Взгляд Василиска

Пролог

Монголия. Урочище Дацын – Цав. 7 марта. Раннее утро.

Ветер отшвырнул брезентовый полог и бросил внутрь палатки пригоршню грязного сухого песка.

Я открыл глаза и выбрался из-под верблюжьего одеяла. Снаружи светало и через крохотное оконце был виден иззубренный край гряды Нэмэгэт. Из угла послышался стон и сонное бормотание. Коля Солнцев, водитель и прислуга за всё. Намаялся бедолага. И то сказать, сутки за рулём. Через бурю по соляной пустыне…

Я набросил на плечи куртку и, стараясь не греметь в темноте, выбрался из палатки. Тотчас в лицо зло и задиристо ударил колючий пустынный ветер. Я зябко поёжился и огляделся. Балдорж возился с костром, прикрывая его от яростных порывов войлочным покрывалом, натянутым на толстые колья.

Я поздоровался. Балдорж кивнул.

- Буря, - сообщил он. – Хурдан могой любит такой погода.

Я подошёл к костру и протянул руки к огню. Хурдан могоем монголы называли ту тварь, за которой мы безуспешно гонялись по пустыне вот уже второй месяц. «Быстрый змей», примерно так, можно было перевести с монгольского название существа. По классификации экзобиологов оно значилось как объект JH 812 или «Волосяная гидра». До поры, до времени, о существовании «змея» существовали только легенды. А если и находили в пустыне рассечённое на куски и обескровленное тело пастуха или лошади, то валили всё на свирепые и безжалостные джунгарские банды.

Так было до недавней гибели канадских туристов, приехавших в знаменитую на весь мир «долину динозавров» у подножья горного кряжа Нэмэгэт. Итог – четыре трупа, аккуратно рассечённые на части при совершенном отсутствии крови. На этот раз убийство не удалось списать на джунгар. Нашёлся свидетель! Тринадцатилетний мальчик, отлучившийся из лагеря по малой нужде. Он то и снял жуткую сцену расправы на телефон.

Минутное видео и сбивчивый рассказ мальчугана сразу же засекретили и сделали достоянием специальных служб.

Я внутренне содрогнулся, вспомнив не раз просмотренные кадры: стремительная атака странного нелепого существа, вскрики и агония искромсанных, мгновенно обескровленных тел…

- А почему, хурдан могой любит такую бурю? – спросил я, стараясь выбросить из головы неаппетитные кадры побоища.

- Кто знает, почему, - пожал плечами Балдорж. – Когда буря, приходит. Нет буря, нету хурдан могоя.

Балдорж склонился к костру и, подхватив с крюка закипающий чайник плеснул в бурую от старости кружку густого чая.

- Пей, - сказал Балждорж, протягивая кружку мне.

Я с благодарностью принял обжигающий и исключительно пахучий напиток. Сделав короткий глоток, я закашлялся, ловя ртом сухой и холодный воздух. Чай был горяч, крепок и густо приправлен козьим молоком, солью и перцем.

Проводник засмеялся, обнаружив бурые от табака зубы.

- Это настоящий хан-чай. Отгоняет злой дух и дурной сон.

Насчёт сна старый монгол был, пожалуй, прав. После кружки такого чая никакой сон в голову не полезет.

Я сделал ещё один смелый глоток, обращая всех злых пустынных духов в позорное бегство.

- Пора ставить ловушки, - сказал я и вернул кружку Балдоржу.

Ловушек было четыре и мы, всякий раз приезжая на новое место, ставили их по сторонам света. Однако вчера, намаявшись от долгой езды, успели установить лишь две: с севера и востока. Нужно было срочно замкнуть периметр вокруг лагеря.

Стараясь не шуметь, я забрался в палатку и наощупь направился к контейнерам, сваленным в дальнем тёмном углу. Однако, моя предосторожность оказалась напрасной.

- Уже утро? – осведомился сонный голос Коли Солнцева.

- Утро, - подтвердил я и зажёг фонарик, выискивая нужный контейнер.

Контейнер с ионной ловушкой – штука тяжёлая, килограмм пятьдесят с гаком. Крякнув, я ухватил контейнер за рукоять и поволок к выходу.

Набросив овчинный тулуп поверх тельняшки, Коля бросился помогать. Вдвоём дело пошло быстрее.

Мы выволокли агрегат из палатки и, приподняв, понесли на запад. Едва успели мы пройти десяток шагов, как послышался короткий, сдавленный крик. Кричал Балдорж. Я смог разобрать лишь что-то вроде «ой» или «гой».

«Могой!» - тотчас же понял я и, бросив ношу, устремился на голос.

Старый монгол стоял возле костра, вскинув перед собой руки, а прямо над его головой вращался и пульсировал шар из тонких упругих нитей. Нити обвили голову, плечи и тело проводника, глубоко и без усилия впиваясь в уже мёртвое тело жертвы.

- Коля, это она! – крикнул я бросившемуся за мной напарнику. - Дуй за гранатами, я её отвлеку.

Коля открыл было рот, но ограничился лишь матерным изумлением и метнулся к палатке.

Тем временем, объект JH 812 отпустил свою жертву и втянул тяжёлые, наполненные свежею кровью нити в нервно вздрагивающий шар, отчего тот немедленно запульсировал кровавым багрянцем.

Тело Балдоржа осело, распадаясь на большие неровные фрагменты. Голова проводника косо накренилась, свалилась с плеч и покатилась прямо в костёр.

Я застонал и выхватил из наплечной кобуры табельный «Стерх». Не целясь, я трижды выстрелил в гидру, не причинив ей никакого ущерба. Впрочем, на это я и не рассчитывал. Мне хотелось лишь одного – чтобы тварь бросилась сейчас именно на меня, чтобы Коля Солнцев успел найти и активировать криогранаты.

