Солнце пробивалось сквозь щели жалюзи, освещая пылинки в душном кабинете следственного отдела. Время обеденного перерыва закончилось час назад, но сытые сотрудники правоохранительных органов не торопились приступать к делам. Они предпочитали вальяжно оттираться у моей двери и по-доброму усмехаться.
- Зырь, сидит наш «генералиссимус», рабо-отает, - протягивает первый лодырь.
- Ага, а с каким умным видом печатает, как будто что-то соображает, - продолжает второй.
Актерскому мастерству следователей может позавидовать любой выпускник ГИТИС (Российский институт театрального искусства), поэтому после фразы второго лодыря я растеряла «умный вид», сдерживая улыбку, но отрывать глаза от монитора не стала.
- Ладно бы соображала, но ты на взгляд погляди, - громким шёпотом сообщает первый собеседник, - она одним глазом на бумагу смотрит, а вторым в монитор! Теперь понятно почему так быстро дела раскрывает!
- Так! – восклицаю, фокусируя оба глаза на этих шутниках и громко хлопаю ладонью о стол.
Пугаться местные следователи не привыкли, поэтому громовой хохот был ожидаем. Я и сама еле сдерживала смех, стараясь приструнить их серьезным видом.
- Так-так-так, разговорчики, товарищи! – в дверях появился старший следователь нашего отдела. – Опять около Васьки трётесь?
- Мы хоть как-то около неё трёмся, а ты всё смотришь, да слюни пускаешь! – хмыкает всё тот же первый лодырь.
- Заманал, - устало выдыхает Роман Сергеевич и хватает следователя за ухо, небрежно утянув того за пределы моего взора.
Коллега пострадавшего оказался не самым порядочным и тихо скрылся в сторону своей двери, дабы не учувствовать в разборках.
Я же шумно выдохнула и снова сосредоточилась на деле. Сегодняшнее утро выдалось особенно напряжённым. Вчерашнее ограбление ювелирного салона оказалось гораздо более запутанным, чем думалось на первый взгляд. Тут явно работали профессионалы – чисто и быстро. Ни единой зацепки.
Я в сотый раз просматривала записи с камер наблюдения, надеясь уловить хоть что-то, ускользнувшее от внимания остальных. Но на экране были только размытые силуэты в масках, двигающиеся пугающе слаженно.
Погрузившись в изучение материалов я по привычке выпала из реальности и не сразу поняла, что у моего стола кто-то стоит.
- Ром, я же говорила, что если что-то нужно, то отвлекай, - сообщила визитёру, устало откидываясь на спинку кресла.
Роман Сергеевич Щитов — старший следователь нашего отдела, человек с характером, который порой вызывает раздражение. Нет, он не плохой человек, но его тихое присутствие рядом и излишняя забота в некоторых ситуациях нервируют меня до крайности. Не удивительно, что вся контора считает, что он влюблен в меня, что конечно же не является правдой. Этот момент мы с ним сразу прояснили, как только поползли слухи. Щитов заверил, что чувств никаких не питает, а просто опекает единственную девушку отдела…
- Можно наблюдать бесконечно лишь за тремя вещами – как бежит вода, как пылает огонь и как работает Генералова, - снова отшучивается он.
- Хочешь помочь? – иронично поднимаю бровь.
- Ну не, сама давай, мне своего добра хватает. - тут же сдаётся старший следователь.
- Тогда, что хотел? – подталкиваю его к сути визита.
- Дело по Рудковскому из суда вернули. Выявили новых лиц, участвовавших в преступлении, - Щитов аккуратно кладёт увесистую папку на свободный край стола.
- Не-е-ет, - чуть ли не вою, - там же все понятно было. Какие ещё новые лица?
- Да хрен знает, я не читал, - пожал плечами мужчина, - ты умная, разберешься. Работай.
Щитов уходил, не подозревая, что его удаляющаяся спина стала свидетелем моего кислого лица. И повод для этого был обоснован!
Ещё год назад я зубрила конспекты в полицейской академии, сдавала бешенные нормативы и плакала по ночам от унижений преподавателей, который считали меня бездарностью. А сейчас являюсь «грозой преступного мира» районного масштаба, которой вот так просто кидают дела пачками с единственным комментарием: «Сама разберешься!».
И я разбиралась! Сидела ночами, вчитывалась, валилась с ног от напряжения, но разбиралась!
Приходилось делать это снова и снова, ведь меня преподнесли отделу как «самую слабую из помета». А кому хочется обзаводится слабачком и портить себе статистику? Правильно – никому. Поэтому меня выживали. Жестко, матерно и без прелюдий.
Я терпела. Терпела и пахала как проклятая, чтобы через полгода, побив все плановые показатели по раскрываемости заслужить внимание.
Я раскрывала дела одно за другим, словно опытный шахматист просчитывая ходы преступников на несколько шагов вперёд. Коллеги, все как один — мужчины, — поначалу обходили меня стороной, а иногда, специально провоцировали и мешали. Но после получения кварталки, повышенной за мой счет, следаки сменили гнев на милость.
Это была победа! Ведь быть единственной девушкой в мужском коллективе, да ещё и с именем, которое сокращённо звучит как Вася, — это уже заявка на оригинальность. И я старалась соответствовать: волосы всегда убраны, строгий костюм, минимум косметики. Никаких поблажек, никаких намёков на слабость. Приходилось быть своим парнем в волчьей стае.
Единственным, кто все портил, был Рома. Его чрезмерная забота лишь подчеркивала моё гендерное отличие, вызывая насмешки у коллег.
Добьюсь ли я признания? Пока говорить об этом рано. Но я знала одно: пока я иду вперёд, не оглядываясь назад, пока я верю в себя, у меня есть шанс.
