Выбор судьбы

Пролог

Высоко стоявшая над небольшой прогалиной луна освещала тихо плачущую девушку. Особенно серебрилась в лучах светлая макушка и вспыхивали искорками при каждом всхлипе разметавшиеся косы. Дева прижимала руки к лицу и медленно раскачивалась, стоя на коленях. Она не озиралась и не прислушивалась, словно её совершенно не беспокоили ни странные скрежетания ветвей в кронах от небольшого ветра, ни уханье, раздающееся вокруг, ни то загорающиеся, то гаснущие огоньки в глубине леса. Хотя лики деревянных идолов, что возвышались полукругом у края поляны, в неясном свете становились зловещими и должны были вызывать оторопь. Особенно когда медленно проплывающие облака отбрасывали на лица истуканов тени и те искажались жуткими гримасами. Тогда казалось, что вырезанные черты оживали и шептали что-то неслышимое.

Вот только плачущую ничего не волновало. Она, словно агнец на закланье, покорно склонилась у широкого, но невысокого валуна, вся наружная поверхность которого была покрыта рисунками и рунами. Некоторые детали узора частично скрывались под слоем земли, так что точный размер самой глыбы оставался неизвестен. Впрочем, долго рассматривать его ни у кого не получалось. Хотелось отойти и отвести взгляд. Ведь камень источал не только ощутимую силу, но и морозную стужу. Это чувствовалось даже на расстоянии, несмотря на почти по-летнему тёплую ночь. Скорее всего, именно поэтому примерно на аршин вокруг него ничего не росло, хотя с ранним приходом весны повсюду начала буйствовать зелень.

Вдруг все звуки смолкли. Казалось, даже ветер утих. Повинуясь прошедшей по поляне незримой волне, юница тоже замерла и, подняв голову, принялась вглядываться в темноту.

В нескольких пядях от идолов, в мрачной тишине, словно даже лесные жители испугались творящегося, всё увеличиваясь и закручиваясь, стала сгущаться белая хмарь.

Прошло всего несколько минут, и вот уже огромное кольцо туманного водоворота в косую сажень размером повисло почти посреди прогалины. Из него показалась изящная стопа с молочно-белой кожей. Вслед за ней вылетели несколько снежинок и, кружась, опустились на камень. Очень медленно начала появляться ножка, обтянутая подолом белого платья, вышитого серебристым узором. Стоило той коснуться земли – и вокруг неё тут же проступила изморозь.

Постепенно вышедшая из тумана женщина была невероятно красива. Искрящееся в лунном свете платье облегало фигуру и подчёркивало высокую грудь, тонкий стан и широкие бёдра. Пышные чёрные волосы струящимся каскадом опускались чуть ли не до земли. Голову украшал серебряный венец с переливающимися драгоценными камнями. С него время от времени сыпались снежинки и растворялись в сиянии одеяния. Тонкие пальцы правой руки сжимали высокий посох, широкой дугой закруглявшийся на конце. Но когда прибывшая шагнула ближе к склонившей голову девушке, отведя посох в сторону, стало заметно, что он заканчивается серпом, сверкнувшим в свете луны своим заточенным краем.

– Ты всё-таки решилась, – произнесла женщина.

– Мне не оставили выбора, – тихо ответила юница.

– Это неправда. Выбор есть всегда! И только от человека зависит, верно ли он поступит. Будет ли силён его дух, чтобы принять правильное решение. А не предпочесть лёгкий путь.

Глава 1

Пробуждение было отвратительным. Всё ломило. Голова раскалывалась, а тело будто попало под каток. Я вроде не должна была болеть. Пандемия давно закончилась, да и для гриппа ещё не сезон. Меня обычно так выкручивало только при простуде.

В сознании мелькали какие-то странные образы, но из-за заторможенного состояния я не могла на них сосредоточиться. То ли обрывки сна, то ли воспоминания… Хотя… какие у меня могут быть воспоминания с хороводом вокруг костра? Я и в деревне-то ни разу не была. А тут… деревянные дома… река… песни… колосящиеся поля ржи… и…

Кто это плачет над ухом постоянно? Ещё надрывно так. Ключница, что ли?

Минуточку… какая ключница в моей однушке? Что за странные ассоциации?