Выстрелы возымели действие и шар, замерев на миг, устремился ко мне. Я тотчас метнулся в сторону ионной ловушки. Только бы успеть! Есть! Невидимая ионная сеть вспыхнула сотнями искр, когда нити волосяной гидры готовы были впиться в мою утробу.

Я обернулся и увидел, как шар, ужаленный ионным разрядом, мечется вдоль невидимой преграды, непрестанно выбрасывая в мою сторону жадные упругие нити. Всякий такой выпад сопровождался вспышками и треском разрядов.

Шалишь! Через ионную сеть тебе не пробиться!

Краем глаза я увидел вынырнувшего из палатки Колю. В его руках были гранаты, похожие на длинные кукурузные початки. Два коротких взмаха и гранаты полетели туда, где неистово вращался и пульсировал кровавый волосяной шар.

Глава 1 Симбиот

Юго-запад Свердловской области. 7 апреля. Раннее утро.

Человек шёл сквозь тайгу. Шёл, не оглядываясь, не разбирая дороги. Мокрые от дождя ветки хлестали в лицо, под ноги то и дело попадались крючья коряг. Человек падал, вставал и шёл дальше. Он не знал, куда шёл. Лишь бы подальше от этого страшного места, от взгляда пристальных всевидящих глаз.

Внезапно застучало в висках и мозг пронзило острой нестерпимою болью. Человек вскрикнул и упал на колени. Проклятый старик! Это он! Это его колючие как репьи мысли! Человек отчаянно замотал головой, точно вытряхивая из неё чужую липкую сущность.

Как только боль немного утихла, человек снова встал и побрёл дальше. Невыносимо чесалось под мышкой. Там, куда магистр строго-настрого приказал не соваться. Человек застонал и раздвинул тяжёлый сосновый лапник. В сотне метров от края леса, за зыбкой стеной дождя, серела дорога и по ней, взметая брызги, неслись бодрые вереницы автомобилей...

Боровск. Ведомственный особняк "ОАЗиС«а*. 12 апреля. Утро, 9.30.

Вот уже третий месяц наш головной офис на Щербаковке пребывал в стадии ремонта. Орды строителей оккупировали все наземные и подземные этажи конторы. С бесцеремонностью захватчиков эти гунны в тёмно-синих спецовках крушили штукатурку со стен, выдирали дверные коробки и потрошили электрическую проводку. В такой обстановке работать было решительно невозможно, и наш отдел спешно эвакуировался в ведомственный особняк под Боровск.

Укрытый от любопытствующих высоченным забором, особняк породил среди аборигенов множество разнообразных слухов. Одна часть местного населения была уверена, что здесь, за забором, упрятана тайная тюрьма ФСБ, где держали то ли инопланетян, то ли мутантов. Версия, между прочим, не лишённая оснований.
Другая группа аборигенов держалась того мнения, что особняк — собственность местного цыганского барона, и именно отсюда берёт начало трафик наркотиков по всей нашей многострадальной державе.

Лично мне по вкусу был второй вариант, тем более, что колоритная личность нашего шефа как нельзя лучше подходила к роли цыганского барона.

Я подкатил к массивным воротам, и те легко и беззвучно отъехали в сторону, пропуская мою машину. Под колёсами зашуршал гравий. Дорога, петляя меж корабельных сосен, привела к двухэтажному особняку, крыша которого была утыкана, как торт свечками, самыми разнообразными антеннами. Я вышел из машины и потянулся, разминая затёкшую спину.

Теперь представлюсь: «я» — это Сергей Карельцев, сотрудник нашей совершенно секретной конторы. Мой позывной «Скиф» и служу я в "ОАЗиС«е оперативником, то есть охотником за всем, чего, по мнению обывателей, на белом свете вовсе не существует.

С удовольствием вдыхая прохладный, приправленный хвоей, воздух, я быстро взбежал по бетонным ступеням, толкнул дверь и оказался в гулком сумрачном коридоре. В отличие от альма-матер на Щербаковке, где с утра до ночи по вестибюлям и коридорам кочуют толпы сотрудников, здесь была почти космическая пустота. Лишь перед апартаментами шефа сидел за столом угрюмый холёный секретарь. Не удостоив меня приветствием, он молча кивнул на дверь кабинета.

Гремина я застал за необычным занятием. Шеф стоял возле подоконника и, склонив массивную, совершенно лысую голову, сосредоточенно поливал кактус из миниатюрной лейки. Кактусы и «живые камни» были его отчаянной страстью, и он вёз их в свою коллекцию со всего света. Судя по заставленным горшками подоконникам и шкафам, Гремин успел эвакуировать из конторы весь свой «золотой фонд».

Я деликатно кашлянул, и шеф тотчас отставил лейку и устремился к столу.

— Заждался я тебя, Серж, — сказал он, грузно опускаясь в массивное, похожее на трон, кресло. — Проходи, дорогой, проходи.

Шеф подождал, пока я сяду напротив и мгновенно преобразился из добродушного толстяка в того самого Эрнеста Карловича Гремина, грозного ЭКГ, которого трепещет порою и сам министр.

— Завидую я тебе, Сергей, — вздохнул для начала Гремин, — вон как загорел, возмужал. У тебя что ни командировка, то курорт.

Я внутренне содрогнулся, вспоминая последний «курорт» в монгольских солончаках, где два месяца гонялся за волосяной гидрой. Каменная пустыня, песчаные бури и труп проводника-монгола, рассечённый на аккуратные куски этой тварью. Чудом мы с Колей Солнцевым унесли ноги с того курорта...

