Встречные взгляды

Глава 1.

За окнами такси мелькает город. Город, где я провела свою юность. Лучшие годы. Город, где я училась, дружила, смеялась, плакала. Любила. Говорят, нельзя войти в одну и ту же реку дважды. И нельзя возвращаться в те места, где ты был когда-то счастлив. Я была тут счастлива – как можно быть счастливой только в юности. Когда ты пьяная от любви и считаешь, что весь мир был создан исключительно для того, чтобы ты встретила ЕГО.

Двенадцать лет прошло. Двенадцать. Теперь я веду исключительно трезвый образ жизни. Как насчет того, чтобы вернуться туда, где тебя предали? Где тебе разбили сердце?

Чушь, ерунда, мелодраматизм. Я еду сюда работать. Анатолий обещал, что если я все сделаю, как надо, то мы закроем вопрос с разделом имущества. И квартира, в которую я столько вложила, останется за мной. Поэтому к черту лирику и мелодраматизм.

За окнами проплывает парк. Огромный парк вокруг главного корпуса моей альма матер. Город изменился, и изменился сильно. И в лучшую сторону. А вот университетский парк все тот же – огромный и слегка запущенный, с множеством укромных уголков, где очень удобно целоваться. У нас там с Лешкой была любимая скамейка. Интересно, цела ли.

Нет, не интересно. Откидываюсь затылком назад, прикрываю глаза. Ехать еще минут двадцать. Можно почитать документы, можно пробежать, наконец, глазами пофамильный список верхушки менеджмента. Но я ничего не делаю, просто лежу затылком на подголовнике.

Никогда не возвращайтесь в те места, где вы были счастливы. И туда, где стали несчастливы, тоже.

***

Бесить меня начали еще на проходной. Я по какой-то даже самому непонятной причине называю «проходной» место, которое для остальных – ресепшен. Но у нас же, в конце концов, не новомодная, непонятно что делающая хрень, а крупная генерирующая энергетика. Та самая «плюс электрификация всей страны». Поэтому у нас тут проходная. И проходной двор заодно.

– Алексей Владимирович!

Морщусь от пронзительного голоса директорской секретарши.

– Борис Ильич вас уже спрашивал!

Кошусь на часы на запястье. А ничего, что до начала рабочего дня еще десять минут? Впрочем, у нас сегодня особенный день, явление представителя нового собственника. Нет, они уже тут были, при подписании контракта. Но сейчас, когда собственник сменился, сюда приезжает другой человек. О, это сладкое слово «аудит». Некая Калинкина Е.С. И понятно, почему Ильич с утра уже в тонусе.

Нервно промокает платком лысину, теребит усы. Сбрил бы уже, а то так на постаревшего Гитлера похож.

– Лешка, представляешь, она уже тут!

Ильич, когда нервничает, сразу забывает всю к черту служебную субординацию. Сейчас он очень нервничает, хотя непонятно, с чего. Все у нас чисто, а я это знаю, как никто. По крайней мере, с точки зрения документов все в порядке. Как там по факту – это только Ильич знает. Или, может, бухгалтерия где-то накосячила. Но я думаю, что нервничает он, потому что в принципе долбанный холерик. А еще не хочет терять свое место. До пенсии ему лет пять осталось, наверное. Хочет досидеть их в спокойной обстановке и на знакомом месте. Желание понятное.

– А чего так рано? После обеда ж ждали?

– А! – машет рукой Ильич. – Это их столичные штучки! Специально не тем рейсом прилетела. А теперь что? Мы в аэропорту ее не встретили, она на такси уже на проходной.

Ильич сейчас имеет в виду, наверное, общий ресепшен в самом низу. Директор приглаживает остатки волос, отряхивает костюм.

– Ну как я, Лех?

– Хоть сейчас под венец.

Ильич укоризненно смотрит на меня.

– А ты?

А я костюмы ношу по совсем редким случаям, когда никак не отвертеться. Выгляжу вполне прилично: джинсы, рубашка, трикотажный удобный пиджак. На новых собственников я впечатление производить не собираюсь. Пока не говорил Ильичу, но работа на новую метлу мне не улыбается, и запасной аэродром я уже обустраиваю. Но на переправе Ильича, конечно, не брошу, как-никак, вместе пять лет отработали, он мужик неплохой.

