Я купил тебя. Дорого

1

Аннотация к книге "Я купил тебя. Дорого"

— Я купил тебя. Дорого. — От низкого тембра мороз по коже. — И теперь ты будешь делать всё, что я скажу.

— Я человек, а не вещь, — горло пересыхает от страха.

— Вещь. — Мужчина переводит на меня тяжёлый хищный взгляд. — Как и твоё шикарное платье. Как и твоя корона. И ты теперь тоже.

Мне, простой студентке, невероятно повезло попасть на конкурс красоты. А о победе я и мечтать не могла.
Но когда софиты погасли, а аплодисменты стихли, я узнала, что балом заправляет один человек — Демьян Обласов, о котором ходят ужасные слухи. И теперь он считает, что и я принадлежу ему.

Приятного чтения!

Глава 1.

— А-а-а! — пищит Богдана. — Ты просто супер! Милана, ты… ты невероятна! Поздравляю!

Одногруппница обнимает меня и аж подпрыгивает. Кажется, она за меня искренне рада, хотя, думаю, ей немного обидно, что она из-за травмы колена не попала на конкурс.

Я тут только потому, что Бо очень просила заменить её от нашего университета. Я была с ней на всех репетициях почти, поэтому знала всё, а когда Богдана повредила ногу за пару дней до конкурса, то буквально умоляла меня заменить её.

Решиться было непросто, ведь я никогда подобных амбиций не имела. Первостепенной для меня всегда была учёба.

Устало выдыхаю и смотрю на себя в большое зеркало в гримёрной. Сверкающая корона, длинное, невероятно красивое, платье и белая лента, на которой витиеватым шрифтом написано “Мисс Вселенная”.

Я его выиграла.

Конкурс красоты.

Сама в шоке, до сих пор в себя прийти не могу. Это не просто какой-то местечковый конкурс, это крупный коммерческий проект. Попасть сюда нереально, а выиграть…

— Устала? — улыбается Богдана, а у меня остаётся сил лишь кивнуть.

Церемония награждения и ожидание вердикта оказались изматывающими и настолько эмоциональными, что до сих пор в себя не могу прийти. Кажется, этот шок, когда произнесли моё имя и потом надели тяжёлую дорогущую корону, пройдёт нескоро.

Потом ещё были поздравления, фотосессии, а через час состоится фуршет, на который у меня уже не остаётся сил, но отказаться я не могу никак.

У Богданы вибрирует телефон. Она смотрит на экран и её лицо вдруг приобретает странное выражение.

— Скоро вернусь, — как-то нервно дёргает плечом она и уходит так быстро, что я и моргнуть не успеваю.

Ладно.

Надо выпить воды и передохнуть.

Но едва я наливаю в стакан воду и делаю несколько глотков, как в дверь гримёрной раздаётся стук. Значит, не Богдана.

— Войдите, — даю разрешение.

Внутрь входят двое мужчин. Тот, что невысокий, — один из организаторов конкурса, а второго я не знаю. Но вид у него какой-то пугающе серьёзный.

— Милана, тебя уже ждут, — говорит первый. — Виталий тебя проводит.

— Но до фуршета ещё почти час, — перевожу взгляд на часы на стене.

— Ты на фуршет не идёшь.

Непонимающе смотрю на мужчин. Чувствую, как по спине бегут противные мурашки, собираясь мелкой дрожью в кончиках пальцев.

— Я не понимаю… тогда кто меня ждёт?

— Один из спонсоров нашего конкурса, Милана. Он хочет познакомиться с тобой ближе.

В животе от его слов стынет. Поджимается. И я буквально ощущаю, как тревога ворочается где-то в желудке.

Я ведь не дура. Прекрасно понимаю, что победительницам, да и вообще участницам конкурсов красоты могут поступать… хм… разные предложения.

А ещё я подобных вещей отчаянно боюсь. Воспитание такое, да и в кругах подобных никогда не вращалась.

— Мне очень приятно такое внимание, но боюсь, что я вынуждена отказаться, — стараюсь говорить максимально спокойно и ровно, однако колени начинают дрожать. Хорошо, что их не видно под длинным платьем.

Тот, который Виталий, стоит по-прежнему с абсолютно беспристрастным видом. А вот у распорядителя конкурса лицо каменеет.

— Мила, — начинает вкрадчиво, и интуиция моя уже подсказывает, что дела плохи. — Ты не можешь отказаться. Ты поедешь. Сейчас. Тебя ждёт Демьян Обласов.

Во рту моментально пересыхает.

Я слышала это имя. А кто вообще в городе не слышал его?

И слухи эти совсем нехорошие…

Перевожу взгляд на второго и с ужасом замечаю на поясе у него пистолет. И замечаю не просто так — он его демонстрирует. Мне демонстрирует.

Пульс учащается, корона кажется неподъёмно тяжёлой.

Мне страшно. Спина деревенеет от напряжения, и мне до паники остаётся совсем-совсем немного.

— Поехали, — подаёт голос второй, кивая на дверь. Его терпения явно на пределе уже.

Выбора у меня нет, и я, воткнув ногти в ладони, чтобы не впасть в истерику, на негнущихся ногах иду за ним.

2

В комнате полутьма. Верхний свет погашен, только бледно-жёлтые лампы на стенах отбрасывают вниз и вверх свой неверный свет.

Тишина давит на уши.

Кажется, будто тут нет никого, но это не так. Я чувствую кожей здесь чьё-то присутствие. Давящее, парализующее, лишающее способности дышать. Как в сериале “Сверхъестественное”, когда в присутствии демона пар изо рта, потому что всё вокруг промораживает.

Медленно прохожу глубже в комнату и замираю посредине.

Справа небольшой столик на двоих. Две свечи, тарелки, бокалы, ведёрко с торчащей из него бутылкой шампанского, тарелка, накрытая куполом.

В глубине комнаты огромная кровать, застеленная белым покрывалом. Она раза в четыре больше той, которая стоит у меня в комнате. При её виде чувствую, как по телу бежит неуправляемая дрожь.

Он сидит в кресле. В самом тёмном углу. Ноги широко расставлены, правая рука со стаканом покоится на широком, обтянутом кожей подлокотнике, вторая поглаживает подбородок.

Демьян Обласов.

В городе его называют Демон.

Миллиардер, которому принадлежит едва ли не половина города.

От брата я слышала, что он платит хорошие деньги за нехорошие вещи. Но мой младший брат любитель поболтать о том, о чём лучше молчать. Мама ему не раз об этом говорила.

И вот я, в платье и короне, стою перед ним, готовая свалиться в обморок от страха.

— Подойди ближе, — голос тихий, хрипловатый, но я глохну от него в этой мёртвой тишине.

Сжав пальцы в кулаки, медленно ступаю по ковролину. Делаю несколько шагов и останавливаюсь. Сердце в груди бьётся так сильно, что мне кажется, что грудная клетка вздрагивает.

— Ещё ближе. — Голос ровный, но я отчётливо чувствую в нём глубокую угрозу.

На мгновение прикрываю глаза.

Нужно попытаться заговорить с ним. Убедить.

Но в чём?

Что нельзя вот так брать то, что хочется? Что человек — не игрушка?

Плевал он на мою мораль. Передо мною не маленький мальчик, чтобы учить его.

Но я всё же попытаюсь. Осталось выбрать момент.

Делаю ещё несколько небольших шагов и снова замираю. Я в паре метров от него, ближе уже некуда.

Расстояние между нами небольшое, и я могу рассмотреть его. Не сразу получается определить возраст.

Сколько ему? Тридцать пять? Сорок? Больше?

Полутьма скрадывает возраст, но он явно не стар.

Широкое лицо, выдающийся подбородок, густые брови, крупные глаза. Темные. И взгляд тяжёлый, словно плита бетонная.

Он смотрит, не моргая, а мне хочется сжаться до размеров точки. Чувствую себя бабочкой, приколотой к стене.

— Сними платье. Трусы и корону оставь пока.

Давлюсь воздухом.

Смысл сказанных слов будто не сразу доходит до меня. А когда осознание накрывает, я чувствую, как ноги становятся слабыми, а желудок сжимается.

А если меня тут перед ним вырвет на ковёр, мне разрешат уйти?

Мысль шальная, но я понимаю, что Демьян Обласов не тот, с кем такие игры прокатят. Дай Бог мне тогда отсюда живой и невредимой выйти.

— Я… — голос подводит. Горло будто кто-то рукой сжал, — я… не буду этого делать.

Тишина в ответ. Воздух будто откачали в комнате.

Только стук собственного пульса в ушах.

Обласов продолжает смотреть своими чёрными глазами прямо в душу. Выжигает там всё до пепла.

Он медленно подносит к губам стакан и делает глоток. Янтарная жидкость слабо колышется в стекле.

— Что ты сказала? — снова спокойно. Но от этого спокойствия веет такой опасностью, что я задыхаться начинаю.

Сглатываю сухой комок в горле, будто там перекатиполе с острыми шипами. Больно.

— Я сказала, что не буду перед вами раздеваться, — повторяю и едва сдерживаю порыв с криком броситься к двери.

Но нельзя дразнить хищника. А именно таковым и является Обласов.

— Почему? — спрашивает тихо. Почти вкрадчиво.

Дыши, Милана. Просто дыши. Другого сейчас тебе и не дано…

— Не хочу.

Мой голос похож на шелест. Твёрдо сказать не хватает смелости.

Но Обласов слышит. Он прекрасно слышит каждое слово в этой стеклянной тишине. И первый раз тоже всё услышал.

Он снова выдерживает паузу, а я чувствую, как у меня немеют от напряжения не только кончики пальцев, но и губы. Мышцы спины ломит от напряжения.

Обласов поднимается с кресла, не отрывая от меня пугающего взгляда.

— У меня есть традиция — трахать королеву красоты. Сегодня королева ты, девочка. Это значит, что трахать сегодня я буду тебя. И мне похую, чего ты хочешь, — к моему ужасу его пальцы ложатся на пряжку ремня и медленно начинают его расстёгивать. — Так что сними херово платье, встань на колени и отсоси у меня. Для начала.

3

Я превращаюсь в соляной столп. С ног до головы каменею. Каждая мышца напрягается настолько, что я пошевелиться не могу.

Чувства обострены так сильно, что мне кажется, будто моя обнажённая кожа на плечах ощущает прикосновение воздуха.

Я словно оголённый провод.

Мысли в голове мечутся.

Что делать?

Боже, что же мне делать?

Горло саднит. Я пытаюсь сглотнуть, но получается с трудом.

Чувствую, как по щеке сползает одна слеза, теряясь солью на губах.

Обласов прищуривается. Смотрит на меня со смесью удивления и раздражения.

— Ты чего сопли распустила, королева?

Это “королева” звучит с таким презрением, так уничижительно.

А всего меньше, чем час назад, я летала от гордости и счастья, что меня так назвали.

Титул Королевы Красоты!

Масштабный частный конкурс, в который инвестировали известные люди страны!

Для многих девушек он воспринимался даже престижнее, чем одноимённый международный. Предел мечтаний.

И сейчас это презрительное “королева” как ком грязи в лицо.

— Я… — говорить невероятно сложно. Горло в тисках сжимает. Я буквально задыхаюсь от страха перед этим человеком, — я… не хочу этого делать. — Смотрю на него, чувствую, как глаза наполняются слезами. — Пожалуйста. Я не хочу…

Надеяться, что он услышит, что внемлет, не имеет смысла.

Ему плевать на мои просьбы.

У него ведь традиция — трахать королеву. Так он сказал.

Я перестаю дышать, когда Обласов, негромко хмыкнув, делает ко мне неспешный шаг. Тихо вскрикиваю, когда его жёсткие пальцы сжимают мои скулы.

— А о чём ты думала, девочка, когда шла на этот конкурс? М?

— Я просто… — он сжимает скулы чуть сильнее. Не могу сказать, что мне больно, скорее унизительно, но я настолько заледенела от страха, что сопротивляться не решаюсь.

— Просто что? — чеканит каждое слово. — Ещё скажи, что ты не в курсе, зачем тёлки туда идут — продать себя подороже. Найти спонсора, который будет содержать их и пользоваться сладкой дыркой, когда вздумает и как вздумается.

Он убирает руку, но не отходит. Продолжает гипнотизировать взглядом, стоя так близко, что я отчётливо слышу лёгкий запах алкоголя от него и нотки парфюма.

— Я ничего такого не хотела, — шепчу, опустив глаза, его взгляд давит так сильно, что даже в лицо ему смотреть сложно. — Я не собиралась участвовать. Подруга повредила ногу прямо перед конкурсом, и попросила занять её место.

— Подруга, говоришь… — тянет. — Рыжая такая, на хорька похожа?

Богдана действительно рыжеволосая, а лицо у неё узенькое, нос острый. Но… откуда он знает её?

— Сучку ведь предупреждали, но она грамотно соскочила. Ладно, с ней потом. Не суть.

Предупреждали?

О чём?

Что значить с ней потом?

— Как тебя зовут? — мне кажется, голос мужчины становится немного мягче. Это даёт хоть призрачную, но всё же надежду, что он меня отпустит.

— Милана.

— Ми-ла-на, — протягивает, и у меня появляется стойкое ощущение, что он только что испачкал моё имя. — Ты целка, что ли?

Снова не выдерживаю его взгляд и опускаю глаза, кивнув.

— Минет когда-нибудь делала?

Машу головой отрицательно, не поднимая глаз. Щёки заливает жаром, колени становятся совсем слабыми.

Обласов не комментирует. Медленно обходит меня и останавливается сзади.

Я чувствую его. Ощущаю его давящую, опасную близость каждой клеточкой.

Снова на ум приходит ассоциация, что я бабочка, только не приколотая к стене, а попавшая паутину к жуткому пауку.

Пауку-коллекционеру, которому нравится трахать королев.

Вздрагиваю, когда его пальцы прикасаются к коже на шее. Он медленно ведёт ими от уха и до изгиба плеча, а за этим прикосновением ползёт след из мурашек.

Страх, смешанный с каким-то странным, незнакомым ощущением, ложится тяжёстью в животе. Я прикрываю глаза, мечтая по взмаху волшебной палочки какой-нибудь волшебной феи-крёстной оказаться далеко отсюда. Как можно дальше.

— Ты мне нравишься. Оставлю себе.

Надежда, что и так не имела чётких очертаний, растворяется, словно в кислоте.

Он не собирается меня отпускать. Не собирается.

— Как это возможно? — то ли всхлипываю, то ли судорожно выдыхаю. — Нельзя просто взять и присвоить другого человека.

Он крепко сжимает моё плечо и разворачивает так, что я оказываюсь напротив высокого, до самого пола, зеркала. Наши взгляды скрещиваются в отражении.

— Я купил тебя. Дорого. — От низкого тембра мороз по коже пробегает. — И теперь ты будешь делать всё, что я скажу. Ты теперь принадлежишь мне, девочка.

4

Меня бьёт крупная дрожь. Я попала в капкан, и мне никак не выбраться. Вариант, что меня просто отпустят, бесперспективен. Нереален.

Этот мужчина настроен получить своё и он получит, хоть сколько я буду умолять его. Любое сопротивление будет сломлено — это он мне чётко дал понять уже.

Под давлением его ладони я опускаюсь на колени, утопая в распластавшейся по полу ткани платья. Сознание сужается, переходя в некое изменённое состояние. Я словно в вакуум погружаюсь. Отстраняюсь. Все звуки приглушаются, будто я нахожусь под водой.

