Глава I

Набиль вошёл в дом, а я так и лежала, рыдая, на диване. Совсем сильный плач прекратился, но слёзы лились и лились. Однако присутствие супруга заставило меня встать и посмотреть на него.

- Что случилось? – обеспокоенно спросил он и двинулся навстречу мне. Я выставила руки:

- Стой!

Он остановился.

- Что с тобой, Элен?

- Я кое-что узнала.

- Да? – он бегал глазами по моему лицу, пытаясь понять, что так потрясло меня. – И что же?

- Я хочу, чтобы ты честно ответил мне на кое-что. Честно, правдиво, глядя в глаза.

- Да в чём дело?

- Ты женат? – кулаки до боли сжались, ногти оставили бороздки на ладонях.

- Конечно, на тебе, - улыбнувшись, попытался сделать он шаг вперёд. Я отступила назад. Набиль опять остановился.

- Кроме меня.

- Да что с тобой?! Ты опять за своё? – напустил злость на лицо Набиль. Мне вдруг показалось, что он именно её изображает, а не злится на самом деле. Почему раньше мною не замечалась эта неестественность гримасы? – Что, Фатима заявлялась? Она не должна была…

- Насчёт Фатимы мы ещё поговорим. Но сейчас речь не о ней.

- А о ком тогда? Я не понимаю тебя, Элен.

- Не притворяйся! – повысила голос я. Он изумился этому, потому что до этого момента я никогда не позволяла себе кричать. Я и вообще не припомню, чтобы что-то в жизни меня настолько вывело, чтобы я заорала. Но всё бывает впервые. – Я даю тебе последний шанс, Набиль! Будь мужчиной! Признайся, что у тебя есть жена!

- Да кто тебе сказал это? С чего ты взяла?!

- Не хочешь быть честным? Ладно, - я открыла телефон и нашла в нём присланную Фатимой фотографию. Чудесный семейный квартет, папа с мамой и два ребёнка. Я развернула экран к Набилю. – Её зовут Асма. Будешь и дальше отпираться?

Наконец, я смогла его удивить по-настоящему. Я увидела, как приоткрылся и захлопнулся его рот, как расплылась по лицу растерянность и, что было особенно неприятно, в глазах мелькнула трусость. При всём при этом, Набиль попытался не терять самообладания:

- Откуда у тебя это?

- Какая разница? Я всё знаю, и жду признания.

Опустив голову, он вздохнул. Набирался смелости? Придумывал очередные байки? Молчание затягивалось.

- Ты расскажешь мне всё или нет?! Или мне лучше собрать вещи и уехать?

- Хорошо, да, - выпрямился он и бросил прямой взор на меня, - да, я женат. Да, её зовут Асма. Но между нами уже давным-давно ничего нет! Это был договорной брак, сплотивший наши семьи.

Сердце дрогнуло. Оно всё ещё хотело верить в лучшее, оно не хотело погружаться в пучину мрака, где нет ничего светлого, искреннего. Фатима ведь сказала, что Асма – дочь партнёра его отца.

- Допустим. Почему ты не сказал мне о ней?

- Я боялся, что иначе ты не согласишься быть со мной. Я полюбил тебя, Элен, и не мог вообразить, что услышу отказ!

- Но именно его бы ты и услышал, если бы сказал всё честно!

- Потому я и не сказал! – воспользовавшись моим замешательством, Набиль подошёл ко мне, притянул к себе, обняв, стал гладить по спине. Моя ярость немного утихла. В самом деле, я же сама дала понять, что для меня недопустимо никакое прошлое. А что с ним мог сделать Набиль? Детей никуда уже не деть. Господи! Как я хочу понять и принять, что он сделал это всё из любви ко мне, но ложь была слишком глобальной, слишком чудовищной!

- Но ты же не развёлся с ней…

- У нас дети, ради них я не хотел этого делать.

- А если вдруг дети будут у нас? Они что, будут незаконными? Мы не сможем оформить официальный брак?!

- Мы с тобой женаты.

- Но не по документам!

- По закону Аллаха, что куда важнее, мы с тобой связаны.

Вдруг что-то щёлкнуло в моей голове. Я высвободилась из его рук, отстраняясь:

- А ты получил разрешение на никах от Асмы?

Мимолётное выражение бессилия и отчаяния выдали его с головой, но Набиль умудрился улыбнуться:

- Зачем?

- Потому что на второй брак должно быть получено разрешение от первой жены!

- Я получил разрешения от кади…

- Но не от неё!

- Да зачем нам её разрешение?

- Не нам! Это требуется по вашему же закону! Без весомого обоснования и дозволения первой жены второй брак недействителен!

- Ерунда, не делай вид, что ты разбираешься в законах шариата лучше меня.

- Да что там разбираться? Даже Малик, твой брат, сказал, что без разрешения первой жены нельзя!