– Ладно, пошел я.

– Ни пуха, ни пера, – напутствую почему-то по студенческой привычке.

– К черту!

Ильич выходит из приемной, и на его месте появляется Кристина, его секретарша. Я вздыхаю, она виновато разводит руками.

– Такой дурдом с утра. А я даже кофе выпить не успел.

И в самом деле, не успел. Вчера была очередная годовщина, у Юльки случился экзистенциальный кризис, у Артемки – понос, поэтому ночь была бурная, с пьяными женскими слезами и борьбой с дерьмодемонами. Все утихомирились ближе к трем. Башка реально чугунная, еле встал. А тут у нас «К нам едет ревизор» во всей красе.

Кристина девочка толковая, намек понимает сразу. Улыбается.

– Сейчас исправим, Алексей Владимирович.

Вот и славно. Пока Ильич встречает Калинкину Е.С., я успею выпить кофе и ожить окончательно.

***

– Алексей Владимирович, вас ждут в актовом зале.

Крис наш человек, и называет большую, основную переговорную «актовым залом».

Последний глоток кофе, телефон на беззвук. Ну, где там наш «ревизор» Калинкина Е.С.?

***

– Янек?!

И я спотыкаюсь буквально на пороге переговорной. Там все наши топ-менеджеры. Но я смотрю только на человека рядом с Ильичом.

– Нет-нет, вам, наверное, неправильно сказали фамилию, – суетит Ильич. – Это наш начальник правового управления Янович Алексей Владимирович.

Ну да, откуда Ильичу знать о моем студенческом прозвище «Янек»? Об этом из присутствующих знает только она.

Это реально она. Охренеть. Во главе переговорного стола сидит Ленка Ларина, моя страстная студенческая любовь.

Вот тебе и «Калинкина Е.С.»…

***

Это он. Это Лешка Янович. И я в таком шоке, что у меня вырывается, кажется, забытое, но, оказалось, что нет – Янек. Это его прозвище в студенчестве. Смотрю на него, на время выпав из реальности.

Янек, это и в самом деле ты?!

Он… изменился. Сильно. Но не узнать все равно невозможно.

Глава 2.

Настоящее время

Я передергиваю плечами. Зябко. Незаметно похолодало, весна здесь более поздняя. И воспоминания такие… Неприятные. И не стоило вспоминать. Прикуриваю еще одну сигарету, бездумно смотрю на город с высоты двадцать третьего. А потом ухожу с балкона. Меня ждут документы.

***

На экране всплывает сообщение, пришедшее по корпоративному мессенджеру. Оно от… Калинкиной Е.С. Значит, ее уже подключили к системе. Впрочем, это логично.

«Алексей Владимирович, хотела бы встретиться и с вами и обсудить. Если можете, зайдите ко мне».

Как корректно. Как безапелляционно. Алексей Владимирович под впечатлением. Перед выходом из кабинета останавливаюсь перед зеркалом. Вроде ничего. Выспался. На человека похож. Я ничего? Я еще ничего? Вообще ничего? Понимаю вдруг, что давно не оценивал себя с точки зрения мужской привлекательности. И повода для сомнений не было, и незачем.

Одергиваю пиджак, приглаживаю волосы. Вспоминаю Ильича. Провожу рукой по щекам, по щетине. Но усов нет, и нервно подергать не за что. Так я и не нервничаю.

Кабинете Лене выделили вполне приличный, по ее статусу. Она сидит вся такая обложенная документами, на серьезных щах, очков на носу не хватает.

– Спасибо, что отозвались быстро, Алексей Владимирович, – кивает мне на стул напротив.

Сажусь.

– А что, Янек больше не появится?

Она скупо улыбается. Молчит какое-то время.

– Я оказалась не готова. Честно. Даже не знаю, почему у меня это вырвалось.

– Ничего страшного.

И мы, наконец, смотрим друг на друга.

Да, я тоже оказался не готов.

