Встреча на охоте

Ковчег ветхозаветный

   Экипаж скрипел от тряски, словно был крестьянской телегой. Впрочем, практически в неё он и превратился за несколько дней пути по лесному тракту. Старые кони и кучер-пропойца ставили под угрозу успех путешествия, но иного варианта у двух дам, решившихся на него, не нашлось. Лора и Катлин Джермейн были друг другу дальними родственницами и некоторое время назад увиделись всего второй раз в жизни. Тётя Лора, как называла её Катлин, не приходилась ей тётей, но такое обращение было удобнее обеим.

   На век каждой из них выпала целая вереница чудовищных потерь. За последние два года наиболее успешная часть Джермейнов, жившая столице, была подчистую уничтожена оспой, затем муж Лоры простыл на охоте и умер скоропостижно, и в довершении всех бед, неизвестная инфлюэнция забрала младшего брата Катлин и обоих родителей. Источник болезни так и оставался неизвестен. По всей стране слуги умирали в своих каморках, а хозяева, занятые бесконечными похоронами, бывало, вспоминали о них только когда из-под дверей выкатывались мясные черви. Крестьяне падали прямо в полях, словно тучные колосья, но весной из-под снега появились только остовы их тел, отравлявшие всё вокруг, объеденные почуявшими волю господскими собаками. Именно весной расчистилась дорога к поместью родственников и юная Катлин отправилась в пеший путь, полный омерзительных встреч и находок. Она дошла по памяти, хотя никогда не ходила так далеко, да ещё и почти наугад. Вдова Джермейн была так потрясена, что не сразу узнала её и пустила в дом только после подробного рассказа о злоключениях родителей. В той долине с её нездоровыми туманами и вовсе казалось, что почти весь божий мир погиб. Однако, тётя Лора то и дело писала кому-то письма, получала ответы и с каждым новым поступлением корреспонденции всё больше ободрялась. Наконец, она разыскала в ближайшем городке кучера, посулила ему внушительную сумму и по наивности даже не тревожилась, что этот пройдоха в мятой шерстяной шляпе убьёт её камнем в чаще и скинет в овраг. Вопреки всему возница оказался более или менее добрым христианином. Перед отправлением долго осматривал экипаж, кобыл, поклажу и ругался самыми последними словами. Дамы сочли его иностранцем, потому что таких слов не слышали никогда в жизни.

   Воссоединиться с оставшимися членами семьи и убежать от неизвестной болезни они могли только в стенах замка Вернонхолл. Поговаривали, что туда стекаются все оставшиеся в живых аристократы, там они планировали миграцию, либо просто пережидали плохие времена, пользуясь приятным обществом, полным снабжением всем необходимым и надёжной медицинской помощью. Один из хозяев замка, виконт Рилан, ещё несколько лет назад исправно поставлял местной знати поводы для сплетен, но теперь его боготворили.
— Откровенно говоря, я нынче считаю его достойным человеком. Не забывай, моя дорогая: мы приходимся ему роднёй, спасти нас — его святой долг, — пыталась Лора ободрить девушку, которую сильно растрясло от езды по мощёной дороге.
«Должно быть, мы уже близко, раз под колёсами камни», — думала Катлин сквозь дурноту и вглядывалась в грязное окошко.

   К вечеру они были на месте. Во дворе Вернонхолла их никто не встречал, но в окнах горел свет и слышались голоса. На старинных дверях висели грубые амбарные замки, а некоторые и вовсе были заколочены. От такого зрелища девушке было не по себе. Словно имение было заброшено, и при этом, в нём кипела призрачная жизнь. Вдруг, из маленькой боковой двери высунулась девушка в белой косынке и простом фартуке.
— Добрый вечер! — сказала она, и вокруг как будто потеплело.
— Слава богу! Добрый вечер! — ответила тётя Лора.
   Их впустили в небольшое помещение, где горело множество масляных ламп. Из-за ширмы вышел молодой человек приятной наружности, хоть и был худоват для своих лет.
— Надо полагать, вы и есть Джермейн? Что ж, очень рад видеть вас. Меня зовут доктор Аллан Спенсер.
   Поклонившись, он продолжил:
— Сожалею, что из-за особых санитарных условий не могу соблюсти этикет и надеюсь, после обязательного осмотра виконт устроит вам по-настоящему тёплый приём. Чтобы не затягивать пребывание в лазарете, предлагаю сразу перейти к делу.

