Winterschlaf

Колодези

Земля была холодной и липкой. Листья пахли гнилью. Это смерть. Она была повсюду. Она стала настолько привычной, что ты уже свыкся с этим и лишь ждал, когда присоединишься к ноябрю. Справа от меня в высокой пожухлой траве, напоминающей стрелы, валялся одеревеневший поломанный труп Ворона, сбитого при налете. Отвратительное зрелище! Посиневший, одутловатый, поеденный насекомыми, воняющий, как только ветер затихал. Черная форма с потемневшими серебряными нашивками ОВС. Враг. Мне не жалко его, мне печально. Досадно, будто он подтверждение того, что знает каждый: мы все умрем.

Отворачиваюсь и закрываю флягу, воды осталось чуть-чуть.

Колодези. Мне нужно добраться до деревни Колодези. Терренс, должно быть, уже там. Господи, пусть он будет там! Я выдыхаю и поднимаюсь с земли. Бок, простреленный Нимфой, тут же заныл от боли. Я морщусь, но надо идти. Война ― не место для жалости. Вскинув винтовку на плечо, снова продолжаю свой путь. Голод. Я не ела уже двое суток. От этого очень быстро устаю, плохо трансформируюсь. Я уязвима, как и все. Главное, не попасться никому, особенно Лису, который чутко чувствует людей по запаху ― не смогу защититься.

Под моими ногами шуршит листва и трещат палки, как бы ни старалась идти мягко, но я слаба. Я давно уже променяла скорость на осторожность. Скорей бы…

Чаща заканчивается склоном холма, с которого видно поле и лес. И там, вдалеке, где небо начинает розоветь закатными цветами и виднеется старая разрушенная башня, Колодези. Вот куда надо. Но таким темпом я доберусь туда только затемно. Если блокпост не пристрелит раньше времени.

Я выдыхаю. Из моего рта вырывается сизый легкий пар; как незаметно похолодало. Я прислушиваюсь: опасная, обманчивая тишина. Где-то вдалеке вскрикнула птица, каким-то клёкотом и монотонным треском. Хорошо! Значит, тихо всё. Можно идти… Только идти через поле. Кто увидит ― сразу пристрелит. Ну почему я Нимфа, а не Ворон? Этот вопрос я задавала с самого начала пути: обернулась бы птицей и долетела до Колодезей. Но потому и выбрали меня, что  «обертыши» всегда превращаются в огромных животных. Их используют в бою, а Нимфы годны только для разведки. Это всё было ясно как божий день! Правда, меня всегда еще бесила эта природная несправедливость, что Нимфами рождаются только девочки, а вот «обертыши» ― только мальчики. Правда, существуют гермафродиты, но они очень редки, и их я никогда не видела.

«Насколько хватит сил», — говорю я себе. И напрягаюсь, вытаскивая остатки своей энергии из солнечного сплетения. Кожа будто натягивается под шинелью, становится так холодно, что начинают стучать зубы. И только когда на макушке, поцарапываясь, волна холода останавливается, я торопливо спускаюсь на поле. Главное, чтобы оно не оказалось заминировано ловушками. Я бегу изо всех сил, понимая, что их немного и на все поле не хватит. Бок начинает болеть еще сильнее, я с вскриком хватаюсь за него, но не останавливаюсь. Винтовка слишком тяжелая, она мешает мне, постоянно сползая с плеча или долбя по макушке. Трава хоть и пожухла от осени, но все еще цепкая и вязкая ― ноги  постоянно путаются. Поэтому мои движения слабо можно назвать бегом. И всё же.

Только бы не заминировано! Только бы не было ловушек! Только бы не было Лиса!

Нога цепляется за траву, и я с криком падаю на землю без сил.

Больно! Я громко дышу. В глазах все пульсирует. Пот катится по лицу. Надо мной розовое, закатное, без единого облака, небо.

