Выше, чем статус

Глава 1

«Новенькая»

Когда автобус въехал в Златоград, Аня почувствовала, что у неё пересохло во рту.

Город казался вырезанным из глянцевого журнала: стеклянные фасады, вылизанные улицы, идеальные клумбы, охрана даже у продуктового. Тут всё дышало статусом. Тут нельзя было быть «просто».

Она приехала с рюкзаком, в поношенной куртке и с телефоном, у которого батарея садилась даже на зарядке.

— Мы приехали, — сказал водитель и даже не взглянул на неё.

Аня встала, перекинула лямку рюкзака через плечо и шагнула в холодный воздух.

Осень в Златограде была другая. Не как у них, в Яровске, где листья облетают в середине сентября, и пахнет печкой и картошкой.

Здесь было чисто, стерильно. Даже ветер как будто дул дороже.

«Я не для них. Они не для меня. Просто закончить год и уехать», — повторила она себе в голове, как мантру.

Лицей «Вершина» возвышался на холме, как замок.

Каменные колонны, чёрные ворота, герб со львами на фасаде.

Когда она прошла мимо охраны, те лишь скользнули взглядом по документам, но в глазах читалось:

ещё одна новенькая по квоте. Стипендиатка.

В коридоре пахло дорогим парфюмом и кофе.

Ученики в форме: синие пиджаки, белые рубашки, тёмные юбки и брюки. Все как на подбор — высокие, ухоженные, с лицами из рекламы.

Аня чувствовала себя, как пятно на белом.

Потому что она не знала, как смотреть. Как держаться. Как дышать в этом мире, где всё напоказ.

— Это ты и есть та, что приехала из… откуда? — рядом вдруг появилась девушка с идеальной укладкой и накрашенными ресницами.

— Из Яровска.

— Не слышала. В любом случае, добро пожаловать в ад, — она рассмеялась и протянула руку. — Я Лера.

Первая, кто заговорил. Первая, кто не посмотрела сверху вниз.

— Аня.

— Скучное имя. Ну ладно. Слушай сюда: здесь либо с тобой, либо против тебя. Определяйся быстро.

Перемена.

Аня стояла у окна, пытаясь казаться занятой.

Но всё внимание в зале вдруг сосредоточилось у входа.

Вошли они.

Трое.

Два парня и девушка. Медленно, уверенно, как будто за ними — сцена.

Парень с тёмными волосами, в расстёгнутом пиджаке и с ухмылкой, от которой мурашки.

Второй — блондин, с ледяным взглядом и шагом, как у военного.

И девушка — с лицом, на котором написано «деньги» и «власть».

Лера наклонилась к уху Ани:

— Вот они — элита лицея. Смотри внимательно. Главный — Никита Егоров. Наследник сети банков. Не прикасайся.

— Почему?

— Потому что он привык получать только лучшее. А ты — не его лига.

Аня отвела взгляд, но было поздно.

Никита посмотрел прямо на неё.

И взгляд его был не мимо. А в упор.

Глава 2

«Твоя тишина говорит больше»

Аня всю перемену ощущала на себе взгляды. Не в лоб, не прямо — как будто скользко, исподтишка.

Каждое движение казалось громким. Каждая складка на её куртке — чужой.

Она старалась дышать ровно, не реагировать, но внутри всё сжималось.

Ты не должна была здесь оказаться. Зачем ты сюда полезла вообще?

— Садись со мной, — предложила Лера, кивая на свободное место в аудитории.

— Ты не боишься, что тебя за это зачмырят?

— За то, что я человек? Нет. Хотя… тут такое возможно, — она усмехнулась. — Не бойся, я старшая сестра этого ада. Покажу, где туалет без очередей и кто кого боится.

Но стоило Ане положить тетрадь на парту, как кто-то со смехом толкнул её плечом.

— Осторожней, серая мышь. Мы тут привыкли к другому уровню, — голос был низкий, насмешливый.

Она обернулась.

Никита.

Он стоял вполоборота, как будто невзначай, но глаза в упор смотрели на неё.

В них не было агрессии.

Только интерес. И игра. Опасная, как хищник, изучающий добычу.

— Тебе скучно? — спокойно спросила она.

— Нет. Просто интересно, как быстро ты сбежишь отсюда.

— Почему должна?

— Потому что ты не отсюда. Здесь с тобой не будут играть в доброту. Здесь на слабых наступают.

Аня вздохнула.

— Я уже проходила это. Знаешь, в провинции тоже умеют быть мразями. Только у нас это без глянца. По-настоящему.

Никита прищурился.

— Ты не похожа на тех, кто просто проглатывает.

— Потому что не собираюсь.

Он отступил на шаг, будто давая ей «плюсик».

— Посмотрим, насколько тебя хватит.

После пары Аня пыталась найти библиотеку. Карта кампуса у неё в телефоне, но GPS тормозил, а спросить — как выстрелить себе в ногу.

— Потерялась? — опять его голос.

Она вздрогнула.

Он стоял у лестницы, прислонившись к перилам, как будто знал, что она пойдёт сюда.

— Нет, ищу библиотеку.

— Это не туда. Идёшь в сторону спортзала. Хочешь, провожу?

— Не нужно.

Он усмехнулся.

— Боишься?

— Не тебя. Себя — рядом с тобой.

Эти слова сорвались, прежде чем она успела их осознать.

В глазах Никиты мелькнуло нечто похожее на удивление. Или интерес. Или… что-то ещё.

— Тогда точно стоит проводить, — сказал он.

И пошёл рядом, молча.

Аня чувствовала, как напряглось всё в теле. Он был опасностью. Но не той, от которой хочется убежать. А той, к которой тянет — вопреки здравому смыслу.

Они дошли до библиотеки. Он открыл дверь.

— Добро пожаловать в своё новое укрытие. Тут все делают вид, что читают.

— А ты?

— Я читаю между строк. Особенно таких, как ты.

И ушёл, даже не обернувшись.

Аня смотрела ему вслед, пока дверь не закрылась.

И впервые с приезда ей стало по-настоящему страшно.

Потому что она поняла:

этот город может её изменить. Этот человек — точно.

Глава 3

«Невидимая мишень»

Следующие дни прошли будто в тумане.

Аня старалась быть тенью — приходить в классы первой, садиться ближе к окну, не вступать в разговоры.

Но в лицее «Вершина» даже молчание замечали.