   Санитарка приняла верхнюю одежду дам, развесила её на вешалках и зажгла под ней горстку трав в медной курильнице. Доктор по очереди осмотрел женщин, сосчитал пульс, выслушал лёгкие и удовлетворившись их состоянием, проводил в дальнюю комнату.
— Сегодня вы побудете на карантине, — сказал он, — если с утра не почувствуете себя хуже, то вас проводят на завтрак и переселят в покои со всеми удобствами.

   Обе Джермейн уснули очень быстро, в одной кровати на двоих. Та старая узкая койка показалась им царским ложем после экипажной жёсткой скамьи. К тому же, никто не лакал виски имперскими галлонами и не храпел под днищем, так что выспались они замечательно и встали с первыми лучами солнца.
— Хвала Господу, да сохранит он виконта Рилана в добром здравии! — твердила вдова, заплетая косы девушке.

   Никто не приходил за ними, так что попросив у санитарки воды для умывания, они привели себя в подобающий первому приёму вид и направились к главному залу. В замке везде стояла гробовая тишина, отсутствовала прислуга. Дамы осматривали с восхищением высокие своды, картины в огромных рамах, изысканные ниши и галереи, так что время проходило с пользой. В зале с портретами они задержались примерно на час из-за того, что тётя Лора стала рассказывать про каждого изображённого на них родственника. Катлин оставалось только удивлённо слушать комментарии, полные мелких и незначительных подробностей. Наконец, послышались шаги. В комнату заглянула горничная.
— Батюшки мои, вы, должно быть, леди Джермейн!
— Да-да, — оживилась тётя Лора, которую никто никогда не называл леди, — должно быть, мы опоздали к завтраку?
— Разумеется нет, завтрак начинается только в одиннадцать часов, мы накрываем в специальной комнате, через час я провожу вас туда.

Похожие и разные

Легату Далесторе лично в руки.       

Тавилис Монар, докладываю.       

Прибыл на место примерно в 7 утра по местному времени. Пройдя необходимый медосмотр, направился к хозяину чертога. Уверен, что доктор не заметил во мне ничего подозрительного.       Вручил известную вам сумму виконту Александру Рилану. Тот с радостью определил меня в одну из наилучших комнат. Мои соседи — отставной генерал и вдова с маленьким ребёнком. Кажутся здоровыми.       

Я выдумал себе имя и должность, после чего применил методы внушения и общество приняло меня.       

Днём никого не отметил из тех, кто бы годился для цели визита, но во время танцев определил троих молодых женщин.       

Прошу разъяснить, должен ли я в деталях описывать то, что намереваюсь сделать?       Координаты для комментариев на обратной стороне листа.       

    Вечером, когда начались игры в карты, светские беседы и танцы, барышни Джермейн расположились в самом крупном из салонов, чтобы успеть представиться всем остальным. Действительно, никто не только не носил траур, но многие выглядели так, словно пришли на маскарад. Хватало мужчин, по выправке которых сразу можно было различить офицеров. Один из них, Эбензер Рэд, обладал истинно гренадёрским строением, часто и громко смеялся, с наслаждением нюхал табак и периодически выдавал шутки, от которых младшие чины качали опущенными головами. В тот вечер он не поленился каждому салону, даже дамским, представить своего боевого товарища. — Прошу любить и жаловать, Олден Кэри, мой старинный и любимый друг, проливший море крови за нашу державу! Ручаюсь за него, как за себя!       

    Кое-где он прибавлял, что тот «безобразно холост», «только выглядит как чужеземец», на что Кэри смущённо улыбался, обнаруживая ямочки на щеках.       
    Молодой человек выглядел и правда экстравагантно: его лицо было сложно отнести к какой-либо нации, он носил высокие сапоги, чёрную шляпу, которую почему-то иногда надевал в помещении, и красный платок на шее. Виконт тоже был ему подчёркнуто рад, не только повинуясь эмпатии, но и благодаря моментальному взносу на весьма внушительную сумму.       

