
Дорогие читатели! Приветствую всех в продолжении истории Кости и Виты. Первая книга, «Всего лишь измена» находится здесь: https://litnet.com/shrt/grrt
Первая часть завершилась изменой. А дальше будем смотреть, как герои поведут себя в этой непростой ситуации. Будет больно, местами смешно, но, надеюсь, скучать не придётся. Огромное спасибо всем, кто читает мои книги! Всем, кто комментирует, кто награждает. Кто просто следит за моим творчеством. Только благодаря Вам появляются эти истории.
Ваша Мари ❤
Асфальт кое-где ещё мокрый. Ночью был дождь. А я не заметила. Надо же! Я ничего не заметила. Лёжа в постели, и слыша, как Шумилов вернулся, разделся и лёг, я думала лишь об одном. Да как же он мог поступить со мной так…
Нестерпимая боль не давала заснуть. Но с утра я была очень собранной. Приготовила завтрак, погуляла с Капустиным. Труднее всего было видеть Шумилова. В каждом слове которого слышалась фальшь! Нет, я не ждала покаяния. Наверное, даже боялась его? В бессоннице я размышляла о том, как могло получиться.
Выходит, что я позвонила Милане. Сказав ей, что якобы «я - у неё». А она? Позвонила Шумилову? Пригласила его «на чаёк». И, пока я боролась с собой и с Никитой, они ублажали друг друга у меня за спиной. Как давно это длится? Как давно он её навещает? И все его «я буду поздно», «у нас конференция, нужно готовиться». Все эти отмазки были лишь для того, чтобы сбежать от меня?
Почему он молчал? Почему не сказал, что влюбился в подругу? Пожалел. Как тогда…
Но теперь у нас есть общий ребёнок. Который меня отвлекает, играя с ремнём безопасности.
- Тош, ну не дёргай его! – роняю достаточно резко.
- Ты же знаешь, что я не люблю быть пристёгнутым, - отвечает, насупившись.
Господи, как хорошо, что сейчас лето. И скоро Антоша уедет! Почти каждое лето с друзьями он отправляется в лагерь. В первый раз не хотел. Ему было 7 лет. Он был так привязан ко мне. Помню, плакала! А Костя меня убеждал, что эта разлука пойдёт нам на пользу. Что там он найдёт себе новых друзей. Так и вышло! И на следующий год сын уже с марта стал выяснять: а когда будет первый заезд?
- Антош, я на связи! Звони, когда нужно забрать, - говорю я, паркуясь у школы.
Учёба окончена. Но ребята ещё посещают кружок. А по правде сказать, не хотят расставаться на лето! Одноклассник Санёк Иванов и ещё один друг, Рафаил – это та ещё троица. И невольное сходство с другой, вынуждает сглотнуть подступившие слёзы…
Интересно, а Толик Зарецкий, наверное, в курсе, что его лучший друг изменяет жене? И как он относится к этому? Мне помнится, он никогда не любил меня. Считал зазнайкой! И только их тесная дружба с Шумиловым не давала сказать мне всю правду в лицо.
Его подковырки, вроде:
- У кого-то родители, а у кого-то покровители, - в ответ на заметку о том, что с отцовскими связями он может всё.
Вспоминается наш разговор с Костей. Когда он сказал, что Зарецкая Анька – изменщица. Закидывал «удочку»? Ждал, что отвечу. Решался, наверное, сказать или нет…
Я целую Антона и смотрю ему вслед. Сын высокий и ладный, в отца. Майка тоже в отца. Вот только цветом волос они оба – в меня. И светлой, веснушчатой кожей.
Вспоминаю пощёчину, что дала напоследок Шумилову. А щека почему-то горит у меня! И не только щека. Всё горит, нарывает! И внутри и снаружи. Как мог он… с Миланой? Как мог?
Не хочу его видеть сейчас. Не могу его видеть! А вот подругу, пожалуй, хотелось бы.
Рядом с кафе пахнет выпечкой. Цех находится тут же. В последнее время штат наш немного подрос. Я приняла на работу технолога, двух поваров. Милана по-быстрому их обучила. И теперь концентрирует свой потенциал на тортах. Оформляет витрину, где было задумано выставить самый красивый на вид и на вкус образец. И менять его каждый сезон!
Летом – яркий, похожий на клубу, двухъярусный торт. Осенью – целый пейзаж с золотистыми листьями, как будто прилипшими к сладкому боку. А зимний вариант круче всех! Просто сказочный торт. Которым мы всех угощаем в канун новогоднего праздника. Торжественно режем его на тончайшие ломтики и вручаем всем тем, кто пришёл в этот день.
Застываю у двери. И вижу машину её. Она здесь! Думаю: знает, не знает? Выдыхаю. Вхожу.
С утра посетителей мало. Один бизнесмен, или офисный служащий, решил выпить кофе. Девчонки-студентки, наверное, здесь вместо пар? Я кусаю губу и кивком выражаю приветствие двум официанткам.
По дороге в подсобку, минуя пекарню, откуда доносятся запахи утренней выпечки, я слышу знакомое пение. Мила в комнате отдыха, стоит и колдует над грандиозным тортом. Очевидно, тем самым, о котором она говорила вчера?
Гладкие стенки украшены мастикой в форме цветов. Они как живые! Так и тянет понюхать.
- С днём рождения, Кристина? – подхожу со спины.
- Ой, Вит! Это ты? Напугала! – подпрыгнув от неожиданности, Мила едва не роняет «волшебную палочку», которой правит один из лепестков, - Поломался, прикинь, пока ехал?
По её беззаботному тону я понимаю, что Мила не в курсе того, что я знаю. И думаю, как бы начать разговор.
- Красота, - подхожу я к торту. И, отломив лепесток одного из пионов, кладу себе в рот.
Мила, застыв, смотрит так удивлённо, как будто я откусила кусок от неё самой:
- Дольская! Ты обалдела? Ты чё творишь?
- Это ты чё творишь? – прерываю поток неуместных вопросов.
