Я бегу по снегу босиком

1. Просчеты и Люся

"Коварство – форма зловредности тактичных людей." Анри Ренье

Где они просчитались? Где?

Клавдий¹ снова и снова листал страницы дела «Триглы». Жертвы, преступления, вещественные доказательства. Опросы свидетелей, фото- и видеосъемка. Результаты экспертизы, подтверждающие ее неоднократную ретушь. И совершенно точно видел: арестованные многочисленные члены секты — пешки в большой игре.

Лишь однажды случайно оказавшаяся в подъезде видеокамера, повешенная ревнивым мужем для слежки за непутевой женой, показала присутствие удивительного для наших мест персонажа: высокую и очень эффектную негритянку в белой песцовой шубке.

Маричка. Бессмертная черная инфинити². Та самая знаменитая Маричка, за любую информацию о которой все структуры мирового Инопола, включая и наши Дозоры³ (органы внутренних дел иных), обещали баснословные награды. И всегда безуспешно.

Он снова и снова рассматривал пресловутое видео. Негритянка осматривала тело очередной жертвы, сначала обойдя его, затем носочком высокого, до середины бедра, сапога на агрессивной шпильке перевернула труп на спину и присела над ним. Долго вглядывалась в лицо. Звериная ухмылка исказила красивые черты экзотической девушки. Она резко наклонилась и вдруг страстно поцеловала труп молодого иного прямо в мертвые губы. Так целуют спящих любовников: чувственно, долго. Оторвалась от тела, вновь перевернула его на живот, нежно погладила по спине, поправила воротник рубашки. Затем, улыбаясь пьяной ухмылкой, покачиваясь и с трудом держась на ногах, вошла в лифт. Дверь за ней закрылась.

Все время просмотра ролика Клавдий не мог отделаться от гадкой мысли: последний, главный ход в этой игре еще не сделан. Запустил снова запись.

В кабинет зашел Ладон⁴. По драконьей традиции, напрочь забыв постучаться. Сел рядом, внимательно смотря в экран на антрацитово-черную в белых мехах фигуру. Напрягся, узнав. Не узнать ее было невозможно.

— Клав, очнись. Они живы. Все живы. Остальное приложится. Антон⁵ там бессменно. Я с ним только что говорил — обещает прогресс уже к ночи. А он никогда не дает ложных надежд, ты же знаешь.

Клавдий вздрогнул. С момента тех страшных событий он не выходил из кабинета больше, чем на пять минут. Вот уже почти двое суток. Он знал, что все живы. Знал, что старшую дочь собирали по косточкам. Что Фил выжжен был, как Сахара. Что чудики эти — Лер с Венди — час назад еще оба были в коме. Пока Канин так слаб — их вернуть просто некому. Не позволил себе выть и лезть на стену. Заморозился, отгородился и думал. Надо было бы вытащить Ге, разделить свои беды, но сваливать все на жену он не мог. Она и сама все это знала. С ней младшая дочь и Алиса. А вот он тут один. Очень больно.

Выжидающий дракон смотрел вопросительно. Клавдий кивнул ему, приказав тихо:

— Докладывай.

— Оставшиеся в живых участники нападений идентифицированы. Арестованы, допрошены, обвинения скоро будут предъявлены всеми сторонами следствия. Фигурантов очень много: ведьмочки потрудились на славу. Кстати, скажу тебе: так себе ведьмочки, ни у одной нет приличного потенциала. Какая-то пародия на ковен. Обиженки с брошенками всех мастей, цветов и сторон.

Клавдий знал и так все это. «Так себе ведьмочки» поставили с ног на голову всех иных от Москвы до Владивостока, пролили море крови, совершили несколько успешных покушений на величайших азеркинов современности. Куда катится мир?

— Тебе все вот это не кажется странным? Уму непостижимо. Снова она?

— Кажется. Еще как, — Ладон брезгливо поморщился. — Ты же ее знаешь.

— Да. Знаю. Надолго ли эта обманчивая благодать и тишина? Если эта крупная рыба ушла в омут, то совсем ненадолго…

Клавдий ладонью потер свою гладкую лысую голову. Его несравненная Ге наверняка знает ответы на эти вопросы. Снова тревожить ее хрупкое равновесие? Вот сегодня и спросит. Наверное.

Лад, все это время пристально следивший за отражающейся на лице сиятельного Клавдия бурей чувств, подпер щеку рукой и усмехнулся.

— Не думаю, что все настолько плохо. Вот ты сам посуди: мы открыли еще одного лидера, кукловода. Наш Лер на сегодня, пожалуй, самый надежный и перспективный член команды. Доверяю ему больше, чем себе. Мы инициировали сразу несколько талантов, Венанди. Девочки твои все развернулись на славу. Раскрыли Фила, параллельно осчастливили твою вечно витающую в поисках счастья старшую дочь. И не кривись, это объективная оценка результата.

— Она с Рафаилом⁶.

— О! Ты Фила признал? Ревнивый папаня. Безродного ухажёра великой и ужасной рыжей Арины? Аплодирую стоя.

— Не паясничай. Ничего мне не остается. Хорошо, что хоть они живы. И невзирая на твою пламенную речь, тревожно. Сам знаешь: мягко говоря, он не такой уж он и безродный. Я опасаюсь другого, — Клавдий устало посмотрел в монитор, останавливая картинку видео, — потенциал у него… ну, ты видел. Очень скоро он может затмить тут всех нас. Он разве что Гуло уступит. Или будет на равных. Зачем ему ведьма Арина? У нее это очень серьезно, я знаю и вижу.

— Папочка, всех не осчастливить. У детей твоих свои дорожки, тут ты можешь лишь им помогать. И не держа за руку. Справится твоя рыжая ведьма. Пока у них все хорошо.

Клавдий усмехнулся. Легко говорить было об этом легкомысленному дракону, за спиной которого были лишь горы. Вот когда народит драконят...

2. Скоро завтра

“Беда приходит не как гроза. Она приближается тихими голубиными шагами“. (Фридрих Ницше)

В кабинете главного врача отделения интенсивной терапии главного военного клинического госпиталя имени Н. Н. Бурденко¹ было непривычно многолюдно.

Полковник медицинской службы Антон Клавдиевич Дивин с трудом подавил в себе острое желание развернуться и выйти. Увы. Эти люди все-все ждут его. Великого и ужасного А.К. Дивина собственной персоной.

Госпиталь был переполнен ранеными, дежурившими сотрудниками органов внутренних дел всех сторон и всех званий. Врачи не справлялись, поступавшие умирали ежечасно. Просто уходили. Остановить процесс не удавалось, как не удавалось и найти причину происходившего.

Устало он упал на кресло, обреченно глядя на экран. Пиликнул мессенджер телефона. Незнакомый номер. Открыл и вздрогнул.

«Здравствуй, дорогая. Я не рад».

“Хочешь ли знать, что вам делать?”

Очень знакомо. Стиль тот же: никаких приветствий и сразу загадки. Маричка, чернокожая заноза. Как он мог ее в себя впустить, разрешить подойти ей так близко?

Даже когда (уже после, читая досье негритянки, выуженное из толстенного личного дела) Антон вынужден был самому себе признаться, что он был лишь ступенью, он все еще в это не верил. Просто удобная дверца в дом к их семье или даже — к Ладону.

Девица была одержима странной идеей стать полноценным драконом. Рожденная с четвертью древней крови многие годы она посвятила лишь решению этого своего софизма² .

Всегда безуспешно. Только рядом с Ладоном она вдруг смогла ощутить себя совсем немного, но драконессой. Может, это и была ее «любовь?» Ладон никогда не обманывал женщин, себя не обещал им — никому и никогда. Для него и Маричка была лишь приключением. Разнообразием, как экзотическая птичка.

А еще он узнал ее имя. Настоящее имя потомка дракона всегда очень ценный трофей. Дракон может позвать — и она подчинится. Всецело. Об этом знал только Антон.

Как же странно. Она всегда шла по головам, не жалея живых, не сомневаясь ни минуты, а тут словно кукла, слепа и послушна тому, кто рожден быть драконом.