- Малик? – Набиль прищурился. – Так это он тебе всё выложил? Не ожидал от него…

- Нет, твой брат тут ни при чём, мы просто говорили как-то о браках, и он сказал…

- Что он понимает? Кади уж, пожалуй, лучше ведает, что разрешать.

- Или он ведает, что ты кинул ему много денег, которые решили проблему? – угадала, судя по изменившемуся лицу Набиля, я.

- Чего ты добиваешься? Доказать, что наш брак недействителен?

- Напротив! Я хочу, чтобы он был настоящим, правильным, по всем законам. Чтобы его можно было признать по всем параметрам!

- Он настоящий, Элен.

- Нет, пока ты женат на другой женщине – нет!

- Забудь об Асме, у нас уже три года никакой совместной жизни! Она жена только по названию.

- Которой ты, однако, не решился сказать, что надумал жениться повторно?

- Элен…

- Разведись, Набиль.

- Ты же слышала, что брак этот – договорной, наши семьи совместно владеют некоторыми акциями, я должен разрушить семейный бизнес из-за твоей прихоти?

- Ах, моей прихоти?! А, может, это была твоя прихоть, что ты наврал мне, чтобы затащить в этот лживый брак, который и браком-то не является! – Я схватилась за голову. – Господи…

- Ну, ты тоже не была совсем честна со мной, если уж на то пошло!

- О чём ты? – запутавшаяся и разбитая, перестающая осознавать, что творится в моей жизни, посмотрела я на него.

- О том, что скрыла, что ты русская.

- Да как это повлияло на наши отношения? От этого ничего не зависит, ничего! Русская я или француженка – какая разница? Это не то, как если бы я оказалась замужней.

Глава II

...За три месяца до этого.

- Элен, - одновременно с постукиванием о косяк открылась дверь кабинета, который я делила ещё с двумя сотрудницами, но сейчас их не было. Заглянула секретарша отдела по связям музея. – Ты не занята?

- Пишу к понедельнику лекцию, а что? – я подрабатывала преподаванием первокурсникам в одном колледже, помимо основной работы в Лувре.

- Там из Сотбис позвонили, нужен оценщик, помочь определиться с покупкой.

- И?

- Все в отпусках, да и выходной, к тому же, профессоры задницу не поднимут – им не по статусу.

- А мне по статусу, значит?

- Элен, ну чего ты артачишься? Ты и не семейная – тебя отрывать не от чего. А до Фобур Сент-Оноре[1] всего пять минут езды, возьми такси и скатайся.

- Господи… - вздохнула я, не желая закрывать книгу перед собой и выпускать ручку, которой выписывала полезную для своих конспектов информацию. Молодая, незамужняя, значит, должна быть у всех на побегушках.

- Это не бесплатно, - уточнила секретарша, - экспертные услуги оплачиваются, разумеется.

Что ж, деньги лишними не бывают, это довод неплохой. Я всё мечтала перебраться поближе к центру, но на аренду квартиры получше не хватало, а занимать и пользоваться спонсорской добротой родни, как в начале своего переезда во Францию, не хотелось. Заработать надо самостоятельно. Я поднялась.

- Ну, хорошо.

Переобувшись и сняв с носа узкие очки – зрение у меня было почти нормальное, но мне нравилось носить их, преследуя цель казаться старше и строже – я без лишних расспросов покинула рабочее место, чтобы переместиться на другое. Дома продуктивно трудиться не получалось, там почему-то всегда было шумно, либо от соседей, либо за окном. Да и теснота не способствовала полёту мысли. Само же ощущение, что я нахожусь в стенах Лувра, всегда пробуждало во мне восторг и вдохновение.

До Сотбис действительно было рукой подать. Не жди меня там покупатель, я бы пешком прогулялась. Если выйти из Лувра на улицу Риволи, то достаточно перейти её в сторону Пале Рояля, и вот ты уже на Сент-Оноре. После перекрёстка с поворотом на церковь Мадлен она превращается в Фобур Сент-Оноре.

Галерея Шарпантье – трёхэтажное здание постройки начала девятнадцатого века – находилась напротив резиденции президента Франции, Елисейского дворца. Когда-то здесь был отель, во Вторую мировую, при немецкой оккупации, тут давались подпольные концерты музыкантов сопротивления, затем открывал ресторан Пьер Карден (нынче магазин его одежды в доме напротив, через дорогу), а теперь вот – аукцион. За это я и обожала Париж – повсюду история, во всём, с каждым местом, с каждым уголком что-то связано.

Я представилась, предъявив удостоверение научного сотрудника. Меня вежливо проводили на второй этаж, попросили подождать перед очередной дверью. Постучали и дождались разрешения войти. Женщина заглянула туда без меня и, не прошло минуты, как вышла, сказав:

- Пожалуйста, проходите.

