Выгодный брак

Глава 1

Я готовилась выйти замуж. Мне было всего двадцать, но я должна была стать женой одного из самых завидных холостяков — Игната Емельянова. Голубая кровь, куча денег и море пафоса. А еще он сноб, каких поискать. Мне было сложно понять, что я буду с ним делать, потому что веселиться этот двадцативосьмилетний мужчина совсем не умел.

Что ж, вопрос, становиться ли мне женой банкира, не вставал в моей семье. Это было, что называется, акт воссоединения денег. Папа был деловым партнером отца Игната, и между ними была многолетняя дружба и партнерство. Наши мамы состояли в одних и тех же благотворительных фондах.

Мы не росли с Игнатом вместе. Мы и познакомились-то только, когда мне было тринадцать. И уже тогда он поразил меня своей серьезностью. Парень всегда знал, кем станет, и активно к этому готовился. А меня в тринадцать просто поставили перед фактом: когда окончишь институт, станешь женой Игната. Вот так вот просто. Просто для них — сложно для меня.

Я чувствовала себя, словно была закована в клетку. Каждый мой шаг строго контролировался. Я не могла сделать ничего, что поставило бы под угрозу этот союз. Так что вечеринки и тисканья с парнями совершались в тайне от всевидящего ока моего отца. И не спрашивайте, в каком веке мы живем. Да-да, это все еще двадцать первый. Но финансовая элита этой страны, кажется, задержалась в восемнадцатом. Мне просто не повезло родиться в такой семье.

Я была помешана на цветах. Поэтому специализацией в университете мне позволили выбрать ботанику и цветоводство.

— Научишься правильно сочетать букеты для столовой, — именно так моя мама объяснила свое согласие.

С самого рождения я была той, кто наладит и укрепит деловые связи, когда придет время. Той, кого всю жизнь готовили стать трофейной женой. Меня не учили быть профессионалом или серьезным человеком. Меня учили языкам, прилежности, покорности по отношению к мужу, игре на фортепиано. А еще прививали чувство вкуса, меры и такта. В общем, я была настоящей куклой в руках своей матери.

И теперь настало время оправдать все ее старания. Я была морально готова. А как иначе, если тебе девять лет в голову вкладывали необходимость соответствовать? Только бунтарка, заключенная в клетку тела, пыталась срезать прутья пилочкой для ногтей.

Одно дело, когда тебе нужно сдерживаться пару часов в день в присутствии родителей. И совсем другое — почти круглые сутки, будучи рядом с мужем. Я пыталась настроиться. Буквально задерживала дыхание до шума в ушах в надежде, что от этого напряжения смирение возникнет само собой.

Я прорычала, упав лицом в подушку, когда в очередной раз мои усилия закончились провалом.

— Амалия, поднимись с подушки. Ты ведешь себя неподобающе, — чопорно произнесла мама от двери комнаты.

Я со вздохом выровнялась и спустила на пол свои голые ступни.

— Милая, у тебя на сегодня запланирован поход в салон и девичник. Пора выбираться из пижамы, и через пятнадцать минут мы с отцом ждем тебя за столом.

Позвольте представить вам мою маму — Викторию Сергеевну Ворошилову. Русская по корням и англичанка по рождению, дочь российских эмигрантов, прирожденная светская львица и борец за права хомячков. Что вы смеетесь? Она действительно состоит в обществе по защите прав хомячков и является его активным членом. Мама воспитывалась также, как и я. Частная школа для девочек, балет, языки, домоводство, музыка, дипломатия. У нее образование в сфере английской литературы. И, если бы она не вышла замуж за папу, то могла бы стать прекрасным профессионалом. Она действительно знает об английской литературе все.

Но мама, как и предполагалось, стала профессиональной женой. Эта же дорога была уготована и мне. И моя мама действительно верила в то, что это — лучшая судьба для любой девушки.