Особенно — их компания.

Никита почти не приближался. Только редкие взгляды, почти неуловимые.

Но Аня чувствовала: он наблюдает.

И хуже того — другие это замечают.

— Слышь, Яровская, — однажды перед математикой к ней подошёл Дамир — один из тех, кто вечно рядом с Никитой. Его пиджак стоил, наверное, как вся зарплата её матери. — Ты что, решила зацепиться за Егорова?

— С чего ты это взял?

— Он на тебя смотрит. А ты — как будто это что-то значит.

Аня прикусила губу.

— Я просто учусь. Не твоя забота.

— Вот и учись тихо, — он усмехнулся. — Здесь не любят, когда новенькие путают случайный взгляд с приглашением. Особенно те, кто пришли по подачке.

Она чувствовала, как в груди поднимается глухая обида. Но промолчала.

Научилась ещё в Яровске: если реагируешь — значит, зацепило. А это слабость.

Вечером Лера скинула сообщение:

«В столовой все обсуждают, как ты с Е. флиртовала. Остынь, Ань. Эти слухи могут стать оружием».

Аня перечитала раз пять.

Она не флиртовала. Она вообще ничего не делала.

Но в этом месте даже воздух можно перевернуть против тебя.

На следующий день у неё украли кроссовки из раздевалки.

В спортзал она пришла в запасных, старых, что всегда носила в рюкзаке.

Никита увидел это. И ничего не сказал.

Но перед уходом бросил одну короткую фразу:

— Не бойся отвечать. Молчание — тоже выбор. Только не всегда безопасный.

Аня стояла, прижав к груди форму, и думала:

Он знал. Он видел. И опять ничего не сделал.

Проверяет? Ждёт, когда я сломаюсь? Или сам — часть игры?

Вечером, когда она уже собиралась ложиться спать, в окно что-то стукнуло.

Аня подскочила. Пошла к подоконнику.

На крыше соседнего корпуса стоял он.

Никита.

Куртка, растрёпанные волосы. В одной руке — зажжённый фонарик.

Он посветил прямо на неё. Один миг.

Потом выключил и ушёл в темноту.

Ни слова. Ни жеста.

Только — сигнал.

Глава 4

«Если я молчу — это не значит, что я не вижу»

— Я сказала, убери руку, — голос Ани звучал тише, чем она хотела, но в нём не было сомнения.

Парень, прижавший её к шкафчикам в коридоре, усмехнулся. Это был всё тот же Дамир — самоуверенный, лениво-ядовитый, уверенный в неприкасаемости.

— Ты что, голос нашла? А мне показалось, ты только глазами умеешь хлопать, — прошипел он.

Аня не отступила.

— А тебе показалось, что можешь делать что хочешь. Привыкай ошибаться.

Он сделал шаг ближе, почти впритык.

— Осторожнее, Яровская. Здесь не Яровск. Здесь если тянешь лапки вверх — могут подумать, что просишь.

Сзади раздался голос:

— Отойди от неё.

Тишина.

Лёд.

Никита.

Дамир повернулся. В глазах — непонимание и лёгкий испуг.

— Что?

— Ты глухой? Отойди.

Молчание растянулось, как струна. Аня почувствовала, как в груди бьётся не сердце, а глухой молот.

Дамир отступил, глядя исподлобья.

— Да ты чего, Егоров? Новенькая тебе шепчет на ушко по ночам? Или просто хочешь посмотреть, как она сломается?

Никита не ответил. Только посмотрел. И Дамир отошёл — резко, со злобой.

Они остались вдвоём. Люди в коридоре делали вид, что ничего не происходит. В «Вершине» молчание — лучший способ выжить.

— Я справилась бы, — тихо сказала Аня.

— Ты справилась, — так же тихо ответил он. — Я просто хотел, чтобы все увидели это.

Она смотрела на него долго.

В глазах Никиты не было снисхождения. Не было насмешки. Только… уважение?

Это было страшнее всего.

— Почему ты за меня?

— А кто сказал, что я за тебя? — он ухмыльнулся. — Я против тех, кто думает, что имеет право прикасаться к тем, кто молчит.

Он развернулся и ушёл. Без пафоса. Без оборачивания.

Просто ушёл.

Аня стояла в пустом коридоре, прижимая к груди учебник. И думала:

он тоже молчит. Но его молчание — громче крика.

Глава 5

«Мы здесь случайно. Или нет?»

Суббота в «Вершине» была почти как каникулы — никто не следил за дисциплиной, можно было уходить в город, если подписана расписка от родителей. У Ани не было расписки. Но у неё была Лера.

— Возьмём мою, ты всё равно на неё похожа, — заявила та и сунула ей документ. — Пойдёшь, проветришься. Тут с ума можно сойти без глотка нормального воздуха.

Город дышал другой свободой. За воротами лицея всё было шумнее, хаотичнее, живее.

Аня шла по улице и впервые за долгое время не чувствовала, что за ней наблюдают. Никто не знал, кто она. Никто не знал, что она — из «Вершины».

В кафе на углу был слабый свет, запах кофе и джаза. Она вошла почти наугад.

Заказала чай. Села у окна. Достала книгу.

И вдруг…

— Ты всегда читаешь, когда прячешься? — голос.

Никита.

Она вздрогнула, но не подняла глаз.

— Это моё место. Я пришла первой.

— И я не прошу уйти, — он сел напротив. Без приглашения. Без паузы. Как будто так и должно быть. — Просто хотел увидеть, как ты выглядишь в мире, где тебя никто не знает.

— Лучше, чем в твоём, — сказала она.

— Не спорю. Здесь ты дышишь. Там — дерёшься за воздух.

Он откинулся на спинку, смотрел на неё. Но не так, как в лицее. Не изучающе. А как будто пытался понять.

— Почему ты пошла туда? В «Вершину»?

— Потому что у меня не было другого выхода.

— А теперь есть?

— Нет. Но теперь я хотя бы знаю, с чем имею дело.

Официант принёс его кофе. Никита поблагодарил, потом достал из кармана серебряную зажигалку и вертел в пальцах.

— Ты не похож на тех, кто там правит.

Он усмехнулся.

— Потому что я не правлю. Я просто умею делать так, чтобы меня не трогали.

Аня впервые улыбнулась.

— А мне кажется, ты умеешь делать так, чтобы тебя боялись.

Он кивнул, не обижается.

