Второй шанс для бывших

Глава 1

Алексей

Настоящее

Машина мягко тормозит у стеклянного здания в центре города. Слишком большое и современное для этих мест, оно выделяется среди невысоких домов с облупившейся штукатуркой, словно напоминая о том, что времена меняются даже там, где, казалось бы, остановились.

В зеркале заднего вида мелькает усталое лицо. Недельная щетина, которую так и не успел сбрить из-за бессонной ночи. Машинально провожу ладонью по коротким светлым волосам, пытаясь придать им приличный вид. Кожа на костяшках пальцев еще хранит следы вчерашнего раздражения, когда в очередной раз грохнул кулаком по рулю, застряв в пробке на въезде в город. Галстук давит на горло, словно удавка, и я расслабляю узел, с облегчением выдыхая.

Двенадцать лет. Целая жизнь уместилась в это время. Чужой город, карьера, женщины, которые мелькали, не оставляя следа. И вот – снова здесь. На знакомых до боли улицах, где каждый поворот хранит воспоминания. Воспоминания о нас. О ней.

Выхожу из машины, разминая затекшую спину. Ключицу неприятно тянет – старая травма дает о себе знать перед сменой погоды. Город встречает пронзительным ветром, бьющим в лицо, швыряет в глаза мелкую пыль. Инстинктивно щурюсь, прикрывая глаза ладонью. Воздух пахнет выхлопными газами и свежей выпечкой из пекарни напротив – тот самый запах, который вызывает странную ностальгию каждый раз, когда приезжаю сюда навестить сына. Будто город говорит: «А ты думал, будет легко, Ворохтин?»

Охранник у входа – мужчина с густыми, кустистыми бровями – почтительно кивает, распахивая стеклянную дверь:

– Алексей Николаевич? Вас уже ждут.

В лифте невольно одергиваю пиджак, глядя на свое отражение в зеркальной поверхности. Под ложечкой неприятно сосет – странное чувство. Чашка крепкого кофе, выпитая натощак, бунтует в желудке. Никогда не волновался перед переговорами на миллионы, перед встречами с акционерами, даже перед увольнением сотрудников. А сейчас... Сейчас какое-то детское беспокойство. Слегка подрагивают кончики пальцев, и я сжимаю их в кулак, пряча в кармане. Словно снова опоздал на урок к Марине Игоревне и придумываю на ходу очередную неуклюжую отмазку.

Цифры на дисплее мигают: 5, 6, 7... Звуковой сигнал, и двери открываются.

Стеклянные двери с гравировкой «Директор филиала» распахиваются, и меня встречает высокая брюнетка с идеальным каре, в строгом костюме, подчеркивающем фигуру. Цоканье ее каблуков по кафельному полу отдается эхом в просторном офисе.

– Алексей Николаевич! – улыбка у неё отработанная до автоматизма, профессиональная, не затрагивающая глаза. – Анна Белова, ваш заместитель. Рада приветствовать вас в нашем филиале.

Рукопожатие у нее крепкое, не по-женски сильное, с ухоженными длинными ногтями, окрашенными в бордовый цвет. Легкий аромат сандала – дорогой, ненавязчивый, но отчетливый. Взгляд оценивающий – быстро пробегается по костюму, задерживается на драконе, выглядывающем из-под воротника рубашки, и снова возвращается к глазам. В ее зрачках мелькает что-то, похожее на одобрение, смешанное с любопытством.

– Коллектив уже собран в конференц-зале для знакомства. – Она поправляет прядь волос, заправляя ее за ухо с маленьким бриллиантовым гвоздиком. – Если хотите, могу провести краткий инструктаж по ключевым фигурам.

– Спасибо, Анна, но предпочитаю составлять мнение самостоятельно, – голос звучит хрипло, и я откашливаюсь, скрывая неловкость.

По дороге в конференц-зал она продолжает говорить о показателях филиала, но я едва улавливаю смысл. Взгляд цепляется за мелочи – потертый уголок ковролина у двери, неровно висящую картину с видом морского пейзажа, чей-то забытый шарф на спинке кресла. Эти детали почему-то успокаивают. В идеально прилизанной обстановке всегда есть что-то фальшивое.