Мне всегда было интересно, лазала ли моя мама в детстве по деревьям? Стреляла из рогатки? Сбегала из дома, чтобы побыть с парнем? Пробовала ли алкоголь до восемнадцати? Потому что с деревьев меня всегда снимали и наказывали отсутствием ужина. Рогатки отбирали и наказывали отсутствием мультфильмов. Когда поймали на поцелуе с соседским парнем Игорем, я месяц просидела под домашним арестом с ежедневными лекциями о неподобающем поведении. Ну, а с алкоголем все было совсем жестко. Я читала Канта. Два месяца. Потом пересказывала папе и была вынуждена обсуждать плюсы и минусы его теорий. В шестнадцать лет.

Теперь будем знакомы. Я — снаружи послушная и спокойная будущая светская львица, Амалия Ворошилова. Внутри меня бушевал пожар. Когда-то бабушка Ворошилова, жена знаменитого литературного критика, назвала меня сущим дьяволенком, дарованным в наказание за загубленную душу Степана. Тот был ее первенцем, которого любовь довела до самоубийства. По сей день бабушка с дедушкой так и не признали своей вины за это. Степан порезал вены, когда его девушку Кики насильно вернули в Мексику. Мои предки сделали это из страха смешения кровей. Потому что юные влюбленные были из разных социальных слоев. Мать Кики служила в доме нашей семьи горничной.

Я как-то встречала эту Кики. Она так никогда и не вышла замуж. Все ждала, когда ее возлюбленный достигнет совершеннолетия и приедет за ней. Но он не достиг. Не хватило буквально пары дней. Кики приезжала в Англию в поисках возлюбленного как раз тогда, когда я гостила у бабушки с дедушкой. Бабушка тогда обвинила бедную женщину в смерти своего сына и выгнала ту за порог. Это самая страшная история в нашей семье. Но она никого ничему не научила. Хотя нет. Меня научила. Быть внешне смиренной и никогда не влюбляться.

Именно эта наука и вела мои ноги к ванной комнате, чтобы привести себя в порядок. Потому что ни в коем случае я не могла появиться за столом в пижаме. Что уж говорить о подаренных Олей мохнатых тапках-зайчиках?

— Где моя сладкая красавица? — послышался через пять минут голос моей няни Оли.

Да, она о сих пор была с нами. Оля воспитывала мою старшую сестру Марго, брата Сан Саныча, меня и теперь ― младшего брата Жоржа. То есть, Георгия. Только Оля меня понимала. Мы часто шептались с ней перед сном. Она рассказывала о своем веселом детстве. О том, как развлекается молодежь в нашем городе. О том, как живут нормальные дети. О том, откуда у них на коленях раны, а на руках ― синяки. Она говорила и говорила, а я впитывала каждое слово. Мне не нужны были сказки на ночь. Я хотела слушать о реальной жизни.

Глава 2

— Амалия, ты опоздала, — объявил папа из-за газеты.

— Простите, — ответила я и поцеловала родителей по очереди, а потом заняла свое место за столом.

Семейный завтрак теперь проходил без присутствия Марго, потому что она проводила это время со своей новой семьей. Моя сестра год назад вышла замуж за знаменитого гольфиста Олега Князева. И теперь Марго, беременная своим первенцем, проводила все время в Ирландии в особняке своего мужа. Счастливая. Никаких правил, родителей и законов в стенах своего убежища.

— Приятного аппетита, — произнесла мама, и все ответили ей взаимностью.

Как и любой завтрак в нашей семье, этот проходил достаточно тихо. Был слышен только тихий звон посуды, легкий скрежет стульев и негромкая беседа о планах на день.

— Иван встретит Маргариту в двенадцать. Ее спальня готова? ― спросил папа, откладывая газету.

— Конечно, Александр. Она была готова еще вчера.

— Когда начнут прибывать гости? ― спросил Саша.

— Большинство сегодня в течение дня. Но кое-кто задержится и прибудет завтра. ― ответила мама. ― Бабушки с дедушками будут, конечно, сегодня. Если ты спрашиваешь о них.

— Я просто поинтересовался, — ответил Саша, в сотый раз помешивая овсянку.

— Александр, ешь. Прекрати ковыряться в тарелке, — строго сказал папа.

— А можно мне хлопья? ― спросил мой брат.

— Нет, Александр, ты же знаешь правила, — с наигранной мягкостью ответила мама.