Обласов дёргает вниз замок на брюках, и через мгновение прямо перед моим лицом оказывает мужской член.

Пульс грохочет в висках.

Ладони взмокают.

Чувствую, как по спине между лопат медленно сползает капля пота, хотя меня бьёт озноб.

Я раньше никогда не видела вживую мужской половой орган.

Он… огромный. Гладкий, с крупной, тёмно-красной головкой.

Как вот это может вообще влезть в женщину? Вместиться, не причиняя боли?

Нет, я, конечно, понимаю, что вылезающие дети ещё больше, но… но…

Зависаю, не моргая. Шокировано смотрю, как член немного покачивается прямо у меня перед глазами, и понимаю, что тупо просто пялюсь. Глаз не свожу, как зачарованная. Как будто во мне ни капли стыда.

— Он не кусается, Милана, — голос мужчины спокоен, но нотки нетерпения я чувствую. — Возьмись рукой и направь в рот.

Медленно выдыхаю, как перед прыжком в воду.

С ужасом понимаю, что внизу живота постепенно зарождается жар. Пугающий, обличающий, позорящий меня перед самой собой.

Стыд жгучей волной разливается по телу. И от того, что от меня требуют сделать, и от неконтролируемой предательской реакции собственного тела.

Судорожно выдыхаю, и чувствую, как рот наполняется слюной.

Что это за реакции? Почему они происходят?

Поднимаю руку и, зажмурившись, прикасаюсь к стволу.

— Это даже забавно, — хмыкает Обласов. — Ещё ни одна баба так не смущалась перед моим членом. Смелее, королева.

Дрожащими пальцами обхватываю член и сжимаю. Ощущения… странные. Он твёрдый. Тёплый.

Хотя, какой ещё он должен быть… это ведь часть человеческого тела.

Да, именно. Часть тела. Всего лишь часть тела.

Я надеюсь, что эти мысли помогут мне хоть немного абстрагироваться. Не думать. Не чувствовать.

Но… помощь эта слишком слабая.

Внезапно в дверь раздаётся настойчивый стук.

— Блядь, — сквозь зубы выплёвывает Обласов, а я, словно ошпаренная, отдёргиваю руку и отползаю в угол к столу.

Замираю, тяжело дыша, пока мужчина, спрятав член в штаны, недовольно даёт позволение войти. Я же притихаю, неосознанно сжимая саднящую руку, кожа на ладони будто от ожога горит.

— Ну и что такого пиздец какого важного произошло, что ты решил меня прервать, Рома? — интонации наполнены свинцовой тяжестью.

— Демьян Игоревич, кажется, произошла ошибка, — скороговоркой выдаёт, протиснувшийся в номер Роман. — Девушка…

— Я в курсе уже, — рявкает Обласов. — Корона на ней? На ней. Оставлю эту — она мне подходит.

Я перевожу взгляд с одного на другого. У меня в голове не укладывается, как можно вот так обсуждать другого человека, словно вещь.

— Понял, Демьян Игоревич, — кивает его помощник, или кто он там.

— Ну если понял, какого ляда ты ещё здесь? — рявкает мужчина. — Или что-то ещё?

— Там… Валеев приехал. Ждёт вас.

— Хер бы его побрал… — Обласов тяжело выдыхает, подавляя ярость, а потом переводит взгляд на меня. — Сегодня тебя, королева, отпускаю.

Я облегчённо выдыхаю через нос, стараясь, чтобы Обласов этого не заметил. Поверить не могу, что мне так повезло. Этот Валеев просто мой спаситель!

— Сразу едешь домой, — продолжает мужчина. — Я найду тебя позже. Ты теперь моя, так что никакого блядства, усекла?

Он ждёт ответа, прожигая взглядом, а я не смею ему перечить. Мне хочется как можно скорее оказаться отсюда как можно дальше. А потом куда угодно: в полицию, в прессу, к бабушке в деревню — только бы как можно дальше от этого чудовища.

Главное, выбраться сейчас.

Киваю, опустив глаза в пол. Не хочу его дразнить.

— И имей в виду, — голос его звучит приглушённо, с угрозой, — можешь даже не пытаться сбежать. Я ведь найду. Обязательно. И тогда с тобой церемониться не буду.

Бросив последнюю фразу, он разворачивается и уходит из номера, а я зажмуриваюсь и опускаю голову на руки, чувствуя, как на шее со скрипом затянулась петля.

5

Я не помню, как добралась до общежития. Всё было просто в тумане.

Меня посадили в машину, вручили какой-то конверт и отвезли к общаге.

Помню лишь, как вместе с прядями волос сорвала с головы чёртову корону.

Я добрела до входа в общежитие, прошла через холл под молчаливый шок Светланы Петровны — нашей комендантши, а потом на непослушных ногах поднялась в комнату.

Помню, как покромсала на куски огромными ножницами проклятую ленту, а потом содрала с себя платье, натянула свою самую старую и растянутую пижаму и забралась под одеяло. Сжалась в комок, обхватила раскалывающуюся голову руками и никак не могла согреться.

Никто ко мне не стучал в дверь и не приходил, а может, я просто не слышала.

Вот бы вот так закрыть глаза и проспать лет сто.

Но везёт мне не так сильно, и я просыпаюсь намного раньше. Всего лишь утром. Голова шумит, тело ломит, будто во время температуры. Я сажусь на постели и зажмуриваюсь. Хочется посмотреть в окно и сказать как в детстве: “Куда ночь — туда и сон”, чтобы всё, что приснилось в кошмаре, растаяло с рассветом.

Но это был не сон, и сколько в окно не смотри, ни проклятая корона, ни опасный мужчина из вчера никуда не денутся.

И его обещание — оно тоже никуда не денется. Такие, как Демьян Обласов, слов на ветер не бросают.

Стянув волосы повыше заколкой, я иду в душ. Нужно выполнять простые механические действия, чтобы как-то остаться в своём уме. И сейчас это действие — душ. Потом — чай.

Сегодня суббота, и большая часть студентов разъехались по домам, поэтому в душ очереди нет. Я закрываю дверцу изнутри, включаю воду и встаю под колючие струи. Поворачиваю кран сильнее на горячую, потому что иначе мне не отвлечься.

Да мне и так не отвлечься. Стоит закрыть глаза, как в памяти всплывает… ох…

Мотаю головой.

Как это забыть и развидеть теперь?

Почему меня начинает пробирать дрожь от вида мужского полового органа?

Несколько раз промываю волосы, стайлинговых средств на них столько, что это оказывается не самой простой задачей. Потом наскоро вытираюсь и заматываюсь в свой любимый халат.

Выхожу из душа и слышу, как на кухне смеются девчонки. Хорошо, что у меня в комнате есть свой чайник, потому что на общую кухню я идти сейчас совсем не хочу. Сейчас все обсуждают меня и мою победу в конкурсе, будь она неладна. В соцсетях только и болтовни и фоток в местных университетских пабликах.

Я возвращаюсь в комнату и замираю. Волна злости поднимается к самому горлу, когда я вижу Богдану.

— Привет, Мила! — улыбается она во весь рот, но смотрит очень внимательно. — Как утро победительницы? Когда приехала? Я ещё не ждала тебя.

Не ждала она меня…

— Как ты могла! — сжимаю руки в кулаки, меня буквально трясти начинает. — Ты меня продала!

Богдана застывает. Молчит. Но всё прекрасно понимает, на её лице нет ни капли удивления.

— Ты драматизируешь, Мила, — она складывает руки на груди и выгибает бровь. — Неужто ты не понимала, куда идёшь? Отказалась бы.

— Вот как? Отказалась? Ты же умоляла меня заменить тебя! Говорила, что по контракту на участие, если не найдёшь замену, то с тебя взыщут неустойку! Но забыла сообщить небольшие подробности, да?

— А ты правда думала, что подобные конкурсы нужны для того, чтобы двадцать красоток просто побродили по сцене? — хмыкает Богдана. — Не строй из себя наивную, Милана, конкурсы красоты для того и существуют, чтобы богатые кошельки могли присмотреть себе содержанку, а девушки найти того, кто обеспечит им ноготочки, реснички, спа и айфоны. Не только победительница, там все нарасхват. Заранее уже забронированы. Думаешь, почему так сложно пройти отборочный и попасть туда?

— Тогда почему же ты решила соскочить? Или узнала, кто “забронировал” — кавычу пальцами мерзкое слово, которое сама Богдана и использовала, — тебя?

Она вдруг сглатывает и отворачивается к окну, обхватив себя руками. Смотрит несколько секунд молча, что я уже думаю, не таким ли детским способом она решила уйти от разговора.

— Я влюбилась, — её голос становится тише. — У нас с Пашкой только всё начинается, я ведь не думала, что встречу его…

Она разворачивается и смотрит на меня едва ли не со слезами.

— Милаш… ты ведь ни с кем не встречаешься…

Я буквально дар речи теряю. В первое мгновение даже не нахожусь, что и сказать.

— Серьёзно? То есть, если у меня нет парня, меня можно подложить под какого-то бандита?

— Ой, ну ты загнула! — настроение Богданы и выражение её лица сменяются так внезапно, что я начинаю думать, а с ней ли я вообще дружила эти четыре года? С этим ли человеком в одной комнате жила? — Тебе какая разница вообще, бандит — не бандит? Жизнь тебе безбедную он обеспечит, если будешь его ублажать. Это дело нехитрое. Знаешь, Мил, ты ещё спасибо скажи мне!

— Правда?

— Да! Ты где ещё такую возможность встретишь? Или так и собираешься по ночам в ветаптеке подрабатывать за три копейки? — кривится брезгливо. — Или с этим занудой Димой детишек нарожаете? А тут, если мозгом пораскинешь, за год везде побывать успеешь: и на Бали, и в Дубае! Оденет и обует, ещё и за сессию заплатит! А через год другую королеву возьмёт. Ты хоть жизнь на вкус попробуешь! Так что спасибо скажи мне, подруга!

6

Поднимаю с пола подушку, утыкаюсь в неё лицом и рычу в бессильной ярости. Даже плакать не хочется, потому что внутри всё клокочет.

Как Богдана могла вот так просто подставить меня?

Она серьёзно считает, что всё это — блага?

Сама ведь выбрала простого парня Пашку вместо того, чтобы стать дорогой куклой Обласова.

А мне теперь что?

Что делать-то?

К кому за помощью обратиться?

В полицию идти? Вряд ли поможет. Я не наивная, понимаю, что человек с такими возможностями, как Обласов, быстро решит это. Вопрос, чего мне это будет стоить…

Родителям пожаловаться?

Я не могу ими так рисковать. Они у меня простые люди: мама в магазине работает, папа сварщиком на шиномонтажке. Он, конечно, за дочь на любой рожон пойдёт, но… Я не прощу себя, если с папой что-то случится. И не думаю, что у Обласова хватит совести пожалеть папу.

У таких, как он, нет ни совести, ни других человеческих чувств. Только алчность, самовлюблённость и желание подчинять.

Королев он трахает…

Взгляд падает на пол. Там лежит серебристый конверт, который мне вчера вручили прежде, чем отправить домой. Я совсем забыло про него, на автомате сунув под подушку вечером.

Что там? Напоминание, что я теперь не свободный человек?

Дрожащими пальцами поднимаю конверт. Появляется странное, необъяснимое ощущение, что он отравлен. Что прикасаться к нему нельзя. Опасно. Дрожь неконтролируемая по плечам ползёт.

Внутри стильная, серебристая с чёрным визитка. На ней написан номер телефона, электронная почта и имя владельца — Обласов Демьян Игоревич.

Он что, думает, я сама ему звонить буду?

Разбежалась…

А ещё в конверте лежит банковская карта. На ней только номер — не имени, ни названия банка.

Отбрасываю конверт снова на постель. Хочется вымыть руки.

Чувствую себя грязной шлюхой. Отвратительно.

Звонит будильник-напоминалка, что мне пора собираться на работу. На почте письмо от организаторов конкурса, напоминающее, что меня в течение года ждут обязанности победительницы конкурса красоты — фотосессии, присутствие на благотворительных вечерах, встречи с разными категориями граждан, с творческими коллективами и так далее.

Только почему-то они в своём официальном письме совсем не упоминают ещё одну возложенную на меня обязанность — быть ручным зверьком местного то ли бизнесмена, то ли бандита?

Натягиваю джинсы и рубашку, беру рюкзак, сворачиваю просохшие волосы в гульку и бегу на автобус.

Да-да, королевы совсем не гнушаются ездить на общественном транспорте.

В клинику я забегаю уже почти в десять. По субботам я работаю в клинике с десяти до шести вечера, а потом дважды в неделю дежурю в ночную смену в аптеке при клинике.

— Милана, я тебя уже заждался, — заглядывает в ординаторскую главный ветеринарный врач клиники Сергей Владимирович Кохно. — Там лабрадор на вакцинацию, мейн кун и Зоя Викторовна опять дворняжку привела. Печать моя в ящике стола, не забудь в паспорта поставить.

— Бегу, Сергей Владимирович.

Я быстро снимаю плащ, натягиваю халат, убираю под шапочку волосы. Частная небольшая ветклиника “ДружОК” взяла меня на работу с частичной занятостью ещё в прошлом году, когда я заканчивала третий курс университета на ветеринарного врача. Я хоть и учусь на стипендии, но деньги очень нужны были. Жизнь в большом городе дорогая, родителям не потянуть меня.

Сначала только в ночную смену в аптеке работала два-три раза в неделю, потом и к клинической практике привлекли. Моя мечта — встать рядом с операционным столом рядом с Сергеем Владимировичем или ординатором Костей, но пока он разрешает мне только наблюдать.

На сегодня в моих задачах стоит вакцинация, а ещё нужно уложить коробки с кормом и лекарствами для приюта.

— Привет, Чак! — старый пёс приветственно тычется мордой мне в руку. — Ты всё такой же классный!

Хозяин лабрадора, бородатый мужчина в возрасте, улыбается и сам неосознанно зажмуривается, когда я колю псу препарат.

Следующий пациент — рыжий мейн кун Сёма — уже не так рад встрече со мною, но и ему приходится вытерпеть прививку.

Так проходят несколько часов. За работой я не замечаю времени, забываю о сложностях, возникших в моей жизни, отвлекаюсь.

Но они сами напоминают о себе.

— Мил, к тебе доставка, — в кабинет входит медсестра Лена. — Я курьера отпустила.

Беру в руки коробку и недоумеваю, что это и от кого. Но стоит мне вскрыть упаковку и увидеть новый дорогущий смартфон — в груди спирает. Будто воздух кто выкачал.

А ещё в коробке лежит новая сим-карта и небольшая записка.

“Для связи со мной. Включи и жди”

Дурно становится, голова начинает кружиться.

Он не забыл. Не отпустил, хотя глубоко в душе я надеялась.

7

Отталкиваю от себя коробку с телефоном и обхватываю голову руками.

Домой. Мне срочно нужно домой.

Под мамино крылышко, где тепло и спокойно. Где картошка пюре с котлетой и яблочный пирог. Где устаревшие папины анекдоты и бренчание гитары в комнате брата.

Где меня не найдут и не заставят делать то, чего я не хочу.

Не найдут ведь?

