Вверх до земли, вниз до Неба

Пролог

За несколько десятков миллионов духовных лет до…

Белое перо, покачиваясь на ветру в лучах рассветного солнца, медленно летело вниз, пока не воспламенилось на остром когте. Взгляд опустился вместе с пеплом.

В бездонный кратер после удара существа о землю, закупоривая оплавившиеся края, водопадом хлынули тёмные воды проклятого моря. Никто не думал, что зло сможет выбраться, и ангелы гнались за ним — до самого верха, преодолев уровень облаков, пока не обратились от одного взмаха руки в высокую скалу. Их крылья ещё подёргивались, покрытые твердеющим мазутом.

Тот, кто спрятал лицо за тёмным капюшоном мантии, постепенно принимал облик человека: опали чёрные перья, птичьи тёмные когти втянулись внутрь пальцев. Только кожа выдавала его суть, дымясь на солнце даже под плотной тканью мантии.

Он стоял на самой вершине скалы среди блестящих ангельских перьев, которые кружили в воздухе, словно хлопья снега, и взирал с высоты на выжженную после ожесточённой битвы пустошь. Под его ногами застыла вся армия побеждённых.

Но он уже будто забыл о битве: взгляд теперь стремился за горизонт, где виднелась светлая зеленеющая сторона. Осталось получить только одну душу. Осталась лишь она…

— Я помню её… — глухо прорычало существо. От человека его теперь почти ничего не отличало. — Значит, она скрывается от меня там и прячет то, что украла…

Его громадные кулаки сжались — как сжались бы вновь на шее той, которую так искал, — и к фигуре, стоящей на скале, будто из ниоткуда, выплыла тень. Её очертания мгновенно обрели изгибы и объём.

— Ошибаешься, — тихо прошипела она над самым ухом. — Её душу отпустили. Совсем недавно.

Тонкие губы дёрнулись и задымились. Гнев вспыхнул внутри, вырываясь наружу. Каждое летящее пёрышко перед чёрными глазами немыслимо злило, раздражала под ногами дрожь — попытка выбраться ещё живых, но умирающих ангелов, которые двигались внутри незастывшей жижи. Не выдержав, он облачился в синее-фиолетовое пламя, охватив всю скалу немыслимым огненным цунами до самого дна бездонной пропасти у подножия.

Последнее, что оставалось живым, полностью замолкло под его ногами. Скала затвердела, превратившись в камень.

— Как?! — закричал он и стремительно направился к тени. — Ты лжёшь!

Тень была рядом и ничуть не пострадала от всепоглощающего адского жара. Её невесомое тёмное платье развевалось лёгкой волной на ветру, словно в воде. Каждый раз её очертания становились всё чётче, и вместе с проявлением осязаемого она тоже начинала дымиться под лучами солнца.

— Она в самом сладком месте кормёжки, — облизнулась тень и растянула тёмные губы. — Там, куда мы не можем выйти — в Мире Живых.

— Она не могла выйти! Если я не могу выйти и даже ты — как она вышла, минуя запрет?!

— Ей позволили. А это значит, что теперь мы можем слегка изменить правила игры.

Тень коварно прищурилась, вытащив из кармана вещицу. Две пары чернильных глаз вспыхнули, встретившись в блеске золотой монеты, и под тёмным капюшоном мантии растянулось довольное рычание:

— Я знаю, как поймать тебя…

За тринадцать физических лет до…

Я до сих пор помню её взгляд. Но… кто же она?

Мне тогда было года четыре. Мама вывела меня на детскую площадку поиграть в песочнице. Увлечённая игрой, в какой-то момент я подняла голову и увидела проходящую мимо девушку. Забыв о замке, который строила вместе с другими детьми, я кинулась к ней.

Не могу вспомнить, что меня тогда привлекло. Наверное, дети всегда обращают внимание на что-то необычное и яркое, ведь незнакомка несла в руках экзотическое растение — высокую орхидею с крупными жёлтыми цветками.

К тому же у неё были такие красивые волосы: длинные, почти что до пят, и кучерявые, которые на солнце переливались точно золотыми волнами. Эта девушка проходила по дороге, ведущей в сосновый парк рядом с домом, где мы жили, и, как мне показалось, наблюдала за мной. Заметив её, я сразу почувствовала, что мы знакомы, причём очень давно, только не могла вспомнить, откуда. Казалось, что и она тоже помнит меня. И пока эта девушка не скрылась за поворотом в парк, я скорее побежала к ней, как к старому другу, с которым не виделась невыносимо долго.

«Оюни, стой! Куда ты?» — моя мама не на шутку разволновалась, заметив свою малышку, которая резко побежала в сторону дороги, и попыталась поймать меня за воротник, но я ловко увернулась и поспешила к своей незнакомой подруге.