Он только вздохнул и начал есть кашу, смирившись с неизбежным. Я знала, что сразу после завтрака он побежит на кухню и Дарья ― наш повар ― даст ему хлопья с молоком, которые он так любит. У нее всегда для него припасена пачка его любимых глазированных или шоколадных хлопьев. Однажды мама, просматривая список покупок, заметила строку с хлопьями и поинтересовалась у Дарьи, откуда те взялись. Эта находчивая женщина сказала, что хлопья помогают ей справиться с метеоризмом. Слава Богу, в подробности мама вдаваться не стала и просто позволила ей их покупать.

Завтрак официально был завершен, когда отец попросил Сергея Викторовича ― нашего дворецкого ― принести кофе ему в кабинет. Я и мои братья выдохнули. Его уход означал и скорейшее исчезновение матери из гостиной. Это давало нам зеленый свет, чтобы пошептаться и посмеяться.

Мама встала из-за стола, как всегда, аккуратно сложив салфетку со своих коленей, и положив ее на краешек стола.

— Поблагодарите от меня Дарью, Татьяна.

— Спасибо, Виктория Сергеевна. Я обязательно передам ей ваши слова, — отозвалась служанка.

— Амалия, мы выезжаем через двадцать минут. Будь готова.

— Да, мама, — ответила я, и она, удовлетворенная ответом, покинула гостиную.

Саша сразу откинулся на стуле. Из нас троих только младший брат Жорж рос достойным сыном своих родителей. Он продолжал прямо держать спину и жевать свою овсянку. Мы с Сашей с интересом наблюдали за братом.

— Жорж? ― позвал его Сан Саныч и дождался, пока тот поднимет взгляд от тарелки. ― Тебе не хочется расслабить спину?

— Нет, — спокойно ответил тот. ― Мне комфортно, спасибо.

— Слушай, брат, — Саша наклонился над столом, чтобы быть ближе к Жоржу. ― В одиннадцать лет ребенок не должен говорить «мне комфортно», он должен говорить «мне и так норм».

— Прости, Александр, но я говорю так, как мне комфортно.

Мы с Сашей залились смехом.

— Вот! ― воскликнул старший брат. ― Ты слышала его, Ама? Ему так комфортно.

—Прости, Александр, но я не понимаю, над чем ты смеешься, — чопорно заявил Жорж.

— Слушай, брат, я люблю тебя, — продолжил Саша. ― Но мне хочется, чтобы иногда ты побыл нормальным ребенком.

— Не всегда то, что ты считаешь нормальным, является нормой для меня.

Мы с Сашей переглянулись в недоумении.

— Послушай, Жорж, а ты читал Канта? ― спросила я с любопытством.

— Еще нет. Папа сказал, что мне пока рано.

— Он просто еще не пробовал алкоголь, —уголком губ произнесла я, обращаясь к Саше.

Он прыснул со смеху. Брат знал, о чем я говорила.

— Амалия, — позвала мама из прихожей. ― Я взяла твою сумочку. Идем, нас ждет машина.

— Всем хорошего дня, парни, — улыбнулась я братьям, задвигая стул.

— Александр Александрович! ― гневно воскликнула мама, стоя в дверном проеме гостиной. ― Чему я тебя учила?

Саша быстро выровнял спину и обернулся, чтобы посмотреть на нашу мать. В его глазах плескался вопрос. Он так и не понял, за что мама гневалась на него. Я скосила взглядом на задвинутый мной самостоятельно стул.

— Ох, прости, Ама… лия.

— Все хорошо.

— Не хорошо, — перебила мама. ― Александр, я хочу, чтобы после свадьбы ты снова перечитал книгу по этикету за столом.

— Хорошо, мама, — ответил Саша. На его челюсти заиграли желваки. И я прекрасно понимала его негодование. Ну какому пятнадцатилетнему парню захочется перечитывать такую книгу? Ему бы приключения и комиксы. Но этикет ― важнее.

***

Мы провели в салоне около четырех часов, где мама заказала все мыслимые и немыслимые процедуры. Она была в этом СПА постоянным клиентом, поэтому и обслуживание получала на высшем уровне. Все четыре часа вокруг нас кружили мастера маникюра, косметологи, парикмахеры, и постоянно щебетали о том, как мне повезло выйти замуж за Игната.