Уверена, что шуму наделала знатно. И смысл было использовать невидимость, если по шелесту травы, моим вскрикам и падению, сразу было бы понятно, что по полю бежит Нимфа? Идиотка ты, Алекса! Знатная притом… Как в тебя влюбился Терри? От имени любимого где-то внутри становится тепло и горько. Это всё, что у меня есть. Его имя и знание, что кому-то я бесконечно дорога и нужна. Он единственный, ради кого держусь за жизнь на этой войне между монархистами и нацистами, гордо именующими себя Освободителями Высших Сил ― ОВС.
Не знаю, сколько я пролежала в поле на земле, но когда решаюсь идти дальше, с удивлением отмечаю, что наступили сумерки, а спина порядком замерзла. Я поражаюсь, как за всё время меня ни разу не взяла простуда, в то время как люди косяками уходили от воспаления легких.
Неуклюже встаю, используя винтовку как опору, так и иду к лесу. Убьют так убьют, ловушка ― пускай… Хотя, если не заметили, не нашли еще, значит, дорога безопасна. Когда вхожу в лес, вокруг разливается темнота, но мне она не страшна, так как у меня, как и у многих, к невидимости есть и способность видеть в темноте. Я ― простая, стандартная Нимфа, которая оказалась в самом эпицентре событий, и от которой почему-то зависело многое. Шутка судьбы, наверное. Но, как говорил мой друг, историю делают обычные люди. И, кажется, кто-то наверху решил сделать меня точкой в истории. Ну, или не точкой, если пристрелят.

Я иду, огибая стволы деревьев, спотыкаясь о корни, справа от меня пробегает волк и останавливается. Вскидываю ружье, готовая стрелять, но хищник убегает. Странно… наверное, не голоден.

― То-то же…

Иду и замечаю, как редеет лес. Луна, будто солнце, необычайно яркая, большая. Она заливает светом впереди пустырь с разрушенной башней. Не может быть! Я сделала это! Я пришла!

Останавливаюсь и начинаю внимательно всматриваться: блокпоста нет. Хотя… Может, там тоже Нимфа прячется? Что делать? На ум приходит только одно — идти. Я молюсь, прося у Высших сил помощи, затем, взяв винтовку в одну руку, держась другой за бок, выхожу под прицел.

Тишина. Только ветер.

Спящая красавица

С этого момента меня зовут Джессика.

Я очнулась в теле милой девочки пятнадцати лет, у которой до меня не было проблем с учебой, были замечательные родители и большой песочного цвета лабрадор Бой. До аварии, в которой она получила травму головы, Джессика жила обычной счастливой жизнью. До меня.

В книгах это называли реинкарнацией. Джессика умерла, а вместо нее пришла я, Алексис Ардо. Я будто заняла чужую жизнь. Мне было жалко моих новых родителей, потому что они не понимали, почему их дочь внезапно всё забыла, почему не знает элементарных вещей, говорит порой странные вещи, не бегает, не смеётся, не дружит больше со старыми подругами. Хотя, если честно, я старалась. Мне кажется, «мама» догадывалась о том, что происходит, но боялась это озвучить. А я боялась сказать, что настоящая Джессика мертва. Поэтому старалась изо всех сил, поддерживая миф о дочери. Но было невозможно не заметить, насколько изменился человек!

Двенадцать лет вела поиски и пришла к одному-единственному выводу: я оказалась в параллельной вселенной, кто-то сверху дал мне шанс. В этом мире нет Нимф и Анимагов, хотя со временем я поняла, что всё работает так же. «Эта вселенная куда более везучая, чем моя», ― думала я, листая учебники истории.

Новый мир оказался интересней во многом: из-за отсутствия способностей люди вынуждены придумывать им замену, поэтому здесь были компьютеры, телефоны, интернет, самолеты, приборы ночного видения, тепловизоры и прочее. Все способности, которых я лишилась, здесь были придуманы и изобретены. Кроме невидимости. Хотя в новостях читала, что ученые уже изобрели и невидимую ткань.

Но я не жалела. Джессика была красивой. Красивей, чем Алексис, хотя я скучала по своим карим глазам. Я быстро привыкла жить подростком. В какой-то момент  испугалась, что стала забывать свою прошлую жизнь, поэтому вела дневники. У меня было три толстые тетради, испещренные воспоминаниями. Мои кровавые слезы, облаченные в буквы. Как-то одну из тетрадей обнаружила «мама».

— Отличные зарисовки! Ты можешь стать писательницей! — нахваливала она. — Я почти влюбилась в твоего Терренса. Он так детально прописан. Но почему ты его так жестоко убила?

— Я его не убивала…

Терренс. Терри. В этом мире он превратился в придуманного героя.

