Я иду искать

Пролог

Я часто вспоминаю один и тот же день. Вспоминаю его настолько детально, что кажется, проживаю его раз за разом. Ложусь в постель, обхватываю руками подушку, закрываю глаза и в голове тут же несутся яркие картинки.

Мы с Алисой стоим под козырьком автобусной остановки, дождь барабанит по полипропилену, и звук стоит такой громкий, что, чтобы услышать друг друга, приходится кричать. Ливень топит улицу, вода поднялась высоко и закрывает бордюры, наши кроссовки вымокли насквозь, как и наша одежда, мы греемся, прижимаясь друг к другу, но от ее ледяных пальцев, которые она пытается отогреть о мою шею, становится только холодней. Я сгребаю их, прячу в своих ладонях, подношу к губам и обдаю горячим дыханием. Ее зубы стучат, но она улыбается, смотрит на меня с нежностью, облизывает потрескавшиеся губы, а потом целует. Наверно, в тысячный раз за сегодняшний вечер. Но это не просто поцелуй, это маленькая вечность в каждом движении, в каждом взгляде и касании, как будто мы с Алисой одно целое. Вокруг нас бушует стихия, но это ничто, по сравнению с тем, какая стихия бушует у меня внутри. Все слова излишни, за нас говорят наши чувства, но мне все таки хочется услышать что-то очень для меня важное.

Отлепляюсь от нее, провожу ладонями по влажным волосам, обхватываю ее лицо и, как поехавший от любви болван, смотрю в ее счастливые глаза, с поволокой.

- Обещай, что это навсегда! - говорю с замиранием сердца.

- Обещаю, - отвечает с улыбкой, крепко стискивает мою куртку и прижимается еще ближе.

- Пока смерть не разлучит нас? - я не могу оторваться от ее гипнотических, темный зрачков.

- И даже когда разлучит! - она смеется, а в глазах стоят слезы.

Думаю, это был лучший день в моей жизни. Счастливых дней у меня было много, но тот, почему-то в памяти остался особенным.

Я многое стал забывать после аварии. Не помню, почему жил только с бабушкой, не помню лица мамы, хотя знаю, что ее зовут Света. Не помню, чем закончился выпускной и куда я положил бумаги на дом. Зато хорошо помню, что Алиса ни разу не пришла ко мне в больницу. После того, как я разбился почти в лепешку, первые три месяца жизни, вообще выпали из головы, потом какое-то осознание стало появляться, короткими вспышками. Сон, таблетки, уколы, сон. Постоянный коматоз и мышечные боли. Но я спрашивал у всех врачей и медсестер, посетителей у меня не было. Не думаю, что от меня бы скрывали гостей, по крайней мере, мне сообщили, что, пока я валялся в отключке, умерла бабушка. Не помню, чтобы это меня убило, потому что я так и спал целыми сутками, а когда боли стали терпимее и меня перестали вырубать транквилизаторами, я уже успел осознать эту информацию и воспринял ее, как данность.

Мирон тоже ни разу ко мне не пришел. Отличный друг! А мне очень хотелось посмотреть ему в глаза и спросить, ничего ли у него не екало, когда он спал с моей Алисой.

Как же мне поскорее хочется его увидеть! А ее еще больше! За год, который у меня ушел на лечение и восстановление, мой мозг сгенерировал пару новых, отличных картинок, которые мне не терпится воплотить в жизнь!

Нас должна была разлучить смерть, любимая… А не какой-то г@ндон… Со своей стороны я сделал все, что мог, но раз я до сих пор жив, значит у судьбы на это другие планы. Посмотрим, насколько живучая ты!

Глава 1

Два года назад

Обычно вечеринки у Мироныча самые отбитые. Его предки залетные коммандировочники, отец моряк, а мать постоянно мотается на большую землю, сама закупает товар и возит его баулами в наш местный магазин, перед сменой сезона ее всегда нет несколько дней, добираться к нам трудно, женщине тяжело осилить дорогу за рулем туда и обратно, поэтому она остается в городе и проводит пару дней у своей матери. Мы ждем ее отъезда не меньше, чем Нового года или каникул, знаем, что будем гудеть до утра, а потом все вместе убираться и ликвидировать погром. Цивилизация у нас относительная, конечно, есть и школа, и магазины, и дом Культуры, ходит общественный транспорт и работает один единственный бар, но заняться тут абсолютно нечем, наш полуостров отрезан от остального, большого мира и мы развлекаем себя, как можем. Еще и погода подкидывает сюрпризы: ледяные зимы, когда лишний раз не высунешь из дома нос, темные, холодные ночи, ураганные ветра и метели, короткая весна и вечно туманное, дождливое лето. Но его мы все равно ждем, наше восточное побережье довольно теплое и иногда циклон приносит нам немного теплого воздуха с Тихого океана, в футболке, конечно, не походишь, но бывает и плюс пятнадцать. Наш поселок довольно большой, помимо частных домов есть коробочки- пятиэтажки, но мне кажется там живется совсем серо и уныло, вот у нас с Миронычем - красота, наши дома стоят друг за другом и вид из окна, просто ебнисс@! Огромные сопки, как на ладони. Это единственное, чем мы можем похвастаться, в остальном - скука смертная.

Залетаю в дом семьи Мироновых без стука, у нас не принято запираться, ходим как к себе домой, и сразу застаю чуваков, сидящих на диване и слушающих новую презентацию Ванька с завороженными глазами.

- Двойная очистка, потрясающая органолептика, рисовая основа, - он трясет перед их глазами литровый пузырь с мутным, дедовским самогоном, - И не менее пятидесяти градусов. Из подвала упер! Надо бы побыстрее начать, пока дед не опомнился!

- Потрясающе, - Клим тянет лыбу, - Уже предчувствую новые галюны!

- Так то было на мандариновых корках, дефицит, между прочим! Но немного не доглядели… - отвечает Ванек.

- Давай уже сюда, - цокает Рыбин, - Что бы это не было, я выпью! Если что, помяните добрым словом.