— Здравствуйте! — я обняла за ногу девушку с орхидеей, уткнувшись носом ей в коленку, и потом с доверчивой улыбкой взглянула в голубые глаза.

— Ох! Здравствуй! — растерянно улыбнулась та и присела на корточки.

Я ещё шире, как только возможно, улыбнулась ей в ответ и неожиданно спросила:

— Вы помните меня?

— Помню, милая, — незнакомка, приложив ладонь к моей макушке, всё так же улыбалась по-доброму, ласково. Будто и вправду помнила меня. Что же ещё можно было ответить ребёнку?

На самом деле, я благодарна, что она подыграла мне в тот раз. Возможно, я спутала её с кем-то или попросту в детской голове разыгралось воображение, но этот добрый жест, даже спустя столько времени, неким теплом отзывался в моём сердце.

Да, как ни странно, эта короткая встреча заняла в моих воспоминаниях отдельное место, будто я действительно говорила с кем-то очень важным для меня. Но опять же — с кем? Я до сих пор не могу понять. Наш разговор закончился так же быстро, как и начался, хотя девушка с золотистыми кудрявыми волосами должна была услышать ещё много странных вопросов от любопытного ребёнка, который так неожиданно остановил её посреди улицы. Моя мама успела взять меня за руку и, извинившись перед незнакомкой, даже отругать за то, что я убежала.

Да, слишком быстро мы разошлись. У меня оставались какие-то вопросы, а какие — уже и не вспомнить. Просто иногда внутри проскальзывало почти забытое ощущение, что я не успела узнать что-то очень важное.

Глава 1. Степень риска с пометкой «сновидение»

Закончился последний урок, ознаменовавший начало весенних каникул. Прозвенел звонок. С прощальным словом учительницы все тридцать человек, только что спокойно сидевшие на своих местах за партами, в момент столпились у двери.

— Как дети малые, — рассмеялась учительница, которая и сама быстро собирала вещи, — но ни капли осуждения! Бегите!

Она проводила взглядом старшеклассников, которые с радостными криками кинулись прочь из кабинета, и повернулась в сторону нас — двух последних учеников, не убежавших из класса вместе с толпой.

— Филин, а ты что, не торопишься? — обратилась она к моему однокласснику.

— Практикую хорошее поведение, как Вы просили, дорогая классная, — иронично ответил тот, подойдя чуть ближе к учительскому столу и картинно поклонившись. — Не оставлять же самую умную ученицу в классе одну.

Он повернулся в мою сторону, но на месте, где я только что собирала учебники, уже никого не было.

Пока Филин пытался произвести впечатление на «самую умную», та успела кивнуть учительнице на прощание и уйти.

В школе дети часто дают друг другу прозвища по тем или иным признакам: кому-то за особенность внешности, кому-то за черты характера или статус. Варианты могут быть самые разнообразные. И если не знать Филина в лицо, можно подумать, что его так прозвали за ум. Филин — птица мудрости. Так и представляется толстый, угрюмый ботан-заучка, который носит нелепые очки и бубнит что-то себе под нос. Но в действительности прозвище «филин» у этого человека появилось не благодаря высокому IQ и даже не за внешнее сходство с лесным пернатым охотником. Всё банально. Его фамилия звучала именно так — Филин.

Эрден Филин, по-простому — Эрди, был настоящей звездой нашей школы. Ни один праздник не обходился без него в роли ведущего, не нашлось бы и человека, который не слышал это имя. Да и незаметным этого парня никто и никогда бы не назвал. Эрди всегда выделялся благодаря внешности: высокий харизматичный парень. Красивый — даже слишком: с настолько слащавым лицом, что, казалось, если бы существовал самый приторный десерт в мире, его бы назвали в честь моего одноклассника. И стиль, которого Филин придерживался с младших классов, впечатлял окружающих. В школу он приходил с идеальной причёской, в которой светлые от природы волосы были уложены чуть набок, создавая объёмный изгиб чёлки, и пахло от него всегда редким дорогим парфюмом — ни у кого такого не было. Без преувеличения можно сказать, что каждая девочка школы была тайно или явно влюблена в Филина.

Признаюсь, и меня эти чувства не обошли стороной. Правда, было это в начальных классах, когда Эрден Филин к нам только перевёлся из другой школы. Тогда я была, хоть и недолго, но без ума от него. Детские розовые очки довольно быстро спали, когда начало проявляться истинное лицо слащавого Эрди, и я стала критически смотреть на то, что выглядело неправдоподобно идеальным.

Как у любого члена местной «золотой молодёжи», самолюбие и бесстыдство у Филина не имели границ. Эрден считал себя не только хозяином школы, но и людей в ней. А всё почему? Отец Филина был её спонсором. И они оба любили разделять людей только на две категории: избранные и недостойные внимания.