— Я думаю, тебе стоит свести  это в единый сюжет и отослать в редакцию. Как тебе? Хочешь, помогу? -- Утешала меня «мама», посчитав, что я расстроилась и стыжусь своего творчества. Она пыталась быть мне другом, она старалась стать ближе к «своей» незнакомой дочери.

— Нет. Прости, я не хочу это публиковать.

— Почему? Это же великолепно! Никогда не думала, что у тебя талант писателя!

«Мама» старалась понять меня. Поддержать. Но это было жестоко.

— Нет. Мой ответ ― нет.

Всеми способами я старалась уйти из дома, проводить меньше времени с этими людьми, которые потеряли дочь. А вскоре съехала от них, закончила непопулярный колледж и стала работать в кофейне, каждый день подавая булочки, сэндвичи и кофе. «Родители» были очень разочарованы моей спокойной тихой жизнью, обзывая старушкой, призывая найти более престижную работу, двигаться по карьерной лестнице. А мне не хотелось. Ничего. Совсем. Глухо. Я никуда не стремилась. Но была в недоумении от того, что происходило. Что же я сделала такого, что мне дан второй шанс? А иногда просто  наслаждалась тишиной. Потому что прошла войну, потому что даже спустя двенадцать лет меня мучили кошмары из прошлой жизни, потому что помнила голод и как выглядит двухдневный труп упавшего с неба человека.

В какой-то момент я позволила себе завести отношения, но, как оказалось, избранник был слишком глуп, суетлив и не ценил того, что у него есть.
Меня прельщали мужчины постарше, но в разговоре они оказывались амбициозными, их мозги были заполнены статусностью, достижениями и ненужными старыми обидами.
И всё же у меня была жизнь, самая настоящая: квартира, которую временно делила с лучшей подругой, работа, еда, тепло, мирное небо над головой, много маленьких радостей, а еще дневники и поисковые заметки, которые уже давно бросила вести.
Это был рай, который здесь никто не ценил. Так прошли мои двенадцать лет с того выстрела.

Была суббота другого ноября, здесь она не пахла смертью и землей, а месяц  был окутан ароматами корицы, кардамона и кофе. У меня был выходной, и я только что пришла из парикмахерской.

— Ну, как? — я показываю на свои волосы.

Иннес удивленно восклицает:

— Слушай, тебе так здорово!

— Правда? — до этого момента я сомневалась из-за того, что подстриглась так коротко.

— Ты выглядишь как француженка! Такая утонченная! Фея! Нимфа!

Я смеюсь над ее понятием Нимф. В этом мире это вымышленные создания, которых придумали черт-те когда: девочки, живущие в лесах, источниках и горах. Вот уж не думала, что Иннес так меня назовет. Какой грустный каламбур понятий.

— Я купила эклеры и макаруны на вечер.

— М-м-м… Прекрасно! А я достала новый фильм, — Иннес валяется на диване, на ее животе ноутбук, по которому она смотрит новый ролик любимого  бьюти-блогера.

— Здорово!

Я блаженно разуваюсь и кладу пакеты со сладостями и остальными продуктами на стул. Начинаю разбирать. Сегодня выходной, и мы договорились провести вечер за просмотром фильма. А затем Иннес должна уйти на день рождения коллеги.

Бойтесь желаний - они исполняются

Наступило утро: лениво, тягуче и тихо. Мой сон был подобен забытью. Что-то снилось, но что? Сквозь занавеску пробивался луч солнца, высвечивая пляшущие в воздухе мелкие пылинки. Стрелка часов подползала к цифре одиннадцать. Иннес уже убежала на работу, а мне ко второй смене.  Но перед работой надо заняться рутиной: пропылесосить, протереть пыль, отнести в подвал вещи на стирку. Бытовуха. Спокойная, радостная, безысходная. Но я могу этим заниматься. И это прекрасно в хрупкости нашего мира. Реальность ― это как писать мелом на доске, всё написанное стирается легким движением.

Я вспомнила вчерашний комментарий в блоге. Решив ответить, мол, не стоит принимать близко мой текст, это всё выдумки, к моему удивлению, я обнаружила, что неизвестный читатель стёр всю ветвь диалога. Это оставило легкий осадок недоумения и неприятной недоговоренности.