Поправив воротничок блузки под пиджаком и пригладив волосы к пучку, я вошла. На специальных стойках были расставлены экспонаты, предлагающиеся для приобретения. В первую очередь я оглядела их, а не человека, который тут стоял. Профессиональный интерес преобладал во мне, я всё же искусствовед, а не антрополог. Но потом мой взгляд перевёлся на мужчину. В мгновение во мне возникло предубеждение и отторжение – он, кажется, был арабом. Я насмотрелась за пять лет во Франции на них, и во мне жило убеждение, что приезжие убивают культуру этой страны, разрушают её, ведут к деградации. Большинство из них не ценило окружающих архитектурных шедевров, памятников, европейского стиля. В местах их проживания часто множился мусор, стены исписывались граффити. Но то были представители бедных низов, а если кто-то хотел купить картину через Сотбис, то вряд ли он совсем уж ни бум-бум в искусстве.

Мужчина тоже посмотрел на меня не сразу, как я вошла. Он разглядывал одно из полотен.

- Добрый день, - поздоровался он, повернувшись.

- Здравствуйте, - подошла я, протянув руку для делового пожатия, - Элен Бланш, Лувр, отдел современного изобразительного искусства.

Он бросил взгляд на мою ладонь.

- Простите, вас обидит, если я не отвечу на этот жест? В наших традициях по отношению к женщине это было бы неприличным.

Я расслышала акцент, лёгкий, но уловимый. Понятно, типичный представитель исламской цивилизации. Я улыбнулась по-деловому дозволительно:

- Мы с уважением относимся к любым традициям, - я забрала назад руку, - ничего, в таком случае, что вам не предоставили эксперта-мужчину?

- Нет, я не настолько консервативен, - засмеялся он и развернулся обратно к полотнам. – Что скажете?

Даже не представился. Ну да, что тут со мной расшаркиваться? Женщина же. Я, однако, успела его краем глаза оглядеть. По чертам и опрятности он был приятнее и не одним уровнем выше тех, кого я привыкла наблюдать. Брюки от дорогого костюма, явно недавно купленного или мало носимого, потому что нигде не растянулись и сидели идеально. Тёмно-синяя, почти чёрная рубашка не висела и не обтягивала излишне. Отсутствовал живот, так часто мною зафиксированный у восточных мужчин, слишком уж сидячий у них образ жизни – большинство из них предпочитает торгашество, не подразумевающее физическую подвижность.

- Вы приобретаете для себя?

- Нет, в подарок.

- Коллекционеру?

- Нет, просто… нужен очень хороший подарок, - покосился на меня он, мельком улыбнувшись. Черты лица тоньше, чем у арабов. Либо метис, либо повезло родиться красивым. Но волосы чёрные, стильно подстрижены и уложены, как у героев турецких сериалов. Глаза карие, гладко выбрит, хотя чувствуется, что щетина у него должна быть густой.

- Мужчине или женщине?

- Это играет большую роль? – изогнулась одна его чёрная бровь.

- Учитывая ваши традиции – конечно, некоторые полотна… несколько откровенного содержания.

Глава III

Когда началась рабочая неделя, из головы быстро всё выветрилось. Вечная беготня с занятий в музей, оттуда на выставки, оттуда на конференции не давала отвлекаться на постороннее. Но вот, стоило добраться до квартиры, как зазвонил неизвестный номер.

- Алло? – подняла я механически на русском.

- Элен Бланш? – раздалось мужское сомневающееся и вопросительное.

- Да, это я, - перешла обратно на французский.

- Вы хотели узнать, понравится ли картина, которую вы посоветовали. Она понравилась.

Не сразу сообразив, о какой картине идёт речь, и кто это вообще мне звонит, я вдруг опомнилась и, шокированная, застыла на несколько мгновений с разинутым ртом.

- Откуда у вас мой номер?

- Я попросил мне его дать.

- Это конфиденциальная информация, они не имели права.

- Прошу меня простить, я очень настаивал. Вы огорчены?

- Я рада, что подарок понравился, - немного злясь, и в то же время обуреваемая странными эмоциями, польщённая и вспыхнувшая, признала я.

- Я буду на следующей неделе снова в Париже. Могу я отблагодарить вас ужином? Знаю, - не дал он мне возразить, - вы заняты, я помню. Но это просто… жест вежливости. Кроме того, я считаю непростительным, если вы не были в ресторанах, которые, как вы выразились, другого уровня.

- Это нормально и соответствует моим доходам.

- Я это сказал и не с претензией к вам, а к тому, кем вы заняты.

- А я не говорила, что я занята кем-то.

Возникла заминка. Может, зря я сказала это? Зря намекнула, что свободна?

- Тогда… как же?

- Я занята чем-то – работой.

Он засмеялся расслабленно:

- Вот оно что. Значит, проблем с ужином нет?

- Есть.

- Какая?

- Я даже не знаю, как вас зовут.