Я послушно кивала и вежливо благодарила. Думала, у меня шея будет болеть к моменту, когда мы закончим.

Домой мы вернулись в час дня, чтобы отдохнуть перед девичником.

Кстати, о нем. Это должно было выглядеть так. Представьте себе шикарно обставленную гостиную в особняке. По кругу расставлены кресла и диваны, в центре этого круга немного поодаль стоит кресло для невесты. Играет классическая музыка. На диваны и кресла многочисленные «подруги» невесты водрузили свои пафосные задницы, облаченные в шикарные дизайнерские наряды.

В руке у каждой — бокал «Дом Периньон» какого-нибудь страшно далекого года. А на столике перед ней — на блюдце с золотой отделкой лежит до нелепого крохотная закуска. Она не наестся ею, что вы. Она просто приглушит ею вкус кислятины, которую будет пить из бокала. И все это ради того, чтобы сделать новый глоток сводящего скулы напитка.

Глава 3

Когда я вошла, Марго встала со своего кресла и спокойно приблизилась ко мне. Ее животик начал увеличиваться и выглядел очаровательным бугорком под синим платьем. У Марго были такие же светлые волосы, как и у меня. Такого же цвета глаза и такая же фигура. Только черты лица у нас отличались. Марго была больше похожа на отца: немного резкие скулы и не такие пухлые губы, как у меня. У нее был рот в виде сердечка, отчего постоянно казалось, что она слегка обижена.

— Привет, Ама, — прошептала она мне на ухо. — Держись, дорогая, позже мы оторвемся.

Я усмехнулась ее словам.

— Привет. Не поздно ли тебе отрываться? — так же тихо спросила я, красноречиво указывая на ее живот.

— Никогда не поздно. В такой-то день. — Она подмигнула и пошла к своему креслу.

Отовсюду послышались сдержанные поздравления, все приподняли бокалы с шампанским в качестве приветствия. Я прошла и присела на свое почетное место. Я была ужасно голодна, но ужин должны были подать не раньше, чем через полчаса. Передо мной, как и ожидалось, стояла маленькая тарелочка с микро-закуской, которую я тут же отправила в рот. Подняв глаза, я ожидаемо наткнулась на недовольный взгляд своей матери.

Это были полчаса пыток. Безделушки, совершенно не нужные мне, заполняли каждую коробочку, переданную «подругами». Они желали процветания, богатства, здоровое потомство — только вдумайтесь какое слово — и мира в семье. Я кивала, улыбалась и пила шампанское, второй бокал которого уже здорово ударил мне в голову. Захотелось включить более бодрую музыку и сделать ее громче. Но я, само собой, сдерживала порывы, терпеливо дожидаясь званого ужина.

К восьми часам это сумасшествие закончилось. В процессе появились еще мои бабушки и дедушки. Поздравили и ушли отдыхать. Эти три часа тянулись бесконечно долго. Мне даже не удалось урвать пару минут с сестрой наедине, чтобы получить глоток свежего воздуха в душной толпе «подруг».

— Это катастрофа, — изрекла я, падая на свою кровать в девять вечера.

— Все не так плохо. Ты страдала хотя бы три часа, — отозвалась Марго со стороны туалетного столика, где вынимала выпавшую ресницу из глаза. — Мой девичник продлился пять, потому что мы все терпеливо ждали приезда тети Сибил из Англии.

— Что ж, похоже, я должна порадоваться ее смерти, — сказала я и перекрестилась, подняв взгляд к потолку. — Прости, тетя.

Марго прыснула от смеха.

— А что твой муж? — спросила я.

— Он ушел встретиться с другом. И мы договорились, что этот вечер проведем порознь. Я не видела тебя три месяца и хочу провести немного времени со своей сестренкой, — произнесла Марго, присоединяясь ко мне на кровати. — И для того, чтобы скрасить наш совместный вечер, у меня кое-что припасено. Но дождемся маму.

Как по команде дверь в мою комнату приоткрылась, и вплыла мама в розовом пеньюаре до пят.

