Я не могу любить Магистра!

Пролог

Эврен

Эврен стоял спиной к стене с барельефом, где еще пару минут назад он едва не придушил свою подопечную. Магистр разжал пальцы — только теперь заметил, что в ладони осталась капля крови. Не девчонки — своя. Сжал кулак слишком сильно. Не в первый раз - и, скорее всего, не в последний. Он не мог объяснить, почему эта малолетняя ведьма так действовала ему на нервы. Может, потому что говорила слишком честно, открыто, наивно и не понимала, до чего её может это довести. Может, потому что напоминала ему, каким он когда-то был, до обетов, до рангов, до той ночи, когда он впервые увидел, как его же Тень сжигает человека изнутри - крик умирающего до сих пор стоял в ушах при воспоминании о том ужасе. Она просто не понимает, о чём она толкует и в чём она пытается убедить красных плащей. А еще - она, безусловно, наглела - подставляя своего куратора перед Советом - определенно хотелось её убить - сразу стало бы проще жить.

— Идиотка, — выдохнул он, потирая ладонями лицо. — безбашенная идиотка.

Он поправил складки мантии, пригладил волосы, и только затем вернулся в Зал, как будто ничего не случилось.

Дождь над Шарденом, а в особенности - над старенькими черепичными крышами Иль-де-Вирела, столицы Шардена, шел всегда как-то особенным образом — тихо, не поливая улицы из ведра, а будто вкрадчиво, неспешно прогуливаясь по древним улочкам, раз за разом пробуждая запахи камня, травы и старой магии. А заодно - под его пробуждающее, наглое, влиятельное вмешательство попадали и сонные жители, которые хмуро глядели на серую непогоду из-под весьма приятного купола тенлистов. Кстати, тенлисты - новейшая великолепная разработка далекой Мехаэрии (там обучают лучших магов инженерии, отвечающих за все технические новинки Шардена) - тенлисты не просто защищают от дождя, но и могут менять направление ветра вокруг его хозяина, облегчая путь сквозь бурю. Этот зонтик особенно ценится в магических лесах, где часто бывают необычные погодные условия, и в Иль-де-Виреле, ведь с октября моросило порой не переставая, целыми днями. Да, проливных дождей у нас практически не бывало, но ветер порой пробирал до костей, проникая своими ледяными влажными щупальцами под полы плащей; а закадычная подружка этого легкого осеннего бриза - изморось - порой кусала за нос особенно незадачливых и медленных шарденцов. Так что уникальную новинку из Мехаэрии в нашем городе разобрали чуть ли не вместе с лапами Имитра Свиллина.

Ох, как в тот день Имитр расстроился! Он, как обычно, заглянул ко мне в травяную лавку за эликсиром серого рассвета (отлично помогал снять усталость после долгого рабочего дня) - а мирид как раз держал маленький, но гордый магазинчик прямо по соседству с моей небольшой, но такой же гордой бизнес-колыбелью и нуждался в снятии усталости как никто другой. Имитр всегда продвигал в массы новинки из Мехаэрии (ведь он был оттуда родом; и порой был излишне патриотичен) - уникальные теневые ночники, которые отгоняли кошмары и освещали спальню мягким лунным светом; тени-домики для миридов в пути (очень популярны среди гильдии Тенелап), которые позволяли мириду спокойно переночевать практически где угодно; и, конечно, одна из самых любимых мехаэрийских штучек в Шардене среди жителей и миридов - сушёные ягодки с серебристой пыльцой. В Мехаэрии так и не раскрывают секрета их приготовления, но ягодки - до невозможности вкусные - обладали еще и приятным бонусом, на несколько часов усиливая магию. По этой причине строго запрещены в Шарденской академии - по слухам, магистры каким-то образом моментально вычисляли едоков и выставляли с занятий вон. У меня всегда дома была припасена баночка от Имитра - он заботливо угощал меня и Торша, моего мирида, но моей магии нам на двоих было достаточно, поэтому мы лопали ягодки просто потому, что они невероятно радовали вкусом нас обоих.

