Вторая жена. Ты выбрал не нас

Глава 1

– Ты можешь быть расторопнее, Дилара? Скоро придут уважаемые гости, мы сына женим, а ты не шевелишься! – рявкает свекровь, с утра недовольная мной, будто ей какая-то вожжа под хвост попала.

– И уберите эту несносную девчонку с кухни, она сейчас торт для невестки испортит! – это уже в адрес моей дочери Амины.

Я отправляю ее к остальным детям на второй этаж, чтобы она не попала под горячую руку свекрови, а сама, сцепив зубы, раскатываю тесто.

Терпи, Дилара, терпи. Не каждый день семья Каримовых женит сына.

У свекров в семье четверо сыновей, и трое из них женаты.

Мой Саид третий по счету, а вот старший Ахмет женился на русской девушке Оле, что до сих пор не нравится свекрам.

Средний, Булат, взял в жены ту, на кого указали родители, так что Асия для них самая любимая невестка, в то время как я у них вообще поперек горла, так как в отличие от двух других невесток не родила сына.

У нас с Саидом подрастает четырехлетняя Амина, наш ангелочек, в которой мы оба с мужем души не чаем. Конечно, как и всякий мужчина, Саид мечтал о сыне, но у меня уже было три выкидыша, и врачи разводят руками, говорят лишь, что я вряд ли смогу выносить еще одного ребенка.

Это моя боль и тайна, о которой знает лишь муж. Если бы свекровь узнала, давно бы сжила меня со свету, ведь для их семье рождение мальчиков – аксиома, и я в этом уравнении слабое звено. Бракованная.

– Очередной договорной брак, – фыркает Оля, жена старшего брата моего мужа, когда мы с ней остаемся на кухне наедине.

– Может, Дамир любит эту девушку. Вряд ли его женят против его воли, он ведь любимый младший сын, Оль, – отвечаю я задумчиво и ненадолго присаживаюсь. В последнее время у меня часто кружится голова, видимо, гемоглобин упал.

Для всех нас сегодняшний совместный обед с новыми сватами становится открытием. Свекровь, Гюзель Фатиховна, позвонила мне в шесть утра чуть ли не с истерикой, требуя немедленно явиться к ним в дом и начать готовить, так как в обед прибудут гости. Это было странно и несвойственно для нее, так как обычно Саид передавал мне ее просьбы заранее.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы Саид был здесь с нами, но в последнее время у него частые командировки по делам своей компании, расширяет бизнес, так что знакомство со сватами пройдет, видимо, без него.

Я изначально знала, что муж у меня – крупный бизнесмен, который не станет сидеть безвылазно дома, но иногда так хотелось быть обычной семьей. Не оставаться наедине со свекровью, которая при муже ведет себя со мной чуть уважительнее, так как Саид всегда осаживает ее, если ему не нравится ее тон.

– Что-то неладное с этим браком, – цокает Оля, и мне становится немного не по себе. Накрывает предчувствием беды.

Продолжать неприятный разговор мне не хочется, так что я подрываюсь, услышав шум со стороны входной двери. Кажется, гости пришли в немалом количестве, судя по галдежу.

Ведомая любопытством, я выглядываю из кухни и узнаю в гостях семью моей одноклассницы Инжу. Свекры приветствуют ее родителей, их братьев с женами, приглашают внутрь, и когда толпа рассасывается, я замечаю у Инжу выпуклый животик, который с ее худобой уж слишком заметен.

Я помню, что у нее есть младшая сестренка, которую наверняка и сватают Дамиру, но среди гостей ее не вижу. Быстро юркаю в коридор, пока свекровь не заметила, что я отлыниваю от своих кухонных обязанностей, и подбегаю к однокласснице.

– Привет, Инжу. Рада видеть тебя, будем теперь почти родственниками, – улыбаюсь я и приобнимаю ее. Пусть моей невесткой станет ее младшая сестра, но иметь в союзниках еще одного близкого человека в семье, где тебе не очень-то и рады – благословение.

– Дилара, – выдыхает и как-то странно мнется Инжу, но я списываю ее поведение на гормоны.

– Не знала, что ты замуж вышла. Поздравляю с будущим пополнением. А кто папа? Я его знаю? Тебя же вроде за Салиха сватали.

– Н-нет, нет. Ты… Да, ты его знаешь, он…
Инжу в легкой панике оглядывается, прячет от меня глаза, мнется, а у меня возникает какое-то нехорошее предчувствие. Сердце колотится, ладошки потеют, и я вытираю их о передник.

– Твоя сестренка тоже идет?

– Нет, она на учебе, – качает головой одноклассница, но я отвлекаюсь, так как в этот момент со второго этажа спускается Амина, уставшая сидеть взаперти.

Мне жаль своего ребенка, что бабушка шпыняет ее и даже не приласкает, хотя дочка тянется к ней и пытается привлечь ее внимание, но и заставить свекровь полюбить внучку я не могу.

– Звездочка моя, что такое?

Я беру ее на руки и отхожу чуть в сторону, замечая и покрасневшие глаза, и расстроенный вид.

– Аслан не разрешает мне играть с его игрушками. Говорит, что я криворукая и всё только испорчу, что я дочка ведьмы.

Амина слегка хнычет, пряча личико у меня на плече, а меня едва не колотит от гнева.

Я сжимаю зубы, так как привыкла держать лицо и не показывать недовольства, но в этот раз любимая невестка свекрови Асия, которая осталась наверху присматривать за детьми, перешла все границы.

– Идем, Амина. Я разберусь с Асланом.

Хочу уже подняться вслед за убежавшей на второй этаж дочкой, как вдруг слышу со стороны входа голос Саида.