Нет, не найдут. Я прописана здесь в общежитии, откуда кому знать, куда и зачем я уехала, ведь так? Маленький городок, глушь практически. Триста километров от миллионника.

— Милана, ты закончила с посылкой в приют? — в кабинет заглядывает Сергей Владимирович. — Там нужно…

— Сергей Владимирович, отпустите меня, пожалуйста, пораньше. Мне очень надо, — поднимаю на него глаза.

Он уже собирается отказать, но вдруг замолкает, нахмурившись. Смотрит встревоженно.

— Мила, у тебя всё хорошо?

— Нет… — мотаю головой, — то есть, да, в целом да, но мне… нужно уехать. Это срочно. Пожалуйста, я потом отработаю сверхурочно.

Сергей Владимирович начальник строгий, но не самодур. Он ценит старание и профессионализм, а меня упрекнуть не в чем. Я ещё не совсем ветеринарный врач, только учусь, но всё, что мне поручается, выполняю максимально качественно и быстро. Ещё ни одной жалобы не было на меня.

— Хорошо, — кивает он, а я уже готова бежать прямо в эту секунду. — Отзвонись во вторник.

— Спасибо!

Он выходит из кабинета, а я сдёргиваю с себя халат, натягиваю плащ и вызываю такси сразу до вокзала. Даже в общежитие заезжать не буду.

Такси приезжает быстро. Ныряю в салон машины и забиваюсь в угол, пока едем на вокзал. Сердце колотиться в груди, будто за нами следует погоня.

Только бы билеты были. Сегодня ведь суббота, должны быть. Это на пятницу приходится заранее покупать, потому что электричка по пятница битком.

Проезжаем через мост, недолго стоим в пробке на светофоре. В рюкзаке слышу вибрацию, но это не мой телефон. Мой — в кармане.

Это телефон от Обласова. Конечно, я не могла бросить его в клинике, но я даже не открыла коробку, хотела потом затолкать куда-нибудь подальше в шкаф. Думала, выключенный.

Зажмуриваюсь. Знаю, что это по-детски, и если я закрою глаза, то проблемы никуда не исчезнут. Это и в детстве-то особо не помогало, не говоря уже про сейчас.

Не буду доставать. Не стану.

— Девушка, это у вас? — спрашивает таксист. — Или кто-то на заднем телефон забыл?

— У меня, — отвечаю ему. — Сейчас выключу, извините.

Он, в общем-то, и не просил, но меня саму начинает раздражать это гудение. Вырублю смартфон и дело с концом.

Достаю телефон из коробки как раз, когда вибрация прекращается. Но там кроме пропущенного висят и сообщения.

Руки дрожат, приходится вытереть ладони о брюки, потому что они становятся влажными от страха.

“Не делай глупостей, девочка” — висит последнее сообщение.

Резко выдохнув, открываю переписку и читаю предыдущие.

“Останови такси, мои люди тебя заберут”

“Не советую тебе тратить моё время на поиски, Милана. Я сделаю это быстро. А когда найду — пощады не жди, потому что я тебя предупреждал. Я не люблю подобные игры”

“Не заставляй меня собирать досье на всех, кого ты когда-либо знала. Это займёт меньше времени, чем написание этих сообщений”

Ну и снова мой взгляд возвращается к последнему, которое я уже прочла.

В груди давит, под рёбрами горячо становится, а между лопаток сползает холодок.

До вокзала уже осталось совсем немного. Его уже видно.

Закрываю лицо ладонями и пытаюсь дышать ровнее, но легче не становится.

Выбора нет. Его просто нет.

— Остановите, пожалуйста, — прошу таксиста.

— Мы ведь ещё не доехали, — в зеркало заднего вида вижу, как у него в удивлении взлетают брови. — Или вам плохо?

Плохо. Очень.

Только вряд ли вы мне чем-то сможете помочь…

— Всё в порядке, просто остановите.

— Ну хорошо, — он пожимает плечами, сбавляя скорость, а потом останавливается.

Я забираю свой рюкзак и вылезаю из машины. Проскакивает мысль попросить таксиста позвонить в полицию, но я её отметаю, возвращаясь к тому, о чём уже думала — это не поможет. Зато может иметь нехорошие последствия.

Захлопываю дверцу машины и тоскливо смотрю с обочины вслед уезжающей машине такси.

Менее чем через минуту возле меня тормозит уже знакомый мне чёрный внедорожник. Тот же Виктор, не проявляя абсолютно никаких эмоций, выходит из водительской двери и направляется ко мне. Открывает пассажирскую дверь, впуская в автомобиль, а потом захлопывает, когда я забираюсь внутрь.

Едем молча, как и в прошлый раз. Только теперь на мне вместо короны и шикарного платья джинсы и толстовка.

8

Чьих невольница ты идей…

— Ступай за мной, — кивает мне девушка в форме горничной и идёт в сторону лестницы на второй этаж.

Выбора у меня всё равно нет, поэтому я, сжав пальцами лямку рюкзака, поднимаюсь за горничной.

На втором этаже мы проходим по длинному коридору до самого его конца и останавливаемся у одной из дверей. Не знаю почему, но у меня появляется ощущение, что я попала в дом князя Дракулы. Сейчас меня позовут на ужин, где главное блюдо — я.

Горничная поворачивает ручку и толкает дверь, приглашая меня кивком.

Я прохожу внутрь и осматриваюсь. Почему-то убранство комнаты диссонирует с тем, как я себе её представляла.

Никаких тяжёлых бархатных штор, гобеленов и кровати с балдахином. Вместо всего этого роскошная комната в кремовых тонах. Кровать большая с высоким атласным изголовьем нежно-лилового цвета, туалетный столик, шкаф с зеркалом на всю дверцу. На стенах современные картины — абстракция в ярких цветах. Сочно-зелёные, оранжевые, алые мазки на картинах очень освежают общую обстановку.

Но всё это я отмечаю про себя быстро, потому что внимание сразу переключается на портновский манекен, стоящий ближе к окну.

На нём длинное чёрное платье. Открытый лиф, полупрозрачная ткань юбки с длинные разрезом спереди по центру. Платье больше напоминает пеньюар, если не считать короткой бархатной подкладки выше середины бедра.

Хотя… наверное, это и есть пеньюар. Шикарный, расшитый мелкими чёрными камешками по полупрозрачной ткани пеньюар.

А рядом на столе на небольшой бархатной розовой подушке корона. Не такая, какую мне надели на голову на конкурсе. Эта меньше и аккуратнее, но выглядит она дороже. Намного дороже.

А ещё на столе лежит чёрная маска. Она тонкая, из бархатной ткани. Такая почти не закрывает лицо, скорее для создания образа.

Красивейший наряд, но… у меня от его вида между лопатками холодом пробирает. Под рёбрами ворочается страх.

А что если Обласов не просто самовлюблённый богач, считающий, что королева красоты во что бы то ни стало должна принадлежать ему, а какой-нибудь извращенец?

Может, ему нравится делать девушкам больно?

Голова кружится от ужаса, когда я думаю об этом. В пальцах поселяется дрожь. Хочется распахнуть окно и громко-громко позвать на помощь.

Вот только кто меня тут услышит в его логове…

Я подхожу к платью и прикасаюсь к ткани. Она почти невесомая.

Даже представить не могу себе, сколько стоит такое платье, я подобных вещей никогда не носила.

В дверь раздаётся негромкий стук, а потом протискивается горничная. Но это не та девушка, которая меня сюда провожала.

— Я помогу вам подготовиться, — улыбается она. — Меня зовут Лиза.

Подготовиться.

К чему?

Ну, ответ на этот вопрос я и сама знаю, просто звучит так…

Хочется прогнать её, но улыбка девушки мне внезапно кажется приятной, поэтому я даже радуюсь, что она пришла.

Сначала я иду в душ, дверь в который ведёт прямо из спальни. Волосы тоже мою, а потом возвращаюсь в комнату, где меня ждёт Лиза.

Она сушит мне волосы и красиво укладывает утюжками, приговаривая, какие они у меня шикарные. Предлагает помочь с макияжем, но я отказываюсь. Сама сделаю. Не собираюсь я боевой раскрас делать для услады глаз господина Обласова.

Бельё, которое оказывается в коробке на кровати, я надеваю, не глядя. Не хочу видеть себя в нём в зеркале, и так товаром себя ощущаю.

Платье садится на мою фигуру идеально, будто сшито было на заказ. Будь это другая ситуация, у меня бы дух захватило. Я ведь девушка, глупо отрицать, что красивая одежда приводит меня в восторг.

— Этот глубокий чёрный вам невероятно идёт, — восхищённо говорит Лиза. — У вас такой цвет кожи нежный, а это платье его идеально оттеняет.

Наверное.

Только мне себя видеть не хочется. Хочется зажмуриться и содрать с себя эту одежду. Вместе с кусками кожи.

Лиза закрепляет корону у меня в волосах, и последним штрихом являются чёрные замшевые лодочки на высоком каблуке.

— Вы настоящая королева, — шепчет Лиза. Мне даже кажется, что её восторг вполне искренен. — Остальные в сравнении с вами…

Она прикусывает язык, сглатывает и тут же опускает глаза.

Остальные…

Интересно, сколько их было этих королев?

Неужели все они, как утверждает Богдана, были рады стать эскортом для богача?

— Идём, — Лиза подаёт мне в руки маску и кивает на дверь.

Я делаю несколько шагов и застываю у выхода. Пульс повышается до невероятных цифр и стучит где-то в горле. Картинка перед глазами плывёт.

Крепко сжимаю кулаки, стараясь прогнать жуткие картины, которые рисует мозг — комнату в красном бархате, кожаные наручники, средства для пыток…

Скорее бы всё это закончилось, что бы ни ждало меня.

9

В машине едем недолго, но всё это время я настолько напряжена, что у меня болят уже не только мышцы спины, но и ноги, и лицо.

Близость этого мужчины пугает меня и вводит в ступор. Дышать рядом с ним страшно, посмотреть на него я ни за что не решусь.

Я чувствую, как он окутывает меня своим присутствием. Своей тёмной аурой, своим запахом. Давит холодом.

Сам Обласов молчит. Он спокоен и абсолютно расслаблен. Смотрит на дорогу, и я тихо радуюсь, что хотя бы в эти минуты его внимание не приковано ко мне.

Автомобиль останавливается возле одной из высоток. Но это не просто жилой дом. На первых нескольких этажах бары, рестораны и спа, а выше пентхаусы.

Дверь мне открывает водитель, а Обласов ждёт, стоя спиной к машине. Не оборачиваясь, он предлагает мне снова свой локоть, который я, конечно же, принимаю.

Мы входим в фойе, и я поражённо осматриваюсь вокруг. Атмосфера роскоши давит, ярко демонстрируя, что тут ждут только гостей с большими деньгами. Стойка регистрации чуть в стороне, кожаные кресла и диваны в светлых молочных тонах, идеально чистый, почти зеркальный, пол. В центре тяжёлая многоуровневая люстра. Много живой зелени в горшках. А может, она и не живая, только выглядит так.

Здесь же в холле нас встречает швейцар, здоровается и улыбкой и предлагает пройти к лифту. Поднимается вместе с нами на двадцатый этаж.

Когда лифт открывается, мне кажется, будто я попадаю в другую реальность. Приглушённый свет, лёгкая музыка. Это помещение нельзя назвать комнатой, скорее это зала. Огромное пространство, у которого одна стена из стекла, открывающая вид на ночной город.

В одной зоне диваны, стоящие группами, в другой части небольшие столики по бокам от длинного подиума, над которым на стене изображена и подсвечена корона.

И там, и там люди. Мужчины в костюмах, с ними девушки в платьях. Все статные, красивые, модельной внешности.

— Бал королевы, — негромко говорит Обласов, когда мы входим, и створки лифта смыкаются за нашими спинами. — Этот праздник в твою честь в этом году, Милана.

В ответ молчу. Я по-прежнему понятия не имею, что отвечать ему и надо ли вообще это делать.

И я действительно вижу, что лица многих девушек знакомы мне.

Вот с тем мужчиной в возрасте под руку от столика к диванчикам идёт Лена Карасёва — девушка, взявшая титул вице-мисс. А вот с тем дородным мужчиной Соня Кохно — третья вице-мисс. Она мило улыбается мужчине, тихо смеётся над чем-то сказанным им, заглядывая прямо в глаза, словно влюблена.

Где-то под желудком неприятно сжимается. Получается, Богдана говорила правду? Участницы конкурсов красоты недалеки от эскортниц?

Обласов ведёт меня через центр залы. Идёт неспешно, чтобы все нас могли заметить.

И нас действительно замечают. Поворачивают головы, кивают, приветственно приподняв бокалы.

Не меня, конечно, приветствуют — Обласова. Я просто вещь. Запонка на рукаве его рубашки. Только, наверное, дешевле.

Взгляды девушек скользят по мне. Выражения лиц ещё более презрительные, чем на самом конкурсе.

Зависть.

Она чувствуется. Кожей ощущаю. Вот только чему? Чем моё положение отличается от их? Я такая же вещь, как и каждая из них на забаву богатым мужчинам. Всего лишь красивый атрибут.

Мы подходим к небольшой группе людей. Трое мужчин, с ними девушки. Я помню их имена — Лена, Алина и Наталья. Последняя тоже училась у нас в Аграрном, но в прошлом году после третьего курса её отчислили за несданную сессию и пропуски.

— Демьян, — улыбается один из мужчин и протягивает руку Обласову. — Рад видеть. Отличное пополнение коллекции!

— Спасибо, — по губам мужчины скользит холодная улыбка и он прикасается к часам. — Мне и самому нравится.

Пополнение коллекции… о часах ли речь? Или не только о них?

Мужчины разговаривают ещё, но я не вникаю. Всё равно не понимаю, а если бы и понимала, то ни за что бы не влезла. Мне это не нужно. Ещё и опасно.

То же самое происходит и с другой группой мужчин. Они общаются, мы, девушки, стоим рядом молча.

К нам подходит официант с бокалами на подносе. Все берут шампанское, я — нет. Зато Обласов берут два бокала, а потом один протягивает мне.

— Держи, Милана, — говорит негромко, чуть склонившись ко мне. — Ты слишком напряжена.

Алкоголь я не употребляю. Не раз пытались уговорить в общежитии, на слабо брали. Но нет, я не стала. Всегда считала алкоголь злом, ведь из-за него происходит столько всего плохого.

Но комментировать сейчас Обласову я это не решаюсь. Принимаю бокал и просто держу его в руках. Тем более, ходят слухи, что на подобных вечеринках в алкоголь могут добавить что угодно, любой наркотик.

Кажется, Обласов привык, чтобы его распоряжения выполнялись неукоснительно, поэтому, замечая, что к шампанскому я не притрагиваюсь, награждает меня долгим взглядом.

— Почему не пьёшь?

— Не хочу. Я не пью алкоголь.

— Сделай сегодня для меня исключение. Это просто шампанское, я тебе это гарантирую, — голос его звучит даже почти мягко. Опасная, утончённая жестокость. Но когда я продолжаю стоять, не шелохнувшись, тональность его голоса меняется. — Пей, я сказал.

10

Девушки прикрывают за собой двери и останавливаются напротив зеркала. Майя достаёт из сумочки стик и немного наносит на скулы, растирая кончиками пальцев. Прикасается им же к губам, вспушивая их, будто подушку.