Конференц-зал встречает напряженной тишиной. Около двадцати человек – руководители отделов и ключевые специалисты. Лица с интересом рассматривают нового начальника: кто с опаской, кто с любопытством, кто с плохо скрываемым недовольством. Кто-то нервно постукивает ручкой по столу, кто-то усиленно делает вид, что увлечен своим смартфоном.

– Доброе утро, – голос звучит увереннее, чем ощущаю себя внутри. Язык словно прилипает к небу, и я делаю глоток воды из стакана, заботливо подставленного Анной. – Алексей Ворохтин, с сегодняшнего дня возглавляю филиал. Не буду утомлять долгими речами – их вы еще наслушаетесь. Скажу только, что головной офис поставил серьезные задачи, и решать их будем вместе. Поэтому предлагаю познакомиться – коротко, по существу.

Знакомство идет своим чередом. Отмечаю про себя амбициозного Павла Рубцова – сидит, скрестив руки на груди, смотрит исподлобья, явно недоволен назначением. Когда представляется, в голосе скользит едва уловимое пренебрежение. Ногти на его руках обкусаны – признак нервозности, которую он тщательно пытается скрыть за маской самоуверенности.

Анна держится рядом, иногда ненавязчиво комментируя особенности сотрудников шепотом, наклоняясь так близко, что ее дыхание щекочет мое ухо. От нее пахнет дорогими духами, и она стоит ближе, чем того требует деловой этикет. Локтем чувствую тепло ее тела через ткань пиджака.

Пальцы нервно постукивают по столешнице из темного дерева. Под кожей бьется пульс, неестественно частый для простого знакомства. Странно, но больше всего сейчас хочется сбежать отсюда, сесть в машину и гнать куда глаза глядят. Туда, где нет ни ответственности за проваливающийся филиал, ни необходимости встречаться с прошлым лицом к лицу.

После знакомства – обход отделов, бесконечные рукопожатия, одни и те же вопросы: «Как вам наш город? Надолго к нам?» Кто-то из женщин в кредитном отделе смущенно хихикает, наблюдая за татуировкой на шее. Выгоревший на солнце край дракона выглядывает из-под воротника, и я машинально поправляю рубашку, скрывая рисунок.

К вечеру голова начинает болеть от информации, бесчисленных цифр и имен. Виски сдавливает тупая боль. Язык ворочается с трудом, а губы пересохли от бесконечных разговоров. Сажусь в машину, ослабляю галстук полностью – к черту эту удавку – и расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки. Откидываюсь на спинку сиденья, прикрывая веки. Перед глазами плывут разноцветные пятна.

Глава 2

Вера

14 лет назад

Ненавижу первый день после каникул. Особенно осенних. Всего неделя отдыха, а кажется, что мозг успел заржаветь, как старый велосипед, брошенный под дождем. В коридоре шумно и тесно — все наперебой делятся впечатлениями, кричат, толкаются. Прижимаю к груди стопку учебников, стараясь не растерять их в этой толпе.

— Верка! — Настин голос звучит как спасение. Пробирается ко мне, расталкивая толпу локтями. Светлые волосы собраны в высокий хвост, на щеках румянец — видимо, бежала. — Я думала, не найду тебя до звонка!

— Я пришла пораньше, хотела успеть в библиотеку, — киваю на тяжелую сумку с книгами. Плечо уже ноет.

Настя закатывает глаза.

— Кто бы сомневался! Каникулы только закончились, а ты уже про учебу. Рассказывай, как съездила к бабушке?

Не успеваю ответить — звенит звонок. Поток учеников усиливается, все спешат в кабинеты. Нас прижимает к стене, и я крепче обнимаю учебники.

Так…прорвемся!

До кабинета литературы всего метров тридцать. Делаю глубокий вдох и ныряю в людской поток.

— Увидимся на большой перемене! — кричит Настя, но ее голос тонет в шуме.