За тем, как Серега Рыбин хлопает рюмку, морщится, корчится и тяжело дышит, мы наблюдаем очень внимательно. Потом ждем минут пятнадцать, убеждаемся, что он все еще жив и тоже вваливаем. Ванькин дед большой экспериментатор, никогда не знаешь, что принесет его новый напиток, дикое веселье, гудящую голову или концерт Клима, когда он залез на обшарпанный табурет и ни с того, ни с сего начал зачитывать: «А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли…» Вспомнил же…

Первые пару рюмок шли тяжело, зато потом влетало, как по маслу, мы много ржали, обсуждали с каким удовольствием отсюда свалим и слушали из колонки грозный, гангстерский реп. На закуску халва и печенье Курабье, идеальное сочетание с Ванькиным пойлом. Ближе к середине бутылки началась моя любимая стадия - страдания Рыбина по Наташке- большие буфера. Она старше нас на пару лет и работает кассиршей в магазине, этот олух постоянно пробивает на кассе шоколадки, оставляет их ей, краснеет и быстрее бежит. Обожаю рассказы с его страданиями! Это так трогательно и одновременно неловко. С девчонками у нас тоже не густо, тех, кто посимпатичнее надо разбирать еще в средних классах, но я, как лох, никого себе так и не приглядел, в итоге теперь кукую среди очкастых.

- Кстати, - икает Ванек, - Вы видели, что в конце улицы баба взрослая переехала, с дочерью?

- Нет… - говорю удивленно. Надо же, обычно отсюда только валят, а не переезжают.

- Там ниче такая девочка, - он растягивается в широкой улыбке, - Если что, я первый ее углядел!

- Что такая классная? - спрашивает Мирон.

- Да вообще огонь! Яркая такая, прикольная! Они в дом Казанцевых заехали, мимо пойдете, посмотрите, штор все еще нет. Я на улице их тоже не видел, только через окно.

- А пошлите прямо сейчас смотреть, - хрюкает Клим.

- Пошлите! - радостно мотает башкой Серега Рыбин.

Мы с Мироном переглядываемся. В принципе, можно. Сегодня не такой дубак, а во мне теплится уже не менее двухсот грамм горячительного. Мы разливаем по рюмкам новую порцию, залезаем в курки и выбираемся на улицу. Свежий, прохладный воздух сразу заполняет легкие, я втягиваю шею и пытаюсь закрыть уши воротником куртки, но все равно ощущаю холод.

Пять пьяных всадника апокалипсиса, поднимая в воздух сухую пыль и прошлогоднюю ссохшуюся листву, ржут, толкаются и чешут вниз по улице, посмотреть в окно на новую соседку. Вот это она обрадуется! Идти совсем не далеко, но у меня дубеют ноги, стою у забора бывшего дома семьи Казанцевых и подпрыгиваю на месте, пряча руки в карманах.

- Ну и? - говорю расстроено.

Штор и правда нет, в комнате горит свет, но она совершенно пустая. Зря пришли.

- Давайте что-нибудь кинем… - говорит Рыбин.

- Что? Кирпич? - ржет Клим.

- Камень, - ехидно лыбится Мирон и подталкивает меня под плечо.

- Камень, так камень, - Ванька опускает на корточки и шарит пальцами по земле, находит какую-то мелкую гальку, и запускает всю пригоршню в окно.

Вот придурок! Половина вообще не долетела, а то, что попало, наделало совсем немного шума. Недовольно бурчу и ищу камень покрупнее, швыряю его и, на этот раз, лязг становится немного громче. Вытягиваем шеи и напряженно ждем, косясь через забор, но снова ничего не происходит. Может их дома нет? Я так окочурюсь! Вижу у калитки довольно солидный камень. Ну если они не услышат этот, то у них явно проблемы со слухом! Посильнее раскручиваю руку, швыряю его в окно и понимаю, что такой звук они услышат точно, стекло мгновенно бьется и сыпется.

- Камень, ну ты и олень! - визжит Ванек и стартует с места, в след за ним тут же тикают Клим и Серега.

А мы с Мироном остаемся на месте моего преступления. Дом стоит так близко к забору, что когда в окне появляется испуганное лицо симпатичной девчонки, я могу очень хорошо ее рассмотреть и даже открыть рот от удивления. Сначала она оглядывает здоровенную дыру в стекле, а только потом смотрит вперед и вздрагивает. Фонари довольно не плохо освещают улицу и она наверняка видит мою дебильную, довольную морду. Я стою за низким забором и как дебил, машу ей рукой. Она начинает пятиться и оглядываться, а я цепляюсь руками за зеленую, деревянную ограду, перемахиваю через нее и в три прыжка оказываюсь у ее дома. Теперь цепляюсь за оконный карниз, девчонка кажется в диком ужасе, но из комнаты не выбегает, а я почему-то ржу.

Глава 2

Шел бы Ванек вместе со своим дедом… Мне кажется, старик что-то не договаривает и ищет рецепт идеального орудия убийства, а внук испытает его на нас. Слышу, как скрипят половицы, значит я почему-то дома, а не остался ночевать вместе с остальными у Мироныча. Я не помню, чем закончился вчерашний вечер, но Ванек явно ходил за добавкой. Место в голове занято совершенно другим. Вернее, другой. Испуганной девчонкой с большими, карими глазами и темными, немного вьющимися волосами, смотрящей на меня через стекло. Алиса. Красиво. И имя и девушка. А я, как всегда, накосячил в первые пять минут знакомства.

Вспоминаю, что обещал перестеклить ее окно, набираюсь сил и поднимаюсь с кровати.

Медленно прохожу через бледно зеленые шторы, которые служат дверью между моей и бабушкиной комнатой и плетусь в кухню. Бабушка что-то стряпает, смотрю на ее горбатую сухонькую спину, низко склонившуюся над столом и слышу звук катающейся скалки. Мурка шаркает языком по пустой эмалированной миске, докатила ее уже до середины комнаты. Вечно неугомонная кошка. Отодвигаю миску к стене ногой, бабушка вздрагивает и поворачивается.

- Фух, Егорка, напугал, шайтан!

- Прости, ба… - я лениво зеваю и потягиваюсь, - Что готовишь?

- Ватрушки с сахаром, - бормочет под нос и снова нависает над столом.

- Что-нибудь сделать надо?

- В магазин бы сходить, последнюю муку извела и масло почти закончилось.

- Ладно, - я еще раз зеваю, - Сейчас только в одно место заскочу и на обратном пути все куплю.

- Завтракать не будешь что ли?