    Непривычный шум вызвал у Катлин лёгкую мигрень, и она отпросилась у тёти сходить в библиотеку, находившуюся совсем рядом. Благо, вдова была очень занята чаем с меренгами и полностью погрузилась в создаваемое ими блаженство.       

    Как только за высокими стеллажами чуть смолкли голоса, Катлин растёрла виски и ослабила корсет. Лунный свет, проникавший в высокое узкое окно, помог увидеть на столике шведские спички и лампу. Зажигать её совсем не хотелось, ночное солнце на чистом небе сияло достаточно ярко для чтения. «Никто меня не обнаружит, если я буду сидеть здесь в темноте и не пристанет с разговорами», — подумала Катлин.       

    Старинные книги были настоящими сокровищами. Их обтянутые дорогой кожей разных сортов корешки, их шероховатые страницы, железные чернила букв, идеальная каллиграфия, восхитительно витиеватые экслибрисы, всё вызывало трепет. Девушка позволила себе мысль о цене любой такой книги и содрогнулась. В каждой странице было по годовому запасу зерна, белого мыла, в каждой обложке было по шкатулке всех материных драгоценностей. Но это казалось ей правильным, потому что слово есть Бог и все богатства мира должны употребляться во славу Господу. За свою короткую жизнь она прочла немало и искренне радовалась, когда удавалось заполучить немного новой литературы. Объём этой чудесной библиотеки вдохновил её, ведь даже если употреблять по одной книге в неделю, можно было бы скоротать целые годы. На самой верхней полке, обращённой свету, стоял огромный фолиант. Катлин привлекли серебряное тиснение и изысканный рисунок на корешке, но книга стояла слишком высоко. Чтобы дотянуться до неё, следовало встать на подоконник, что она и сделала. Вдруг она заметила сбоку в проходе, очень близко, силуэт и вздрогнула, подавив крик. — Леди Катлин? Это я, полковник Кэри. Не хотел напугать, прошу прощения. Девушка выдохнула и вежливо улыбнулась.
— Всё в порядке, мистер Кэри.
— Как опасно вы стоите! Ведь можно потерять равновесие и вылететь прямо в окно! До земли целых два этажа да колючий цветник. Молодой человек подал руку и Катлин спустилась.
— Видите вон ту книгу? Мне хотелось её достать. Он легко дотянулся и снял фолиант с полки.— Конечно, ради книг не одна жизнь была отдана… но эта явно не стоила риска, — усмехнулся он, — всего лишь Боккаччо.
— Если честно, я не читала его трудов.
— Я тоже только примерно знаю, о чём речь в «Декамероне», — прошептал Кэри, — но здесь, в наших условиях, это просто кощунство.       

    Катлин смутилась бы, если бы с ней одной в тёмной комнате заговорил любой другой мужчина. Такого ещё никогда не случалось, но полковник выглядел совершенно безопасно, словно с ней болтал ребёнок. Он ушёл первым, тактично дав ей удалиться одной, чтобы не навлечь ненужных подозрений.       Книгу она начала читать ранним утром, стараясь отвлечься от гнетущей атмосферы того сущего погреба, где поселили их с тётей. Окно в нём было совсем маленьким, сальные свечи дурно чадили, вода для умывания застывала к утру. Проламывая корочку льда, Катлин с тоской вспоминала родной дом. Ей не верилось, что больше никогда её не встретит на пороге няня, отец никогда не начнёт обеденную молитву, матушка не похвалит за вышивки, ведь все родные лежат в земле у старой церкви. Няня скончалась первой в доме, мучилась так, что вся её единственная рубашка промокла от пота и крови, тогда миссис Джермейн нарядила её тело в свою. Должно быть, глядя с небес в этот сырой каменный мешок, родители всё равно были рады за Катлин и тётю. Эти мысли переплетались с мрачным началом «Декамерона», навевая гипнотическую тоску.