Протискиваюсь между девятиклассниками, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Голова опущена, смотрю только под ноги, чтобы не наступить никому на кроссовки. Еще немного, за поворотом уже будет свободнее...

Резкий толчок в плечо — и мир превращается в водоворот из падающих учебников, тетрадей и разлетающихся закладок. Теряю равновесие, пытаюсь ухватиться за стену, но только сильнее заваливаюсь на бок. Колено больно ударяется о пол, из глаз чуть не брызгают слезы.

— Смотри, куда прешь! — грубый мужской голос где-то сверху.

Поднимаю голову — и сердце пропускает удар. Ворохтин. Алексей Ворохтин, гроза всей школы. Пятнадцать лет, а выглядит гораздо старше— высокий, широкоплечий, с вечно растрепанными светлыми волосами и наглым взглядом голубых глаз. Кожаная куртка с заклепками, порванные на коленях джинсы, тяжелые ботинки. Говорят, уже курит и даже пьет пиво с выпускниками за гаражами.

Мы в одной параллели, но в разных классах. Я его знаю только по школьным слухам и редким встречам в столовой, где он со своей компанией занимает дальний стол и громко смеется над шутками, от которых учителя хватаются за сердце.

— Извини, — выдавливаю из себя, хотя это он налетел на меня. Пытаюсь собрать разлетевшиеся учебники, но пальцы дрожат и не слушаются. Чувствую, как горят щеки. Только бы не заплакать. Только не перед ним.

Ворохтин молча смотрит сверху вниз. Рядом с ним маячит его вечный спутник — Кирилл Давыдов, такой же хулиган, только рангом пониже. Тот противно хихикает.

— Отличница на полу — редкое зрелище.

Сжимаю зубы, пытаясь игнорировать комментарий. Собираю тетради, стараясь не показывать, как сильно задета.

— Давай помогу, — неожиданно говорит Ворохтин, и я застываю с тетрадью в руке, не веря своим ушам.

Не дожидаясь ответа, он опускается на корточки и начинает собирать мои учебники. Кирилл смотрит на него с таким же изумлением, как и я.

— Тебе чего, Леха? Опоздаем же...

— Не опоздаем, — отрезает Ворохтин, не глядя на друга. Его длинные пальцы аккуратно поднимают с пола "Евгения Онегина", отряхивают обложку от пыли.

Мы молча собираем мои вещи. Коридор пустеет — все уже разбежались по кабинетам. Где-то вдалеке слышится строгий голос завуча, отчитывающего опоздавших. А мы словно в пузыре, отделенном от всего мира.

— Спасибо, — бормочу, когда последняя тетрадь возвращается в мои руки. Почему-то не могу поднять глаза, смотрю только на его потрепанные ботинки с развязанными шнурками.

— Тебя как зовут? — спрашивает он, и голос его звучит совсем не так грубо, как раньше.

— Вера, — отвечаю почти шепотом. — Вера Климова.

— А, из 9 «А»? Отличница?

Киваю, чувствуя, как снова приливает кровь к лицу. Сейчас начнет издеваться, как все они. Скажет что-нибудь про зубрилку или синий чулок. Такие, как он, всегда смеются над такими, как я.

Но Ворохтин молчит. Наконец решаюсь посмотреть на него — и встречаюсь с неожиданно серьезным взглядом голубых глаз. Никакой насмешки, никакого презрения. Только... любопытство?

— Химия и физика у тебя хорошо идут? — спрашивает он внезапно.

Вопрос застает врасплох. Машинально киваю: — Да... Пятерки.

— У меня за четверть выходит трояк, — морщится он. — Предки убьют.

Кирилл нетерпеливо дергает его за рукав:

— Леха, Петрович нас на порог не пустит. Хорош с отличницей лясы точить!

Ворохтин отмахивается от друга, не отрывая от меня взгляда. В нем что-то странное, не похожее на обычную наглость, с которой он смотрит на всех вокруг.

— Могла бы... — он запинается, и на его скулах появляются едва заметные розовые пятна. — Могла бы объяснить формулы? Которые по силе тока и сопротивлению?