***
Ближе к вечеру, когда народ начал потихоньку расходиться и в отделе, как обычно, остались мы с Ромой, меня неожиданно вызвал руководитель:
- Генералова!
Хриплый прокуренный голос полковника Жукова заставил вздрогнуть от неожиданности.
- Слушаю!
- В кабинет, жду! – строго командует мужчина.
Я встаю и на негнущихся ногах иду в кабинет главного, механически успевая прихватить блокнот для записи.
Личный вызов в кабинет полковника – это плохо. Вызов под конец рабочего времени – катастрофа. Тут два варианта. Первый – случилось что-то очень плохое, за что я получу по самые уши и потом буду плакать неделю от нескрываемых унижений и угроз. Второй – случилось что-то хорошее, за что меня сначала похвалят, а потом смешают с грязью, ибо: «Только попробуй возгордиться, вша малолетняя. Ты здесь никто!».
Не успев дойти до своего кабинета, меня неожиданно перехватил Рома. Его лицо было напряжено, брови сдвинуты.
– Васёк, что хотел Жуков? – спросил он, понизив голос. – Я видел, как ты заходила. Что-то серьёзное?
Я вздохнула. Не хотелось обсуждать это с Щитовым, но он не отстанет, пока не узнает. Соврать тоже не получится – старший следователь ходячий полиграф. Одно неверное движение ресниц и ты попался.
– Он дал мне задание, связанное с Мамаем, - ответила обтекаемо.
Лицо Романа мгновенно изменилось. С него слетела вся самоуверенность, обычно спокойные глаза наполнились тревогой. Он схватил меня за руку и крепко сжал.
– Ты что? Согласилась? – прошептал он, словно боясь, что нас услышат.
– Ты думаешь, у меня был выбор?! – тихо огрызнулась в ответ.
– Вася, ты не понимаешь, во что ввязываешься! – воскликнул Роман, отпуская мою руку и делая шаг назад, как от прокаженной. – Мамай – это не просто преступник. Это система. Он контролирует половину города. Связываться с ним – верная смерть!
Я нахмурилась. Роман действительно напуган. Но непонятно почему… Обычно даже «мясники» не вызывали в нём столько эмоций, как Мамай. Я думала Щитов хладнокровен ко всем преступникам, но Рамир Мамаев очевидно выбивал старшего следователя из колеи.
– Ром, ты чего? – спросила настороженно. – Я же не одна буду работать. Полковник обещал помощь, ресурсы…
– Да какие там ресурсы, Вася! – грубо перебил Роман, нервно взъерошивая идеальную укладку на голове. – Жуков тебя просто подставил! Он хочет убрать Мамая чужими руками и выбрал для этого тебя!
– С чего ты взял? – возмущаюсь больше от его пренебрежительного тона, чем от колючей правды.
- Да тебя просто использовали, Вася! Думаешь, шеф действительно заботится о тебе, предлагая поддержку? – усмехнулся Роман. – Он просто нашёл дурочку, которая согласится на самоубийственное задание.
Меня задели его слова. Я далеко не глупая и всё понимаю, но и он должен понимать, что другого выхода у меня нет. Либо я иду к Мамаю и борюсь за жизнь, либо со мной кончают сразу за порогом отдела.
– Ром, хватит, – говорю, отворачиваясь. – Я сама разберусь. И вообще, я не понимаю, почему ты так беспокоишься? Мамай же не святой, кто-то должен его остановить.
– Ты не понимаешь, – прошептал Роман в спину. – Ты просто не знаешь, на что он способен…
«А ты знаешь?!» - хотелось крикнуть в ответ.
Уж больно со знанием дела Рома принялся меня вразумлять. Словно сидел с Мамаем за одним столом и чаи распивал, сплетничая о криминальных происшествиях.
Я вернулась в свой кабинет, чувствуя, как накатывает раздражение. Мне не хотелось никого слушать, особенно Романа с его паникой. Сейчас самое главное — это отключить все эмоции и разобраться с тем материалом, что мне доступен, а не сидеть и жалеть себя несчастную, что вляпалась в такое… Слов нет какое большое и вязкое!
После того, как хлопнула входная дверь, провожая последнего работника (исключая меня), я заварила кофе и расположилась на мягком диване, обкладываясь листками, вычленными из дела Рамира Мамаева.
По мере того, как я углублялась в дело, меня охватывал всё больший ужас. Этот воротила был умён, осторожен и жесток. Он умел запугивать, подкупать и устранять тех, кто вставал у него на пути. О нём говорили шёпотом, его боялись все, от мелких торговцев до высокопоставленных чиновников. И это бросалось в глаза, при чтении показаний свидетелей, которые с осторожностью подбирали слова.
Также у Мамая было ещё одно прозвище — Миротворец. Получил он его за то, что лично выступал в роли судьи в преступном мире, разбирая споры и вынося приговоры. Провинившихся наказывали жестоко и безжалостно. Он создал свой собственный кодекс чести, основанный на страхе и повиновении. В его подчинении столько головорезов и киллеров, что даже после смерти этот «кодекс» будет соблюдён до последнего пункта.
Пролистав последние страницы, я закрыла папку, свалившись на диван. Пытаясь собрать разрозненные мысли в единый план, я утонула в звенящей тишине, где сознание отказывалось повиноваться. Я слишком устала…
Ворочаясь с бока на бок, я несмело посмотрела на фотографию Мамаева. На ней был отображён мужчина средних лет с холодным, пронизывающим взглядом. В его карих глазах не было ни тени сожаления или раскаяния. Только ледяная уверенность в своей власти. А волевой подбородок, поросший густой, тщательно ухоженной бородой, говорили о несгибаемом и решительном характере.
Да-а, с этим мужчиной будет непросто…