- В смысле? – глаза у Миланы распахнуты. В них читается лёгкий испуг, - Я работаю, вообще-то!
- Да? – издаю лёгкий вздох, - А я полагала, ты спишь с моим мужем.
Застыв в одной позе, она продолжает смотреть. Но уже непонятно, чего в её взгляде больше: удивления, страха, смятения.
- Ты не с той ноги встала, подруга? Чё ты несёшь? – пытается Мила перечить.
Но я уловила сарказм.
- Не утруждайся, Милан! Я всё знаю. Про тебя и Шумилова. Просто хотела понять, как давно? Как давно вы меня предаёте? И как часто? С какой периодичностью? Раз в неделю? Два? Три?
Обломки цветов тихо сыплются на пол. Милана стоит, наблюдая за мной. За тем, как я медленно, капля за каплей, порчу её кулинарный шедевр.
Она не пытается мне помешать. И меня это бесит!
- Ну, что ты молчишь? – восклицаю, проткнув тонкий слой шоколада.
Стон, который она издаёт. Он такой… Словно это её я проткнула! И не пальцем. А как минимум, острым ножом.
- А что ты хочешь услышать? Признание? – дрожащий, пропитанный едкостью голос, так мало похож на неё…
- Хотя бы, - застываю с другой стороны от торта и смотрю ей в глаза.
Уже второй час подряд я сижу в кабинете, смотрю в одну точку. Пытаюсь осмыслить. За что получил по лицу? Значит, Вита и есть тот «воришка». Но что она видела? Что могла видеть? Мы делали это в гостиной. По-моему... Я даже не помню, как вышел от Милки. С трудом вспоминаю момент, когда понял, что был у неё... между ног.
Натираю виски и вздыхаю. От стыда мои щёки горят! Как я мог докатиться до этого? Переспать с её лучшей подругой. Тогда, в давней юности, это был просто отчаянный шаг. Да и Витка была не моя! Я тогда не надеялся даже... Теперь же. Боюсь потерять! А, может, уже потерял?
Вспоминаю тот голос, тот взгляд. А главное, фразу:
- Я ненавижу тебя.
Надеюсь, она проронила в сердцах? Надеюсь, не думает так, в самом деле?
В голове абсолютный сумбур. Уж если Виталя так жаждала быть с Богачёвым, то отчего же расстроилась? Подумаешь, муж изменил. Даже к лучшему! Теперь с чистой совестью можно уйти от него. Как там Мила сказала: «Её к нему тянет, и она ничего не может поделать с собой».
Опускаю в ладони лицо. Как же мы докатились, Виталя? Как же мы умудрились с тобой до такого дойти?
На рабочем столе фотография Витки. Мой солнечный зайчик смеётся, и россыпь веснушек на нежных щеках. Ей на этой давнишней карточке лет 17, наверное! Ещё до всего. Я целую подушечку пальца, тянусь к ней, касаюсь. На стекле остаётся расплывчатый след.
Понимаю, что должен найти её. Сделать хоть что-нибудь! Эта мысль затмевает другие. И в этот момент наплевать на свою диссертацию. На то, что сегодня, впервые за всю мою жизнь, мне не нужно идти в институт. Виталя, наверное, думает — я на работе. Навряд ли она будет ждать. А значит, мне нужно явиться туда, к ней в кафе. Повиниться во всём! Будь, что будет.
Натянув джинсы, майку, те самые кеды, и взяв телефон, выхожу из квартиры. Пока иду к Опелю, думаю, что ей сказать? На чём сделать акцент?
Выручают научные знания. Итак, примем за данность, что это - доклад. У любого доклада должна быть структура. А это — вступление, на этапе которого докладчик приветствует всех. В данном случае можно его опустить.
Далее следует «введение». Что называется, «ввести в курс дела». Иными словами, начать нужно с самого главного! Поставить контрольный вопрос, в котором вся суть моих будущих слов.
Формулирую речь про себя:
- Я - скотина! Прости!
Далее следует выбрать себе наказание.
- Хочешь, убей? Хочешь, ударь по лицу? По левой щеке уже била, я подставлю правую.
«Бредовые мысли», - ругаю себя. И шепчу еле слышно:
- Я люблю тебя, Вита! Умоляю, прости.
«Не прощу! Не люблю», - скажет Вита. И будет иметь полноценное право так сделать.
- Ну, позволь объяснить! - попрошу.
Она согласится: «Давай, объясняй». Вот с этого шага идёт основная часть моего выступления. Содержащая то, что в науке зовётся «теоретическим базисом». Врать не стану! Скажу всё, как есть. Уж если она ЭТО видела, нет смысла вешать лапшу на её миниатюрные ушки.
Возникает вопрос: «Как есть - это как?». Рассказать ей, что я заподозрил в измене? Приехал к Милане искать. Не найдя, я расстроился так, что позволил Милане себя «успокоить». Чудесно! Будь я Виталиной, простил бы такое? Будь я честной и верной женой, то не смог бы простить. Но далее следует встречный вопрос:
- А где ты была, дорогая моя? А главное, с кем?
Мысли отчаянно мечутся. И поэтому путь до кафе я преодолеваю в полнейшем молчании. На каком-то автопилоте вливаюсь в утренний трафик. Используя каждый момент остановки для поиска новых идей, новых слов. Всё стопорится на том, где она была прошлым вечером. Если всё, что сказала Милана, окажется правдой... То имеет ли право Виталя меня упрекать?
У кафе нет Фольксвагена. Но я всё равно выхожу, притулив свой хэтчбек у обочины. Одна часть меня так отчаянно хочет увидеть Виталю. Другая... боится! С таким же отчаянием. Понимая, что это, возможно — финальное «па» в нашем танго длиной в двадцать лет.
Выдыхаю на входе, толкаю входную. Помню, как на заре я почти ежедневно сюда приезжал. Мы с Виталей обедали вместе, я пробовал что-нибудь новое. И выносил свой вердикт. Правда, всегда был предвзят! А Виталя ругала меня за предвзятость...
