Выбрать волю

Глава нулевая

Если Грэхард IV, шестой представитель династии Раннидов на престоле Ньона, чего и не любил, как это того, чтобы его отвлекали от вечерней работы. Поэтому вырвавшийся из-за обычно плотно сомкнутых штор луч закатного солнца привёл его в большое раздражение.

Проблема была не в самом свете — в конце концов, многочисленные свечи вокруг тоже светили довольно ярко, — а в том цвете, который рождался при соприкосновении луча со светлой столешницей, частично заваленной бумагами.

Цвет этот получался золотистым с лёгким рыжим отливом — точь-в-точь такой, как волосы одной особы, которую Грэхард совершенно не хотел вспоминать.

Пришлось вставать и поправлять шторы — и ставить пометку о необходимости сделать выговор слугам. Ведь знают же, шельмы, что он требует к вечеру зашторить окна плотно, без щелей! Как раз во избежание подобных эксцессов.

Вернувшись за стол, Грэхард мысленно зарычал с досады: привести мысли в рабочее русло, как и следовало ожидать, теперь не получалось.

Это было бы гротескно смешно, если бы это происходило с кем-то другим; но почему-то это произошло именно с ним! Победитель трёх военных кампаний против Мариана, владыка, покоривший бесчисленных мелких князьков на границах своих земель, законодатель и реформатор, грозный и величественный повелитель Ньона, — и эта глупая, совершенно бессмысленная, детская какая-то влюблённость, чьё место разве что в бульварном романе!

Стукнув кулаком по столу, Грэхард сделал три медленных вдоха и выдоха, изгнал из головы всяческие мысли и сосредоточился на казначейском отчёте. Цифры, хвала Небесному, лучше всего остального помогали от этих глупостей!

...спустя три минуты владыка с большим недовольством отметил, что вместо расчётов тупо пялится в пустоту — наверняка с самым идиотским выражением лица — и думает...

Ну конечно, о ней.

Эсна из рода Кьеринов, примечательная единственно цветом своих волос — редким для Ньона, унаследованным от матери-ниийки.

Впервые он увидел её волосы семь лет назад, и тут-то и произошла с ним эта беда, совершенно несуразная и непоправимая. С того дня выкинуть Эсну из головы он так и не смог.

Все эти семь лет были наполнены беспрестанной борьбой с собой: Эсна уж никак не подходила ему в пару. Да и безумие, рассматривать в таком ключе женщину, которую совсем не знаешь, — а ведь он совсем, совсем её не знал. Он видел её всего восемь раз в жизни, со дня её совершеннолетия — на каждом новогоднем балу, итого семь раз, и один — на похоронах её первого супруга. Героя марианской кампании следовала почтить со всем уважением, что владыка и сделал с присущей ему ответственностью.

Нет, положительно, это не было любовью и не могло ею быть по определению; это было совершенно безумное, глупое, несуразное помешательство.

Отложив перо, Грэхард опёрся массивным подбородком на ладонь и с тоской посмотрел на плотно сомкнутые шторы. Спустя минуту вздохнул, встал, распахнул их, впуская закатные лучи в комнату, уселся обратно и принялся любоваться бликами на столешнице.

...подумаешь, волосы необычные. Были у него любовницы-златовласки. И шевелюра у них погуще была, и уж как они за ней ухаживали с этими своими маслами и благовониями! Он, конечно, не видел волос Эсны вблизи, но был уверен, что те гораздо хуже.

Дело не в волосах, видимо; но в чём?

За все эти годы он так и не нашёл ответа.

Он перепробовал всё: других женщин, войну, научные изыскания, физические упражнения, сочинение виршей, вино... помогала только непрестанная работа, выматывающая, безжалостная, чтобы ночью провалиться в чёрный сон и, вынырнув из него, тут же погрузиться в водоворот новых дел.

Наверно, ни один владыка Ньона никогда не отличался столь безумной продуктивностью, как Грэхард IV, чей поминутно расписанный день был доверху набит самыми разнообразными и сложными проектами.

Работа изгоняла образ Эсны из его мыслей; но стоило дать слабину — и та снова возвращалась, сияя своими волшебными волосами перед его внутренним взором.

Он даже подозревал колдовство. Месяц провёл в монастыре Небесного, в непрерывном посте и молитве, но священники заявили, что он полностью чист.

Да и какой смысл был бы в таком привороте? Семья Эсны явно не искала с ним брачного союза.

Собственно, в семье Эсны и заключалась основная проблема. Старший из Кьеринов, могущественный князь, был главой оппозиции и главным политическим противником Грэхарда. Тогда, семь лет назад, лишь недавно вступивший на трон Грэхард его бы не одолел. Сейчас...

Владыка прижмурился, рисуя перед глазами свою любимую мечту. Расправиться с кланом Кьеринов! О, эта заманчивая перспектива манила его более всего остального. Теперь, после своих военных и внутриполитических побед, он чувствовал себя гораздо более уверенным. Сейчас он смог бы их одолеть — да, битва выдалась бы тяжёлой, и пришлось бы многим пожертвовать... Но он сумел бы уничтожить их.

И забрать Эсну в качестве трофея.

Снова вздохнув, он открыл глаза и покачал головой. Эсна любила свою семью, и особенно нежные отношения связывали её с отцом. Уже тому четыре года, как умер её супруг, а отец так и не отдал её замуж вновь — не хочет отпускать любимицу, да и та не горит желанием покидать родной кров.

Если он уничтожит её семью...

Хроники Раннидов красноречиво предостерегали, рисуя возможные последствия такого шага. Двоюродный дед Грэхарда так и поступил, вырезал род одного князя и взял в жёны одну из дочерей убитого. И к чему всё пришло? Собственная жена вскоре зарезала его на брачном ложе!

Повторять судьбу не столь дальнего родственника не хотелось, а Кьерины, к тому же, славились своей мстительностью.

Нет, как ни соблазнительно вырезать их под корень, ничего хорошего из этого не выйдет.

Погоняв по столу туда-сюда бумаги, Грэхард погрузился в другую фантазию: Эсну можно попросту выкрасть и запереть во дворце. Что происходит в этих стенах — здесь и остаётся. Никто и никогда не узнает, какую ещё пленницу поглотили спрятанные от чужих глаз покои.

Часть первая. Глава первая

— Эсни, солнечная госпожа моя, у меня есть к тебе важный разговор.

Отец — крепкий и представительный на вид мужчина за пятьдесят — выглядел немного грустным, несмотря на ласковые слова, и Эсна сразу заподозрила неладное.

С лёгкой улыбкой устроившись на небольшом диванчике, она смиренно сложила руки на коленях и с лукавым смешком ответствовала:

— Внимаю вам со всей серьёзностью, грозовой адмирал!

В Ньоне в ходу было давать друг другу звучные прозвища и использовать их наравне с именами. Эсну с детства прозвали солнечной госпожой — за непривычный ньонскому глазу цвет волос. Отец же её, конечно, хвастал прозвищем куда как более мужественным — сперва враги, а после и друзья стали называть его с уважением грозовым адмиралом, за несомненные удачи в морских боях.

Иногда Эсне казалось, что внешне милый обычай несколько несправедлив. Женщин он всегда наделял прозваниями декоративными. Например, покойная матушка звалась нежной смешинкой, а верткая золовка — горным ветерком. Мужчины же, напротив, получали какие-то звучные и солидные звания: господин кинжалов, заклинатель волны, повелитель молота. Впрочем, наверно, «заклинательница иглы» и впрямь звучало бы скорее насмешливо, чем гордо? Так что да, быть ей солнечной госпожой до скончания времён, и нужно просто с этим смириться.

Меж тем, отец улыбался в усы как-то совсем уж грустно, и ощущение тревоги невольно прокралось в сердце Эсны. Что такого из ряда вон выходящего могло случиться? Война на западе, кажется, почти уже выиграна. О пиратах уже полгода не слыхивали. Из родичей никто не болел...

— Эсни, — какая бы тревога ни снедала отца, голос его был ровен и ласков, — полагаю, пришло твоё время снова выйти замуж, дорогая.

Чего бы Эсна ни ожидала от тревожного вступления — но только не такой внезапной новости. Право, это оказалось столь неожиданно, что она только и смогла, что слегка опустить ресницы, скрывая своё смятение.

Отец начал расхаживать по комнате — что выдавало его неспокойствие — и пояснил:

— Мужем тебе станет мой старый соратник, князь Руэндир. Сотрясающий палубу.

Уточнение было небезосновательным: братьев Руэндиров было трое, и по возрасту Эсне куда как больше подошёл бы младший, а никак не этот самый сотрясающий палубу соратник, и в самом деле — ровесник отца.

У Эсны аж в горле перехватило от волнения; она, конечно, предполагала, что рано или поздно зайдёт речь о том, что ей не мешало бы выйти замуж вновь, но и в кошмарах ей не могло привидится, что отец вздумает отдавать её за мужчину, на двадцать лет её старше!

Вместо того, чтобы возмутиться и воспротивиться столь странному повороту судьбы, Эсна глубоко задумалась. Отец, как ей всегда казалось, не был тираном, и столь нелепое решение весьма выбивалось из их тёплых родственных отношений. Он не стал бы так поступать из пустой блажи; значит, у него есть веская причина.