– Так странно, правда? – голос Лены звучит тихо. Хрипловато. И совсем иначе, чем было до – там было спокойно, ровно и по-деловому. – Я даже предположить не могла… Даже не думала… Город же миллионник. Как мы могли встретиться… Почему ты не уехал?

Пожимаю плечами. В двух словах и не расскажешь. Многое произошло за эти двенадцать лет, Лена.

– А зачем?

– Действительно.

Для стильной столичной штучки я, наверное, провинциальный неудачник. Эта мысль неожиданно колет куда-то в бок.

– Зато у тебя все удачно?

– Не жалуюсь.

На бывшего мужа тоже? Надо все-таки заглянуть к безопаснику. Может быть даже, после работы и с бутылкой коньяка. У него должно быть какое-то досье на Калинкину Е.С. А отношения у нас с ним хорошие, поделится.

– А у тебя как… Леш?

– Все хорошо.

– Семья, дети?

В детали решаю не вдаваться.

– Один.

– Ты один? – мне кажется, что в ее тоне, кроме удивления, что-то еще.

– Ребенок один. Не дети, а один ребенок. Сын.

Мне почему-то интересна ее реакция на мои слова. Что-то мелькает на ее лице, но быстро, и оно закрывается.

– Знаешь, я думаю, нам не стоит…

Ворошить прошлое? Сто процентов согласен.

– Нам не стоит говорить о том, что мы были раньше знакомы.

И это тоже.

– Согласен. От меня никто ничего не узнает.

Она кивает.

– А теперь у меня есть первый, самый важный блок вопросов по уставным документам.

Ну что же, меня за этим и пригласили.

– Давай. Давайте, – исправляюсь. – Елена Сергеевна. Задавайте ваши вопросы.

***

– Пап, а почему вы с мамой не спите вместе? – сегодня моя очередь читать Артему перед сном. Юлька чем-то там шуршит на кухне.

– М-м-м-м? – делаю вид, что не расслышал. Выигрываю время на ответ.

– Ну, у всех папы с мамами спят вместе! На одной кровати. А ты спишь на диване в своей комнате.

Артем имеет в виду кабинет.

– Ну, понимаешь… Твой папка сильно храпит.

– А я ни разу не слышал!

– Это тебе повезло, поверь. А еще я пинаюсь во сне. Верчусь. И иногда просыпаюсь и кричу.

– Почему?

– Не знаю. Так бывает.

Артем сопит. Я приглаживаю ему темные вихры.

– Я сплю так беспокойно, что мне лучше спать одному.

– А тебе не грустно спать без мамы?

– Когда мне грустно, мама меня обнимает.

Тут Темка улыбается щербатым ртом.

– Сильно-сильно?

Я обнимаю Артема.

– Сильно-сильно. Ну что, давай дальше читать?

Темка кивает.

Знал бы ты, Темыч, что мы с твоей мамой натворили. Настоящий… пердимоноколь. Не знаю, что означает это слово. Но оно смешное. И отражает.

***

Ночник в детской пока оставляю включенным, аккуратно прикрываю за собой дверь.

На кухне работает телевизор, там какое-то вечернее шоу. Юлька лепит котлеты на завтра. Оборачивает, кивает на стол.

– Твой чай заварился.

Я наливаю себе полную кружку. Поворачиваюсь к Юле.

– Я к себе. Поработаю.

Она кивает и возвращается к котлетам и шоу.

***

Работать я не собираюсь. Ничего срочного нет. Мне просто надо побыть одному. Чтобы… что?

Я сижу, прихлебываю чай и думаю. Нет, не думаю.

Ворошить прошлое незачем. Я сам так решил. Это правильно. Но оно, это прошлое, не спрашивая меня, как Ктулху, поднимается из глубин памяти.

Двенадцать лет назад

При первой встрече я не обратил на Ленку никакого внимания. Ну, прибежала к соседу по комнате какая-то смешная взъерошенная пигалица. Прибежала и убежала.

А вот вторая встреча…

Я с тренировки шел. И когда услышал из парка крик «Пожар!», сразу понял, что никаким пожаром и не пахнет.