- Не-а, аппетита нет…

После Ванькиного пойла вообще ничего нет, даже смысла жизни. Умываюсь ледяной водой и сразу чувствую себя бодрей. Натягиваю шмотки, ужасаюсь тому, что мои кроссы выглядят, как после бомбежки и придется надеть кирзачи. Капец, красавчик… Но, какой есть. Пусть привыкает. Выбираюсь на улицу, втягиваю прохладный, свежий воздух, который дает мне еще немного сил и шурую в сарай за стеклом. Нахожу пару подходящих вариантов и на всякий случай беру еще два похожих, стеклореза у меня нет, а есть ли у них, я не знаю. Думаю о том, что скоро увижу вчерашнюю девчонку и настроение становится веселей. Бодрой походкой чапаю к бывшему дому семьи Казанцевых и мечтаю не шлепнуться на подмерзшей грязи и не перебить и эти стекла. Идти совсем не долго, накосячить не успеваю, зато когда подхожу к дому, понимаю, что калитка закрыта а на мой крик никто не отзывается. Да блин… Смотрю на кусок картона вставленный в дыре окна и думаю о том, что с нашей погодой так можно запросто замерзнуть. В принципе, можно и без них сделать, жалко, что не смогу повидаться с девчонкой. Протаскиваю стекла через щель между землей и калиткой, а сам перебираюсь прыжком. Какой же я косяк… Не взял инструменты, а обратно идти влом. Но я знаю, где они лежат, тут у всех они хранятся либо в хозблоке, либо в сарае, вряд ли Казанцевы потащили с собой инструменты за тридевять земель. От греха подальше, оттаскиваю стекла в сторону и иду искать хозяйственное сооружение, в одном из деревянных сараев вижу верстак и несколько алюминиевых ящиков. Радуюсь своей удаче, наклоняюсь пониже, чтобы найти что-нибудь подходящее, шарюсь пальцами в первом ящике, перебирая железки и восторженно округляют глаза, когда мне сразу попадается стеклорез. Тюк. Перед тем, как отключиться, думаю, неужели я так сильно обрадовался, что аж заискрило в глазах.

Не могу отрыть глаза, затылок ломит тупой болью, зато чувствую, что лежу на чем-то холодном и твердом, морщусь, начинаю слегка постанывать, шевелиться и все таки открываю глаза. Вижу перед своим лицом низко склонившееся и такое же испуганное девичье, сразу перестаю скулить и собираюсь. Лицо перевернутое, нервное, Алиса хмурится и исчезает из поля зрения. А может это была крутая галлюцинация и она растворилась в воздухе. Приподнимаюсь и осторожно сажусь, поворачиваюсь и вижу, как она стоит у двери в сарай и воинствующе сжимает в руке полено. Вырубила.

- Ты чего опять тут лазаешь? - шипит испуганно и пятится, - Предупреждаю, моя мама работает в полиции.

- Прикольно, наверно, - прикладываю руку к пульсирующему затылку и ощупываю небольшую шишку, - А моя в Аэрофлоте. Я тебя тоже предупреждаю.

- А меня то зачем? - Алиса щурит глаза.

- А ты меня зачем? Я пришел стекло поменять, искал инструмент, а ты меня вырубила. А если ты мне там что-то важное повредила и я теперь дураком останусь?

- Ты второй раз пробираешься на чужую территорию, скорее всего, дураком ты стал еще до этого! - говорит грозно.

Я пытаюсь встать на ноги, а Алиса стискивает пальцами полено еще крепче, приподнимает его вверх и держит почти как бейсбольную биту.

- Воу, полегче! - иронично ржу.

- А ну пошел отсюда! Мы сами все поменяем! - угрожающе приподнимает полено еще выше.

- Да ладно тебе! Я же его разбил! Я с улицы поменяю, надо только штапики снять, а потом прибить назад. Такую панику развела, как будто я маньяк. Что с тобой может случиться средь бела дня?

- Только без глупостей! - говорит подозрительно.

Конечно, без глупостей. Где я и где глупости. Поднимаюсь на ноги, беру в руки весь ящик и немного пошатываясь, иду на выход. Когда я прохожу мимо нее, случается какая-то магия, не иначе, ее волосы почему-то липнут к рукаву моей курки магнитясь, как будто между нами электризуется воздух, хотя, возможно, Алиса неплохо меня зарядила ударом по кумполу и теперь я излучаю волны.

Чувствую как она дышит мне в спину, когда мы идем по скользкой дорожке к дому, краем глаза я видел, что ее полено все еще с собой, и от этого мне очень смешно. А потом я слышу писк и треск сзади, оборачиваюсь и ржу еще больше. Шлепнулась. Лежит на дорожке, смотрит на меня своими карими глазами очень злобно, а потом тоже начинает заливисто смеяться. Подхожу к Алисе и поднимаю ее за плечи, пока она отряхивает попу, поднимаю ее полено и вручаю его ей в руки.

- На, - говорю важно, - Всегда носи с собой! У нас тут очень неспокойно…

- Это я уже поняла… Так себе городок…

Глава 3

2 года спустя

Я не был дома целый год, интересно, что от него осталось без бабушки? Хотя, без нее мне будет намного легче сделать то, что я задумал.