– Ты почему у порога сидишь? – спрашивает он у Инжу и помогает приподняться. Кладет ладонь на ее живот, растопырив пальцы, и меня бросает в пот. Уж слишком фривольно он ведет себя с посторонней женщиной.

– Тебя жду. Не хочу одна заходить. Ты что-то долго, Саид.

Голос Инжу становится непривычно ласковым и нежным. Я же никак не могу оторвать взгляд от руки Саида. Скольжу вверх и вижу, с какой теплотой он смотрит на внушительный живот Инжу.

– Пробки, – коротко отвечает Саид и хмурится, когда Инжу хватает его за предплечье и с тревогой заглядывает в его глаза.

– Ты не сказал Диларе о нас?

Я сглатываю, услышав то, чего так сильно боялась. Меня прошибает потом, голова кружится, а я всё смотрю, как мазохистка, на мужа и другую женщину. Беременную женщину.

Глава 2

Заявление свекрови вызывает у меня возмущение, и я снова сжимаю зубы. В груди всё горит, а лицо пылает от унижения, что впервые Саид за меня не заступается, как делал это раньше. Не осаживает мать, не говорит ей, что я в этом доме не служанка, а невестка и его жена, достойная уважительного отношения.

Вот только не в этот раз. Саид стискивает челюсти с такой силой, что я слышу даже скрежет его зубов, но буравит злым взглядом меня, требуя, чтобы я немедленно покинула дом.

Не хочет видеть меня здесь, считает лишней.

Меня трясет от неверия, что всё это и правда происходит со мной. Что муж берет вторую жену, и все об этом знали. Что свекровь специально позвала меня, чтобы побольнее уколоть и указать мне на мое истинное по ее мнению место.

Я часто дышу и моргаю, чтобы смахнуть подкатывающие слезы, но не могу даже убежать, чтобы поскорее оказаться в укромном месте и поплакать, выплеснуть наружу боль, которую здесь лишь высмеют и дадут тумаков, если посмею испортить настроение гостям и хозяевам.

– Она пойдет домой, мама. Ее сюда не приглашали. Какой чай? – произносит грубовато Саид, обращаясь к матери, которая встает поперек двери, чтобы не пропустить меня наружу.

Даже не понимает, что я никуда не уйду без дочери. Это муж не знает, что Амина пришла со мной и играет сейчас наверху, а вот Гюзель Фатиховна, кажется, чувствует свой триумф, с удовольствием собираясь понаблюдать за моим унижением.

– Я слышала ваш разговор, сынок, – смягчается свекровь, говоря с сыном. – Я сразу тебе сказала, что надо было сразу поставить Дилару перед фактом, чтобы она не филонила, а сразу начала готовиться к появлению у тебя жены, которая, наконец, родит тебе наследника. Это ведь счастье для всего нашего рода. Еще один мальчик, долгожданный. К тому же, от дочери уважаемых в городе людей. Хорошие гены всегда в цене, сынок, и твоя первая жена должна это понимать.

Очередной словесный тычок в мою спину.

Я старательно раньше гнала от себя мысли о том, почему свекровь не любит Амину, хоть она ее единственная внучка. Свое негативное отношение к моей семье она перенесла на меня, а потом уже и на Амину. Кривила нос всякий раз, когда дочка тянулась к ней, чувствуя родную кровь. Всячески подчеркивала, что Амина – отрезанный ломоть и дурная кровь. А теперь не стесняется говорить то, что думает, даже при Саиде.

Я резко вскидываю голову и смотрю в глаза мужу, молю его мысленно хотя бы о том, чтобы он не позволял притеснять Амину, ведь она его любимая дочка, но этого не происходит.

Его внимание переключается на Инжу, которая вдруг болезненно стонет и складывается пополам, хватаясь за Саида. Одной рукой придерживает живот и морщится.

– Что такое, дорогая? – спохватывается Гюзель Фатиховна и бежит к ней, грубо толкая меня в сторону.

Я не удерживаю равновесия и заваливаюсь на спину, падая на вешалку и ударяясь виском об угол стоящей обувной тумбочки.

Я вскрикиваю, чувствую режущую боль, касаюсь головы пальцами и с ужасом вижу на них кровь. Перед глазами двоится, но я сжимаю зубы и не издаю больше ни звука. Впрочем, никому нет до этого дела.

Саид придерживает Инжу, которая едва не плачет, жалуясь на боль внизу живота, а свекровь скачет вокруг нее, то подавая подушку, то вызывая Ольгу, чтобы принесла воды, то требует, чтобы кто-то немедленно вызвал скорую.

Я неаккуратно, словно гусыня, привстаю, ощущая боль по всему телу и горящую адским пламенем обиду в груди.

Саид даже не обернулся на грохот, когда я упала, всё свое внимание сосредоточил на беременной Инжу.

Только она кидает на меня насмешливый взгляд исподлобья, и я единственная замечаю, как дергается от победной ухмылки ее губа.

Меня обдает испариной, и в голове возникает четкое понимание, что она отличная актриса, которая разыграла свою партию, чтобы добиться своего.

Она подстроила это специально, изображая боль и угрозу выкидыша или преждевременных родов, чтобы показать мне, что она выиграла.

Что это она теперь главная невестка семейства Каримовых.

Та, кто носит наследника Саида.

Та, на чьей стороне свекровь, недолюбливающая меня и желающая избавиться от неодобренной ею невестки.

– Саид, – шепчу я надрывно, всё еще цепляясь за прошлое.