Так… Я вроде на концерт с подругами собиралась. К тридцати с копейками годам у этих стервоз, что знают меня со школы, стало отчётливо доминировать желание приобщаться к культурному отдыху вместо алкогольных посиделок, так любимых ими в молодости… Вот они и решили вытащить меня, дабы оторвать, наконец, от документов, цифры в которых уже сливались перед глазами и грозились лишить зрения. Ведь годовой отчёт в довесок к квартальному спихнули на меня и в этом году. Снова! А что делать, если супруга шефа занимает должность главбуха чисто номинально? Хотя высокая зарплата начисляется ей вполне реальными деньгами. Зато есть я, которую уже несколько лет кормят обещаниями о повышении. Как и бельгийским шоколадом, что коробками таскает мне начальство в марте по такому случаю. Да у меня диабет так скоро начнётся! Притом от одного взгляда на эти излишества.

Дома-то его есть уже некому. С такой работой ни один мужик долго рядом не задерживается. Альфонсов я не приемлю чисто на генетическом уровне, а нормальный сам требует заботы и горячих ужинов, на которые у меня банально нет ни времени, ни сил. Когда я добираюсь до квартиры, всё, на что меня хватает, – это душ и спать. Хотя… иногда душ я пропускаю. Главное – добраться до кровати.

Вот подруги и заявили, что будем расслабляться, отдыхать и справлять весеннее равноденствие. Иначе я так с ума сойду со своей работой. Хотя начнём чуть позже, в пятницу. Кто же виноват, что праздник на середину рабочей недели приходится? Вот говорят, предки его аж седмицу справляли. Так что мы не сильно опоздаем!

Господи, кто же плачет так надрывно над ухом-то? Терпеть просто невозможно! Участкового на вас нет! Уймите уже её кто-нибудь, она превышает все допустимые нормы шума. Когда я немного громко музыку послушала при последнем расставании, так быстро вызвали. А тут…

Не выдержав подобного звукового издевательства, я с трудом разлепила глаза и выдохнула от натуги. Плач и причитания прекратились, зато появился шум в ушах и перед глазами поплыли круги. Что за чертовщина? Во рту как в Сахаре. У нас что, после концерта попойка была? Решила попросить пить, но вместо слов изо рта вырвалось какое-то карканье. Ну уж вороной я точно быть не могу! Рядом теперь уже пронзительно закричала невидимая мне женщина, и послышался удаляющийся топот.

Тишина! Как же хорошо. Отсутствие раздражающих звуков немного успокоило голову, и глаза опять закрылись. Но ненадолго. Топот повторился, теперь уже приближаясь.

– Любава! – услышала я хриплый мужской голос и почувствовала, как сжали мои плечи.

Хм… кто такая Любава? Всю жизнь была Мариной, ну порой Маринкой… В некоторых компаниях, что собирались в институте, даже Мэри… Но в последнее время обычно слышала только обращение «Марина Анатольевна».

Меня несильно тряхнули, и вокруг загомонили несколько человек. Причём на странном наречии. Хотя отдельные слова были понятны. Какая-то славянская помесь русского языка. Это напомнило мне поездку в Прагу лет десять назад, когда мы с девчонками впервые самостоятельно выбрались за рубеж. Стелла говорила немного по-английски, но это не сильно помогло. Чехи, что встречались на улице, его не знали. Пришлось объясняться знаками и проходить экспресс-курс языка. Так что если напрячься, то общий смысл при общении с местными можно было уяснить. Ну и на этом спасибо.

Вот и сейчас. Мужчина громко возмущался, а ему вторила женщина, порою срываясь на визг. Было что-то про обман… и наказание… Уж думала, до драки дойдёт. Но…

Меня ещё раз тряхнули, и я открыла глаза. Лучше бы этого не делала. Почти упираясь носом в нос, на меня пялился диковатого вида мужик. С бородой и длинными светлыми взлохмаченными волосами, в которых отчётливо проглядывала седина.

– Любава!.. Жива!

Это единственное, что я поняла из его сбивчивой речи. Он продолжал что-то говорить, ласково поглаживая меня по голове. Не знаю, что подействовало: заботливые интонации, счастливое выражение его лица или нежные прикосновения, но я улыбнулась.

Слезинки выкатились из его глаз и быстро растворились в густой бороде.

Шум в голове стал нарастать, а к горлу подступила тошнота. Так что я закрыла глаза и неожиданно провалилась в спасительное забытьё.

Следующий раз проснулась уже в тишине. Было светло, и первое, что привлекло моё внимание, – потолок. Притом не ровный и глянцевый – подвесной из собственной квартиры, а деревянный – из необтёсанных досок. Щели в нём были заткнуты травами и мхом. А ещё запах! Луговых цветов… и чего-то странного. Память почему-то твердила, что так пахнут животные. А вернее, коровы. Но… откуда я могу это знать? Во всевозможные зоокафе ходить у меня время не было, а из братьев наших меньших я была знакома только с кошками и собаками. И они так не пахли. Ну, во всяком случае, кошки. В детстве у меня была серая полосатая красотка, что однажды прибилась к дверям нашей квартиры. Десять лет она спала вместе со мной и уж точно не обладала подобными ароматами.