Ее узнал сразу. Ситуацию оценил мгновенно, свои шансы тоже. Меня потом эта способность быстро оценивать и мгновенно реагировать не раз по жизни выручала. Ну и проблем в некоторых обстоятельствах тоже доставляла. Нет бы на паузу поставить, подумать – а я уже с шашкой наголо.

Но в тот раз никакой шашки у меня не было.

Я затягивал словесную перепалку столько, сколько мог. А даже в какой-то момент стало казаться, что разойдемся. Я играл на полную катушку – разминал шею, плечи, перекатывался с ноги на ногу – все, как делал мой школьный друг Вовчик, боксер. Он всегда так перед дракой делал. Особенно меня удивляло разминание ушей, но это надо, чтобы они были мягкие, пластичные и их не сломали.

Глава 3.

Она прикольная. Вообще не в моем вкусе, но почему-то торкает. И про «шею сверну» – просто прикол. Нормально с ней целоваться. Классно. Вкусно. И пахнет от нее вкусно. И кожа такая гладкая. Везде, наверное.

Нет, не светит. Ленка явно из тех девушек, которая «я не дам». Или дам, но после охуительных танцев с бубнами. И потом будет выносить мозг за каждый чих. На хрена мне это все? И так есть с кем. Правда, ни с кем так вкусно целоваться не было. Да ну нет. Это просто у меня с сексом как-то не складывалось в последнее время. Учебы навалили, плюс подготовка к игре, плюс Антоха сидит безвылазно в комнате. А когда его не было, я эти моменты бездарно просрал. А еще нога все-таки остаточно болит, хотя я делаю морду тяпкой. Но даже на тренировки в зал не хожу.

Ладно, завтра игра. А после наверняка будет крутая туса. Там и оторвусь. Может, даже с Дашкой.

***

– Ленка, мне Янек два билета дал!

– С экзамена по статистике? Не знала, что юристам ее тоже преподают.

– Да ну тебя! Сегодня же финал Лиги! Пойдешь со мной?

Я смотрю на Антона. Я искренне не понимаю смысла его предложения. О сегодняшнем финале Лиги КВН не знает только слепой и глухой. Весь универ гудит. О том, какая это ценность – два билета на финал, тоже, в общем, все понятно. Непонятно, с чего вдруг Антон предлагает мне туда пойти. Во-первых, я не замечена в особых симпатиях к КВН, ни на одной игре не была. Во-вторых, у нас с Антоном не те, вроде бы, отношения, чтобы вместе куда-то ходить. Нет, в целом, нормальные отношения. И проект вместе сделали. И дальше пойдем его защищать. Так что, в общем, наверное, даже лучше, чем нормальные. Но нет ни одной причины предлагать мне билет на очень популярное в рамках нашей студенческой среды мероприятие. У Антона есть приятели. Может, и девушка есть, я просто не в курсе.

– Пошли! – толкает он меня локтем в бок. – Там круто будет!

– Тебе не с кем пойти? – спрашиваю в лоб.

– Есть. Но хочу с тобой.

Ой. Нет, только не это. Мысль о том, что Антон может испытывать ко мне какие-то романтические чувства, огорошивает. И пугает, если честно. Мне этого не надо.

– Зачем? – спрашиваю осторожно.

– Ну, Лен, подумай сама. Ты столько для проекта сделала. Давай честно – именно ты его вытянула, я так, на подхвате. Я хочу тебе ответочку выдать. И потом, Янек сказал: «Это тебе и Лене».

О-хре-неть. Янович мне билет передал через Антона. Теперь придется идти.

– Хорошо. Пошли.

***

Финал Лиги пройдет в актовом зале в главном корпусе. До него от общаги десять минут пешком. Но потряхивать от волнения меня начинает уже за час до начала. Я собираюсь. И никак не могу собраться. Вещей у меня не так уж и много, и я перемерила их все. Все не то! Все. Не. То.

Мне некому помочь или прекратить в моих метаниях. Моя соседка по комнате, очень серьезная и положительная Оля с четвертого курса математического факультета уехала в свой родной город. У нее там практика на каком-то предприятии. Оля меня со статистикой здорово выручала, она понятно объясняет. Но сейчас ее нет. Да и дело посложнее статистики.