Наклонив голову — светлые пряди на миг блеснули золотом в солнечных лучах — Эсна устремила на князя взгляд спокойный и вопрошающий.

Тот, запустив руку в бороду, вздохнул и присел с нею рядом на обитый бирюзовым бархатом диванчик.

— Эсни, — пояснил он, — у тебя будет «жасминовая беседка». И выберешь ты князя Руэндира.

Сегодняшний день, определённо, оказался богат на потрясения!

Эсна поражённо выдохнула.

«Жасминовая беседка»! Какая ньонская девушка не мечтает о таком сватовстве?

Обычно судьбу девицы устраивали её родители. Однако в редких случаях — чаще всего, если речь шла о принцессах, — девушке предоставляли право выбора. Это случалось, если на руку невесты претендовало несколько женихов. Если у родителей счастливицы не было причин отдать предпочтение одному из них, то устраивали красивый и торжественный обряд ухаживаний. «Жасминовой беседкой» его назвали за то, что каждому жениху полагалось полчаса наедине с невестой — конечно, чтобы избежать каких-то нескромных ситуаций, свидания эти устраивали в беседке, за которой издалека наблюдали родичи. Коротким свиданием дело не ограничивалось — кроме этого, невеста и женихи обменивались подарками, а для некоторых принцесс даже устраивали настоящие турниры!

Редко, но прибегали к этой традиции не только в семье владыки, но и в среде больших князей. Кьерины, конечно, к таким относились, и Эсне даже попадались в хрониках истории такого рода — одна из её прабабушек, например, именно так избрала себе супруга. Но отец вроде не питал пристрастия к такой демонстративности в вопросах устроения своих дочерей?

К тому же, это ужасно странно: заявить, что он устроит ей настоящую «жасминовую беседку» — и тут же огорошить, что выбрать ей придётся конкретного жениха!

Нахмурившись, Эсна постаралась рассудить, зачем отцу мог понадобиться столь странный спектакль, на кону в котором стояла её судьба.

— Позволено ли мне будет узнать имена других женихов, грозовой адмирал? — тихо уточнила она, пытаясь выяснить больше подробностей.

— Князь Дрангол, скалистый генерал, — охотно назвал ещё одного своего соратника отец, после чего с явным недовольством добавил: — И Раннид.

Части картинки встали на свои места. С непонятными целями к ней посватался кто-то из семьи владыки — конечно, отец такого родства не желал, но и отказать прямо не мог, вот и нашёл выход.

Эсна даже улыбнулась с лукавой усмешкой, на миг забыв о весьма неприятном браке в ближайшей перспективе. Батюшка всегда знал толк в хитрых интригах! Каково сработано — ведь и не отказал, и своего добился! И состав женихов теперь ясен; кто пойдёт против правящей фамилии, кроме самых верных союзников?

— Кому же это я так приглянулась? — решилась пошутить Эсна, надеясь заодно выяснить, что замышляют старые противники. — Неужто туманному принцу?

Племянник нынешнего владыки был единственным из Раннидов, с кем она пересекалась лично — её первый супруг частенько устраивал с ним прибрежные гонки на шхунах. Эсна никогда не замечала, чтобы принц как-то выделял её, да и во всё время своего вдовства она не встречала его, но кто знает?..

Глава вторая

Грэхард был в бешенстве. От того, чтобы приказать немедленно казнить всех Кьеринов, его удерживали лишь остатки здравомыслия: разделаться с врагами одномоментно не выйдет, а ответная реакция на его атаку будет наверняка сокрушительной в своей отчаянности. Даже мелкий грызун становится в разы сильнее, если зажать его в угол; что уж говорить о могучих Кьеринах, которые способны объединить под своими знамёнами всех его врагов.

Однако бушующая внутри злость требовала выхода; и он пытался дать ей этот выход на тренировочной площадке, орудуя двумя бронзовыми мечами одновременно — ценным трофеем, добытым в ходе Третьего Марианского похода.

Подумать только! Адмирал провёл его как ребёнка. Изящно, безупречно вежливо, и без шансов выпутаться из этой ловушки.

Рука Грэхарда дрогнула от чувства глубокой униженности этим обстоятельством; меч соскользнул с траектории и заехал по бедру, награждая отменным болезненным синяком — и это ещё повезло, что по скользящей траектории!

В злобе отшвырнув ни в чём не повинный клинок, Грэхард схватился за оставшийся меч обеими руками и принялся с остервенением долбить им большую деревянную колоду.

Не то чтобы это действие как-то развивало его мастерство — но пар спустить позволяло.

«Жасминовая беседка», видите ли! Да разве можно было помыслить о подобном унижении?! Он не какой-то поместный князёк, он самодержавный владыка Ньона!

Да и добро бы только сама идея; но наверняка грозовой хитрец затеял всё это только для того, чтобы не отдавать Эсну.

Прекрасно. Его вынудили участвовать в этом фарсе... и даже не откажешься теперь — сам же сватался, идиот, и князь в своём родительском праве... отказ от участия будет оскорблением, и именно его, владыку, такой отказ выставит в самом неприглядном свете и станет поводом для объединения недовольных. «Не почтил уважением родительское право князя!» - скажут другие князья, и каждый забеспокоится о своём. И Кьерины смогут использовать это беспокойство как рычаг... и объединить тех, кто сейчас не может найти согласия друг с другом. Нет, отказываться теперь нельзя.

Прекрасно. Он войдёт в историю как первый ньонский владыка, который не только опустился до участия в этом идиотском соревновании за невесту, но ещё и проиграл в нём.

Просто прекрасно.

...Колода к его усилиям относилась равнодушно — а вот клинок, к большой досаде владыки, изрядно погнулся, — а проблема так и не была решена.

Конечно, можно пойти на поводу у своей гордости и утопить Ньон в крови междоусобицы — вариант более чем соблазнительный, но Грэхард, как ни крути, был властителем до кончиков ногтей, и благо страны его интересовало больше собственных амбиций.

Машинально вращая погнутый клинок в руке — действие, которое он почитал пустым выпендрёжем и обычно избегал, — он прищурился на облака и задумался.

Отказаться от участия в этом дерьме он не может, позволить себе ответный силовой удар тоже не может... Значит, надо брать хитростью.

Каким-то образом вынудить Эсну выбрать его, вопреки наверняка недвусмысленному приказу её отца? Зыбкий план. Он слишком плохо знал ту женщину, которой желал добиться, чтобы сообразить, каким образом можно было бы получить её согласие. Что может быть для неё ценным? Деньги? Почёт? Власть? Он может предложить ей всё, чего только могла бы желать женщина, но беда в том, что он не знает, чего именно она желает, а предлагать наугад... Тут можно ошибиться фатально. Если, предположим, для неё важнее иного её женское тщеславие, то попытка купить её богатствами и драгоценностями может показаться ей за оскорбление, и только испортит дело. Если, напротив, начать с лести, а напороться на желание реализовать свои амбиции, то сразу пролетишь — как лживый ненадёжный манипулятор, который не может стать полноценным партнёром.

Нет, гадать можно до бесконечности.

Мысль заслать в дом адмирала соглядатаев, чтобы выяснить потихоньку, что Эсна за человек, ему в голову не пришла. Он был слишком унижен уже самим тем обстоятельством, что не может получить желаемое по первому требованию, — прикладывать какие-то усилия в такой ситуации казалось ему тем паче унизительным.

Отложив меч, Грэхард уселся на утоптанную землю тренировочной площадки, поджав ноги. И ведь даже не выкрадешь её теперь! Если после его сватовства Эсна неожиданно пропадёт — Кьеринов нипочём не убедить, что он здесь не причём. Болван. Нужно было сразу красть, а не предаваться философским размышлениям и сомнениям.

Придётся работать с тем, что получилось, и разыгрывать те карты, какие есть на руках.

Так что на положенное ему по регламенту получасовое свидание в беседке — кусты жасмина и впрямь росли вокруг, но уже давно отцвели, — владыка Ньона явился при полном параде, в пышном и богатом придворном облачении, вымытый, гладко причёсанный, даже надушенный. Одним словом, вырядился так вырядился, словно первый столичный щёголь.

Эсна в нарядном одеянии, украшенном золотой вышивкой, тоже была более чем хороша — во всяком случае, впервые видевший её столь близко Грэхард взгляда от неё отвести не мог.

Он смотрел на неё в упор, но видел совсем иначе, нежели видят все люди; в его воображении она словно светилась внутренним светом. Ему казалось, что у неё удивительные глаза — огромные и глубокие, словно вмещающие в себя весь мир; сама же Эсна, по правде сказать, отметила бы, что глаза у неё, пожалуй, маленькие и со слишком узким разрезом, да и расставлены несколько широко. Черты её лица представлялись Грэхарду мягкими и нежными, словно выступающими волнами в ореоле солнечного света; а Эсна всегда полагала, что скулы у неё слишком широкие, и глаза, нос, рот кажутся слишком мелкими в сравнении с общей шириной лица. Прибавить сюда светлые ресницы и брови, почти бесцветные губы — Эсна приходила в отчаяние, когда глядела на себя в зеркало и наблюдала эту полную безвыразительность собственных черт. Грэхарду, напротив, казалось, что из глаз её льётся свет — так виделись ему её ресницы — и что свет этот отражается во всём, преломляясь в каждом волоске в бровях и наполняя изнутри губы, тёплые даже на взгляд.