— Иногда это одно и то же.

Пауза. Тепло от чашек. В окне отражения. Никто из них не спешил уходить.

— Мы случайно встретились? — спросила она.

— Может, — он сделал глоток кофе. — А может, я знал, что ты не выдержишь стены «Вершины» в выходной. И пошёл искать.

— Сталкер.

— Назови это интуицией. Или… интересом.

Он встал первым. Надел куртку. Подошёл к ней ближе, чем позволительно.

— Ты хочешь, чтобы я исчез?

Она посмотрела ему в глаза.

— Я не знаю. Но если останешься — не играй со мной.

Он кивнул. И ушёл.

Но только из кафе. Из её головы — уже нет.

Глава 6

«Слова, которых не было — но все услышали»

Понедельник в «Вершине» начался не с пар, а с шепота.

Тот, кто придумал фразу «тишина громче слов», явно бы оценил атмосферу, с которой Аня вошла в здание.

Обычно ученики не смотрели на неё — просто проходили мимо, как мимо мебели.

Сегодня же каждый взгляд был — как плевок. Или как предупреждение.

Лера подскочила к ней у шкафчиков.

— Ты чё, вообще с ума сошла? — прошептала.

— Что?

— Ты и Егоров. В городе. Наедине. За одним столом. Полтора часа. Под камерой.

Аня замерла.

— Камерой?

— У этого кафе есть сторис. Ты не смотришь, а здесь все следят. Зачем ты с ним встречалась?

— Мы не встречались. Это была случайность.

Лера закатила глаза.

— В «Вершине» не бывает случайностей. Только последствия.

На перемене в столовой освободился стол. Аня села быстро, стараясь не оглядываться.

К ней подошла Юля — та самая идеальная девочка из окружения Никиты.

Глянцевая, ухоженная, со взглядом, как лезвие.

— Знаешь, когда я была «новенькой», я год держалась в тени. Потом — медленно, по шагу, встраивалась. А ты за месяц решила лечь под верхушку? Быстро. И… мерзко.

Аня посмотрела на неё. Спокойно.

— Если ты хочешь меня задеть — скажи честно. Без украшений. Я не твой журнал с рекламой.

— Ты грязь. А грязь либо вымывается, либо размазывается. Никита просто играет. Не думай, что ты исключение.

И ушла.

Точно так же — глянцево и идеально.

Но внутри Аня почувствовала — трещину. Юля боялась. Не притворялась — именно боялась.

После уроков Аня нашла в шкафчике записку. Без имени.

«Иногда молчание — самая громкая защита. Но если молчишь слишком долго — начнут говорить за тебя. Подумай».

Она узнала почерк.

Никита.

Вечером в общежитии было тихо. Лера спала. Аня лежала с телефоном в руках и смотрела на экран, как будто он мог ответить.

Зачем он написал? Почему он просто не игнорирует, как все? Почему он не отступает?

Окно. Тьма.

И вдруг — фонарик. Короткий световой сигнал.

Как в ту ночь. Один раз. Потом — тьма.

Он не ушёл. Он рядом.

И это больше не игра.

Глава 7

«Я тоже не умею дышать по-настоящему»

Он снова ждал её.

У стены, за спортзалом, в месте, где нет камер. Где не ходят «их». Где Аня проходила каждый вечер, будто случайно, но на самом деле — надеялась.

— Ты получил, что хотел? — спросила она, остановившись.

— Нет.

— А что ты хотел?

— Понять, кто ты.

Пауза.

Никита смотрел не на неё — в сторону. Как будто боялся смотреть в глаза. Это было странно. Непривычно. И страшно.

— И?

— Аня… я устал от лиц. От пустоты. От фальши. С тобой — хоть что-то настоящее. Даже твой страх. Он — живой.

— Ты думаешь, это комплимент? — голос дрогнул.

— Нет. Это просто правда.

Она обошла его, встала напротив.

— Тогда скажи и ты правду. Почему ты за мной наблюдаешь? Почему ты защищаешь меня — но не приближаешься? Почему ты рядом, но будто держишь дистанцию, как будто боишься сам себя?

Он засмеялся тихо. Не насмешливо — грустно.

— Потому что я боюсь разрешить себе хотеть тебя.

— Почему?

— Потому что если позволю — не смогу остановиться. А я не имею права ломать тебе жизнь. Моя — уже… слишком.

Тишина между ними была плотнее слов.

Аня дышала тяжело. В голове всё смешалось: слова, эмоции, улица, ночь.

— Я не игрушка.

— Я знаю.

— Я не из вашего мира.

— Я тоже. Только я давно научился в нём выживать. А ты — жива. И это пугает меня. Потому что ты — не для таких, как я.

Он сделал шаг назад.

Но она подошла.

— Тогда не делай из меня героиню, которую нужно спасти. Не делай из себя монстра. Мы оба — просто люди. И ты… ты имеешь право чувствовать. Даже если это больно.

Он смотрел на неё долго.

— Это ты сейчас говоришь как герой.

— Нет. Я просто устала бояться. И если ты рядом — тогда будь рядом по-настоящему. Или не приходи больше.

Он не ответил.

Но не ушёл.

И это была первая победа над тишиной.

Глава 8

«Если ты не скрываешь — ты становишься мишенью»

Всё началось с простого: их видели вместе. Не один раз. Не наедине. Просто вместе.

Утром, когда он задержал для неё дверь.

На обеде, когда поставил поднос рядом, хотя всегда ел со своими.

В библиотеке — когда она села у окна, и он, молча, положил на стол книгу, которую искала.

Они не разговаривали вслух. Но все слышали.

В «Вершине» этого хватало, чтобы запахло скандалом.

Первой вызвали Аню.

Куратор. Лицо с вежливой маской, голос сухой.

— Аня, ты понимаешь, что нахождение вблизи определённых учеников может восприниматься… неоднозначно?

— Что вы имеете в виду?

— У Никиты Егорова — особый статус. Его поведение отслеживают. Его окружение — тоже.

— А я что, угроза?

— Нет. Но ты можешь стать жертвой. И мы не хотим, чтобы ты пострадала.

Она вышла, чувствуя, как в горле встала тяжесть.

Жертвой. Опасностью.

Они не спрашивают, чего ты хочешь. Они решают, кем ты должна быть.

Никита узнал об этом вечером. Он вошёл в класс, где она сидела одна. Не спросил, можно ли. Просто сел.