Так, нужен больший обзор! Тело ещё не слушалось, но голову я смогла немного повернуть.

Твою ж!!! Так я всё-таки в деревню попала?! Мы точно не могли настолько напиться. Или нам что-то подмешали? Не помню… вроде солидное место. А где девчонки?

Так… и что за бедная такая деревня, в которой не то, что телевизора, стульев нет? Стены не очень большой комнаты, примерно четыре на пять метров, тоже оказались деревянными, но были сделаны прямо из цельных стволов. Они что, по старинным технологиям дом строили?

Глава 2

Первые несколько дней прошли малопродуктивно. Всё, что я узнала полезного за это время, – девушку, приставленную за мной присматривать, зовут Беляна.

Вообще, трудно учить язык, если тебе ничего не объясняют и не переводят. Порой даже общий контекст монолога, что беспрерывным потоком лился из уст Беляны, невозможно было определить. Иногда я вычленяла только имена, и то потому, что когда-то слышала похожие фамилии. А ведь они очень часто происходили от имён основателей рода.

Но на третью ночь кое-что изменилось. Я всё это время почти не двигалась, не считать же за экшен шевеление головой. Так что после нескольких часов сна просыпалась, и приходилось лежать, уставившись в потолок, размышляя о произошедшем. Дошло до того, что стала молиться, обращаясь к богу… или богам… учитывая разнообразные фигурки, расставленные в красном углу.

И тут… заметила странные зелёные огоньки, иногда появляющиеся и исчезающие где-то над полом. На следующую ночь они ещё несколько раз появились возле кровати.

– Помогите мне!!! – эмоционально шептала я, пытаясь пошевелить пальцами и потянуться в сторону мигающих огоньков.

Наконец один из них возник на уровне глаз и прикоснулся небольшим струящимся отростком к моему лицу.

Боги! Было такое чувство, что сквозь меня пропустили электрический ток большой мощности. Тело выгнулось дугой, так, что опиралось только на макушку и пятки. Меня затрусило, а сознание отключилось.

Я оказалась на берегу ярко-красной реки. Хотя… может быть, она была огненной? Проносящаяся мимо субстанция не выходила за границы обрыва, но подходить к краю мне было страшно. Потому что в один момент она напоминала лаву, в другой – кровь… но главное, вселяла безотчётный ужас.

Справа от меня находился широкий арочный мост цвета раскалённого металла, и он был заполнен людьми. Они нестройной толпой направлялись на ту сторону, что тонула в белом мареве. Кто-то шёл целеустремлённо, а кто-то – постоянно оборачиваясь и выискивая что-то или кого-то позади. Они по одному появлялись прямо на кромке моста и, немного постояв на месте, брели вперёд.

Я заметила совсем юную девушку, что, огибая других, шла обратно. Высокая, красивая, с роскошными бледно-пшеничными косами и яркими голубыми глазами. Такие очи поэты будут сравнивать с широкой и полноводной рекой. Она шагала уверенно, не задумываясь, что ей не уступят дорогу. И все расступались. Увидев, что я на неё смотрю, девушка помахала и, улыбнувшись, заспешила.

– Не могу подойти ближе, – заявила она, приблизившись к самому краю. – Протяни руку.

– Я не собираюсь туда! – произнесла нахмурившись, и даже, заложив руки за спину, отошла на пару шагов от моста.

– Глупенькая… Я – Любава!

– Я и так поняла! Лучше расскажи, зачем ушла за грань? Ведь совсем молоденькая была!

– Это очень тяжело, – вздохнула та в ответ. – Протяни руку, и ты познакомишься со всей моей недолгой жизнью.

Я оглянулась, пытаясь понять, можно ли тут с кем-то посоветоваться, но позади меня никого не было. Только каменистый берег и тёмный лес, чернеющий на горизонте.

– Ну, давай же, – нетерпеливо поторопила Любава. – У нас не так много времени.

Вздохнув, я немного потопталась на месте и, наконец, решившись, протянула руку, стараясь не прикасаться к мосту…

Меня вывернуло. Глотку страшно жгло, потому что из желудка уже извергалась желчь.

– Любава, милая, выпей это, выпей! Тебе поможет!