Глава третья

— О чём владыка говорил с тобой? — первым делом поинтересовался встревоженный князь.

— Сулил золотые вазы, если выберу его, — несколько сократила пересказ беседы Эсна.

Князь изобразил лицом скепсис. Заподозрить их правителя в том, что он глуп до такой степени, что пытается купить согласие дочери одного из самых богатых вельмож Ньона золотыми вазами... нет, с таким уровнем соображалки Грэхард не сумел бы стать владыкой.

— Мне показалось, вы беседовали весьма оживлённо, Эсни, — предпринял попытку разузнать подробности князь.

Та задумчиво повела плечом и призналась:

— Кажется, он пытался убедить меня, что влюблён.

Скепсис князя вырос в десятки раз. Если уж предположение о том, что владыка достаточно глуп, чтобы всерьёз полагать возможным сманить Эсну золотыми безделушками, уже казалось неправдоподобным... то тем паче невозможно было поверить, чтобы он был настолько идиотом, что полагал, будто бы кто-то поведётся на столь примитивный трюк.

Расшифровав сомнения отца, которые читались на его лице весьма явственно, Эсна пояснила:

— Полагаю, он просто думал, что я глупа.

— Мужчинам свойственно недооценивать женский ум, солнечная госпожа, — уклончиво согласился князь, пытаясь расшифровать интриги противника.

Спустя пару минут молчания он сменил тему:

— Городской суд вынес вердикт не в нашу пользу, — сухо сообщил он.

Эсна почти безразлично ответила:

— Ожидаемо, хотя и обидно.

Тому уж два года, как Эсна вела спор с родственниками почившего супруга. Дело в том, что по ньонским законам жена не могла наследовать мужу. В целом, Эсна и не претендовала на наследство — но ещё в период брака супруг подарил ей небольшую двухмачтовую шхуну, и именно её она и пыталась вырвать из рук родственников. Кьерины, конечно, могли себе позволить сколько угодно шхун; но Эсне была дорога именно та, овеянная почти романтическими воспоминаниями.

Как ни пыталась она эту яхточку отвоевать, Веймары стояли насмерть. По совести говоря, они тоже могли позволить себе покупку других кораблей, но тут уж встали на принцип.

— Я подам прошение к министрам, — продолжил делиться планами отец. — Скорее всего, они тоже отклонят, и тогда можно обратиться к князьям...

Эсна рассмеялась:

— А потом — к владыке? Нужно было его сегодня спросить, жаль, не догадалась!

Князь усмехнулся в густые усы. Картинка, в которой повелитель Ньона вырывает шхуну из рук Веймаров, казалась презабавной.

— Доберёмся и до владыки, если потребуется, — пообещал он, а потом наклонился и тоном заговорщика шепнул дочери на ушко: — В конце концов, прищучим пиратов, пусть выкрадут её для нас.

— Как же я на ней тогда кататься буду, грозовой адмирал? — со смехом не согласилась она с этим планом.

— А! Так ты ещё и кататься собиралась, проказница? — поддержал шутку отец, а после перешёл на серьёзный тон: — Ладно, отдыхай, Эсни. Завтра скалистый генерал придёт.

По традиции, свидания с женихами были распределены по разным дням, чтобы невеста имела возможность отдохнуть и взглянуть на каждого свежим взглядом. По идее, женихи должны были следовать в порядке от наименее знатного к самому родовитому, но Грэхард потребовал соотнести мероприятие с его плотным правительственным графиком, так что явился в итоге первым, а не последним, как должно было произойти по обычаю.

«Жасминовая беседка» предполагала, что женихов должно быть минимум трое. В любой другой ситуации не сложно было бы набрать и целый десяток — хоть Эсна и была вдовой, породниться с Кьеринами желали многие. Но вот выступить соперником самому владыке — это было шагом слишком рискованным. Пришлось задействовать друзей семьи — рода, которые входили в коалицию оппозиционеров, и могли предоставить единый отпор правящий династии. Задумав отдать дочь за проверенного друга — Руэндира — князь позвал другого их товарища, скалистого генерала Дрангола, стать третьим, формальным, женихом.

Генерал охотно согласился, и на своё свидание пришёл при полном военном параде. Мундир его обратил на себя внимание Эсны — когда-то такие носил её супруг, но за прошедшие годы некоторые детали изменились, так что тема для разговора нашлась сразу.

— Галуны на отворотах? — с интересом спрашивала Эсна, разглядывая рукава генерала. — Это же флотский обычай, правда?

— В самом деле, — довольный генерал расправлял мундир, гордо демонстрируя свои знаки отличия. — Очень рад, что мы переняли эту традицию, а то грозовой адмирал любил задрать нос!

Эсна рассмеялась: конфронтация между армией и флотом была ей прекрасно знакома, она не раз была свидетелем споров отца и мужа по этому поводу.

— Обгоняющий ветер, — припомнила она позицию супруга, — считал это излишним щегольством.

— Обгоняющий ветер был скромен, — сдержанно отметил генерал, — и, полагаю, лишь по этой причине не успел получить высокий чин.

Эсна посчитала уместным придать лицу печальный вид и грустно добавить:

— Увы, Френкальское сражение рано отняло его у нас.

Генерал медленно моргнул с явным недоумением на лице. Эсна вопросительно приподняла брови.

— Френкальское сражение? — переспросил генерал, хмурясь.

Недоумевая, она пояснила:

— Да, вы разве не знали? Мой супруг сложил голову именно там. Кажется, это именно вы командовали правым флангом в тот день, разве нет?

— Так и есть, солнечная госпожа, — согласился генерал. — Это и объясняет моё удивление. Насколько я помню, в Френкальском сражении ваш муж и его отряд не участвовали. Мне казалось, он погиб раньше.

Нахмурившись, Эсна принялась размышлять.

До этой минуты гибель супруга казалась ей более чем прозрачной. Френкальское сражение было одной из самых отчаянных рубок предпоследней марианской кампании, и там полегло немало храбрых воинов и военачальников. В числе прочих значился и князь Веймар — да и почти весь его отряд. Именно так говорилось на медали, которую хранили теперь в семье.

Глава четвёртая

Вечером того дня, как и всегда бывало, Эсна не спеша прогуливалась по саду — у городской усадьбы он был небольшой, но весьма уютный. Обычно ей нравилось фантазировать тут о каких-то совершенно невозможных вещах, но сегодня мысли её были полны тревоги — из-за странного поворота в её судьбе.

Эсна не любила политические интриги, но более прочего она ненавидела то, что женщина в этих интригах является не более, чем разменной монетой. Именно политической необходимостью был продиктован её первый брак — отец искал союза с Веймарами, талантливыми выходцами из Анджелии. Вот и теперь её снова закрутило в вихре чужого противостояния, и никому нет дела ни до её мнения, ни до её чувств.

С детства Эсна привыкла ощущать себя пешкой в чужой игре; она была просто не слишком ценной фигурой на поле Кьеринов, и отец двигал эту фигуру так, как полагал нужным для своей большой партии. Конечно, он любил её, по-своему берёг и, уж точно, сделал всё, чтобы в своей жизни она ни в чём не нуждалась, и Эсна посчитала бы самой чёрной неблагодарностью упрекать в чём бы то ни было отца...

Но как же она устала чувствовать себя фигурой, а не человеком.

Личные желания и потребности Эсны были скромны и ни в малейшей степени не амбициозны. Втайне она грезила о романтической любви — прекрасно зная, что среди ньонцев такое не в чести, поэтому едва ли мечтам такого рода когда-нибудь будет суждено воплотиться. Зная, что не получит того, что ей желанно, она хотела бы, во всяком случае, не состоять в браке по расчёту, — и последние четыре года чувствовала себя почти счастливой. В родительском доме ей жилось свободно, отец не препятствовал её немудрёным развлечениям — резьбе по дереву да прогулкам под парусом.

Да, последние четыре года Эсна чувствовала себя свободной и настоящей. Подстраиваться под отца было несложно и привычно, это не обременяло её, и она рада была бы прожить так долгие годы, но... но реальность снова ворвалась в её жизнь, напомнив о её месте в этой жизни.

И сдалось же владыке крутить его невнятные интриги! Нашёл способ тешить амбиции. А ей теперь отдуваться, выходить замуж.

Своего будущего супруга Эсна почти не знала, хоть тот и был близким другом отца, — в Ньоне благовоспитанные дамы могли беседовать только с членами своей семьи. И каково ей придётся в новом доме... да ещё и замужем...

Впору было тосковать и плакать, но она была из тех женщин, которые не нагнетают обстановку заранее. Будущее ещё не определено; кто знает, что её там ждёт, в этом будущем? В конце концов, хоть в маленькой степени, но оно в её руках: у неё есть все козыри для того, чтобы построить с новым мужем достаточно комфортные отношения.

Жалко, конечно, что ей не дано выбирать не то что супруга — даже права на одиночество... Но этого она изменить не в силах, нужно работать с тем, что есть.