Я вытаскиваю из-под кровати коробку. В ней туфли. Я купила их почти даром и случайно. Позавчера. Просто проходила мимо магазина, а они стоят на витрине. Им только на витрине и место. Потому что это совершенно несовместимые с жизнью туфли – атласные, ярко-синие и на головокружительном каблуке. Не знаю, наверное, для стриптизерш. Не представляю, куда еще можно в них пойти. И можно ли в них ходить в принципе. И зачем я их купила. Мне эти туфли отдали почти даром. Потому что они несовместимые с жизнью. И потому что как раз моего тридцать пятого размера. В общем, никому не нужны.

И мне тоже.

Если бы не Янович с его фразой про туфли.

Я не знаю, что в этой фразе было такого, что она запала мне в голову. Запала до такой степени, что я купила ярко-синие атласные туфли на головокружительном каблуке. Ну не в них же сейчас идти, верно? Да в них ходить нельзя в принципе, наверное. Я вот их в магазине примеряла сидя. Даже не вставала.

И сейчас не буду. Я заношу ногу, чтобы запнуть коробку обратно под кровать. И вместо этого ставлю ногу на место, нагибаюсь и поднимаю коробку.

Удивительно, но ногам в этих туфлях комфортно. Не давит нигде и ничего. Я встаю с кровати. Мамочки, как далеко земля! Но отсюда, сверху, ноги мои кажутся бесконечными. Может… Может, это была не совсем идиотская идея?

Идиотская. Но я зачем-то достаю из ящика стола линейку и меряю каблук. Двенадцать с половиной сантиметров. В этих туфлях я сразу почти сто семьдесят пять. Почти модельный рост. Интересно, в Янеке сколько?

Нет, не интересно. И я запинываю коробку обратно под кровать. Пропади пропадом этот Янек!

Я думала о нем постоянно. Заставляла себя не думать, но он как-то просачивался в мою голову. Я его видела пару раз, в главном корпусе, мельком. И обмирала каждый раз, как дурочка. А он проходил мимо, высокий, широкоплечий, смеющийся.

Который целовал меня. И прижимался ко мне своим большим и твердым. Так, как, наверное, он ко всем девчонкам – и целуется, и прижимается. А я не такая. Несмотря на отсутствие трамваев в нашем районе.

Вообще, я не ханжа. И к Оле, моей соседке, иногда приходит ее подруга, одногруппница. И по и разговору я понимаю, что эта девушка не понаслышке знает, что происходит на буйных вечеринках, которые устраивают, как правило, в комнатах парней. И как там потом распределяют, кто, когда и с кем. Да и пожалуйста. Но это не для меня. Они же потом еще и меняются. И обсуждают. Кто как умеет, и у кого какая грудь. Да-да, я слышала про такое. И оно мне совсем не нравится.

Но мне нравится, как целуется Лешка Янович. Так нравится, что я не могу перестать о нем думать. У меня даже то, чем он там ко мне прижимался, не вызывает отвращения. А так… любопытство. Какое оно… на самом деле, а не по рассказам и не по Интернету?

Ой, все! Надо собраться. И выбрать, наконец, какую надеть кофточку вот к этим джинсам?

Глава 4.

Оглядывает нас. Мне кажется, что на мне его взгляд задерживается дольше, чем на других. Антон резко подрывается.

– Леш, а ты это… Уже пришел, да?.. Так мы сейчас… – оглядывает растерянно стол, нас.

– Не суетись, – снисходительно взмахивает рукой Янек, проходит в комнату. – Я только возьму кое-что.

Мы все смотрим на него. А он достает из шкафа кое-что и оборачивается. В его руке… О, даже я знаю, что это! Большая! Вытряхивает оттуда пару пакетиков из фольги, засовывает в карман джинсов. Демонстративно. Встряхивает коробку.

– Тебе оставить? – обращаясь к Антону.

Антон краснеет, закашливается и почему-то смотрит на Жанну. Она тоже покраснела, но не так сильно, как Антон. А Янович переводит взгляд на меня.