Голос Беляны с трудом пробивался сквозь шум в голове. Я почувствовала, как в рот полилась ужасная на вкус жидкость, но, сделав над собой усилие, всё же сглотнула.

Спазмы немного отступили, и я смогла вздохнуть, не боясь нового приступа рвоты.

– Слава Трояну! – произнесла Беляна, вытирая моё лицо мокрой тряпицей. – Я испугалась и хотела за боярином Ратмиром бежать. Думали, ты уже на поправку пошла… а оно вона как! Что случилось? – спросила она, ощупывая меня, потому что я смотрела на неё широко раскрытыми глазами. – Где-то болит?

Я не ответила, а просто заплакала, так как осознала, что понимаю её. Если ещё и говорить начну без того, чтобы кто-то заподозрил во мне неместную… вообще хорошо будет.

– Спасибо тебе… – прошептала еле слышно.

Судя по тому, что мне улыбнулись, а не спросили: «Ты кто?», произнесла всё правильно.

Расслабившись же, провалилась в блаженное забытьё.

В голове один за другим всплывали куски жизни Любавы. Ещё почти двое суток я лежала в беспамятстве, впитывая разрозненную информацию и пытаясь её анализировать.

Первое, что меня волновало, – где я? И ответ был с одной стороны чётким, а с другой – туманным. Находились «мы» в городище, или даже, можно сказать, небольшой крепостице Скугрев, что управлялась отцом Любавы, боярином Ратмиром. Тем самым мужчиной, которого я увидела, в первый раз открыв глаза.

Месторасположение сего населённого пункта соотнести с современной мне картой, что помнила, я не смогла, потому как из всех географических данных Любава знала только, что находится он на реке Передельня, что впадает в великий Славутич. Именно по нему ходят большие корабли из самого Новогорода в богатую империю ромеев далеко на полдень[1]. Ну а в крепостицу прибывали только мелкие купцы, служившие источником новостей.

Какое-то понимание дала информация, что род «наш» относится к племени кривичей, а значит, я всё-таки где-то на территории Руси, а не в Восточной Европе.

Политикой бывшая владелица тела в силу возраста и воспитания не интересовалась. Знала только, что где-то недалеко сидит князь Ярополк, которому городок платит дань. Части его дружины время от времени появлялись в крепостице, то ли демонстрируя уровень защиты, то ли напоминая, что «крыше» следует вовремя платить. Ну, ещё Любава помнила рассказы о хазарах, от чьих набегов, по идее, и должны были защищать воины князя. Кстати, как минимум половину войска составляли пришлые варяги с севера. Которых почему-то никто не называл викингами.

Что же касаемо «Кто я?» – всё оказалось интересно и запутано…

Глава 3

– Так я ж в первое утро, как ты очнулась, всё и поведала… – удивилась Беляна моей просьбе рассказать, что произошло после того, как меня нашли.

– Понимаешь… не помню я этого времени. Как в тумане всё. Глаза открыты, а сама будто и не тут была.

– Видимо, не до конца тогда тебя Мара отпустила, – сокрушалась девушка, перебирая сухие травы, что собиралась мне заварить.

Беляна оказалась жрицей Трояна, божества, отвечающего за целительство и врачевание. Она уже год как прошла посвящение и вполне освоилась. Лечили тут не только молитвой, ворожбой и магическими ритуалами, но и всевозможными травами. Хотя настойку или снадобье без правильного наговора могли и не принять. Потому волхвы или кудесники считались предпочтительнее простых жрецов.

– Волхв-то тот, как тебя нашли, исчез. Поговаривают, как прознал, что с тобой приключилось, так и в бега подался, – произнесла Беляна, с сочувствием взглянув на меня. – Боярин ведь наш, увидев, что несут тебя, спал с лица и осел наземь, да стал кликать воев (*воинов) привести того, ан не нашли. Сбёг супостат.

Девушка ненадолго задумалась о чём-то, но, встряхнув головой, продолжила.

– А батюшка твой потом сам до утра кроду (*погребальный костёр) строил, никого не подпускал. Серый весь стал. Будто заранее пеплом припорошенный. Отпевать же тебя Зорице приказал, да та Уладе, что помощницей ключницы у вас служит, бусы пообещала и вместо себя в нижней горнице и оставила. Так эта гусыня, как ты глаза открыла, так испугалась, что не к «матушке» твоей, а на берег реки к боярину с криком и прибежала. Зеньки выпучила, руками машет... насилу успокоили да выудили, что к чему.