Он уже ударил мне в спину ножом, нарушив свои клятвы верности и обещания никогда не становиться причиной моего несчастья, но что-то во мне всё еще надеется, что он не бросит меня в беде. Не отвернется от меня, поможет хотя бы встать на ноги, но вместо этого, кинув на меня мимолетный равнодушный взгляд, он берет Инжу на руки и несет на второй этаж, куда его ведет свекровь.

Я же остаюсь лежать на ворохе вещей и чужой грязной обуви.

Кое-как встаю, чувствуя, как раскалывается голова и начинает запоздало болеть тело.

Мне хочется реветь в голос, устроить скандал и закатить истерику с битьем посуды, но я держу эмоции в себе, не в силах показать, как мне плохо. Ноги трясутся, руки подрагивают, а сердце бьется о грудную клетку, словно пойманный зверь в силках.

– Дилара, как ты? – подскакивает ко мне Оля, выходя из кухни.

От ее сочувствующего взгляда мне становится невыносимо, но я благодарна ей за то, что не прошла мимо, не сделала вид, что всё нормально, что только я в этом доме не права.

Пожалуй, в этой семье лишь Оля понимает меня, как никто другой. Она ведь тоже не особо любимая невестка, но в отличие от меня способна постоять за себя и поставить свекровь на место колкими фразами, насмешками, от которых та теряется, ведь привыкла быть в семьей главной женщиной.

Я же заложница своего воспитания, которое не позволяет мне не то что повысить взгляда на Гюзель Фатиховну, но и кинуть на нее косой взгляд.

В то время, как Оля даже своего мужа Ахмета перетянула на свою сторону, не позволив сделать из себя домохозяйку и послушную жену. Вот он бы никогда не посмел привести в дом вторую жену. Оля бы точно устроила ему разнос и побежала бы подавать на развод, не раздумывая.

Глава 3

– Чай не горячий, – фыркает мать Инжу, Салима Ильдаровна.

Полноватая, в длинном платье, закрывающем кисти рук и икры, она поправляет платок одной рукой, когда он съезжает набок, второй протягивает мне пиалу с недопитым чаем с таким недовольным видом, словно я ей туда плюнула.

Раньше она хорошо относилась ко мне, никогда не третировала и даже одобряла нашу дружбу с Инжу в школе, так как мои родители были уважаемыми и состоятельными людьми в нашем городе.

Сейчас же передо мной сидит стервозная мать моей соперницы, которая всем видом показывает, что я никчемная и нерадивая невестка. Даже не стесняется сделать мне следом еще одно замечание вслух, когда я, сжав зубы, забираю у нее из рук чашку.

– Нерасторопная первая жена у Саида, Гюзель, – цокает она и кривит губы. – Вот моя Инжу – послушная дочь, которая всё по дому делать умеет. Станет тебе отличной помощницей и любимой невесткой, Гюзель.

Она уж слишком сильно старается угодить новой сватье, постоянно называет ее по имени, будто смакует его. Я не удивлена, так как семья Хасановых хоть и ворочает большими деньгами, но уважением в городе не пользуется.

х старший сын, поговаривают, взял силой дочь высокопоставленного чиновника из Москвы, и сел в тюрьму, так что долгое время они вообще были не рукопожатными. И то, что происходит сегодня, никак не укладывается в моей голове.

Видимо, Гюзель Фатиховна так сильно ненавидит меня, что готова даже сесть за один стол с теми, кого раньше называла не иначе, как вторым сортом. И мать Инжу сразу чувствует болевую точку и давит на нее, пытаясь втереться к моей свекрови в доверие.

– И не говори, Салима, – фыркает Гюзель Фатиховна и режет меня темным взглядом. – Мало того, что девку родила, так теперь бесплодной стала. Еще неизвестно, от чего. Вон, у Дамировых старшая дочка гуляла по молодости, семью порочила, а теперь ей тридцать, никак забеременеть не может.

Я стоически терплю эти скрытые за, казалось бы, простыми разговорами оскорбления, но ни у кого нет сомнений в том, что это намек на то, что я не смогла родить Саиду сына, потому что ему неверна. Он был моим первым и единственным мужчиной, но я молчу, гашу в себе гнев и ярость, напоминаю, что делаю это для дочери, которая заперта наверху.

Свекровь устроила настоящую истерику с картинным обмороком и больным сердцем, да так натурально отыграла роль безутешной оскорбленной женщины, что на ее плач сбежались все сыновья и муж.

Гюзель Фатиховна редко использовала козырь здоровья и своего самочувствия, поэтому никто и не заподозрил, что она лжет и притворяется. Кроме меня и Оли, которая видит ее насквозь.

Вот только Саиду этого не объяснишь, да и слушать он мне не стал. Запер Амину с детьми и Асией в детской и запретил мне приближаться к комнате, пока я не успокою его мать. Та как-то умело убедила всех, что ей горько, что у нас такая не дружная семья, а я отказываюсь помогать ей с гостями.

Уж не знаю, как, но Саид, до этого считавший, что мне этом празднике жизни не место, кивнул и схватил меня грубо за локоть и практически спустил с лестницы вниз, в сторону кухни.

– Пока мать не будет довольна, домой не пойдешь! – рявкнул он, кивая на стол.

– Как же Амина? – простонала я тихо, не в силах говорить громче.

Меня буквально колотило от осознания того, что я стала заложницей в этом доме и буквально служанкой на побегушках у свекрови. Будь я решительнее, как Оле, дала бы всем им жесткий отпор, не побоялась бы скандала и криков, устроила бы разнос семье и Саиду при гостях. Но я, чувствуя отвращение к себе и своей слабости, опустила взгляд, пряча от мужа свои слезы, и медленно кивнула.