Приободрив этими мыслями саму себя, она уже планировала было возвращаться в дом, как вдруг откуда-то со стороны стены услышала приглушённый возглас:

— Тссс, солнечная госпожа!

Эсна нахмурилась и оглянулась, прищуриваясь против солнца.

Из-за стены выглядывало весёлое веснушчатое лицо незнакомого паренька.

Убедившись, что его заметили, он приложил палец к губам, прося тишины, и продолжил:

— Умоляю, солнечная госпожа, не зовите стражу!

Эсна несколько возмущённо нахмурилась: подумать только, каков наглец! Однако любопытство, естественно, не позволило ей поступить самым разумным и очевидным образом — поднять тревогу. Она немного подошла ближе к стене, чтобы солнце перестало слепить ей глаза, и задрала голову.

— Мой господин просил вам передать, — продолжил тем временем паренёк, пошарил рукой где-то за стеной и, неожиданно перегнувшись в сад, продемонстрировал ей... ночную вазу из лазурита.

Чудом Эсна удержалась от того, чтобы возвести глаза к небу и высказать всё то, что она думает о слишком бесцеремонных ухажёрах.

— Понимаете ли, солнечная госпожа, — с забавными ужимками продолжил разъяснять паренёк, — ваш отец категорически отказался принимать эту прелесть в качестве официального подарка от жениха — видите ли, неприлично! Так что пришлось мне... — он перегнулся ещё сильнее, пытаясь передать ей вазу.

Опасаясь, что в своём усердии парень полетит вверх тормашками, Эсна с некоторым раздражением приняла неожиданный дар — тяжёлая оказалась штука, хоть и красивая, — и обнаружила, что к вазе прилагается записка.

Хмыкнув, она опустила тяжесть на землю и с любопытством развернула листок.

Увы, солнечная госпожа, но купец из меня тоже не получился! — гласили ровные каллиграфические строки. — Зная, что в руке мне будет отказано, я, тем не менее, не могу лишить тебя единственного атрибута моих богатств, который показался тебе соблазнительным. Пусть он напоминает тебе о бедном Грэхарде, чьё сердце ты так безжалостно разбила!

Эсна хмыкнула ещё раз, ковырнув ногтем Большую государственную печать. Нахмурилась. Поглядела вверх, обнаружила отсутствие головы.

— Вы уже ушли? — тихо уточнила она.

Паренёк тут же возник над стеной снова и с улыбкой представился:

— Просто Дерек, солнечная госпожа моя.

— Дерек, — улыбнулась в ответ Эсна, — ты мог бы подождать моего ответа, чтобы передать его твоему господину?

— С радостью, солнечная госпожа! — козырнул тут. — У нас тут целый отряд под прикрытием починки мостовой, можем хоть до вечера ждать, никто и не заметит!

Из-за стены, в самом деле, доносились характерные звуки дробления камня.

Кивнув, Эсна подхватила вазу — нет, всё-таки тяжёлая ужасно! — попыталась неловко прикрыть её рукавами своего нарядного одеяния и поспешила домой, избегая лишних встреч и глаз.

Благополучно добравшись к себе, она припрятала подарок — и что теперь с ним прикажете делать! — и шустро настрочила ответную записку.

Дерек оказался на месте, и вскоре записка обосновалась на столе владыки.

Значилось в ней следующее:

Глава пятая

На другой день Эсну ждало самое страшное свидание — с будущим супругом. Хорошенький повод поволноваться! С утра бедняжка перебрала три или четыре наряда, пытаясь сообразить, какой будет удачнее. Ей хотелось сразу показать князю Руэндиру, какова она есть, что она за человек, что её волнует и тревожит.

Три часа стараний привели к вполне удовлетворительному результату. Эсна выбрала богатое платье цвета морской волны — оно символизировало и её интерес к морю, и имело целью польстить роду занятий будущего мужа, показать, что они единомышленники. Достаточно скромный фасон — знак того, что она не кокетка, и следить за модой не есть смысл её жизни; но при этом широкие рукава с большими разрезами позволяли при должной сноровке изящно продемонстрировать нежную тыльную сторону рук — чтобы отметить, что в сфере супружеских отношений она уже вполне искушена.

Украшения тоже были подобраны с умом: аквамарин — камень Кьеринов, демонстрирует её верность родной семье, а вот форма серёг и подвески — полумесяц — отсылает к гербу Руэндиров. Такое сочетание говорит о глубоком союзе между родами и о её готовности этот союз поддерживать.

Волосы Эсна убрала с помощью деревянных заколок — тонкая резьба на них была выполнена её руками и красноречиво свидетельствовала о её увлечении.

Окинув себя взглядом в зеркале в последний раз, Эсна пришла к выводу, что смотрится вполне достойно и готова разыгрывать первый акт своего нового брака.

Тем не менее, в беседку, где её уже ждал жених, она вступила в большом волнении; потупив взгляд, с трудом проговорила необходимые по случаю приветствия.

Князь Руэндир, сотрясающий палубу, вопреки своему прозванию не был тяжёлым или массивным человеком. Мужчина ближе к пятидесяти, сухопарый, подтянутый — флотский мундир прекрасно подчёркивал фигуру, в отличии от традиционных церемониальных одеяний, — заметно лысеющий и не очень-то красивый лицом, но не отталкивающий на вид. Украдкой разглядывая его из-под ресниц, Эсна подумала, что, пожалуй, ей повезло: среди ровесников отца встречались куда как более неприятные мужчины, к её счастью, сплошь женатые. Только два её жениха, как и она, коротали годы вдовства.

Беседа, меж тем, упрямо на клеилась. Кавалер сделал несколько дежурных комплиментов; дама ответила ему тем же, и тема взаимных расшаркиваний была закрыта. Спохватившись спустя пару минут молчания, князь сделал вполне уместное замечание о погоде; Эсна поддержала этот разговор и почти уверенно вывела его на морскую тематику. Здесь дело потекло живее: жених охотно разговорился, и Эсна сполна смогла продемонстрировать своё чудесное умение вовремя поддакивать, одобрительно смотреть и изящно кивать.

Так и прошло полчаса — самые бестолковые и бесполезные полчаса на свете, что огорчило Эсну неимоверно. Впрочем, возможно, и жених её был смущён, так что столь неудачный первый контакт едва ли можно считать окончательным провалом. Должно быть, позже они немного привыкнут друг к другу, и тогда разговоры их станут поинтереснее.

Гуляя по саду, она уже почти успокоила саму себя и собралась было отправиться в дом, но тут её снова подстерёг заговорщицкий шёпот со стены:

— Солнечная госпожа!

Нахмурившись, она обернулась и обнаружила Дерека, который явно устроил здесь засаду.

— Ваш неудержимый голубь готов служить вам! — торжественно возвестил тот, демонстрируя записку от владыки.

С недовольным вздохом Эсна записку приняла и развернула.

Вот видишь, солнечная, ничего мне не удаётся, ни торговля, ни романтика!

Остаётся уповать на доброе сердце моей солнечной госпожи, которая в великодушии своём простит мне мою бесталанность. Пусть я и не умею представить самого себя в выгодном свете — но это ведь не умаляет силы и искренности моих чувств!

Эсне подумалось, что это уже ни в какие рамки не лезет — согласитесь, записка была составлена в столь преувеличенно-романтичной манере, что поверить в искренность написанных слов было бы сложно, даже если написал бы их кто-то другой. Непонятно, в какие игры играет владыка, но его поведение, в конце концов, её компрометирует!

Хм. Может, в этом и есть его план? Попытаться расстроить её свадьбу вот таким образом. Да, конечно! Именно в этом и дело.

Довольная тем, что разгадала эту загадку, Эсна улыбнулась; всё ещё торчавший на стене Дерек расценил это как положительный знак и заверил:

— Неудержимый голубь готов нести ответ прекрасной дамы!

Мило улыбнувшись, прекрасная дама уведомила:

— Ответа не будет, — и собралась уже уйти, но горестный вскрик Дерека заставил её в тревоге обернуться. Она испугалась, что он свалился со стены и покалечился.

К её облегчению — и возмущению — парень не сорвался, а просто кривлялся, драматично прикладывая руку к сердцу.

— Солнечная госпожа! — простонал он с подкупающей искренностью в голосе. — Вы убиваете своей жестокостью моего господина!

— В самом деле? — недоверчиво хмыкнула Эсна, на которую этот спектакль впечатления не произвёл. — Что ж, если твой господин и в самом деле умирает от моей жестокости, то, пожалуй, я смогу его исцелить.

Мгновенно просиявший Дерек изобразил лицом и фигурой готовность немедленно нестись и способствовать исцелению, не жалея живота своего.

Коварная девушка словно задумалась ненадолго, а потом выдала пропозицию:

— Пусть суровый повелитель явится сюда сам, а не посылает своих неудержимых голубей, тогда, возможно, мне найдётся, что ему сказать, — и она улыбнулась весьма обольстительно, будучи в полной уверенности, что её условие никогда не будет выполнено, и тем самым владыка наилучшим образом сам подтвердит, что дурит ей голову.