- О, простите! Конечно. Можете называть меня Набиль. - Надо же, интернет не наврал, чудеса. – Всё? Или нужно преодолеть ещё какие-то преграды?

Мне льстило его предложение. Я не могла поверить, что меня зовёт на ужин миллиардер! И в то же время, идти не хотелось. Во мне было много предрассудков, и главный из них – он мусульманин. А я – дочь православного священника. У нас не было никакого будущего, а если его очевидно нет, то никогда не стоит начинать подобное знакомство.

- Нет, извините, Набиль, я не смогу.

- Почему?

- У меня очень много работы.

- Элен, невозможно работать без выходных! Это вредно.

- Некоторые виды отдыха тоже бывают вредны.

- Давайте найдём ресторан вкусной и здоровой пищи? – пошутил он. Я улыбнулась его юмору, и в то же время напряглась от его настойчивости. Все эти красноречивые горячие мужчины, не то с юга, не то с востока, хотят затащить девушек в постель, и больше ничего. А я хочу одного-единственного: принца, рыцаря, кабинетного ботаника, не важно, и чтоб венчание, свадьба и первая брачная ночь, и только в ней в постель, не раньше.

- Позвоните мне где-то через пару лет, возможно, я передумаю.

- Элен…

- До свидания!

Положив трубку, я ощутила кисло-горький вкус чего-то упущенного, и в то же время испытывала гордость. Кто-то же должен щёлкать по носу этим «королям жизни», считающим, что в Европе все женщины – проститутки. Нет таких денег, которые заставили бы меня изменить моим принципам.

Квартиру я снимала в девятнадцатом округе, неподалёку от станции метро Сталинград. Да, в Париже была такая. Когда я рассказывала об этом кому-то из России, всегда думали, что я шучу. Но здесь всюду было множество удивительных и не всегда связанных с Францией названий, например, я помимо того жила в десяти минутах ходьбы от площади Марокко; с некоторых пор она сделалась для меня триггером, постоянно возвращающим мыслями к мсье Сафриви.

Ехать на работу в Лувр мне надо было по прямой, по седьмой ветке, и я выходила возле пекарни, где покупала какую-нибудь булочку, бриошь или эклер к полднику, и отправлялась в кабинет, делимый ещё с двумя сотрудницами. Одна из них уже вышла из отпуска, вторая – ещё нет.

Сегодня у меня было самое что ни на есть романтическое настроение, так что на мне была длинная свободная юбка до середины икр, сочного тёмно-голубого цвета, с широким поясом на талии, белая блузка с коротким рукавом и стоячим откладным воротничком, как раз чтобы в разрезе красиво расположился шарфик. В общем, просто Одри Хепберн в «Римских каникулах», только волосы светлые, забранные в высокий пучок. Несмотря на то, что кокетничать и флиртовать я не умела, мне нравилось хорошо выглядеть и ловить на себе восхищённые взгляды – маленькое женское тщеславие. Возможно, саму себя я тоже позиционировала, как музейный экспонат, доступный к просмотру, но недоступный для приобретения.

Выбрав себе булочку с марципаном, я вышла на ступеньки пекарни и услышала:

- Элен!

Подняв голову, я чуть не выронила свой бумажный, источающий прекрасный запах пакет. Это был Набиль. Заметив мою растерянность – скорее невообразимое удивление – он улыбнулся и подошёл.

- Как и обещал, я приехал снова в Париж…

- Мне вы ничего не обещали, - поспешила поправить его я. Очередная встреча дала мне разглядеть его ещё подробнее, чем в прошлые разы. Он выглядел привлекательно, чего уж лукавить. Держал солнечные очки в руке, видимо считая, что прятать глаза при разговоре – дурной тон. У него были длинные и тёмные ресницы, на зависть всем девушкам.

- Да, но я сказал, что сделаю это…

- А я предложила позвонить мне через два года.

- Я предпочёл сразу встретиться.

- Потому что это должно произвести больше впечатления, чем телефонный разговор?

- Почему вы так категорично настроены против того, чтобы поужинать со мной?

Заявить свои истинные причины, объяснить ему, что да как я считаю, это фактически напрямую сказать «я девственница, и берегу свой цветок для принца». Не хотелось, чтобы он узнал обо мне хоть какую-то интимную подробность, бабники слишком хорошо умеют этим пользоваться и манипулировать. Кроме того, при учёте некоторых нюансов, он мог бы принять меня за националистку, а я, даже если была ею немного, не хотела светить этим смертным грехом лицемерно-толерантного общества, где таких же скрывающих своё настоящее мнение – большинство.

