Я буду твоей тенью

Эмми

Эмми сидела в столовой университета во время перерыва, погрузившись в изучение уголовного права. Предмет давался нелегко, но она неизменно повторяла себе: «Если ты не понял — значит, недостаточно пытался понять». Весь перерыв она посвятила дополнительной подготовке.

Ей нравился университет. Она давно мечтала здесь учиться, мечтала стать хорошим адвокатом. Это место сулило престижное будущее в выбранной сфере. Эмма не спала ночами, готовясь к поступлению — это было её заветной мечтой.

Она до мельчайших деталей помнила тот день, когда впервые переступила порог университета: запахи, атмосферу… «Вот так ты переступаешь черту своего детства и становишься на шаг ближе к тому, что называют „взрослая жизнь“», — думала она.

Счастливее всего Эмма чувствовала себя рядом с Энни — своей сестрой, своей второй половиной. Энни искренне радовалась её поступлению. Она не до конца понимала, насколько это важно для Эммы, но чувствовала всё без слов.

Они всегда ощущали друг друга — даже в семь лет, когда родители развелись и разделили детей. Девочки знали друг о друге всё без лишних разговоров. Когда одна болела, болела и другая; когда одна переживала, вторая чувствовала это. Наверное, поэтому говорят: «Одна беда на двоих — это полбеды».

Эмма никогда не чувствовала себя одинокой — у неё всегда была сестра, с которой они встречались раз в год на День благодарения.

Энни тоже поступила в университет, но на другой факультет юриспруденции. Она хотела получить степень и работать в уголовной системе, а Эмма мечтала помогать людям, которые попали в эту систему. Девочки росли и шли к своим целям, не отступая ни на шаг.

Эмма ненадолго отвлеклась, погрузившись в воспоминания о детстве с сестрой. Энни никогда не давала её в обиду.

В начальной школе в их классе учился Патрик Кэрол — полный мальчик с хулиганскими наклонностями. Он обижал всех: животных, детей, огрызался на взрослых. Однажды он пристал к Эмме.

Эмма сидела за партой и клеила наклейки с Ханной Монтаной в свой блокнот, который считала предметом особой гордости. Она долго охотилась за наклейками и вырезками из журналов со своими кумирами. Последние наклейки ей принесла Энни, и Эмма так хотела их приклеить, что взяла блокнот в школу.

— Эй, Харт, что это тут у тебя? — Патрик подошёл сзади и схватил блокнот. — Ты что, занимаешься этой чушью?

Он держал блокнот своими толстыми пальцами, видимо только что использованными для еды — они были в масле.

— Отдай! — Эмма вскочила со своего места и попыталась забрать блокнот.

Патрика оставляли на второй год. Он был на голову выше и в сто раз сильнее.

— А если не отдам? Что ты сделаешь? Пожалуешься? Начнёшь плакать? — Патрик оттолкнул Эмму и, схватив блокнот, вырвал из него один листок.

Эмма впервые почувствовала сильную злость, настоящую ярость. Она собрала всю свою силу и снова попыталась забрать блокнот.

— Отдай! — Она подпрыгнула, чтобы вырвать своё сокровище из грязных рук мальчишки, но, какой бы сильной она ни была, этого оказалось недостаточно.

Патрик ударил её ладонью по лицу — она упала на пол. Голова закружилась, в ушах стоял звон. Время словно остановилось. Как в замедленной съёмке, Эмма видела, как Патрик жёстко схватил блокнот, раскрыл его и разорвал пополам, скинул листы на пол и начал топтаться по ним. На его лице играла улыбка, а по щекам Эммы текли слёзы. Сила покинула её — остались только боль и обида.

Она расплакалась и сквозь всхлипы услышала резкий вопль. Открыв глаза, она увидела, что Патрик больше не уничтожает её многолетние труды: он лежал на полу, закрыв лицо рукой. Из носа у него текла кровь.

— Эмми, как ты? — К ней подбежала Энни и помогла сестре встать.

Голова всё ещё кружилась, но Эмма ощутила спокойствие. Вместо ответа она обняла Энни и расплакалась уже в голос — так горько, насколько у неё оставалось сил. Энни крепко обняла её.

— Я всегда буду рядом. Я всегда буду тебя защищать.

Через месяц у Эммы был день рождения. Энни подарила ей тот самый блокнот: каждый день она склеивала листы, а те, что не получилось восстановить, заменила на новые. Потом они забрались на крышу дома и всю ночь смотрели на звёзды.