Настя поправляет волосы, а потом тоже достаёт из клатча небольшой тюбик, похожий на помаду, раскручивает его, но оттуда не стик помады выезжает, а выпадает то ли капсула, то ли таблетка, которую Настя забрасывает в рот и глотает без воды.

Она замечает мой взгляд и усмехается.

— Хочешь? — выгибает бровь, протягивая тюбик. — Могу поделиться.

— Что это? — зачем-то вместо отказа спрашиваю я.

— Чтобы голова в определённый момент не болела, — подмигивает Настя, и они с Майей смеются.

— Спасибо, не надо, — открываю кран и снова ополаскиваю руки. — У меня не болит голова.

Настя и Майя снова переглядываются, и мне становится совсем уж некомфортно находиться тут рядом с ними. Неприятие, исходящее от девушек, буквально ощущается кожей. Хочется обхватить себя руками, отгородиться хоть как-то.

— Ещё бы, — Настя улыбается, но улыбка выглядит приклееной, а вот глаза сверкают ненавистью вполне себе ясной и понятной. — С Обласовым бы ещё голова болела. С таким не будет. Ты попробуй лечь под такого старого пердуна, как Левинов. Или, к примеру, Горбатов. Или под Петрова — там уже точно без этого, — она приподнимает тюбик “помады”, кивнув на него, — не обойтись.

— Радуйся, что ты сопровождаешь Демона, — складывает руки на груди Майя. — У него, конечно, тот ещё взгляд — дрожью пробирает, но он хотя бы не старый. Не мерзко сопровождать его.

Сопровождать. Вот как это называется…

— А когда тебя покупает старая вонючая рухлядь — то ещё удовольствие. Мне блевать охота, когда его скрюченные пальцы прикасаются к моей коже, — кривится Настя, её красивое лицо искажается неприятной гримасой.

Логичным было бы спросить, разве их кто-то заставляет? Но… по своему примеру я знаю, что отказ неприемлем и опасен.

— Я этого не хотела, — опускаю глаза, а потом смотрю на себя в зеркало. Будто сама себе говорю.

— Тогда что ты забыла на конкурсе, Милана? — усмехается Майя. — Никто из нас не хочет вставать на колени перед стариками, но какой у нас выбор? Обласов сам решает, кто наденет корону. Ты взяла джек-пот, радуйся и не жалуйся.

— Каждая из нас знает, чем рискует и на что идёт, — с раздражение закатывает глаза Майя. — Ни для кого не секрет, что каждая хочет продать себя подороже. И хорошо, если купит такой, как Обласов. Но тут уж как повезёт. Тебе — повезло.

Повезло — слабо сказано.

Девушки уходят, а я так и стою у раковин и смотрю на льющуюся из крана воду.

Я всегда, с самого детства, воспринимала конкурсы красоты как некое волшебство. Мне казалось, в них принимают участие только особенные девушки — самые красивые, самые стройные, самые талантливые.

Подростком я ходила в танцевальный кружок, и когда в нашем доме культуры проходил местечковый конкурс “Мисс Очарование” среди студенток местного колледжа и старшеклассниц школ, мы выступали в качестве музыкальной паузы между конкурсами. Тогда мне и в голову не могло прийти, что такие волшебные конкурсы можно так опошлить.

Аукцион — вот подходящее название.

Блядство.

Странно, что на руки нам надевали пластинки с номерами, а не сразу с ценами.

Закрываю воду и вытираю руки бумажными салфетками. Нужно возвращаться, и это совсем не радует. Передышка не особенно-то удалась.

Но Обласов говорил, что тут есть балкон. Попробую проскользнуть туда.

Я выхожу в залу и в полутьме крадусь в сторону стеклянной стены. По пути беру бокал шампанского, хотя и не пью. Не знаю пока, что буду с ним делать, но мне хочется хоть немного отстраниться от всего этого. На такое, как Настя, я, конечно, не пойду, но пару глотков слабого алкоголя, пожалуй, позволю.

Действительно нахожу выход на балкон. Он тут только начинается, а уходит вдоль бетонной стены. Заворачивает за угол здания.

Отлично, меня не будет видно через стекло.

Вот бы потеряться тут до конца вечера хотя бы.

На улице сегодня удивительно тепло, но не настолько, чтобы щеголять с оголёнными плечами. Но мне всё равно сейчас на холод. Я лучше промёрзну насквозь, чем вернусь туда в залу под эти липкие похотливые взгляды.

Останавливаюсь и упираюсь рукой в стеклянные перила.

Интересно, насколько они надёжны?

Делаю глоток шампанского и прикрываю глаза. Замираю, ощущая, как по обнажённой коже скользит холодный воздух.

Странно, но я даже не дрожу. Словно окаменела.

Вздрагиваю лишь тогда, когда сзади мне на бёдра ложатся мужские ладони.

11

Как я могла не услышать, как Обласов оказался рядом?

А это точно он, я узнаю его по запаху его парфюма.

Никуда не деться от него. Я в западне. В капкане. Поэтому замираю — не шевелюсь, едва дышу, ощущая, как жар поднимается по шее и охватывает лицо.

Обласов скользит ладонями по моим бёдрам вверх, притормаживает чуть выше ягодиц, а потом прижимается пахом к моим ягодицам.

Крепче сжимаю пальцы на стеклянных перилах, ощущая его твёрдую эрекцию через одежду.

Неужели он хочет взять меня прямо здесь, на балконе?

Сглатываю от этой ужасной мысли. Голова кружится, когда смотрю с высоты балкона, пытаясь абстрагироваться мысленно от происходящего.

Но это сложно. Тело, словно нерв оголённый. Внутри всё съёживается и переворачивается, когда мужские руки снова проводят по моим бёдрам, но на этот раз сгребая платье.

Дышать перестаю. Застываю. Каждая мышца в камень превращается, когда его ладони оказываются на моей обнажённой коже под платьем.

Он трогает меня так по-хозяйски, словно я принадлежу ему.

А ведь я и принадлежу. Он так решил. Так ведь и сказал, что я вещь, и он меня купил. Дорого заплатил. И теперь считает, что вправе пользоваться так, как ему заблагорассудится.

Сжимаю зубы, продолжая тупо смотреть вдаль, выбрав одну неподвижную точку в ночной картине города, когда Обласов оглаживает мои ягодицы, а потом его пальцы оказываются под резинкой моих трусиков.

Хочется закричать, оттолкнуть его и сбежать, но вместо этого я стою, словно в столп соляной обратилась. Знаю ведь, что не даст уйти. Что догонит и сделает то, что захочет. Ещё и накажет — предупреждал ведь.

Непроизвольно всхлипываю, когда мужские пальцы достигают моей промежности. Сначала прикасаются лишь поверхностно, осторожно, а потом раздвигают складки кожи и протискиваются между ними.

Его пальцы скользят мягко, без нажима. Там очень влажно.

Почему я такая влажная?

Мои пальцы, которыми я впилась в перила балкона, белеют от напряжения, но я не произношу ни звука. Только чувствую, что мне нужно больше воздуха — дыхание углубляется. Во рту становится сухо, когда Обласов цепляет очень чувствительную точку.

Мне хочется расплакаться от того, как моё тело реагирует на его прикосновения. Оно словно отдельно от меня живёт.

Прилив крови к половым губам усиливается, вызывая лёгкую боль. Влаги становится ещё больше. Самое ужасное, что я не могу контролировать эту реакцию. Совершенно никак.

А потом его пальцы ныряют внутрь. Растягивают до ощутимого дискомфорта, вынуждая резко выдохнуть.

— Действительно девственница, — словно из-под воды слышу удивлённый негромкий голос Обласова.

Он убирает руки и приглаживает моё платье.

— Знаешь, Милана, — он всё ещё слишком близко ко мне. Убирает прядь моих волос за плечо и говорит близко, у самого уха. — Это удивляет меня. Ты удивляешь. Я привык видеть перед собой на коленях каждый год новую шлюху в короне, послушно открывающую рот, чтобы взять глубже. И счётчик во взгляде… Каждая знает себе цену. Каждая готова сполна её отработать. Но ты… что не так с тобой?

Вот что теперь называется “не так”.

Если не готова обслуживать за деньги, значит, что-то не так…

— Мне жаль, что вам попадались только такие девушки, — отвечаю, продолжая смотреть в ночь. По плечам начинает ползти озноб.

Что тебе они могли предложить только секс за деньги, ведь большего ты попросту недостоин.

Но последнее я проглатываю, конечно же.

— Любопытно… — ведёт пальцем по моему плечу от шеи и до локтя, а я изо всех сил борюсь с желанием сбросить его руку, и лишь спустя секунду понимаю, что он оставляет след — мою влагу, собранную на пальцы. — Красивые шлюхи идут на конкурс, чтобы подать себя на блюдечке, продать подороже. Они готовы на всё, на любые извращения ради Бали, брюликов и брендовых тряпок. Подставят любое отверстие и умоются спермой. А что там в таком случае забыла ты, Милана?

Этот вопрос мне уже задавали.

И сама я не раз с горечью спрашивала себя об этом.

— Я уже говорила, — сглатываю. — Подруга попросила заменить её.

Какое-то время Обласов молчит. Эта тишина давит ещё сильнее, чем его голос.

— Я мог бы сломать тебя прямо сейчас, — ещё немного, и его голос мог бы показаться скучающим, но это далеко не так. — Но знаешь… мне вдруг стало интересно посмотреть, как ты сама придёшь к тому, что тоже имеешь цену. Это будет занимательно.

— Ожидание вас утомит.

— Я весьма терпелив, Милана. Из тех, кто предпочитает расслабиться и ждать. Всё равно всё приходит само. И ты придёшь, уверяю тебя.

Он отступает от меня на шаг, а я вдруг остро ощущаю, насколько мне холодно. Конец апреля даже на юге — не лучшее время быть на улице с обнажёнными плечами.

— Вызову тебе такси, Милана.

Обласов разворачивается и уходит, а я бы и выдохнула, но понимаю, что причин расслабляться совершенно нет. Даже наоборот — игра становится ещё опаснее.

12

— Да, Роман Васильевич, я успею к пятнице. Дневник практики осталось подписать у главного врача клиники, и я всё сдам.

Преподаватель удовлетворённо кивает и переходит к опросу следующего по списку. Через неделю всем надо закрыть документацию по практике, и препод заранее проводит опрос, кому сколько ещё нужно доделать.

По звонку с пары нас отпускают. Я беру свой рюкзак и спускаюсь с амфитеатра. Саша, моя соседка по этажу в общежитии, задерживается возле стола преподавателя, и я обещаю подождать её в коридоре. С Богданой же мы даже не смотрим больше в сторону друг друга.

Едва выхожу в коридор и останавливаюсь у подоконника, чтобы написать маме, что пока не уверена, что в выходные получится приехать, ко мне подходят три девушки. Знаю, что они с последнего курса и что просто так к ним не подойти — это всем известно. Элита местная. Красотки в брендовых шмотках и гиалуронкой везде, где только можно.

Но что им вдруг понадобилось от меня?

— Привет, Мила, — улыбается Алина Рощина. — Как дела?

Серьёзно? Её интересуют мои дела?

— Нормально, — смотрю на них с удивлением. Ощущение, что они просвечивают меня взглядами, словно рентгеном. Радиация почти физически ощутима.

— Что сегодня вечером делаешь? — опирается рядом на подоконник локтем Катя Порядова — красивая блондинка со взглядом ведьмы.

С какой такой радости им это интересно?

Но тут до меня доходит.

Корона.

Теперь, похоже, на ближайший год для меня забронировано место в этой компании.

— Хочешь с нами в “Монплезир”? У меня как раз есть четвёртый флаер на вход.

Тошнит от них. Чванливые балованные сучки. Я видела, как они травили в прошлом году девушку с первого курса только за то, что у неё были ярко-рыжие волосы и веснушки. Когда вообще рыжий цвет волос стал причиной издевательств? Глупости же.

Зато вот Богдана всегда мечтала с ними подружиться. Надо же, какую возможность-то упустила.

— Нет, мне нужно готовиться к конференции.

Они переглядываются и прыскают.

Не понимаю, что смешного? Учиться — это смешно?

Это университет, сюда за этим и приходят.

— Да ладно, Мил! — выставляет в улыбке свои слишком идеальные и слишком белые зубы Алина. — Ты королева красоты! О каких конференциях может идти речь? Зачем тебе эти скучные пыльные аудитории с чавкающими старыми пердунами и неудачниками, если твоя задача теперь блистать на светских мероприятиях и тусовках? Тебя ведь ждут.

Была я уже на одном мероприятии светском две недели назад, спасибо. До сих пор помыться хочется, как вспоминаю.

Да, эти две недели Обласов никак не напоминал о себе. Но я не настолько наивна, чтобы поверить в то, что он решил меня отпустить. Живу с ощущением, что на пороховой бочке сижу, и от каждого сообщения, пришедшего на телефон, вздрагиваю.

— Вынуждена отказаться, — натягиваю холодную дежурную улыбку. Ругаться с этими змеями открыто не хочу, такие кому угодно жизнь отравят в университете. — Приятно было поболтать, девчонки, но мне нужно на пару.

Из аудитории как раз выходит Саша, и я, проскользнув между гадюками, иду к ней, почти уверенная в том, что слышу в спину шипение.

— Что им от тебя нужно было? — тихо спрашивает Саша.

— В клуб вечером позвали, — пожимаю плечами. — Наверное, считают, что мне теперь из-за конкурса положено дружить с такими, как они.

— Пойдёшь? — Саша спрашивает нейтрально, но я слышу напряжение в его голосе. Неужели она думает, что я этого действительно хочу?

— Нет, конечно же, — смотрю на неё с удивлением. — С чего бы мне с ними идти? Они мне не подруги, а я не скоморошка на забаву этим селёдкам.

Саша выдыхает и улыбается, а потом мы смеёмся с этих “аристократок”.

Когда возвращаюсь в общежитие, то в электронной почте в телефоне замечаю пришедшее ещё утром письмо от организаторов конкурса. По спине бежит неприятный холодок. Положительных эмоций, связанных с короной королевы красоты, у меня ни капельки не осталось, когда мне открылась вся правда об этом мероприятии.

В письме документы для ознакомления. Контракт на год, от которого я не могу отказаться. Фотосессии, благотворительные вечера по сбору средств, выступления перед студентами, участие в качестве гостя в городских мероприятиях, презентациях различных кампаний.

К документам в письме идёт приписка:

“Милана Владимировна, ознакомьтесь с договором, пожалуйста. Подписание состоится перед фотосессией завтра. Вы получите Ваш денежный сертификат победительницы конкурса и подпишите договор. После юридических процедур пройдёт знакомство со стилистом, который будет работать с Вами на протяжении года, а потом состоится первая фотосессия.

С ув., Ваш менеджер от организаторов конкурса, Валентин.

ПС. Фотосессия назначена на 5.00 утра, подписание документов состоится в 4.15”

Четыре пятнадцать?

Я даже ещё пару раз перечитываю, чтобы убедиться, что не ошиблась. Они там с ума сошли, что ли?

13

В три пятнадцать я ненавижу весь этот мир.

До двенадцати просидела с учебником, с ним и уснула. И сейчас мне кажется, будто бы мне кто-то оттянул веки и насыпал туда камаз песка.

Приняв душ, я собираюсь. Не сильно беспокоюсь, чтобы не разбудить Богдану. Понимаю, что с моей стороны это не совсем красиво, но после её поступка говорить о красоте отношений и дружбе как-то не совсем к месту, наверное.