— Девочки мои драгоценные, — улыбнулась мама, всплеснув руками. — У вас девичий вечер?

— Да, — ответила Марго. ― Мы не виделись с Амалией три месяца, вот хотим пошептаться. Я хочу рассказать, что ее ждет в браке и как она должна общаться с мужем, мама.

Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться прямо в мамино довольное лицо.

— Очень хорошо, девочки. Амалия, слушай внимательно и запоминай. Олег счастлив только благодаря Маргарите. Так что внимай тому, чему она тебя учит. Мужчину всегда нужно держать в напряжении. И…

— Мама, — прервала Марго.

— Да, милые, ухожу, — в непривычном для нее покорном тоне произнесла мама, пятясь к двери.

Мне даже стало немного жаль ее. Как будто она хотела остаться с нами и поболтать по-девичьи, но боялась, что мы откажем.

— Мама? — позвала я.

— Да, Амалия? — с надеждой спросила она. Я, похоже, была права в своих догадках.

— Не хочешь остаться? — мягко поинтересовалась я. Марго стрельнула в меня взглядом, приподняв брови.

— Не знаю, — замялась мама. — Если вы не будете против. Ненадолго, иначе если не высплюсь, у меня будут морщины.

Я подвинулась на кровати, показав маме, куда присесть. Она мягко опустилась на кровать и откинулась на подушку, вздохнув. Даже в ее расслабленной позе сквозила выдержка и грация.

Марго напряглась рядом со мной. Но я не стала обращать на это внимание. Последний раз, когда мы перед сном болтали с мамой, мне было около десяти лет.

—Что ж, милая, — произнесла мама со вздохом, — завтра еще одна птичка вылетит из нашего гнезда. Ты готова? — спросила она, поглаживая мои распущенные волосы.

— Да, мама, — ответила я, глядя на закрытую дверь в ванную.

— Завтра будет прекрасный день. Ты будешь красавицей. Игнату с тобой очень повезло.

— Мне, полагаю, повезло не меньше, — произнесла я.

Я не знала, что буду делать с ним завтра. Игнат был эталоном выдержки и воспитания. Даже в подростковом возрасте от него невозможно было добиться улыбки. Всегда серьезен, сдержан и воспитан. Я терялась в догадках, о чем же мы будем разговаривать каждое утро. Что будем делать по ночам? Я была девственницей, но не жила в пещере. А потому прекрасно понимала, чем муж и жена занимаются за закрытыми дверями. Но как будем делать это мы с Игнатом?

Мне всю жизнь вбивали в голову, что я должна быть чиста перед будущим мужем. Я четко следовала этому плану до самой своей свадьбы. Конечно, мне хотелось приключений и чувств. Только не попадался мне такой парень, который бы вызывал трепет. Пару раз в университете я встречалась с парнями только потому, что мне хотелось понять: как это? Мы занимались петтингом, но до секса дело так и не дошло. Не было особых чувств друг к другу. Для меня это был важный пункт для такого шага. Так что, да. К своим двадцати двум годам я была девственницей, просмотревшей пару десятков порно-фильмов, подружившейся со своей рукой и розовой игрушкой, подаренной мне сестрой.

И все же мысли о том, что мы будем делать с Игнатом в первую брачную ночь, не давали мне покоя. Я не знала, чего ожидать, а потому еще больше нервничала.

Глава 4

Утром меня разбудил голос няни.

— Проснись и пой, прекрасная невеста! ― Я услышала, как Оля прошагала к окну и раскрыла шторы. ― Ох! Амалия Александровна! ― Теперь голос няни звучал гневно.

Я открыла глаза и попыталась настроить резкость зрения, превратив темное пятно, нависшее надо мной, в прекрасный образ доброй няни. Хотя, когда зрение прояснилось, слово «добрая» я мысленно вычеркнула.

— Ама, ты что, пила алкоголь вчера?

— Ох, Оль, — простонала я, закрывая глаза и переворачиваясь набок.

Няня обошла кровать и собрала бутылки и стаканы, спрятав их в гардеробной.

— Амалия, милая, вставай. Через несколько минут придет Виктория Сергеевна, и с тобой будут говорить иначе.