Доктор Спенсер даже вызвал Катлин в лазарет после завтрака, встревоженный её подавленностью.
— К счастью, вы здоровы, — сказал он, вытирая руки салфеткой, которую подала ему санитарка, — а бледность вызвана естественными причинами — переутомлением, вашей меланхолией и худобой.       «И это он говорит мне о худобе!», — думала девушка, застёгивая частые пуговицы на груди платья. В тот раз она заметила ещё и необычайную красноту его глаз, но то не удивляло, ведь на его рабочем столе было разложено множество энциклопедий и атласов, выглядящих совсем новыми. — Наука ещё не разобралась с этой страшной болезнью? Доктор Спенсер помедлил с ответом, но оказался щедр на комментарии:
— К сожалению, ответов на многие вопросы пока не обнаружилось, но кое-что стало уже ясно. Я поддерживаю переписку с моим наставником, он трудится в самом эпицентре, так сказать, в работном доме в столице. Так вот, совершенно точно инфлюэнция передаётся по воздуху, что осложняет борьбу с ней. Основные симптомы — кашель, внезапная боль и слабость в мышцах, за несколько дней в лёгких образуются каверны, — он схватил со стола один из атласов, но запнулся, — иллюстрации, думаю, вас чересчур напугают, так что их я не буду показывать.
— Ничуть, — ответила Катлин, — мне пришлось повидать всё наяву.       

Серые снежинки

   Балбес! Не ты ли говорил, что с такими вещами не шутят? «Слать доклады» означает писать бумаги по всей форме. И нечего теперь потешаться!
Вылез бы сам хоть раз да попробовал старую добрую охоту.
Представь себе, я тут не один. Про это место выболтали, и я удивлюсь, если никто не подоспеет завтра.
   Между тем, поживиться можно. Здесь одни ханжи и чистоплюи, знай только играй свою роль. А вот с ней-то и не очень легко. Хотел прикупить пиджак, а они дубят шерсть мочой. Кожу тоже какими-то испражнениями. Дамам досталось не меньше: ткань на зелёные платья изумительного цвета, что на каждой третьей, красят ядовитым составом. Я познакомился с магнатом, который мне и поведал секрет. Он торгует одеждой в огромных объёмах. Кроме того, что здешняя мода совершенно дурацкая, она ещё и вредна, либо просто оскорбительна.
    Я напишу, когда случится что-нибудь интересное, жди. 

— А я говорила, — прошептала вдова, расчёсывая свои длинные косы у роскошного трюмо, — что король кого угодно может сделать лордом, а джентльменом может сделать только господь Бог. Точнее, кто-то из классиков говорил. Мой бедный муж тоже служил в армии и тоже был ко мне внимателен. Ах, какая красота! Какой вид из окна!

    Утреннее солнце путалось в её седых волосах и заставляло их сверкать ярче начищенных кувшинов, светлее новых полотенец, что принесли в тот день вовремя, ровно в семь часов ура. Катлин немного замешкалась, застилая кровать, а её тётя поспешила к завтраку, чтобы поделиться с леди Сабл и прочими своими впечатлениями о новых покоях. Выходя, девушка столкнулась с баронессой.
— Почему вы не были на танцах? — спросила та.
— Я почти не умею, да и надеть мне нечего, — выпалила Катлин.
— Идёмте!

    Леди Хантер мёртвой хваткой вцепилась в руку девушки и повела её за собой по коридору.
— Мы опоздаем на завтрак! — попыталась слабо сопротивляться Катлин.
— К чёрту этот завтрак. Хочешь есть? Я отправлю прислугу на кухню и они добудут там всё что угодно.
Баронесса распахнула одну из дверей. В просторной и светлой комнате, полной зеркал, сидело и безвольно раскинулось в кровати несколько девушек в одном белье. Над сидевшей, которая только бросила взгляд через плечо, работала парикмахерша. Две других потягивали вино и не обращали совершенно никакого внимания на происходящее.