Сердце колотится где-то в горле. Алексей Ворохтин просит меня о помощи? Тот самый Ворохтин, который на школьной дискотеке разбил зеркало в туалете? Который, говорят, пишет в тетрадях только ругательства и рисует непристойности на последних страницах учебников?

— Вообще-то могла бы, — слова вырываются сами собой, прежде чем успеваю подумать. — Закон Ома не такой сложный, если разобраться.

— Правда? — в его голосе звучит неподдельное удивление, словно он не ожидал согласия. — Круто. Тогда, может...

— Климова! Ворохтин! Давыдов! — громкий голос Марины Игоревны, нашей классной, разрезает воздух как хлыст. — Почему не на уроке? Звонок был пять минут назад!

Вздрагиваю, чуть не роняя снова собранные учебники. Она стоит в конце коридора, руки уперты в бока, глаза мечут молнии. Марина Игоревна — справедливая, но строгая. Не терпит опозданий даже от отличников.

— Простите, Марина Игоревна, — выпаливаю, чувствуя, как пылают уши. — Я... мы...

— Это я виноват, — неожиданно вмешивается Ворохтин. — Случайно сбил Климову, помогал собрать учебники.

Глава 3

Вера

Настоящее

Школьный коридор пахнет точно так же, как двадцать лет назад — мелом, старыми партами и дешевым освежителем воздуха с химическим ароматом яблока. Даже линолеум кажется знакомым, хотя точно знаю, что его меняли минимум трижды с тех пор, как училась здесь сама.

Сегодня родительское собрание, день открытых дверей или как это еще называют современные педагоги — «коммуникативная встреча учителей и родителей». Прихожу на пятнадцать минут раньше, чтобы занять место подальше от первых рядов, где обычно сидят гиперактивные мамочки, засыпающие классного руководителя десятками вопросов о питании и сквозняках.

— Вера Сергеевна! — окликает меня Ольга Николаевна, классная руководительница Тимура. — Как хорошо, что вы пришли пораньше. Хотела с вами посоветоваться насчет новогоднего спектакля.

Улыбаюсь, пожимая ее руку.

— С удовольствием помогу. Но сегодня, если можно, давайте отложим. У меня... особая ситуация.

Не могу заставить себя произнести вслух: «Мой бывший муж, которого я не видела больше десяти лет, вернулся в город и сегодня впервые придет на родительское собрание». Звучит как аннотация к дешевой мелодраме.

— Конечно-конечно, — она понимающе кивает. — Тимур весь день светится от счастья. Говорит, папа обещал прийти.

Сердце сжимается. Тимур действительно был в восторге, когда Алексей позвонил и сказал, что придет на собрание. «Мам, представляешь, теперь у меня будет как у всех — два родителя на школьных мероприятиях!». Как объяснить ребенку, что присутствие двух родителей в одном помещении может быть более некомфортным, чем отсутствие одного из них?

— Надеюсь, он сдержит обещание, — отвечаю нейтрально, проходя в кабинет.

Выбираю место в середине класса — не слишком заметное, но и не демонстративно дальнее. Достаю блокнот, ручку, телефон ставлю на беззвучный режим. Привычные, отработанные движения учительницы, которая сама бывает по другую сторону баррикад. Только сегодня руки почему-то дрожат, а в горле пересохло, будто перед экзаменом.

Родители начинают подтягиваться, заполняя класс приглушенным гулом голосов. Киваю знакомым, обмениваюсь парой фраз с мамой Кости Черных, лучшего друга Тимура. Время идет, а Алексея все нет. Может, передумал? Или задержался на работе? Оба варианта вызывают смешанные чувства — с одной стороны, легче избежать неловкой встречи, с другой — как объяснить Тимуру, что отец снова не пришел?

Ольга Николаевна уже раскладывает бумаги на учительском столе, явно готовясь начать. Украдкой смотрю на часы — семь вечера, собрание вот-вот стартует. И тут дверь распахивается.