Оля подошла к балкону и открыла двери нараспашку, впуская в комнату свежий воздух.

— Оль, а можно мне позавтракать в постели? ― пробубнила я в подушку.

— Невесте можно все! Особенно такой красавице, — ответила она, потрепав меня по щеке, чем вызвала мое мягкое рычание. ― Что ж, дорогая, ― продолжила няня, присаживаясь на кровати. ― С кем ты вчера пила и как много употребила? Тебе нужно лекарство от похмелья или будет достаточно чашки кофе?

Я рассмеялась.

— Ой, угомонись. Я выпила только стакан виски с колой после пары бокалов шампанского. Ничего противозаконного. И нет, мне не нужно лекарство. Достаточно будет кофе.

В этот момент в дверь постучали, и Татьяна внесла поднос с моим завтраком.

— Доброе утро, Амалия, — улыбнулась она.

— Но как?.. ― опешила я.

— Я попросила Таню принести тебе завтрак. Блинчики с шоколадной пастой, кофе и апельсиновый сок. Все, как ты любишь.

— С одним вареным яйцом, — дополнила Татьяна. ― Поздравляю с великим днем, Амалия Александровна.

Женщина тепло улыбнулась. Потом, передав мне поднос, она потянулась в карман своей формы и достала оттуда плоский сверток. Он был перемотан подарочной бумагой и завязан ленточкой. Оформлен подарок был не совсем опрятно, и я догадалась, что он от ее внучки Юли. Я улыбнулась и распаковала конверт. Внутри был сложенный вчетверо лист. Я развернула его и моя улыбка стала шире. Юлечка подарила мне рисунок многоярусного свадебного торта, на вершине которого были улыбающиеся жених с невестой. У невесты были до того наведены красным губы, что рот занимал почти половину лица. А бабочка жениха частично скрывала его смокинг. Но тем не менее, для шестилетнего ребенка Юля хорошо рисовала. Я аккуратно сложила листок и положила его в ящик ночного столика.

Я подняла взгляд и увидела Таню, смотрящую на меня выжидательно.

— Передай Юле мою благодарность, — произнесла я. — Скажи, что я получила огромное удовольствие от ее подарка. А еще скажи, что я в восторге от ее мастерства.

Таня расслабила плечи и легонько склонила голову.

— Спасибо, Амалия Александровна. Она будет счастлива услышать ваши слова.

Таня снова кивнула и вышла из комнаты.

Как только я набила рот блинчиками, в комнату вошла мама. Одетая в строгое платье, она окинула меня недовольным взглядом и вопросительно приподняла бровь.

— Доброе утро, Амалия.

— Доброе утро, мама, — пробубнила я с полным ртом, отчего она скривилась.

— Я еду за твоими цветами, вернусь через час. За это время, будь добра закончить свой завтрак и принять душ. Алла с девочками будут здесь примерно в десять. У нас будет всего три часа на сборы.

— Хорошо, мама, — ответила я, проглатывая остатки пережеванного блинчика. — А почему ты едешь лично? Разве их не должны были доставить?

Мама изящно махнула кистью руки.

— Они, конечно, все напутают, как на свадьбе Маргариты. Так что я решила лично проконтролировать процесс.

Я кивнула и засунула еще кусочек блинчика в рот, решив не рассказывать маме о том, что Марго сама отменила лилии на свою свадьбу, и выбрала пионы. В противном случае сестре грозила лекция каждый месяц минимум по часу.

***

Приготовления заняли, как и предрекала мама, три часа. Последний штрих — ритуалы невесты и платье. Моя сестра, выглядящая потрясающе в шифоновом лиловом платье, расстегнула чехол с нарядом, висящий на дверце гардеробной комнаты и ахнула.

— Ты будешь выглядеть в нем невероятно, — с восторгом произнесла она.

Оля с Марго аккуратно достали платье и положили его на кровать. Мы с мамой так долго спорили о том, каким должно быть мое платье. Я едва отвоевала для себя отсутствие длинного шлейфа, огромного кринолина и белоснежного цвета.