Внезапно тишина взорвалась звуками: телефон выдавал мелодию на незнакомые номера. Стало тревожно.

Подняв трубку, я услышала Стивена.

― Я прочитал ваш блог, ― холодно произнес он в трубку. ― Мне понравился ваш стиль. А у вас есть более объемные тексты, о которых говорила Иннес?

Меня это резануло. Он спрашивал про дневники.

― Есть... Но...

― Вы не хотите публиковать. Я правильно вас понял?

― Да. Мне бы не хотелось.

Вернее: этого быть не может! Я не хочу выставлять на всеобщее обозрение свою рану и лгать всем, что это выдумка. Отстаньте! Дурацкая была затея.

― А я могу хотя бы почитать? Вы же понимаете, что я не опубликую их без вашего разрешения. Мне не нужны проблемы с законом! Но  реально, хочется прочитать, что вы написали.

Я замолчала, пыхтя в трубку. Решение надо было принять сейчас, а я никогда без своего желания не давала дорогое незнакомым людям.

― Мне очень понравилось, что я прочитал. У вас очень богатое воображение. И стиль такой... необычный. Ведь это ваши произведения, так? Вы ведь не украли их? Не поэтому ли так не хотите их печатать?

Это предположение было по-хамски неожиданным!

― Что? Конечно, нет! Это всё мое! Я никогда не занималась плагиатом.

― Хорошо! Тогда дадите почитать? Я могу сделать у вас это дома, если вам так не нравится идея отдавать кому-то.

Это было последней каплей, с тяжелым вздохом я признала поражение:

― Ладно! Приходите сегодня вечером. Вы адрес помните?

― Да. Во сколько мне быть?

Я быстро прикинула, что лучше бы он пришел после работы.

― Часов в шесть сойдет?

― Да! ― я наконец-то услышала энтузиазм в его голосе.

Это показалось немножко странным: не было такой страсти, когда он описывал, что ему понравились мои рукописи, зато безумно рад, что пригласили. Хм... Может, дневники ― предлог для встречи с Иннес?  

― Тогда до вечера. Я скажу Иннес, что вы придете.

― Хорошо! До встречи!

И пошли частые нетерпеливые гудки. Я отложила телефон, поражаясь Стивену. Странный тип, ей-богу!

Прежде чем спуститься в подвал со стиркой, я зашла в комнату, к дневникам. Выложив их на стол, стала их перечитывать. Страницы, испещренные воспоминаниями и жалкими попытками зарисовать. Что же дать ему? Я смотрела на них и не могла выбрать. В каждом было всё: смерть, война, воспоминания о детстве, о гимназии Ее Высочества, любовь к матери и Терри. Настоящий писатель дал бы самый смачный, где я умираю, где Терри дарит медальон, где он укрывает меня от снайпера, где наша первая встреча. Но я выбираю самый незаконченный, самый обрывочный, там, где нет ярких болезненных воспоминаний, а так... зарисовки. Я откладываю его в сторону, остальные две тетради убираю на место.

Вечером, под конец смены, я почувствовала себя ужасно плохо. Перед этим ко мне забежала Иннес под предлогом показать новые туфли, а я ей рассказала о звонке Стивена. Подруга не была удивлена, наоборот, очень обрадовалась. 

― Дорогая, выглядишь ты не очень. Ты, случаем, не заболела? ― внезапно отреагировала Иннес, подливая мне чаю.

Я была удивлена:

― Да? Странно. Чувствую себя превосходно.

В отражении зеркала я не увидела ничего необычного. Но как только она ушла, буквально в течение часа температура жаром бросилась мне в щеки. Я покрылась пятнами, будто при аллергии. Мысли стали путанными, смысл фраз доходил до меня не сразу, словно я теряла способность к пониманию чужой речи. Усталость. Казалось, что я двадцать четыре часа без сна и отдыха подавала кофе и десерты. Найджел с ужасом смотрел, как я загибаюсь с каждой минутой.

― Дорогая! А вдруг это вирус? Тебе срочно надо к врачу!

― Я домой. Похоже, приболела.

― Конечно! Я отдежурю смену за тебя и позвоню Маргарите.

Провал.

Я словно превратилась в призрак. Тела нет, от меня лишь пальто и шарф. Адское желание провалиться в сон.