Глава IV

Работалось туго, потому что нельзя было не думать о грядущем вечере. Рассуждая о предстоящем свидании, я сама себя невольно заставила нервничать, беспокоясь из-за всего подряд: а действительно ли я нормально одета, а не даю ли я согласием повода думать, что легкомысленна, а прилично ли вообще соглашаться ехать куда-то с человеком, которого почти не знаю? Поскольку у меня остался номер после его звонка, я раз десять тянулась к мобильному, чтобы позвонить и отменить всё, но успокаивала себя и призывала не паниковать. Просто я никогда в жизни ещё не была на свидании… Нет, в Томске была как-то раз, однокурсник пригласил в кино, и я без задней мысли согласилась, думала, что это дружеский поход. Когда же оказалось, что идём мы вдвоём, без друзей, я ощутила дикую неловкость, жалась к противоположной от него стороне сидения в кинозале, делала очень увлечённый фильмом вид, чтобы поменьше говорить, а после сеанса отказалась, чтоб он меня провожал, позвонила двоюродному брату и попросила отвезти домой. В Париже я уже всегда понимала, куда меня зовут, поэтому отказывалась. В основном приглашали коллеги, кто-то, с кем связана по работе – других знакомств мне взять было неоткуда, - но я предусмотрительно избегала романов в кругу, в котором всё равно потом пересекаться до конца жизни. Если роман закончится ничем или взаимными претензиями, зачем портить отношения? Да и настойчивостью французы не отличались. Во-первых, их «выдрессировали» феминистки, указав отведённое им место, во-вторых, они были какими-то слишком рациональными и прагматичными для больших поступков и красивых ухаживаний, так что это граничило с жадностью, и совсем не располагало мою «широкую русскую душу».

И вот, впервые я сознательно иду на свидание. Несмотря на то, что сама же себе сказала «из этого ничего не выйдет», несмотря на то что понимаю – браком это не закончится. Почему же я иду? На что надеюсь? Покорить Набиля настолько, что он примет православие? Или переедет сюда? Впрочем, у него же какие-то дела в Париже и без этого есть, значит, он мог бы какую-то часть времени проводить во Франции… Боже, неужели я всё-таки начинаю строить серьёзные планы? Но почему я не должна? Если таково моё требование, согласованное с моим воспитанием, что любовь – это про брак, один и на всю жизнь, а не про кратковременные случки с каждым встречным. Почему же тогда я должна смириться с чужим взглядом на эти вещи и сказать: «Ах, Лена, вы должны просто общаться, не рассчитывай на многое и оставь свои устаревшие целомудренные законы поведения!». Нет, я останусь при своём, и если его не устроит то, чего я хочу – он может больше не приезжать.

Даже если бы захотела, я бы не смогла его не заметить. Когда вышла из Лувра, то увидела Набиля, стоявшего у всё той же чёрной машины, но – на этот раз – с букетом алых роз в руках. Понимая, что придётся взять их в свои, я почувствовала себя одной из тех фальшивых инстадив с бровями шириной в палец и губами-сардельками, которые хвалятся подобными букетами от своих «папиков», выдаваемых за женихов и любовь всей жизни. А букет и впрямь был огромным.

- Mon dieu![1] – подошла я к нему. – Сколько их тут? Сотня?

- Всего лишь пятьдесят одна.

- Не стоило.

- Пустяк.

- Кому как… - интонация у меня вышла такая, что это не он уязвил меня относительной бедностью, а я поддела его понтёрством и показушничеством. Набиль открыл заднюю дверцу и положил туда цветы, поняв, что я не оценила до писка этот амурный жест:

- Если тебе не нравятся…

Когда это мы перешли на «ты»? Но я не стала делать замечания.

- Нет, я люблю цветы. Не люблю только, когда они становятся средством достижения цели.

- Твой острый ум и деловой подход так… не сходятся с твоей юностью! – просиял он, подобрав устроившие его слова. Как будто бы он подразумевал что-то другое.

- А, так я ввела тебя в заблуждение? Выглядела наивнее, чем есть? Всё ещё можно отменить… - развернулась я и сделала вид, что ухожу.

- Нет, Элен! – он поймал меня за запястье, но отпустил, как только я остановилась. Засмеялся. – Напротив, я приятно удивлён, что ты столь… рассудительна?

- Я, кстати, не так уж юна. Мне двадцать семь.

- Шутишь? Я думал, что тебе лет двадцать, ещё удивился, что Сотбис принял у себя студентку…

- Льстишь?

- Нет, правда, ты не выглядишь на свой возраст. Совсем.

- Значит, ты рассчитывал на двадцатилетнюю? – прищурилась я, опять вызвав у него улыбку. От неё по мне бежали мурашки. Было что-то в этой уверенной мужественности от жеребца, застоявшегося в стойле, когда лучше не выпускать его оттуда, если не умеешь укрощать.

- Мне всё равно, что написано в твоём паспорте. Я об этом не думал, просто поделился впечатлением.

- А сколько тебе лет?

- Тридцать пять, - он кивнул на машину, - может, продолжим беседу за ужином? Что тут стоять.