Дерек скорчил гримасу, которая долженствовала выразить высокую оценку изобретательности прекрасной дамы, придумавшей столь сложное испытание, пошарил рукой в своих светлых волосах, словно раздумывая, после чего прокомментировал:

— По совести сказать, солнечная госпожа, я придерживаюсь того же мнения: наш суровый властитель должен был бы явиться сюда сам. А то что же получается, совершаю подвиги я, а поцелуи достанутся другому? — с комично серьёзным возмущением поделился он.

Глава шестая

Хотя традиционная «жасминовая беседка» и предполагала довольно плотный график, жизнь внесла в него свои коррективы: подошёл праздник Богини-Матери.

Искусственно слитые воедино культы Небесного и Богини не очень-то уживались вместе. В своё время дед Грэхарда влюбился в одну из жриц Богини, взял её в жёны и, пытаясь угодить супруге, присоединил её культ к господствующему в тот момент в столице. Дело не выгорело: жрица не простила ему насилия, а возвышение своего культа использовала для того, чтобы неугодного супруга сверг его собственный сын. Благодаря такому странному «союзу» отца Грэхарда с собственной мачехой культ Богини сохранил свои права, но так и остался довольно оторванным от основной веры.

В отличии от празднества в честь Небесного, которое знаменовало начало года и ярко отмечалось всей страной, праздник Богини был делом чисто женским. Эсна, впрочем, никогда не отличалась большой религиозностью — кто знает, виной тому было образование, которое она получила в доме отца, или муж-вольнодумец, многое перенявший от своих анжельских предков, — но праздники такого рода она не любила. Особенно сильно её раздражала обрядовая сторона вопроса. Дамам должно было сообща изготовить наделённый сакральным смыслом пирог — процесс готовки в обязательном порядке сопровождался ритуальными песнопениями — а потом ещё и съесть его у обрядового костра.

В этом празднике Эсна ненавидела всё: и само сборище благородных дам, и процесс готовки, и заунывные завывания, и сидение прямо на земле у костра, да ещё и в одной рубашке на голое тело. Ничего более нелепого она вообразить бы не могла. Ей казалось, что ни один здравомыслящий человек не мог бы увидеть в этом собрании абсурда ничего разумного. Но реальность раз за разом испытывала её терпение на прочность: остальные леди явно были в восторге от совершаемого, и порой впадали в прямо-таки экзальтированное состояние.

По праву рождения Эсна входила в княжеский круг, поэтому и праздник Богини справляла в кругу женщин из княжеских родов — конечно, тех из них, кто обитал в столице, а это не так уж много. Единственная, кому она была тут рада, — Ална, младшая сестрёнка.

В детстве между ними существовала тёплая дружба. Потом пришло время выходить замуж, и видеться они стали редко. На новый виток их отношения вышли, когда Эсна овдовела и вернулась в дом отца. Ална часто навещала их, привозила своих детей — у неё был сын шести лет и дочка на два года младше.

Пока основное действо с пирогом и завываниями ещё не началось, сёстры сбежали пошушукаться в уголок главного храма Богини — а какое ещё место могли выделить для обряда элите ньонского общества?

— Владыка? Серьёзно? — тут же сверкнула любопытными глазами Ална, напоминая саму себя в юности.

Эсна залюбовалась ямочками на её щеках; замужество и материнство сильно изменили сестру, лишили её той лёгкости и беззаботности, какой наполнялись их девичьи годы.

— Какой-то ужасно хитрый план! — поделилась сомнениями осчастливленная невеста. — Ещё и строит зачем-то из себя влюблённого, — про обмен записками и нелепый визит она решила промолчать, всё-таки место публичное, вдруг кто-то подслушает. Лучше как-нибудь потом дома всё обсудить подробно.

Брови Алны скептически поползли вверх. Во влюблённого владыку не верилось ни капли.

— И за кого ты?.. — решила уточнить она.

— За сотрясающего палубу, — вздохнула Эсна, которой чем дальше, тем неприятнее казался этот брак.

— Ну... неплохо, — осторожно отметила Ална, явно пытаясь поскорее вспомнить или на худой конец придумать преимущества такого союза. — Останешься жить в столице! — тут же расцвела она улыбкой, сообразив, что потерять общение с сестрой ей не грозит, поскольку князь Руэндир живёт именно здесь.

— Да, неплохо, — натянуто улыбнулась Эсна, которой подумалось о том, как славно было бы иметь супруга, который постоянно куда-то уезжает и носа в дом не кажет. Вот её первый муж, например, был примерно таким. Вечно в военных походах, чуть вернётся из одного — сразу в другой. У такой жизни было ещё и то несомненное преимущество, что в первом браке Эсна так и не обзавелась детьми.

Конечно, она любила детей.

Чужих.

Своих ей как-то совсем не хотелось. Глядя на замученную вечно усталую Алну — не хотелось особенно.

Вот и теперь, быстро выяснив ситуацию в жизни сестры, Ална сразу же съехала на свою больную тему:

— Нарим стал учиться читать, — похвасталась она успехами сына, — и я хотела, чтобы Айте тоже занималась с ним... — глаза её совсем потухли, и убитым голосом она призналась: — Но зрящий сквозь лица запретил.

Эсна нахмурилась. В Ньоне, действительно, многие считали, что женщине не пристало уметь читать и писать. Для них, дочерей рода Кьеринов, это казалось дикостью. В их семье девочек обучали наравне с мальчиками, и Эсна с Алной ни в чём не уступали в плане образованности своим братьям.

Тем неприятнее было услышать, что муж Алны полагает, что его дочери учёность не потребуется.

Эсна, впрочем, всегда подозревала, что её зять — князь Треймер — недоволен образованием жены и предпочёл бы, чтобы та была поглупее. Насколько Эсне было известно, сестра после замужества прочно забросила все свои учёные занятия, уйдя с головой в типично женские дела. Но это всегда казалось её свободным выбором, которым она вполне довольна... Ална и в детстве не очень-то любила проводить время за уроками, поэтому не было ничего удивительного, что она избавилась от этой докучной необходимости, как только смогла.

— Зрящий сквозь лица желает Айте счастливого семейного будущего, — попыталась утешить сестру Эсна, напомнив, что многие ньонские мужчины не любят учёность в женщине.

Взгляд Алны стал мрачным.

— Знаешь, — попыталась приободрить её Эсна, — когда Айте чуть подрастёт и станет способна хранить тайны, я могла бы попробовать обучить её тайком.

— Думаешь?.. — воспряла духом Ална.

— Сотрясающий палубу едва ли будет строг, — пожевала губами Эсна, пытаясь прикинуть, чем ей грозит подобное самоуправство.

Глава седьмая

Меж тем, день, когда Эсна должна была выбрать своего супруга, решительно приближался. После череды свиданий был день приёма подарков — женихам на нём присутствовать не полагалось, подарки они отправляли с посыльными, сперва к князю, который решал, принять ли такой дар, потом уже к невесте. Легче всего тут было номинальному жениху. Скалистый генерал отделался пышным букетом цветов: совершенно безликий и бессмысленный подарок, который, собственно, и свидетельствовал о том, что на руку невесты генерал не претендует. Владыка, как уже отмечалось, пытался было подарить ту самую вазу из лазурита, но был с гневом отвергнут, так что пришлось ему ограничиться драгоценностями. Такой подарок преподносили самые богатые и родовитые женихи, имеющие самые серьёзные намерения — ведь дар не возвращался даже в случае отказа. Сотрясающий палубу тоже сделал подарок именно такого рода. Эсна с неудовольствием отметила, что основной жених преподнёс ей браслеты — украшение, которое она не очень любила и надевала редко, — тогда как владыка прислал прекрасные серьги, причём её любимого вида, звенящие при каждом движении головы. Именно такие были на ней в день их свидания в беседке, что заставляло подозревать Грэхарда в излишней внимательности к такого рода мелочам.

Третий этап «жасминовой беседки» заключался в том, что женихам отсылались ответные дары невесты. Самый завидный дар достался, конечно, сотрясающему палубу. Большое деревянное панно, на котором Эсна лично вырезала битву при Грастыке — сражение, в котором её будущий муж особо отличился. Сама Эсна была работой крайне недовольна; у неё не хватило времени, поэтому панно, при всей грандиозности задумки, не радовало деталями, а то, что всё же было изображено, вышло отчасти неряшливым. Но, так или иначе, вопрос качества изображения здесь не играл существенной роли; важно было, что невеста сделала подарок своими руками, да ещё и обозначила внимание к героической биографии жениха.

Что касается скалистого генерала и владыки, им достались вполне безликие и скромные подарки — марципановые сладости.

И вот, пришёл черёд самого торжественного мероприятия — собственно выбора.

По традиции все жаждущие получить руку и сердце прекрасной девы собирались в доме её отца. Сюда же съезжались и родственники невесты, чтобы подчеркнуть знатность и величие рода. Признаться, стольких Кьеринов за раз Эсна не видала со дня похорон её первого супруга. Полюбоваться на попавшего в дурацкое положение владыку хотелось всем.

Тот, в самом деле, гневался так, что на него и смотреть было боязно. Как и положено жениху, разодет он был в лучший наряд, к тому же, украшенный повелительскими регалиями. Выглядело внушительно, а уж каменное лицо с выступающими желваками и мрачно горящий взгляд дополняли образ прекрасно. В самом деле, даже зубоскалящие Кьерины, разок искоса взглянув на униженного врага, избегали возвращаться к нему взглядом и предпочитали смотреть на что угодно другое.