– Не надо, – сипит Антон. – А мы тебе это… Курицы тебе оставим.

– Не надо, – еще один снисходительный взмах руки. – Гуляйте, дети.

Он выходит. И тут я отмираю. И, наскоро еще раз попрощавшись, тоже пулей вылетаю. О том, что это выглядит так, будто я догоняю Яновича с презервативами, в тот момент я, конечно, не думаю.

Но натыкаюсь на него буквально через минуту, на лестнице.

Перегорела лампочка. На площадке между пролетами полумрак.

Янович стоит так, что его не обойти.

– За мной пошла?

Вот это самомнение! Вот это эго до небес! Фыркаю как заправская лошадь.

– Вот еще!

– Дай угадаю. Завтра на занятия?

Завтра воскресенье, но я упрямо киваю.

– Завтра в библиотеку. Надо проект доделать.

Цокает. Фыркают лошади, а цокают кто? Цикады? Или тоже лошади, но другим местом?

– По-прежнему хорошая правильная девочка Леночка.

Издеваешься, да? Точно издевается. Хорошая правильная девочка Леночка, настолько хорошая и правильная, что ее даже трахнуть не хочется! Несмотря на твердое и больше. Сиськами не вышла! Или чем там еще.

– Кто тебе сказал, что я хорошая и правильная?

– Ты сама. Сама и сказала. Что ты хорошая. И правильная.

В его словах такая издевка. Такая откровенная и неприкрытая издевка. Для него слова «хорошая» и «правильная» – явно ругательные.

– Уже нет.

Легкая ухмылка, плясавшая на его губах, гаснет. Вдруг придвигается.

– Что значит – «уже нет»?

– Отойди.

– Ты сама мне сказала, что девственница!

Я испуганно оглядываюсь. Эй, ты чего орешь тут на все общагу?! Но рядом никого нет.

– И что? Было – и сплыло. Это же не пожизненный диагноз.

Янович замирает. Смотрит на меня распахнутыми глазами – распахнутыми широко и, кажется, бездумно. По крайней мере, мне кажется, что сейчас в его взгляде мыслей – ноль.

– Ты что… Ты хочешь сказать… Я же тебя не… У нас же не было!

Я снова не знаю, что со мной происходит. И почему я веду себе с Яновичем так. Зачем я ему вру. Но я вру. Я иду ва-банк.

– Ты – не. Тебе это было не надо. Но кому-то другому это вполне могло оказаться надо.

– Ты с ума сошла, что ли?! – он не просто орет, Янович уже ревет. И пока я соображаю, на сколько этажей слышно его рев, он хватает меня за руку и тащит.

А я, пока он меня тащит за руку по направлению к моей комнате, вспоминаю о том, что сказала Оля, когда уезжала. Когда она вернется – завтра утром или вечером?!

***

Когда утром я протрезвел, то решил, что все к лучшему. Такие, как Леночка Ларина – только лишний головняк. Не то, что Дашка. Она, правда, с утра тоже поныла, но потом быстренько собрала вещички и потопала к себе. А если бы я переспал с этой Леной…

Ой, нет. Девственницы – тот еще головняк. Мозг бы весь вынесла. И еще не факт, что удовольствие бы получил. Не-не, иногда благородным быть полезно. А я с ней вообще весь из себя исключительно благородный. И от насильников отбил, и на честь не покусился. На этом наши исключительно благородные отношения лучше и прекратить.

Черта с два.

Каким-то вечером, который можно было потрать гораздо более увлекательно, я поймал себя на том, что сижу, и, как олень, выслушиваю Антошин спич по поводу их совместного с Леной проекта. Причем с уймой всяких ненужных деталей и с демонстрацией каких-то графиков и диаграмм. Жуткая нудятина у них нам на экономе. Но я слушаю. Пытаюсь вникать. Задаю вопросы. И все по одной-единственной причине. В рассказе соседа по комнате мелькает имя Лены. И у меня почему-то от этого что-то екает внутри.

Да что это такое?!