Окинув взглядом округу, убеждалась, что никто знакомый не видит совершаемого, точно это было преступлением или как минимум неблаговидным проступком, я кивнула:

- Кажется, мы достаточно взрослые для этого, как только что выяснилось.

- Тогда – прошу, - обошёл он авто и открыл мне дверцу. Я, придерживая юбку, чтобы она не помялась, опустилась в салон.

- Куда поедем?

- Я хотел заказать столик в «Мёрисе», но там за несколько часов это невозможно, поэтому обойдёмся банальностью – «Жюль Верн».

Я поняла, почему он назвал это банальностью, ведь ресторан располагался в Эйфелевой башне, а романтический ужин и башня Эйфеля – это самый избитый шаблон в мире.

- Фи, какая пошлость, - поморщила я нос в шутку. Набиль поддержал веселье:

- Вот и я об этом. Прости за предсказуемость.

- Это не самое плохое качество.

Мне понравилось, что с ним было легко иронизировать и не возникло никакой напряжённости. Удивительно, но пока что я действительно не замечала каких-либо культурных расхождений. Глобализация дала более глубокие корни, чем думалось. Может, я была неправа в своих предубеждениях? Его смуглая рука с увесистыми наручными часами на запястье легла на коробку передач. От неё исходила сила, привычная к властвованию и управлению. Почему-то это действовало возбуждающе – в таких руках хотелось бы оказаться. Но при условии, что это не на одну ночь, а на всю жизнь. Нет смысла испытывать что-то прекрасное, чтобы вспоминать потом об этом до смерти. Оно либо должно быть постоянно, либо нечего и начинать.

Глава V

Закончив ужин, мы решили пройтись по Марсовому полю. Набиль предложил, и я не смогла отказаться. Вечер выходил чудесным, и не хотелось его быстро заканчивать. Когда ещё гулять, если не тёплыми летними вечерами? Мы шли вдоль подстриженных самшитов, выстроившихся ровной аллеей, и не касались друг друга. Его руки были в карманах, мои – на сумочке.

- Могу я поинтересоваться твоими планами на выходные? – спросил он.

- Ну-у… обычно я стараюсь сходить в театр или на какую-нибудь выставку.

- Не против, если я составлю тебе компанию?

- Нет, не против, - пожалуй, слишком быстро согласилась я.

- Тогда выберешь, куда мы пойдём – и сообщишь мне, я возьму билеты.

- А сам ты не хочешь выбрать?

- Я ничего не понимаю ни в театрах, ни в музеях. Доверюсь эксперту.

Он остановился на углу аллеи. Вытащил ладонь и, протянув её, взял мою руку. Я вздрогнула, посмотрев на это, но тотчас застыла в нерешительности: отобрать руку или оставить? Почему мне так тревожно? Что это за чувство? Так горячо стало! Неужели мне это нравится? Нравится – да, но вся моя моральная сущность восстала и кричит, что происходит нечто нехорошее. Касание рук – нехорошее? Как же я старомодна! Набиль, пользуясь моим замешательством, подтянул меня к себе, попытавшись положить вторую ладонь на талию. Здесь уже я не выдержала и воспротивилась. Выставила руку, сохранив между нами расстояние.

- Не нужно.

- Почему?

- Здесь столько людей ходит…

Набиль поозирался по сторонам. Да, гуляющие парижане и туристы, куда без них?

- Если бы я попытался с тобой уединиться, ты бы подумала, что я тащу тебя в постель. Прилюдно тебя тоже всё смущает. Как же быть?

- Не торопить события? – растерянно предположила я.

- Разве я тороплю?

- Мне кажется – да. Это ведь первое наше свидание…

Не настаивая, он улыбнулся и сбавил обороты. Оставляя, всё же, одну мою ладонь в своей.

- Что ж, поскольку я хочу получить второе, постараюсь вести себя хорошо.

- Уже поздно, отвезёшь меня домой?

- Конечно, - с улыбкой указал он в ту сторону, где мы припарковались. Пойдя туда, мы так и держались за руки, и это переставало казаться мне странным или неприемлемым.

В дороге я подумала – не зря ли покажу, где живу? Не станет ли он заявляться без приглашения? Плохо зная Набиля, я всё же предполагала, что он довольно вежлив и выдержан, чтобы ломиться в дверь или устраивать сюрпризы. Хотя, перед работой же он меня поймал? Всё же, может, я рискую? Но разве это было бы неприятно, если бы, выйдя из дома, я встретила там его снова с цветами? Такие неожиданности радуют, а не огорчают.

Машина остановилась возле моего подъезда.

- Спасибо за доставку! – поблагодарила я.

- Не за что. Не забудь спланировать нам на выходные программу.

- Обязательно, - вдохновлённая, что впереди новая встреча, я взялась за ручку дверцы.