В другой ситуации я бы сумела подобрать ключик к сердцу Саида, ведь раньше мне казалось, что я его знаю, но сейчас даже не стала и пытаться. Не только потому, что считала свои попытки бесполезными. У меня язык не повернулся бы сказать ему хоть что-то приятное.

Он потерял право на мою ласку и любовь час назад, когда растоптал мои чувства, а своим ультиматумом и вовсе смешал мою гордость с грязью.

Но больше всего в тот момент я ненавидела себя. За то, что позволила унижать себя и свою дочь. Вот только что я могла против толпы агрессивно настроенного против меня народа? И некому мне помочь. Ни одного родного лица рядом, кто мог бы заступиться за меня, мое достоинство и мою честь.

Будь здесь кто-то из братьев, всё было бы по-другому, но отец запретил им приходить ко мне, наказывая за то, что посмела пойти против его воли. Ослушалась отцовского запрета, который должен был быть для меня нерушимым, словно каменные своды.

– Ты права, Гюзель, гены играют не последнюю роль, – цокает вдруг едва ли не над ухом громко мать Инжу. – Как говорится, от осинки не родятся апельсинки. Ох и крикливая у твоей невестки дочка. У меня аж уши заложило. Мы такого своим детям и внукам не позволяем. Они у нас все воспитанные.

– И не говори. Думаю отдать девчонку в какой-нибудь коррекционный центр, чтобы ее там научили уму-разуму. А потом и в школу-интернат подальше от дома. Когда родится наш внучек, не хочу, чтобы она представляла для него угрозу.

Свекровь цокает, а я снова с силой сжимаю зубы. Благо, кроме Салимы и Гюзель почти никто не трогает меня и не задевает. Родственницы Инжу как-то притихли, словно им неловко от моего унижения, не знают, куда себя девать от стыда за свою семью, а вот мужчины семьи Каримовых отводят взгляды и делают вид, что меня тут нет. Им самим неудобно, что их жена и мать оскорбляет члена семьи при посторонних, но и как-то пресечь они этот беспредел не решаются.

В этот момент я слышу, как кто-то грузно спускается со второго этажа. Уже по шагам узнаю Саида и беременную, еле как передвигающуюся Инжу. От госпитализации, когда приехала скорая, она отказалась, и что-то мне подсказывает, что ничего у нее не болело. Наверняка она разыграла ту сцену специально, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать жалость. Показать мне, что мое мнение больше здесь никого не волнует.

Глава 4

Сверху царит полная тишина. Ни звука не раздается, пугая меня отсутствием детского галдежа и шума, к которому я привыкла.

Нервно посматривая на потолок, я стараюсь прислушиваться в надежде, что я просто на несколько секунд оглохла от стресса, но разговоры за столом слышны мне прекрасно.

– А она у тебя здоровая, Гюзель? На Айшу похожа, соседову дочку, такая же блаженная, сама с собой целыми днями разговаривает и по двору шатается, – цокает снова мать Инжу, но в этот раз ее оскорбления слышит Саид, который в отличие от других мужчин молчит и не вступает с ними в праздные разговоры о том, какое торжество закатить и кого позвать.

– Следите за языком, вы говорите о моей жене, – цедит Саид сквозь зубы, и за столом воцаряется молчание.

– Сынок, ты чего грубишь нашим… – пытается сгладить ситуацию свекровь и улыбается, отчего ее золотые коронки на восьмерках сверкают на свету ламп.

– Дилара – моя законная жена. Первая жена, к которой вы должны относиться с уважением.

Голос Саида звучит устрашающе и холодно, отчего даже у меня по телу расползаются мурашки. Он прищуривается, оглядывая всех за столом, словно проверяет, кто готов сказать ему хоть слово против.

Наши взгляды встречаются, и на секунду мне кажется, что передо мной снова сидит мой Саид.

Тот самый, что варил мне суп, когда я болела и не могла встать с кровати.

Тот самый, что подрывался во время моей беременности по первому зову и летел в ближайший супермаркет.

Тот самый, что дарил мне часто незначительные подарки, приятные моему сердцу, просто потому, что они напомнили ему обо мне.

Он никогда не заставлял меня подавать ему завтрак прямо в постель, как это делает его брат Булат, любимейший мамин сынок. Наша семья, несмотря на то, что мы оба из довольно патриархальных кланов, всегда старалась быть современной и развивающейся.

Мы не делили обязанности на женские и домашние. Конечно, в силу того, что я находилась в декрете, а Саид работал, всё по дому сейчас делала я, но он никогда не брезговал помочь мне, если я что-то не успевала. Мог и пропылесосить, и приготовить легкий ужин. Не попрекал меня куском хлеба и не утверждал, что место женщины на кухне, как и подобает испокон веков.

Но секунда проходит, наваждение испаряется, и передо мной снова сидит зверь, готовый растерзать меня.

Мои руки трясутся, когда я наливаю чай в очередную пиалу, а затем расплескиваю чай по столу и себе на колени, услышав сверху грохот и плач. Сначала мне в панике кажется, что это обижают мою девочку, которую я не сумела защитить, а затем до меня доходит, что это ревет кто-то из мальчишек Асии. Слышится даже ругань между пацанами, в то время как Амины совсем не слышно.

– Мне нужно проверить, как там дочка, – сипло произношу я с непривычки, так как давно молчу, и в горле пересохло. Еще не хватало тут со всеми чаи распивать, когда мое материнское сердце кровоточит ходит ходуном не на своем месте.

– Сиди! – резко выплевывает Гюзель Фатиховна и стреляет глазами на Олю, которая сидит в стороне, чтобы быть у меня на подхвате. Приносит второй вскипевший чайник, меняя его на мой остывший, подкладывает сладости в тарелки, играет роль “принеси-подай”.