— Мне передали, что тебя вызывали.

— Да. Предупредили, что ты — опасен.

— Они правы.

Аня резко посмотрела на него.

— Ты сам в это веришь?

— Иногда легче поверить, чем доказать обратное.

Она встала.

— Если ты сам сдаёшься, тогда зачем всё это было?

— Потому что… — он сжал кулаки, — потому что я не могу тебя вытащить из своей головы.

— И что страшного в этом?

— То, что в моей голове — небезопасно.

— Тогда перестань думать. Просто будь.

Он подошёл. Медленно. Не касаясь. Но так близко, что её дыхание сбилось.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

— Хочу, чтобы ты перестал убегать.

Он не убежал. Но в его глазах что-то надломилось.

И она впервые увидела — не силу. Слабость. Страх. Настоящий.

Именно в тот момент она поняла: Никита Егоров — не броня. Он ранен. Только прячет это красивее других.

На следующий день в родительский комитет поступил анонимный донос.

«Никита Егоров имеет связь с стипендиаткой. Она влияет на его поведение. Просим разобраться.»

Это было только началом.

Глава 9

«Ты или она»

— Это не обсуждается, Никита.

— Обсуждается, если вы говорите о моей жизни, — его голос был холодным, как лёд.

Отец сидел за массивным столом в кабинете, стены которого всегда пугали Никиту больше, чем люди.

— Ты ведёшь себя как подросток, забывая, что за тобой стоит фамилия. Банк. Влияние. Будущее.

— Я не забыл. Просто впервые начал думать о себе.

Отец молчал. Потом вытащил планшет и положил его на стол.

На экране — скрин доноса. Фото. Аня.

Он с ней. Она с ним. Они — вместе.

— Эта девочка — угроза. Для твоей репутации, для карьеры, для нас. Ты знаешь, как такие связи заканчиваются.

— Я не ищу связи. Я просто…

— Ты просто забыл, кто ты.

Пауза. Потом:

— У тебя есть выбор. Или ты заканчиваешь это. Или мы переводим тебя за границу. Ты думаешь, я шучу? — голос отца стал ровным. — В этой школе ты либо остаёшься частью системы. Либо исчезаешь.

Аня сидела перед завучем.

У неё дрожали пальцы, но она держала спину прямо.

— Вы хотите от меня чего? — спросила она.

— Осознанности. Ты умная девочка, Аня. Ты сама понимаешь, что твои отношения с Никитой создают конфликт интересов.

— У нас нет отношений.

— Это уже не важно. Важно, что думают остальные.

Она сжала кулаки.

— Я не могу контролировать их мысли.

— Тогда контролируй свои действия. Или мы будем вынуждены рекомендовать перевод.

Вечером он ждал её.

Не у спортзала. Не в библиотеке.

А у дверей её общаги.

Как вызов. Как вызов всему, что они пытались скрывать.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Я не могу больше притворяться.

— Тебя же отчислят.

— Пусть.

Она смотрела на него и чувствовала, как в ней всё рушится. Стены, страхи, защита.

— Они хотят нас разорвать.

— Пусть попробуют.

Он взял её за руку. Впервые — открыто.

И в эту секунду кто-то щёлкнул фотоаппаратом.

Щелчок был почти неслышен.

Но последствия — оглушительными.

Глава 10

«Щелчок, который сломал тишину»

Утро началось с сообщений.

Молча. Без приветствий. Без комментариев.

Просто — фото. Сначала одно. Потом другое. С разных номеров, с подписями:

«Вот и всё, что нужно знать».

«Прокладка между статусом и бедностью».

«Он упал. Она полезла.»

На фото — они.

Рука в руке. Свет у входа. Лица почти не видно — но все знают.

В лицее стояла тишина. Не обычная — липкая, предвзятая.

Аня шла по коридору и чувствовала, как взгляд каждого — игла. Кто-то шептал. Кто-то ржал.

Но хуже всего были те, кто ничего не говорил. Они просто смотрели, будто выносили приговор.

В кабинете директора было душно.

Никита сидел, сжав подбородок кулаком. Молчал. Слушал.

— Это удар по имиджу школы. По репутации. По тебе.

— По ней, — сказал он. — Это бьёт по ней. А меня вы просто хотите наказать.

— Это не наказание, — директор сложил руки. — Это защита. И тебя, и фамилии. Твоего будущего. Мы не можем игнорировать происходящее. Особенно когда…

Он не договорил.

— Когда я выбираю не ту? Не вашего круга? Не по прайсу?

Молчание. Ответ очевиден.

— Ты сам всё усложняешь, Никита. Она тебе ничего не даст. Ни поддержки. Ни защиты. Ни статуса.

— Она мне даёт реальность. Это больше, чем весь ваш пафос.

Аню вызвали снова.

Теперь — не к завучу, а к матери Никиты.

Она приехала лично. На машине, которую ученики фотографировали издалека.

Вошла, как ледяной шторм.

— Сядь.

Аня села. Не потому что боялась. А потому что была измотана.

— Ты умная девочка. И, наверное, даже хорошая. Но ты должна понять: Никита — не мальчик из двора. Он — проект.

— Проект? — переспросила Аня.

— Да. Отточенный. Воспитанный. Подготовленный. Для жизни, где нет места…

— Мне.

Женщина кивнула.

— Ты закончишь этот роман сейчас.

— А если нет?

— Мы сделаем так, что ты сама попросишь об отчислении. У меня достаточно рычагов.

Аня встала.

— Только один вопрос. Он об этом знает?

— Нет. И не узнает.

Когда Аня выходила из кабинета, Никита ждал её у окна.

Он что-то почувствовал. Видел. Но она… не сказала.

Пока — нет.

И в тот момент, впервые с начала их истории, между ними встала тайна.

Тихая. Но способная разрушить всё.

Глава 11

«То, что не сказано, ранит глубже»

Аня не спала почти трое суток.

Сны были короткими, как обрывки реальности, а реальность — мутной, как после пожара.

Она избегала общих коридоров. Не появлялась в столовой. Не заходила в библиотеку.

Он не писал.

Он не подходил.

Он ждал.

И от этого — было страшнее.

Лера нашла её за спортзалом.

— Ты чего творишь? — без прелюдий.

— Что?

— Он ищет тебя глазами на каждом шагу. А ты что — прячешься? Почему?