Уже четыре часа трясусь в автобусе, прислонившись лбом к стеклу, и чем ближе подъезжаю, тем ярче в памяти всплывают картинки из прошлой жизни. Моросящий дождь и туман навсегда останутся воспоминаниями о наших первых встречах с Алисой. Май, прохладный, свежий воздух, голые деревья, с ветками, похожими на паутину, сопки и океан вдали. Ее карие глаза, волосы, вьющиеся от влажности и ледяные ладони. Ее огромный рюкзак и я, старающийся понравиться и смущенный, как дебил. Наш первый поцелуй в том же сарае, где она приложила меня поленом по голове, ее звонкий смех над моими тупыми шутками, мой крик чайки от ее постоянной неуклюжести и талантом упасть на ровном месте, вечера проведенные вместе, музыка, играющая на телефоне, бабушкины плюшки и рассказы про ракетный полигон. Алиса подпирала ладонью щеку и внимательно слушала. Я влюбился в нее молниеносно, так сильно, что забыл про пацанов, гулянки, футбольный турнир, тем более про школу. Мне было с ней удивительно хорошо и легко, как будто мы знали друг друга целую вечность. Алиса любила бутерброды с маслом и сахаром и крепкий, несладкий чай, а я любил смотреть как она ест и параллельно рассказывает мне разные истории. Она никогда не могла сидеть за столом, как нормальные люди, одну ногу она поджимала под себя, а вторую сгибала в колене и укладывала на него подбородок. Я много раз пробовал сесть так же, это натуральное издевательство. От нее всегда пахло мятой, она привезла с собой целую коробку мятных драже, боялась, что у нас их не продают, но у нас они были, просто стоили дорого, как и все остальное. Она любила со мной дурачиться, не умела проигрывать и жутко злилась, если я не поддавался ей в шуточной драке, в игре в карты или метании камней в бутылки. У нее были нежные губы и перед тем, как разойтись по домам, мы могли по часу целоваться на ее заднем дворе. Я был счастлив с ней ровно год, хотя мы обещали друг другу жить долго и счастливо и умереть в один день. В тот год много чего было, миллион событий и ярких моментов, как будто я прожил маленькую жизнь, а следующий просто выпал, я видел только кошмары и четыре больничных стены. Странно, что Алиса ни разу мне не приснилась, зато часто приходила ко мне в моих воспоминаниях перед сном, в них у нас все было хорошо, как раньше. В них она мне не изменяла, не путалась с моим другом и не врала, да и я был другой, спокойный и целый, а не переломанный, как сейчас, ментально и физически. О том, что Алиса спала с Мироном знали все: Ванек, Клим, Серега Рыбин, возможно кто-то еще, но они не нашли в себе смелости сказать мне об этом. Я не держу на них зла, карма расставит все по своим местам, а я обязательно помогу. Интересно, Мироныч по-прежнему не закрывает дверь? Интересно, поменяла ли Алиса замок? Она все еще трескает в странной позе свои бутерброды с сахаром, поет по три раза подряд песню «Можно я с тобой?», все еще ест мятные конфеты или перешла на что-то другое? Она боится моего возвращения или давно меня забыла? И знает ли она, что после аварии меня собрали по кускам и подлатали или думает, что я давно кормлю червей? Скоро я это обязательно узнаю, а пока прошу водителя автобуса высадить меня за семь километров до нашего поселка, хочу пройтись, не хочу мелькать в людных местах и не хочу пересекаться с людьми, так я доберусь до дома только глубокой ночью. Никто не должен знать, что я вернулся.

Мой рюкзак дико тяжелый, расхаживать по магазинам я тоже не планирую, поэтому везу с собой консервы, снеки, сушки, порошковое пюре и лапшу быстрого приготовления. В погребе наверняка есть старые соленья и варенье. Крупы не брал, не уверен, смогу ли топить печь, если из трубы будет валить дым сразу станет ясно, что в доме кто-то есть, а мне это сейчас не нужно, я очень хочу понаблюдать за ними со стороны. Хотя если будут стоять туманы, возможно никто ничего не заметит. Помню, как в детстве, мы с пацанами решали, кто и какую суперсилу себе выберет, я всегда себе хотел невидимость. Классно, что сбудется. А вот насчет бессмертия Мироныча я сомневаюсь, но мы все таки посмотрим, ну а вдруг…

На подходе к поселку улыбаюсь, он спит, фонари работают только до двенадцати, иду дальше и не вижу ни души. Так хорошо, как будто все умерли и я тут один, натягиваю капюшон пониже и иду по знакомым улицам. Совершенно ничего не изменилось, будто бы я был тут вчера. Я ужасно устал, тело все еще слабое, поэтому Алиса сегодня может спать спокойно, надеюсь она запомнит эту последнюю безмятежную, тихую, холодную, беззвездную ночь. Не буду к ней спускаться, но на дом Мирона смотрю внимательно, опускаюсь на корточки напротив забора и сверлю его тяжелым взглядом. Надо же, совсем разжились! Полный перестой, дом снаружи просто не узнать, не дай Бог этот мудак переехал и здесь теперь обитают новые жильцы, придется доставать его, где бы он ни был, а это усложнит мои планы. Ничего, завтра все выясню. Поднимаюсь на ноги и смотрю на нашу с бабушкой избушку. Сердце ноет и отдает в спину тяжестью. Окна и двери заколочены, высокие, жухлые сорняки торчат острыми, сухими палками, сразу видно, тут совсем нет жизни, значит, я точно по адресу. Прости, ба, хорошо, что ты всего этого не видишь.

Перемахиваю через забор, иду в сарай, достаю с полки топор и плетусь на задний двор, к окну моей комнаты, аккуратно подцепляю и отгибаю рейки, держащие стекло, кладу его на землю и опять вспоминаю Алису.

До скорой встречи, любимая, я надеюсь, ты скучала.

Глава 4

Электричество отрубили. Я проверил на маленькой настольной лампе. Но батарейки в фонаре все еще держат заряд, на всякий случай я взял с собой еще. Наш деревянный дом полностью промерз и теперь совсем не похож на дом, хотя все вещи лежат на тех же местах, даже стопка тарелок все еще стоит на кухонном столе, но посуда чистая. Захожу в бабушкину комнату и сердце ноет тупой болью, на подоконнике лежит клубок с воткнутыми в него спицами, подхожу ближе и беру его в руки. Она не довязала носок. Зеленый. Я даже не знаю когда она умерла и кто ее хоронил. Как быстро заметили, что ее не видно и сколько она так пролежала, я надеюсь это случилось в больнице, а не так, как я себе представляю. Около кровати стоят ее короткие серые бурки, вспоминаю, их стук по деревянному полу и понимаю, что больше никогда его не услышу. Если бы между нашими комнатами была дверь, а не штора, я бы закрыл ее и больше никогда не заходил сюда, чтобы ничего из этого не помнить, но ее спальня проходная, значит мне придется окунаться в эти воспоминания еще много раз. В моей комнате тоже все лежит на своих местах, странно, я думал растащат… Даже моему планшету не приделали ноги. Хорошие люди, а я собрался с ними так…

Перед тем, как улечься в родную, холодную, панцирную кровать, еще раз иду в кухню, долго стою у окна и смотрю на дом Мирона, наверно, делаю это зря, с каждой секундой завожусь все сильней, практически до трясучки, в глазах горит огонь и давит в висках, дико хочется пить, но за водой на улицу я не полезу. Опять вижу эту картинку: прошлогодняя майская тусовка, по случаю завершения десятого класса, на которую я не пошел, зато пошла Алиса, и теперь я знаю зачем. Интересно, если бы я тогда не ввалился в открытую дверь без приглашения, они бы сказали мне, что мутят за моей спиной? А остальные бы сказали? Я хорошо помню их рожи, пацаны сидели на диване и испытывали новый рецепт дедовского самогона, у них были такие лица, когда я зашел, что сразу стало понятно, дело пахнет жареным, я явно явился не вовремя. Конечно, не вовремя. Мирон и Алиса были на втором этаже, в его комнате. Сразу пять предателей в одном доме и я один.