Ключ плавно вошел в замок и с еле слышным щелчком открыл его. Комнату заливал свет. Солнце через занавески рисовало на полу причудливые узоры из теней. Я выдохнула. Дошла! Стала медленно стаскивать с себя шарф, как вдруг почуяла, что что-то было не так: дверь в мою комнату была прикрыта. Я никогда так не делала.  Я замерла. Нос моментально учуял незнакомые кислые нотки в воздухе. Древний инстинкт подсказывал, что в квартире чужой. Страх, тот самый, липкий, заполнил мое тело. Оглядевшись, я крадучись подошла к стойке с ножами и вытащила средний, острый. «Надо бежать!» ― подсказывал внутренний голос, но я всё же осторожно двинулась в сторону своей комнаты. Я старалась не шуметь, жалея, что не могу становиться невидимкой, как в прошлой жизни. Прислушалась. Тишина.

Очнись

Я шла за ним быстрым шагом. Стивен явно спешил. Он иногда задевал прохожих и постоянно смотрел на часы. Тревога и страх, что разочаруюсь, повышали адреналин в крови: ведь Стивен мог идти не домой! Пройдя целый квартал, мужчина свернул к метро. Я тенью шмыгнула за ним. Но, когда он исчез в проходе, я запаниковала и впервые жизни пожалела, что не была больше Нимфой. В прошлой жизни я умела становиться невидимой, и сейчас это умение пригодилось бы.

Проскользнув за ним, я осторожно выглянула на платформу. Сверху спустились еще пару человек, которые закрыли меня собой. А Стивен уже входил в поезд. Я сорвалась с места. Каким-то чудом  успела приложить билет к автомату и впрыгнуть в ближайший вагон. Мне повезло, что меня заслонил собою массивный мужчина. Поезд был длинный, как змея, и мы находились внутри, будто в его чреве. Он тронулся и полетел, опускаясь и поднимаясь по тоннельным путям, иногда поворачивая и скрывая от меня Стивена, стоявшего в нескольких метрах. Он был взвинчен и полностью погружен в свои мысли, не прерываясь, с кем-то переписывался по телефону и нервно стучал ногой. Входящие на станциях попрошайки, от которых разило немытым телом и гниением из-за наркотиков, не вызывали у Стивена интереса, он их не замечал, был весь в телефоне. Внезапно он встрепенулся, сообразил, что за станция, и пошел к выходу. Я напряглась, чуть отодвинулась за мужчину. И снова фортуна была на моей стороне: толпа скрыла меня, когда двери открылись. Дальше всё было просто. В потоке людей я шла за Стивеном, который целеустремленно шагал куда-то. На выходе к нему присоединился еще один мужчина. Крепкое рукопожатие, кинутые пару фраз, и они вместе, почти синхронно, двинулись вдоль улицы. Я была разочарована: похоже, это очередная деловая встреча, или они шли выпить. Я следовала за ними, уже не стараясь прятаться. Но Стивен с приятелем подошли к красной двери за книжным магазином и вошли в подъезд. Я нерешительно остановилась: и что мне делать? Какая-то глупая напрасная слежка. Чего я добилась? Хотя Стивен же сказал, что пойдет домой. Но дом ли это Стивена? Может, передумал в процессе переписки? Скорее всего, он общался с этим парнем.  Может, это дом приятеля? Я разочаровано выдохнула. Плечи опустились под тяжестью бессмысленности своего решения. Я медленно стала разворачиваться, чтобы идти обратно, как тут какой-то пешеход схватил меня за руку. Это был мужчина в черной куртке и с большими серыми глазами.

― Помогите! Моя жена! Она в машине, ей плохо!

Он сдернул меня с тротуара к машине. Дверь была приоткрыта. Я хотела возразить, но незнакомец грубо пихнул меня, зажав между автомобилем и собой. «Черный «Фольксваген», ― мелькнуло в голове, но, не успев осознать эту мысль, я оказалась лицом к лицу с женщиной в странном наморднике, сидящей на заднем сидении. Она повернулась ко мне, подняла руку и, только когда в лицо брызнула струя, я поняла, что на ней была респираторная маска.