Например, на двух других женихов. Парадная форма высшего морского чина против парадной формы армейского генерала — замечательный дуэт и прекрасная иллюстрация к давнишнему спору, чей мундир наряднее и представительнее.

Обряд выбора проходить должен был так. Появляющаяся под нежную музыку невеста несла в своих руках ветку жасмина и отдавала её тому из женихов, коего выбирала в мужья. Поскольку жасмин уже успел отцвести, Кьеринам пришлось выкручиваться. Из старинных запасников была извлечена прекрасная ювелирная поделка как раз на такой случай. Металл и драгоценные камни изображали собой ту самую жасминовую ветку, и весьма тонкая работа делала сходство максимальным. Издалека ветку даже можно было вполне принять за живую, но вот Эсна была совсем другого мнения: драгоценная безделушка оказалась довольно тяжёлой, да ещё и колола руки своими металлическими деталями. В общем, нести её было сомнительным удовольствием, и это ещё больше портило и без того отвратительное настроение.

Эсна, совершенно точно, не горела желанием выходить замуж. С самого утра, наполненного лихорадочными приготовлениями, ради которых её подняли с рассветом, в ней закипали обида и недовольство. Львиная доля её негодования была направлена на владыку, который так неудачно надумал свататься и тем запустил лавину этих событий. С куда большим удовольствием Эсна осталась бы в отчем доме! Ну, или, возможно, однажды выбрала бы супруга по зову сердца. Но нет. Нужно было этим мужчинам, как всегда, начать мериться амбициями!

Эта мысль закономерно приводила к негодованию на положение женщины в целом. Почему, почему из-за своей принадлежности к слабому полу она должна считаться неполноценной и существовать исключительно как приложение к мужчине? Дочь, супруга или мать, и никак иначе!

Иррациональная обида на фарс с «жасминовой беседкой» тоже жгла сердце. Подумать только, такая красивая традиция, и даже вроде как предоставленное право выбирать! Но ведь мало того, что и выбирать не из кого, так и того нельзя — нужно идти, за кого сказали.

Нет, недовольство, решительно, копилось в Эсне с самого утра.

А уж когда она под музыку зашла в зал и сквозь ресницы обозрела творящееся там безобразие!

Толпа родственников, которая приехала, чтобы полюбоваться на затруднительное положение Грэхарда, так старательно не смотрела на самого Грэхарда, что Эсна невольно именно на него и взглянула. Ей подумалось в этот момент, что отец поступает весьма недальновидно. Владыка, определённо, выглядел как человек, который затаил, не простит и припомнит. Эсне подумалось, что было разумнее пожертвовать ею, чем ставить под удар весь род — а то, что нынешний владыка может и целый род вырезать, недавняя история красочно подтверждала.

Но в общем и целом, несмотря на все означенные поводы для недовольства, Эсна всё ещё оставалась послушной дочерью, которая была полна решимостью в совершенстве исполнить волю отца, даже если ей самой его интрига кажется весьма рискованной. Так что ей нужно отыграть свою роль до конца: донести этот металло-каменный кошмар до сотрясающего палубу и торжественно вручить ему.

Глава восьмая

Только к концу положенных по обряду славословий и поздравлений Эсна вдруг осознала ужасную истину.

Это за князя Руэндира — старинного друга семьи — выходить замуж было пусть и неприятно, но не страшно.

И совсем другая история — выйти замуж за владыку Ньона.

Брак с Руэндиром никак бы её не стеснил. Жил тот в столице безвылазно, гостем в доме отца был часто, к Эсне относился с родственной теплотой. Замужем за ним она могла бы вести жизнь, почти не отличавшуюся от нынешней.

Иное дело теперь! В Ньоне жена — собственность мужа, и кто знает, какие правила установит для неё суровый Раннид? Жёны владык почти безвылазно томились в Цитадели, являя себя народу лишь по женским религиозным праздникам, да во время открытия какого-то очередного благотворительного проекта. Едва ли ей будет дозволено покидать Цитадель, даже и изредка; и тем паче туда никто не допустит одного из Кьеринов.

Сердце Эсны сжалось от ужаса. Она уже успела почти смириться с тем, что должна снова выйти замуж; но одно дело — смириться с участью жены немолодого уже адмирала, другое...

Ужасно хотелось закричать: «Постойте! Я передумала!» — но, кажется, этого никто не оценит. Вон и жених уже уверенно взял её за руку, чтобы увести её с собой, и все перед ним почтительно расступились...

В минуты потрясений Эсна обычно замирала, не зная, что предпринять. Но в этот раз одна светлая мысль всё-таки пришла ей в голову.

Повернувшись к Грэхарду, она несмело спросила:

— Дозволено ли мне будет попрощаться с отцом, о грозный повелитель?

Опыт и интуиция твердили, что здесь было бы уместно бросить из-под ресниц молящий взгляд, но посмотреть на владыку сейчас было выше её сил. Однако и без взгляда всё обошлось.

— Разумеется, солнечная, — благодушно отозвался Грэхард. — У тебя четверть часа.

И, освободив её руку, вышел — отдавать своим людям распоряжения готовить Цитадель к приезду невесты.

Она же, подхваченная под локоть отцом, позволила ему увлечь её в небольшой кабинет, примыкающий к залу.

Едва закрыв за ними дверь, князь разительно переменился: величественный и невозмутимый вид покинул его, морщины на лице стали глубже, складываясь в выражение тревоги.

— Эсни... — его взгляд выражал глубокое неприкрытое беспокойство; в нём не было упрёка или осуждения, только страх родителя за судьбу горячо любимой дочери.

— Ты же видел его! — несмотря на отсутствие упрёка, принялась горячо объяснять Эсна, хватая его за ладонь. — Он, кажется, нас бы голыми руками перезадушил прямо там! Ты хочешь нашему роду судьбы Ливренов или Менлингов? — назвала она семьи, уничтоженные владыкой в ходе установления полноты его власти.

— Кьеринами подавился бы, — отвёл глаза старый князь, не желая даже перед самим собой признать, что поставил под угрозу положение всей семьи из-за страха за любимицу.

— Подавился бы, — горячо поддержала Эсна, — но в крови умылись бы все!

— Истинная дочь Кьеринов, — горько усмехнулся князь, но в горечи этой сквозил оттенок неподдельной гордости.

Она крепко обняла его.

Ей хотелось поделиться с ним своими страхами, рассказать то, что на сердце, но она промолчала — чтобы не сделать ещё тяжелее и его ношу. Напротив, она постаралась придать своему лицу бодрое выражение и заверить, что у неё всё в порядке:

— Зато теперь я разведаю стан врага изнутри! — изобразила она голосом энтузиазм, хотя не очень-то верила, что из неё выйдет хороший разведчик.

Почему-то в ответ на эти слова князь помрачнел. Пожевав губами, он сжал её руку крепче и серьёзно, тихо сказал:

— Эсни, держись подальше от интриг и политики. Твоё положение теперь опасно и зыбко. В Цитадель нам хода нет, и вызволить тебя мы не сможем. Возможно, моего влияния хватит, чтобы в самом дурном случае инициировать развод, но это дело небыстрое, и защитить тебя мы не успеем. Остерегайся всего, что может скомпрометировать тебя в глазах владыки. Даст Небо, проживёшь тихую жизнь достойной жены и матери. Думай о том, как воспитать детей, а не как интриговать прямо сейчас.

— Хорошо, отец, — благодарно склонила голову Эсна.

Мысль о том, чтобы стать орудием семьи в борьбе с Раннидами, её пугала. Она усвоила необходимые ей для выживания умения притворяться и показывать то, что желали в ней видеть, но лицемерие подобного рода претило ей, и понимание того, что ей не придётся втираться в доверие к супругу, чтобы вести потом игру против него, принесло ей некоторое облегчение.

— И помни, — отец приподнял её лицо за подбородок и тепло улыбнулся такой знакомой с детства улыбкой, — женщины Кьеринов, даже выходя замуж, остаются Кьеринами. Твои дети, наследники ньонского престола, будут Кьеринами по крови, и в твоих силах будет воспитать их Кьеринами по духу.

Они вновь обнялись.

— Я постараюсь передавать весточки через Алну, — нерешительно предложила Эсна после.

Супруг Алны участвовал в государственном совете и потому имел допуск в Цитадель. Было сомнительно, что жена владыки сможет пересекаться с кем-то из членов совета, но всё же это была хоть какая-то ниточка.

Князь тоже это понимал, поэтому, похмурившись, внёс коррективы:

— Скорее стоит попробовать через жриц Богини-Матери.

Эсна просияла улыбкой. О таком способе связи она и не подумала — раньше религиозность не была ей свойственна, и в храме она появлялась лишь по необходимости. Но ведь, в самом деле, супруге повелителя должно являть пример благочестия... что даёт возможность наведываться в храм чаще.

— Благослови тебя Небесный, дочка, — завершил разговор старый князь, целуя её в лоб.

— Я не пропаду, — заверила его Эсна. — Я же из Кьеринов!