— Чтобы его не отчислили. Чтобы не перевели. Чтобы его мать…

— А он об этом просил?

— Нет.

— Значит, ты опять молчишь. И думаешь, что это спасёт.

Аня отвернулась.

— Ты не понимаешь, Лер.

— Я понимаю. Но, если ты хочешь его потерять — продолжай молчать.

Когда она увидела Никиту в коридоре, сердце гулко стукнуло — будто внутри сработала сигнализация.

Он стоял у шкафчиков, один, с опущенной головой.

Она прошла мимо. Почти. Но он заговорил:

— Я больше не верю в случайности.

Аня остановилась. Не обернулась.

— Я просто хотела…

— Уйти? Спасти меня? Или себя?

Пауза.

— Тебе будет лучше без меня, Никита.

— Тогда скажи это в глаза.

Она обернулась. Впервые — не спрятав взгляд.

— Тебе будет лучше без меня.

Он подошёл ближе.

— А тебе — без меня?

Аня почувствовала, как внутри что-то сжимается.

— Я не знаю.

— Я знаю. Мне — хуже.

Он развернулся и ушёл.

Без театра. Без угроз.

Просто… ушёл.

И в ту секунду Аня поняла:

он сдаётся. Не ей — себе.

А если он сдастся себе — его не вернёшь.

Глава 12

«Когда молчание превращается в крик»

Никиту не было видно два дня.

Не на уроках. Не в коридорах.

Его имя никто не произносил, как будто он стал чем-то постыдным.

Аня узнала от Леры.

— Он в клубе. Частном. Где охрана — как в посольстве, и пускают только с фамилией. Его туда везли после звонка матери.

— Зачем?

— Чтобы он “остыл”.

— Что значит «остыл»?

— Никита иногда… срывается. Его закрывают, когда боятся, что он испортит фамильную обложку.

Ей хватило одной ночи без сна, чтобы понять:

если она не пойдёт за ним — он не вернётся сам.

Лера достала адрес. Через кого-то из “своих”.

— Тебя туда не пустят.

— Попробую.

— Это не «попробую». Это — войти в клетку с тигром и надеяться, что узнает тебя по голосу.

Клуб назывался “Небо”.

Внутри — дым, музыка, девочки в платьях, которые ничего не прятали. И мальчики с лицами, у которых всё давно было. Кроме души.

Охранник не пускал.

— Я к Никите Егорову.

— Кто ты ему?

— Та, которая может вытащить.

— Его не вытаскивают. Его прячут.

И всё же — её впустили. Возможно, потому что кто-то передал.

А возможно — потому что он ждал.

Он сидел в углу, в темноте, с бокалом в руке.

Глаза — мутные.

Лицо — без эмоций.

На коленях — незнакомая девица с красными губами.

Аня подошла.

— Ты с ней, чтобы забыть? Или чтобы я увидела?

Он поднял взгляд.

Долго смотрел. Потом убрал девушку, встал.

— Я с ней, потому что с тобой быть нельзя.

— Кто сказал?

— Жизнь. Мать. Школа. Все.

— А ты?

— Я сказал — я боюсь, что с тобой могу стать настоящим. А настоящим быть больно.

Она шагнула к нему.

— Я здесь. В этом дерьме. С тобой. Значит, ты уже стал. И теперь не смей делать вид, что тебе всё равно.

Он сжал её за плечи.

— Почему ты не ушла? После всего. После фото. После давления. После того, как я оттолкнул тебя сам.

— Потому что я тебя выбрала. Даже когда ты себя не выбираешь.

И он поцеловал её.

Не как в фильмах.

Как утопающий — воздух.

Как будто без этого — смерть.

За ними наблюдали.

И это поцелуй тоже станут разносить по скриншотам.

Но им было плевать.

Потому что в тот момент они были не частью системы.

А единственными друг у друга.

Глава 13

«Ты думала, тебя уничтожит школа. Но оказалось — свои»

Скриншоты появились на следующее утро.

Не просто фото. Видео. Фрагмент поцелуя. Качество низкое, угол — кривой. Но контекст ясен:

Никита. Аня. Ночь. Объятия.

Сначала — чаты.

Потом — закрытые сторис.

И, наконец — общий канал, куда сливали всё:

«Егоров официально с ней».

«Вот вам и сын банкира».

«Стипендиатка рулит».

«Скоро на обложке глянца: “Как покорить элиту”».

Аня вошла в класс — и сразу почувствовала:

теперь всё по-настоящему.

Никто не смеялся. Но взгляды были тяжёлые, как гири.

Лера сидела с опущенными глазами.

Только Никита вёл себя, как будто ничего не произошло.

Он был спокоен. Внутренне собран.

Но в этом спокойствии был вызов. Он бросал школу под ноги.

На перемене Аня поймала Леру за руку.

— Это ты?

— Что?

— Видео.

— …

— Ты знала, где мы были. Только ты.

Лера не смотрела в глаза.

— Я не хотела навредить. Я просто…

— Завидовала?

— Боялась, что ты разобьёшься.

— А вышло, что ты — первая, кто толкнул.

Она ушла. Не крикнув. Не хлопнув дверью. Просто… ушла.

И это было хуже крика.

К вечеру Аню вызвали в административный совет.

Преподаватели. Представители родительского комитета.

И — мать Никиты.

— Вы ведёте себя, Аня, как будто ваша личная жизнь не затрагивает образовательный процесс, — проговорила одна из наставниц.

— А может, проблема в том, что в этом лице всё подменено формой, а не содержанием? — вскинулась Аня.

— Вы обвиняете школу?

— Нет. Я обвиняю вас в том, что вы не хотите видеть человека за статусом.

Когда она вышла — Никита стоял у стены.

— Ну?

— Пока не отчислили. Только сказали «на грани».

— А меня официально заморозили из ученического совета.

— Прости.

— Не смей. Не за что.

Он взял её за руку.

— Я не хочу прятаться. Даже если это стоит мне положения.

— А если это сто́ит тебе будущего?

— Тогда я найду другое. Без них.

Он посмотрел на неё.

— Только не оставляй меня.

— Даже если все остальные отвернутся — я останусь.

— Даже если я сорвусь?

— Тогда я сорвусь вместе с тобой. Но мы сорвёмся — вдвоём.