И все же хочет ли знать он? И зачем? Она никогда не делала предложений просто так, Антон отлично все помнил. И цена, должно быть, непомерна. Он врач. Он обязан спасать. Тех неугодных людишек, что пошли войной на его мир, соблазнившись причастностью к силе настоящих азеркинов? Ох, Антон, ты темнеешь.

Как там говорил о ней Ладон: «Я пытался ее разуверить в желаниях. Что толку? Это все равно, что убеждать безногого в том, что можно ползать всю жизнь на руках очень быстро и притом экономить на зимних ботинках. Безумство».

Антон вдруг очнулся. Кабинет был почти пуст, лишь молодая врач из блока интенсива терпеливо ждала его, явно уже на ходу засыпая. Бедняжка.

— Простите, я, кажется, задумался. Вы с новостями?

Бледная ведьмочка дежурила вторую ночь по своей инициативе. Трудно сказать, что ее там держало, но палату с тяжелыми группы оперативников она бдила, как главную ценность в своей жизни.

— Да.

Он прищурился, откинувшись на спинку кресла. И вдруг понял: от ее новостей будет зависеть и его решение. Пришло время ему выбирать. И выбор, похоже, был сделан.

— Мужчины очнулись, Гуло³ ушел в оборот и тут же нырнул в телепорт, прихватив Рафаила. Девушки… Арина в сознании: сломан позвоночник, множественные переломы конечностей, основание черепа, разрыв селезенки. Если бы она была человеком — смерть гарантирована.

— Но она — высшая ведьма.

«Сестренка, держись там!» — Антон заходил в ее блок сегоня раз уже пятьдесят, если не больше. Им с Лео просто не нужно сейчас было как-то мешать. Он справлялся, отважный маленький рыцарь его младшей сестры, героической Дивиной.

— Да, Фамильяр ее тащит и весьма успешно. Очень сильный, я таких еще не видела, хотя ему тоже досталось, но они справятся. Дня два-три еще, не больше. Через час выпустим ее из медикаментозной комы.

— Что с Венди⁴?

Женщина вздохнула, отвела глаза.

— Тут все непросто. Мы не знаем. Вижу ее, стоит в Сумерках⁵ и не выходит. Осталось лишь ждать.

— Сколько есть у нас времени?

— Ровно четыре часа. Ее силы уже на исходе. Она поступила пустая, как.… В общем, до самого дна. И мы вообще не понимаем: по какому закону природы она существует. Свидетели говорили, что был экстремальный выброс энергии. Где она берет ее — не знаем. Что служит источником — не знаем. Все очень тревожно. Что скажете?

Он все еще смотрел в сообщение Марички. У них есть четыре часа. Меньше. Три. Кто там знает вообще, что она им ответит.

Если Ди вдруг очнется, то Антон скажет именно то, что он хочет и выбрал. Если же нет, то придется идти на сделку с черной, оно того стоит.

— Продолжать интенсив, в кому не погружать, с оборотнями это… сами помните. Общая поддерживающая терапия, лечим и питаем пока тело. Я буду думать еще, держите меня в курсе. Вы устали?

— Ужасно.

3. Вы поедете на бал?

«Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь». (М. Булгаков. )

— Клавдий Васильевич, Семен Августович срочно созывает экстренное заседание. Настоятельно просит быть у него через пять минут, — немного сбившись, женский голос из динамика личной связи сообщил доверительно, — Сэм сам не свой, не задерживайтесь, очень вас прошу, он меня съест.

Гелла¹ всегда была с ним заодно. Полезно иметь в союзниках суккубов, а суккубов–личных секретарей своего начальства — бесценно.

На часах было без пятнадцати шесть, до окончания внеурочного рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Отправил сообщение жене, постарался не думать о причинах, вызвавших приступ трудолюбия у самого великого и ужасного Сэма.

По дороге к лифту Клавдий столкнулся с еще одним великим и ужасным. Сам Савва величественно шествовал в том же направлении. Клавдий не был пророком, но долгие годы жизни рядом с «пронзающей взглядом время» Ге неизбежно обостряют интуицию. Дурные предчувствия заскребли душу острыми коготками.

С некоторых пор Саввелий не был даже штатным сотрудником Дозора, числясь в консультационном отделе Инквизиции². На свет божий величайший из Деусов не показывался уже лет двадцать, если не больше. То, что заставило опального светлого появиться в неурочное время в этом коридоре, не могло быть просто прихотью Сэма. Высокого полета птица прилетела на серую поляну. Родственничек.

Клавдий поздоровался, поймал на себе подчеркнуто равнодушный взгляд, нажал нужную кнопку лифта, и они поехали.

«Надо же. Клавдий еще существует», — очень тихо, но отчетливо произнес ему в спину Савва Деус вместо ответного приветствия.

«Интересно, он имел в виду мое телесное здоровье или вообще всех Клавдиев мира, как природное явление?» — пронеслось в голове, но озвучивать мысли благоразумно не стал.

Лифт открылся, и они двинулись в одном направлении. Клавдий вдруг вспомнил, что о бывшем главе Дозоров ходили легенды, как об одном из самых сильных телепатов этого мира. Хмыкнул, заставил себя вспомнить роскошные длинные ноги Геллы, обычно чисто символически прикрытые короткой юбкой. Входя в кабинет начальства, с удовольствием отметил напряженный взгляд Саввы, устремленный на эти несомненные достоинства красавицы-суккуба.

«Шалость удалась, господин Савваоф».

И с чувством глубокого удовлетворения вошел в эпический серый кабинет своего непосредственного начальства.

Если бы Клавдий был человеком, правильной реакцией на увиденное за рабочим столом Великого Инквизитора стало бы остолбенение. Даже бегство. Но древний титан человеком не был, жил немногим меньше сроков с сотворения мира и видал всякое. Потому и позволил себе лишь удивиться.

Кроме вошедшего на несколько секунд раньше Савваофа, за круглым столом восседали не менее легендарные личности. По правую руку от Сэма сидел сам Зилант³, лидер светлых драконов. Редкий гость в Москве: по слухам, змей давно гнездился в Мраморном ущелье Центрального Кодара, построив персональный замок и окружив себя тайной.

Стоявший рядом седовласый Сааган куда чаще посещал Лубянку будучи начальником Азиатского территориального отдела. Однако видеть его во фраке, как и остальных посетителей кабинета Сэма, было, прямо скажем, необычно.

Порывисто обернувшись в сторону вошедших, Ипполит Индрик, до этого момента внимательно изучавший вид из окна кабинета, блеснул белозубой улыбкой. Титан улыбнулся старому жеребцу и приветливо кивнул в ответ.

Рядом, принимая элегантные позы, возвышалось трио легендарных авеморфов — родоначальниц светлых родов птицелюдей. Аглая Алконост, Камилла Гамаюн и Эмилия Сирин — все в роскошных вечерних туалетах, они блистали драгоценностями, как новогодние елки. «Глупые сороки», — подумалось Клавдию.

Стоявших у стены троих мужчин, похожих друг на друга, как капли воды, он не знал и никогда не видел, отметив про себя молодость и силу могущественных близнецов.

Казалось бы, что такого потрясающе удивительного было в этом сиятельном обществе? Только одна существенная деталь: все эти известные ему иные были давними и заклятыми врагами, невзирая на фактор светлости. Многие века они посвятили козням, интригам и распрям, стремясь подгадить друг другу. И вдруг…

Извечные недруги, нынче они непринужденно общались, улыбались, как старые друзья. Эта тусовка могла бы напоминать встречу одноклассников «триста лет спустя», если бы не ее малочисленность, фраки и вечерние туалеты дам.

В этой нарядной кампании один лишь он являл собой довольно унылое зрелище: потертые джинсы, клетчатая рубашка, разношенные мокасины.

— Как, Клавдий, вы еще не одеты? — Аглая Алконост подплыла к нему, переливаясь многоцветием своего блестящего платья, обтягивающего аппетитные формы бессмертной.

— Разве? — он с подчеркнутым вниманием рассмотрел свои джинсы и рубашку. — Похоже, вы видите меня насквозь.

Тупая птица шутку не поняла, подняла удивленно брови и осторожно отошла к столу. Клавдий терпеть не мог этих куриц, не без легкой подачи супруги, конечно, но и без ее брезгливого презрения эти великие ассоциировались у него лишь с гусынями.