До старших классов в глазах Эрдена я относилась к группе под номером два. Подколы, розыгрыши — что я только не пережила в младших и средних классах. Наверное, настоящим «филином» была именно я, а не он. Я любила учиться, на перемене читала книжки вместо того, чтобы с другими курить сигареты за школой. И… именно я носила нелепые круглые очки с толстыми линзами. Что же изменилось в старших классах? Мама просто заменила мне очки на контактные линзы. Удивительно и смешно: для того, чтобы попасть в команду избранных Филина, мне всего-то нужно было… снять очки.

С тех пор Эрди при каждом удобном случае пытался привлечь моё внимание: то займёт место в переполненной столовой, скинув со стула какого-то зазевавшегося пятиклашку, то подарит шоколадку, которую предварительно вырвет из рук другой девочки. Я озадаченно смотрела на него в такие моменты, даже с неким стыдом, и думала: «Как же он всё-таки может нравиться девчонкам?»

Поступки, которые он совершал, подавляли любой, даже малейший намёк на нежные чувства. И хотя я прекрасно понимала, что ничего хорошего из нашего общения не выйдет, не могла сказать простое и чёткое «нет». Несмотря на внутреннюю бурлящую энергию и готовность выпалить ему всё, о чём думаю, мои губы смыкались при появлении этого человека. В мыслях каждое слово можно было сказать прямо, без опаски, а в реальности… В реальности мои последние месяцы в школе могли стать ещё ужаснее, чем раньше.

Размышляя о наступивших каникулах, я направилась в гардероб за курткой. Филин вышел вслед за мной, и, когда мы оказались вдвоём в пустом коридоре, неожиданно догнал меня и дёрнул за косу.

— Ку-ку, Рыжик. Опять не замечаешь меня? Типа тебе пофиг?

Я сжала губы и повернулась к нему, тихо пробормотав:

— Нет.

Конечно, у меня тоже было прозвище, которое я терпеть не могла. Сначала оно звучало примерно, как «эй, рыжая». Затем грубый акцент приобрёл мягкую окантовку «Рыжик». Я унаследовала от папы рыжие волосы, поэтому всегда выделялась на фоне остальных. Цвет этот мне очень даже нравился, но постоянные насмешки закрепили привычку прятать волосы в косе.

— М-м. Так значит, не пофиг? — игриво произнёс Филин и самодовольно улыбнулся. — Признай уже, наконец-то, что я тебе нравлюсь. Просто боишься.

— Чего? — покраснела я.

— Ну, я понимаю. Боишься, что я разобью твоё сердце, Рыжик. Да ты не слушай сплетни. Я с тобой как другой человек.

Ни капли искренности в этих словах. Он будто не догадывался, что раньше я видела, как все те же самые приёмы и фразы Филин использовал на других девочках. Было бы смешно, если бы не было так страшно. И неловко…

— Мне надо домой, — промямлила я и попыталась обойти одноклассника, но тот упёрся рукой о стенку, преградив мне путь.

— Подожди. Давай погуляем на каникулах! Ты никуда не уезжаешь?

Глава 2. Мир, в котором живут наши прилипчивые соседи

— Ою! Оюни! Что с тобой?!

Когда я очнулась, мама трясла меня за плечи.

— Спасибо… — осипшим голосом поблагодарила я свою спасительницу, ещё не осознав до конца, сон это или уже явь. — Спасибо, что спасла меня…

— Спасла? — мама обняла меня, поглаживая рукой мои спутанные после ночного кошмара волосы, и я обняла её в ответ. — Ою, тебе кошмар снился? Ты так кричала о помощи, я не знала, как разбудить тебя!

Дверь в коридор была открыта, и за ней — никакого лабиринта. В окно светило утреннее солнце. Комната вернулась в своё привычное состояние, и я, переведя взгляд на маму, выдавила рассеянную улыбку.

Сердце до сих пор бешено колотилось в груди, но я уже не боялась. В комнате не было ни намёка на присутствие человека в мантии, ни доказательств существования портала в жуткий лабиринт. Значит ли это, что мне всё-таки приснился этот Ад?

— Ну, всё прошло? — успокаивающий голос родного человека действительно заставлял страх растворяться — я кивнула. — Что же такое тебе снилось?

Я молча смотрела в мамины тревожные глаза, прокручивая в голове то, что пережила. И правда, кто мне приснился?

Мысль, что монстр действительно находился ночью в моей комнате, крепко засела в голове. Даже сейчас спиной я чувствовала холодок, крадущийся из угла, и, на самом деле, боялась даже краем глаза заглянуть туда.