Глава 14

«Мы не обязаны быть удобными»

— Они рассчитывают, что ты устанешь, — сказал Никита. — Что ты сломаешься первая. Потому что ты без имени, без защиты, без дорогой фамилии.

— А ты? — спросила Аня. — Ты устанешь?

— Я уже устал. Но не от тебя. От того, что притворялся. Всю жизнь.

Весь день они провели по расписанию. Но вели себя иначе.

Больше не прятались. Не отводили глаз. Садились рядом.

И когда кто-то из учеников выдохнул:

— Вы, что, теперь пара?

Никита ответил:

— А если да? Проблема?

Никто не осмелился возразить.

Потому что он сказал это вслух.

А в «Вершине» правда — оружие. Но только в руках тех, кто не боится выстрелить.

Вечером они записали видео.

Не слёзы. Не жалобы.

Просто:

— Мы вместе.

— Нас много. Тех, кто устал жить по чужим правилам.

— Школа не должна быть страхом. Не должна давить. Не должна выбирать, кто достоин, а кто — “по квоте”.

— Если ты чувствуешь то же самое — говори. Мы — не стыд. Мы — не исключение. Мы — новое поколение.

Они выложили его в общий закрытый чат.

Не в паблик. Не в СМИ. Только туда, где все знали.

И наступила тишина.

Но в этой тишине уже не было презрения.

Там было… ожидание.

Первой ответила Маша — тихая девочка с первого курса:

«Меня шантажировали за оценки. Я молчала. Спасибо, что вы не молчите».

Потом — Саша:

«Я встречался с парнем из младших. Мне намекнули, что мне «не по статусу». Я ушёл в тень. Больше не буду».

Через час чат кипел.

Истории. Признания. Скриншоты.

Все ждали прецедента. И они — стали им.

На следующее утро директор вызвал Никиту.

С ним — мать.

С ней — юрист.

— Ты понимаешь, что сделал? — холодно спросил отец.

— Да.

— Ты устроил революцию.

— Я просто перестал притворяться.

Он встал.

— А теперь вы решайте: хотите продолжать со мной — или без меня.

И вышел.

В коридоре его ждала Аня.

Он не сказал ни слова. Только взял её за руку.

Крепко. Надёжно. Не демонстративно — по-настоящему.

И впервые с начала этой истории они шли не как жертвы, не как тайна, не как ошибка.

А как выбор.

Глава 15

«Если ты начинаешь говорить — они попытаются тебя заставить замолчать»

Они ждали последствий.

Но не думали, что они придут так быстро.

В понедельник утром в «Вершине» появился новый приказ:

“В связи с нарушением устава и неподобающим поведением, учащиеся А. Соколова и Н. Егоров временно отстранены от внеклассной деятельности, мероприятий, а также взаимодействия с младшими курсами до завершения внутреннего разбирательства.”

Официально — «мера предосторожности».

По факту — изоляция.

И приговор без суда.

— Они хотят показать пример, — сказал Никита, глядя в распечатку. — Чтобы все, кто заговорил после нас, поняли, что не стоит.

— Думаешь, сработает?

— Если мы молчать начнём — да.

В коридоре они заметили, что взгляды изменились.

Некоторые отводили глаза — из страха.

Но другие — смотрели прямо. И в этих взглядах было нечто новое.

Уважение.

Саша подошёл первым.

— Если вас прессуют — значит, вы на верном пути. Если хотите, мы с Машей сделаем открытое обращение. Без имен. Просто по сути.

— Делайте, — кивнул Никита. — Но осторожно. Им сейчас выгодна паника. Не дайте им повод.

На следующий день Аню вызвали в кабинет завуча.

Не одну. С ней — мать.

Та приехала раньше срока. На поезде. Без предупреждения.

— Это ты устроила всё это? — спросила мать в коридоре. — Ради мальчика?

— Ради себя.

— Аня, ты разрушишь свою жизнь. Ты была в шаге от нормального будущего. А теперь…

— А теперь я — в шаге от настоящего.

Мать смотрела на неё, как будто впервые не узнавала.

Аня это поняла.

Но сейчас я — это я. И если ты не узнаешь меня, когда я настоящая — значит, раньше ты знала только маску.

После допроса, угроз и фальшивых улыбок, Аня вышла в коридор и увидела Никиту.

Он ждал. Как всегда.

— Отстранили. Официально. Внеурочка, факультативы, общая доска почёта — влёт под нож.

— Меня — тоже.

— Пугать будут долго.

— Но уже поздно. Мы не боимся.

Он обнял её прямо в холле.

Открыто. С вызовом.

И в тот момент стало ясно:

они стали символом. И теперь — пути назад нет.

Глава 16

«Когда молчаливые становятся голосом»

Новость попала в Telegram.

Маленький канал с громким названием:

“За фасадом: правда об элитных школах”

Сначала — короткая заметка.

«В одном из элитных лицеев за МКАД отстранили учеников за то, что они… влюблены. Да, именно так. Потому что неравный статус. Сын банкира и девочка с стипендией. Слишком разные. Слишком заметные. Слишком честные.»

Через сутки — репост в большом родительском паблике.

Потом — запрос от журналистов.

Потом — звонок директору.

— Кто слил? — директор сжал зубы так, что казалось, челюсть треснет.

— Не мы, — ответил Никита. — Нам не нужно. Мы всё сказали в лицо.

— Это уничтожит не вас. Это удар по лицее.

— Может, и пора.

Аню вызвали отдельно.

Женщина в деловом костюме с бейджем «Региональный фонд поддержки образования».

— Мы получили жалобу. Анонимную. С приложением видео.

— Я ничего не отправляла.

— Знаем. Но теперь школа — под наблюдением. Нам нужно ваше заявление.

Аня молчала.

— Если вы официально подтвердите давление — лицей может получить выговор. А вы — перевестись.

— А Никита?

— Он не сможет перевестись. Он закреплён по договору.

Аня встала.

— Тогда я остаюсь.

— Даже если вам предложат льготы, перевод, помощь?

— Да.

— Почему?

— Потому что мы начали это вдвоём. И я не уйду, пока он не уйдёт рядом со мной.

К вечеру школа закипела.

Учителя — в панике.

Родители — в чатах.

Ученики — в личках.

А Никита и Аня… сидели на крыше.

— Началось, — сказал он.

— Да.

— Страшно?

— Только за тебя.

— За нас обоих стоит бояться. Но знаешь, что страшнее?

— Что?