— Аве, Клавдий! — начальство, наконец, вспомнило о его существовании. — Прости, что не успел предупредить тебя, но мы сейчас все оперативно исправим.

«Когда Сэм просит прощения — это всегда не к добру», — успел подумать Клавдий.

Секунда, и на нем, мерцая и поблескивая швами, материализовался фрак. Его личный, пошитый когда-то гномами, с многочисленными защитными заклинаниями, вплетенными прямо в ткань. Фрак этот стоил целое состояние, шили его пять лет, и супруга называла это произведение не иначе как «великосветский броневик».

Для эффектного фокуса с переодеванием Сэм применил сразу несколько своих секретов: ментальное произнесение заклинаний, телепортация магических предметов, преодоление всех степеней защиты — все это было доступно лишь величайшим из великих.

4. Бал-маскарад из масок лжи

"Всякий маскарад подчинён правилам. Нарушая их, мы неизбежно становимся собой." (Артур Шопенгауэр)

Если бы нашелся некто, решивший спросить вдруг у Клавдия, не ощутил ли он эффект перемещения во времени на обещанные Сэмом «двести лет назад» — Клавдий ответил бы отрицательно.

Нет, не было в происходящем вокруг ничего от балов позапрошлого века. Ни эстетики, ни атмосферы. Даже запах был совсем не тот.

Тем не менее, «Главный бал страны», «Событие года» — Венский бал, проводимый уже без малого два десятка лет, был настоящим. Лишь времена изменились. И нет никакого смысла сравнивать эпохи: бал есть бал.

Одно оставалось неизменно — люди. Все так же горели глаза молодых дебютантов, все так же блестели улыбки прекрасных девушек. Даже оплетавшие паутиной интриг древние пауки — вершители судеб этого маленького мира — оставались неизменны. Стало быть, изменились лишь декорации.

Важный официант в белоснежной рубашке под фартуком с эмблемой «Метрополя» проводил гостей в синий сектор. Белые скатерти, белые кресла и сиротливое воспоминание о домашнем ужине, ждущем его на милой сердцу кухне.

Клавдий тоскливо обвел взглядом все это белоснежное великолепие и, к своей нечаянной радости, заметил первое за этот вечер симпатичное ему лицо. За столом, изучая меню, восседал облаченный в демократичный смокинг белокурый и синеглазый красавчик. Он производил впечатление совсем молодого юноши, и только некая хищность в чертах лица вкупе со звериной плавностью движений выдавала в нем многоликого.

Ладон, а это был он (ну конечно!), отличался решительно-жизнерадостным нравом и обычно умудрялся найти позитивные стороны во всем, происходившем вокруг. Вот и сейчас при виде представительной делегации Сэма лицо молодого дракона озарилось радостной улыбкой, сделавшей его еще младше.

— Оу, Ладонис! — утробно промурлыкала Эмили Сирин, стоявшая за плечами Клавдия. — Свет мой, я так скучала.

Качнув увесистыми бедрами, обтянутыми соблазнительным платьем цвета индиго, она стремительно перетекала на место по левую руку от продолжавшего сиять блондина.

Сунула ему под нос обтянутую длинной перчаткой руку для поцелуя. Этот жест не подразумевал отказа, но хитрый Ладон лишь чувственно пожал ей пальцы, сделав вид, что пристально разглядывает надетый поверх перчатки огромный перстень с крупным сапфиром. Эмили прищурилась, поджав губы, хищным взглядом пробежалась мужественной фигуре красавчика (такими глазами голодные мужчины рассматривают свежий стейк с кровью) и томно произнесла:

— Надеюсь, ты не позволишь мне сегодня хандрить и унывать?

«Боги, — подумалось Клавдию, — эти курицы говорят на всех языках этого мира так, будто переводят с птичьего. Никакого смысла, никакого содержания. Лучше бы она молча колыхала содержимым декольте, право слово».

Сейчас он так был рад видеть старого друга, будто они не расстались чуть более часа назад, а прошел целый год. Тем более, что им было о чем поговорить, но эта дамочка в синем твердо намеревалась добычу свою из когтей этим вечером не выпускать.

Мужчины обменялись понимающими взглядами, и Клавдий сел за столик неподалеку, так и не уговорив себя на компанию «курятника».

Несколько минут спустя к его столику присоединились те самые трое незнакомцев, обратившие на себя внимание еще в кабинете Сэма. Абсолютно одинаковые, могучие, они излучали уверенность и невозмутимость. Судя по обмену взглядами, эта троица предпочитала ментальный стиль общения. Вежливо им улыбнувшись, Клавдий скрылся за изучением меню, попутно бросая взгляды на все прибывающих гостей бала.

— Вы позволите? — прямо напротив него, за спиной у одного из представительной троицы, возникла смутно знакомая женская фигура.

— Свава? Какая неожиданная встреча! Неужели в этот зал сегодня слетаются все крылатые девы этого мира?

С удовольствием отметив резкий упадок настроения у сидевших рядом птицедев, Клавдий привстал, сам забрал тонкую руку гостьи, легко поцеловав, и стал пристально разглядывать ее лицо.

— Сиятельный? Ты изменился… Только взгляд все тот же, инквизиторский, — она легко рассмеялась.

Безупречно-скульптурное лицо, обрамленное орнаментом завитков светлых волос, балетные движения, гордая посадка головы на длинной шее, белое вечернее платье на точеной фигуре. Да, это несомненно была она. Легендарная валькирия, лучший специалист в своей области. Вот уж кого он не ожидал встретить на московском балу — так это божественную Сваву Эйлими.

— Зато ты неизменно прекрасна, — добавил тише, — и опасна.

— Старый дамский угодник! — в ответ ее темный взгляд заметно смягчился.

— Аве, лучезарная! — один из близнецов встал, отодвинув стул, приглашая девушку. — Составите нам компанию?

— Меня приглашают сами братья де Даннан? Какая честь! — в ее голосе не было столь привычной иронии, что несказанно удивило Клавдия.

«Легендарные друиды. Надо же, сама мифическая троица пожаловала. Не повеселимся, так хоть просветимся».

Друиды в ответ на появление дамы в их великосветской кампании милостиво перешли на разговорный стиль общения и оказались прекрасными собеседниками. За время, предшествовавшее утомительной и помпезной процедуре открытия бала, они успели обсудить самые животрепещущие темы: от последних технических новинок и старика Велиала и до самых грязных сплетен отдела управления собственной безопасностью инквизиции.

Шутили, смеялись, Свава неутомимо кокетничала, сияя глазами и бриллиантами. Клавдий постоянно ловил на себе завистливые взгляды своих спутников, сидевших за соседними столиками и вынужденно занимавшихся лишь рассматриванием публики вкупе с праздничным убранством зала.

Даже мучительно пытавшиеся обратить внимание на свои великолепные персоны птицедевы, и те поутихли, вероятно, устав. Сидели, надув свои алые губы, и томно обмахивали декольте блестящими веерами.

До начала открытия бала оставались считанные минуты, зал уже был полон гостей, оркестр рассаживался по местам, ведущие поднимались по разворотам парадной лестницы к открывающим подиум Гостиного Двора воротам.

5. И грянул Бал

“Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь.” (Зигмунд Фрейд)

Нет, напрасно Клавдий снисходительно сравнивал этот бал с главным видом великосветского развлечения прошлых веков.

Современный бал блистал. Сияние улыбок сотен пар дебютантов, его открывавших, аура любви, блеск радости — все это буквально взорвало духоту майской ночи, оттесняя ее тревоги и сомнения. Это была ночь любви, танцующая и великолепная.

Прекрасные девушки и великолепные дамы, кавалеры, оттеняющие их смокингами и фраками, волшебство живой оркестровой музыки и сказочные звуки оперы. Время до полуночи пролетело как один миг.

А в полночь прозвучали первые аккорды русской кадрили, и под ногами танцевавших вздрогнул паркет Московского Гостиного Двора.

Линии танцевавших двигались все быстрее, веселье нарастало, искры флирта поджигали воздух. Седовласые офицеры и студенты, пышногрудые дамы и юные прелестницы — все поддались искушению лукавой кадрили.

Устал оркестр, танцоры ошибались все чаще, отчего становилось еще веселее. Шестой круг круг кадрили завершился овациями, уставшие танцоры попадали за столики, очищая блестящий паркет зала. Оркестр охлаждал атмосферу легкой, как весенний ветерок, скрипичной сюитой.