Пока не могу решить, в какой последовательности начать, по возрасту, росту или, может, по алфавиту? Или по степени тяжести предательства? Глупо одинаково мстить придурку Ваньку и Алисе. Только внутри сидит такое ощущение, что он должен выхватить не меньше, правда я не помню почему. Об этом я подумаю завтра, а пока придется немного поспать, хотя совершенно не хочется, я слишком перевозбужден, но мне нужно быть сильным, собранным и отдохнувшим. Залезаю в свою зимнюю куртку, а только потом под одеяло, в доме не намного теплее, чем на улице, во сне можно и задубеть, а мне никак нельзя. Времени так мало. Я полностью пропустил одиннадцатый класс, а они почти закончили, еще немного и начнут разъезжаться, поэтому надо действовать уверенно, но не торопясь и обдуманно. Постель ледяная и отсырела, пахнет неприятно. Закидываю в рот таблетку Трамадола и проглатываю ее не запивая, с моими болями в башке врачи еще ничего не придумали, пока сижу на легкой запрещенке, но таблетки надо беречь, за новым рецептом я не пойду. Закрываю глаза и мысленно желаю кому-то спокойной ночи. Кому? А где Мурка?

Проспал всего два с половиной часа, я не помню, когда в последний раз спал долго, глубокий сон у меня вообще отсутствует, видимо последствия аварии. Меня даже проверяли в психушке, видимо были уверены, что под тот КамАЗ я залетел сам. Вот в психушке таблетки были хорошие, вкусные и вырубали надолго, тогда у меня выпадали целые недели, а может и больше, кто считал.

Но отсутствие сна мне только на руку, можно занять наблюдательный пост и выяснить, как влюбленные добираются в школу. Мирон заходит за Алисой, а потом они возвращаются и поднимаются вверх по улице или они идут в обход, через Осипенко, тогда я их не увижу, или они ходят по отдельности?

Похоже, вместе не ходят. Мирон вышел без десяти восемь, прорулил вверх, мимо моего дома, а я стискивал челюсти и кулаки, стоя у окна и глядел ему в спину, высовывая один глаз из-за шторы. Как хорошо, что еще темно и доски, которыми заколотили окно, полностью меня скрывают. Я стоял так еще час, ждал ее, думал может опаздывает или опять проспала и пойдет только ко второму уроку, но Алиса так и не появилась, значит ходит по Осипенко. Почему они не вместе? Поссорились? Уже расстались? Их любовь тоже не прожила больше года? Я знаю, что она здесь и никуда не уехала, ее мать все еще работает в участке, я звонил, я слышал ее голос. Хреново, что я не могу выбраться на улицу днем, так бы покрутился вокруг школы, разведал бы обстановку. Но не пропадать же дню, надо начинать готовиться. Завтракать мне не хочется, поэтому врубаю фонарь и лезу в погреб, надо постараться его разобрать не издавая шума. Он хороший, кирпичный, глубокий, из под земли ничего не слышно, главное не бахнуть что-нибудь дома. Хотя, что я паранойю, звуки могут издавать мыши или птицы, залетевшие на чердак. Стекло я поставил назад, доску присобачил закрепив лежа на два гвоздя, теперь она снимается, если поднять ее верх, а со стороны совсем ничего не заметно.

В погребе относительный порядок, так и знал, что бабушка не стала делать закрутки, посчитал, всего шестнадцать банок: позапрошлогодний компот, перец и помидоры. На вид не испортились, надо попробовать. У нас же почти ничего не растет без парника, овощи стоят дороже мяса, почти все привозное, но бабушка любила искать сорта, которые вызревают. В углу остатки промерзшей картошки и свеклы, мне жутко неудобно собирать их в мешок в свете одинокого фонаря, похоже ночью все таки придется подключаться к электричеству, в подвале свет должен быть обязательно.

Расставил мышеловок, здесь и наверху, пока завтракал консервой с рисом, слышал, как несколько штук стрельнуло, без кошки в доме мыши совсем оборзели. Больше мне пока заниматься нечем, поэтому снова занимаю пост у окна, смотрю как по улице ходят знакомые лица, по именам почему-то помню не всех, на языке вертится, а вспомнить имя не могу. Зато, когда ближе к обеду вижу рожи Мирона, Сереги и Клима, жалею, что память подводит не там, где надо. Идут совершенно довольные, ржут, Клим пинает Сереге камень, тот не может отбить, камень летит в забор, Мирон, судя по морде, говорит что-то злорадное. Смейтесь, смейтесь… недолго осталось. Почему-то представил на месте этого камня себя. Меня же всегда так называли, Каменев Егор, Камень, Камешек, Булыжник. Виски снова гудят, боль уходит в затылок, его сковывает невидимая колючая проволока, но свои таблетки я пока приберегу. Не понимаю, где Алиса. Почему они и возвращаются тоже не вместе? Что случилось, пока меня не было? Начинаю переживать, не свалила ли она к отцу, но не думаю, что мать бы ее пустила, они слишком плохо расстались и Алиса тоже держала на него обиду, за то, что он оставил их без всего, записав все имущество на свою мать. Да нет же, она точно здесь, я ее чувствую. Но волнение нехило меня будоражит. Буду ждать вечера, потом вылезу на прогулку.

Визуализация для атмосферы

Егор и Алиса

Глава 5

У меня проблемы. Я все таки заболел. Помню, что сначала меня сильно знобило, бросало то в жар, то в холод, потом лихорадка стала усиливаться, я искал у бабушки хоть какие-то таблетки, нашел просроченный на пару месяцев Парацетамол, обожрался и опять стал отключаться. Помню, что все равно вел наблюдение у окна, видел Мирона, пацанов и два раза Алису, но видел так нечетко, что не сумел разглядеть. Заметил только, что она ходит в той же ветровке, видимо на улице все таки потеплело. Оба раза замечал ее, когда она шла уже спиной, но в последний раз мне показалось, что она обернулась на мои окна. Мне кажется, я опять выпал на какое-то время, сегодня проснулся достаточно бодрый, но понял, что у меня совсем нет еды, а я даже не помню, как я ее съел и что вообще делал, ходил ли я в дом Алисы, заглядывал ли к Мирону. Снова один большой провал. Еще и поленья у печи валяются, значит я топил дом. Надеюсь, я был осторожен.