Заварив травки и поставив те настаиваться, Беляна присела ко мне на кровать, став массировать мои ладони.

– Сколько крику было! Батюшка твой чуть Зорицу-то не зашиб, да Всеслава слёзно умоляла его ради радости такой простить.

– Почему же я здесь, а не дома? – спросила совершенно спокойно. Хотя наверняка для Любавы это являлось болезненным вопросом, и не задать его было совершенно невозможно. Однако как по мне, чем дальше от подобного гадюшника, что напоминало сие семейство, тем лучше.

– Так старая Преслава наказала подальше от всех поселить. Раз хозяйка Нави тебя вернула, значит, прав был волхв. Вот тебя в старый дом на выселках и отправили. Ну и меня… дабы выхаживала. Боярин ведь телка старшему жрецу в оплату привёл.

Судя по воспоминаниям Любавы, то был большой дом в несколько венцов (*этажей) с крепким деревянным забором за пределами крепостицы и посада. Проживавшая здесь в своё время семья «сгорела» от какого-то поветрия (*эпидемии), и с тех пор он пустовал.

– Каждый вечер батюшка твой наведывается. За два последних дня, что ты в бреду металась, Трояну сначала горлицу, а затем и кабанчика молодого во всесожжение принёс. Да Молчана вашего постоянно со снедью присылает и выспрашивать наказывает, что тут да как.

Странно, но никакой злости ни к «матушкам», ни к «батюшке» я не испытывала. Видимо, Любава их там простила, и даже остаточных эмоций не сохранилось. Хотя…

Когда вечером боярин Ратмир появился на пороге комнаты, сердце предательски сжалось. Умом я понимала, что это, в принципе, совершенно посторонний для меня, Марины, человек… Но перед глазами всплывали моменты, как он играл с Любавой в детстве. Подарил первые ленты и бусы…

И не защитил… на глаза выступили слёзы, и я отвернулась.

Боярин, оставив большую корзину с едой на столе, сначала подошёл к лежанке, постоял немного, помяв в руке шапку. Затем, даже не сняв тяжёлой шубы, прошествовал к Беляне и тихо о чём-то её расспрашивал. Потом, так и не сказав мне ни слова, удалился.

Я себя после этого весь вечер корила. «Взрослая женщина, и не смогла справиться с подростковыми эмоциями!». Думала, Беляна начнёт попрекать таким отношением к отцу… но та благоразумно молчала.

Заметила, что для своего столь юного возраста девушка необыкновенно мудра. Видя, как меня расстроил приход Ратмира, она весь вечер отвлекала рассказами о своём нелёгком выборе.

Оказалось, после того, как Беляна прошла посвящение, к ней стали свататься сразу трое. Совсем юный парень, задумавший в следующем году отделяться от семьи. Молодой мужчина, решивший взять вторую жену, и взрослый по местным меркам человек, недавно овдовевший вновь и оставшийся с грудным ребёнком на руках.

В своём возрасте почему-то до сих пор не влюблённая в какого-нибудь молодого красавца юница очень серьёзно размышляла обо всех плюсах и минусах каждого кандидата. Прямо как корову на рынке выбирала.

– А разве не отец укажет, за кого ты пойдёшь? – не выдержала я подобной «трезвости», уверенная, что в это время решать подобный вопрос невесте никто не доверял.

– Да как меня Трояну служить призвали… это ж честь какая… так я у батюшки зарок и потребовала, что сама выбирать буду, за кого идти. Он тогда на радостях и пообещал. Но в девках ходить уже неудобно… засмеют перестарком. Или слух какой о порче пустят. Так что думаю, на конец брезозола (*апрель) и сговоримся. А после первых Осенин (*середина сентября, праздник окончания сбора урожая) и свадьбу сыграть можно.

Учитывая, что на дворе стояло только начало сеченя (*февраль), девушка дала себе ещё как минимум полгода холостяцкой жизни. А значит, с выздоровлением мне стоит поспешить.

Дни зимой тянулись медленно. Отрезанная от мира и какого-либо общения, я страшно скучала. Книг и газет тут сроду не водилось. Развлекали себя люди холодными вечерами… трудом. Значит, и мне стоит чем-то заняться.

Промучившись пару дней, я через силу урезонила гормоны молодого тела и обратилась к Ратмиру с просьбой сделать для меня кресло с высокой спинкой и удобными подлокотниками. Всё это время мужчина приходил рано поутру и, оставляя корзину со снедью, общался только с Беляной, стараясь не попадать в поле моего зрения.

И вдруг… такая простая, легко выполнимая просьба.