Зал замер в ожидании. Одной из традиций московского бала было заполуночное танго.

Софиты осветили круг в центре зала, в котором эффектно появилась необычная пара.

Рослые, сложенные скорей атлетически: седовласый кавалер огромного роста и титанической ширины плеч в белом смокинге, черной рубашке и с белой бабочкой и его чернокожая партнерша в безукоризненно обтягивающем ее белом платье и перчатках. Девушка была не просто темнокожей — казалось, сама тьма не была так черна, как эта красавица, блеснувшая белозубой улыбкой.

Раздались первые аккорды мятущегося танго. Танец-боль, танец-размышление, танец-страсть. Надтреснутый голос бандонеона звучал, разбивая сердца. Чувственный порыв слияния двух тел, сладость надежд и горечь разочарования. Пожар любви и пепелище одиночества.

Великолепная пара танцевала, как жила. Сдержанная грация белого тигра, выдающая воина, и гибкое изящество черного лебедя. Вечная любовь и вселенское притяжение полюсов.

Зал не дышал. Такой танец доводится видеть раз в жизни.

Все жарче страсть, все громче звуки. Танго-бой, танго-сражение.

Последний аккорд, финальный рывок, партнерша падает в порыве кебрады¹ , подхватываемая могучими руками противника, несломленная, прекрасная, гордая.

Секунда, и девушка плавно перетекает на грудь мужчины, выпрямляется, обнимая стальную фигуру, он разворачивается, закрывая от публики ее порыв. Зал взрывается аплодисментами.

То, что произошло потом, Клавдий прокручивал в голове несчетное количество раз. Позже.

А тогда смотревшие на пару иные отчетливо увидели страшное. Вздрогнувшие плечи Гесса, на мгновение блеснувший в черной руке девушки смертоносной сталью серп² , хлынувший на пол поток крови. Отступившие в Сумерки иные стали свидетелями катастрофы.

Развоплощение Гесса — главного воина Света — поставило этот мир на порог Армагеддона.

— Темпус аго³! — в центр зала, освещаемый замершими софитами, вышел сам Михаил. Разом постаревший он обвел свинцовым взглядом зачарованных заклинанием времени гостей.

— Бал должен продолжаться. У нас есть три минуты на общее отступление. Никаких беспорядков, Лидеры сторон Света были предупреждены о произошедшем его участниками еще накануне, — он говорил, и его слова звучали, как удары. Осевшее на паркет окровавленное тело Высочайшего подёрнулось дымкой, как бывает при отступлении в Сумерки, и исчезло.

Молча склонившие в ответ на сказанное Архистратигом буйные головы иные тоже отступали в Сумерки. Мигнули и захлопнулись порталы.

Заиграла музыка, и оставшиеся в зале Гостиного Двора люди начинали неуверенно шевелиться, будто отмирая.

Бал продолжается…

____________________________________________________________

¹ Кебрада - (исп. quebrar – ломать) – самый тиражируемый образ аргентинского танго. Это корте, в котором мужчина привлекает женщину к себе, усаживая в глубокий выпад и прогибая назад.

² Серп - адамантовый (алмазный) серп, порождение Геи-Земли. Первое в истории оружие, способное развоплотить Великих и Бессмертных перворожденных (Инфинити, Имморталис.) В античной мифологии фигурирует в истории с оскоплением Урана Кроносом, и в целой серии эпохальных убийств (Аргус, Ехидна, Сатир и т.д.) В дальнейшем будет неоднократно всплывать с различных загадочных убийствах бессмертных. В 1612 году арестован и помещен в схроны Инквизиции в Риме, откуда исчез примерно в 1939 году.

³ Темпус аго — в пер. с лат. “время, остановись”. Сложное и имеющее множество трудно прогнозируемых последствий заклинание для краткосрочной остановки времени. Максимальное достижение: 30 минут.

©Нани Кроноцкая

6. После бала

“Наши истинные учителя — опыт и чувства.” (Жан-Жак Руссо)

Портал Инвизиции, позволяющий миновать толкотню иных в Сумерках, захлопнулся за спиной Клавдия, издав непривычный звук смывающегося унитаза. Титан вздрогнул. Запоздало вспомнил об оттачивающих свое чувство юмора сотрудниках отдела активных перемещений. Прошлая версия звукового сигнала, имитирующая всплытие подводной лодки, была ему симпатичней.

Секунду спустя на его голову обрушился поток воплей и брани. Захотелось отступить обратно в портал, заткнуть уши или просто физически сбежать из водоворота криков и ругательств.

Великие неистовствовали. Сиятельные визжали, как овцы на заклании. В кабинете царил хаос.

За спиной титана раздался очередной канализационный всхлип портала, и очередной несчастный вышел прямо в зону вселенского конфликта.

— Однако.

Знакомый голос заставил Клавдия оглянуться. Вселенский Глава Темных выглядел неважно. Мокрые волосы, домашние брюки, голый торс, босые ноги. Завершал образ Неназываемого высокий стакан с непрозрачной красной жидкостью в руке.

Отхлебнув немного, смачно проглотил, облизывая порочные пухлые губы, и протянул его титану.

— Все светлые нынче стали робкими, как бабочки? — заметил рефлекторное движение от стакана. — Это не кровь, дражайший, это колумбийский томатный сок, продукт солнца и любви. Пейте, на вас лица нет. Поди крови нанюхались...

Сунув в руку Клавдия стакан, Ненавистнейший двинулся вперед к столу, в эпицентр всеобщего безумия, с каждым шагом становясь словно выше и шире. К финалу этого недолгого пути перед участниками конфликта возвышался расправляющий огромные крылья темный колосс в самой жуткой своей ипостаси.

Настоящий Аваддон во всей своей красе почтил своим присутствием скромный московский офис Инквизиции на Лубянке.

Никому из присутствующих больше не приходило в голову продолжить дискуссию. Секунда-другая, но все потрясенно молчали. Кто выдохнул, кто шлепал губами, кто набирал в грудь воздух для нового аккорда. И это не было работой заклинания — само присутствие воплощения Тьмы отменило любую возможность говорить.

— Аве, Аваддон! — пискнула одна из птицедев, тут же спрятавшись за широкими плечами друидов.

— Не налюбезничались еще, чудодеи, колдунишки и волшебнички? Душевно тут у вас, аж в другом полушарии стекла в окнах вздрагивают. Гори огнем такой Свет.

— И вам, друг мой, не кашлять, — Сэм, сидевший за столом, судорожно сжимая виски, поднял руку в приветственном жесте.

Аваддон хлопнул ладонью о его ладонь и упал в кресло слева.

— Хайре, сиятельный слепец, что, мигрень? — Темнейший зевнул и почесал мерцающую красным светом татуировку на голой груди.

— Ты отчего такой сонный? В Большом Яблоке¹ еще ранний вечер.

— Слишком ранний. Я только проснулся. И уже успел пропустить такую радость. Кофе дайте западному путнику.

— Сам бери иль разучился?

Этот милый диалог походил больше на разговор друзей детства, случайно столкнувшихся утром после бурной вечеринки у подъезда старого дома, чем на беседу Великих: Инквизитора и Вождя Тьмы.

— Что развесили челюсти, сиятельные воины? Погасло лучезарное светило? Не радуйтесь, фонарики, так просто нас не грохнуть. Кровушку лишнюю начальнику-Архангелу попортить, даже обидеть немного, а главное, реализовать неукротимое желание отправиться в срочный отпуск — это можно. Остальное наша физиология не предусматривает. Можете делать вид, что вы счастливы. Кстати, а куда слинял Архисветушек Мишенька?

Он снова принял почти обычной свой вид, тьма крыльев словно растворилась, давящее ощущение непоправимой и страшной беды медленно рассеивалось.

— Он не лжет? — снова раздался женский голос.

— Сэм, уйми свой разговорчивый птичник, или я их за ужином скушаю, — он сладострастно облизнулся, прихлебывая дымящийся напиток, неведомо откуда вдруг взявшийся в его руке. — Или сиятельные бездарности обрели голос?

Все молчали.