Богдана недовольно что-то бормочет и отворачивается к стене, а я, выходя, забываю выключить торшер. Надо будет — встанет и вырубит.

На вахте приходится пояснять сонной тёте Вале, почему мне приспичило куда-то идти в почти четыре утра. Смотрит она недобро и с осуждением. Как на… на ту, кем я теперь и являюсь по факту.

Я приезжаю по указанному адресу. Студия “Стразы” находится на первом этаже крупного бизнес центра. Свет горит во всех окнах, будто ночью тут жизнь и не прекращается.

Меня пропускает охрана, а на входе встречает человек в костюме.

— Милана Владимировна, здравствуйте, — сухо улыбается. — Меня зовут Борисов Ян Борисович, я ваш юрист. Меня прислал Демьян Игоревич, чтобы я сопровождал вас на процедуре оформления документов.

Молча киваю. Раз уж он сам знает, как меня зовут, то в представлении смысла не вижу.

Иду за юристом в небольшой конференц-зал, где нас уже ждут двое мужчин и женщина. Все одеты по-деловому.

Я не вращалась никогда в бизнес кругах, не знаю, как там принято, но всё же странно немного видеть всех в полной рабочей готовности в четыре утра.

Мы присаживаемся за длинный стол, в залу вносят кофе и ставят перед каждым. Запах от чашки исходит изумительный, но я почему-то не решаюсь взять её и сделать глоток.

— Милана Владимировна, меня зовут Валентин, письмо было от меня, — представляется один из мужчин. — Вчерашний проект договора мы немного дополнили, прошлый вариант не учитывал некоторых нюансов. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Он протягивает мне пачку бумаг, довольно толстую и увесистую.

Как это можно сейчас быстро и внимательно прочитать и проанализировать? Я вчера сидела часа два или даже больше, и то путалась. А сейчас поди пойми, где отличия от вчерашнего варианта.

Второй экземпляр получает Борисов и тоже принимается его внимательно изучать. Создаётся даже впечатление, будто он на моей стороне… Вот только все они — на своей. А я на своей.

— Фотосессий в стиле ню не будет, — юрист говорит твёрдо, подняв глаза, а я чувствую, как по ногам бегут противные мурашки. Вчера этого пункта в договоре точно не было, а сейчас я до него ещё не дочитала.

— Ну там не совсем ню, — юлит организатор конкурса. — Даже не топлес. Просто…

— Нет, — отрезает Борисов. — На этот счёт есть чёткие указания. Никаких ню, никаких парных фотосессий с мужчинами-моделями.

Вздохнув, Валентин делает пометки в договоре.

— Ещё будут вопросы? По суммам штрафов есть какие-то комментарии?

Да, штрафы тоже прописаны на тот случай, если я стану отказываться выполнять пункты договора.

Я бы и вовсе от него отказалась. И от короны тоже. Только Обласов не позволит. Он хочет владеть именно королевой, и моё мнение здесь неважно.

— Нет, этот пункт устраивает сторону.

Как скажете, господа хозяева.

Отредактированный договор секретарь приносит буквально через пять минут, в которые я просто пялюсь в крышку стола, так и не прикоснувшись к кофе. Подписываю одобренные Борисовым бумаги и уже собираюсь вставать, когда Валентин протягивает мне конверт и коробку.

— Ваш выигрыш, Милана, — на его лице появляется противная слащавая улыбочка.

Я открываю конверт и несколько раз моргаю. Внутри чек на пятьсот тысяч рублей, годовой абонемент в один из самых дорогих фитнес-центров города и сертификат на десять посещений спа-клуба.

— Это ваш выигрыш по условиям конкурса, — говорит Борисов, обращаясь ко мне.

Киваю и заталкиваю бумаги в конверт обратно. Руки немного трясутся.

Это огромные деньги. Очень большие. Куда больше, чем уровень дохода моей семьи даже за несколько месяцев.

В пакете оказывается норковая шуба от известного магазина. Тоже слишком дорогая для меня.

Куда я в ней пойду? И где хранить-то буду? В общежитии, что ли?

В дверь раздаётся нетерпеливый стук, а потом заглядывает женщина. Она выглядит недовольной.

— Где девушка, Валик? Время идёт, а она ещё не готова! Ты же знаешь, что у нас тут всё строго по расписанию!

— Идёт-идёт, Наташ, мы как раз закончили. Только у нас изменения — никаких ню и парных.

— Начинается, — цокает языком женщина, закатив глаза, а потом исчезает. — Давай быстрее, куколка! Я жду-у-у! — раздаётся из-за двери.

Борисов прощается со мной, и мы идём к двери. Но когда он уже собирается свернуть к выходу, вдруг возвращается.

— Милана, я совсем забыл, простите. Это от Демьяна Игоревича.

14

— Невероятно, — девушка потрогала мои губы. — Какая форма! Без капли филлера! Я сломаю тому руки, кто попытается тебе, цапелька моя, воткнуть иглу в губы. Они не сильно большие, но просто идеально наполнены, и форма как после скульптора!

Меня усадили на кресло типа стоматологического, только поудобнее, направили на лицо лампы и рассматривают со всей скурпулёзностью косметолог и визажист вместе.

Трогают губы, скулы, просят нахмурить брови.

— Может всё-таки поднять желобок? — прищуривается косметолог, приподнимая мою верхнюю губу. — Вот совсем капельку? Вот сюда и сюда подколоть?

— Не нужно мне ничего колоть, — сажусь, убрав её руку от своего лица. Ещё не хватало перекраивать моё лицо. — Меня всё устраивает в моей внешности.

— Нет-нет, цапелька, не будем, — визажист кладёт мне ладонь на плечо и укладывает обратно. — Ты и так обворожительно прекрасна. Обожаю работать с натуральными лицами, но их сейчас так мало, к сожалению. Это моя боль визажиста.

Мне накладывают макияж, потом подключается парикмахер. Приходит фотограф и начинает делать замечания, что и как, по его мнению, нужно изменить. Подключается художник по костюмам.

Меня словно нет. Будто все они обсуждают какую-то вещь, решая, как выгоднее её подсветить, натереть до блеска, сфотографировать. Моего участия во всём этом нет. Я — ваза, которая мечтает, чтобы её скорее снова поставили в тёмный угол пылиться.

— Готова, цапелька! — говорит визажист Наталья, махнув ещё несколько раз кистью, едва касаясь моего лица.

Я смотрю на себя в зеркало. Вроде бы я, а вроде и кто-то другой.

Глаза кажутся больше и выразительнее за счёт длинных накладных ресниц, скулы острее, подбородок уже. Даже шея выглядит длиннее, хотя у меня она и так достаточной длины.

Кожа сияет, следов недосыпа совсем не видно. Вот, оказывается, на что способны профессиональные мастера макияжа. Художники.

Но самое сложное начинается потом.

Мне нужно быть в образе, правильно позировать. Это совсем не так просто, как кажется, хотя я и думала, что умею красиво встать для фото.

И если с позами ещё куда ни шло, то играть лицом для меня оказывается сущей мукой. Фотограф злится, периодами краснеет до самых кончиков ушей, даже уходит пару раз подышать и покурить.

Через два часа этот кошмар заканчивается, и я, выжатая, словно лимон, наконец могу уползти в раздевалку. А сегодня ещё три пары в университете, на которые мне следует поторопиться, чтобы не опоздать, и вечером… ужин.

Кажется, сегодняшний день закончится нескоро.

В университет я действительно успеваю впритык, потому что нужно ещё заехать в общежитие, чтобы смыть с себя весь этот раскрас. Волосы нет времени вымыть и уложить привычно, поэтому собираю расфуфыренную копну в высокий пучок и сворачиваю гулькой.

Когда автобус буквально за десять минут от остановки, на которой мне нужно выходить, встаёт в пробку, я готова взвыть от отчаяния. Мне нельзя опаздывать на пару! Профессор очень не любит опаздыввающих, и я сама лично видела, как потом на экзамене относится к таким не то чтобы без жалости, а весьма предвзято.

Я решаю выйти и добежать пешком. Протиснувшись к выходу, выпрыгиваю из автобуса и почти бегу, когда слышу, как меня окликают:

— Милана!

Обернувшись, вижу Сергея — парня с параллельного потока. Он притормаживает возле меня на электросамокате. У него явно не каршеринговый, а свой — большой и мощный.

— Привет! — машу, не сбавляя темп. — Серый, потом поболтаем, у меня пара у Дервичева, нельзя опаздывать.

— Так залезай, — чуть подрезает меня и останавливается.

Времени правда в обрез, и я принимаю предложение. Встаю на самокат и берусь за ручки, а Сергей встаёт сзади и тоже берётся рядом с моими руками.

Мы нарушаем правила, я знаю, но нарушить дисциплину у профессора Дервичева мне ещё страшнее, если честно.

Едем довольно быстро. Мне даже страшновато становится, а ещё немного не по себе — уж слишком близко стоит Сергей. Он ко мне уже проявлял интерес, и не раз. Мы пересекались как-то в клубе, танцевали даже вместе. Потом не виделись долго, он, кажется, с моей одногруппницей встречался, а потом они расстались, и он снова интересовался мною через знакомых.

Но как-то так и не сложилось. У меня не было особо времени свободного на гульки, да и Сергей не сказать, чтобы заставлял сердце биться быстрее. Но вообще, он симпатичный, славы дурной у него нет, и улыбка обаятельная. Мы вполне могли бы и заинтересоваться друг другом сильнее.

Могли бы, да. До короны.

Мы уже подъезжаем к университету, как вдруг я замечаю на парковке чёрный автомобиль, а возле него того самого помощника Обласова — Виталия. Он стоит, явно кого-то ждёт. И, кажется, я догадываюсь, кого.

— Слушай… — говорит Сергей, останавливаясь возле входа во двор университета. — Может, сходим куда-то вечером? Дальше по улице классное кафе открыли, там мороженое вкусное.

Человек Обласова смотрит прямо на меня, и я чувствую, что моё сердце разгоняется. Мне становится страшно представить реакцию Обласова и что может за этим последовать, узнай он, что я любезничаю с кем-то.

15

Во время пар я будто на иголках сижу. Поглядываю время от времени на телефон, врученный Обласовым для связи с ним, и каждый раз сердце от страха замирает, что увижу там от него гневное сообщение с угрозами.

Но ничего не приходит. Тишина. Никаких сообщений. И когда после пар выхожу на улицу, машины Виталия на стоянке тоже нет.

Даже не знаю, радоваться или волноваться. Бегу на автобус и еду в общежитие. Пока еду, пишу маме, потому что она ещё утром присылала сообщения, на которые я так и не ответила. А зная мою мама, как она волнуется, стараюсь отвечать по возможности быстрее.

Пока еду, постоянно думаю о сегодняшнем вечере. Ограничится ли он ужином? Вряд ли. Сердце в пятки уходит, стоит только представить.

А ведь я за эти недели даже успела немного расслабиться.

Для Обласова это игра. Он сам так открыто и сказал. А каково мне? Как я буду чувствовать себя потом, когда он выбросит меня, как отработанный материал?

Но скорее бы это время настало. Вот бы уснуть и проснуться, когда всё уже закончилось, а на трон взошла следующая королева, сама жаждущая всех положенных ей “наград”.

Едва захожу в вестибюль общежития, меня зовёт к себе в каптёрку наша комендантша тётя Валя.

— Милана, зайди, пожалуйста. Тут к тебе приезжали и просили передать, — говорит с непроницаемым лицом.

— Кто приезжал? — беру в руки большой чёрный бумажный пакет.

— Какой-то мужчина, — пожимает плечами, но взглядом смотрит таким, будто в голову залезть мне хочет, чтобы точнее выведать, что же это за мужчина был. А я-то и не знаю. Но, возможно, догадываюсь.

— Спасибо, тёть Валь, — киваю и уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как она снова меня окликает.

— Слушай, Малаша, — оборачиваюсь у ней снова. — Это, конечно, не моё дело, но… Я всё понимаю, молодость… И хочется ухажёров богатых, но… В общем, я в пакетик твой заглянула, я как бы тут за антитерроризм отвечаю, не могу позволить, чтобы неизвестные пакеты в здание проносили. Так вот, мой опыт подсказывает, что подарочки такие просто так не дарятся, знаешь ли…

Чувствую, как лицо жаром обдаёт. К чему в жизни мне всегда было сложно привыкнуть, так это к бесцеремонности других людей.

Хочется злобно огрызнуться, что это не её дело, но… внутри больно жжёт от осознания, что она, вообще-то, права. Я и сама всё это знаю, самой от себя противно, но сделать-то я ничего особо и не могу в этой ситуации.

— Спасибо за совет, тёть, Валь, — киваю сдержано и ухожу.

Поднявшись в свою комнату, обнаруживаю, что Богдана ещё не вернулась. Раскрываю пакет и достаю оттуда бархатную коробку, в которой оказывается платье. Красивое, нежное, без лишних деталей. Цвет пыльно-розовый, длина чуть ниже колена. Свободное и лёгкое. Очень красивое.

Но…

Порадоваться, как любая девушка, красивому наряду, я не могу. Хотя ловлю себя на том, что прикоснуться к нежной ткани мне было приятно. Даже примерить на секунду захотелось, но я отбросила эту мысль с отвращением. Стыдно от самой себя стало, что едва не повелась на тряпку красивую.

Плава, наверное, тётя Валя…

Обласову захотелось поиграть в куклы. Наряжай во что хочешь, вези куда хочешь, в какую позу поставит, в той и стоять придётся…

В приглашении было обозначено время, к которому мне нужно быть готовой. Надо ещё успеть подготовиться к завтрашним занятиям и ещё раз пробежаться по тексту доклада на конференцию, которая состоится на следующей неделе.

А ещё мне завтра в клинику.

Стараясь не тратить время, делаю себе бутерброд с чаем и принимаюсь за перечитывание сегодняшней лекции по гигиене животных. Телефон лежит на столе и начинает вздрагивать целой серией сообщений. Вижу, что это ожил чат по подготовке к конференции.

“У нас новый порядок выступающих, — пишет куратор Ольга Владимировна. — Выбывает один из участников, а он был важным звеном. Поэтому и пленарное заседание, и секционные, в связи с пропуском такой важной темы, как токсикология, будут скорректированы. Внимательно отслеживайте сообщения и ищите себя в расписании”

С темой токсикологии было четверо выступающих. Интересно, кто выбыл? И почему? На конференцию и так было очень сложно попасть, нужно было пройти три отборочных конкурса. Потому что на самой конференции будут присутствовать представители крупных ветеринарных клиник и животноводческих хозяйств, что может быть полезно для будущего трудоустройства.

В чате преподаватель не пишет, поэтому я иду в личку к знакомой девчонке с параллельного курса.

“Привет, Руслана! Слушай, прочитала чат. А кто из “токсиков” выбыл? Что случилось?”

“Привет, Милаш, Сергей Кудрявцев. Прикинь, его сегодня отчислили”

Тупо смотрю в экран, забывая моргнуть. По плечам ползёт неприятный озноб, а ноги наливаются тяжестью.