- Здравствуйте! Что вам предложить? - интересуется девочка с бейджиком.
Я щурюсь, пытаясь прочесть её имя. «Ирина».
- Простите, Ирина. Мне нужно увидеть жену! - говорю на ходу и иду напролом, огибая красивый прилавок.
- П-подождите! Вы куда? - доносится в спину.
Но я направляюсь в конец коридора, где, по памяти знаю, находится комната отдыха. Если её нет в закутке за рабочим столом, значит, она будет там! Распахнув двери, вижу картину. Двое девушек в фартуках, несколько вёдер и швабры в руках. На полу, будто тесто месили. Всё в каких-то разводах! Но пахнет приятно. Клубникой со сливками. На столе, на подносе верхушка торта. И кусок поздравительной надписи: «С днём рож..., Крис...».
- Простите, а вам кого? - одна из девчонок, увидев меня, застывает.
Обретаю дар речи:
- Мне бы увидеть хозяйку.
- Ой! А я вас узнала! - воскликнув, вторая вцепляется в швабру, - Вы муж Виталины Михалны?
- Д-да, верно, - хмурюсь, пытаюсь понять, что случилось. Наверное, торт оказался «с секретом», с петардой внутри. И его разорвало ещё до торжественной части.
- Ой, а она ушла, - объявляет вторая слегка виновато.
- А куда, не сказала? - задаю я глупейший вопрос.
Обе смотрят с сомнением. На меня, друг на друга. Я выдыхаю, беру себя в руки. И, бросив:
- Спасибо, - понимаю, что я опоздал.
Когда я бреду в направлении выхода, то двери с табличкой «Туалет» открываются. Наружу выходит Милана. Я набираю в грудь воздуха, чтобы спросить у неё... Но так и держу его в лёгких, не в силах найти подходящее слово. Вид у Миланы такой, будто её, вместо кегли поставили в боулинге. Блузка в пятнах, двух пуговиц нет. Волосы мокрые, как после душа и убраны за уши. А на одном из ушей...
С утра Милы нет на работе. Наверно, боится, что я повторю? Зализывает раны в своём закутке. Стараюсь не думать о том, сколько раз они там, с моим Костей...
Официантка Лариса глядит озадаченно. После вчерашнего все так глядят! Стараюсь отвлечь разговорами:
- Ну как, именинница? Не сильно расстроилась? Как там её звали, Кристина?
Лариса в ответ улыбается:
- Нет! Она удивилась. Говорит: «Мне столько не съесть!».
Я смотрю на витрину, где стоял «образец». Та как будто осиротела. Надо бы что-то поставить сюда. Но сейчас у меня нет ни малейшего желания фантазировать.
- Ларис, как-то украсьте витрину? Можете что-то придумать с девчонками. Рассмотрим любые варианты. На ваш вкус и цвет, - снимаю с себя полномочия.
Наверно, впервые за долгое время! Как там Шумилов учил? «Умей делегировать».
Лариса сперва замолкает, даже про кофе забыла. Тот уже приготовился кофемашиной.
- Мы... сами? - уточняет она у меня.
- Да, - пожимаю плечами, - А что? Пускай каждая предложит что-то своё. А мы конкурс устроим на лучший вариант оформления нашей витрины.
Она оживляется, глаз заблестел:
- Хорошо, Виталина Михална! Я уже кое-что придумала.
- Вот и здорово! - я ободряю её, а сама обращаю лицо к монитору компьютера.
Столько дел! Завтра вешают новую вывеску. Нужно меню утвердить для выпускных. В конце июня у нас будет праздновать частная школа. Учеников в ней немного, но все из хороших семей. А значит, с претензией!
«Что же делать», - в отчаянии думаю я. Нужно искать себе нового повара? Главного повара! Но подобных Милане, найти не так просто. Как бы зла на неё ни была, но она - специалист в своём деле. Если уйдёт, уведёт за собой клиентуру. А у меня останутся булочки. На них далеко не уедешь! Уже не бутик, а простая пекарня.
Вдруг меня осеняет. О, Господи! Вывеска. Ведь если Милана уйдёт, то мы перестанем быть «ВитаМилой». А кем же мы станем? Я издаю долгий стон. Опускаю в ладони лицо. Нужно брать себя в руки. Но как?
Открываю страничку в социальной сети. Та пополнилась новыми отзывами от благодарных посетителей. У нас есть система лояльности. Те, кто бывают у нас регулярно, получают подарки и скидки.
Одна девушка пишет:
«Девочки, вы просто супер! А торты от Миланы Измайловой — это отпад».
Раньше меня бы обрадовал этот отзыв. Более того! Я бы сделала скрин и послала Миланке с вопросом: «Ты видела?».
А сейчас только боль. Пустота. Безысходность.
«На день рождения мужа заказывала торт в «ВитаМиле». Было жалко его резать! Настолько красив», - пишет другая поклонница нашего творчества.
Вспоминаю, какой торт Милана пекла на мой день рождения. Ювелирный! Поистине. Шоколад, гроздья красной рябины на фоне его, и тонкие листья из мастики, почти как пергамент. Две бабочки. Мила сказала, что это — мы с ней.
На глаза наплывает противная влага. Я озлобленно тру их! Не стала сегодня наводить марафет. Нет никакого желания краситься и наряжаться. Даже не ела с утра, только кофе пила.
«Процветания вашему заведению!», - пишет ещё одна дама. Ну, наконец-то! Хоть кто-то желает удачи не Милке, а нам. Но то, что написано далее, стирает весёлый настрой: «Очень люблю отмечать в нём все праздники. Таких тортов я не ела нигде».
Да что ж вы, всё торты и торты? Как будто кроме них больше нет ничего. Вот, к примеру, косички с картошкой, самса из говядины. В конце концов, мини-пицца, которую нам предложила Наташа. Может быть, сделать акцент на сдобе? Расширить её предложение. И пекарню назвать... Но вот как? Назову «Виталина». От скромности я не умру.