— Авва, раз уж ты почтил нашу полянку своей тенью, — подал голос Савва, судя по виду стакана в руке, вкушавший некий куда более крепкий напиток, — изложи свои высокие соображения. Ну так, для общего развития: состав преступления, вину, объективную сторону, субъект. Кстати, девушку вы задержали?

— Развития, говоришь? Вот она, деменция, старче. Прости, но напомню: в последний раз, когда я излагал тебе свои «соображения», ты лично прополол наши ряды с особой жестокостью. Потом принес свои извинения, это так трогательно. Я даже слезу пустил ненароком. Ходьба по садовому инвентарю с острыми зубцами — не моя стихия. А бабенку вашу я потрогал немножко, без фанатизма, по-дружески.

— Еще жива, или уже насмерть затроганная?

— Она пока у нас побудет, вас порадует. Будь она покрепче, вам бы стало еще веселей. Ой, Сэм, ну что ты такой нервный, Сиятельные, расслабьтесь. У вас большие неприятности.

Он потянулся, заложив руки за голову, снова почесал татуировку.

— Собственно говоря, у всех неприятности. Но нам проще, мы привыкшие.

Тут Ненавистный внезапно облокотился о стол, как-то весь собрался в мускулистую фигуру, словно готовую для хищного прыжка.

7. Кофейные гадания

«Хочешь увидеть добро? Сверши его». Лев Толстой

Открылась дверь в кабинет, и вошла неизменно-роскошная Гелла.

Укоризненно посмотрев на измученных откровенно сиятельных, покачала сочувственно головой, и на столе задымились еще три сосуда, наполненных кофе, вместе с большим блюдом ароматной мелкой выпечки, еще даже теплой. Булочки с маком и корицей, плюшки и крендельки.

— Вот умеешь ты жить хорошо, Сэм, — судя по голодному взгляду Ладона, дальше изучения меню за столом его ужин сегодня не успел продвинуться.

— Да, мне иначе не выжить. Благодарю вас, дражайшая. — Сдержанно улыбнувшись своей секретарше, Сэм потянулся за плюшкой. — Так что же там, Клавдий? Рассказывайте.

Сиятельный титан страдальчески потер блестящую лысину. Ему очень хотелось домой.

— Кстати, звонили из Бурденко — все ваши ребятки стабильны и живы. Идут на поправку. — Примирительным тоном добавил тут Сэм. — Может, ты нам что расскажешь?

Клавдий встал резко. Бросил взгляд на Ладона — тот с облегчением откинулся на спинку кресла. Груз рухнул с бессмертной души. Все живы. Теперь однозначно.

— Ладон, мне напомни: в отчете об изгнании демона Эвринома¹ ты упомянул его магический допрос парой ваших ребяток: Лером и Филом. И что там он им сказал? Повтори, только точно. — Шеф всея Инквизиции был настроен решительно.

— Да, я помню, сетовал на самочувствие и травлю живой плотью, очень жалостливо.

— Это все? — не намерен был Сэм отступать.

Ладон достал телефон из кармана смокинга, пролистал и ответил, читая:

— Вот еще: «Чтобы там, где ударит она, вас всех не было!».

— Браво! — главнейший из всех Инквизиторов издевательски хлопнул в ладоши. — Мы — стадо глупцов, азеркины.

Лысая голова Клавдия влагой предательски заблестела. Все давно изучили немой этот знак — Клавдий злился.

— Не психуй, — Сэм откусил снова с тарелки поднял свою плюшку и аккуратно ее надкусил. — ты же все уже знаешь?

— Да. Ощущаю себя безмозглой личинкой коловерши²! — Клавдий зло огрызнулся. — Нужно было лишь просто подумать!

— Тебя утешать или не напрягаться? Я могу ведь напомнить, что с первой атаки «уснувших» и до бала прошло... десять дней. — Сэм осматривал свою плюшку критически, словно искал в ней отраву. — Мы просто за ней не успели.

— За ним. — Клавдий выдохнул и снова присел с ними рядом за стол, с грустным видом рассматривая кружку кофе. — Заказчиком был лишь бездарный метис, бастард Гесса. Вы же помните тот ролик с ее поцелуем? Там он лежит на полу уже мертвеньким трупом. Маричка его раскусила. Он пытался использовать черную, словно глупую куклу. План же был прост, как и все гениальное.

— Почему я совсем не удивляюсь? — Лад мрачно жевал свою булочку, запивая горячим напитком.

— В Гурзуф она вытащила всю нашу хваленую группу. И вот я, например, удивляюсь. Гениальной, воистину, точности ее сложных расчетов. Это они с сыном Гесса наладили «дойку демона», все делая быстро и тихо. Разыскали и подготовили целые толпы всех тех, кто жаждал уснуть и проснуться иными. — Все же решив для себя вопрос безопасности плюшки, Сэм ее быстро доел. — Кстати, заметили? Сам младший Гессер не принял тот порошок. Хотя, я боюсь ошибиться.

— Я лично предполагаю, рецепт этой отравы — дело рук все того же заказчика. Он ведь был химик. Известная личность, доцент, доктор наук и светило прогресса. Так просто. — Клавдий покачивался на стуле, говорить было тяжко.

Ощущение его персональной ответственности давило. Виноват был лишь он, так казалось. А в блоках Бурденко лежали самые близкие ему и родные. И их боль была ценой за его ошибку. Больно.

— А квартира Алисы? — Сэм, конечно, был в курсе, однако не мог промолчать.

— Знаете, что этой ночью Гессер отправил свое завещание в офис инквизиции? Подлинник, свежий. И кому все оставил? — Ладон задумчиво доедал третью булочку, и приглядывался к четвертой.

Они думали все, что сегодня их ничто уже больше не сможет удивить... А вот вам.

— Продолжай, что ты замер! — фыркнул ему громко Клавдий.

— Наследником он объявил Макса Амбу. Прилагался пакет документов, включая протокол генетической экспертизы. Максимиллиан — сын Гессера. И вдобавок законный. Родители его были в браке ровно год, до момента убийства матери Макса браконьерами. Чистокровный он морф. И теперь он — единственный наследник рода Небесных тигров. — Ладон умел говорить тоном торжественного глашатая. Даже с булкой во рту. — И покойнички наши знали об этом. Все, и старший, и младший усопшие.

— Гес привез его совсем малым ребенком. И очень долго прятал от всех своего единственного законного потомка. — Произнес Клавдий очень печально. С Гессером много лет их связывало нечто, что можно было вполне назвать дружбой. — Согласитесь, не зря.

— Одного не пойму, — Сэм громко поставил кружку на стол, допив все до дна. — Если заказчик был мертв, отчего же убит Борис Игнатьевич?

— Это уже нам известно, — неохотно дракон произнес. — Маричка принесла ритуальную клятву на драконьей крови. Ритуал должен был выполнен быть до конца. Смерть заказчика ничего не меняет. Когда я передавал ее темным, это было первым и главным признанием... — тут он поморщился. Не самое приятное воспоминание. — Протокол я составил, лежит у меня в кабинете.

— Э! И откуда там всплыла драконья кровь?

Ладон скривился. Это была не его тайна. С другой стороны, подробности происхождения Эрис все равно скоро станут известны. Пусть лучше от него, чем из уст вечно лгущих темных.

— Она на четверть дракон. Да, именно так я ее и сдал темным. Иначе ее не поймать никому — я вас уверяю.

Помолчали, делая попытку переварить все услышанное.

— Думаю, вот теперь дело «Триглы» можно смело считать завершенным. Хотя нам всем и больно, и страшно, — Сэм за эту вот «бальную» ночь постарел на полвека, не меньше.

Он сидел за столом в своем рабочем кресле прямо по центру, держась за высокую кружку мучительно потирая виски.

8. Все будет

«Счастливый брак — это брак, в котором муж понимает каждое слово, которого не сказала жена». (Алфред Хичкок)

Провожая усталым взглядом поток городских огней, бурлящий за окном, Клавдий злился.

Он был в ярости. Это омерзительное состояние собственной души ему совершенно не нравилось. Еще сегодня утром его жизнь казалась настоящим праздником. Любимая работа, наука, любимая жена, дети — уже имеющиеся и вскоре ожидаемые.

Прошло всего несколько часов, и он мучительно размышляет, какими словами рассказать своей глубоко беременной жене о произошедшей только что катастрофе.