Алексей входит стремительно, будто опаздывает не на школьное собрание, а на совет директоров. Безупречный тёмно-синий костюм, белоснежная рубашка, галстук в тон — типичный банковский дресс-код. Только татуировка, выглядывающая из-под воротника, и более длинные, чем принято у банкиров, волосы выдают в нем бывшего бунтаря.

— Прошу прощения за опоздание, — произносит он, обращаясь к учительнице. — Рабочее совещание затянулось.

— Ничего страшного, Алексей... — Ольга Николаевна запинается, явно не зная отчества нового родителя.

— Николаевич, — подсказывает он с лёгкой улыбкой. — Ворохтин.

По классу проносится едва заметный шепоток. Конечно, всем интересно — папа Тимура наконец-то появился. Многие матери откровенно разглядывают Алексея с нескрываемым интересом. Еще бы — молодой, успешный, симпатичный. Холостой, насколько им известно.

Алексей быстро оглядывает класс и находит меня взглядом. Секундное замешательство на его лице сменяется решимостью. Он направляется прямо ко мне, и сердце начинает отбивать чечётку где-то в районе горла.

— Здесь свободно? — спрашивает он, указывая на соседний стул, хотя в классе есть и другие места.

— Да, — киваю сдержанно, стараясь не выдать волнения.

Садится рядом, и тонкий запах его одеколона — цитрусовый с нотками чего-то терпкого — окутывает меня. В памяти мгновенно всплывает другой аромат — дешевый, резкий парфюм, которым он пользовался в юности. Тогда казалось, что нет ничего привлекательнее.

— Как дела? — спрашивает он вполголоса, пока Ольга Николаевна приветствует родителей.

— Нормально, — отвечаю тихо, не поворачивая головы. — Тимур будет счастлив, что ты пришел.

— А ты? — его вопрос застает врасплох.

— Что я?

— Ты рада, что я пришел?

Бросаю быстрый взгляд в его сторону — он смотрит серьезно, без намека на привычную ухмылку. Глаза такие же ярко-голубые, как у Тимура, только с морщинками в уголках. Возраст и опыт оставили свои следы.

— Для Тимура важно внимание обоих родителей, — уклончиво отвечаю, отворачиваясь. — Давай сосредоточимся на собрании.

Ольга Николаевна начинает рассказывать об успеваемости класса, о предстоящих контрольных, о планах на четверть. Стандартная школьная информация, которую выслушиваю с профессиональным вниманием учителя. Алексей рядом делает какие-то пометки в телефоне — серьезно относится к происходящему, это удивляет. Странно видеть, как повзрослел тот самый мальчишка, который прогуливал уроки и называл родительские собрания "бесполезной тратой времени".

— А теперь о наших успехах, — Ольга Николаевна переключается на более позитивную тему. — Особенно хочу отметить команду по математике, занявшую второе место на городской олимпиаде.

На экране появляются фотографии детей с дипломами. Тимур в центре — высокий, светловолосый, с такой знакомой ухмылкой. Точная копия Алексея в том же возрасте.

— Это же Тимур! — шепчет Алексей так громко, что оборачиваются сидящие впереди родители.

— Да, у него отличные способности к математике, — киваю, не удержавшись от гордой улыбки. — В отличие от тебя, он не считает формулы бессмысленными значками.

— И в кого он такой умный? — Алексей поворачивается ко мне, и в его глазах мелькает что-то теплое, почти интимное.

Глава 4

Алексей

14 лет назад

Звонок в дверь отдаётся нервной вибрацией где-то под рёбрами. Поправляю воротник рубашки — чистой, выглаженной, застёгнутой на все пуговицы. Мать сегодня чуть в обморок не упала, когда увидела меня в таком виде.

— Ты что, в церковь собрался? — спросила она, подозрительно принюхиваясь. — И отцовский одеколон?

— Мам, это школьный проект, — буркнул в ответ, но щёки всё равно вспыхнули.

