ПРОЛОГ

Сирена разрывала ночную тишину, как лезвие. Красно-синие отблески — ядовитая пульсация — отражались в лужах, на потрескавшемся асфальте, на искорёженной машине. Воздух пах бензином, металлом и холодом — удушливой смесью, свойственной только таким местам.

​Артём Корн стоял, сунув руки в карманы старой, протёртой куртки, и смотрел на вмятую переднюю часть автомобиля. Фары всё ещё горели, но свет уже дрожал — будто машина дышала в последний раз, выпуская последние порции пара, похожие на болезненные вздохи. На лобовом стекле зияла трещина, напоминающая паутину.

— Подушка не сработала, — глухо сказал один из техников, наклоняясь внутрь салона. Его голос был приглушённым, официальным.

​— Проводка замкнула после удара, — ответил другой. — Тут часто аварии. Деревья крепкие, не она первая сюда влетает.

Артём молчал. Вокруг слышались голоса, короткие команды, щелчки фотоаппаратов. Каждый щелчок казался не регистрацией факта, а ударом по его собственному немому вопросу.

​Сзади кто-то сказал тихо, но достаточно громко, чтобы услышали все:

​— Странно, да? Говорили, у неё реакция звериная.

​— Может, просто не успела, — ответил другой. — Или… не захотела.

В наступившей тишине этот намёк повис тяжело и липко, как копоть. Несколько человек переглянулись. Никто не спорил, никто не защищал.

​Евгения Раин была хорошим следователем, но не любимым. Слишком прямолинейная, слишком жёсткая, слишком своя. Она никогда не ждала помощи, всегда брала то, что ей нужно, и это раздражало. Даже сейчас, когда её тело вытаскивали из металла, в голосах звучало не горе — а непонимание, будто никто не знал, как реагировать на исчезновение такой силы.

​Павел Тарин стоял чуть поодаль, опершись о капот служебной машины. Лицо спокойное, но пальцы на сигарете дрожали. Эта мелкая, выдающаяся нервозность была единственным, что нарушало его обычную идеальную собранность.

​— Всё оформить, — бросил он коротко. — Доклад к утру.

​— Что писать? — спросил Николай Остапов, поднимаясь.

​— То, что видим. Авария. Несчастный случай.

​Артём медленно поднял взгляд. Слова Тарина прозвучали как приговор, окончательный и не подлежащий обсуждению. Ускользающая, как вода, правда была запечатана в папку с грифом 'Несчастный случай'.

​Слишком просто. Слишком удобно.

​На миг ему показалось, будто в отражении фар — не стекло, а глаза. Упрямые, внимательные, с той холодной решимостью, что всегда жила в Евгении. Глаза, которые видели нечто большее, чем просто измятый металл.

Кто-то хлопнул дверцей. Металл дрогнул.

​— Увозите тело в морг, — тихо сказал дежурный.

​Грузовик тронулся, мигнул красным огнём и скрылся за поворотом.

​Ночь снова стала тихой. Только ветер шелестел по обочине, будто пытался что-то сказать, принести весть.

Артём остался стоять ещё минуту. Его кулаки, засунутые в карманы, были сжаты до белых костяшек. И не заметил, как впервые за много лет у него дрогнули пальцы. Это было не от холода.

Загрузка...