Через несколько часов Клавдий должен будет улететь на край Земли. Воистину «туда не знаю куда, принести то не знаю что». Командировка, странным образом смахивающая на ссылку.

Войдя в зеркальный лифт, он проделал давно забытое дыхательное упражнение, замедлил пульс. Причесался, вспомнил девичьи косметические приемы, когда-то выписанные младшей дочерью из старинных трактатов и развешанные на розовых наклеечках вдоль рамы большого зеркала в прихожей. Нагнал здоровый румянец на щеки, убрал синяки под глазами, придал блеск взгляду. «А полезная эта вещь, надо будет полистать ту книжонку», — подумал и тут же ощутил себя стремительно стареющим человеком. Груз забот и неразрешимых проблем мог заставить стареть даже имморталис¹.

Из зеркала на стене лифта на него смотрел импозантный лысый мужчина в стиле «совсем слегка за пятьдесят». Мужественное лицо, широкие плечи, модная бородка, дорогой костюм. Респектабельно, благородно. Вот, только глазки предательски бегали — обдумывание предстоящего разговора с женой не настраивало на оптимистичный лад. Вдох — выдох. Уверенное начало — залог успеха.

— Дорогая, как ты? Как день прошел, как самочувствие, что нового, как дети?

— Чемодан я тебе собрала, гостиницу заказала, билеты на столе в столовой, ужин там же, я сейчас буду, — из ванной раздался глубокий, очень приятный женский голос.

Ох и трудно быть мужем великой Ге! Он волновался, как скрывший двойку от отца школяр, а она, как обычно, решала его проблемы.

Какое счастье быть любимым супругом мудрейшей Геи!

Она выскользнула из ванной, придерживая завязанный на голове внушительного размера тюрбан. Беременность ей всегда шла. Взгляд женщины становился томным, формы округлыми, даже волосы густели и их обычный медный цвет темнел, отливая насыщенно-бордовым.

Какое же это вечное искушение, находиться рядом с пленительной Геей Гавриловной Деус-Дивиной!

— Билетов на прямые рейсы нет, да и ближайший прямой только завтра вечером. Я забронировала утренний, с пересадками в Красноярске и Хабаровске. Бизнес-класс. Успеешь привести в порядок дела и мысли.

— Так не терпится от меня избавиться? — он старался не выглядеть сердито и растерянно, пряча за улыбкой не остывшую еще ярость.

— Бесполезно противиться начертанному. Сейчас не тот случай, когда есть выбор.

Она не выглядела встревоженной. Будто и не произошло стихийного бедствия космического масштаба всего несколько часов назад, не покачнулся этот мир. Примерно также его жена реагировала на бытовые неурядицы уровня засора в раковине или сломанного утюга.

— Ты знала?

— Предвидела. Сейчас я стараюсь не трогать поток вероятностей. Но были причины. Пришлось войти.

— Сны? Почему ты молчала? — ему вдруг стало страшно.

Клавдий никогда не сомневался в могуществе своей всесильной супруги. Спокойной как мироздание, мудрой как сам Создатель. Но сейчас под сердцем она носила его ребенка, а вот в себе он всегда сомневался.

— Ешь.

Она подошла сзади, упираясь в лопатки едва наметившимся животом. Положила руки на плечи и прижалась губами к шершавой макушке мужа. Брить голову налысо он начал давно, в очередном приступе острых сомнений в себе. Все быстро привыкли, и теперь иначе, как лысым бруталом, его никто и представить себе не мог.

Как давно все это было!

— Ты детям сообщила?

— Да, Анюта будет тут уже утром. Ее отпустили, сессию сдала всю отлично, досрочно. Малышка решила твердо просидеть свои каникулы у матушки под юбкой. Антон, конечно же, всполошился, пригрозил выставить дежурную часть под окнами, с акушерами и реаниматологами. У него не бывает полумер, ты же знаешь. Алиса с Ариной… все нормально. Мы тут разберемся. Не дергайся, все уже славно.

Да, их старший сын всегда делал все быстро, качественно и неотвратимо. Мамин сынок. В своем перфекционизме он был страшнее Геи. Если мать была воплощением «мягкой силы», то Антоний всегда шел по головам и всегда побеждал.

Близнецы — те другие. Очень разные, неоднозначные, сильные. Сколько крови из Клавдия выпили его несравненные девочки, взрослея? Ге было проще, она просто знала. Когда их Лисенок — Алиса — приволокла в дом безродного Макса, ставшего сегодня наследником великого рода Гессеров — Клавдий был в ярости. Мелкий смазливый сопляк, как он смел посмотреть на принцессу? Был разговор их с супругой. Пришлось согласиться. Клавдий все еще помнил свое поражение. Но сегодня он был готов снова и снова благодарить создателя за мужчин, что стояли рядом с его дочерьми. И то, что в них было немало общего — уже не удивляло. Могучие оба.

Дети. Как давно он не общался с ними близко? Не в мессенджерах, не по телефону, не на дежурной летучке. Когда все закончится, он соберет всех детей, а уже, возможно — и внука. И всех вывезет на свой остров. В тот дом, что на скале среди моря. Разожгут там на кухне камин, будут пить там глинтвейн и петь песни… Мечтатель. Одна Гея видит линии их судеб, он слеп. Жить надо сегодня.

— Пойдем спать, моя золотая. Кто знает, когда теперь я услышу твое сопение под боком.

— Сначала иди смой напасти сегодняшнего дня, — она погасила свет, запустила посудомойку, провела серию загадочных манипуляций на своей высокотехнологичной кухне, ответившей хозяйке перемигиванием огоньков, — я жду.

— Я приползу, даже если нежить отрежет мне все руки и ноги.

9. Усталость

“Циник — это усталый романтик.” (В. Вулф)

Огромная, всепоглощающая, тягостная. Длиною, казалось бы, в вечность. Навалилась, расплющила, душила и ранила.

Эрис невероятно устала.

От вечной погони за смыслом, от череды бесконечных предательств.

В своей жизни однажды каждый бессмертный задает себе просто вопрос: в чем смысл его пути длиной в бесконечность? У смертных все просто: пришел, выполнил минимум жизни, не сорвался в пропасть Тьмы, не убил, прошел по тонкому лезвию, балансируя между Светом и Тьмой осторожно, и все, ты свободен. Бессмертие духа, не обремененного тяжким грузом тела.

Короткая партия с простыми правилами игры.

У них — все иначе. Вечные прикованы к биомассе будто бы кандалами. И что там, за гранью — не знает никто, только вера и мифы. Высочайшие были вольны возвращаться, просто бессмертные — исчезают навечно, словно бы их тут и не было.

Была еще древняя легенда о Зеркале мира и том моменте, когда их племени будет разрешено возвращаться. Кем? Когда? Как? В этой легенде все было слишком наивно и пропитано трогательными надеждами. А значит — место азеркинов всецело в этом мире.

И Маричка имела несчастье родиться бессмертной.

В ее варианте пропорций это можно было сделать лишь одним способом: рождаясь, убить одного из родителей. Прирожденный убийца. А ведь она даже не знала, кто подарил ей это проклятие.

История угольных драконов затерялась в веках, ни одна летопись о них не вспоминала, все, что она смогла найти, было лишь новоделом.

Маричка. Это имя для нее не значило ничего абсолютно. Как ее только не звали… Дошло до того, что она просто брала себе имя последней убитой в ритуальном круге ее рукой. То была юная ведьма, хотевшая стать величайшей. Сама согласилась, сама отдалась.

Эрис — это имя ей дали в храме великой Матери. Ее главное, единственное имя, в котором черпалась великая сила. И которое привело ее сюда, вписав в ее жизнь очередную главу о предательстве.

Ладонис. Ладон. Просто Лад. Этому зверю она никогда не сможет провести серпом по горлу. И он это знает. Он — ее слабость, боль и уязвимость. Зачем тогда она поддалась и пришла? Он не звал, не приказывал. Даже не ждал. Просто еще одна женщина, просто игрушка великого и древнего Лада. Хранителя яблок. Адамантов дракон, прародитель всего рода светлых драконов. Недосягаемого и несокрушимого. Жестокого. Необыкновенного.

— Не противно? Он снова тебя просто бросил и сдал. Как обычно.