“В смысле отчислили? Он же учился хорошо, без троек даже. Его бы на конференцию просто так не взяли”

“Вот и в смысле. Не знаю, Милан, никто не знает. И Серый, похоже, тоже. Он в шоке сегодня был просто после третьей пары, когда его к декану вызвали и там сообщили. Потерянный потом такой был, капец”

16

Виталий приезжает за мной ровно в девятнадцать тридцать, как и было написано. Я набрасываю сверху на платье свой длинный тонкий плащ, чтобы не ловить на себе осуждающий взгляд тёти Вали. Да и других студентов тоже.

Когда еду в машине, сердце в груди громко колотится. И, признаться, мне даже сложно определить — от страха или от злости.

Ситуация с Сергеем поразила меня до глубины души.

Разве там можно? За что его так? Он ведь ничего плохого не сделал!

Не знаю как, но я должна попытаться убедить Обласова, что это ошибка, и Сергея нужно восстановить в университете.

Внутри всё горит от возмущения, но я себя остужаю и напоминаю, что этот человек опасен, и нужно с ним быть осторожной.

Машина останавливается, и я поднимаюсь по уже знакомым ступеням. В холле меня встречает сам Обласов.

Когда вижу его, во рту тут же пересыхает. Тело и мозг реагируют на него как на опасность. Взгляд поднять сложно.

— Добрый день, — говорю негромко, смотрю на мужчину, но не в глаза. Это какое-то потустороннее — страх окаменеть, взглянув в глаза демону.

— Здравствуй, Милана, — его голос же абсолютно спокойный, даже мягкий, словно тихая, смертельно опасная топь.

Обласов забирает мой плащ и отдаёт его подошедшей горничной, а мне протягивает руку, и я вкладываю в его ладонь свои пальцы. Стараюсь отстраниться внутри себя от этого ощущения прикосновения кожи к коже. Но пока он ведёт меня, будто наперекор своему решению, только и думаю об этом — о том, что руки у него тёплые на удивление, а кожа грубоватая.

Выходим на закрытую стеклом просторную террасу, где уже накрыт столик на двоих. Тёмная скатерть, свечи, высокие бокалы, несколько блюд под куполом.

Рядом со столиком стоит вышколенный официант. Он смотрит в сторону и похож на восковую фигуру. Когда я подхожу к столу, официант услужливо отодвигает для меня стул.

Обласов садится напротив, и официант убирает крышки с тарелок. Овощной салат, овощи и красная рыба на гриле, мясное блюдо.

Отложив крышки, официант берёт бутылку вина в руки и смотрит на Обласова.

— Я помню, что ты не пьёшь, поэтому попросил представить к столу лёгкое вино, — говорит мне и коротко кивает официанту. Тот наполняет сначала мой бокал на четверть, а потом и бокал Обласова. После чего кланяется и уходит.

Хоть официант этот и олицетворял тут скорее собой функцию мебели, когда мы с Обласовым остаёмся вдвоём, я чувствую, как напряжение растёт.

Мужчина накалывает кусок мяса и кладёт в свою тарелку. Берёт нож, отрезает небольшой кусок и кладёт в рот.

— Ешь, Милана, — говорит, прожевав. И то ли приглашение это, то ли приказ — сложно понять.

И вроде бы кусок в горло не лезет, а в животе тихо урчит. Я ведь за сегодня в себя закинула только кофе утром в университетском кафетерии и бутерброд с чаем в общежитии.

Надеюсь, Обласов моё голодное урчание не услышал.

Кладу себе на тарелку треугольник запеченной паприки и рыбу.

— Ты любишь моллюсков? Я могу попросить принести.

— Нет, спасибо, — отрицательно качаю головой. — Я никогда их не пробовала, но их вид аппетита не вызывал.

Обласов усмехается, но никак не комментирует. Продолжает неспешно есть. Я тоже пытаюсь, уткнувшись взглядом в свою тарелку, но чувствую, что он смотрит на меня. Напряжение в спине, слишком громкий стук вилкой о тарелку. Кожа гореть под его взглядом начинает, дышать становится тяжелее.

А говорят, магии не существует. Тогда почему некоторые люди лишь взглядом способны разогнать чей-то пульс?

Обласов магией точно обладает. Чёрной. Разрушительной.

Мрачный колдун с парализующим взглядом.

— Почему ветеринария? — снова обращается первым, хотя другую ситуация представить сложно — я уж точно не начну с ним разговор. — Если хотелось помогать, то почему животные, а не люди?

— А кто сказал, что я хотела помогать? — вскидываю на него глаза, внезапно хочется показать, что я не настолько беззащитна, как думает Обласов. — Может, я хотела причинять боль легально, а животные не пожалуются?

Обласов на секунду зависает, перестав жевать, а потом начинает смеяться.

— Забавно, — делает глоток из бокала, — я скорее ожидал, что ты ответишь что-то в стиле “люди хуже животных и не заслуживают”, но ты меня удивила, Милана.

Можешь поаплодировать, козёл.

Но вслух я, конечно, не говорю. Вместо этого тоже беру бокал и делаю глоток вина. Оно спускается по пищеводу и разливается тёплом в желудке. Это расслабляет немного.

— Почему ты до сих пор девственница?

А вот от этого неожиданного вопроса я давлюсь вином и едва не выпускаю его обратно изо рта в бокал. Сглатываю и снова вскидываю глаза на Обласова.

— Это странно, — продолжает он. — Я изучил твою биографию, а мне нашли достаточно, начиная ещё с детства. Ничего травмирующего в твоём детстве я не нашёл. Нормальные родители, заботливый отец без всякой придури типа домогательств, из учителей только женщины, брат — младший. Не ортодоксальные в религии. Тогда почему?

17

Он отпустил меня. Снова.

Обласов допил вино из бокала, доел мясо, а потом выпроводил меня к машине со словами “Ты сегодня устала, Милана. Спокойной ночи”.

Я, естественно, противиться не стала. Коротко поблагодарила за вкусный ужин и села в автомобиль. От вина и облегчения, что меня снова отпустили, меня так расслабило, что я едва не уснула по дороге к общежитию. Мне не нравится Виталий, и чувство настороженности не дало выключиться окончательно.

Я доползла до своей комнаты, кое-как столкнула на пол платье и забралась под одеяло. Меня трясло от недосыпа, усталости и стресса, но уснуть получилось быстро. Слишком длинным выдался день.

Утром мне ко второй паре, к счастью, и я встаю немного позже обычного. Завтракаю, собираю вещи на работу, на которую отправлюсь сразу после пар, и еду.

Мне страшно по пути встретить Сергея, не знаю, как посмотрю ему в глаза. Ужасно стыдно перед самой собой за то, что вчера сорвалась вместо того, чтобы попытаться попросить Обласова вернуть ни за что пострадавшего Сергея снова в университет.

А вдруг бы он уступил?

Теперь же без шансов.

И Сергея я действительно встречаю. Он как раз выходит из деканата, когда я прохожу мимо. Вид у него вполне себе довольный, и не скажешь, что за документами пришёл.

— Привет, Мил! — машет мне и направляется в мою сторону.

— Привет, Серёж, — замираю, внутренне подбираясь вся. Вдруг он сейчас обвинит меня? Что я отвечу ему?

— Прикинь, вчера меня отчислили! Но сегодня выяснилось, что это ошибка. Система что-то там зависла, и не отобразились закрытые зачёты за прошлый семестр. Блин, а я уже вчера думал, какие берцы покупать к призыву.

— Вот так ошибочка, — качаю головой.

Урок усвоен, Демон Игоревич.

— Ладно, я побегу, — решаю быстрее ретироваться, пока Сергея снова не отчислили за то, что он рядом со мной стоял.

— Мил, подожди! — берет за локоть, а я задерживаю дыхание от предчувствия последствий. — Так может сходим в кафе? Ты сегодня как?

— Нет, прости, я не могу, — делаю шаг в сторону, высвобождая локоть.

— А завтра? — почти кричит вслед, когда я пускаюсь по коридору.

И завтра, Серёж. И послезавтра тоже. И весь ближайший год.

А потом ты уже и сам не захочешь…

Сергей, слава Богу, остаётся в университете. За короткий разговор со мною, его никто не выгоняет. Я стараюсь избегать его и вообще всех парней. Для их же блага.

Обласов снова пропадает на несколько дней, никак о себе не заявляя. Казалось бы, можно выдохнуть, но я всё время в напряжении. Правду говорят, ожидание хуже ожидаемого.

Продолжаю занимать себя учёбой, на работе меня командируют в приют для обработки и вакцинации содержащихся там животных. Я даже провожу несложные хирургические манипуляции с разрешения Сергея Владимировича.

Сегодня сижу допоздна, повторяя своё выступление на завтрашнюю конференцию. Волнуюсь. Ольга Владимировна сказала, что тех, кто больше всех понравится комиссии, возьмут в исследовательскую группу. Сейчас разрабатывают новую универсальную вакцину для кошек и собак от бешенства, скоро начнётся этап клинических испытаний, и в команду готовы взять троих студентов. Мне бы невероятно хотелось попасть туда!

Знаю, времени у меня сейчас в обрез со всеми этими обязанностями королевы красоты. Но обязанности на год, а исследовательская группа формируется на три года! И участие в ней будет огромнейшим плюсом к послужному профессиональному списку.

План я уже наизусть заучила. Вступление и вывод тоже. Да что там, я и основной текст почти вызубрила. Но всё равно нервничаю.

Перед сном ещё раз проверяю одежду на завтра. Приготовила деловой костюм, который мне очень идёт: чёрная юбка-карандаш до колен, белая рубашка и чёрный жилет. Классика.

Спать ложусь, когда Богданы ещё нет в комнате. Надеюсь, она не станет шуметь, когда вернётся. А лучше пусть остаётся у своего парня.

Утром в актовом зале ажиотаж. На сцену уже поставили кафедру для выступлений, на экране проектора заставка с темой конференции.

На входе в зал мне за столом администратора выдают пропуск, буклет с тематикой, списком выступающих и расписанием секционных заседаний. В зале Ольга Владимировна даёт студентам последние напутствия, а потом идёт встречать гостей конференции. Преподаватели, врачи клиник и центров ветеринарной помощи, представители аграрных и животноводческих хозяйств проходят в зал и занимают свои места.

В зале наступает полная тишина, и конференция начинается.

Сначала выступает проректор университета, потом слово берёт декан ветеринарного института, и далее одни за одним выступают со своими докладами студенты.

Я слушаю всех внимательно, но время от времени заглядываю в своё выступление и пробегаюсь то по одному пункту, то по другому.

Сергей выступает блестяще. Сжато теория, логичные выводы, замечательно выстроена аргументация. Когда он заканчивает, все аплодируют. И я тоже, конечно же.

Через двоих выступающий, приходит время готовиться и мне. Сжав план выступления влажными пальцами, я встаю со своего места и тихо спускаюсь к сцене.

18

Губы деревенеют, а в горле пересыхает. Приходится сжать пальцы, чтобы притормозить мелкую дрожь.

Зачем он пришёл? Как-то завязан в ветеринарном бизнесе или чтобы надавить на меня?

Если и завязан, то я бы не сказала, что Обласов такой человек, который будет тратить время на подобные мероприятия.

Хотя, что я знаю о нём, чтобы делать такие выводы?

Абсолютно ничего, кроме того, что он богатый и самовлюблённый козёл. И опасный. Об этом я теперь тоже хорошо помню.

На меня смотрят. Ждут. А я стою, словно каменное изваяние.

Моргаю несколько раз и откашливаюсь.

Вдох-выдох.

Язык немеет и отказывается слушаться. Демон смотрит на меня прямо, не моргая. Прожигает взглядом.

Словно вызов бросает: “А чего ты стоишь, девочка?”

Я — не просто тело с короной.

Я стою.

— За последние несколько десятков лет сильно выросло количество владельцев кошек. Кошки живут в наших семьях, а значит, их здоровье очень важно. Оно сказывается на поведении… — говорю ровно, но чувствую, что к концу фразы воздуха не хватает. Во рту вяжет, в глазах будто песок и хочется сморгнуть. — Кошки, как и люди, могут болеть различными инфекционными заболеваниями, вызываемыми вирусами, бактериями и грибками.

Просто не смотреть на него. Мимо. Поверх головы. Он всего лишь один из присутствующих в зале, не более.

— Каждая вирусная инфекция у кошек имеет свои формы течения, клинические признаки, методы диагностики и лечения. Рассмотрим самые распространённые и заслуживающие острого внимания ветеринарной медицины… — туфли на каблуках внезапно становятся жутко неудобными, и я переминаюсь с ноги на ногу. Мысль соскакивает, приходится опустить глаза в конспект доклада. — Острого внимания… заслуживают…

Я отлично знаю свой доклад. Скурпулёзно его готовила, прорабатывая и тщательно отбирая каждую фразу. Бесконечно правила. Наизусть знаю практически. Но сейчас такое ощущение, что каждую фразу мне приходится искать в тумане.

Телу некомфортно. Мысли расплываются, я постоянно отвлекаюсь на какие-то ощущения. То косточка бюстгальтера давит, то кажется, будто на блузе пуговка прямо между грудей расстегнулась.

Спотыкаюсь в речи, и от этого погружаюсь в ещё большую неуверенность. Я отвечаю на все вопросы после выступления, но ощущение полного провала горит в груди.

Хочется выбежать из зала и расплакаться.

Я облажалась.

Выглядела так, будто скачала из интернета материал прямо перед конференцией и прочла максимум по диагонали.

Кошмар.

Возвращаюсь в зал и сажусь в кресло. Чувствую, как под жилетом к спине прилипает влажная от пота блузка.

До конца конференции просто сижу и слушаю выступающих. У большинства блестящие выступления. Не то что у меня получилось.

Злюсь за свой провал и на себя, и на Обласова. Вот зачем он припёрся? Ему так обязательно перемалывать в труху всю мою жизнь?

В конце конференции проходит награждение. Сергей получает университетскую премию “Молодость — перспектива науки”. Доклад моей одногруппницы и подруги Саши отмечает главный ветврач города и говорит, что был бы рад видеть её на производственной практике в главной санитарной службе.

Я — ничего. Ничего не получаю, потому что попросту провалилась.

— А также, как и анонсировалось, — говорит проректор в заключительном слове, — мы готовы включить троих студентов в состав исследовательской группы. Это большая возможность для ребят — поработать бок о бок с настоящими серьёзными учёными, внести свою лепту. Кроме того, ваши имена буду в списке разработчиков.

Везёт счастливчикам…

— Итак, данная перспективная возможность, опираясь на научность работ и их обоснованность, предоставляется следующим студентам: Стариковой Светлане, третий курс, Олешкину Дмитрию четвёртый курс и… Снежной Милане, четвёртый курс.

Мне сначала кажется, что я ослышалась.

— Мил, иди на сцену! — толкает меня в бок Саша. — Тебя берут в исследовательскую группу!

Я вскакиваю и на деревянных ногах топаю к сцене, всё ещё не осознавая, что меня выбрали работать с учёными над вакциной!

Я поднимаюсь на сцену с двумя другими ребятами и замираю. Знаю, что Обласов сидит в центре на седьмом ряду, поэтому туда принципиально не смотрю.

И тут внутри всё жаром обдаёт.

Это не я выиграла! Это он заплатил!

Конечно же, с таким провальным выступлением я не могла попасть в группу исследователей. Просто Обласову, видимо, к статусу, что его подстилка-королева везде побеждает. Даже на научной конференции.

Так нечестно! Я так не хочу! Не так меня родители воспитали.