Теперь стою перед дверью квартиры Климовых на пятом этаже сталинки в центре города, сжимая в руках пакет с учебниками и ноутбуком. В голове крутится дурацкая мысль, что надо было принести цветы. Но это же не свидание, верно? Просто подготовка к областному конкурсу по химии. На который я вообще-то записался только потому, что случайно услышал, как Вера говорила Марине Игоревне о своём участии.

Да, наверное, это самый идиотский поступок в моей жизни. Вызваться на химический конкурс, когда последняя нормальная оценка по этому предмету была в седьмом классе. Кирилл ржал как конь, когда узнал. «Ты из-за Климовой, что ли? Отличницы этой? Да она на таких, как ты, даже не смотрит!»

Дверь открывается, и мысли разлетаются, как карты при неудачной сдаче.

— Здравствуй, Алексей, — Вера стоит на пороге в домашних джинсах и синей футболке с какой-то научной надписью. Волосы собраны в небрежный хвост, пара прядей выбилась и падает на щёки. Без привычного школьного макияжа она выглядит моложе, уязвимее — и почему-то гораздо красивее.

— Привет, — голос внезапно садится, и приходится прочистить горло. — Я не опоздал?

— Нет, точно по времени, — она улыбается и отступает в сторону. — Проходи. Только разувайся, у нас с этим строго.

Захожу в просторную прихожую, снимаю кроссовки. Из глубины квартиры доносятся приглушенные голоса и запахи — что-то печёное, корица, ваниль.

— Родители дома? — вопрос вырывается сам собой, хотя ответ и так очевиден.

— Да, — Вера слегка поджимает губы. — Папа хотел с тобой... познакомиться.

Последнее слово звучит так, будто её отец собирается допрашивать меня с пристрастием. Может, так и есть. Репутация у меня в школе не самая лучшая, и если Климовы хоть немного интересуются жизнью дочери, они наверняка наслышаны о «трудном подростке Ворохтине».

— Моя комната там, — Вера указывает на дверь в конце коридора. — Но сначала нужно поздороваться с родителями. Они на кухне.

Киваю, чувствуя, как вспотели ладони. Давно не испытывал такого волнения. Последний раз, наверное, когда меня тащили к директору за курение в туалете. Но тогда было всё равно. А сейчас — нет.

Кухня в квартире Климовых большая и светлая. За столом сидит мужчина средних лет в очках и с аккуратной стрижкой — ни одного седого волоса не выбивается из общей гармонии. У плиты стоит женщина, в которой безошибочно узнаю мать Веры — те же черты лица, те же движения, только волосы короче и в глазах больше строгости.

— Мама, папа, это Алексей Ворохтин, — представляет меня Вера. — Мы будем готовиться к конкурсу по химии.

Отец Веры медленно поднимается из-за стола. Он выше меня на полголовы, и хотя телосложением не отличается особой атлетичностью, взгляд у него такой, что хочется вытянуться по стойке смирно.

— Сергей Михайлович, — он протягивает руку для рукопожатия.

— Очень приятно, — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Рукопожатие у него крепкое, оценивающее.

— Ирина Викторовна, — представляется мать Веры, вытирая руки о кухонное полотенце. — Будешь чай с пирогом?

— Спасибо, но мы собирались заниматься, — быстро вмешивается Вера. — У нас очень много материала для подготовки.

— Чай можно и за работой попить, — возражает Ирина Викторовна таким тоном, что становится ясно — спорить бесполезно. — Вы ведь не роботы, чтобы только учёбой заниматься.

— Ворохтин? — задумчиво произносит Сергей Михайлович, как будто пробуя фамилию на вкус. — Сын Николая Петровича из автосервиса?

— Да, — киваю, удивляясь. Не ожидал, что отец Веры знает моего.

— Передавай ему привет. Хороший мастер, руки золотые, — он возвращается за стол и раскрывает газету, давая понять, что первичная инспекция закончена.

— Обязательно передам, — отвечаю, чувствуя странное облегчение.

Ирина Викторовна ставит на стол поднос с двумя чашками чая и тарелкой, на которой лежат ломтики яблочного пирога.

