. Все время вспоминаю, как обнимал тебя, а ты глупости какие-то говоришь. Езжай домой, я распоряжусь, тебя отвезут. А к семи будь готова, я за тобой заеду.

Вольский приподнял пальцем ее подбородок, заглядывая в медовые глаза.

—Хорошо?

Лика кивнула и нерешительно улыбнулась, а Максим разрешил себе еще один поцелуй. Такой же сладкий и нежный, как и его медово-вишневая девочка. С ней все было по-особенному, даже такие мелочи, как поцелуи, могли сделать из него конченого наркомана.

Уже у лифта, держа ее за тонкие плечики, он замер в ожидании, задав слишком важный для него вопрос:

— Все хорошо? Как есть скажи… точно все хорошо?!

— Да-да, Максим, я… я…

— Тш-ш-ш, — приложил палец к ее губам и шепнул на ухо: — Не здесь и не сейчас. Вечером, все вечером. И если можно, помой голову, Лик, ладно?

Невозможно было стоять настолько близко к ней и вместо вишневого шампуня ощущать запах жженой шерсти.

— Только не расстраивайся. Ты красивая, но… кхм…

Максим закашлялся и не смог продолжить, да и что он скажет? Что у него персональный фетиш ее мелкие кучеряшки?

— Хорошо, я поняла, — пискнула Анжелика, — больше никогда ничего не сделаю со своими волосами.

Она заскочила в кабину лифта и отправила ему воздушный поцелуй. Вот такие дела. Неужели так будет всегда и он когда-нибудь к этому привыкнет?

— Максим Евгеньевич, — послышался испуганный голос секретарши.

— Алина, если хочешь работать здесь и дальше, будь умнее.

— Ах, да-да. Я ничего не видела.

Вольский подошел к девушке ближе и оперся на стойку.

— Алина, мне глубоко наплевать, что ты видела, а чего нет. Я имел в виду, что нужно быть сдержаннее в проявлении своих эмоций. И если мне еще раз придется тебе что-то подобное объяснять, то тебя здесь уже не будет. Усекла?

— Д-да, Максим Евгеньевич…

— Ну вот и прекрасно, сделай-ка мне кофе и через пятнадцать минут вызови ко мне Борисова.