- Элен…

- Да? – повернулась я. И в этот момент Набиль, взяв меня за плечо, привлёк к себе и, перехватив другой рукой мой затылок, поцеловал прямо в губы. Остолбеневшая от неожиданности, я попыталась сказать что-то против, но тем только помогла ему углубить поцелуй, проникнув языком к моему. Запаниковав окончательно, я вырвалась и подалась назад. – Набиль!..

Прикрыв пальцами губы, я, задыхаясь от возмущения, но не способная выплеснуть гнев из себя на виновника, до того была шокирована, безмолвно глядела на него, облизавшегося и тоже чуть сдвинувшегося назад. Мой первый поцелуй! Первый! Я никогда прежде не делала этого! Нельзя начинать сразу вот так… с языком!

- Ты… ты поцеловал меня! – выговорила я.

- Да, - бесстыже признал он. Соблазнительно улыбнулся. – А что такого?

- Я не давала согласия.

- Это всего лишь поцелуй, Элен.

- Ах, всего лишь поцелуй? Если для тебя это ерунда, то для меня – нет!

Он прищурился:

- Тебе точно двадцать семь?

- Причём здесь это?

- Я понимаю, если бы тебе было шестнадцать или восемнадцать, и я бы сорвал твой первый поцелуй, но так реагировать сейчас…

Я залилась алой краской до ушей. Меня бросило в жар. Страшась, как бы он не понял, что всё так и есть, я отвела глаза, но этим лишь всё испортила. Набиль, запнувшись, неуверенно хохотнул, предположив как будто в шутку:

- Ты же… целовалась прежде?

Мне было не до смеха. Я не хотела врать, но и правду произнести была не в силах. Поэтому опять схватилась за ручку дверцы:

- Созвонимся! Спасибо за хороший вечер…

- Элен! – он опять поймал меня за плечо, но на этот раз не для поцелуя, а чтобы развернуть на себя и поймать взгляд. Ему пришлось постараться, наклоняя голову и заставляя меня приподнять лицо. – Элен… ты… в самом деле? Никогда прежде… нет?

- А если так, то что? Ты мне уже не вернёшь то, что забрал! – зло воззрилась я ему в глаза. Набиль замер, пытаясь осознать, что я не вру. Девица под тридцадку, в центре современной жизни, в Европе, в Париже, заливает ему, что никогда не имела ничего общего с мужчиной! В это трудно поверить, учитывая, что я не выгляжу как Горбун, спрыгнувший с Нотр-Дама. – Что ты молчишь?

- Пытаюсь понять, что не так с вашими мужчинами! Такую шикарную девушку до сих пор никто не пытался поцеловать?

- Может, девушка никому прежде этого не позволяла? У нас тут не всё, знаешь ли, зависит от мужчин.

- Я понимаю, и всё же, - ошарашенный, продолжая разглядывать меня будто заново, он откинулся на сиденье и погладил руль. – Ты с каждым новым фактом всё более невероятная, Элен. Теперь я… да, теперь лучше понимаю, почему ты отказывалась и стеснялась…

- Давай не будем это обсуждать?

- Почему? Сохранить себя в таком безумном мире – это прекрасно.

- Я знаю! Я и не говорю, что стыжусь этого, но мне неловко обсуждать это с тем, кого я… толком не знаю.

- Я не против, чтобы ты узнала меня получше.

- Для этого нужно время.

Набиль слегка нахмурился:

Глава VI

Самолёт у Набиля вылетал поздно вечером, но я всё равно ушла с работы пораньше, чтобы удалось побыть подольше вместе. Сев к нему в машину, я приняла долгий и глубокий поцелуй, превращавший моё нутро в сплошное трепещущее бабочками пространство.

- Ты восхитительно выглядишь, - сказал он, - впрочем, как и всегда.

- Спасибо.

- Ты голодна?

- Нет, не успела ещё проголодаться.

Тронувшись с места, Набиль включил негромко музыку. У него всегда играло что-то восточное, марокканское – арабское, по сути. И я привыкала к этому звучанию, находя его не таким уж чужеродным и непонятным, какими казалась мне иммигрантская культура до недавних пор. Сразу представлялись бескрайние пустыни с каменно-песочными дворцами-крепостями посередине, во внутренних двориках которых оазисы, похожие на рай.

- Куда поедем?

- Заедем ко мне, я ещё не все вещи собрал.

Напрягшись, я попыталась промолчать, но не выдержала:

- Набиль?

- Да?

- Ты же знаешь, я против посещений гостиничных номеров…

- Но не останешься же ты в машине? – он посмотрел на меня, притормозив на светофоре. – Я улетаю чуть больше, чем через три часа, и ты останешься здесь, а не пойдёшь со мной?

В другой раз я наверняка бы отказалась, но на этот раз довод был весомым.

- Ну… хорошо. Но ты же не будешь ко мне приставать?