— Отнесите к себе, — говорит она, обращаясь к дочери. — И дверь не закрывайте.

Вера закатывает глаза так, чтобы видел только я, и быстро подхватывает поднос.

— Пойдём, пока не начался допрос с пристрастием, — шепчет она, и от этого шёпота по спине пробегают мурашки.

Комната Веры совсем не такая, какой я её представлял. Никаких розовых стен и плюшевых мишек. Строгие светло-голубые обои, книжные полки от пола до потолка, аккуратный письменный стол у окна. На стене — периодическая таблица элементов и несколько постеров с космическими объектами. Единственное, что выдаёт в хозяйке комнаты девчонку — несколько фотографий с подружками в рамках на комоде и маленькая коллекция фигурок сов на подоконнике.

— Присаживайся, — Вера ставит поднос на стол и указывает на второй стул, придвинутый к столу. — Прости за родителей. Они немного... старомодные.

— Всё нормально, — пожимаю плечами, устраиваясь на стуле. — У меня тоже родители не подарок. Хотя по-другому.

— В каком смысле? — Вера садится напротив, подтягивая к себе чашку с чаем.

— Ну, твои хотя бы интересуются, с кем ты общаешься, — отвечаю, стараясь, чтобы в голосе не проскользнула горечь. — Мои бы даже не заметили, если бы я привёл домой весь футбольный клуб «Спартак». Главное, чтобы не шумели, пока отец смотрит телевизор.

Она смотрит с неожиданным пониманием, без этой дежурной жалости, которую обычно включают отличницы, когда слышат о чьей-то непростой семейной ситуации.

— Иногда лучше, когда не лезут, — говорит она тихо. — Поверь, постоянный контроль тоже не сахар.

Глава 5

Алексей

Настоящее

Банкетный зал гостиницы «Континенталь» выглядит так, будто кто-то вывернул наизнанку коробку с новогодними игрушками. Повсюду мерцают огни, звенят бокалы, а по углам прячутся гирлянды с логотипом банка. Классический репертуар оркестра еле пробивается сквозь гул голосов. Юбилей филиала — достойный повод собрать всех сотрудников и заодно показать головному офису, что в провинции тоже умеют работать и веселиться.

Оглядываю зал, машинально поправляя галстук. Восемнадцать столов, за каждым — представители разных отделов. Третий слева — кредитный, во главе с Павлом Рубцовым, который что-то увлеченно доказывает соседям, активно жестикулируя. У фуршетного стола топчутся бухгалтеры — вечно голодная братия. А у дальней стены, поближе к бару, сгрудились айтишники — неизменно держатся особняком, словно боятся заразиться офисной рутиной.

— Отличный вечер, Алексей Николаевич, — голос Анны звучит почти над самым ухом. Оборачиваюсь и встречаюсь с её внимательным взглядом. Она удивительно красива сегодня — тёмно-синее платье подчёркивает фигуру, идеальное каре блестит в свете хрустальных люстр. — Все в восторге от организации.

— Благодарите себя, Анна, — отвечаю с лёгким кивком. — Вы проделали большую работу.

— Но идея была ваша, — она делает полшага ближе, словно хочет убедиться, что никто не услышит её следующих слов. — Особенно с приглашением Громова. Это был сильный ход.

Михаил Громов — глава головного офиса, мой бывший начальник и нынешний покровитель — восседает за центральным столом в окружении местных банковских шишек. Он прилетел только ради этого вечера, что уже говорит о многом. В первую очередь о том, что наш филиал больше не считается проблемным, а я — не сосланным в провинцию неудачником, а перспективным управленцем.

— Михаил Сергеевич не мог пропустить такое событие, — пожимаю плечами. — Всё-таки пятнадцать лет филиалу — серьёзная дата.

— И три месяца, как вы его возглавляете, — Анна поднимает бокал шампанского, чуть склоняя голову. — За это стоит выпить.