— Впрочем, — сказал Гремин уже серьёзно, — отчёт я твой по экспедиции получил. Балдоржа жалко, слов нет. Отважный был человек. Я его по Хингану помню. Мы с ним за тамошним олгой-хорхоем** гонялись. Ещё в девяностом...
Гремин ностальгически вздохнул.

— Что образцы? — спросил я, воспользовавшись паузой.

— Генетики колдуют, — ответил Гремин, мгновенно вынырнув из глубин памяти. — Жаль, конечно, что вы только фрагмент гидры добыли.

Я вздохнул и развёл руками в том смысле, что да, жаль, конечно, но скажите спасибо, что вообще привезли хоть что-то и вернулись живыми.

— Однако, Сергей, вызвал я тебя вовсе не по монгольским делам, — сказал Гремин с неожиданной тревожинкой в голосе.

— Что на этот раз? — спросил я не без опасения.

— Ты слышал что-нибудь о проекте «Василиск»? О работах профессора Полянского?

Я старательно сморщил лоб.

— Стало быть, не слышал, — подытожил за меня Гремин. — Да это и не удивительно. Профессор был приписан к команде слиперов***.

Я присвистнул. Слиперы! Вот оно что... Самая закрытая из тем ещё с благословенных советских времён. В нашей конторе слиперов числилось семеро. Двое за последние годы умерли. Оставшиеся пятеро исправно получали пансион с закрытых счетов "ОАЗиС"а и иногда снисходили до участия в экспериментах конторы. Разумеется, секретных.

Я не любил слиперов. Это были замкнутые, чопорные люди, обиженные на весь белый свет. Пожалуй, за исключением Вени Самошкина, тихого беззлобного алкоголика и поэта.

— И с какого бока при них этот профессор? — спросил я, искренне пытаясь поймать нить беседы.

Глава 2 Слипер

Москва. 3-я парковая. 14.30.

Веня Самошкин обитал на окраине столицы. Пока я добрался туда из Боровска, время откатилось далеко за полдень. Я знал, куда отправляюсь, а потому прихватил по дороге парочку бутылок портвейна.

Дом Вени, хмурое неухоженное строение, я нашёл сразу. Он одиноко маячил среди чахлой берёзовой рощицы. У подъездов дежурили бессменные пенсионерки, и я поинтересовался, как найти квартиру Самошкиных.

— К Веньке, что ли? — строго спросила одна из старушек, недружелюбно осмотрев меня с ног до головы. — В двадцать седьмой он, на четвёртом. А ты тоже, что ли, из этих, из поэтов?

— Что-то вроде, — заверил я. Бутылки в пакете предательски звякнули, и я поспешил раскланяться.

— Так и шастают, алкаши проклятые, — услышал я за спиной. — Третий день фестивалят, управы на них нету. Пока Светка-то с ним жила, мужик как мужик был. А ушла, так под откос и полетел. Одно слово — поэт.

Из Вениного досье я знал, что жена Светлана оставила его с полгода назад, и теперь на высвободившейся территории обосновались собратья по перу. Кто на приходящей основе, а кто-то и с пансионом.

Я потопал на четвёртый этаж, разглядывая непристойные граффити на облупленной штукатурке, пока не оказался перед искомой дверью. Прямо на дверном полотне белой эмалью был изображён Пегас, несущийся в поднебесье. Чья-то глумливая рука мелом пририсовала ему несоразмерное мужское достоинство и подписала: «Веня». Звонок возле двери отсутствовал и мне пришлось постучать.

Наверное, стук мой был слишком деликатен и не вызвал отклика, хотя в квартире явно кто-то присутствовал: с той стороны слышались разнообразные звуки. Пришлось повторить попытку. Наконец дверь открылась, на пороге возник сумрачный типус в джинсовой безрукавке на голое тело.

— Ну? — спросил он, загораживая мне проход в прихожую.

— Самошкин Вениамин тут обитает? — спросил я, выставив перед собой пакет со звякнувшими бутылями.

В глазах типуса мелькнул интерес к содержимому пакета. Он шагнул в сторону и сообщил:

— На кухне он. Декламирует.
Со стороны кухни и в самом деле слышалось монотонное бормотание. Я вытер ноги о видавший лучшие времена коврик и шагнул на встречу с искусством.

В крохотной кухоньке было изрядно накурено, что, впрочем, не купировало аромата подгоревшего лука и водочных паров. За столом, внимая оратору, сидели пятеро колоритных личностей, среди которых я выделил даму в шляпе и вуалетке, курящую сигарету, заправленную в длинный мундштук. Сам хозяин читал стоя, держа перед собой пухлую школьную тетрадь. Его одухотворённый взгляд был устремлён в потолок, и он не заметил моего появления. Я прислонился к дверной притолоке и обратился в слух. Голос бывшего сослуживца был взволнован до трепета:

Лишь недавно я был амёбой,

Липкой каплей коацерватной.

И свой путь от зачатья до гроба

Я влачил зачем, непонятно...

Голос чтеца окреп:

Ныне ж, кольца галактик вращая,

Наступая на звёзд пылинки,

По Вселенной от края до края

Я иду, как по Малой Ордынке...

Я не был знаком с женой Вени, но в эту минуту я, пожалуй, не осуждал её за своевременное бегство. Между тем голос оратора достиг апогея:

Человек я — и это гордо!

Как и вы, неземные братья,

И Вселенная, знаю твёрдо,

Меня примет в свои объятья!

После минутной паузы слушатели с энтузиазмом зааплодировали.

— Венечка, вы решительно демон! — детским голосом воскликнула дама в вуалетке. — Какой размах, какой образ!

Веня засиял, и сквозь недельную щетину на его щеках проступил румянец.