Чего только не увидишь во сне, но это просто порождение сознания. Какие-то мои переживания, которые склеились в странный и даже пугающий сценарий. Бывает. И, естественно, чувства могут обостриться и казаться настоящими в фильме, который транслирует мозг. И тогда же происходящее становится истиной.

Может ли кожа почувствовать холод во сне? Может ли нос уловить странный запах? Мои глаза видели монстра у кровати, а ноги бежали по сырой земле серого лабиринта, возникшего за дверью. Почему нет? Созданные моим же мозгом образы подстроили правдоподобную встречу и заставили поверить в существование некоего человека в мантии, который по неизвестной причине охотился на меня. Но в реальности — его не могло быть. Пора уже проснуться.

— Да вроде… уже не помню. Забыла… — отмахнулась я, пытаясь соврать как можно увереннее.

— Ну и хорошо.

Мне не хотелось заострять внимание на обычном ночном кошмаре. Каждая секунда постепенно отдаляла сон, и не было смысла рассказывать о пугающей встрече. Хотелось уже просто забыть всё поскорее и пойти завтракать.

Я шумно выдохнула и даже почти вернулась в привычное состояние, пока на глаза не попала алая полоска на руке.

— Что?! — вырвался громкий вскрик, и я, не веря тому, что вижу, несколько раз провела пальцем по оцарапанному месту.

Свежий порез ещё не зажил и слегка кровоточил. И я подняла на маму вопросительный взгляд. Не может быть... В памяти пронёсся момент, когда я бежала по лабиринту и оцарапала руку о шипастую ветку куста. И этого одного воспоминания хватило, чтобы хрупкое спокойствие разбилось вдребезги.

Значит, не сон…

Мама скосила взгляд на царапину, но не поняла причину моей столь странной реакции.

— Болит? Обработай, а то загноится.

— Угу…

Я кивнула, пытаясь скрыть нарастающее напряжение. Страх вновь парализовал меня, и даже мысли о том, чтобы посмотреть на дверь из комнаты, хватило, чтобы тело покрылось мурашками.

— Меня ждёт папа. Он на улице, в машине. Я пойду, а то мы уже опаздываем.

Мама собралась выходить, но я вскочила с кровати и подбежала к ней.

— Возьмите меня с собой!

Мне стало по-настоящему страшно оставаться одной, отчего слова сами сорвались с губ.

— Милая… папа же сказал, вход только…

— По спискам, знаю. — закончила я предложение за маму. — Но я могу просто сидеть в машине.

— Ою, ты прямо как маленькая. Ну, что ты? Не помнишь сон, но всё ещё боишься его? — мама аккуратно высвободила руку из моей стальной хватки и посмотрела в глаза. — Выбрось дурные мысли из головы, тебе нечего бояться, ты же дома. А завтра мы с папой вернёмся.

Обдумав свою просьбу, я осознала, что, действительно, повела себя как ребёнок, который испугался подкроватного монстра. Объяснять маме истинные причины было стыдно — это прозвучало бы нелепо.

— Ладно… — после недолгой паузы ответила я и вздохнула, пытаясь выкинуть из головы память о том, как на моей руке появилась царапина.

Мы обе посмотрели на часы. Стрелки показывали пять минут девятого — родители уже на пять минут выбивались из графика. Задерживать маму дольше было эгоистично. Папа наверняка уже измаялся в ожидании. Он был ответственным и пунктуальным человеком, поэтому всегда нервничал, когда кто-то его начинал задерживать. Мне не хотелось портить их репутацию, и я кивнула глазами, давая негласно понять, что всё в порядке.

— Давай тогда, я поехала. Не скучай.

Мама ободряюще погладила меня по плечу и выбежала из квартиры.

Когда за ней захлопнулась входная дверь, я побежала на кухню к окну, чтобы проводить машину родителей взглядом. Это было семейной традицией — помахать друг другу через окно, хотя сейчас, по большей части, я это делала для того, чтобы не чувствовать одиночества. Взгляд то и дело возвращался к царапине на руке. Совпадение ли, что она появилась после ночного кошмара? Я пыталась вспомнить или хотя бы предположить, где, помимо серого лабиринта, могла бы получить порез. Но мысли постоянно сходились лишь на одном.

Мама подсела к папе в машину. Заметив меня в окне, родители помахали рукой на прощание. А я ещё долго смотрела им вслед, и когда их автомобиль скрылся за поворотом, рухнула на стул. Осознание того, что теперь, кроме меня, в квартире никого нет, наводило неведомый ранее ужас.

Я огляделась по сторонам. В тени каждого угла теперь мерещились чьи-то дьявольские оскалы, и каждый шорох походил на звук шагов человека в мантии. И, конечно, больше всего меня пугала моя собственная комната.

Я недолго сидела в полной тишине, глядя то на коридор, то на руку.

Идти? Не идти?