«Очнись. Очнись!» ― твердила я себе. Бомбежка закончена. Я помню, как меня прибило к земле взрывной волной, пронёсшейся над моим хилым телом, как полетели камни, как оглохла, как упала на ступенях бомбоубежища. Солдат даже не стал разбираться, кто я. Он, схватив меня за шкирку, рывком втащил внутрь. А дальше... А дальше не помню. Кажется, потеряла сознание. Этим солдатом оказался Терри. Так мы с ним познакомились. Во второй раз. Смешно! Во дворце Апостола я видела его несколько раз. Нас, кажется, даже представляли на одном балу. Мы были не заинтересованы в отношениях, да и вообще, в любви! Зачем? Когда жизнь готовит более сложные интересные приключения, когда мир наполнен только жаждой познания нового и любовью к себе. А теперь, когда даже многовековые здания рушатся под ноги, ты понимаешь, что у тебя ничего нет: ни будущего, ни дома, ни семьи. Но тебе нужно хоть что-то! И тогда Любовь выходит на первое место. Что это? Иллюзия бессмертия? Обман мозга и первобытные инстинкты? Желание, чтобы тебя любили, как ты бы хотел любить себя? Не знаю. Но тогда я влюбилась, когда открыла глаза и увидела запачканное в крови и саже лицо Терренса. Без памяти. Наотмашь. Как взрыв ломает мрамор.

…

«Очнись!»

Чернота стала обретать контуры. Тело ныло от онемения в боку: отлежала. Я попыталась пошевелиться, но не смогла, сильная боль пронзило плечо. Дернувшись, поняла, что связана. Легкое шуршание от каждого движения ― это я плотно обмотана строительным скотчем: запястья, плечи и ноги почти целиком. Я стала крутиться, как личинка, пытаясь рассмотреть себя и помещение. Куцый свет справа из небольшого окошка с закрашенным стеклом, чтобы никто не мог заглянуть сюда. Тихо.  С улицы не слышно ни проезжающих машин, ни лая собак — ничего.

Пол бетонный, холодный. Пахло сыростью и плесенью. Паника дурнотой подкатывала к горлу. Первым порывом было заорать во всю мочь, но разум отчетливо говорил, что делать этого не стоит. Закрыв глаза, я считала вдохи и выдохи, слушая, как сердце пришло в спокойный ритм. Я мысленно стала вести с собой диалог.

― Что со мной?

— Меня украли. Женщина в респираторной маске и мужчина. Черный «Фольксваген».

— Это связано с кражей дневников?

— Стопроцентное «да».

— Что им надо?

— Не автограф автора. Им нужен ключ к усыпальнице. ОВС! Они пробрались в этот мир!

— Но как? Они нашли меня! Как? А вдруг не они? Так или иначе, эти люди из моей реальности.

Я попыталась чуть ослабить обмотанный скотч, но понимала, что бесполезно.

Фокс

Внезапное воспоминание приходит, будто вы наталкиваетесь на зеркало в малознакомой комнате. Стена, обои, мебель, шторы… а потом вдруг вы видите себя. Пугаетесь на мгновение, но потом отпускает ― нервно, а затем смешно. Этот момент сталкивания с самим собой и есть забытое воспоминание. 

Это всего лишь картинка, доля секунды, прожитая в череде дней. Но она яркая, объемная и болезненная.

Я вспомнила чувство тоски и одиночества, чувство покинутости и ненужности. Мне пять лет, диван, красная обивка, местами затертая и засаленная, и я плачу, уткнувшись в нее. Мама снова отругала меня ― вечное недовольство мной, а папа не защитил ― номинальное присутствие в моей жизни. А ведь когда-то я вырвалась. И с удовольствием забыла этот диван, эту боль, эту ничтожность.

Но сейчас я чувствую внутри знакомый комок.

Именно в тот момент, когда я осталась одна и беззащитна.

Именно в тот момент, когда забыла.

Именно в тот момент, когда даже мечты о Терри, что он защитил бы меня, будь рядом, не сработали.

Я ― это комок жалости к себе, никчемности и ненужности.

Лис кинул мне что-то из еды. По запаху напоминало хлеб. Но я не смогла даже дотянуться до него. Просто открыла глаза и закрыла, не пошевельнувшись. В этот момент я как никогда желала умереть.