Из дома она выходила в куда как более бодром расположении духа. Разговор с отцом вселил в неё мужество. Они смогли придумать возможный способ связи, они обсудили её планы и перспективы, и теперь она чувствовала себя более уверенно и защищённо. Да и родовая гордость, что греха таить, была той опорой, которая укрепляла её сердце.

Глава девятая

Надеждам Эсны на спокойные размышления по пути в Цитадель не суждено было сбыться: за какими-то демонами владыка решил отвергнуть достойный путь верхом и составить ей компанию.

После того, как он разместился напротив, Эсне со всей несомненностью стало казаться, что в карете весьма тесно. Кроме того, её отчётливо пугала мысль, что жених выкинул такой фортель ради того, чтобы продолжить с поцелуями.

К счастью, первый разочаровывающий опыт несколько остудил пыл Грэхарда, и в карету невесты он влез исключительно из желания полюбоваться трофеем поближе — ранее совершенно недоступное ему удовольствие. С большим недоумением он отметил внутри себя, что разглядывать Эсну так близко оказалось куда приятнее, чем целовать её.

Пока владыка наслаждался любованием, объект его пристального внимания старательно глядел в окошко и нервничал. Горящий жадный взгляд, казалось, чувствовался каждым открытым участком кожи — а проклятое парадное платье, в отличии от повседневных нарядов, оставляло слишком много подобных участков. Ко всему прибавлялась уверенность, что находиться с мужчиной наедине в тесном сумраке кареты — совершенно неприлично, даже если вскоре этот мужчина станет твоим мужем. Пока-то ещё не стал! Что о ней подумают после таких вольностей? И как ему самому не совестно ставить её в столь двусмысленное положение?

Хотелось нахмуриться, но она себе этого старательно не позволяла. Ей теперь не стоит проявлять недовольство такого рода.

Что касается Грэхарда, его, определённо, ничто не смущало. Напротив, с каждой минутой он ликовал и торжествовал всё сильнее — до него наконец-то стало доходить, что он действительно получил столь давно желанную женщину. Его благодушие всё росло, а жаркие мечты — впрочем, уже не бесплодные мечты, а полноценные планы! — всё плотнее овладевали рассудком.

Пока Эсна придерживалась старой тактики «если уверенно молчать, то, возможно, говорить и не придётся», а Грэхард предавался разглядываниям и фантазиям, карета добралась до Цитадели.

Место, в котором обитал владыка Ньона, представляло собой хорошо укреплённый форт, разместившийся на скале и окружённый двумя крепостными валами, ощетинившимися дозорными башнями. Высокие и толстые стены внешнего из них изнутри усиливались каменными трёхэтажными казармами, в которых размещался регулярный гарнизон. Толщина внешнего контура немало впечатлила Эсну: она всегда смотрела на эти стены снаружи и не отдавала себе отчёта в том, насколько они массивные и толстые.

Чтобы попасть к воротами второго контура, нужно было объехать всю крепость по периметру. Пространство прекрасно простреливалось со стен второго рубежа укреплений, находившегося на скалистом возвышении относительно первого. Внутренний форт был несколько легче внешнего, но всё те же мрачные толстые стены, всё те же хмурые дозорные башни вызывали у Эсны глухую тоску. Серое каменное окружение, вымощенное булыжником пространство — не форт, а тюрьма.

Внутри второго рубежа располагался пространный двор, и вот там уже виднелись местами зелёные островки. Но основное пространство занимали три похожих дворца, каждый из которых сам по себе напоминал небольшую крепость. Рельеф внутреннего двора располагался под углом, постепенно возвышаясь. Дворец, который находился в самой нижней части, должен был стать домом для Эсны. Там располагалась семья владыки, там же проводились торжества и праздники. Дальше на середине двора стоял самый меньший из трёх дворцов, в нём проходили государственные собрания, в нём заседал совет. И, наконец, третий дворец на самом верху, оснащённый ещё двумя башнями, был собственно местом обитания владыки.

Цитадель вызывала в Эсне подавленность и протест. По сравнению с отцовской усадьбой на берегу моря она выглядела мрачно и неуютно, и страшно было вообразить, что ей теперь придётся всю жизнь провести взаперти в этой каменной клетке.

Владыка её угнетённого состояния не заметил. Он родился и первые четырнадцать лет своей жизни провёл в этом убежище, сюда же вернулся восемь лет назад, когда занял трон, и для него крепость всегда ассоциировалась с безопасностью и уверенностью. Покидая Цитадель, он находился в напряжении, готовясь в любой момент отразить атаку подосланных убийц или фанатиков. Возвращаясь сюда, он чувствовал, как это напряжение отпускает его. Конечно, опасности могли подстерегать и здесь: добрая семейная привычка травить друг друга была у Раннидов в крови. Однако единственный действительный соперник за власть — туманный принц — как раз и держался подальше от отчего дома (правда, скорее из обратных опасений, что это дядюшка решит от него избавиться). Ныне в Нижнем дворце обитали только женщины: мать, старшая вдовствующая сестра, дочка от первого брака и несколько родственниц разной степени близости.

Все они собрались во дворе, где всё-таки был разбит небольшой сад.

Грэхард подвёл Эсну к ним, бегло познакомил, заявил, что завтра утром матушка ждёт её у себя для более близкого знакомства, и весьма бодро почти потащил её внутрь, оставив остальных дам перешёптываться в саду.

Эсне такая поспешность показалась в высшей степени невежливой, и даже проявлением неуважения к семье супруга, но её мнения никто не спросил. Не отпуская её руки, Грэхард бегло объяснял, что направо — мужское крыло, налево — женское, вон там — столовая, осторожно, лестница, на втором этаже — покои матушки и других родственниц, а вот и третий, здесь Эсне принадлежит всё, кроме вон тех комнат, там живёт его трёхлетняя дочь с няньками.

Эсна не успела ни толком рассмотреть, что и где расположено, ни задать каких-то уточняющих вопросов, ни даже сориентироваться внутри собственных покоев: как оказалось, Грэхард имеет вполне определённые планы на вторую половину дня, поэтому невеста опомниться не успела, как очутилась в своей новой спальне.

Глава десятая

Тем временем, вторую половину дня Эсна провела более чем продуктивно: познакомилась со служанками (коих ей выделили целых три!), осмотрела покои (занимавшие почти целый этаж!), разобрала вещи, обустроилась и даже спустилась к ужину в общую столовую.

К этому моменту она уже более или менее проанализировала ситуацию и сделала предварительные выводы.

Она станет женой повелителя Ньона, — это скорее хорошо, чем плохо.

Этот самый повелитель явно имеет далеко идущие планы на постельные развлечения, — это скорее плохо, чем хорошо.

Постельные развлечения непременно приведут к беременности, — это неприятно, но необходимо.

Рождённые дети станут наследниками престола Ньона, — это однозначно хорошо.

Если она сможет вести себя правильно и завоевать у правящей семьи нужную ей репутацию — она сможет заниматься воспитанием своих детей и вложить в них необходимые идеи, — это очень хорошо.

Если она будет любезна с мужем и добьётся его уважения, — тот может пойти ей навстречу в некоторых её проектах, и это тоже очень хорошо.

Если супруг убедиться в её полной лояльности, то, возможно, она сможет встречаться с родными, — это было бы замечательно.

Таким образом, её главная цель на ближайший год — влиться в семейство Раннидов, стать среди них своей, завоевать уважение и доверие.

Эсна почувствовала некоторого рода азарт. Прежняя жизнь была привычна и желанна, но всё же в ней отсутствовало какое-то движение, не было возможностей проявить себя. Теперь она чувствовала себя стоящей на пороге новой жизни, и сердце её было переполнено решимостью занять в этой жизни подобающее место.

Для более близкого знакомства с семьёй супруга Эсна выбрала наряд скромный, но полный сдержанного достоинства. Через служанку она заранее осведомилась запиской у будущей свекрови, уместно ли будет её появление сегодня за ужином — в таких ситуациях лучше перебдеть и прослыть особой осторожной, чем легкомысленной. Ответная записка в самых тёплых выражениях изъявляла, что Эсне будут рады.

Спустившись в столовую за десять минут до означенного времени — дабы не показаться высокомерной персоной, которая полагает, что все должны её ждать, — она застала полный набор представленных ей сегодня дам.

Центральное и самое почётное место за столом занимала мать Грэхарда, небесная княгиня. Ей было уже серьёзно за пятьдесят, и выглядела она вполне на свой возраст, но при том было заметно, что она знает, как себя подать. Сочетание её лица, причёски, макияжа, украшений и платья можно было назвать одним словом — соразмерность. Она не молодилась, но и не запускала себя, чётко подчёркивая ту характерную красоту, какой может похвастаться только ярко пожившая на этом свете женщина.

По левую руку от неё сидела её старшая дочь, родная сестра Грэхарда. Эсна знала, что были ещё и единокровные сёстры, но все они проживали с мужьями. Её высочество Анхелла, сумеречная принцесса, сильно напоминала брата, что совсем не добавляло ей женской красоты — слишком массивная, с крупными руками и грубыми чертами лица.

Насколько Эсна помнила, у неё должно было быть несколько детей, но, кажется, дети ужинали где-то отдельно.

