Вдох... Выдох...
По поцарапанной доске со скрипом проходится кусок мела.
Конечно, современные материалы для обучающихся предполагают под собой проекторы на весь экран, электронные ручки, компьютеры в каждом кабинете, но куда уж там, в «КСиТУ имени Арвинц» свято верят в то, что новшество равно излишней блажи.
Еще и фамилия эта... Арвинц... Нельзя было сделать мэром города человека с менее пафосной фамилией?
— Добрый день, уважаемые ученики. Меня зовут мисс Ривьера Миглас. С этого дня и последующие три года я буду вести у вас лекционный и практический курс «Военная психология и безопасность нравственных ценностей».
На доске позади меня красуются мои имя и фамилия. Написано вполне разборчиво, даже с учетом того, что мел в руки я последний раз брала в начальной школе, но аккуратность почерка нисколько меня не удивляет — в детстве мама часто не жалела времени, заставляя меня переписывать одну и ту же строчку сотни раз, пока каждая буковка не будет ясна как белый день.
Не испытываю благодарности, но и пользы метода в нынешней ситуации не отрицаю.
В кабинете тихо. Обвожу взглядом класс и отмечаю про себя, что многие ребята выглядят гораздо старше, чем я предполагала. Нет, когда я говорю «старше», я имею в виду действительно старше. Становится не по себе.
— Спасибо за соблюдение кладбищенской тишины. Прежде чем мы начнём курс лекций, я попрошу вас запомнить несколько основных правил наших занятий: первое, я терпеть не могу опоздания. Всякий, кто зайдёт в этот кабинет после начала занятия, будет проходить проверку характера на стойкость. Если вы думаете, что у меня плохо развито критическое мышление, — вы ошибаетесь, я беспощадна и изобретательна.
Слышу робкий шёпот. Очень надеюсь, что напугала их, я все лето тренировала перед зеркалом грозный голос. Конечно, по натуре я и мухи не обижу, но считаю, что остальным этого знать не обязательно.
Боятся — значит, будут уважать, ну или хотя бы мешать не станут.
— Второе, — произношу тем же тоном, но чуть тише, — мне абсолютно всё равно, чем вы занимаетесь во время лекций. Я не требую от вас внимательных взглядов и умных лиц, вы спокойно можете заниматься своими делами. Глобально, мне даже всё равно, сидите вы на стульях или на головах друг у друга. Всё чего требую — тишины. В остальном — можете хоть боксом заниматься, я ничего против не имею.
Клянусь, когда я провела взглядом по лицам своих учеников, я увидела смесь удивления, радости и страха. Подавила улыбку.
— И финальное. Ривьера я для вас только тогда, когда друзьям жалуетесь. Внутри этого кабинета я мисс Миглас. Услышу в свой адрес неуважение такого формата — проверну наказание из первого пункта правил. Всем всё ясно?
Тишина. Я не понимаю, то ли я что-то не так сказала, то ли их за прошлый год не научили манерам по военной выправке.
Впрочем, слышала, их прошлый педагог был тем ещё кошмаром. Профессор Финч, кажется. Урод умудрился довести ученицу до истерики, а потом потребовал извинений за её слезы у всего потока. Неудивительно, что класс реагирует на меня так же. Может, им конфет раздать после лекции?..
— Прошу прощения, мисс Миглас. Прескотт Свон, второй год обучения, разрешите спросить?
Из-за парты поднялся довольно высокий юноша. Не могу определить точно, но на вид ему около двадцати — двадцати одного. Я готова поставить все свои деньги на то, что он староста.
— Слушаю вас, мистер Свон.
Парень выглядит напряжённым. Страшно? Или он просто не привык так стелиться перед женщинами?
— Вы не могли бы рассказать условия для зачёта по вашему предмету? Как я понял, вы не заинтересованы в том, чтобы ученики усваивали ваш материал с должным трепетом, хотя вести лекции и практику в течение трёх лет у нас будете именно вы.
Вот гад. Я и не заинтересована? Ты у меня конспектами под конец года плеваться будешь!
— Всё просто. Зачёт будет состоять из одного вопрос по теме лекций. Автоматов нет. Вопросы для зачёта я раздам каждому из вас в печатном виде ближе к дате экзамена. Шпаргалки разрешаю, но только в том случае, если вы сумеете хорошо их спрятать.