— Да, Веник, сильно, — покивал давешний мой знакомец. — Особенно про каплю коацерватную. Как раз вчера ты был именно в таком состоянии.
Сидевшие за столом дружно оживились.

— А я говорил, не надо было в водку кетчуп мешать, — встрял в разговор ещё один разночинец, одновременный обладатель лысины и саженной бороды, — «Кровавой Мэри» им, видишь ли, захотелось!...

— Баловство всё это, — пробасил худой мощный интеллигент в крестьянской косоворотке, — глумление над благородным продуктом. Водочка должна быть чиста как слеза младенца. А от этих ваших экспериментов один только понос и томление духа...

Среди этой творческой перепалки Веня, наконец, заметил меня.

— Серж! — воскликнул он. — Какими судьбами?! Господа, это Сергей. Сергей Карельцев, — представил он меня.

— Вы из наших? — дама подняла вуалетку. В её взгляде читалась надежда.

— Нет, нет, господа, — пояснил Веня. — Сергей Александрович представляет то заведение, в котором я имел счастье трудиться в последние годы.

Не знаю, что Веня наплёл собратьям по перу про нашу контору, только стол напротив меня мгновенно расчистили от хлебных крошек, и на освобождённом месте тотчас возник разовый стаканчик, до края заполненный портвейном. Обе принесённые бутылки сейчас же пропустили по кругу, торопливо и щедро разливая нектар по разномастной посуде. Поэты с жадным любопытством ждали от меня тоста. Ничего не оставалось, как поднять стаканчик и произнести торжественно, как благую весть:

— За поэзию! И за лёгкость пера!

Апологеты рифмы одобрительно загалдели. Кто-то похлопал меня по плечу. Все наперебой норовили непременно чокнуться со мной, из-за чего на столе заалели многочисленные винные пятна. Я понял, что принят в сообщество поэтов и теперь надо было незаметно смыться, пока меня не попросили прочесть что-нибудь на память.

Я кивнул Вене на дверь и мы, спотыкаясь о расставленные ноги, вышли в коридор.

— Ты чего припёрся, старик? — добродушно спросил меня Веня, когда мы оказались в сумраке коридора. — Нет, я рад, конечно, ты не подумай.

— Ты что-нибудь знаешь о проекте «Василиск»? — начал я с главного, опасаясь, что нас могут в любой момент прервать.

Глава 3 Тень Василиска

Москва, 13 апреля

Половина следующего дня пролетела впустую и не принесла новостей. После беседы с Самошкиным я решил связаться и с остальными слиперами. В моем списке их оставалось четверо. И здесь меня постигло неожиданное фиаско.
Первый из четверки, Арон Самуилович Грабкин, личность в наших кругах почти легендарная, покинул этот мир за неделю до моего визита к шефу. Узнав об этом факте от вдовы покойного, я искренне огорчился. Во-первых, Арон Самуилович, хоть и зол бывал на язык, персоной слыл колоритной. А ещё он был старейшим из слиперов, а потому мог знать и побольше, чем Веня Самошкин.

Вторым, а точнее второй, в списке значилась Гущина Тамара Семёновна. Её создатель наградил слиперским даром, должно быть, по ошибке. Это была вздорная малоинтеллигентная особа. Она с завидной периодичностью заявлялась в контору с намерением устроить скандал по поводу своей пенсии. Едва прослышав о её появлении, в бухгалтерии все поголовно глотали валидол и молились на портрет президента. Тамара Семёновна была громогласна и материлась с виртуозностью грузчика, отчего возле бухгалтерии собиралась изрядная толпа любопытствующих. Отведя душу, и добившись копеечной прибавки, Тамара Семёновна победно хлопала дверью и пропадала на пару месяцев.

Когда я набрал номер Гущиной, мне ответили почти сразу. Однако, узнав, кто я и откуда, Тамара Семёновна хлестко обматерила меня и бросила трубку. Поняв, что разговора не состоится, я вздохнул с облегчением.

Оставались двое: прибалтка Марта Бернатавичюте и украинец Ковтун. Прибалтийка с непроизносимой фамилией отпала сразу. Она с конца девяностых не выходила на связь, и я сомневался, была ли она жива. Слиперы редко дотягивают до шестидесяти, а уроженке Шяуляя Марте Бернатавичуте, должно было стукнуть, судя по документам, семьдесят два.

Ковтун был жив и обитал в стольном граде Киеве под совершенно другой фамилией. Как я выяснил, бывший слипер регулярно получал причитающуюся ему пенсию посредством электронного перевода. Однако, связаться с пенсионером Ковтуном я не смог, хоть и приложил к тому немало усилий. Мои письма и звонки он не удостоил ни единым ответом. Ехать же в «незалежную» на встречу со слипером было совершенно невозможно из-за сложившейся в последнее время обстановки.

Не удалось мне также разыскать и сотрудников, работавших с гражданином Полянским. Кто-то умер, кто-то уехал из страны ещё в конце девяностых. А кто-то и вовсе растворился на просторах распавшейся империи, не оставив решительно никаких следов.

Потратив несколько последующих дней на бесплодные поиски, я приуныл. Тем более, что у уральских коллег дела шли также безрезультатно: никаких зацепок по проклятому симбиоту!

Однако, я зря сетовал на судьбу. Не прошло и недели, как эта капризная барышня явила мне очередной знак...

Москва. Улица Мельникова. 20 апреля 8.20 утра.