Мы чокаемся, и она задерживает взгляд чуть дольше необходимого. В глазах — откровенный интерес и что-то еще, более личное. Делаю глоток, чувствуя лёгкое раздражение. С самого первого дня, как перевёлся в этот филиал, Анна не скрывает своих намерений. Тонкий, профессиональный флирт — ничего вульгарного, ничего, к чему можно придраться. Но постоянный, настойчивый, как капель в весеннюю оттепель.

— Не думал, что провинциальный банк может быть таким... динамичным, — говорит она, слегка понизив голос. — Вы перевернули всё с ног на голову. В хорошем смысле.

— Просто делаю свою работу, — отвечаю, скользя взглядом по залу. Замечаю, что Рубцов наблюдает за нами с плохо скрываемым раздражением. — Кстати, не видели Степанову из кадров? Нужно обсудить с ней график собеседований на следующую неделю.

— В такой вечер говорить о работе? — Анна картинно вздыхает, но в её глазах мелькает разочарование. Она прекрасно понимает, что я перевожу разговор. — Думаю, Елена Степанова где-то у фуршетного стола, видела её там минут десять назад.

— Спасибо, — киваю. — Извините, нужно поговорить с ней, пока не началась официальная часть.

Отхожу, чувствуя на спине её внимательный взгляд. Анна — отличный заместитель. Компетентная, работоспособная, с хорошим аналитическим мышлением. В другой ситуации, в другом городе, возможно, ответил бы на её флирт. Но не здесь. Не сейчас. Не когда каждый вечер, возвращаясь в съёмную квартиру, думаю о женщине с длинными каштановыми волосами и голубыми глазами, которые снятся уже пятнадцать лет.

Несколько сотрудников останавливают меня по пути, поздравляют с успешным кварталом, благодарят за премии. Отвечаю автоматически, с дежурной улыбкой. Внутри нарастает странное напряжение — словно что-то должно случиться.

— Алексей! — Громов машет рукой из-за своего стола. — Присоединяйся к нам! Я как раз рассказывал господину Федорову о твоих подвигах в головном офисе.

Направляюсь к центральному столу, пожимая руки присутствующим. Громов — грузный мужчина с пронзительным взглядом и хваткой бульдога — хлопает по соседнему стулу:

— Садись. Хватит бродить по залу, как надзиратель. Твои сотрудники и без присмотра не разнесут банкетный зал.

— Не был бы так уверен, — улыбаюсь, присаживаясь. — Особенно после третьего бокала шампанского.

— Значит, налей им четвертый! — Громов громко смеётся. — Пусть расслабятся. Цифры за квартал позволяют.

Федоров — председатель местной торгово-промышленной палаты — наклоняется через стол:

— Должен сказать, Алексей Николаевич, впечатлён вашей работой. Сколько вы уже у нас? Три месяца? А такие результаты.

— Просто повезло с командой, — отвечаю дипломатично. — Здесь был хороший фундамент, просто требовалось немного... реструктуризации.

— Скромничает, — Громов подмигивает остальным. — Когда я его перевёл сюда, филиал был на грани закрытия. Просрочка по кредитам зашкаливала, клиенты бежали к конкурентам. А теперь посмотрите — рост на тридцать процентов за квартал!

— И всё же это заслуга коллектива, — настаиваю, отпивая шампанское. — Кстати, Михаил Сергеевич, вам стоит познакомиться с Павлом Рубцовым, нашим начальником кредитного отдела. Он разработал новую систему оценки рисков, которую можно внедрить по всей сети.

— Непременно познакомлюсь, — кивает Громов. — Но сейчас мне интереснее другое. Скажи, как ты себя чувствуешь, вернувшись в родной город? Ностальгия не мешает работе?

Вопрос застаёт врасплох. Громов знает, что я вырос здесь, но вряд ли в курсе всех деталей моей биографии. Особенно тех, о которых предпочитаю не вспоминать.

— Город сильно изменился, — отвечаю уклончиво. — Как и я сам. Так что ностальгия... умеренная.

— Встречал старых знакомых? — не унимается Громов. — В таких городках все друг друга знают.

— Несколько раз, — киваю, думая о той первой встречах с Верой.