Но «это» продолжается. Мы теперь с Антоном общаемся гораздо больше. Сидим вечерами, трем за учебу, за наши новости студенческие Мне это было раньше на хрен не надо, у нас с Антоном слишком разные сферы интересов, чтобы так плотно общаться. Раньше все разговоры только на бытовые темы. А теперь… Антону мое внимание льстит, я вижу. Он с самого начала относился ко мне с придыханием. И теперь выкладывается, не затыкается, рассказывает про всех и все. Но меня в его рассказах интересует только одно. Точнее, одна.

И по-прежнему екает на ее имя. И я уже многое про нее знаю, хотя стараюсь никак не выдать свой интерес. Да, все так, как я и подумал. Умница, скромница, отличница. Антон говорит о Лене всегда с похвалой или нейтрально. В последнее время как будто рассказывает о ней больше. Может, я себя чем выдал? Вот же палево! Или это связано с тем, что они там свой проект куда-то дальше двигают?

И тут день рождения Тохи. И Лена придет.

– Ты не посидишь с нами, Янек?

В голосе Антона звучит надежда. Да, для него было бы круто, если бы я с ним потусил. Но… Нет. Вручаю в качестве подарка Антону пару бутылок более-менее приличного вина – эти неженки водку не пьют. И сваливаю к нашим.

Потом туда приходит Даша. У нас с ней как-то не очень. Она хочет, чтобы я держал ее в команде, демонстративно вешается на меня. А я все больше и больше хочу поменять ее на веселую толстушку Валю. На почве этого и сремся постоянно.

В этот раз Дашка ласкучая, как мартовская кошка. А я какого-то хрена не могу отвязаться от мысли, что они там делают, вчетвером, в моей комнате? Там какой-то Костя приперся, рыхлый и с прыщами сквозь усы. Совсем не вариант для хорошей девочки.

Глава 5.

– Может, мне приехать?

– Ты взрослый человек. Хочешь – приезжай.

Я слышу, как там, в трубке Анатолий хмыкает. Снова выдыхаю дым и раздражение. В отличие от дыма, раздражение не выдыхается. Оно нарастает с каждым разговором. С каждым вопросом, на который Анатолий не отвечает или отвечает уклончиво.

Что происходит? Во что я ввязалась? Пока все выглядит чисто – и в части моего аудита, и в части моего соглашения с Толей. Но его странные расспросы не дают мне покоя.

Что тебе нужно от меня, Толя? Мы договаривались на аудит. И я его сделаю. Но ты же не сможешь заставить меня подписаться под тем, чего нет? Или сможешь? Я не могу определенно ответить на этот вопрос, именно это меня и беспокоит. Я раньше не верила, даже предположить не могла, что для Толи я просто проходной вариант. Или временный. Или.. В общем, что я для него совсем не то, что он для меня. Но именно так и оказалось.

Сейчас тоже может оказаться так, что то, что кажется мне невозможным, запросто может произойти. По крайней мере, Анатолий может попробовать. Я кручу все это в голове так и эдак. Мало информации, очень мало. Здесь, где я провожу аудит, все чисто. Но что-то же должно пойти не так.

– Просто мне кажется, что ты приболела.

– Я здорова.

– Ну и где твоя прекрасная профессиональная форма, Леночка?

– На месте.

– Тогда почему ты можешь ничего найти? Так не бывает, чтобы ничего не было.

– Я нашла.

– Это мелочи. Это не то.

– Так скажи, что тебе надо.

Анатолий отвечает после паузы.

– Ищи, Леночка. Ищи.

После разговора мне хочется швырнуть телефон в стену. Но не позволяю себе. Новый, дорогой. Больно много чести Анатолию.

Что же ты задумал? И в чем хочешь меня обмануть?

Я долго ворочаюсь в кровати, пытаясь сложить в голове паззл. Слишком много в нем отсутствует элементов. Но в самый момент проваливания в сон меня вдруг осеняет неожиданная и почти безумная догадка. И при этом такая очевидная.
А снится мне почему-то Лешка. Впервые снится.

Двенадцать лет назад.

Их команда уезжает на региональный финал. На целую неделю. А я не могу не думать о том, что Лешка уезжает с этой черноглазой противной Дашей – она же член команды. Я стала очень часто встречать Дашу в университете, хотя раньше и не подозревала о ее существовании.