Телефон на столе дребезжит. Я смотрю на экран. «Не звонить». Пожалуй, пора обозвать его как-то иначе. Никита. Невольно думаю в этот момент:
«А как же записана Мила в Шумиловский справочник?». Никогда не обращала внимания. А стоило бы...
- Да, алло, - отвечаю устало.
Никита на том конце провода решает начать с извинений:
- Вита, привет! Я хотел извиниться.
Усмехаюсь своим грустным мыслям. Только что эта новость о том, что он знает про Майю, меня поразила. Да так, что всё отошло на второй план! А нынче, как всё изменилось? Я даже забыла об этом. О нашей ссоре, что случилась вчера. А, кажется, это было давно...
- Ой, Никит, сейчас вообще не до этого, - отзываюсь таким грустным тоном, что он уточняет.
- А... что-то случилось?
- Случилось, - вздыхаю я с горькой усмешкой.
- Я могу тебе чем-то помочь? - выясняет он тут же. В чём не откажешь ему, это в чуткости. Но сейчас эта чуткость совсем ни к чему.
- Нет, не можешь, - задумчиво трогаю кнопочку с циферкой семь на своём ноутбуке.
Он не намерен прощаться.
- Вит, с тобой всё в порядке? - интересуется сдержанным тоном. Но я слышу в нём именно то, чего мне так не хватает сейчас. Тревогу, участие! Как будто ему не плевать на меня.
- Никита, давай не сейчас, - отвечаю ему. А скорее, себе. Успокойся! Твой бывший тебе не поможет. «Клин клином» - увы, не вариант.
- Я просто хотел сказать, что не стану ничего предпринимать, без твоего ведома. Я имею ввиду, в отношении Майи, - пытается он объяснить.
Мне становится стыдно, что я вообще представляла его себе именно так. Вот таким наглецом, что способен войти в мою жизнь, не разувшись.
- Спасибо, - шепчу, еле сдерживая слёзы.
- Виталин, ты здорова? - опять его этот взволнованный тон вынуждает сглотнуть вставший в горле комок.
- Физически, да, - отвечаю я честно, - А морально...
Вот тут я совсем не уверена в том, что мне нужно ответить.
- Ты можешь набрать меня в любое время. Для тебя я на связи всегда, - говорит Богачёв.
Когда я кладу трубку, простившись с ним, по обеим щекам текут слёзы. Я прячусь в своём закутке, за зелёными листьями пальмы. Как бы хотелось закрыться здесь и вообще не выходить! Но Антоша пока ещё дома, ему не следует знать, что родители в ссоре. Боюсь представить себе, как сказать сыну правду. Когда он вернётся из детского лагеря. К тому времени мы с Костей будем в разводе...
Утро приходит с Капустиным, который пробрался ко мне в кабинет, в приоткрытую дверь. Я полночи не спал. Всё сидел и бессмысленно думал. А потом отрубился! На пару часов. Судя по цифрам на заснувшем экране компьютера.
Капустин, поставив мне лапы на грудь, тычется мордой в лицо. Мокрым носом, в мой нос.
- Эй, дружище, слезай! – я сгоняю его с себя на пол.
Разминаю затёкшие косточки. С ума сойти можно! Время всего полшестого.
- Ну, и какого рожна ты меня разбудил в такую рань? – ощущаю себя, будто вовсе не спал.
Витка встанет к семи. Антошка - того позже! В квартире царит тишина. И в этой тишине мне приходит идея.
- Капустяныч, ты – гений! – треплю я пушистую холку, - Сейчас я тебя прогуляю. И заодно сам взбодрюсь! А потом приготовим с тобой завтрак. Что там любит Виталя? Овсянку?
Я тихонько иду в направлении кухни. Проверяю, есть ли в холодильнике молоко. Всё есть! Молоко и варенье. Даже кусочек сливочного масла, в аккуратной маслёнке. Осталось погуглить, как варится каша.
Именно этим я занимаюсь, пока чищу зубы. Так… 100 мл. хлопьев, 300 мл. жидкости… Всыпать, когда закипит и варить 15 минут. Странные люди! Кто меряет хлопья миллилитрами? Ведь их нужно взвешивать в граммах!
Вывожу на прогулку Капустина. Утро раннее, однако, город уже пробудился. Жужжит голосами машин. Ранние пташки, прохожие, как воробьи, торопливо бегут по делам. Я зеваю. Ещё не проснулся! Рассвет озаряет верхушки домов. В палисаднике нашего дома уже расцветает жасминовый куст.
Выбираю из веточек самую «спелую», до которой могу дотянуться. Обрываю три штуки, чтобы вышел букет.
- Капустин, давай поскорее! – дёргаю пса, - Нам ещё завтрак готовить.
Мы возвращаемся. Капустин слегка недоволен. Видимо, не нагулялся? Я тихонько вхожу, разуваюсь. Домашние спят. По дороге на кухню решаю взглянуть, как там Вита.
Погружённая в мягкий рассеянный свет, наша спальня такая уютная. Витка спит, отвернувшись спиной. Мне так хочется лечь рядом с ней! Устремляюсь на кухню. Достав молоко, выливаю в кастрюлю. Жасмин оставляю лежать на столе. Вдруг меня посещает идея! И я возвращаю назад миниатюрную вазу. Решаю, взамен украшению утренней трапезы, положить этот скромный букет рядом с ней, на постель. Только главное – не разбудить!
Дорогу от кухни до спальни преодолеваю на цыпочках. На сей раз проникаю, как вор, в приоткрытую дверь. Притворяю её за собой, чтобы Капустин не ныркнул следом и не «сорвал операцию». Обхожу наше ложе…
Виталя лежит на боку, чуть зайдя на мою половину постели. Одна нога согнута, вторая прямая. Рука под подушкой. Любимая поза жены! Я умиляюсь тому, как забавно расслабленным выглядит личико Виты. Не так уж и часто мне удаётся увидеть её вот такой. Безмятежной. Обычно, когда просыпаюсь, её уже нет.