Она не ропщет, уже привыкнув к таким порядкам в доме свекрови, но судя по ее жесткому взгляду и напряженной спине ее мужа Ахмета, дома его ждет выволочка и выторгованное обещание еще долго не приходить в дом к его родителям.

– Ольга, сходи и приведи девчонку, пусть тоже присоединяется, – говорит свекровь и кивает наверх, после чего Оля подрывается и прищуривается, глядя на женщину с подозрением.

Я же воодушевилась, что мне не придется прорываться на второй этаж, чтобы вызволить ее. С первого этажа до выхода рукой подать, так что мы просто сбежим и больше сюда не вернемся.

Во рту появляется горечь, когда я думаю о том, что дома у нас с ней больше нет.

Я не смогу жить в том доме, где мы живем с Саидом, зная, что теперь у него вторая жена. В отличие от него, я не обольщалась насчет нее и знала, какой хитрой змеей она была с самого детства. Всегда строила из себя невинную овечку, в то время как сама строила козни и не раз подставляла меня.

Не счесть, сколько слез я пролила из-за нее в подушку, а теперь она взялась за меня по-крупному.

Украла у меня мужа и…

Я опускаю глаза на ее живот, который прекрасно виден, когда она сидит и бесстыдно облокачивается о Саида.

… и сына, о котором я так мечтала…

– Садись около Инжу, Амина, – слышу я вдруг ласковый голос свекрови и цепенею, удивленная, как быстро она меняет тактику поведения. Либо она нездорова, либо и правда хорошо играет разные роли.

Я перевожу взгляд на Амину, которую за руку ведет Оля, и уже хочу подорваться, как вдруг у меня отказывают ноги. Затекли, вызывая неприятные ощущения, и я вынужденно замираю, привыкая к новому положению тела.

– Познакомься, Амина, это твоя вторая мама Инжу, она скоро родит тебе братика, – продолжает соловьем разливаться свекровь, и никто ее не останавливает.

Я уже открываю рот, чтобы возразить и наконец взорваться. Мало того, что ко мне она относится, как к наемной прислуге, так еще и дочку втягивает во взрослые игры, не думая о детской психике.

– Мама! – предостерегающе произносит Саид.

На его скулах играют желваки, и он всем видом демонстрирует, что его не устраивает присутствие ребенка за столом. Вот только я замечаю, что на дочь он даже не смотрит, старательно делает вид, что ее нет.

От этого на сердце становится горько и больно, ведь я до сих пор помню, что когда она родилась, он ликовал и искренне благодарил меня за дочь. Не спал ночами, когда у нее болел животик, резались зубки. Давал мне поспать, а сам качал Амину на руках.

И тем резче контраст с тем, каким он был, и каким предстает сейчас.

Равнодушным отцом, которому плевать на свою дочь.

Амина жмется к ноге Оли и волчонком посматривает на Инжу, не понимая, что происходит. Я же наконец выпрямляюсь и иду к ней, не собираясь больше идти на поводу у этой ненормальной семейки. Дочка видит меня и сияет от облегчения, но затем мы обе с ней снова смотрим на свекровь.

Глава 5

Когда мы с Аминой выходим из дома, Саид порывается вдруг отвезти нас, но на него наседает мать, а на второй руке повисает Инжу, которая начинает плакать и причитать, что это она во всем виновата.

Строит из себя жертву, играя на мужских чувствах, и мне противно не то что смотреть, но и слушать, как она умело манипулирует моим мужем.

Моя машина стоит за пределами двора, так как свекровь никогда не разрешает мне парковаться внутри, причитает, что она занимает место, а портить свои клумбы, которые вообще находятся в пяти метрах слева от дорожки, никому не позволит.

Вот только запрет распространяется лишь на меня.

Поджав губы, я быстро беру дочку крепче за руку и практически бегу в сторону ворот, опасаясь, что нас могут остановить.

Нет никаких сил больше находиться в обществе семейства Каримовых, которые решили, видимо, что я для них с сегодняшнего дня не просто девочка для битья, но и второсортная жена и невестка.

Бракованная.

Не способная родить сына и продолжить их род.

А значит, и церемониться со мной больше не надо и притворяться, что я хоть что-то для них значу.

Не покидает чувство, что все эти годы Саид умело притворялся любящим мужем и отцом, чтобы в один день растоптать меня и скинуть с небес на землю, чтобы мне было побольнее.

Унизить род Билаловых через поколение.

Вонзить нам нож в спину и всем растрепать, что их дочь – пустоцвет, который ни на что большее, чем работа по дому, не годится. Что их внучка, в чьих венах течет кровь Билаловых, станет прислуживать наследнику Каримовых от второй жены.

И это даже не мои страхи или фантазии. Свекровь с удовольствием рассказала новым сватам о моем якобы бесплодии. Опозорила меня с одной единственной целью. Знала, что мать Инжу – первая сплетница в городе. Так что завтра все будут знать самые мельчайшие и грязные подробности про меня и семью Билаловых. Мою семью.

Не удивлюсь, если всё это был тщательно продуманный план Гюзель Фатиховны, которая даже спустя несколько десятков лет никак не успокоится, не желает отпустить обиду отвергнутой женщины.

Становится страшно, что даже наш брак с Саидом – ее изощренный план мести, но даже для нее это слишком. Разве стал бы нормальный человек делать подобное? Вести себя так жестоко и мерзко, как не относятся даже к самому злейшему врагу?

Я еле сдерживаю слезы, пытаюсь сглотнуть ком в горле и вдохнуть побольше кислорода в легкие, чтобы не расплакаться, но это невероятно трудно, так как сегодня мой мир просто-напросто рушится, оставляя часть моей души под завалами.