Непроизносимый всегда появлялся из тени, за исключением тех случаев, когда надо было «явиться». Богопротивный.

— Тебе что за дело, Абада. Пришел поглумиться?

— Конечно. Тебя вдруг прибило откатом идейности. Верно? Мечты о любви, зов второй ипостаси. Фу. Плоско и пошло. Хотя… Чего ожидать от дочурки выродка Алдуина¹. Как оно все началось, так и тянется дальше. Что ротик открыла, неужто не знала? Глупышка.

Сотни лет она пыталась узнать это имя. Казалось, в этой Вселенной не осталось никого, кому бы Эрис не задала свой вопрос. И вот — просто так, безвозмездно, сейчас ей была подарена свобода.

— И зачем тебе крылья? Летай самолетом — надежней.

— Я хочу быть драконом.

— Пустое, чернушка, пустое. Твоя сила совсем не оттуда. Не надо тут сказок. Кто тебя вообще надоумил копаться в этом чешуйчатом хламе? Алду угомонили, выродков его всех упокоили. А ты вот — жива. Отчего же, не знаешь?

Он сидел за столом в ее маленькой комнате, ничуть не похожей на камеру смертниц. Стол, два стула, большая кровать. Мягкий свет под потолком, благоустроенный санузел с душем. Похоже скорей на гостиничный номер: без излишков, но вполне комфортно.

Огромный, массивный, с тонкими, почти женственными чертами на красивом лице. Большие глаза, чеканный профиль, очень чувственный рот. В разрезе расстегнутой рубашки на рельефе прекрасного тела пламенели магические татуировки. Она могла бы стать его Шанти² . Спутницей демона. Обрести снова силу. Возможно, и крылья, кто знает, что может ей дать Ненавистный. И что потребует взамен. Но тот факт, что он сидел сейчас здесь, с увлечением ее рассматривая, открывал Эрис много возможностей. Например, излечиться от этой болезни — Ладона.

— Знаю. Меня спрятали в храме, наверное, дело в этом?

— Мироздание… Правда? Ты верила в сказки? Санта-Клаус, олени, подарки и елка? Прости, я ошибся, тебя навестив.

Он сделал ленивый жест, будто бы собираясь подняться. Девушка осторожно положила тонкую черную руку ему на колено. Глядя прямо в глаза. Они у нее были пронзительно-синими, что становилось видно лишь при прямом освещении. И Эрис умела этим пользоваться.

— Предлагаешь услуги? Так быстро? Я, конечно, высокого мнения о своих достоинствах, но был наслышан о зверском характере Черной пантеры. Кстати, зачем ты убила бастарда? Хороший мужик был, полезный. Золотая была голова.

— Много болтаешь ты, Аба. Давай сразу к делу. Я могу быть полезна. Во всех отношениях, в некоторых — еще и приятна, — ее рука медленно продвигалась от колена вверх, вызывая все более явную ухмылку на лице воплощения Преисподней. Очень медленно, будто дразня. Он в ответ улыбался все шире, обнажая свой хищный оскал.

— Я задал вопрос, дорогая. Считай это квестом. И все же? — он положил свою руку поверх, останавливая Эрис в этих ее поползновениях.

— Он был мне не нужен.

— Пф! Отличный повод разделаться со всем человечеством, правда? И как я не понял? Давно раздражают.

— Он мешал, угрожал.

— Немного совсем так я сузил свой круг. Мне все вечно мешают.

— Хорошо. Он принудил меня принести ему клятву на крови дракона. И Гесса я убила, закончив этот древний ритуал. Строго по плану, что он написал. Сама того не желая, как марионетка.

— Вот это мотивчик! Но, прости, я не верю. Сынишка, конечно, хотел осиротеть, но заставить содрогнуться весь мир? Сомневаюсь. Птица не того полета. Скажи, ты у нас ведь совсем не глупа. Он ведь тоже был лишь инструментом? Подумай.

10. В рамках приказа

“Вся нравственность человека заключается в его намерениях.” (Жан-Жак Руссо)

Поручение «Пока приводи в порядок вашу всю группу», прозвучавшее из сиятельных уст Самаэля, великого и ужасного, было равным приказу.

Ладону лишь оставалось продумать план общих действий на несколько грядущих месяцев кряду.

Начальственного Кла настоятельно и быстро отправили в командировку (очень сильно смахивавшую на ссылку) за одиннадцать тысяч километров, на Камчатку. А это означало, что бедный дракон уже утром будет повышен в должности. Как бы — внезапно. И он был не рад.

Солнечного Лада было очень непросто вывести из состояния «всеобщего обогрева», как ехидно определил этот статус Лер. Но события последних месяцев — от провала его лучших учеников на операции в доме престарелых до развоплощения величайшего Гесса под светом кровавой Луны — были способны «погасить» даже Ладона.

Он тоже устал.

И что было особенно неприятно: впервые за всю его жизнь Лад смотрел с завистью на всех этих влюбленных безумцев вокруг. На воркующих о чем-то в темном тупике больничного коридора Лере и Ди. На засветившаяся вдруг изнутри рыжую бестию Арину с ее этим весьма непростым счастьем — Филом. На Алису и Макса, будто бы и не заметивших свалившегося на их голову несметного наследства, так они были поглощены друг другом. Даже на бегавшего по госпитальным лестницам кота — Леонида, сладострастно заглядывающего под халатики ничего не подозревающим санитаркам.

А он? Он вчера сдал в руки Аббы женщину, любившую его больше себя. Для темной жрицы Эрис подобное чувство было почти невозможно.

Темные редко любили. Привязывались, заключали сделки, испытывали телесное влечение — как и все обитатели этого мира, полагавшие себя существами разумными. А вот любить…

Любовь означала потерю себя. Любил ли Ладон? Он не знал и не помнил.

Скорее — любил сразу всех.

И вот эту усталую докторшу, что круглосуточно дежурила у кровати Ди, а теперь просто упала на кресло в кабинете Антона и ушла в бессознательный сон.

Надо будет ее разбудить, накормить и отправить домой своим личным порталом.

И Деус-Дивина Антона, главного врача, близкого друга Лада и просто отличного мужика. Только что он пробегал мимо, хлопнул по плечу и понесся, как курьерский поезд, на обходы, к своим ненаглядным больным.

И этих людей он любил — разных, очень. Люди не были просто темными или светлыми. В каждом из них сияло многоцветие этого мира. Совершенно другие, и этим прекрасны все люди.

Выходя из госпиталя, вспомнил снова вдруг Люсю.

Вот лисица. Нет, он не сердился, скорей — восхищался. Нужно будет не упускать малышку из виду, такие бриллианты чистой воды нуждаются в огранке. Пока что она ощущает себя сильной, почти непобедимой. Извечная болезнь всех юных гениев. Но при первой же ощутимой осечке они ломаются, будто ветки на морозе. Скольких таких сломанных чад Лад уже подхватил, поставил на ноги, обогрел, внушил веру в себя? Очень многих. Значит, дракону есть зачем жить, а свою любовь, греющую лишь одно его сердце, он дождется. Возможно, она уже рядом.

Он тяжко вздохнул и вошел в кабинет сиятельного Сэма. Судя по виду высокого начальства — поспать ночью сегодня не пришлось никому.

— Аве, Ладонис. Тебе кофеину?

— Аве, Семен Августович. Я Пашкину съел уже таблетку. «Радость студента».

— Я — на Арининых «Совах». Но кофе отменный, не отказывайся. Что там у нас с вашей группой? — прикоснулся к руне, нанесенной маркером прямо на столе. — Гелла, детка, два кофе для нас, самых-самых.

Еще не успел договорить, а демоница уже ставила дымящиеся чашки на стол, демонстрируя свое декольте и невероятно прекрасные ноги. Зачем она вообще носила это платье? Разве только для того, чтобы еще больше возбуждать воображение посетителей Сэма. Высший суккуб, блистающий гранями дара. Лад вот даже проснулся.

— Хорошо она действует, правда? Покрепче таблеток и кофе, — Сэм хитро блеснул глазами вслед плавно удалявшейся Гелле. Кто бы в том сомневался: глава Инквизиции даже моргал и дышал всегда с тайным смыслом.