Рыжие волосы мягким шатром охватили подушку. Тонкие веки дрожат, видят сон…
«Моя милая рыжая девочка», - думаю я. Я люблю тебя так, что сказать невозможно. Даже больно в груди от того, как люблю!
Опускаю жасмин на подушку, свою. Надо было придумать записку. «С добрым утром, любимая!». Вроде того.
Вижу на тумбочке старый блокнот. Я всегда ношу с собой ручку, для мыслей. Люблю их фиксировать в письменной форме. Очень кстати сейчас! Вырываю листок.
И, успев написать: «С добрым утром, лю…», - я чувствую запах. Воняет горелым… О, нет! Молоко!
Оставляю блокнот на подушке. Стараясь её не будить, выхожу в коридор. И вприпрыжку бегу в направлении кухни.
Вонища стоит нестерпимая! На плите запеклась грязной коркой сбежавшая масса. А в кастрюле осталось всего ничего… Чертыхаясь, я ставлю её под струю, открываю окно и врубаю кухонную вытяжку.
Виталина заходит на кухню, когда я пытаюсь отдраить плиту.
- Что это? – кривится, - Шумилов, ты что тут устроил?
- Я завтрак готовил, - бурчу.
- Ты? – усмехается Вита, с сожалением глядит на плиту.
- Я всё вымою сам, - убеждаю.
Она, одарив снисходительным взглядом, бросает:
- Само собой!
«Во сне ты мне нравилась больше», - рассерженно думаю я. Почему-то в рецепте автор забыл написать, какую подляну способна устроить молочная каша.
Умывшись, собрав волосы в маленький хвостик, она возвращается. Молоко, что осталось в бутылке, выливает в глубокую миску. И ставит его не на газ, а в микроволновку. Суёт мне под нос пачку с хлопьями:
- Не требует варки! Их нужно просто залить молоком!
Взгляд такой, что мне стыдно. Ощущаю себя идиотом! Витка умеет смотреть так, что любой ощутит…
Когда в дверях появляется Тоха, я почти уничтожил улики. Только запах остался! Наверное, он ещё долго будет меня раздражать.
- Чё за вонь? – корчит Антон недовольную рожицу.
Вита уже приготовила кашу, ему и себе. Ну, а я, очевидно, наказан?
- Это твой папа завтрак готовил, - произносит с усмешкой.
- Па, ты это дело бросай! – улыбается Тоха.
Садится на стул «крендебобером». Витка тут же его осаждает:
- Антон, не сиди крендебобером! Позвоночник итак, твоё слабое место.
Спустя полчаса на Витале футболка и белые брюки.
Антон обувается:
- Ма, я у Сани зависну до вечера.
- До вечера? – хмурится Вита, взбрызнув духами свой хвост.
- Ага, - отзывается сын.
И, закинув рюкзак на плечо, подавляет зевок.
- Скворечник застегни, - бросаю, увидев, что именно он подзабыл.
Тоха хмыкает, тянет вверх ползунок на ширинке.
- Тёть Нина покормит, надеюсь? Смотри там, нормально поешь, - инструктирует Вита.
- Да понял я, ма, - машет Тоха рукой.
Мой рацион уже не волнует её! Нет вопросов о парах, об ужине. Поцелуя на выходе нет.
«При сыне могла бы сыграть», - размышляю с обидой.
И, заглянув в нашу спальню, нахожу на подушке нетронутый ею цветок…
Теперь у меня просто уйма свободного времени. Не знаю, куда его деть! А потому, отправляюсь в кафе «ВитаМила». В этот раз не иду туда, просто сижу по ту сторону улицы. Оставив свой Опель в ближайшем дворе, заручившись поддержкой огромного клёна.
Я написала Милане, не стала звонить. Видеть её, слышать голос, просто невыносимо. Но она позвонила сама! Такой эффект возымело моё сообщение.
«Ты уволена», - вот так я решила закончить нашу многолетнюю дружбу.
Увидев её физиономию, я решаю ответить. Но выхожу на улицу. Мало ли каким будет наш разговор? Надо бы, кстати, убрать это фото. Уж слишком она весела и красива на нём!
- Кафе «ВитаЛина», я слушаю! – произношу с превосходством.
- Виталина? Серьёзно? – насмешливый голос Миланы, как пенопласт по стеклу, настолько противен, что сил нет держаться.
- Абсолютно! – говорю я слегка отстранённо. Как будто занята в этот момент какими-то более важными делами.
- Подружка, а ты не охренела? – игриво воркует она. По тону не скажешь, что речь о скандале. Как будто мы с ней обсуждаем меню.
- А ты? – возвращаю «подачу».
Милана рассерженно хмыкает:
- Осмелюсь припомнить тебе, что я открыла кафе на свои!
- Осмелюсь припомнить тебе, что я отдала тебе всё, до копейки, - парирую я.
- Это нужно ещё посчитать! – возмущается Мила. Счетовод из неё так себе.
- С этим вопросом тебе лучше всего обратиться к своему полюбовнику, он рассчитает твою себестоимость, - говорю я, держа в себе смех.
- К Шумилову? – хмыкает Мила, - Боюсь, что он занят. Его донимает жена!
«Скоро он будет свободен, как ветер», - думаю я. А Мила тем временем делает «выпад»:
- Дольская, хочешь встречный совет? Обратись к своему полюбовнику! Он у тебя приблатнённый, откроет тебе ресторан. Я вообще не пойму, что ты так мелочишься. Далось тебе это кафе?
Я вцепляюсь в момент, и тяну на себя:
- Что ты там наболтала Шумилову? Про меня и Никиту?
- А что? Разве я в чём-то ошиблась? Разве ты ещё с ним не спала? – притворное удивление по ту сторону связи вызывает туманные пятна в глазах. Ненавижу её!
- Как ты можешь, Милан? Я же тебе доверяла, - держу в себе боль, не даю ей прорваться наружу слезами.