— Вернуться к тому, какими мы были. До всего этого. До нас.

Он взял её за руку.

— Я выбрал тебя. И теперь — выбираю каждый день. Пока ты не скажешь «хватит».

— Я не скажу.

Она склонилась к нему.

— Мы не герои. Не революционеры. Просто…

— Просто не хотим больше врать. Ни себе, ни им.

И на фоне вечернего города, освещённого окнами чужих историй, они наконец поняли:

их история — уже не просто про любовь.

Это — про то, как любовь может менять систему.

Глава 17

«Компромисс — это не всегда путь, иногда — ловушка»

— Это называется «мягкое подавление», — сказал Никита, бросив на стол приглашение.

— Что там?

— «Диалоговая встреча с учениками, чтобы обсудить атмосферу в школе». Типа мы теперь голос поколения.

Аня взяла бумагу. Строчки казались вежливыми.

Слишком вежливыми.

«В целях поддержки конструктивной обстановки приглашаем вас поделиться мнением о происходящем…»

— Они делают вид, что слушают, — тихо произнесла она. — Но хотят показать, будто всё под контролем.

— Иначе — не удержат спонсоров. После вбросов в медиа фонд уже отправил запрос о проверке. Им нужно замять шум.

— А мы?

— Мы — угроза. Но временно полезная.

В актовом зале собрали старшие классы.

Сидела комиссия: трое в костюмах, пара учителей, куратор, завуч, директор.

Все — с лицами профессиональных слушателей.

— Нам важно услышать вас, — сказала женщина с ноутбуком. — Мы здесь, чтобы понять, что волнует учеников. Не бойтесь говорить.

Молчание.

До тех пор, пока не встал Никита.

— Сначала вы молчали. Потом давили. Теперь — слушаете. Интересно, на каком этапе вы начнёте делать?

Шум.

Один из членов комиссии поднял руку.

— Конструктив, пожалуйста.

— Хорошо. Конструктив. Почему в нашей школе ученика можно отстранить не за поведение, а за то, с кем он держит за руку? Почему статус влияет на отношение? Почему мнение учеников игнорируется, пока не начнётся медиа-взрыв?

Аня поднялась следом.

— И почему, когда говорят «диалог», это всегда значит: «давайте вы согласитесь на наш вариант, и мы притворимся, что услышали вас»?

Наступила настоящая тишина. Не обиженная — осознанная.

Никита сел. Аня — рядом.

И весь зал впервые увидел, как выглядит равенство: не как лозунг. Как действие.

Вечером к ним подошёл куратор.

— Вы понимаете, что ставите школу в неудобное положение?

— Мы в нём живём, — ответила Аня. — Добро пожаловать.

На следующий день школа предложила «мир».

— Снижение давления. Возврат к внеклассным. Поддержка участия в конференциях. Но — в обмен на молчание.

— И отказ от темы статуса, — добавил Никита.

— Нет.

Они отказались.

Потому что поняли:

если ты соглашаешься на половину правды — это уже ложь.

Глава 18

«Если тебя предают — это значит, ты доверял»

Слухи, как всегда, пришли раньше фактов.

Утром Аня услышала от Саши:

— Проверь страницу Дамира. Он выложил пост.

— Какой?

— Про Никиту. Про тебя. Прямо. Без фильтров.

Она зашла в аккаунт.

Скриншот с камеры наблюдения.

Никита и Аня, стоящие в библиотеке, обнявшись.

Подпись:

«Когда ты знаешь человека 10 лет, а он теряет голову ради красивой истории с бедной актрисой. Спектакль продолжается.»

Комментарии:

«Дамир — единственный, кто сказал правду».

«Егоров совсем поехал».

«Стипендия хорошо играет, видимо».

Аня искала Никиту весь день.

Он был где-то в школе — но вне доступа.

Появился только на крыше. Вечером. Один.

С телефоном, сигаретой и лицом, на котором была усталость сильнее злости.

— Я видела, — тихо сказала она.

Он кивнул.

— Он был мне как брат. С детства. В одной секции, в одних поездках. Мы росли вместе. Он знал всё. Даже то, что я никому не говорил.

— Почему он это сделал?

— Потому что я выбрал тебя. А не его мир. Его правила. Его понимание дружбы.

Никита затушил сигарету.

— Они думали, что я просто играю. Что ты — сезонное. Новенькая. Вкус.

— А оказалось — не вкус?

— Оказалось — ты выбор. А не эксперимент.

Он подошёл.

— Но знаешь, что больнее всего? Не то, что он выложил. А то, что в этих словах — зависть. Не к любви. К свободе. Он всё ещё заложник. А я — выбрал выйти.

Аня обняла его.

— Ты не один.

— Это всё меняет. Но больно всё равно.

— Значит, ты живой. Не маска. Не фасад.

На следующее утро Никита не пришёл на уроки.

В его шкафчике — лист.

«Слишком долго держался. Надо отдохнуть от школы».

Аня знала:

он не сбежал. Он просто — не выдержал.

Теперь всё зависит от неё.

От того, пойдёт ли она за ним.

Или спасёт то, что ещё можно вернуть.

Глава 19

«Иногда быть сильной — значит остаться, когда все уходят»

Никита не отвечал.

Ни на звонки. Ни на сообщения. Ни на молчание.

Просто — тишина.

Тишина, в которой слышно, как ломается вера.

Аня стояла у окна библиотеки. Его любимого окна.

Где они впервые сидели рядом, не говоря ни слова, но всё было понятно.

Сейчас это окно казалось пустым.

Как будто часть неё осталась там, вместе с ним.

Лера подошла осторожно.

— Он где-то в загородном доме. Его мать увезла.

— Надолго?

— Никто не знает. Говорят, «на восстановление».

— После чего?

— После тебя. После школы. После всего.

Аня сжала зубы.

— Это не он сломался. Это его сломали.

— Тогда ты знаешь, что надо делать.

— Поехать к нему?

— Вернуть его. Не уговором. Присутствием.

Через день она уехала.

По адресу, который Лера достала через подругу.

Загородный дом под охраной, с высоким забором и электронным пропуском.

Она стояла у ворот полчаса, пока охранник не сказал:

— Вас не пустят.

— Тогда пусть он сам скажет мне это.

Он не пришёл.

Но через двадцать минут калитка открылась.

Он стоял на крыльце, в чёрной толстовке, с потухшими глазами.