Весна никак не хотела спешить в столицу. За серым маревом облаков едва угадывалось мутное пятно солнца. По озябшим бульварам семенил дождь. Аля накинула на голову капюшон и вышла из подъезда на улицу. За плечами болтался рюкзак с учебниками, но она шла сейчас не в школу. Ей предстояло что-то более важное и нужное. Она не знала, что именно. Но она твёрдо верила: сегодня особый день, может быть самый важный день в жизни. Рукам стало холодно, и она спрятала их в карманы куртки.

Возле клуба «Seven» стояли какие-то люди. Клуб был ночной и сейчас наверняка уже не работал. Аля знала это, так как жила совсем рядом. Было непонятно, зачем здесь эти люди, почему они так шумят и почему одеты так странно: на всех были короткие чёрные кожанки и чёрные брюки, заправленные в высоченные ботинки. Але стало вдруг страшно, особенно, когда один из чёрных людей закричал что-то и высоко поднял руку. Все вокруг него тут же вскинули руки и стали тоже что-то кричать. Это было похоже на какую-то странную игру. Но игру неприятную, от которой всё холодело внутри.

Чёрный человек снова что-то крикнул в толпу и ему передали что-то длинное, похожее на палку. Приглядевшись, Аля поняла, что это флаг. Человек развернул его, и все снова вскинули руки и закричали. Флаг был большой, красный с чёрным изогнутым крестом посредине. Аля видела такие в учебнике истории. Это был нацистский флаг. Чёрный человек с флагом вышел на средину улицы и зашагал, высоко поднимая ноги, в сторону центра, к Таганке. Остальные быстро построились в шеренгу и замаршировали следом, разбрасывая брызги из грязных луж.
Встречные машины яростно сигналили, объезжая шеренгу чёрных людей, но они и не думали уступать улицы. Это был их город. Пока только сегодня, пока только раз в году.

Аля шла следом. Она не знала, зачем делает это. Но какая-то сила неумолимо влекла её за этой чёрной шеренгой. На обочине, возле дороги Аля увидела большой камень. Он был тяжёлый, грязный. Но Аля зачем-то подняла его. И когда она ощутила его холодную шершавую плоть в своей руке, она уже знала, что будет дальше. Она поправила сбившийся с плеча рюкзак и прибавила шага.

«Московский комсомолец» от 21 апреля

Вопиющий инцидент произошёл вчера утром недалеко от Таганской площади столицы, где была запланирована акция неонацистов по случаю для рождения Гитлера. Толпа молодёжи, вооружённая палками и камнями, напала на группу фашиствующих молодчиков и жестоко избила их. По словам лидера нацистов Алексея Белого полтора десятка его сторонников получили травмы различной тяжести. Один из них скончался в отделении реанимации, куда был доставлен с места событий.

Подоспевшая к месту драки полиция задержала нескольких молодых людей по подозрению в нанесении телесных повреждений, повлекших смерть человека. Предварительный опрос подозреваемых не выявил факта предварительного сговора.
Не говорит ли этот, очередной уже случай, унесший человеческую жизнь, о той крайне негативной реакции москвичей и, особенно молодёжи столицы, на активность нацистских группировок в стране? Как никогда остро встаёт сейчас проблема раскола всего российского общества. Не пора ли россиянам спросить со своего правительства за этот раскол и за разгул фашизма и радикализма в стране?

Глава 4 Матросская тишина

СИЗО — 1 «Матросская тишина», 22 апреля 13.30.

В лаборатории из экзобиологов я застал лишь Людочку Фомину. Сотрудницей Людочка была толковой и обязательной. Именно она занималась фрагментами добытой мною волосяной гидры. Услышав о возможности заполучить самого настоящего симбиота, специалистка по аномальным живым объектам тотчас засобиралась в дорогу.

— Какой ужас! — произнесла Людочка, когда я припарковался на служебной стоянке возле лимонно-жёлтого административного здания изолятора. — Неужели здесь и содержат бедную девочку?!

Она неодобрительно взглянула поверх очков на угрюмое неприветливое строение.

— Бедную девочку обвиняют в преднамеренном убийстве, — напомнил я, выходя из машины.

Я помог моей спутнице покинуть транспортное средство и забрал из багажника её тяжеленный кофр с инструментами и инкубатором для симбиота.

— Всё равно, — упрямо произнесла Людочка, поджав тонкие губы. — Такое жуткое здание не место для женщин.

Я согласно кивнул: «обитель предерзостных», как называли знаменитый московский застенок во времена оно, и в самом деле подавляла своей тяжеловесной архитектурой и жутковатой тюремной аурой.

За массивной дверью грозного заведения нас встретили скупо освещённый холл и надменный охранник, похожий на английского мажордома. Его брыластой физиономии не хватало лишь ливреи и бакенбардов.

— Предъявите пропускные документы и назовитесь, — без тени гостеприимства в голосе пробормотал охранник.

— Сергей Карельцев, — представился я первым и сунул под нос брыластому свою «ксиву». — Старший оперативный сотрудник «ОАЗиСа».

— Фомина Людмила Викторовна, — следом за мной доложилась Людочка. — Экзобиолог.

— Аномальщики, значит, — неодобрительно пошевелил бровями охранник. - А что это за профессия такая — экзобиолог? Биолог — знаю. Цветочки, зверушки там всякие.

Охранник снисходительно усмехнулся, рассматривая «корочки».

— Экзобиолог — это специалист по внеземным и несистемным формам жизни, — отчеканила Людочка с достоинством поправив очки, сползшие к кончику носа.

— А где ж у нас тут несистемные формы жизни? Клопы с тараканами? Так их неделю как поморили.

Охранник разразился хриплым совиным уханьем, должно быть, означающим смех.

— Мы с коллегой прибыли для допроса гражданки Гришиной, — теряя терпение, сообщил я, — будьте добры нас не задерживать.