Сертификат принимаю молча, потом возвращаюсь в зал. На сцену выходит университетский коллектив самодеятельности, но я абсолютно не вникаю в то, что они показывают. Внутри горит возмущение и чувство собственного обесценивания.

— Милка, ты что-то бледная, — шепчет Саша. — Перенервничала?

19

Сам Обласов садится рядом и даёт на газ. Я притихаю, шокированная собственным безрассудством. Мне стоило обуздать свои эмоции, стоило притормозить, взять себя в руки.

Ну зачем я побежала ему наперерез?

Ему мои возмущения до лампочки. Ничего он менять не станет.

А вот я могла бы ехать в общежитие, а теперь еду непонятно куда в машине злого Обласова.

— Куда вы меня везёте? — спрашиваю уже куда спокойнее.

— Молча сиди, — Обласов выглядит не склонным к разговору. Он явно недоволен моим истеричным вторжением.

Замолкаю, как приказал. Внутренний радар всё же, хоть и запоздало, но включается и велит мне притормозить. А лучше вообще притвориться мёртвой и не раздражать его.

Обласов едет молча. Смотрит чётко на дорогу, а я куда угодно, только не на него. В основном в боковое окно.

Я хоть и проучилась в городе почти четыре года, но не могу похвастать тем, что хорошо его знаю. Универ, район, где находится ветклиника, центр, речная набережная, ещё пара мест. И та дорога, по которой мы сейчас едем, мне незнакома. А когда понимаю, что выезжаем уже почти за город, то начинаю тревожиться. И даже паниковать.

А вдруг он сейчас запрёт меня где-нибудь в подвале загородного дома? Там, где никто меня не увидит и не услышит.

Но задать вопрос я не решаюсь.

Обласов сворачивает с дороги, немного едет по грунтовке, и снова выезжает на асфальтированную. И когда я вижу, куда она ведёт, у меня мороз по спине ползёт.

Потому что подъезжаем мы к… кладбищу.

Я вжимаюсь спиной в кресло, неспособная даже пошевелиться. Ноги от страха наливаются свинцом. Едва дышу, будто это поможет мне стать невидимой.

Обласов открывает дверь и выходит, потом достаёт с заднего сидения какой-то свёрток и бросает мне отрывисто:

— Выходи.

Я нащупываю ручку и открываю дверь. Кое-как выбираюсь из машины. Ноги в туфлях на шпильке идти отказываются.

Мужчина идёт по асфальтированной дорожке к воротам кладбища, а я, плотнее запахнув плащ и почти не дыша, семеню за ним.

Погода становится ещё хуже, чем когда я выбежала из универа. Небо давит, все цвета, особенно зелень, кажутся слишком ядовито-яркими, будто через фильтр в фоторедакторе.

Мы проходим немного по центральной дороге, делящей кладбище на две большие части, потом Обласов сворачивает на более узкую дорожку и, пройдя ещё немного, останавливается у высокого памятника из белого гранита.

Я останавливаюсь в паре шагов от него, чуть сзади. Смотрю, как он разворачивает свёрток и достаёт букет белых роз, а потом кладёт у подножия памятника.

“Обласова Нина Игоревна” 7 ноября 1992 — 16 апреля 2011.

Девятнадцать лет…

Я не знаю, как вести себя. Понимаю, что это, наверное, близкий Обласову человек. Я не светская дама, и этикету не обучена, кроме простых понятий приличного поведения.

Всё же подхожу ближе. На портрете на памятнике изображена красивая молодая девушка, она улыбается, а её взгляд как-будто устремлён чуть выше, словно она замечталась о чём-то.

— Это ваша…

— Сестра, — отвечает Обласов, хотя я и предположила так, судя по отчеству.

Уместным ли будет спросить, что случилось, или это лишнее, и мне стоит постоять молча, пока он почтит память сестры?

— Она была красивой, — всё же говорю я.

Обласов горько усмехается. Непривычно и странно видеть столь искреннюю эмоцию на его лице.

— У Нины была заячья губа с рождения и дефект челюстной кости. Не сильно заметный, но её это очень беспокоило. Точнее её беспокоили насмешки её одноклассниц, которых Нина считала богинями красоты. Дрянные сучки, ничего из себя не представляющие, могли похвастать только смазливыми мордами и пустыми головами, а Нина… она была очень умной. И доброй. И так красиво пела…

В голове щёлкает.

“Богинями красоты”

Он так ненавидит всех красивых девушек за то, что его сестру когда-то гнобили за дефект, что теперь пользуется ими?

— Она словно помешалась на внешности. Мечтала принять участие в конкурсе красоты и даже пошла на отборочный, где её нещадно высмеяли конкурентки. Унизили. Растоптали. Нина умоляла меня оплатить ей операцию, но у неё был врождённый порок сердца, и любой наркоз был сильно нежелателен.

Голос Обласова становится глуше. Будто растворяется, гонимый ветром между могилами.

— Но она умоляла. Плакала и просила бесконечно. Сказала, что не хочет жить с таким уродством. Я испугался, что она сделает с собой что-то, и согласился, — он сглатывает и кажется, что даже запинается. Почти незаметно, совсем немного, но я замечаю. — Во время операции Нина умерла. Как и предупреждал анестезиолог, её сердце не выдержало.

В груди что-то больно сжимается и тянет. Мне жаль эту бедную девушку, и… странно, но сейчас мне даже и Обласова немного жаль. Он монстр, безусловно, но… у него, оказывается, тоже есть чувства. Он тоскует по своей сестре даже спустя столько лет.

20

Небо будто лопается. Дождь усиливается так стремительно, что мы едва успеваем добежать до машины. Даже не помню, когда я вообще в последний раз видела такой дождь. Действительно стеной стоит, за лобовым стеклом как завеса, не видно ничего.

— Сильно промокла? — спрашивает Обласов.

— Плащ только, — растираю руки, которые начинают мёрзнуть. Я не люблю холод и сырость, сразу дрожать начинаю.

— Так снимай, — вскидывает брови, а потом включает кондиционер на тёплый воздух и направляет его прямо на меня.

Стаскиваю плащ с рук, а потом вытягиваю его из-под себя и сворачиваю.

— Назад кинь, — кивает Обласов на заднее сиденье.

Делаю, как он сказал, и подставляю руки под дефлектор, чтобы быстрее согреться. Волосы тоже мокрые. Обласов включает дворники, но даже с ними мало что видно. Понятия не имею, как он будет контролировать дорогу.

Тем не менее, Обласов заводит мотор и разворачивает автомобиль. Едет медленно, потому что видимость действительно почти нулевая.

Он съезжает с асфальта на грунтовой участок дороги, и машина начинает идти заметно туже, а потом и вовсе встаёт.

— Твою ж… вот какого хера я не на ровере сегодня? — бьёт по рулю, возмущаясь. А мне хочется голову в плечи втянуть, хотя вроде бы его ярость и не на меня направлена.

Но сколько бы он не возмущался и не выжимал газ — машина пробуксовывает в грязи.

— Долбанная глина. — Хмурится, отпустив педаль. — Милана, ты водить умеешь?

Перевожу на него ошалелый взгляд. Вот такого вопроса я точно не ожидала.

— Машину — нет, — качаю головой отрицательно.

— А что умеешь? — выгибает бровь, глядя с интересом.

— Ну… велик там, ещё отец на тракторе как-то учил.

— На тракторе? — моргает несколько раз. — Девочка, ну ты точно с другой планеты.

Ну прости, дорогой. Девственница, почти ветеринар, ещё и трактор водить умею — прям космос. Хотя, для таких, как он, возможно…

Вслух, конечно, не говорю, только пожимаю в ответ плечами.

— Мерс, конечно, не трактор, но, думаю, погазовать сможешь. Сейчас сядешь за руль и будешь жать педали, как я скажу, поняла?

Нет!

Ничего я не поняла!

— Я не справлюсь, — качаю головой.

— Справишься. Садись давай.

Обласов открывает дверь и выскакивает под дождь.

Как он будет давать мне команды, если почти ничего не слышно из-за шума воды? Ещё и в закрытой машине.

Я скидываю туфли и перебираюсь на его сиденье. Примеряю ноги к педалям, чувствуя себя не просто неуверенно, а близко к панике.

А если сломаю что-то?

Обласов снова открывает дверь рядом со мной, и меня оглушает шумом дождя. Сам он уже промок до нитки, но его это будто совсем не волнует.

— Слушай внимательно. Под твоей левой ногой — сцепление. Хватается быстро, почти у пола, под правой — газ. Сейчас выжмешь сцепление и включишь первую передачу — ручку коробки до упора на себя и вверх. Потом понемногу газуй, когда скажу. Сцепление не отпускай. Поняла?

— Нет! — мои руки на руле начинают дрожать. Я такое в жизни не запомню!

— Давай, не ссы.

Он захлопывает дверь и уходит за машину. Я же прикрываю глаза и выдыхаю, потом хватаюсь за руль и вдавливаю ногой ту педаль, которая под левой ногой.

Что дальше?

Рычаг передач переместить. Папа когда-то в своей девятке старой показывал.

Раз-два. Готово.

Осторожно приподнимаю левую ногу и чувствую, как машина меняет звук и начинает вибрировать иначе.

— На газ! — слышу далёкое, и давлю на правую педаль, продолжая придерживать левую, как и сказал Обласов.

Чувствую толчок сзади — мужчина подталкивает машину, которая как раз совершает рывок.

— Отпускай! — снова окрик.

Я убираю обе ноги с педалей, и машина глохнет.

Блин! Я сделала что-то не так!

Дверь рядом снова открывается. К моему удивлению, Обласов не орёт, а говорит спокойно.

— Мила, а теперь всё то же самое, только не отпускай сцепление, ладно? Только газ. Жмёшь, когда я говорю, отпускаешь, когда я говорю. И снова по кругу, пока машина не раскачается достаточно, чтобы выпрыгнуть из ямы.

Он, весь мокрый, тянется через меня и ставит рычаг как было до того, как я его сдвинула. Мне приходится вжаться в спинку кресла и задержать дыхание, потому что при такой близости этого мужчины дышать мне будто нечем. Он выжигает вокруг себя кислород. А ещё с него течёт вода, и тонкая ткань моей юбки тут же промокает.

Обласов поворачивает ключ в замке, и автомобиль снова отзывается тихим урчанием, а потом уходит.

Я повторяю комбинацию, в этот раз уже более уверенно. Сцепление — передача — чуть приподнять левую ногу над педалью, пока не поймаю вибрацию.

21

До дома Обласова мы едем молча. Мне нечего сказать ему, да и он ни о чём не спрашивает. Я скорее пытаюсь справиться с некой неловкостью, непонятно откуда возникшей.

Заехав во двор своего дома, он лишь коротко бросает “идём” и выходит из машины. У входа нас уже встречает одна из домработниц, удивлённо глядя на ноги Обласова, на которых нет туфель.

— Проводи Милану в её комнату и убедись, что у неё есть нужная одежда, — бросает на ходу, а сам скрывается под лестницей, оставив на идеально чистом полу грязные следы.

Домработница кивает мне и приглашает идти за ней. И хорошо, ведь я совершенно не помню, где эта комната. Когда я была в доме Обласова в первый раз, то была слишком напугана, чтобы что-то запомнить.

Я и сейчас не то чтобы могу расслабиться, но всё же отдаю себе отчёт, что вряд ли Обласов сейчас ворвётся в эту комнату и станет домогаться. Вероятнее всего он сейчас стоит под душем, отмываясь от грязи.

Внезапно хочется дать себе пощёчину, потому что… в голове вдруг возникает образ Обласова, принимающего душ. Вода сверху, пар, обнажённая спина в каплях…

Зажмуриваюсь и вдавливаю ногти в ладони, чтобы переключиться. Просто я перенервничала сегодня, с самого утра, словно на иголках, вот психика и выдаёт разное-непонятное.

Тоже иду в душ. Запираюсь и дважды проверяю замок. Может, это паранойя, но так мне спокойнее. Быстро ополаскиваюсь, мою волосы. Сушу их феном и выхожу, замотавшись в халат.

В комнате обнаруживаю домработницу, ту, что сопроводила меня в комнату.

— Милана, в шкафу есть одежда. Переодевайтесь и спускайтесь, Демьян Игоревич ждёт вас к ужину.

Я-то ещё от прошлого не отошла… Но Обласов обещал меня отвезти в общежитие, надеюсь, он сдержит слово.

— Ваши вещи я отдам в прачечную, потом вам их привезут.

— Спасибо.

Домработница уходит, а я иду к шкафу и распахиваю дверцу. Его-то и шкафом назвать сложно, потому что это целая гардеробная.

Моргаю, обнаружив полный шкаф разной одежды. Тут и платья, и спортивные костюмы, и пара деловых с жакетами, и лёгкие пеньюары, и бельё… разное бельё — от хлопкового однотонного до вычурных сексуальных кружев.

Внутри поселяется неприятное чувство, что я сейчас надену что-то, что раньше уже носила другая “королева”. Но потом обнаруживаю, что на всём есть бирки — оно новое. И всё моего размера. Я, конечно, всю одежду не перемеряю, но почему-то уверена, что чтобы я не надела — сядет, как влитое.

Бельё моё домработница тоже унесла, поэтому приходится взять из шкафа. Выбираю самое простое на вид и тёмно-синий велюровый спортивный костюм. Обязательно выстираю потом в общежитии и верну обратно.

Стянув волосы в пучок, спускаюсь на первый этаж. Где меня ждёт к ужину Обласов, я не знаю, поэтому осматриваюсь в поисках кого-нибудь, кто мне подскажет, но вижу самого Обласова. Он присел у дивана, на котором лежит крупный пёс. Американский питбультерьер, если не ошибаюсь. Красивый шоколадно-белый крепыш.

Обласов нежно гладит его по голове и мягко треплет по холке. Я замечаю, что он опечален, ведь собака явно больна.

Пёс вяло настораживается, когда я подхожу ближе. Только немного приподнимает брови и уши, а потом снова вытягивает морду по руку хозяина и тихо даже не скулит, а скорее стонет.

— Ему хуже, чем было утром, — говорит негромко Обласов, когда я молча подхожу. — Врач осматривал его, сказал, вирус. Что-то вколол, но Танку хуже. Мне кажется, он не переживёт ночь.

Пёс переводит на меня взгляд, словно соглашаясь с хозяином, а потом снова закрывает глаза и тяжело выдыхает.

— Можно? — подношу ладонь к голове пса. Спрашиваю скорее у самого Танка, чем у его хозяина.

— Можно, — кивает Обласов.

Я глажу пса, и тот совсем не напрягается от прикосновений чужого человека. То ли сил нет совсем, то ли разрешение хозяина — неоспоримый закон для него.

Смотрю на собаку и понимаю, что у него сильно вздут живот. Осторожно прикасаюсь и мягко прощупываю.

— Когда ему откачивали жидкость?

— Какую жидкость? — Обласов поднимает на меня удивлённые глаза. — Ничего не откачивали.

— У него асцит. Это жидкость в животе. И, судя по виду, много. Какое бы ни было заболевание, для облегчения состояния ему должны были откачать жидкость из живота.

Обласов встаёт и вытаскивает телефон из кармана, звонит куда-то, но явно без толку — никто не отвечает.

— Не берёт, — морщится сердито. — Милана, в какую клинику можем его отвезти сейчас?