Мимика класса меняется. Возможно, мне кажется, но после разрешения на использование шпаргалок у одной студентки вырвался удивлённый вздох. Обожаю.
— Не замечу — поставлю высший балл. Тем особенным, кто сможет качественно обмануть меня, дам рекомендательное письмо на зачисление практикантами на границе. Своими знаниями добиться такого результата тоже можно, не волнуйтесь.
Забавно наблюдать за ситуацией, когда она в твоих руках. Прескотт благодарит меня и садится на место. Надо бы отметить, парень не только староста, но и лидер коллектива — третий ряд, позади половины учащихся. Следит за каждым, не дай бог, что не так сделают. Наверняка в школе дразнили. Сдавать будет сам, уверена. Дам поблажку.
Следующие десять минут проходят куда спокойнее. Я разрешаю себе улыбаться, знакомлюсь с учениками. Из всех, кроме Прескотта, пожалуй, могу выделить ещё троих человек: Аллиста Крип, Клаунд Вистирс и Натани Стак. Не выскочки, но есть в них что-то общее, скажем, ребяческий интерес к процессу. Не удивлюсь, если их четвёрка окажется лучшими друзьями.
Стук в дверь прерывает процесс знакомства. В кабинет заходит парень. Тёмные мокрые волосы мягко ниспадают на лоб, а в глазах цвета необъятного леса читается беспокойство.
Первый опоздавший, я так полагаю.
— Прошу прощения за опоздание. Грейн Краун, второй год обучения. Разрешите войти?
Обычно я обращаю внимание на учеников только в целях анализа. Их ответы, позы, слова и действия помогают мне понять, с кем я имею дело. Думаю, это профдеформация.
До этого училища я преподавала в военном колледже в Брисмунде. Требовалось обучать молодых парней и девушек основам кинесики — науки о мимике и движениях. Очень полезно при захвате заложников, между прочим. Но этот парень...
Чёрт. Он очень хорош собой. Высокий, широкие плечи, сквозь футболку виднеются мышцы, милое личико с большим, но аккуратным носом, чуть покусанные губы и эти мокрые от моросящего дождя волосы...
Я упорно не понимаю, чего эта штука от меня хочет!
До лекции остался час, путь до училища занимает около двадцати пяти минут, я накрашена, одета, но не могу сделать себе дурацкий завтрак! А всё потому, что тостер, который остался мне «в наследство» от предыдущих хозяев квартиры, упрямо не хочет делать свою работу.
— Даже я, придурок, работаю! А у меня гораздо больше причин не делать того, чего я делать категорически не хочу!
Моя задача — приехать за десять–пятнадцать минут до пары, отметиться на пропускном пункте, дойти до кампуса, пробежаться на пятый этаж и разложить вещи. Опаздывать, как я говорила ранее, абсолютно недопустимо, так что выйти мне желательно уже через пятнадцать минут.
И всё бы ничего. Но инструкция от этого урода — на китайском.
В обычных тостерах нет ничего сложного: закинул хлеб, нажал на кнопку, подождал, достал хлеб. Но этот уникум с функцией «антипригара» не даёт нажать на кнопку. Всё. Заклинило.
Я завтракаю всегда. Даже когда на улице жара. Даже когда меня тошнит. Я буду при смерти, но я буду завтракать кофе и тостами с арахисовой пастой. И сигаретой. Но какая, к чёрту, разница, если сегодня, к моменту как я выучу китайский и разберусь с этой адской машиной, меня уже уволят. Умру, не позавтракав. Красота!
Между увольнением и смертью я выберу смерть, поэтому, вспомивая все известные мне проклятия, бросаю идею с починкой.
Благо, вчера я купила капсулы для кофемашины. Её я купила сама, как только переехала. Денег не пожалела, взяла навороченную. Работает как все кофемашины, но сбоку стоит форсунка для самостоятельного взбивания молока и сливок.
Когда мне было четырнадцать, я устроилась работать в кафе недалеко от дома, чтобы оплачивать школу верховой езды самостоятельно. Смены по двенадцать часов, а в кармане — грош да ни шиша, но я не жаловалась. Единственной настоящей радостью там для меня была огромная кофемашина. Я их в целом видела редко, в те годы они были слабо распространены. Но таких я не видела никогда.
Я перемалывала зёрна, насыпала их в рожок, прессовала. И пока из рожка медленной струйкой текла «горькая бодрость», взбивала молоко. Этот процесс не был сравним ни с чем иным. Тогда я поняла, что кофе я люблю сильнее всего на свете.