- Да что-то не очень ты мне доверяла, подруга! Раз даже словом не обмолвилась о том, что общаешься с ним, - в её голосе слышно обиду. Неужели ей стало обидно, что я не делилась, и она соизволила мне «отомстить»?
- Не считала нужным, - желаю усилить эффект.
- Вот именно! – цедит Милана, - Я тоже не считала нужным делиться с тобой сокровенным.
- Как мило с твоей стороны, - отвечаю, спиной ощущаю шершавую гладкость стены, - Под сокровенным имеешь ввиду намерение переспать с моим мужем?
- Если бы я хотела тебя уязвить, я бы нашла способ попроще, - лишённый эмоций, её голос теперь заставляет прислушаться, - Дело не в сексе! Я могу переспать с кем угодно. Дело в нём. Я люблю его. Вот и всё.
Гудки прерывают её вдохновенную речь. А я продолжаю стоять, прижимая к лицу замолчавший смартфон.
«Я люблю его, вот и всё», - повторяет последнюю фразу моё подсознание. А он? Кого любит он? Глаза закрываются, словно у куклы, которую вдруг опустили на землю. Так охота ему позвонить и задать сокровенный вопрос: «Ты любишь меня?». Не могу… Не могу даже пошевелиться.
Погода сегодня хорошая, тёплая. Солнце в зените. Расцветшая клумба петуний у входа в кафе издаёт неземной аромат. Цветы распростёрли свои волнообразные «юбочки», тянутся к солнцу, питаясь его нисходящим теплом. Я тоже, как этот цветок, стою и дышу летним ветром.
Напротив, через дорогу, есть небольшая прореха. Здесь, вместо ещё одного дома когда-то решили устроить малюсенький сквер. Всего пару лавочек, в дальнем углу нечто, вроде фонтана. Правда, он не работал ни разу, ещё с тех времён, когда мы открыли кафе.
Поблизости есть остановка автобуса, а если пройти метров сто, то откроется вид на Неву. Я любила сюда выходить, когда уставала сидеть взаперти. Перейти через улицу, сесть на ближайшую лавочку. И смотреть, как будто чужими глазами, на наше кафе. Наблюдать, как в него входят люди! Думать, что изменить, что улучшить? Бывало, такие идеи меня посещали, под шум торопливого города, под сенью раскидистых крон.
Деревья тут старые, вероятно, росли ещё в те времена, когда Петербург был уделом царей? Я люблю старый город с его неприметной историей, которую видно во всём. Даже в люках, скрывающих дыры в земле. В закруглённых фасадах домов, в зарешёченных арках. Не пойму, отчего мама съехала в новый район? Я её убеждала остаться! А она уповала на то, что работа в ТЦ далеко.
- Чего я буду мелькать у вас перед глазами. Вот, Шумиловы съедут, и будете жить поживать, - говорила она.
А я всё же думаю, мама устала от нас, захотела пожить в одиночестве. Хотя бы на склоне лет завести отношения с кем-то. Полжизни растила меня! Потом нянчилась с Майей. Ожидала подвоха во всём. И всегда говорила:
- Как Костя любит тебя, так никто не сумеет. Такую любовь беречь надо, поняла? – словно боялась, что я передумаю и разведусь.
Не представляю себе, что она скажет теперь. Как отреагирует, узнав, что Шумилов мне изменил. И с кем? С моей лучшей подругой! Мне даже самой слабо верится в это. Как будто вот-вот проснусь и открою глаза, и всё будет как прежде…
Посидев полчаса, поднимаюсь. Довольно жалеть себя! Нужно работать. У парней из агентства заказала новую вывеску. Теперь моё кафе будет называться «ВитаЛина». Конечно, завсегдатаи будут его по инерции звать «ВитаМила». Придётся менять не только витрину, но также и все документы. Ничего, изменю! Это как новую жизнь начинать, с новым паспортом.
- Дольская! – за спиной у себя слышу женский голос.
Обернувшись, пытаюсь найти того, кто кричал.
- Вита! – в небольшом отдалении – девушка, женщина. Невысокая, темноволосая. Стрижка каре так идёт её облику. Строгий пиджак обрамляет фигуру.
Я щурюсь, пытаюсь вглядеться в лицо. Незнакомка подходит, и я узнаю в ней свою одноклассницу, Катю Сипович. Ну, надо же! Как изменилась! Была серой мышкой, а стала…
- Привет! Кать? Ты ли это? – развожу я руками, - Тебя не узнать!
- Да, ну ладно, - смущается Катя, держит сумочку в тонких руках, - А ты вообще не изменилась с тех пор!
Настал день X. Я купил себе настойку пиона. И храню его в кабинете, ближе к себе. Хотя написано, что его нужно хранить в холодильнике. Но я думаю, и так сойдёт! Это ж не химия, а натуральное средство? Вита, кстати, тоже пополнила свои резервы. И на дверце холодильника появился новый «пузырь».
Я пить не стал, за рулём. Мне выпала честь отвезти сына в лагерь. Вместе с нами поедет Виталя, а это уже, хоть и маленький, всё-таки шанс. На обратном пути будем ехать вдвоём. И боюсь и ликую!
Тоха собран и готов к отправке. Нужно заехать за другом его, Саней Ивановым. У того папа вечно в разъездах. А мама машину не водит. Не то, что моя Виталина! Заправский гонщик. Но её «жук» маловат для четверых человек и двух больших чемоданов.
- Капустин, я буду скучать! – треплет Тоха питомца, и чмокает в нос.
Тот отзывается лаем.
- Он по тебе тоже, - смеется Виталя.
Сегодня она в мятной кофточке. Не знаю, есть такой цвет, или нет? Но ей очень идёт! Он, вот именно, мятный. Не зелёный, не синий. Освежающий, как морской бриз. Белые брючки сидят по фигуре. Я невольно любуюсь её круглой попкой. Сколько дней мы не делали ЭТОГО? А у меня уже всё отзывается так, что аж стыдно…
К Ивановым мы добираемся чуть позже, чем обещались. Из-за утренних пробок. Не люблю из-за этого Питер! Вечные пробки, собственно, как и в любом большом городе. Но иногда, кроме как на машине, не получается.