Брыластый не успел отреагировать на мой реприманд: в сумрачном холле появился ещё один персонаж. Высокий сутулый гражданин в костюме серого мышиного колера.

— Кандыба, этим двоим выпиши пропуска в женский корпус, — бросил он брыластому, не удостоив нас с Людочкой даже скупым кивком.

Охранник нехотя выполнил приказ и выдал нам по куцему бумажному листику.

— Следуйте за мной, — распорядился серый костюм.

Путь наш проходил по лабиринту узких, гулких коридоров, разделённых решётчатыми дверями. Время от времени навстречу попадались угрюмые арестанты в сопровождении не менее угрюмых охранников.

— Здесь, — остановился наконец наш сутулый сопровождающий напротив стальной серой двери.

Пошарив по карманам, сутулый извлёк внушительную связку ключей, на вид совершенно средневековых, и отпер замок.

Арестованная сидела на скамье за массивным столом и отстранённо смотрела на жёлтое пятно света от потолочного абажура. Вид у девушки был совершенно потерянный. Вздрогнув от дверного скрипа, она испуганно уставилась на вошедших.

— Гражданка Гришина, — обратился к ней сутулый абориген. — Представители МЧС должны задать вам несколько вопросов и впоследствии удалить вашего паразита.

— Какого паразита?! — на лице девушки возникло смятение. — Листик нельзя удалять! Он меня лечит. У меня, знаете, какое было зрение? Минус пять! А сейчас я и без очков хорошо вижу. А ещё он сны цветные показывает...

— Сны?! — переспросил я и шагнул к девушке. — Какие сны? Расскажи поподробнее.

Аля немедленно замолчала, превратившись в затравленного зверька. Я присел рядом и положил свою руку на узкую удивительно тёплую ладонь девушки.

— Аля, — произнёс я как можно проникновенней. — Ты совершила дурной поступок. За преднамеренное убийство тебе грозит серьёзное наказание. Ты осознаёшь это?

Девушка молча кивнула.

— Почему ты ударила того парня?

— Мне сказали, что он плохой и его нужно за это наказать, — едва слышно произнесла девушка.

— Кто сказал?

— Голос.

— Голос?! Какой голос? Мужской, женский?

Аля пожала худеньким плечиком.

— Не знаю, — сказала она, как мне показалось, вполне искренне. — Он говорит со мной где-то внутри.

— А какой он, этот голос? — вставила свой вопрос Людочка.

— Какой? — Аля на секунду задумалась. — Добрый. Добрый и строгий. Его нельзя, его невозможно ослушаться.

— А когда в последний раз ты его слышала?

— В последний раз тем самым утром, — сразу же ответила Аля. — Больше не разу, честное слово.

— Мы тебе верим, — успокоил я девушку. — Скажи пожалуйста, а кто уговорил тебя вживить симбиота?

— Кого?

— Ну, тот листик, что растёт у тебя под мышкой, — пояснил я.

Аля замешкалась с ответом, и я тихонько сжал ей ладонь.

— Пойми, тот, кто уговорил тебя, ещё больше повинен в убийстве. Если мы разыщем его, то сможем избавить тебя от наказания. — произнёс я с чувственной ноткой.

— Нет, нет! — горячо возразила Аля. — Никита не мог! Он не такой, он добрый!

Я вздохнул. У бедной девочки все вокруг были добрыми, и таинственный голос, приказавший убить, и приятель Никита, подсадивший ей симбиота.

— А кто такой этот Никита? — спросила Людочка. — Как его фамилия?

— Фамилии я не знаю, — всхлипнула девушка, готовая вот-вот разрыдаться. — Все его называют Хохмач.

— А где найти этого Хохмача? — спросил я, развивая Людочкин успех.

Этот вопрос девушка оставила без ответа. Она отняла у меня руку и отодвинулась к самому краю скамьи. В глазах Али я увидел ужас от того, что она только что выдала совершенно чужим людям своего приятеля. Доброго Никиту, виновника всех её неприятностей.

Глава 5 Хохмач

Москва. Таганский парк. 24 апреля. 17.24.

Разыскать Никиту по кличке Хохмач оказалось не так-то просто. Аля Гришина ничего толком не знала о своём приятеле: ни где живёт, ни где учится, ни, даже, номера телефона. Опрос одноклассников девочки не дал решительно никаких результатов. Никто о Хохмаче и слыхом не слыхивал.

Отчаявшись разузнать хоть что-нибудь об этом загадочном персонаже, я решил идти на поклон к компетентным органам. Таковым органом вполне мог быть отдел по делам несовершеннолетних, расположенный на Малой Калитниковской. Совсем рядом от места произошедшей трагедии.

На мой запрос, отправленный по электронке, ответил некто лейтенант Кузьминок Т.Г. и предложил, ссылаясь на занятость, встречу в конце рабочего дня.

«Стрелку» забили в Таганском парке возле фонтана.

Лейтенант Кузьминок прибыл раньше меня и нетерпеливо прохаживался вокруг струящего свои воды фонтана. Ещё издали, разглядев ожидающего, я тихо выругался. Лейтенант был не «он». Лейтенант была «она»! Бесплотная фамилия Кузьминок сыграла со мной злую шутку. Попеняв самому себе за излишний сексизм, я изобразил на лице вежливую улыбку и зашагал к фонтану.

Вблизи Кузьминок Т.Г. оказалась миловидной смешливой девушкой. Этакой сдобной пышечкой с весьма примечательным бюстом. Лейтенанту явно шла тёмно-синяя полицейская форма, выгодно подчёркивающая все линии и округлости роскошной фигуры.

— Инспектор по делам несовершеннолетних Татьяна Кузьминок, — бодро представилась она. — Можно просто Таня.