В желудке сосет от голода, надо выбираться наружу, но в местные магазины я не пойду, придется дожидаться темноты и идти в сторону соседнего поселка, как раз приду к утру, либо кто-нибудь подберет по дороге. Ищу бабушкину заначку, она на месте, в книге Тихий Дон, шестнадцать тысяч. Отложенные похоронные лежали в ее шкафу, сейчас их нет, но о них знала соседка, ладно хоть не собирали всем миром.

Выхожу за полночь, успеваю пройти три или четыре километра по трассе, потом меня подбирает довольно приятный дед на старых жигулях, сначала он не решался посадить меня в салон, спрашивал через окно, чего это я здесь шарахаюсь, но у меня наверно очень порядочная морда и располагающий к общению голос. Сказал ему, что иду в аптеку за лекарством для бабушки, которое у нас не продается, денег впритык, а автобус только следующим вечером. Мы проболтали часа два, мне понравилось, я давно ни с кем не болтал, когда он высадил меня на повороте к селу, начал совать ему пятьсот рублей, но он отказывался до последнего, пришлось забрать, деньгами сорить мне нельзя. До рассвета бродил по местным улочкам, рассматривал дома, удивлялся, что погода удивительно теплая даже ночью и одет я слишком тепло. В магазине был первым посетителем, смел запасы консервов, все таки взял крупы и несколько шоколадок, Алиса их любит.

- Две тысячи восемьсот сорок рублей, - спокойным голосом говорит продавец.

- Кладу на пластиковое блюдце три тысячные купюры и сгребаю в большой рюкзак всю свою провизию.

- Ваша сдача.

- Спасибо, - пытаюсь запихать покупки компактнее и еле застегиваю замок, а потом неожиданно для себя, внимательно смотрю на кассира и спрашиваю, - А какое сегодня число?

- Шестнадцатое, - отвечает женщина средних лет.

- Как шестнадцатое? - кошусь подозрительно, по моим подсчетом должно быть примерно двадцать третье или двадцать четвертое, - Быть такого не может!

- Да точно тебе говорю!

Продавец достает из кармана телогрейки мобильник, сначала смотрит на экран сама, довольно кивает, а потом поворачивает его к моему лицу. Шестнадцатое июня. Июня! Жесть! Что я делал все это время? У меня выпало почти три недели! В панике забираю свои вещи и вылетаю из магазина.

Шестнадцатое июня. Они уже сдали все экзамены, возможно даже получили аттестаты, скорее всего выпускной уже был, а я все просрал! Твою мать! А что если они уже уехали? А я не сделал абсолютно ничего, только болел! Теперь я не помню два выпускных, девятого и одиннадцатого. В школе меня естественно не хватятся, все знают, что я прописался в больнице, спросить не у кого, а теперь мне еще и восемнадцать, и я отвечаю сам за себя. Но мне начихать на это образование, сейчас меня колотит от того, что Алиса уже могла уехать или собирается сделать это на днях. Она всегда хотела, мы хотели, а ее мать была против, уехать она не может, а отпускать Алису одну так далеко- страшно. Надеюсь, тятя Рита всячески пытается ее удержать. Снова чувствую, как меня колотит, в любом случае, теперь у меня вообще нет времени, придется все делать тяп ляп. Мечусь по поселку, как ужаленный, ищу аптеку и хозяйственный магазин, стараюсь вспомнить все, что хотел купить, тащиться сюда еще раз не будет возможности. Уже на кассе решаю, что надо взять электронные часы с датой и временем, домашние без даты, планшет нужно переодически заряжать, а мой телефон скорее всего не выжил в аварии. Не знаю, зачем ношусь, как загнанная лошадь, домой по светлу вернуться я не смогу, придется куковать здесь и терзаться мыслями, дождутся ли меня Мирон и Алиса. Ладно, хер с ним, пусть меня дождется хотя бы она.

Я промучался весь день, зато детально разложил в голове то, что надо сделать, старался успокоить себя, что из наших мест так просто хрен выберешься. Покупки в рюкзак уже не помещаются, теперь со мной огромный пакет, но в самый последний момент, перед тем, как двинуть к трассе, я зашел в магазин еще раз, забыл купить белизну. Нужно обработать погреб. На этот раз пер километров пять, в итоге, меня опять подобрали и довезли, дома был в районе одиннадцати. Сбросил все вещи в сарай и сразу же отравился проверять Алисины окна. Свет не горит ни в одной комнате, сначала я поймал легкую панику, а потом решил рискнуть и достал из кармана ключ от ее двери. Мать явно на сутках, возможно Алиса просто гуляет.

В нос бьет знакомый и родной запах, перемешанный с запахом Корвалола, мне это сразу не нравится, я не зажигаю свет, скидываю обувь и иду в ее комнату. Здесь все так же, как раньше, даже шмотки разбросаны примерно так же, как в наш последний день, я провожу рукой по домашней футболке с котом из мелких камушков и прикладываю ее к носу. Странно, не пахнет… Или в носу все смешалось с запахом успокоительных капель. Прыгаю на кровать и представляю какой будет прикол, если она вернется прямо сейчас, зажжет в комнате свет и увидит меня. В глубине души, мне бы хотелось, чтобы так и было, это лучше, чем гадко и подло, со спины, но пускай решит судьба, как произойдет наша первая встреча после долгой разлуки. Лежу минут пятнадцать, а потом все таки поднимаюсь и иду на выход, летние гулянки у нас обычно были до трех или четырех часов, а если мама на сутках, возможно и дольше. В принципе, я могу успеть сделать это даже сегодня.

Глава 6

Просыпаюсь в испарине, мокрые пряди липнут ко лбу и опять раскалывается голова. Пару минут лежу с закрытыми глазами, думаю о вчерашней ночи, надеюсь, все это мне не приснилось, иначе я очень разочаруюсь. Никаких криков или стуков я не слышу. Поднимаюсь, сижу еще минуту уперевшись руками в матрас и пытаюсь смочить слюной пересохшее горло, потом иду на кухню и жадно пью воду из бутылки. Бросаю взгляд на дверцу погреба, замок заперт, от этого уголки губ ползут вверх, я совсем не волнуюсь, волноваться стоит Алисе. Плетусь в комнату и смотрю в окно, там ничего не обычного, стандартный, спокойный, летний день. Никаких полицейских с собаками, ОМОНа или спецназа, сейчас немного принаряжусь и пойду здороваться, а потом чем-нибудь ее покормлю. Разворачиваюсь, чтобы идти за шмотками и резко вздрагиваю, мои новые электронные часы показывают семнадцать двадцать. Восемнадцатое июня. ПЗДЦ! Восемнадцатое! Что я делал полтора дня? Я вообще кормил ее, приносил воду? Почему она совсем тихо сидит, хоть что-то я должен был услышать снизу? Я ее случайно не убил?