Иванова Нина стоит у подъезда, даёт наставления сыну. Тот, с видом таким же, как Тоха, когда Витка учит его, принимает её инструктаж. И радостно хмыкает, когда я бибикаю.
Витка выходит, я приветственно машу Ивановой и принимаю от Сани багаж.
- Здрасте, дядь Кость! – тянет он руку.
Я по-мужски пожимаю:
- Готов к труду и обороне? – шутливо интересуюсь.
- Готов, - усмехается он.
Я легко нахожу общий язык с молодёжью. Как-то умею вести себя так, непредвзято. Скрываю своё превосходство, для которого, в общем-то, есть предпосылки. Но я не бравирую им! Наверное, что-то осталось во мне ещё со времён моей собственной юности? И до сих пор отзывается приятной ностальгией, в компании таких вот растущих умов.
Наблюдаю, как Вита с Ниной беседуют. Та чуть повыше, одета в спортивный костюм из велюра. Если б не этот костюм, то я бы её не заметил вообще, среди пышных кустов, обрамляющих вход в их подъезд. На фоне Витали любая проигрывает! Её яркий рыжик, сияющий взгляд и привычка всегда улыбаться, беседуя с кем-то, выделяют её среди многих других. Или я субъективен? Плевать! Просто в который раз убеждаюсь, что Вита гораздо красивее многих. Но при этом теперь далека, как планета Венера от Марса.
- Пока, ма! – машет Санёк в приоткрытую «форточку» Опеля.
Нина Иванова провожает нас долго, пока не минуем их двор. Когда выезжаем из города, я, наконец, выдыхаю. По городу ездить – сплошная пытка! Светофоры, бесчисленный трафик. Даже я со своей несгибаемой тягой быть вечно в хвосте, напрягаюсь тому, как насыщен субботний поток.
Едем в сторону лагеря. Добираться не долго, часа полтора. Расположен он в тихом полесье. Высокие сосны и свой водоём, детям только на пользу. Те уселись плечами друг к другу и что-то усиленно смотрят в смартфонах. И как мы раньше жили без гаджетов? Ведь как-то без них обходились? И находили себя, и занятия. А теперь, не отнять! Даже в лагерь набрали зарядок, наушников, пауэрбанков. Не дай Боже сядет! И что тогда делать? На птичек смотреть?
- Эй, молодёжь! Вам не дует? – смотрю на них в зеркало заднего вида.
- Не, па! Норм, - отзывается Тоха.
- Хорошо себя там ведите, понятно? – включает Виталя суровую мать, - Следите друг за другом! Куда зря не лезьте.
- За буйки не заплывать, мазаться кремом, звонить каждый день, - продолжает Антон этот список, уже не единожды ею озвученный.
- Не пить, не курить, девчонок за косы не дёргать, - вставляю свои «пять копеек».
Пацаны поднимают глаза от смартфонов. Эта реплика их рассмешила.
- Впрочем, - решаю продолжить, - Девчонок можно подёргать! А вдруг повезёт?
- Ага! – отзывается Вита, - Константин Борисович знает, о чём говорит.
Я кошусь на неё. Затыкаюсь. А сынуля берёт право голоса:
- Это вы тут себя хорошо ведите, ясно?
- Ишь ты! – хмыкаю я, - Деловой!
- А то будет, как у моих, - добавляет Санёк. И оба гогочут, как гуси.
- Чего у твоих? – хмурюсь я в зеркало заднего вида.
- Да у Санька скоро сестрёнка родится, - информирует Тоха.
- А, может быть, братик? Ведь не известно ещё! – возражает Санёк.
Вита в ответ оживляется, даже слегка повернувшись. При этом задев своей острой коленкой мой локоть:
- А ты откуда знаешь?
- Ой, да все уже знают! – кривит губы Санёк, - Тоже мне, тайна.
Иванова моложе Витали. На целых семь лет. Хотя так и не скажешь! Родила она аж в 25! И Саня – единственный сын. До этого времени был единственным сыном. Эта новость, судя по виду, ему не слишком-то нравится. И он предпочёл не вдаваться в подробности.
Я говорю:
- Мы будем прилежно вести себя, да? – и кладу свою руку на мягкое бёдрышко Виты.
Она напрягается так, что бедро каменеет. И, судя по взгляду, я в тот же момент понимаю, что руку мне лучше убрать.
Доезжаем спокойно, дорога пустая. Почти, по сравнению с городом. Красивые виды слегка расслабляют меня. Я стараюсь не думать о том, как нам ехать обратно и что говорить. Положусь на ситуацию, сердце подскажет.
Довозим ребят до знакомого места. Тут уже, кроме нас, куча разных машин и родителей.
- Тошенька, спрей не забудь, хорошо? От комаров! И от клещей проверяйте друг друга! Всё же природа, - напутствует Вита.
Вижу, как она нервно кусает губу. Впрочем, как и всегда, провожая сынулю куда-то, надолго.
- Давай там! Чтобы всё чики-пуки! – треплю его рыжую «шерсть». Понимаю, что буду скучать. Да что там? Уже скучаю! По этому лоботрясу, который каждое утро являет миру своё худощавое тело и заспанный вид.
Свой побег я отложила на утро. Выходной день обычно подразумевает, что Шумилов проспит до обеда. В рабочие дни он невольно встаёт спозаранку. А в воскресенье, как минимум до одиннадцати утра у меня будет время, чтобы спокойно уйти.
Чемоданы стоят в нашей спальне, у двери. Я взяла то, что нужно сейчас! За остальным приду позже. Нужно немного привыкнуть к той мысли, что я теперь сама по себе. Испытательный срок до возвращения Тоши даёт мне возможность придумать, как рассказать ему всё. Для сына, конечно же, будет ударом, что его родители решили развестись. Но иначе нельзя! Жить под одной крышей с предателем, я не хочу и не буду…
Лишь только подняв голову от подушки, я понимаю, мой план провалился. Уйти тайком не получится! Ибо в ванной льётся вода. Надежда, что он снова ляжет, стремительно тает. Шумилов идёт мимо спальни, на кухню.