— Не знаю… Та, где я работаю, закрыта уже. Лучше вызвать врача, псу слишком плохо.

— А ты можешь это сделать?

— Я? — смотрю на Обласова удивлённо. Теряюсь почему-то. — Я ведь ещё учусь… Делала несколько раз собакам и кошкам, но под руководством врача в клинике.

— Все разы успешно?

— Да, но…

— Тогда делай, — уверенно кивает. — Что тебе необходимо? Я всё привезу и помогу, чем нужно.

Во рту сухо становится.

22

Половину ночи я не могу уснуть. Думаю о прошедшем дне.

Меня пугает то странное ощущение, что поселилось внутри, когда я оказывала помощь псу, а Обласов находился рядом.

Я… не боялась его. Он ведь тот же самый человек, что в первую встречу приказал мне встать перед ним на колени и сделать…

Одна только мысль о нём и о том, что он обязательно планирует сделать со мной, пугает до дрожи. Но в этот вечер… всё было как-то иначе.

Утром по будильнику встать невероятно сложно. Мне хочется выбросить телефон в окно и зарыться головой под подушку.

Но нельзя. Сегодня у нас день практики в университете, и я бегу на работу с самого утра. Работы много — нужно ещё раз пробежаться по спискам подготовленного для приюта, отвезти туда и в самом приюте выполнить всё по плану.

После душа заталкиваю в себя подобие завтрака и выбегаю на трамвай. Втиснуться в него труднее, но вероятность доехать вовремя и без пробок — выше.

Но когда я приезжаю в клинику, меня ждёт большой сюрприз. И слово “большой” тут не метафора.

Клиника по времени ещё не открылась, посетителей нет, и вся приёмная заставлена коробками и мешками.

— Мила, привет, — встречает меня Сергей Владимирович. — Давай шустро переодевайся, нужно оформить помощь для приюта. Машина приедет через час. Надо успеть всё зарегистрировать и погрузиться до открытия клиники.

— Ничего себе, — шокировано смотрю на всё это добро. — Откуда это?

Клиника помогает приюту чем может, но не в таком объёме, конечно. В основном это пара пятикилограммовых пакетов со спецпитанием для больных животных, несколько вакцин, немного лекарств, ну и рабочие руки. Мои в частности. Раны обработать, осмотреть и тому подобное.

А тут… Одного только питания для собак и кошек килограмм пятьдесят. А ещё перчатки, пеленки, шприцы, системы, ветеринарные воротники, послеоперационные попоны разных размеров. Целый мобильный холодильник с вакцинами. Там пара сотен доз, не меньше.

Это всё стоит немалых денег.

— Предприниматель Демьян Обласов решил оказать помощь приюту через нашу клинику. Он оставил заявку на вызов на дом к своему псу. Поеду после десяти, там вроде бы не срочная ситуация. А пока надо вот это всё организовать. Тане я сказал, чтобы всё пофоткала и тут, и когда в приюте будете, а потом выложила в соцсетях нашей клиники. И дело хорошее сделано, и нам реклама будет.

Пока главврач говорит, я шокировано моргаю. У меня даже слов, признаться, нет. Я совсем не ожидала от него…

— Мил, проснись, — торопит начальник. — Ты чего зависла-то?

— Бегу, — киваю и принимаюсь за работу.

Делаю опись всего, что поступило от Обласова, регистрирую под печать у главного и слежу, чтобы в машину всё погрузили, а потом и с Таней, медсестрой клиники, садимся тоже в машину.

В приюте этому богатству, конечно, невероятно рады. Любой приют по сути выживает. Животных намного больше, чем прописано по регламенту. И многие из них далеко не здоровы.

— Привет, Мячик! — подхожу к клетке, где закрыты несколько небольших собак.

Маленький пёсик, у которого в роду явно были пудели, тут же начинает подпрыгивать высоко вверх, словно он обучался в цирке. Радуется мне каждый раз больше остальных. Я бы забрала его, но в общежитие нельзя, а дома у родителей и так две собаки во дворе.

— Он скучал, — смеётся Наташа — заведующая приютом.

— Я тоже за ним скучала, — улыбаюсь и открываю клетку. Малыш тут же высоко подпрыгивает, чтобы я взяла его на руки и довольно поскуливает, когда делаю это.

Но работы много, нужно всё успеть сделать. И пока Таня помогает заведующей всё разобрать, я приступаю к вакцинации щенков, подошедших к ней по возрасту.

Заканчиваем уже после пяти вечера, мы с медсестрой переодеваемся и идём на автобус. В клинику сегодня, конечно, уже не поедем.

Когда едем через центр, в мою голову вдруг приходит мысль, которую я там точно не ждала.

Мне кажется, я должна поблагодарить Обласова. Помощь животным — это широкий щедрый жест, и мне хочется сказать за него спасибо.

Можно, конечно, написать сообщение, но это как-то… лучше лично. Так будет правильнее.

Домой к нему я заявляться, конечно, не буду, а вот в офис заехать можно было бы.

Я ведь понимаю, что эта благодарность за помощь его псу, иначе с чего бы Обласову помогать приюту? Поэтому чувствую себя обязанной сказать спасибо.

Офис его как раз в центре, мы будем проезжать на следующей остановке нужную улицу. Зайду, поблагодарю и сразу уеду. И буду чувствовать себя спокойно и не думать о том, что обязана.

Так и поступаю. Выхожу на следующей остановке, иду через площадь к бизнес центру, адрес которого указан на визитке Обласова, которую мне вложили в конверт в ту ужасную первую встречу с ним. Если правильно понимаю, его фирма занимает четвёртый и пятый этажи центра полностью.

Уже захожу в бизнес центр и только тогда до меня начинает доходить, что, возможно, это была плохая идея.

А если он занят? Может, там как-то по записи надо…

23

Выбегаю на улицу и втягиваю в лёгкие прохладный воздух. Сердце колотится, словно сумасшедшее, лицо пылает.

Я мотаю головой, пытаясь вытолкнуть из памяти выжженную на сетчатке картину.

Лицо женщины, её закрытые в удовольствии глаза… вздымающаяся, покрытая кудрявыми волосами грудь Обласова, напряжение на его лице, рваные резкие движения…

Лёгкие горят. В животе формируется спазм, скручивая внутренности в узел. Мозг, словно нейросеть, генерирует без остановки картинки, на которых вместо этой женщины я — ведь Обласов чётко заявил, какие планы у него на меня.

Немного отдышавшись, я бегу на остановку. Скорее бы убраться отсюда.

Дура я! Зачем припёрлась к нему в офис? Написала бы сообщение и замечательно было бы. А теперь как выжечь это из своей памяти? Ластиком ведь не сотрёшь.

Возвращаюсь в общежитие и собираю сумку. Домой поеду сегодня, к родителям хочу. Завтра только одна пара, и та по преддипломной подготовке, а я уже всё, что нужно сделала и сдала преподавателю.

Мне срочно нужно сменить обстановку, картинку перед глазами.

Мама удивляется, когда звоню ей уже из электрички, что в пути и буду последним рейсом, но радуется, конечно же.

— Ой, Мила, ну ты даёшь. Слушай, ну сейчас вареников хоть налеплю, а то дома один борщ. Думала, утром сделаю, пока ты ехать будешь, а ты вон чего — сюрприз.

— Да ладно, мам, не колотись уже на ночь.

— Ой, ну делов там! — мамин говор и привычные с детства выражения греют душу. — И Стаська только рад будет, ему ж пожрать — сама знаешь.

Смеюсь в ответ на мамины сетования на брата-проглота. Уютно забиваюсь в угол возле окна и наблюдаю, как мелькают уже в сумерках столбы фонарей.

— Ладно, доча, ждём. Папка встретит на станции, сама пешком не топай.

— Хорошо. До встречи, мам.

Откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза.

Домой.

Пару часов и буду с родителями вареники лопать, слушать, как Стаська с уроков свалил с друганами и вместо подготовки к экзаменам на речке купался.

Брат мой, конечно, засранец. В техникум поступать летом, а у него ветер в голове.

На станции встречает папа. Едва видит меня, его лицо, часто задумчивое и хмурое, тут же проясняется.

— Привет, Милашка, — обнимает меня, ласково похлопывая по спине. — Давай рюкзак свой сюда, нечего спину давить.

— Да он не тяжёлый, пап, — смеюсь, — там пижама да пара тетрадок.

— Ага, знаю я твои пару тетрадок. Учебников на целую библиотеку.

— Да все учебники сейчас в телефоне, пап, — отец всё равно отбирает рюкзак.

— Так отож. Стаська нам с мамкой сколько лапшу на уши вешал, что занимается через планшет. А сам рубился в игрищи свои. Я как встретил на остановке Светлану Петровну, так чуть со стыда не сгорел, пока она меня отчитывала.

— Да Светлане Петровне только дай кого-нибудь поотчитывать.

Смеёмся с папой, хотя я и сама помню, как холодело всё внутри, когда завуч нашей станичной школы, та самая Светлана Петровна, в класс входила. Она уроки у нас не вела, поэтому если и приходила, то только нагоняя всыпать.

— Привет, Айболит! — машет мне Стаська, едва захожу в дом. — Ты чего так долго? Мать вареники не даёт, говорит, Мила приедет, тогда все сядем. Я тут с голоду опух.

— Привет, Буратино, — смеюсь и обнимаю мелкого.

Ну как мелкого… Он ростом под метр восемьдесят уже, перерос меня на три-четыре сантиметра точно, хотя я и сама не из “мышек”. Да в плечах разошёлся — уже не мальчишка.

На “Буратино” он скалится, не любит, чтобы его так называли — старая история про то, как он притворялся бревном, чтобы не идти малину собирать в сад. В прямом смысле. Ему тогда лет шесть было, так и сказал, что пойдёт ляжет между спилами за домом, его не заметят и не пошлют работать в сад. С тех пор и прилипло.

Но всё равно обнимает меня, конечно же, у нас с ним не война, а дружба, хотя иногда боевые действия и случаются.

Однако, замечаю, что брат какой-то напряжённый. Вроде как, пока ужинаем, и смеётся, и про школу рассказывает, даже про подготовку к экзаменам выпускным, но я-то замечаю всё равно, что он дёрганый какой-то. И на телефон каждую минуту косится.

Наевшись вдоволь вареников со сметаной (на ночь, конечно, самое то, Мил, да), я помогаю матери убраться на кухне, отец уходит проверить, закрыты ли сараи и отпустить с цепи Рика на ночь.

— Мил, ну ты про конкурс подробнее завтра расскажешь? — спрашивает мама, запуская посудомоечную машину. — А то фотки, конечно, хорошо, но подробности бы хотелось.

— Да, мамуль, обязательно, — киваю. Конечно, про конкурс я всё расскажу. Но про то, что стоит за ним — нет. — И там же мне деньги подарили. Большие, мам. Надо решить, куда их вложим.

— Ничего себе, — хмурится мама. — Я читала, конечно, что на таких конкурсах призы приличные…

— Там пятьсот тысяч, мам.

Мама теряет дар речи. Это действительно большие деньги для нас.

24

Надеяться на то, что Обласов по-самаритянски разрулит ситуацию со Стасом глупо.

Зачем это ему? Какая выгода? Кто я для него, чтобы решать мои проблемы просто так? Часто и близкие люди просто так ничего не сделают.

Он спросит с меня по полной.

Прикрываю глаза, сжимая телефон, который он дал для связи с собой, и откидываюсь на подушку. Перед глазами снова та самая картина в его офисе… Внутри всё сжимается от страха, что он вот так же разложит и меня.

А он разложит…

И похлеще ещё.

Вспомнить только его “сними платье и встань на колени”. Этот голос с глубокими вибрациями, будоражащими в самой глубине какой-то древний, лишающий воли страх.

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Бёдра горят, и хочется почему-то сжать их сильнее.

Я прячу телефон под подушку, решая написать Обласову утром. Потому что сейчас моя голова как кипящий чан. Ничего не соображаю. Что ему написать? Какими словами?

“Демьян Игоревич, мой брат попал в плохую историю, можете выручить?”

Или “Демьян Игоревич, спасибо за корм собачками, можете ещё и моего брата из задницы вытащить? И вас шикарный пресс! Я успела рассмотреть”

Ох…

Пресс, кстати, и правда… Блин, и почему мой мозг сейчас это держит в фокусе? Нервы, видимо…

Утро, однако, вечера мудренее не оказывается.

Мама расстраивается, что я с ней не только на рынок не пойду, но и второй электричкой уже снова возвращаюсь в город. Лгу, говоря, что в клинике один из врачей заболел, и мне нужно ассистировать главному на операциях.

Отвратительно себя чувствую, обманывая родителей, но сообщение в телефоне Стаса я сама видела — ему два дня дали.

В электричке еду — словно на гвоздях сижу. И так неудобно, и так. Нервы настолько натянуты, что по коже время от времени мурашки бегают. Несколько раз порываюсь написать Обласову, сжимая смартфон во влажных ладонях, но каждый раз передумываю, теряясь, что же именно и как написать. В итоге решаю сделать это уже из общежития.

Хорошо, что Богдана уехала на выходные сразу после пар в пятницу, мне сейчас видеть её совсем не хочется. Я разбираю рюкзак, завариваю чай и сажусь за стол, взяв телефон в руки.

Ладно. Напишу, как есть.

“Здравствуйте, Демьян Игоревич, хотела сказать спасибо за помощь приюту. Это очень благородно — помогать бездомным животным” — пишу и отправляю вместо того, что хотела. Как-то “спасите моего брата” сразу в лоб мне показалось… резким.

Не знаю, насколько он занят, и когда прочитает сообщение. Может, после какого-нибудь совещания или когда закончит очередное “общение” с очередной дамой на столе…

Но, к моему удивлению, галочки становятся цветными почти сразу же — прочитано.

“Здравствуй, Милана. Польщён и удивлён — уж благородным меня ещё никто не называл. Потому что это не так. Это плата за спасение моего пса. Я привык платить за всё. Это истина жизни, которую и тебе стоит усвоить”

Сердце проваливается.

Это философия его жизни. Так он видит мир — за всё нужно платить. Его сообщение как предупреждение перед моей просьбой.

Предупреждение, отсекающее любые розовые ожидания.

Хотя, чего я хотела? Чтобы он по доброте душевной помог мне?

Зачем ему это делать? Кто я ему?

Я его кукла, за которую он заплатил. А Демьян Обласов деньгами просто так не раскидывается.

С чего я вообще решила, что он сможет мне помочь? Что он станет мне помогать?

Он может отказать, и при этом всё равно сделает со мною всё, что захочет.

Вытираю вспотевшие ладони о джинсы и снова беру в руки телефон. Ещё раз перечитываю его сообщение, а потом, выдохнув, печатаю, с трудом попадая по нужным буквам.

“Мне нужна ваша помощь. Мой брат попал в беду, и мне больше не к кому обратиться. И да, озвученную ваши истину жизни я прекрасно понимаю. Усвоила”

Отсылаю и судорожно выдыхаю через рот.

Я только что сделала то, чего он ждал. Сам говорил, что однажды я приду, назвав свою цену.

Пришла. Назвала. Даже раньше, уверена, чем он ожидал.

Он был прав, цена есть у всего. У меня — спасение брата.

И остаётся лишь надеяться, что Обласов не откажет.

“Молодец, что усвоила. Жду в десять у меня. Машину пришлю”.