— Как ты оказалась в том классе? — неожиданно спросила Эмма.

Энни улыбнулась и посмотрела на сестру:

— Я почувствовала, что тебе нужна помощь, и пошла на твои поиски.

— Интересно, а мы всегда будем так чувствовать друг друга?

Энни потрепала Эмму по волосам:

— Ну конечно. Мы же сёстры, а это навсегда. — Она посмотрела на небо. — Видишь самую яркую звезду? Это Полярная. Говорят, нужно всегда следовать своему пути, но если ты заблудился, она поможет тебе вернуться домой.

Эмми улыбнулась. Сейчас, впервые за долгое время, она чувствовала себя спокойно. Ей всё нравилось в её жизни, кроме одного…

В столовой раздался шум. Эмми, как и все остальные, повернулась на него. Оливия Дэвис сидела в паре столов от Эмми и смотрела в стол. С этой девушкой Эмма училась в одной группе — тихоня и зубрила, пожалуй, даже усерднее, чем сама Эмма. Но проблема была не столько в Оливии, сколько в тех, кто стоял над ней.

Шейла Бран и её свита. Шейла была первой красавицей университета — красивая, словно Барби, с уверенностью, подкреплённой толстым кошельком родителей. Её отец занимал руководящую должность в крупной строительной компании. «Больше денег — больше власти» — девиз, который работал и для него, и для его детей, рождённых с золотой ложкой во рту и относящихся к остальным как к фону для собственной жизни.

И вот настал момент рассказать о тёмной стороне этого престижного университета. Чем выше статус учебного заведения, тем больше скелетов прячется за его стенами, когда начинается учебный процесс. Если ты богат, твои родители мелькают на экранах телевизоров, ты ездишь на дорогой машине — тебе не о чем переживать. Но если ты, как и 70 % местных студентов, добираешься до университета на автобусе и не отдыхаешь в клубах золотой молодёжи, тебе придётся опускать голову, когда «золотые дети» проходят мимо.

Новая жизнь Энн

Энни стояла в боевой стойке, наблюдая за своей противницей — Кейси. Ловко ушла от захвата, сделала подсечку и повалила соперницу на мат. Кейси вскрикнула, но тут же рассмеялась:

— Ладно, сдаюсь! Ты как всегда на высоте.

Энни протянула ей руку:

— Ты тоже молодец. Ещё пара месяцев — и будешь меня обыгрывать.

Тренер, наблюдавший за спаррингом, одобрительно кивнул:

— Харт, ты в отличной форме. Готовься к соревнованиям — у тебя реальные шансы на пьедестал.

Энни улыбнулась, но в голове крутилась лишь одна мысль: «Эмма. Нужно позвонить Эмме».

Она достала телефон — три пропущенных вызова от сестры. Сердце сжалось. Набрала номер.

— Энни… — голос Эммы дрожал. — Мне нужно с тобой поговорить. Срочно. Мне нужна твоя помощь.

На следующий день Энни приехала к Эмме. Сёстры сидели на том самом балконе, где когда‑то мечтали, глядя на звёзды. Эмма, сжимая в руках чашку остывшего чая, рассказала всё: о Шейле, об Оливии, о своём выкрике в столовой и о «приговоре» Алекса.

— …И теперь я не знаю, что делать. Они не оставят это просто так. Я чувствую, что всё изменится.

Энни молча слушала, сжимая кулаки. Когда Эмма закончила, она резко встала:

— Значит, так. Во‑первых, ты не одна. Во‑вторых, мы это исправим.

— Как? — Эмма подняла на неё глаза, полные надежды и страха. — Они сильнее. У них власть, деньги, поддержка…

— А у нас есть кое‑что получше, — Энни села рядом, взяла сестру за руки. — Мы есть друг у друга. Я не дам ни одному щенку причинить боль моей сестре. Понятно? Я их уничтожу.

Эмма всхлипнула:

— Но как? Ты же не можешь быть со мной всё время…

— Могу, — Энни улыбнулась с такой решимостью, что Эмма на миг забыла о страхе. — Мы поменяемся местами.

— Что?!

— Слушай. Ты отлично знаешь программу, умеешь учиться. Я… не всегда была образцовой студенткой, но умею находить общий язык с людьми. И я точно знаю, как дать отпор таким, как Шейла и Алекс.