– Мама, папа теперь тоже нас не любит? Считает, что мы грязные? – вдруг слышу я тихий жалобный голосок Амины, когда я усаживаю ее в детское кресло на заднем сиденье машины.

Замираю, отвлекаясь от собственных уничижительных мыслей, от которых мне становится еще хуже и горше, и в неприятном удивлении смотрю на дочь.

Ее нижняя губа дрожит, щечки покраснели, а глаза мокрые, словно и она вот-вот расплачется от обиды и чужого глумления.

Ее черные волосы, заплетенные в косу, растрепаны и торчат во все стороны, отчего она еще сильнее напоминает мне раненого жестокими людьми вороненка, и это меня отрезвляет.

Заставляет взять эмоции под контроль.

– Ну что ты, звездочка моя, конечно, нет, – как можно ласковее произношу я и наклоняюсь над дочкой. – Просто папа плохо себя чувствует, приболел, поэтому такой злой.

Я, конечно, понимала, что после сегодняшнего скандала у нее в голове появятся вопросы, но у меня совсем не было времени, чтобы понять, как себя вести и что говорить.

Отец мало того, что ни разу ее не приобнял, даже делал вид, что ее не существует, так еще и привел в дом какую-то женщину и заявил, что у нее появится братик, которого она обязана любить.

Конечно, ребенок подумает о худшем. Посчитает, что это он виноват, будет думать, как заслужить прощение. Но такой судьбы я своей дочери не хотела.

В этот момент ненавижу Саида сильнее.

Неужели нельзя было вести себя, как взрослый? Не переносить на свою дочь гнев, направленный на меня.

Урод. Какой же он урод…

– С чего ты взяла, что он считает, что мы грязные? Мы ведь с тобой каждый день моемся, – улыбаюсь я, в то время как у самой сердце кровью обливается от мыслей, что я вру.

Я совсем не уверена, что Саид нас любит. Сегодня я увидела его в другом свете. Жестоким. Равнодушным. Бессердечным. Но никак не любящим и уж тем более добрым.

– Бабушка часто говорит, что в нас течет грязная кровь, – шепчет Амина и тем самым поднимает бурю в моей груди. Меня бросает в жар и пот, а в ушах шумит, отчего даже кружится голова.

– Бабушка так шутит, – шепчу я, а сама готова придушить мать Саида, но пока всё это лишь в моих фантазиях.

Никто не даст мне к ней и пальцем прикоснуться в ее же доме.

Многочисленные сыновья Гюзель Фатиховны, скорее, сломают мне руку, чем дадут дать ей не то что затрещину, но даже тычок.

– И про братика тоже шутит? – с надеждой спрашивает Амина, но я сглатываю ком под ее внимательным взглядом, в котором я вижу ожидание положительного ответа.

Не решаюсь соврать в этот раз.

Настроение Саида сменится.

Он так грубо вел себя с дочкой наверняка из-за недовольства мной, так как был раздражен из-за моего непрошеного присутствия при знакомстве семьи с беременной Инжу.

А вот ребенок в ее утробе никуда не денется.

Родится в срок и будет радовать своих родителей и бабушек с дедушками своим полом и “чистой” кровью, о которой так грезила Гюзель Фатиховна.

И тогда Амина поймет, что я жестоко ее обманула.

Нет.

Так разрушить ее доверие я не могу.

– Нет, звездочка моя, не шутит, – вздыхаю я и приглаживаю растрепанные волосенки дочери. – У твоего папы от другой тети скоро родится сын, но это не значит, что папа будет любить тебя меньше.

– Но бабушка будет, она меня вообще не любит, – бурчит Амина, и мне на это нечего сказать. Даже врать не хочу, чтобы ее успокоить. Она и не поверит, ведь и сама своим детским сердечком всё понимает.

Глава 6

Меня всё еще потряхивает от выброса адреналина в кровь, но я обеими руками держу руль и внимательно смотрю на дорогу.

Пусть это не трасса, а улицы между частными двухэтажными домами, никогда не знаешь, откуда внезапно может выскочить пешеход.

Родители живут в другом конце коттеджного поселка, так что я радуюсь тому, что не пришла к свекрам пешком, а взяла машину. Иначе мы бы с дочкой не сумели выбраться, и Саид перехватил бы нас, никуда не отпустив.

Ему никогда не нравилось ходить в гости к моим родителям, где, как они всегда говорил, его не уважают и всячески дают понять, что не принимают его в семью.

Я едва не усмехаюсь от этой мысли. Сейчас бы многое отдала за то, чтобы вернуть ему его же слова.

Будто бы меня в семье Каримовых считали своей.

Нет.

Я для них была и остаюсь швалью, о которую можно и нужно вытирать ноги. И это моя вина, что я позволяла так с собой обращаться.

Периодически поглядываю в зеркало заднего вида на дочь, но Амина всю дорогу молчит, даже не радуется, когда мы подъезжаем к знакомым воротам.

Пусть мы с Саидом и Аминой не так уж и часто навещаем моих родителей, но она всегда в такие дни была воодушевлена, ведь в этом доме ее любят и никогда не шпыняют.

Невольно вспоминаю ее убежденность, что если бы она родилась мальчиком, то ее бы все любили, и замечаю работу мыслей в ее глазах.

– Солнышко, что у тебя в руке? – спрашиваю я, кивая на сжатый кулачок.

Она даже не разжимает пальцы всю дорогу, словно в ладони что-то настолько важное, что она боится потерять свое сокровище.

Вместо ответа Амина поджимает губы и опускает голову, скрывая от меня выражение своего лица, и вызывает тем самым тревогу.