Ладон хлебнул свой напиток. Божественно. Гелла все помнила — его кофе был без сахара и с корицей. Еще пара глотков — можно будет говорить и о деле.

— Ладонис, скажи мне, а ты у нас-то когда угнездишься?

Дракон поперхнулся корицей и кофе. Зная Сэма…

А, собственно, что он знал о своем главном шефе? Личная жизнь — тайна за всеми возможными печатями этого мира, семья — где-то там же. Яркий и сильный мужчина, буквально пышущий жизнью брутал. Немыслимо древний. Доподлинно было известно лишь то, что шеф крылат, могуч и бессмертен. Из тех, которых развоплотить невозможно даже этим серпом, что отправил Гессера на свалку историй.

— Судя по вороху мыслей, не скоро, — начальственный Ангел так давно жил в этом мире, что стал человечнее многих.

Когда-то он был — сама Смерть. Сейчас вот сидел за рабочим столом, устало потирая широкий затылок ладонью. Да, он всесилен, и можно было не тратить времени и сил на защиту щитами от Сэма. Никто просто не знал, на что он был способен, сам Самаэль, ангел смерти и тлена. Дракону не хотелось даже думать о той немыслимой ответственности, что делили они с Аваддоном и (теперь уже снова) Саввой, перед Создателем и этой Вселенной. Нет, хватит ему тяжкой ноши дракона.

— Как только найдется такая, ради которой я брошу весь мир и работу в придачу… Так подходит?

Сэм усмехнулся невесело.

— Тогда впереди у нас целая вечность. Давай по порядку.

— Я отправил все материалы по опергруппе, все что скопились за годы. Целая куча.

— Я видел. Кстати, а помнишь ли ты, с какой целью задумана группа? Вчера я спросил у Клавдия, и тот сразу захотел на Камчатку. Так странно.

— А и правда. Чего это Клавдий? — поймав выразительный взгляд Всесильного, вдруг разозлился. — Мне тоже уже собираться?

— Конечно. Но чуточку позже. Возвращаясь к вопросу. С тех пор, как задумана была вся эта… история с группой, прошло много времени. Даже для вечных. А динамика вдруг закрутилась сейчас. Не находишь ли странным?

11. О туманных коровах

«Все будет правильно, на этом построен мир.» (М. Булгаков)

Когда-то, уже очень давно, в прошлой жизни, две юные девочки, сбежавшие от строгих опекунов и суровых родителей, спрятались в зарослях камыша и густого кустарника у могучей реки и ехидно смотрели, как все их искали. Как кричали и бегали родственники в поиске двух негодниц. Как воины прочесывали местность, а детвора обошла каждый пень, каждый камень.

Сначала девочкам было весело, потом — все страшнее. Обе проказницы отлично понимали, что их очень сурово накажут. Нашедший в тот же день их друг рассказал, что влетит им, конечно же, крепко. Но дал слово — никому не расскажет об их тайном укрытии.

Безусловно, по его невозмутимому виду все родные быстро догадались, что девочки живы.

Мальчишка носил им еду, но общаться отказывался, всем своим видом показывая, что не одобряет проделку. Маленькое приключение и шутка стали настоящим испытанием для обеих иных. Они научились жить в лесу. Самостоятельно ловить рыбу и разводить костер под проливным дождем, отпугивать насекомых и хищников. Построили крепкий уютный шалаш.

Но как вернуться домой — придумать никак не могли. Пока Лер (а это был он), не рассказал подругам, что город ужасно страдает от нападения стаи диких волколаков-оборотней, вырезавших в округе весь скот, что грозило всем жителям города голодом. Поймать их не получалось никак, оборотни были дики и могучи — настоящее бедствие. И тогда девочкам пришла в голову «гениальная» мысль. Арина давно освоила тонкую магию сумеречных существ и призвала их — огромных туманных коров. Венди влила в них запахи, жизнь и тепло. Целое стадо.

Лер предупредил защитников города, те собрали большую засаду. Поздней ночью, когда город спал, три смелых юных азеркина провели свое туманное стадо через места, где видели волков, дальше, в город. Волколаки не смогли удержаться и кинулись за аппетитной наживкой. Туманные коровы завели всю стаю за ворота, где отважные воины-защитники перебили упырей и людоедов всех до единого. А коровы исчезли.

Конечно же, подростков простили. Арина и Ди с Лером стали героями. Естественно, Лад с Клавдием долго и демонстративно перекладывали длинные розги на лавке. А Ге только смеялась.

Но с тех самых, давних пор, когда в жизни Арины и Ди происходило нечто важное, они собирались у тихой воды, поднимая из Сумерек своих туманных коров, охранявших покой их беседы.

Сегодня была именно такая ночь.

Та самая.

Неделя, проведенная ими в госпитале, расставила яркие знаки в новой их жизни. Все изменилось. Настолько, что жизненный путь разделился на «после» и «до».

Колечко в знак о помолвке на руке Ди грело как маленькое солнышко, разгоняя все печали. А вот терзавшие ее сомнения настойчиво требовали излияний на рыжую макушку подруги. Арина, за последние две недели открывшая в себе целый воз «разных Арин», доселе невиданных и совершенно неожиданных, тоже остро нуждалась в совместных «пыхтениях», как они называли свои посиделки. Они давно собирались так встретиться, но все вокруг вертелось так стремительно, что планы приходилось уже многократно откладывать.

«Начальственный» Ладон, дежуривший в госпитале, постоянно куда-то вытаскиваемый свирепым начальством, заметно похудевший и погрустневший, уже на четвертый день собрал их в палате всех, включая кота Леонида (проворчав при этом, что его группе самое место у ветеринаров), и дал только час им на сборы в новую командировку.

Пришлось бегать по Сумеркам между складом с их формой, туристическими магазинами и супермаркетами, ставя галочки приобретения в длинном списке необходимого, любезно выданном драконом. Ну как бегать... Бегали парни. Обе подруги на правах тяжело очень раненых и еще очень слабых сидели в кафе гипермаркета и пили кофе, обсуждая подробности встречи с коровами, «которой быть».

Главным условием было не забыть две гитары, котелок и чайник. Остальные нужные предметы значились в списке, изъятом Лео «для исполнения».

— Знаешь, я никогда еще так тяжело не очухивалась от ранений. Вот ведь демон! — Арина выглядела отлично, даже румянец уже возвращался.

Только взгляд изменился. Что-то такое в нем вдруг поселилось... будто искорки нежности. Да уж, Арина влюбилась. Ди видела ее такой впервые.

— Да, нам всем досталось. Мальчишкам — особенно. Знаешь, так страшно, я на всю жизнь запомнила эту картину: уходящих Фила и Лера. Сердце разорвалось на куски. До сих пор очень больно.

— Да. Я так его тогда боялась этого трупоеда, думала — никогда в жизни не смогу. А когда увидела, что он с ними сделал — откуда только силы взялись! Думала, просто вспорю ему брюхо и кишки намотаю на шею, так была зла. Эту Маричку я бы... повезло ей, что демон нас так приложил. На балу бы...

— Ага. И сражались бы мы тогда плечом к плечу в великой войне Тьмы и Света. Ладон молодец. Вот значит что — древний дракон. Он принял единственно верное решение, сам.

Арина промолчала. Смешанные чувства в ней вызвала эта история с Маричкой и передачей ее темным. Особенно смущало то, что отца в тот же день отправили на Камчатку. А Ладон вдруг занял его место. Совпадение? Потом будет видно.

Венди вдруг увидела следовавшую к ним колоритную процессию: трое красивых мужчин, таких разных и так схожих: высокий Фил, который словно вырос еще за несколько недель, развернулся в плечах, стал ощутимо крепче (или это Арина сделала его таким?), широченный Лер, как обычно, смотревший куда-то в себя и небрежно-взъерошенный, и Леня — массивный «недорослик». Все — с одинаковыми черными альпинистскими рюкзаками в разной степени загруженности. Леонид нес нелегкий свой груз с легкой грацией кота. Они шли и о чем-то оживленно спорили. Кот размахивал руками, умудряясь одновременно и забегать вперед, притормаживая Рафаила, и не задевать окружающих рюкзаком, и что-то говорить очень выразительно, но тихо.

— Красавцы, да? — Арина поймала ее взгляд и тоже с удовольствием рассматривала это трио.