    К ужасу Катлин, баронесса легко подхватила её, словно игрушку, и поставила на низкую скамейку.
— Негодяй Ринли не прислал мне портниху и я теперь вынуждена всё делать сама! — громко сетовала баронесса, небрежно выбрасывая на кровать из резного шкафа одно платье за другим.
— Рилан, а не Ринли, — поправили в один голос девушки, сбрасывая на пол летящие в них наряды.
Наконец, она выудила чёрное платье с открытыми плечами и роскошным вышитым корсетом.
— Это должно быть тебе по вкусу, — сказала леди Хантер, — Держи вот тут, у груди.
Катлин машинально прижала платье к себе.
— Что вы, не надо! — предприняла она ещё одну попытку сопротивления.
— Не нравится? Давай поищем ещё.
— Конечно нравится, но…
— Но длинновато, оно же на меня, — проговорила баронесса, окинув девушку взглядом, — надевай, мы это исправим.
    Девушке пришлось надеть на себя наряд, который она совершенно не умела носить. Её благодетельница несколько раз осмотрела подол, примерилась, и с треском оторвала от него полосу, шириной не меньше четверти ярда. Больше всего поражало не небрежное отношение к вещи, имевшей, очевидно, фантастическую стоимость, а то, откуда у баронессы взялись силы ровно разорвать несколько слоёв шёлка.
— Так и стой!    

    Она кинулась к своей поклаже, вынула коробочку с шитьём, высыпала булавки и часть из них зажала губами. К концу завтрака подол был качественно и незаметно подшит.
— Вуаля, — сказала она и девушки нарочито жеманно, как в театре, захлопали в ладоши.
    Днём горничная, надрывая спину под весом поклажи, доставила Катлин целую коробку самого модного белья. Среди него лежали даже драгоценности и гребни, увидев которые вдова Джермейн отшатнулась от непрошенной посылки, как от ядовитой змеи.
— Мы не заказывали ничего, это точно не нам, — убеждала она прислугу.
Катлин даже взяла её за плечо, чтобы успокоить:
— Тётушка, баронесса расстроится, если мы не примем эти вещи. Она их просто выбросит!
— Но к чему такая щедрость?
— Ах, тётя, видели бы вы гардеробы прочих спасающихся здесь — знали бы наверняка, что дело не в щедрости, а нашей нищете. Рассудите, ведь у меня совсем нет никакого приданого!
Леди Джермейн слегка остыла.
— В самом деле. Надеюсь, она не будет смотреть на нас сверху вниз.
— Думаю, ей это вовсе не свойственно, — сказала Катлин.
Через несколько дней прибыл и громадный ворох перешитых платьев.

    Ожидая, когда полковник Кэри отведёт её к мистеру Оллфорду, младшая Джермейн коротала вечер, прогуливаясь по коридорам. Вдруг, из главного зала донёсся страшный женский вопль, к которому присоединились ещё несколько. Катлин бросилась туда, и всё, что она успела увидеть — опустевший стол для игры в преферанс и лежащего возле него на ковре Эбензера Рэда. Послали за доктором Спенсером и тот явился, зажимая рот и нос влажной тканью.
— Выйти всем, живо! — проговорил он срывающимся голосом.
Впрочем, его вид заставил всех моментально покинуть зал в ожидании самого худшего. Офицер очнулся и попытался встать ещё до осмотра, что не вселяло особых надежд.

   Вдова Джермейн причитала, в ужасе повторяя короткую молитву. Выглядело всё как начало конца. Если болезнь достигла замка, то спасти насельников могло лишь бегство, и на этот раз, куда глаза глядят.
Задав пару вопросов мистеру Рэду и выслушав его лёгкие, доктор бросил свою повязку в камин.
— Скажите мне, ваше благородие, сколько времени вы уже играете?
Офицер наморщил высокий лоб:
— Кажется, с самого утра.
— Вынужден поставить вам диагноз — потеря чувств от яростной карточной игры. Вы совершенно здоровы, но довели себя до полного изнеможения.
— Господи, Эбензер! Напугал до полусмерти! — двинулись к нему только что отшатнувшиеся товарищи.