— Но это же безумие! — Эмма покачала головой. — Нас сразу раскроют. Мы похожи, но…

— Мы близнецы. Мы знаем друг друга лучше, чем кто‑либо. Ты расскажешь мне о своих привычках, манерах, о том, как отвечаешь на занятиях. А я — тебе… Это будет наша командная работа. Мы будем всегда на связи. Мы отучились немного — никто не заметит, что что‑то не так.

Эмма задумалась. В голове крутились тысячи «но», но где‑то внутри загоралась искра надежды.

— А если не получится?

— Получится, — Энни сжала её руку. — Только просьба: пока я поднимаю тебе рейтинг, не принижай мой. Веди себя как я. Занятий по рукопашному бою не будет до Рождества — думаю, мы управимся раньше.

Эмма улыбнулась сквозь слёзы:

— Ты сумасшедшая.

— Зато твоя сумасшедшая сестра. Ну что, согласна?

Эмма посмотрела на звёзды, на сестру, на город, раскинувшийся внизу. Где‑то там, в темноте, ждали проблемы, но сейчас, рядом с Энни, они казались не такими страшными.

— Согласна.

Следующий день начался с непривычной суеты. Эмма стояла перед зеркалом, пытаясь повторить фирменную походку Энни — лёгкую, уверенную, с лёгким наклоном головы.

— Так, — бормотала она, — руки в карманы, взгляд прямо, улыбка… не слишком широкая, но и не натянутая.

Энни наблюдала с дивана, попивая кофе.

— Не хватает главного, — сказала она, вставая. — Уверенности. Ты не просто идёшь — ты владеешь пространством. Представь, что это твой личный подиум.

— Подиум? — Эмма нервно рассмеялась. — Я чувствую себя актрисой в провальной постановке.

— Это не постановка. Это наша жизнь. Давай, Эм, это не сложно…

Они обменялись одеждой, сумками, даже браслетами — мелкими деталями, которые могли вызвать подозрения. Энни поправила причёску, чтобы она выглядела чуть строже.

— Готова? — спросила она, протягивая сестре руку.

— Нет, — честно ответила Эмма. — Но я пойду.

— Эм, не переживай. Учёба начнётся завтра. Ты походишь, построишь глазки парням, поднимешь мне оценки, а я пока буду вбивать гвозди в гроб этих уродов.

— Мне

дальше

— Мне бы твой оптимизм, — грустно улыбнулась Эмма.

— Не переживай. Учёба начнётся завтра. Ты походишь, построишь глазки парням, поднимешь мне оценки, а я пока буду вбивать гвозди в гроб этих уродов, — повторила Энни, обнимая сестру. — Мама скоро приедет. Пожалуйста, следи за ней — у неё не всё хорошо с работой, она много грустит.

— Не переживай, это и моя мама тоже, — ответила Энни.

Они вышли к такси.

— Ну что, начало наших самых больших приключений, — произнесла Эмма, пытаясь придать голосу бодрости.

— Ты точно справишься? — в голосе Эммы звучала тревога. Она оставляла сестру на растерзание половине университета, а сама уезжала за тысячу миль.

— За них переживаешь? Не стоит. Я не сильно буду стараться, — подмигнула Энни. Эмма наконец расслабилась.

Что будет, то будет…

Сёстры обнялись. В такси села новая Энни, а в доме Харт осталась новая Эмма.

Энни смотрела вслед уезжающей машине.

— Да начнутся «Голодные игры», — усмехнулась она и вошла в дом.

Вечером она лежала в кровати Эммы и переписывалась с ней:

Эмма: «Не забудь: фото всех учителей есть в фойе. Первым делом загляни туда. Они не накинутся на тебя, как только ты войдёшь в здание, но будут следить. Как только окажешься одна — беги!»

Энни: «Я тебя поняла. Но бежать им надо будет от меня, не переживай. Всё будет хорошо».

В этот момент хлопнула входная дверь — мама пришла. Энни встала и направилась встречать её.

— Мам, это ты? — «Конечно, она. Не пришли же золотые дети убивать её в собственном доме», — мысленно усмехнулась Энни.

Менди Хилз, их мама, снимала туфли. Энни сразу заметила, как сильно она изменилась: мама выглядела уставшей, постарела. Менди держала небольшой магазинчик с товарами для дома и антиквариатом. Энни очень любила это место, но понимала: они проигрывают интернет‑продажам.