Я паркуюсь чуть подальше от ворот, чтобы не загораживать проезд, и разворачиваюсь, отстегивая на ходу ремень безопасности.

– Амина, – произношу осторожно, но не строго, чтобы не напугать дочь.

Она всё равно вздрагивает, а затем ее плечи начинают трястись, словно она плачет.

Я выскакиваю из машины и открываю пассажирскую дверь с ее стороны. Касаюсь ее лица и заставляю посмотреть на меня. Так и есть. Заплаканное личико, опухшие веки и щеки. И слезы, которыми наполнены ее глаза.

Я сглатываю ком и не нахожусь с тем, что сказать, и просто трогаю ее сжатый кулачок. Она нехотя разжимает его, и на ее ладони я вижу жемчужную бусину. Одну из тех, что Саид заставил собирать ее по всей комнате.

– Я не брала украшения. Я не воровка! – едва не кричит Амина, и я прижимаю ее к себе.

Поглаживая по голове, убеждаю ее, что верю ей. Думаю, именно это и нужно дочери. Знать, что хотя бы мать не верит мальчишкам, которые и обвинили ее в воровстве.

Во двор мы заходим, когда она успокаивается и становится вдруг аморфной. Сказывается стресс, но именно это меня и беспокоит. Она хоть и маленькая, но мысли в ее голове совсем недетские.

Машин во дворе нет, а это значит, что мужчин дома нет. Только охрана, патрулирующая территорию, и мама.

Я чувствую облегчение, так как мне бы поговорить с ней тет-а-тет.

Отец не поймет меня, когда я скажу ему о предстоящем разводе, а вот мама сумеет убедить его не пороть горячку. Сейчас отчий дом – то единственное место, куда мы с Аминой можем вернуться.

Вид матери в привычном глазу образе – в длинном закрытом платье синего цвета, однотонным белым платком на голове, который полностью прикрывает волосы, – вызывает теплые чувства, словно я наконец оказалась дома. По-настоящему дома.

– Дилара? Почему не предупредили, что навестите нас? Отца с братьями нет, но я бы хоть сказала Наире приготовить что-нибудь вкусное к вашему приезду, как раз сейчас обедать садимся, – удивляется мама и улыбается при виде нас.

Сразу же целует Амину в щечку, пока не замечая ее расстроенного личика. Несмотря на то, что у нее есть и другие внуки, от сыновей, моих братьев, детей она не делит. Относится ко всем одинаково ласково и справедливо.

– Мы с Аминой одни, мам. А от обеда не откажемся, мы с утра ничего не ели.

– Ты никогда не приходила к нам без мужа, дочка, что-то случилось? – настороженно подмечает мама, когда открывает входную дверь, но внутрь нас пропускает.

Лицо ее сразу мрачнеет, когда я не отвечаю на ее комментарий и просто отвожу стыдливо взгляд.

Когда мы разуваемся, я снова смотрю на мамино лицо и с неприятным удивлением вижу, что улыбка с ее лица спадает, как не бывало. От хорошего настроения не остается и следа.

Я прогоняю плохие мысли прочь, так как всю дорогу и так накручиваю себя.

Замечаю мамину помощницу Наиру и прикусываю губу, раздумывая, как бы рассказать всё матери наедине. Вот только она меня опережает, буквально читает мои мысли и намерения, пока я не успеваю даже рта раскрыть.

– Я надеюсь, что вы с мужем просто поссорились, и ты приехала ко мне просить совета, как помириться? – спрашивает она, как только отправляет Амину мыть руки перед обедом.

Вопрос матери звучит предостерегающе. Будто она заранее предупреждает меня, что примет только это объяснение.

Я не удивлена, что она сразу считала причину моего приезда. Мама всегда была женщиной проницательной и мудрой, и в этот раз чутье ее не подводит.

– Нет, мама, мы с Саидом не поругались. Он привел в дом вторую жену, и я не стану терпеть такого унижения. В понедельник подаю на развод.

Воцаряется напряженная тишина.

Недолгая и, как оказалось, благословенная.

– Не вздумай разводиться, Дилара! – шипит мама, заставив меня отшатнуться от вида ее искаженного негодованием лица. – Отец не допустит такого позора в нашем роду. Хоть что делай, но ты должна остаться замужней женщиной. Билаловы не разводятся!

Мама непреклонна. Поправляет свой платок и хмуро щурится, разглядывая меня с осуждением.

И ее взгляд, полный неодобрения, окончательно деморализует и ставит меня на колени.

Я пришла к ней поделиться своими страхами и болью, что муж ко мне охладел и так гнусно предал, но не получила в ответ никакой поддержки.

Глава 7

– …хочешь опозорить нашу семью еще сильнее? Чтобы мы с отцом со стыда сгорели, что у нас есть разведенка в семье?

Слова матери и ее обвиняющий тон до сих пор стоят в ушах, а она продолжает смотреть на меня, требуя ответа.

– Сейчас двадцать первый век на дворе, мама, что в этом такого?

Я нахожу в себе силы на ответ, но вызываю у нее лишь раздражение. Она хмурит брови, поджимает губы и качает головой.

– Неважно, какой на дворе век, дочка. Быть разведенкой в наших краях – позор. Хочешь навлечь его на наши с отцом седые головы? А то, что взял Саид вторую жену, так будь умнее. Сделай так, чтобы он тебя больше ценил, а к Инжу со временем остыл. Роди ему сына, как того хочет каждый мужчина.

– Ты же знаешь, я не могу, – шепчу с обидой, ведь и она бьет по-больному.