Подрываюсь к кухне, лечу к погребу на всех парах, трясущимися руками пытаюсь вставить ключ в замочную скважину, но пальцы меня не слушаются, двигаются неуклюже и коряво, наконец, замок поддается, я вытаскиваю его из петли, откидываю крышку и она громко хлопает по деревянному полу. Стараюсь выровнять дыхание, опускаю ноги на две верхние ступени и аккуратно спускаюсь еще на несколько вниз.

Надо же, какой я заботливый, не выключил ей свет, поэтому мне хорошо видно, как она сидит на матрасе, жутко зареванная и лохматая, пятится спиной назад, перебирая ногами и быстро мотает головой. Опускаю крышку погреба вниз за ручку, которую приделал, устраиваю задницу на одной из ступенек и смотрю на нее очень довольно.

- Приветик! А ты че такая помятая? - произношу с улыбкой.

- Помогите! - у Алисы вырывается истеричный, хриплый вой, но от этого моя улыбка делается только счастливее.

- Не старайся… Наверху полная тишина, вообще ни хрена не слышно…

- Помогите! Кто- нибудь!!!

- Кто-нибудь, это кто? - спрашиваю с иронией, - Дед Назар справа или Коноваловы слева? Или ждешь, что тебя услышит твой любимый Мирон из дома напротив?

- Пожалуйста… - ее голос совсем осип.

- Водички попей! - киваю на полу пустую полторашку, стоящую рядом с ее матрасом, - Тут три с половиной метра в глубину, я не слышал тебя даже с кухни, так что можешь не пытаться… Хотя, можешь пытаться, если хочется…

Наблюдаю за тем, как по ее чумазым щекам катятся крупные слезы, Алиса жмется в угол, смотрит на меня глазами полными ужаса и цепляется пальцами за колени. Ее губы подрагивают, на скуле есть небольшая царапина, а под ногтями куча грязи, видимо, пыталась скрести крышку.

- Что т-ты б-будешь со мной делать? - произносит очень взволновано.

- Не знаю, - я радостно жму плечами, впервые за столько времени я ужасно счастлив, - Посмотрим на что хватит моей фантазии.

- Егор, отпусти меня! - Алиса начинает плакать еще сильней, - Я никому ничего не скажу, я клянусь тебе! Никто не знал, что ты вернулся, на тебя не подумают! Пожалуйста, дай мне уйти!

- Алиса! - я смотрю на нее, как на полную дуру, - Я пока не знаю, что именно я буду с тобой делать, но из этого погреба живой тебе не выйти, даже думать об этом забудь! Хочешь жить, веди себя, как паинька и перестань разводить эти слезы!

- Моя мама обязательно меня найдет!

- О да! Этот великий Шерлок Холмс, который в сорок лет до сих пор работает участковым. Была бы ты велосипедом, Алиса, она бы тебя обязательно нашла, но ты не велосипед! Давай посмотрим, как она с этим справится! Сколько между нашими домами, метров двести, триста? Она очень долго сюда идет, уже вторые сутки. Кстати, сейчас я принесу тебе ручку и бумагу, будешь писать ей письмо: дорогая мамочка, не волнуйся, я уехала…

- Я ничего не буду писать! - неожиданно для меня Алиса начинает рычать.

- Жрать захочешь, будешь! - я хмыкаю, - И воду экономь! Следующая поставка продуктов будет только в обмен на записку.

- Ты больной! Тебя надо лечить! - она опять вертит головой, вытирает локтем шмыгающий нос.

- А это меня уже подлечили, представляешь? - я начинаю ржать, наслаждаясь тем, как она морщится.

- Она никогда не поверит, что я убежала, без денег, без вещей, без документов! Полиция все равно меня найдет, Егор! Отпусти меня прямо сейчас, я очень тебя прошу…

- Спасибо за подсказки, любимая! Значит, ты еще никуда не уехала, а где-то загуляла, на днях вернешься за вещами и документами, и оставишь записку на столе… - я давлюсь смешком.

- Не буду писать, - говорит почти шепотом.

- Тогда мы начнем нашу с тобой счастливую жизнь с эксперимента номер один, - говорю спокойно , достаю из кармана зажигалку и несколько раз ей щелкаю, выпуская в воздух высокое пламя, - Будем засекать за сколько сгорят твои волосы… Ставлю секунд на десять, а ты?

Алиса опять дергается, потом начинает орать, но я не обращаю на это внимание, мой взгляд прикован к огню, он буквально гипнотизирует меня своим оранжево-синим пламенем. А потом я резко убираю большой палец с черной кнопки и внимательно смотрю на нее.

- Хватит орать! У меня и так болит голова! Обижаться можешь только на себя. Сейчас мы могли бы лететь в самолете в счастливую, новую, взрослую жизнь, если бы ты не была такой шлюхой. Но ты шлюха, изменница и предательница, и место тебе в подвале. Ты обещала, что мы всегда будем вместе, ты мне клялась. Пока смерть не разлучит нас, помнишь? Она нас разлучит! И если ты не будешь меня слушаться и продолжишь закатывать истерики, это произойдет неожиданно рано!

Алиса опять начинает скулить, мечется, плачет, раскачивается из стороны в сторону, но никаких эмоций это у меня не вызывает. В голове только картинки прошлого мая, как она валяется в постели Мирона раздетая, а он моется в душе.

- Закрой рот! - говорю злобно, - Если я услышу от тебя еще один писк, я залью крышку погреба бетоном и переставлю на нее сервант. Поняла?