Она посмотрела на меня с отнюдь непрофессиональным интересом и торопливо поправила непослушную каштановую прядь, выскользнувшую из-под пилотки.

Я представился и тотчас перешёл к делу.

— Вы наверняка знаете, — начал я, стараясь не пялиться на природные достоинства инспектора Кузьминок, — что двадцатого апреля произошёл инцидент в районе Таганки.

Скупо, без излишних деталей я рассказал о допросе подозреваемой и о её приятеле по кличке Хохмач.

— Хохмач, — шевеля земляничными губками повторила инспекторша. — Да, был у нас на учёте такой мальчик. Высокий, симпатичный. Чёрные курчавые волосы. Постойте, как же его фамилия?

Лейтенант Кузьминок прикрыла на мгновенье глаза, припоминая.

— Хохлов! — уверенно сказала она. — Никита Хохлов. Проживает где-то на Каменщиках. Адрес можно уточнить в картотеке.

— А вы молодец, лейтенант! — искренне восхитился я. — Теперь мы этого Хохмача в два счёта накроем.

Щёки инспекторши порозовели от похвалы, но она немедленно охладила мой энтузиазм.

— Дома мы его навряд ли застанем, — произнесла лейтенант Таня, — Никита с отчимом на ножах. Дома наверняка не ночует.

— Где же его искать?

— В клубах, — без тени сомнения заявила инспекторша. — Деньги у этого стервеца водятся. Мы его не раз с марихуаной на кармане прихватывали. Доказать не получилось, но, наверняка, торговал «травкой». Похоже, так и не перевоспитался.

— Нет, не перевоспитался, — подтвердил я. — Правда теперь он не «травку» толкает, а листики симбиотов.

— Листики?! — не поняла моя собеседница.

Я коротко рассказал о свойствах листика-симбиота.

— Так вот значит о чём они, — произнесла странную фразу инспекторша, — а я-то думала они про игру карточную. Знаете, «три листика» называется?

— Кто они?!

— Многие про эти «листики» шепчутся. — задумчиво произнесла лейтенант Таня. — А мне то и невдомёк.

Теперь пришла очередь удивляться мне.

— Многие?! Как это понимать, лейтенант?

— Таня, — машинально поправила меня инспекторша. — С месяц шепчутся мои подопечные о каких-то листиках. Пробовала расспросить — молчок.

— Ясно, — кивнул я, переваривая полученную информацию. — Надеюсь, Хохмач будет поразговорчивей. Так где его отыскать? В каком клубе?

— Чаще всего Никита обретается в «Зажигалке», — не задумываясь, ответила лейтенант Таня.

— «Зажигалка», — повторил я. — Что ж, вечером наведаюсь в обитель порока. Вы, Таня, скиньте мне на почту фото гражданина Хохлова.

— Этого не потребуется, — усмехнулась инспекторша.

— Почему же?!

— Потому что я иду с вами, господин аномальщик, — твёрдо заявила Кузьминок. — Без меня вам Никиту не отыскать. А если и найдёте, то вряд ли вас выпустят из «Зажигалки». Чужих там не любят. Могут и заточкой пощекотать.

— Я сумею за себя постоять, — заверил я, несколько уязвлённый тирадой инспекторши.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась лейтенант Таня. — Только, лучше, если кто-то станет прикрывать вашу спину.

С этим аргументом я спорить не стал.

— И вот что, Сергей Александрович, — произнесла лейтенант после некоторой паузы. — «Зажигалка» — это стриптиз-бар. Не слишком балуйте местных девочек. Давайте им не больше двадцати баксов. Не то, они вам на шею сядут. И не суйте купюру за лиф. Это будет означать, что вы ангажируете даму на приват.

Я поблагодарил инспекторшу за ценное наставление и дал согласие на совместный визит.

Стиптиз — клуб «Зажигалка» 21.55

Я прибыл к ночному клубу во всеоружии, нацепив приталенный спортивный пиджак поверх стильной чёрной футболки с белым оскаленным черепом, курящим сигару. В кармане хрустели пять двадцати долларовых купюр, предназначенных для разврата.

Лейтенанта Кузьминок мне пришлось подождать возле ярко освещённых дверей клуба, над которыми сияло неоном зажигательное название. Инспекторша Таня появилась в начале одиннадцатого. Она лихо припарковала на крохотной стоянке свой красный спортивный кабриолет и неспешно выбралась из машины. Все случившиеся рядом мужчины немедленно уставились на возникшую из эфира нимфу. Что касается меня, то я просто остолбенел, наблюдая за томной грацией лейтенанта. Впрочем, инспектор Таня преобразилась настолько, что язык не поворачивался назвать её лейтенантом. Скорее, это была русалка, облачённая в струящуюся серебром и перламутром чешую.

Русалка сделала в мою сторону несколько упругих шагов и чмокнула меня в щёку, одновременно шепнув на ухо:

Глава 6 Зелёное братство

Оборванная ниточка оказалась не единственной. Одно за другим стали приходить сообщения от насмерть перепуганных родителей о странной моде на вживлённые «листики». Мне пришлось изрядно помотаться по ночным барам и дискотекам. Иногда в одиночку, иногда с инспектором Таней.

В результате моей охоты было задержано семь подростков: пять девушек и двое парней. На допросах все они держались одного и того же сценария — некто предложил попробовать вживить «листик». Личности этого «некто» никто описать не смог. Все стояли на том, что это был мужчина средних лет. Лица его никто не запомнил. Одним словом, мистика!

На погоню за призраком без лица я потратил конец апреля, весь май и, едва, не половину июня. Самое время было отчаяться и посыпать голову пеплом.