Не люблю.
Я люблю взбивать молоко. А кофе пью для того, чтобы взбодриться. Но его горечь терпеть отказываюсь.
Поэтому мой любимый вариант кофе — «торт в стакане»! Чтобы было так сладко и нежно, что аж тошно. Раф с двумя сиропами? Это я ещё повзрослела, раньше меньше пяти не заказывала.
Сиропы я пока не купила. Времени не было, да и потом, не помню, чтобы в обычных супермаркетах стояли бутылки с дозаторами на любой вкус и цвет. Заказывать, наверное, нужно... Ничего, разберусь, сейчас меня и сахарозаменитель вполне устроит. Тоже, между прочим, достался от учтивых бывших жильцов.
Через тринадцать минут я уже жду автобус. Тут они ходят по расписанию, благо, пока я всё успеваю. Ненавижу опоздания.
К остановке подъезжает не новая, но вполне себе хорошенькая пассажировозка. Даже места есть, что удивительно для буднего утра в Тейтоне.
Присаживаюсь рядом с женщиной. На вид ей около пятидесяти, невысокого роста, на лбу — возрастные морщинки. Абсолютно непримечательная дама, за исключением огромной сине-оранжевой переноски с собакой на коленях. С чего я решила, что это собака? Лай стоит на весь транспорт.
Включаю в наушниках двойное шумоподавление. Лая больше не слышно, слава богу.
За окном всё тот же скучный пейзаж. Когда я выходила из дома — капало, но сейчас скорее моросит. Сквозь тучи пытается пробиться солнце, но если честно — выходит так себе, небо из тёмно-серого стало просто серым.
Тут не всегда так. Только зимой, честно. Чуть-чуть подождать, ещё месяцок — и станет гораздо солнечнее и теплее. Только бы не совсем жарко, умоляю, я не успела накопить на кондиционер.
На одной из остановок в автобус заходят знакомые лица. Неужели мне кажется? Нет, точно, Прескотт и Грейн, очень живо что-то обсуждая, заваливаются внутрь. Прекрасно! Теперь мне придётся прятать глаза до конца поездки.
Хотя… Любопытство берёт верх, достаю наушники.
— Нет, ты не понимаешь. Я отшил её ещё в прошлом году, Грейн, а она всё пишет и пишет. Я похож на попугая, скажи мне? — Друг, улыбаясь, качает головой. — Ну, тогда почему я должен повторять ей одно и то же!
— Прескотт, тише, люди смотрят...
— Да мне плевать! Я надеюсь, она тоже в этом автобусе и слышит, что я не хочу её трахать!
Меня разрывает на атомы от смеха, но я держусь. Прескотт Свон, а я тебя недооценила.
Выдавать своё присутствие не хочется, но после такого, если меня не заметят, — я прожила на этом свете зря. Поэтому меняю стратегию и уже не скрываясь наблюдаю за происходящим. Минуты через три это даёт свои плоды.
Первым меня замечает Грейн. Получилось случайно: смеялся, смеялся, посмотрел по сторонам и увидел.
Не уверена, что чётко уловила эмоцию, но он явно удивился. И испугался. Второго больше.
Вы когда-нибудь были в ситуации, когда списываете у друга ответы на контрольной, а учитель смотрит прямо на вас? Думаю, это именно то, что испытал Прескотт Свон в это злополучное утро.
— Послушай, ну не хочу я её, ну ничего, найду ту, которую захочу, я ж не импотент, все будет...
— Прескотт, ты совершаешь большую ошибку…
Грейн смотрит на меня, я, улыбаясь, смотрю на него.
— Ты чего, какую ошиб...
Господи, лучшее утро в моей жизни. Даже без завтрака. Лучшее.
Прескотт неотрывно смотрит в мои глаза. Может, он ищет там ответы на вопрос «Что мне, чёрт возьми, делать?», может, просто язык проглотил, не знаю. Одно я знаю точно — неведомая сила поднимает меня с сиденья и несёт к студентам.
— Доброе утро, мальчики! Грейн Краун, сегодня вы рановато. Прескотт Свон, рада, что вы в добром здравии.
Первым включается Прескотт. Шок, который он испытал, видимо, взрывается в нём ударной дозой адреналина, а потому парень чуть ли не в истерике жмёт мне руку и рассыпается в приветствиях.