«О, чёрт», - про себя чертыхаюсь. Встаю, застилаю постель. На сей раз особенно тщательно. Выгребла всё из прикроватной тумбочки. Обустроить свой быт на другом месте жительства будет непросто. Я – человек привычки! Привыкаю к местам, к обстановке, к вещам. Значит, привыкну со временем, к новым.
В ванной я умываюсь и одеваюсь, уже не в домашнее. Халатик кладу в свой походный рюкзак. Надеваю удобные джинсы, футболку, собираю в хвост волосы. По итогу у меня чемодан на колёсиках, рюкзак и пакет с тем, что уже никуда не уместилось. Выношу свой багаж в коридор. Вижу, как Костя, увидев моё мельтешение, застывает в проёме двери.
- Вита! – зовёт он меня.
Я выпрямляюсь, смотрю на прихожую. Думаю, что захватить с собой? Зонт? Дождевик? Может, фотку Антоши?
- Доброе утро! – бросаю я через плечо, отдышавшись.
Шумилов подходит неспешно, держа в руках чашку с остатками кофе:
- Значит вот так? Уходишь? Даже кофе со мной не попьёшь?
Я подавляю глотательный спазм. Кофе и правда, охота! А ещё что-то бросить в желудок. Иначе… тошнит.
- Почему же? Попью с удовольствием, - пожимаю плечами.
Он выдыхает:
- Окей, - и возвращается в светлую кухню.
Стоит сказать, что я буду скучать. И по этой квартире, в которой так долго жила. И по кухне, особенно! Где всё обустроено так, максимально удобно.
Но, стоп! Я беру себя в руки, хочу подойти к кофеварке. Но Шумилов бросает:
- Позволь, я сам? – нажимает на кнопку, - Я уже научился!
Я усмехаюсь его попыткам казаться самостоятельным. Ему туго придётся! Он даже ещё не понимает, насколько. Ведь всё в этом доме делала я. Стирала, готовила, оплачивала счета, следила за каждой мелочью. Даже что где лежит, он не знает! Я думаю, стоит ему расписать. Сделать что-то, навроде инструкции в письменной форме. На слух не запомнит! Займусь этим. Пару дней как-нибудь подождёт…
- Я ещё вернусь, я не все вещи забрала, - информирую Костю, - И заодно расскажу тебе, что где лежит. Как включать стиралку, засыпать порошок и так далее.
Он молчаливо садится напротив меня:
- Ты… не передумаешь? – глядит исподлобья.
Я машу головой:
- Нет, Кость! Я уже всё решила.
- И… что же дальше? – интересуется он.
- А дальше, - я пожимаю плечами, - Развод.
Он как-то незримо меняется. Будто маска слетела с лица. А под ней, уязвимая суть. От которой так хочется скрыться! Моя маска на мне. А под ней - та же боль, что сейчас на лице у Шумилова.
- Развод? – вопрошает практически шепотом, - Вит, как же так?
В этот раз кофе какой-то особенно горький. Или мне только кажется? Я глотаю его и стараюсь, чтоб голос звучал убедительно:
- Кость, ну, а как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь? Делать вид, что ничего не случилось? Я не смогу так.
- А что случилось? Случилась ошибка! - произносит он с горечью, - Так бывает. Компьютер, к примеру завис. Ты нажимаешь на кнопку, и он перезагружается уже с новыми параметрами. И всё продолжает работать.
- Серьёзно? – смотрю на него с удивлением, - Но наша жизнь не компьютер.
Он ставит чашку на стол. В ней, кажется, что-то осталось. Всего лишь на пару глотков.
Костя прячет лицо. Собирает ладонями выдох:
- Вит, я знаю! Прости, я… всё не то говорю. Я просто не знаю, как нужно. Что нужно сказать, чтобы ты осталась?
- Ничего, - отвечаю я коротко.
Круассанчик со сливочным маслом почему-то безвкусный. Хотя он с клубникой внутри…
- Вит! – тянет Костя ладони ко мне, через стол, - Вит! Ну, скажи, что мне сделать?
- Я не знаю, - машу головой, - Я, правда, не знаю.
Взгляд его мечется. Плечи дрожат. Руки ищут опору.
- Я люблю тебя, Вит! – эта фраза звучит с такой болью, что я не могу посмотреть на него. Не решаюсь! Боюсь разглядеть в его взгляде такой же болезненный всполох, который сейчас зародился во мне.
«Ничего не исправить уже», - повторяю себе, как молитву. Не простить! Не остаться! Не позволить ему убедить себя.
- Я очень хочу в это верить, - шепчу еле слышно.
Но Костя, услышав, встаёт, опускается рядом со мной на колени. Как хорошо, что я в джинсах! Сквозь них не так явственно чувствую руки Шумилова, которые гладят мои напряжённые икры.
- Виточка, милая, Вита, прости! Умоляю, останься, - его взгляд осязаем, но я избегаю его.
Я смотрю в коридор. Туда, где стоят чемоданы. И едва заметно машу головой, отвечая позывам его безграничной души. Я знаю, она безграничная! В неё вместится всё. Даже любовь к двум женщинам сразу. Возможно, меня он любил, как подругу? А Милу, как женщину. Как она там говорила: «Я нужна ему не только как друг». Вот уж точно!
Не услышав ответа, Шумилов сгибается, лбом уткнувшись в мои крепко сведённые вместе колени, продолжает стонать. Я опускаю глаза. Очень медленно и боязливо! Вижу макушку, нечесаный ворох кудрявых волос. Как же хочется мне погрузить в них ладони, почувствовать пальцами силу его завитков. Эта потребность настолько сильна, что мне приходится сделать усилие над собой. И руками вцепиться в сиденье кухонного стула, почти до бесчувствия сжать…