Глава 7

Алиса гостит у меня уже неделю и жизнь заиграла новыми красками. Голова почти не болит, числа пока не выпадают. Я еще не готов проводить с ней много времени, поэтому спускаюсь к ней два раза в день, убеждаюсь в том, что она жива и здорова, приношу еду и сразу поднимаюсь наверх. В первые дни она выкобенивалась и не ела, теперь вроде привыкает. Наверху действительно ничего не слышно. Либо она уже не орет. На улице тишина и спокойствие. Записку удалось отнести только на третий день ее отсутствия. Засунул в ее рюкзак первые попавшиеся вещи и на всякий случай косметику, а вот документов я не нашел. Вчера видел в окно ее мать, за год она как-то резко постарела, вид вообще жуть. Конечно, чему тут радоваться, когда дочка укатила за любовью всей ее жизни. Мы так и написали в записке. Прощай, мама, я взрослая и больше не могу жить так, как хочешь ты! А что? Это чистая правда! Прости, тетя Рита, я о ней позабочусь. Я не буду поджигать ее волосы, бить, насиловать, пытать, она просто будет жить в погребе. Где ей и место. Предателей не прощают, но мы договорились провести эту жизнь вместе, так что пусть не надеется, что я ее отпущу. Когда ситуация немного поуляжется, официально вернусь домой, чтобы не вызывать подозрений, устроюсь на работу, возможно даже позову в гости старых друзей, Мирона, включу музыку, угощу их чем-нибудь, а Алиса будет сидеть наказанная и думать над своим поведением, а то опять не удержится и с кем-нибудь переспит. Совсем забыл, что хотел и парней как-нибудь приятно удивить, но ничего, всему свое время. Пока все дома, и я переодически вижу их рожи в окно, возможно, начнут разъезжаться ближе к концу лета.

Первые дни вылезал ночью на улицу, уходил подальше, жег костер, напек картофеля и сварил в котелке гречку, а потом нашел у бабушки целый склад свечей, приловчился ставить их в мелкий алюминиевый ковшик, а сверху кастрюльку побольше, крупы можно немного покипятить, а потом затушить свечи, они потихоньку дойдут, а манка вообще варится пару минут. Сахар и варенье пока имеются, еда получается вполне нормальная, но у Алисы все время такое недоверчивое лицо, когда я ставлю на ступеньки тарелку, как будто я собираюсь кормить ее отравой. Еще я все таки сделал ей ложку, свернул из плотного картона лопатку, такой невозможно ни навредить мне, ни убиться самой.

Сегодня на обед спагетти и тушенка, хорошо, что я купил вермишель, которая варится всего четыре минуты. Проделываю традиционный ритуал с открытием замка, аккуратно спускаюсь на середину лестницы, чтобы ничего не рассыпать, ступени не особо широкие, сваренные из металла, но тарелка держится. Оставляю ее и собираюсь подниматься, даже не взглянув на Алису, но меня тормозит ее тихий голос и приходится переводить свой взгляд на матрас.

- Егор… - говорит хрипло, - Не уходи, давай поговорим.

Выглядит Алиса не важно, волосы перепутаны, лицо осунулось, под глазами большие, темные круги, а еще у нее страшно высохли и потрескались губы.

- Ну давай поговорим, - отвечаю равнодушно и опускаюсь на одну из ступеней.

- Что мне нужно сделать, чтобы уйти? - она смотрит не меня устало и обреченно.

- Ничего. Я же уже говорил, ты отсюда не выйдешь.

Она реагирует на эту фразу достаточно спокойно, медленно хлопает ресницами, смотрит в бетонный пол, а потом снова на меня.

- Мне очень холодно… Здесь сыро и влажно. Я хочу домой.

- Теперь твой дом здесь. Смирись. Я принесу тебе теплую обувь и куртку.

- Ты был у меня дома? - Алиса еле шевелит губами, но сидит довольно уверенно, на обессиленную не очень похожа.

- Был.

- Ты забрал мои вещи?

- Да, - говорю уверенно.

- Принеси мне что-нибудь из моих вещей. Что угодно.

- Только не надо разводить такую сопливую драму! - фырчу недовольно, - И твои шмотки останутся у меня!

- А ты не брал мою шкатулку? - спрашивает с надеждой.

- Нет, - я мотаю головой.

- Жаль…

Я помню, что эта шкатулка была дорога Алисе, ее и правда нужно было прихватить сюда, так ее побег выглядел бы намного правдоподобнее, но у меня было слишком мало времени.

- А мой серый свитер? С кисточками.

Вот его я точно взял, он был на Алисе в день нашего знакомства, я хорошо его запомнил, поэтому увидев его на полке, первым засунул его в рюкзак. Наверно, я опять завис в своих воспоминаниях, потому что услышал ее шепот и от него по всему телу пошли мурашки.

- Егор… Пожалуйста, принеси мне его.

- Нет, Алиса.

- Почему ты так со мной? - по ее щекам снова катятся слезы.

- А ты не знаешь почему? - у меня вырывается нервный, ехидный, агрессивный смешок.

- Знаю…

- Тогда не задавай идиотских вопросов! - я собираюсь подниматься, но меня еще раз тормозит ее голос.

- Я слишком много выпила, Ванька постоянно подливал мне непонятную брагу. Я… я… не хотела… Прости меня! - тихие слезы превращаются в приличный плач, - Я была слишком пьяна, чтобы оттуда уйти…

- Мирон потащил тебя насильно? - спрашиваю иронично, я же точно знаю, что нет.

- Думаю, нет…

- Думаешь, или нет? Это очень простой вопрос, Алиса! Ты сама пошла наверх в его комнату, сама легла в его постель или нет?

- Сама… я еле стояла на ногах…

- У тебя нашлись силы карабкаться по лестнице, а дойти пять метров до моего дома напротив, не нашлись! - шиплю яростно, - Если ты ничего не хотела, почему ты не кричала, не дралась поленом, не позвонила мне, чтобы сказать, что перебрала и хочешь домой?

- Я не знаю… - шепчет сквозь потоки слез.

- Тебя держали, принуждали к чему-нибудь?

- Нет…

- На первом этаже есть еще две спальни, почему ты не пошла спать туда? Сказать? Потому что за стеной были люди, а на второй этаж бы они подниматься не стали! - я смотрю на нее брезгливо, - У тебя было много вариантов, но ты предпочла этот. Ты обещала мне, что мы проживем долгую и счастливую жизнь! Смотрела мне в глаза и говорила, что мы будем рядом всегда! Поверь мне, будем!

Чувствую, как голова снова начинает ехать, видимо мне вредно нервничать и психовать, на пару секунд даже гаснет свет, а потом появляется и исчезает короткими вспышками. На мгновенье меня глюкануло, почудилось, что матрас снизу пустой, только частые, горькие всхлипывания Алисы не дают мне терять связь с реальностью. Крепко зажмуриваюсь, закусываю губу и смотрю на то, как она вытирает слезы. Цепко хватаюсь за ступени и поднимаюсь на ноги.