Мое платье было нежным. Цвета топленого молока, оно было сделано из легчайшего шифона и шелка с расшитым тончайшим бисером лифом. Рукавов у платья не было, только легкие «крылышки» были опущены на плечи. Фата представляла собой произведение искусства. Она была с ручной вышивкой из изящных веточек и нежнейших цветов. Легкая, как перышко, в цвет платья.

Натягивая чулки подходящего цвета, я думала о предстоящем празднике, пытаясь представить, как все это будет выглядеть. Как только я доходила до свадебного путешествия и первой брачной ночи, дыхание сбивалось, а руки начинали трястись. Я вспоминала слова Марго, что все само собой образуется и немного успокаивалась.

Когда нижнее белье было на мне, я встала с кровати и ко мне подошли Оля с Марго. Сестра держала в руке черный бархатный мешочек. Она начала его развязывать и заговорила.

— Есть традиция, что для счастливого брака невесте на свадьбу нужно что-то…

— Синее, чужое и новое, — закончили мы в один голос.

— Это тебе чужое, — произнесла Марго, вкалывая мне в прическу шпильку, которая была у нее в волосах в день ее свадьбы. — Это новое, — продолжила она, цепляя мне на руку браслет из белого золота с переплетающимися лозами.

— Маргош, он прекрасен, — сказала я, нежно касаясь изысканного ювелирного украшения. ― Такой изящный.

— Как и моя сестричка, — сказала она, тепло улыбнувшись. — А это — синее. — С этими словами Марго передала мне стоящую за ее спиной коробку.

Глава 5

Я вошла на террасу, одетая в шелковый халатик. Легкий бриз океана освежал уже начавшийся нагреваться воздух. Мне очень хотелось скинуть халат и с криками забежать в лазурную воду. Но, конечно, мой муж поймал бы меня еще до того, как я бы пересекла террасу. Поэтому я покорно опустилась в кресло из ротанга и взяла в руку чашку с кофе.

— Доброе утро, Игнат.

— Доброе утро, — сухо ответил он, нарезая блинчик на кусочки. — Как спалось?

— Спасибо, хорошо.

Я придвинула к себе тарелку и положила на нее один блинчик. Щедро полив его сиропом, отрезала кусочек и положила в рот. Еда казалась безвкусной. Все эмоции остались в прошлой ночи. Я боялась проявить хоть одну или задать неуместный вопрос. После нашей брачной ночи я осознала, что Игнат — это бесчувственная машина, обтянутая кожей. Иногда в его взгляде вспыхивают намеки на эмоции, но он очень быстро их подавляет, еще до того, как я успеваю их разгадать.

— Мы должны обсудить практические вопросы нашего быта.

Мысленно я перекривляла тон его разговора. Гребаные вопросы совместного быта! Мне хотелось кричать от отчаяния. Этот мужчина сводил с ума. Он был невероятно красив. Даже горяч. Но только снаружи. И чертовски привлекал своей, на первый взгляд, напускной неприступностью. Только теперь я знала, что она не была наигранной. В нем эмоций и человеческих чувств было не больше, чем у табуретки.

— Слушаю тебя, — ответила я, подавив вырывающееся наружу возмущение. Я представила себе, что у меня вместо бурлящего потока крови, сравнимого в тот момент разве что с лавой, спокойно текут прохладные горные реки.

— Существует несколько правил, — начал он, глядя на меня. — Завтрак. Ровно в восемь. — Я прочистила горло, удерживая в себе язвительный ответ, включающий в себя такие слова, как «зануда», «задрот» и «педант». — В семь тридцать я возвращаюсь из спортзала, принимаю душ и одеваюсь. За это время ты должна организовать подачу завтрака. Ты можешь давать распоряжения о завтраке заранее, на свое усмотрение. Обязательна овсянка и блинчики с сиропом. И мой протеиновый коктейль. Рецепт тебе даст моя старая кухарка Елизавета или девушка, которая ее заменяет теперь. — Он выжидающе смотрел на меня, видимо, ожидая подтверждения, что я услышала. Я кивнула, снова подавляя в себе желание отпустить неуместный комментарий. Например, спросить, стоит ли мне записать его пожелания. Или заметить, что слово «кухарка» давно стало архаизмом. — Ты должна присутствовать на завтраке. И будь добра, — он окинул меня неодобрительным взглядом, — одевайся на завтрак подобающе. Если это домашняя одежда, то это должен быть хотя бы трикотажный костюм соответствующего качества.