- Элен, если ты не захочешь – ничего не будет, - он мягко улыбнулся, снова нажимая на педаль акселератора, - я похож на насильника?

- Находиться наедине с мужчиной всегда немного опасно, разве нет?

- Если мужчина не излучает опасность – он не мужчина.

- А я думала, что для своей дамы он должен создавать ощущение безопасности. Или это только после свадьбы? – стала я подготавливать почву для обсуждения того, что мне было важно. Набиль пожал плечами:

- Мужчины – охотники, даже если дома он ведёт себя тихо и спокойно, все знают, что, выйдя за порог, он вновь будет другим.

Была доля истины в его рассуждениях. Я и сама уже подмечала, что будоражит и возбуждает ощущение силы рядом, крепость рук, властность тона, которому трудно противоречить, да и не очень хочется. Хотя Набиль со мной разговаривал всегда нежно и ласково, я слышала, как резок он бывал по телефону, когда его отрывали дела. В нём включался хозяин жизни, господин и повелитель, умеющий решать все проблемы и во всём побеждать. И как же это притягательно выглядело со стороны! Мне так страстно захотелось стать его женой, что я накануне перечитала в интернете, возможно ли венчание между православной и мусульманином? Венчание в церкви оказалось невозможным, христианство не допускало брака с иноверцем, но, вот уж сюрприз, исламский никах дозволялся с христианкой! Мужчина-мусульманин мог вступить в священный – по их вере – союз с женщиной Писания, то есть, исповедующей одну из авраамических религий: иудаизм, христианство или ислам.

И всё же, никах – это не венчание. Это, возможно, будет важно и ценно для Набиля, но что это будет значить для меня, если я – не мусульманка?

Приехав, мы поднялись наверх. В номере, на кровати, лежал раскрытый чемодан, наполовину заполненный одеждой. Его путевой вид сковал мне грудь тоской. Расставание на неопределённое время! Минимум недели на две! Проводившая прежде вечера за работой и исследованиями, я вдруг подумала, что не хочу возвращаться к этому, хочу и дальше гулять с Набилем по Парижу, держась за руки и целуясь в укромных уголках без посторонних. Нет, это вовсе не обозначало, что я хочу уволиться и сесть ему на шею, чтобы быть женой олигарха, напротив, я бы хотела сохранить своё занятие, даже если создам семью. Но свободное время тянуло тратить уже на другое. Как же заразительна романтика! Как трудно перебороть возникающие желания, прорастающие глубокими корнями в душу.

- Не хочешь вина или шампанского? – предложил Набиль, положив ещё одну рубашку в чемодан.

- Ты же знаешь, я не пью.

- Ну, вдруг это только без повода? – улыбаясь, подошёл он ко мне.

- Нет, совсем. Меня так воспитали.

- У тебя очень хорошая семья.

- Да. И… я как раз хотела поговорить насчёт этого…

- Да? Я слушаю, - он отошёл в ванную, проверяя, ничего ли не забыл там. Как-то совсем не то перекрикиваться о том, что я хотела сказать, через стенку. Мне нужен был контакт глаз, присутствие. Поэтому я замолчала. Выйдя, Набиль оказался позади меня и, вдруг, его губы коснулись моей шеи. Волосы были забраны вверх, в строгий рабочий пучок, поэтому их не пришлось сдвигать, чтобы коснуться кожи.

Смущённая, я резко развернулась к нему и оказалась в его объятьях.

- Что ты хотела сказать?

- Это… насчёт… как раз… моей… и твоей…

- Да? – он снова наклонился, и на этот раз поцеловал меня в шею спереди. По спине пробежали мурашки, особенно когда губы стали подниматься выше, к подбородку, по скуле. Замерли возле моих губ.

- Я же… христианка.

Набиль чуть отстранился, поглядев в мои глаза.

- Я знаю. И что же?

- А ты… ты – мусульманин.

- Это я тоже знаю, - усмехнулся он. – Ты считаешь, Аллах осудит то, что мы вместе?

- Нет, я думаю, что Бог как раз сторонник любви и того, чтобы люди любили друг друга. Только… по-честному.

- По-честному? – недопонял он, сузив глаза. Чёрные брови приопустились, делая его взгляд хищным, но тем не менее ещё более красивым.

- Я имею в виду… законно. Перед Богом.

- Не совсем понимаю…

Наверное, у них, всё-таки, никах описывается как-то иначе.

- Я о том, что мы с тобой не сможем повенчаться, - выпалила я, набравшись решимости, - по-христиански это невозможно. Никак. Если один из нас не поменяет религию. Вот.

Набиль посмотрел на меня продолжительно, задумчиво, продолжая держать за плечи. Потом расслабился и улыбнулся:

- Элен, но ведь сейчас религиозные браки не обязательны.

- Для меня это важно.

- И что же ты хочешь?

Загрузка...