– Тогда чего удивляешься, что Саид нашел ту, что может? Всем нужен наследник, продолжатель фамилии, так испокон веков заведено, и не нам традиции нарушать.

– То есть если бы отец привел в дом вторую жену, ты бы стерпела? – задаю я встречный вопрос и касаюсь ладонями своих щек. Они горят, и мне бы остудить их в ванной, но я не могу и с места сдвинуться, до того ошеломлена таким разговором с матерью.

– Муж не может вторую жену привести в дом к первой. Обязан ей другой дом купить, негоже двум женщинам на одной территории хозяйничать. Тогда мира не будет в семье, – недовольно цокает мама и тянет руку к моей голове, но я отшатываюсь. Не хочу, чтобы она меня касалась. – Разве ж муж сказал тебе готовить спальню для Инжу?

– Нет. Купил ей отдельный дом, – цежу я сквозь зубы, вспыхнув после воспоминаний о пережитом в доме свекрови унижении.

– Умный мужик Саид, в отца пошел, не в мать.

Странно слышать от матери похвалу в сторону мужа, ведь и она недолюбливает его, так как он – сын ее заклятой подруги Гюзель.

– Ты себя слышишь, мама? Твою дочь унижают, а внучку хотят сделать прислужницей при наследнике Саида, а ты твердишь о том, что вам с отцом будет стыдно, если я разведусь, – с горечью произношу я и с какой-то надеждой смотрю на мать.

Она меньше меня ростом на полголовы, но несмотря на это, мне кажется, что это она смотрит на меня сверху вниз.

– Не говори глупостей. Амина – девочка и обязана помогать по дому, в будущем ей эти навыки пригодятся. Да и ты, если была бы постарше мальчиков, помогала бы мне с их воспитанием.

– Не припоминаю, чтобы старшие братья со мной возились. Наоборот, с десяти лет я прибиралась в их комнатах, хотя они были уже взрослые, – выплевываю с обидой, ведь мне всегда казалось такое положение вещей несправедливым.

Конечно, братья всегда ко мне хорошо относились, никогда не обижали, но в доме они ничем не помогали. Из них растили помощников отцу, в то время как меня мать использовала в качестве рабсилы. У нас были горничные с самого моего детства, но мать лично муштровала меня, чтобы я была хорошей хозяйкой и в будущем не посрамила их с отцом.

– Дочь – это лицо и честь семьи, Дилара, И наши лицо и честь всегда должны чистыми и благородными, – любил всегда строго повторять отец, и эта мысль вдалбливалась в меня с самого детства. Я не смела роптать, ведь его слово в доме – закон, но как же тяжко было осознавать, что в других семьях всё по-другому. По-современному.

– С какой стати моя дочь должна помогать любовнице ее отца?! – едва не кричу я в истерике, начиная окончательно выходить из себя.

Меня буквально колотит, а сердце бьется о ребра, обтачивая их до остроты.

– Не кричи на меня. Не в своем доме находишься, – осекает меня холодно мать и прищуривается. Дает понять, что не потерпит такого поведения с моей стороны в собственном доме.

– Мама, зачем ты так со мной? Я ведь твоя дочь, – стону я и сжимаю зубы, сдерживая рвущиеся наружу слезы.

– Как только ты вышла замуж, стала дочерью Гюзель, Дилара. Стала частью семьи Каримовых. Признаю, с Аминой перегнула, но и настраивать дочку против новых детей Саида не смей. Испортишь ей жизнь, привьешь современные манеры, и тогда девчонка отобьется от рук. Никто ее не возьмет тогда замуж, такой ты ей хочешь судьбы?

Мама голоса не повышает, но говорит достаточно жестко, чтобы меня приструнить.

Я же будто теряю ориентир и вся скукоживаюсь, даже голову опускаю, не в силах достучаться до родной матери, которая должна быть на моей стороне.

В этот момент слышу вдруг шум во дворе и резко вскидываю голову. Сердце заходится ходуном, тело покрывается холодным потом, а в голове бьется мысль, что если это отец, то он, науськанный матерью, может взять меня за волосы и вернуть мужу, чтобы не позорила их род.

Уже ничему не удивлюсь. Не после того, как моя собственная мать, которая вынашивала меня девять месяцев, готова заставить меня страдить, лишь бы я не позорила их фамилию.

Я отступаю, впиваясь ногтями в кожу ладоней, и со страхом смотрю на дверь, но когда мама выглядывает в окно, всё оказывается гораздо хуже, чем я предполагала.

– Твой муж за тобой приехал. Пообедаете, раз пришли, а потом вернетесь к Саиду. Ты меня услышала? Дурить не будешь?

Мать повторяет свой вопрос, когда видит, что я сжимаю зубы. Мое лицо превращается в оскаленную восковую маску, но затем она меня тормошит, больно щипая за бок.

– Разве я тебя так воспитывала, Дилара? Совсем родителей не уважаешь? – шипит она. – Отец никогда не позволит тебе развестись, а я предлагаю тебе наиболее лучший вариант. Уезжай с мужем, пока отец не узнал о твоих выкрутасах. Хочешь опозорить наш род и стать первой разведенкой? Не бывать такого в нашем роду. Ты знаешь, как таких падших женщин называют. Хочешь, чтобы на твою дочь в школе потом пальцем показывали, что ее мать – потаскуха?

Мать говорит словами собственной свекрови.

Она не знает, но я помню, как в детстве, когда мне было пять, папина младшая сестра просила родителей поддержать ее, так как муж бьет ее и детей, и она больше не может с ним жить. Тогда у нее было перебинтовано лицо, и уже много позже я узнаю, что в очередной раз он, придя домой нетрезвым, ударом вывихнул ей челюсть.