Я осмотрела свое тело, завернутое в зеленый шелк.

— А этот халат, по-твоему, неподобающего качества? — не сдержалась я.

— Качество в нем прекрасное, — ответил он с тем же непроницаемым лицом, как будто отчитывал провинившегося ребенка. — Но я прошу тебя не выходить в нем к завтраку. Здесь это позволительно. Но только потому что мы на отдыхе, и ты только учишься соответствовать моим требованиям.

Ух ты, ж мать твою! Соответствовать его требованиям? Вот это было заявление года. Интересно, что было бы, ляпни я такое? Не успеваю озвучить мысль, как он продолжает:

— Ужин ровно в семь. Если я буду задерживаться на работе, буду заранее предупреждать.

— Я не ем после шести! — выпалила я, не в силах сдержаться. Да что там говорить, мне было любопытно посмотреть, покроется ли его безупречное лицо пятнами от гнева.

— Что, прости? ― спросил он, приподняв одну бровь. В его взгляде мелькнуло раздражение, и я мысленно дала себе пять за еще одну мимолетную эмоцию, вызванную у него.

— Ничего. Ради тебя я подстроюсь, — тихо пробубнила я, опуская взгляд к тарелке.

— Хорошо, — Он легонько похлопал меня по лежащей на столе руке. Мой взгляд метнулся к его руке и потом — к лицу. Он быстро отвел взгляд, убрал руку и продолжил: — Два раза в неделю мы будем ужинать в ресторане. Возможно, иногда в компании важных людей. Скорее всего, это будут вторник и пятница. В остальные дни ужинать будем дома. И не забывай о соответствующей случаю одежде, — процедил он сквозь зубы, снова красноречиво взглянув на мой халатик.

Я лишь вздохнула от безысходности. Меня ждала прекрасная перспектива: всю жизнь барахтаться в золотой клетке или, понурив голову, выдавать ему те песни, которых он ждет от меня. Нужно будет поинтересоваться у мамы, принято ли женщинам нашего круга заводить себе горячих любовников. Я надеялась, что хотя бы такое невинное развлечение поможет мне скрасить ужасные дни заточения в башне его пафосного величества.

Игнат поднял газету с края стола, расправил ее и начал читать. Я продолжала жевать почти безвкусные блинчики, глядя, как пушистые края волн набегают на белый песок.

— Амалия, — позвал муж, не отрываясь от газеты, — нам также нужно определиться с расписанием выполнения супружеских обязанностей, — пробормотал он.

Зря я сделала глоток кофе, потому что в тот момент он стал мне поперек горла. Я поперхнулась и, пока прокашливалась, во все глаза пялилась в его сторону. Я невероятно сильно сожалела, что не наделена способностью видеть сквозь предметы. Потому что чертова газета не позволяла узнать, шутит ли он. Кроме шуршания бумаги он не издавал ни звука, поэтому я попыталась уточнить, что он имеет в виду, задав тупой вопрос:

— Что?

— Расписание. Выполнения. Супружеского. Долга, — пояснил он как несмышленому ребенку. — То, чем мы занимались прошлой ночью.

Он опустил газету и, сложив ее, вернул на край стола. Игнат сделал глоток кофе, не глядя на меня. А я все не могла отвести взгляда от своего мужа, пытаясь понять, какому двадцативосьмилетнему мужчине нужно расписание, чтобы заняться сексом? Кто не захочет спонтанности? Страсти, нахлынувшей в самый, казалось бы, неподходящий момент?

Какой молодой мужчина не захочет нагнуть свою жену над столом в кабинете? А я скажу. Тот мужчина, который в момент нашего первого совместного завтрака ставит чашку с кофе на круглую подставку ровно посередине. Который складывал газету, тщательно поправляя края, чтобы они не загнулись. Тот, который настолько преуспел в упорядочивании своей жизни, что мухи летом, вероятно, разворачиваются и меняют курс в пятидесяти метрах от забора его собственности.