Место по правую руку от матери Грэхарда пустовало — видимо, его отвели Эсне, — а в остальном за столом расположилось ещё трое женщин в возрасте за сорок лет и пара очаровательных старушек.

Стоило войти, как все они обратили взгляды на Эсну. Та со сдержанным достоинством поклонилась:

— Приветствую вас, леди! — с тщательно отмеренным дружелюбием — достаточно тепло, не слишком приторно — поздоровалась она.

Леди дружно встали, поклонились в ответ, но поздоровалась за всех княгиня:

— Рады приветствовать тебя, солнечная госпожа, — с точно также ровно отмеренным количеством тепла сказала она и указала рукой на место рядом с собой.

Эсна неспешно последовала к нему и села; вслед за ней сели и остальные.

В ожидании ужина завязался неспешный разговор, в котором княгиня и принцесса расспрашивали Эсну, хорошо ли она устроилась. Кажется, первое благоприятное впечатление было успешно произведено, потому что после ужина княгиня вполне доброжелательно пригласила невестку к себе на чай.

В покоях княгини Эсне понравилось более, чем во всех остальных виденных комнатах дворца. Здесь тоже всё можно было охарактеризовать словом — соразмерность. Всего было в меру, всё сочеталось с безупречной элегантностью. Эсна позволила себе пооглядываться почти демонстративно, и, будучи застигнутой за этим оглядыванием, с улыбкой отметить:

— Восхитительно всё устроено!

По довольной улыбке княгини было без слов понятно, что устраивала та всё сама.

— Итак, солнечная госпожа, — начала серьёзный разговор владелица покоев, пресекая попытки Эсны поухаживать за ней и, напротив, собственноручно разливая чай — по изумительно изящным фарфоровым чашечкам, которые смотрелись так же элегантно, как и всё, что окружало княгиню. — Как я понимаю, ты тоже не знаешь причины, по которым грозный повелитель избрал тебя в жёны?

Эсна восхищённо захлопала ресницами. Одной фразой! Одной фразой выразить и лёгкое недовольство тем, что в невестки ей досталась женщина из враждебного рода, и при этом проявить уважение к уму собеседницы, и дать намёк на готовность сотрудничать, и заявить беспокойство за сына, при этом демонстративно дистанцировавшись от его решений и указав, что в дела владыки она свой нос не суёт, и заявить наличие общего интереса — желания разгадать странную загадку — и... да Небесный знает, что ещё!

Да. Эсна, определённо, была восхищена до глубины души. И даже предположила, что, пока она строила планы, как завоевать расположение новой семьи, княгиня тоже не теряла времени даром и строила ответные планы о том, как покорить сердце невестки.

— По правде сказать, — весело попробовала чай Эсна, — мне в ответ на этот вопрос грозный повелитель упорно выдаёт версию о безумной влюблённости.

Она слегка выгнула бровку, демонстрируя, что не верит в такие мотивы, но находит себя польщённой тем, что повелитель небес и земли предпочитает провозглашать столь лестную для неё версию.

Вторая десятая глава

Пока Эсна пыталась разобраться со своим новым положением, Грэхард занимался своим любимым делом — подавлял эмоции.

Денёк выдался нервным. Про утро и вспоминать не хотелось — количество гнева, которое захватило его с головой, явно не поддавалось разумному исчислению. То, что гнев его был, казалось, так одномоментно погашен выбором Эсны, не сильно помогало делу. Процесс уже был запущен, а Грэхард, если уж распалялся, долгое время не мог остыть.

То, что первопричину гнева так резко устранили, скорее, лишь добавляло дров в огонь. Причин бушевать вроде бы не было — вот она, вожделенная добыча, наконец-то в его руках, и больше нечего желать и не к чему стремиться, — но так и не выпущенное наружу бешенство требовало выхода и растравляло изнутри.

Успешно сломав меч об очередную колоду и заехав самому же себе по бедру, Грэхард пришёл к выводу, что тренировка ему не очень-то помогает, и велел вызывать жреца — заняться брачной татуировкой. Боль от этого мероприятия немного отвлекла на себя внутренние переживания, но, всё же, не в той степени, чтобы владыка обрёл душевный мир (если понятие душевного мира вообще применимо к его буйной натуре).

Поэтому он выбрал весьма спорный способ проживания гнева: принялся нервно расхаживать по своим покоям, время от времени задевая свежую татуировку и шипя сквозь зубы от дёргающей боли, и костеря внутри себя всех, кого можно было назначить ответственным за сложившуюся ситуацию.

К чести Грэхарда отметим, что первым делом он изливал свой мысленный яд на самого себя, полагая, что именно он эту кашу заварил — он и главное виновное лицо. Нечего было поддаваться эмоциям — не попал бы в столь глупое и смешное положение.

Вспомнив, как торчал, идиот идиотом, в поместье Кьеринов — всеобщее посмешище, а не повелитель! — он чуть не зарычал от бессильного гнева.

Закономерно поток его обвинений перешёл с себя-любимого на старого князя. Мерзкий интриган, который дерзает вести себя столь демонстративно непокорно! Сжимая кулаки, Грэхард в очередной раз принялся мусолить в голове план по уничтожению Кьеринов. С каждым годом этот план обрастал новыми деталями и казался всё более выполнимым. Искушение дать ему, наконец, ход было почти нестерпимым — и снова, как и всегда, его останавливала мысль об Эсне.

Злоба его логично перетекла на неё. Если бы не она, не было бы всей этой отвратительной ситуации. И Кьеринов можно было бы просто выкосить — плевать, какой ценой. Разделаться со смертельно надоевшим кланом.

Грэхард заскрипел зубами.

Ситуация, в которой он оказался, выбешивала его всё больше.

«Мы ещё не женаты!» — кривляясь, повторил он про себя, раздражаясь всё сильнее.

Каких ещё демонов ей надо! Какой ещё обряд! Она над ним издевается или смеётся?!

Он уже совершенно уверил себя в том, что она, однозначно, испытывает границы своей власти над ним и проверяет, насколько удобно ей будет вить из него верёвки, но тут, к счастью, его размышления прервал Дерек.

Всё это время он носился между всеми тремя дворцами, отдавая десятки распоряжений, — к приезду Эсны тут не были готовы, и требовалось всё устроить наилучшим образом.

— Мой повелитель! — присвистнул Дерек, входя в покои и одним взглядом оценивая открывшуюся ему картину сдерживаемого бешенства. — Я-то думал, ты празднуешь и ликуешь, но что я вижу? Пора готовить войска к битве?

Смерив его мрачным взглядом, Грэхард что-то невразумительно рыкнул и отвернулся к плотно зашторенному окну.

Дерек начал было демонстративно чесать макушку, но потом сообразил, что благодарные зрители у него отсутствуют, поэтому бросил кривляния. Поразглядывав спину владыки, он сделал единственный логичный вывод и уточнил:

— Так, а когда это вы поссориться успели?

— «Мы ещё не женаты!» — поворачиваясь, тонким голосом спародировал Грэхард то, что особенно его обидело.

Демонстративно наклонив голову набок, Дерек пару раз выразительно моргнул и уточнил:

— Постой, ты что, её с порога в койку потащил?

Грэхард выразительно промолчал; Дерек не менее выразительно возвёл глаза к потолку и мысленно пожаловался Богу своих отцов на дикарские нравы страны, куда его забросила судьба.

Немного помолчав и не дождавшись от владыки никаких комментариев, Дерек нарочито беспечно переспросил:

— Напомни мне, о грозный повелитель, Кьерины — это же вроде жутко знатный род, да?

Хмурый Грэхард подтвердил:

— Один из древнейших в Ньоне.

Изобразив лицом скепсис, Дерек уточнил:

— Значит, грозный повелитель недоволен тем, что дочь одного из древнейших княжеских домов не согласна, чтобы с нею обращались, как с простой наложницей?

Грэхард уставился на советчика почти что с возмущением. С его точки зрения, он и так носился вокруг Эсны, как заведённый, в бесконечных попытках ей угодить.

— Посуди сам, мой повелитель, — беспечно продолжил Дерек, вторгаясь вглубь покоев и облокачиваясь на стол. — Старик адмирал её баловал всю жизнь, пылинки с неё сдувал. Всё время ей говорили, как знатен её род, не чета другим. Она выросла с пониманием, что она — особенная. Не какая-то там девчонка, а княжеская дочь. И не просто какая-то княжна — а представительница гордого рода Кьеринов! — он даже изобразил руками в воздухе что-то, долженствующее обозначать родовую гордость. — И тут появляешься весь такой прекрасный ты, — кивнул она на Грэхарда, — хватаешь её в охапку и тащишь в постель. Что она должна была подумать, мой повелитель? Как минимум — что для тебя она не лучше какой-то рабыни. Как максимум — что твоё сватовство было фарсом, и теперь, заполучив её, ты и не подумаешь жениться.

Эти разумные мысли в отуманенный гневом мозг Грэхарда пока ещё не забредали. Подёргав себя за бороду, он был вынужден признать, что Эсна действительно могла расценить его пыл как неуважение.

Тут бы ему и остыть, но он вспомнил ещё одну оскорбившую его вещь.

— Она не хочет наносить брачный браслет! — хмуро пожаловался он, потрясая для наглядности рукой со свеженанесённой татуировкой.