От посыпания пеплом меня спас своевременный звонок шефа. ЭКГ набрал меня в разгар рабочего дня и велел немедленно ехать в Боровск.

Боровск. Временный офис "ОАЗиС«а. 13 июня 16.40.

Через два часа, героически преодолев московские пробки, я прибыл во временную резиденцию шефа.

Гремин ждал меня в своем кабинете, и ждал не один. В кресле, которое обычно предлагалось мне, сидела девушка. Она обернулась при моем появлении и, как мне показалось, разглядела меня с живым интересом. Девушка была миленькой. Русые, манерно подстриженные волосы, маленький чуть вздёрнутый носик, тонкие насмешливые губы. Лет ей было едва ли больше двадцати пяти, хотя в этом, я не смог бы, пожалуй, поручиться.

— А вот и Сергей Александрович, — всплеснул своими ручищами ЭКГ. — А мы уж тебя заждались. Познакомься, это Вероника. Вероника Селезнёва, частный детектив и, между прочим, твоя жена!
Я застыл прямо посреди кабинета и уставился на свою избранницу. Вероника Селезнёва легко и пружинисто поднялась из кресла и протянула мне узкую гладкую ладошку.

— Здравствуйте, товарищ Карельцев, — сказала она как то, на распев и улыбнулась, глядя на меня из-под русой челки озорно и внимательно.

— Здравствуйте, — произнес я и пожал ее прохладные пальцы.
Происходящее пока не укладывалось у меня в голове, и я ждал объяснений от шефа.

— С завтрашнего дня, вы оба — чета Мальцевых, — объявил Гремин, никак, впрочем, не прояснив ситуации. — И прямо завтра, вы отправляетесь на отдых. Документы и подъемные получите в бухгалтерии.

— Неужели долгожданный отпуск? — недоверчиво спросил я. — Я тронут беспримерной щедростью нашей конторы, но, чтобы еще и жена!?...

— Не обольщайся, — перебил меня Гремин. — Отдых отдыхом, но, придется и поработать. Сядьте-ка, молодожены, и давайте поговорим о деталях.
Вероника вернулась в кресло, я же плюхнулся на диванчик возле окна и обратился в слух.

— Третьего дня ко мне обратился мой давний приятель, — как всегда обстоятельно и от печки начал свой рассказ шеф. — У его друга, известного бизнесмена, ушла из дому дочь.
Я настороженно покосился на Веронику.

— Нет, нет, — упредил меня шеф, — госпожа Селезнёва, хоть и имеет прямое отношение к этому делу, но речь сейчас не о ней. Та девушка ещё подросток, ей всего лишь шестнадцать. Впрочем, её личное дело и фото сейчас у Вероники.

— Так мне теперь бросить дело по симбиотам, и заняться поиском блудной дочери? — не скрывая сарказма спросил я.
Гремин покачал фарфоровым черепом:

— Искать её не нужно, — вздохнул он. — Папа девочки обратился в частное детективное агентство с просьбой о помощи и те без труда нашли беглянку. Она сейчас в доме отдыха, под Москвой, куда, кстати, вы с Вероникой завтра и едете.

— Вот как!? — усмехнулся я. — Мне выпала почетная обязанность уговорить дочку вернуться к папе? В уважаемом детективном агентстве не нашлось специалистов по уговорам? Или нужна грубая мужская сила?

— Не ёрничай, Сергей, — шеф устало откинулся на спинку кресла, — лучше послушай-ка госпожу Селезнёву. Она занимается этим делом третью неделю и лучше меня знает все детали.
Госпожа Селезнёва, которая должна была стать уже завтра моей законной женой, и превратиться в госпожу Мальцеву, вся как-то подобралась, выпрямилась и принялась излагать детали.

«Наверное, в школе была отличницей», — подумал я, слушая в пол уха и удовольствием разглядывая хрупкую фигурку и строгое курносое лицо Вероники.
Из всего сказанного я понял следующее. Дочь известного коммерсанта Льва Холодова, Анастасия попала в секту. Некое «Зеленое братство», пустившее свои корни в благодатную почву двух российских столиц. Адепты братства охмуряли в основном представителей золотой молодежи, которая сходила с ума от безделья и сытой жизни. Не стала исключением и Настя Холодова. Это было старо как мир, и я едва сдерживал себя от зевоты.

— В результате оперативных действий, — продолжила свой доклад Вероника, — было установлено, что одна из ветвей «Зеленого братства», куда и входит Анастасия Холодова, снимает сейчас часть пансионата «Соколова Пустынь». Нашим техникам удалось установить камеры в холле пансионата, где проходят все ритуалы секты. Выяснилось, что кандидат может стать членом братства только после обряда посвящения. Один из таких обрядов удалось снять.

Вероника взяла со стола планшет и, включив запись, подала мне. Я взял гаджет скорее из любопытства, нежели из профессионального интереса. На экранчике замелькали фигуры в балахонах, несущие в руках светящиеся шары.

— Это «светляки» — пояснила Вероника, — они несут свет во мрак нашего мира.

Помещение, в котором проходило все это бутафорское действо и в самом деле было окутано пещерным мраком. Шары в руках «светляков» освещали лишь центр зала.

— Сейчас введут кандидата, — пояснила Вероника, — а за ним явится и Верховный Друид.

— Кто, кто? — переспросил я.

— Высших адептов братства называют Верховными Друидами, — терпеливо, как неразумному школьнику, втолковала Вероника. — Смотрите, смотрите, вот они!

В освещенный круг ввели щуплого нагого юношу лет пятнадцати. Он боязливо озирался вокруг, пытаясь прикрыть ладонями срамные места. Почти сразу зал загудел дюжиной голосов нараспев читавших какую-то тарабарщину.