– Вон она. На тебя смотрит.

Я оборачиваюсь и натыкаюсь на темный пристальный взгляд. Поднимаю выше подбородок, дергаю плечом – мол, чего надо? Она отворачивается.

О том, что эта Даша – Лешина бывшая, мне сообщила Жанна. Да чего там сообщать, я же их видела вместе, тогда, вдвоем. Сидели рядом, обнимались, целовались.

Ну и что, что бывшая. У Лешки были до меня девушки. Это у меня никого не было – ну такого, всерьез. Но теперь-то… Теперь Лешка выбрал меня!

И все равно мне до одури страшно, что он уедет с ней. Что-то во мне противно ноет, истерически орет, обреченно шепчет: «Он мой. Мой. Мой!!!». Такое со мной впервые. Но при мысли о том, что он ее просто обнимет за плечи – ну, как у них принято в команде при выходе на сцену, или, например, поцелует, если это надо для сценки какой-то – меня мутит.

Я не могу поговорить с ним об этом, потому что не знаю, как, какими словами. Это сейчас для меня самое главное, мысли об этой Даше сжирают меня. Мне так трудно, что я часто плачу. Оля меня прямо спросила: «Ты беременна?». Глупая. Мы с Лешкой в этом вопросе осторожные. Точнее, это Лешка ответственный. Да и возможностей для секса у нас не так уж и много. Правда, сейчас, когда они готовятся к региональному выступлению, Леша стал не такой ненасытный – много времени занимает подготовка.

А меня с каждым днем все сильнее и сильнее накрывает паника. И за два дня до отъезда команды я делаю то, на что полагал себя неспособной. Ну, потому что это стыдно! Но мне уже так тошно, что на все плевать. Я прямо спрашиваю Антона, не может ли он переночевать у Кости. Или у какого-то другого своего приятеля. Мне нужна Лешкина комната!

Антон не удивлен. Ноль осуждающих взглядов и интонаций. Обещает попробовать. И исполняет свое обещание.

***

Замираю перед дверью в Лешину комнату. В руках контейнер, в нем курица и картошка. А еще пакет с пирожками и с упаковкой сока.

Леша на стук открывает не сразу. Медленно стягивает с головы наушники.

– Мне Антоха только сейчас написал. Что не придет. А я…

Я быстро прохожу в комнату, закрываю за собой дверь. Протягиваю Леше контейнер и пакет.

– Тут курица с картошкой, пирожки, сок. Ты голодный?

Лешка скидывает наушники куда-то в сторону, туда же отправляет пакет и контейнер. Резко притягивает меня к себе.

– Очень.

Мы жадно целуемся, Лешка тянет меня к кровати. Это наш обычный сценарий. Но не сегодня.

Леша мне несколько раз довольно прозрачно намекал, но я так же прозрачно отказывалась. Я была не готова. Но не сегодня.

Я выворачиваюсь из его рук и сама толкаю его в грудь на кровать. Лешка замирает. А потом в его глазах мелькает понимание. Он торопливо облизывается.

– Да?

Я не знаю. Не уверена. Но сильнее толкаю его ладонью в грудь. Он в одно движение стаскивает футболку и резко опускается на кровать, на спину. И закидывает руки за спину.

Моя нерешительность начал испаряться где-то в районе перехода ключиц в выпуклость груди. А окончательно исчезла в середине красивого твердого живота с полоской русых волос. Какие к черту сомнения?! Я этого хочу.

Лешкины пальцы дрожат, когда он сам дергает ремень, расстегивает молнию на джинсах. Его голос хрипит на коротком: «Ленка…». Я убираю его руки.

– Я сама.

***

Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. И одновременно мне… Мне как-то очень странно. И это не от того, что я только что сделала. Это я еще час назад была наивная и глупая, которая считала что в рот – ни-ни, это только для тупых и непорядочных.

А теперь… Теперь я знаю, как это делает нас… Еще ближе. Хотя, кажется, думала, что ближе уже нельзя. А теперь… Где ты во мне, Лешка? Под кожей? В сердце? Еще глубже?