Я ― оболочка в реальности, а на самом деле лежу и плачу, уткнувшись носом в диван. И это продолжается внутри меня уже более двадцати пяти лет, просто я забыла. Забыла... 

― Эй, ты! Нимфа! Вставай!

Чернота с голосом Лиса тряхнула и схватила меня за грудки. Замутило. Я попыталась открыть глаза.

― Пошли!  

Меня болтало в его руках, как куклу. Внезапно мир перевернулся, и я оказалась головой вниз, ударившись обо что-то грудью. Дыхание от резкого движения на секунду исчезло, и я отключилась. Меня снова встряхнуло. Что-то упиралось в живот. Включился слух, и я оказалась посреди какофонии: громкие пронзающие уши выстрелы, выкрики. Меня мотало из стороны в стороны. Под собой видела кафельные плитки с брызгами крови и чьи-то ноги – я всё еще висела головой вниз. По запаху и горячему телу под животом я узнала Лиса. Он, взвалив меня на свое плечо, бежал куда-то и отстреливался. Кровь прилила к рукам и голове, и теперь я ощущала, как горят кончики пальцев и щёки. Иногда звук в ушах будто размазывался, а при резких движениях перед глазами появлялись мушки. Лис, уворачиваясь, бежал со мной по коридорам. Я чувствовала, как ему тяжело: спина была насквозь мокрая, и вонь его тела душила меня.  Очередная резкая смена положения тела ― и я утопаю в мягкости и хрусте целлофана. Холодно. Тем временем доносится какой-то громкий звук и скрежет. Я чуть приоткрываю глаза и вижу, как Лис баррикадирует дверь стойками, с которых что-то слетает и со звоном падает на пол. Я опускаю взгляд вниз и вижу черные пакеты. На одном из таких я и лежу. Очередная стойка, и с неё падает и рассыпается повсюду горстка гвоздей. Один из них откатывается и ударяется о кончики пальцев правой руки, уроненной на пол. Я делаю усилие и зажимаю тонкий стержень в ладони.

Лис кидается ко мне, запихивая за ремень джинсов пистолет, грубо дергает за руку и снова вскидывает на плечо. Я же вцепилась в гвоздь, боясь потерять его. Лис выбивает ногой дверь, и через небольшой коридор мы оказываемся на улице. Свежесть воздуха, влажность после дождя отрезвляют меня. Моментально становится зябко, а пара упавших холодных, будто льдинки, капель вызывают волну мурашек. Я ЖИВАЯ.

― Остановись... Остановись... ― взмолилась я, желая оказаться на своих двоих.

Лис резко перекидывает меня и ставит в вертикальное положение, откинув к кирпичной мерзко влажной стене.

― Очухалась? ― еле дыша и  не скрывая радости, выдохнул он.

Меня повело вниз.

Он грубо схватил меня за подбородок и заставил смотреть в свое лицо. Теперь я, наконец-то, отчетливо могла его разглядеть.

― Нет времени, Нимфа. Идти можешь?

Я чувствовала себя живой. И не хотелось, чтобы он снова меня тащил. Я кивнула. Так у меня был шанс убежать.

Он подхватил меня так, будто я была пьяной. Собственно, наверное, так это и выглядело. Мы быстро вышли на улицу.  Лис почти тащил меня на себе. Мимо ездили машины, автобусы, шли пешеходы. Холод пробирался внутрь меня. Пальцы заледенели. Лис прижимал меня к себе, поэтому правым боком я чувствовала пистолет под его курткой.

― Нам нужна машина... ― прорычал он. ― Нужно такси.

Лис паниковал и постоянно оглядывался. Внезапно он дёрнулся с криком и побежал. Я тут же рухнула из-за слабости. Лис, не церемонясь, продолжил бег. Он хотел бросить меня, дернулся в сторону, словно раненный зверь, но всё-таки вернулся, одним рывком подхватил меня и поднял.

Я услышала топот позади, к нам бежали. Внезапно впереди подъехал автобус и раскрыл двери: яркий свет в салоне будто райские врата. Лис тут же побежал к нему. Именно в этот момент я поняла, что сейчас пора. Собрав весь свой страх, я замахнулась и воткнула гвоздь ему в шею.

Раз.

Кровь тут же чернотой полилась из раны.

Два.

Лис, заорав, отпрянул и начал таращиться на меня, не понимая, что произошло.