Впервые Аня поняла, как может выглядеть тишина, которая кричит.

— Зачем ты приехала? — спросил он.

— Потому что ты не должен быть один.

— Я сам себя выбрал. Ушел.

— А я тебя не отпускала.

Пауза.

Он не двигался. Она тоже.

Их разделяло несколько шагов. И все те, что были между сердцем и разумом.

— Тебя предали. Тебя предали свои. Но я — не они.

— Я знаю.

— Тогда почему ты убежал?

— Потому что я не знал, выдержу ли ещё одну потерю.

Она подошла.

— Я не уйду. Даже если ты станешь хуже. Даже если ты будешь молчать, срываться, злиться. Я всё равно останусь.

— Почему?

— Потому что люблю тебя не за то, какой ты, а за то, кем ты был рядом со мной. И кем ты можешь быть снова.

Он не ответил.

Он только обнял её так, как будто возвращал самого себя.

На следующее утро они вернулись в школу вместе.

В коридоре замолчали.

А потом — кто-то аплодировал.

Сначала один. Потом — несколько.

Не громко. Не театрально.

Но по-настоящему.

Глава 20

«Если ты стал неудобным — тебя захотят убрать правильно»

В понедельник в расписании появилась новая строка.

Не пара. Не внеурочка.

«Внеочередное родительское собрание. Повестка: поведение учащихся и нормы взаимодействия в образовательной среде.»

Никита читал вслух.

— Красиво сказано. Но звучит, как приглашение на казнь.

Аня вздохнула.

— Они не отпустят нас просто так.

— Пусть попробуют.

— Ты готов снова всё потерять?

— Я не потеряю, если ты рядом.

Слухи расползались быстрее, чем официальные уведомления.

В чатах родителей обсуждали «аморальность», «деструктивность», «влияние на младших».

Кто-то писал:

«Если они останутся, я переведу ребёнка».

«Это заразительно. Сначала любовь, потом протесты».

Но были и другие.

Меньшинство. Но громкое.

«Они хоть честные. Наши дети смотрят на фальшь каждый день».

«Может, в школе наконец будет что-то настоящее».

— Они хотят перевести нас в другие школы. По-тихому, — сказала Аня вечером.

— Либо предложат компромисс: извиниться публично, взять паузу, дать «восстановиться репутации».

— Ты согласишься?

— А ты?

— Нет. Потому что, если мы сейчас согнемся — всё, что мы сделали, обесценится.

Он взял её за руку.

— Значит, идём до конца. Вместе.

Собрание было в актовом зале.

Сначала — отчёты, цифры, формальности.

А потом — раздел «особые вопросы».

И первым встал представитель совета родителей.

— Проблема не в самих отношениях. Проблема — в показной форме. В провокациях. В давлении на других. Школа — не место для личной революции.

— А может, школа — не место для лжи? — поднялась Аня.

Шум.

Но она не замолчала.

— Вы говорите, что мы подаём плохой пример. А что подают дети, которые знают, что стипендиаты — «второй сорт»? Что молчание — выживание? Что «правильная любовь» — только между равными?

Никита встал рядом.

— Мы ничего не навязываем. Мы просто — не скрываем.

— Если нас отчислят, — добавила Аня, — это не будет наказанием. Это будет признанием того, что правда — неуместна.

Тишина.

Острая, вязкая.

А потом — голос:

— Я против отчисления.

Один. Потом второй.

Потом ещё. И ещё.

И впервые за все недели директор не принял решение сразу.

Сказал:

— Мы возьмём паузу. Нужно обсудить.

Аня поняла:

они не выиграли. Но и не проиграли.

А значит — всё только начинается.

Глава 21

«Иногда союзник — это тот, кто молчал дольше всех»

После собрания в школе наступила странная тишина.

Администрация перестала давить.

Преподаватели — перестали вмешиваться.

Но никто не отменял приказа: «наблюдать».

Аня и Никита знали — это перед бурей.

Им просто дали повод «успокоиться». Чтобы самим сделать шаг назад.

Они не сделали.

Вместо этого — начали действовать.

Всё началось с записки.

Обычный лист бумаги, подложенный в тетрадь Ани:

«Если готовы идти дальше — приходите в 314 кабинет. После пятого урока. — К.»

314-й — кабинет истории.

Преподаватель — Кузнецов Дмитрий Олегович. Молчаливый, строгий, всегда — вне сплетен и конфликтов.

Он никогда не вставал на чью-то сторону.

До сегодняшнего дня.

— Вы действительно хотите изменить что-то? — спросил он, когда они вошли.

— Мы уже начали, — сказал Никита.

— Я знаю. Я видел. И ждал. Слишком долго.

Кузнецов достал из ящика толстую папку.

— В этой школе больше двадцати лет разделяют учеников. Формально — по достижениям. Фактически — по происхождению.

— Это все знают, — сказала Аня.

— Но никто не говорит. А вы — заговорили.

Он достал чистый лист бумаги.

— Напишите открытое письмо. Без обвинений. Только факты. И главное — не от одного имени.

— А если никто не подпишет?

— Подпишут. Но сначала должен подписаться я.

Он поставил подпись первым.

Молча. Спокойно.

И в этот момент — они поняли: у них появился взрослый, который не боится.

Письмо было коротким.

Мы, ученики лицея «Вершина», заявляем:

Мы против неформального разделения. Против давления. Против системы, в которой статус важнее человека.

Мы за равные условия. За честность. За право быть собой.

Мы не угрожаем. Мы — говорим.

И не уйдём, пока нас слышат.

Под первой подписью — имя преподавателя.

Под второй — Никиты.

Третья — Ани.

А потом начались новые.

Медленно. Но стабильно.

К концу недели было 58 подписей.

Среди них — ученики, которых Аня даже не знала.

Некоторые оставляли рядом с именем слова:

«Наконец».

«Спасибо, что начали».

«Вы дали нам голос».

Когда Кузнецов передал письмо директору, тот молчал.

— Вы готовы, что вас снимут? — спросил Никита.

— Готов. Но сначала — пусть посмотрят, сколько людей я за собой оставляю.

На следующем собрании директор начал с новой фразы:

— Мы получили документ. Подписанный учениками. И преподавателем.

Мы не можем игнорировать.

Это была трещина в броне.

Маленькая. Но глубокая.

А значит — пора готовиться не к отступлению, а к следующему удару.