— Айлин, их как прорвало! - злостно хлопнул рыжей лапой по столешнице Имитр. — Еще и трех часов дня нет, а у меня уже ни одного тенлиста! - Мирид раздраженно хлебнул лунного молока из его любимой кружки с весёленькими клубничками.Имитр заходил ко мне и за эликсирами, и за травами, и просто попить чаю из плачущей мяты, или же - порадовать себя любимым лунным молоком. Имитр, как и все мириды, был ростом чуть выше метра. Ловкий, сухощавый, с густой рыжевато-медной шерстью, блестящей на свету, как расплавленный янтарь. Морда у него была округлая, хитрющая, с лукавыми янтарными глазами и тонкими, вечно подрагивающими усами. Уши всегда были навострены - вдруг пропустит важную новость или сплетню? На Имитре - как и всегда - был любимый красный плащ, усыпанный карманами, из которых выглядывали шестерёнки, ключи и свернутые чертежи. На лбу поблёскивали очки с несколькими сменными линзами, а за поясом постоянно болтались какие-то неизвестные технические штучки, которые постоянно сталкивались с баночкой мёда - неизменным атрибутом всех миридов. Иногда мне кажется, что любого мирида можно подкупить баночкой хорошего мятного мёда - так они его любят. Мы с Торшем всегда были рады рыжему мириду, и он даже периодически помогал нам в лавке, если у него было мало посетителей. Часто в витрине его магазинчика можно было встретить деревянную табличку, где корявым почерком было написано: «Ушёл в «Пеплотравы» - ищите там».

Мириды были чем-то похожи на котов, но в отличие от своих четвероногих копий - мириды были вполне себе самостоятельной расой со своим государством - Миридором. Имитр был родом из Мехаэрии, так как его семья служила там на благо королевской семьи; в Иль-де-Вирел его больше ста лет назад привело банальное желание посмотреть мир - и так ему тут понравилось, что здесь он и пустил корни. Миридор жило тихо, спокойно, работая на процветание Шардена, сохраняя нейтралитет и не принимая участия ни в каких политических распрях и войнах. Мириды, в основном, занимаются торговлей и служением в замках, при Совете и других государственных структурах в целом - мириды очень мудры, умны и расчетливы - а их долгожительство (в среднем мирид живет триста лет) помогает им строить целые семейные империи, не терпящие конкуренции. Есть и другой род занятий, который идеально подходит миридам - и это полузаконные вещи. Контрабанда, слежка, доставка запрещенных артефактов, мелкие кражи, разведка - всем этим промышляет гильдия Тенелап, которая раскинула свои сети по всему Шардену. Почему полузаконные? Совет прекрасно знал о гильдии, и более того - поддерживал миридов, в особенности - главу Совета - Ауриэль Тенцзар, по совместительству - элериарха, главу Шардена, - периодически давая им тайные задания, с которыми могли справиться только пушистые. Говорят, что мириды не владеют магией, но доподлинно это неизвестно, а сами мириды свои секреты раскрывать не хотят.

Глава 1. Феронова вязь

Северные Древности начинались внезапно, как шрам за искусно вышитым воротом. Один поворот — и белизна иль-де-вирельских фасадов, щедро умытых светом, обрывалась, будто её вычеркнули с улиц города. Камни на мостовой становились шершавыми, как обрывки чужих воспоминаний, окна — заколоченными, перекрытыми ставнями, а вместо яркого света фонарей — лишь жалкая, тусклая пародия на свет. Время близилось к вечеру - синие сумерки медленно, но верно сгущались, скрывая под своим пологом силуэты нашего трио.

Это место не вписывалось в остальную ткань города, и всё же продолжало на ней жить, как паразит — или как забытый бог. Я слышала, как его называли: помойное кладбище, район утечек, портовый палимпсест. Я нарекла его иначе — место, откуда проще уйти, чем исправлять его. Когда Совет лет двадцать назад принялся за капитальную реконструкцию Иль-де-Вирела, деньги текли, как весенние реки: новые арки, мраморные лестницы, площади, что сияли белизной даже в дождь. Но до Древностей руки не дошли — или не захотели дойти. Там были дома с историей — да такой мерзкой, которую всем было удобнее не разворачивать. Многие постройки принадлежали старым семьям: древним, упрямым, а иногда - и политически опасным. Кто-то жил там по-прежнему — среди призраков былого величия и ржавчины. Кто-то давно уехал, но оставил за собой печати, проклятия, заклятия — которые не отменишь ни золотом, ни голосованием. Магистр Теней, Эврен, шагал со мной рядом молча, но я знала — он чует, как и я: под нашими ногами шепчет спрятанный ото всех пласт Шардена - забытые клятвы, старые, тайные алхимические погреба, обрывки сетей, по которым неспешно, посмеиваясь, скользила Тень.

— Почему они просто не снесли этот район? — спросил Ирис, качая головой и пиная металлическим носком ботинка с пути что-то очень неэстетичное и дурно-пахнущее. Я не ответила сразу — Эврен тоже промолчал. Этот баран открыто недолюбливал Талькара, считая его слишком назойливым и порой лезущим не в своё дело — это был еще один из бесконечных предметов споров между мной и куратором. Я считала — а чего надо было ещё ожидать от бывшего вора? Галантности и манер, достойных элериарха? А Хаэль всегда закатывал глаза и пытался доказать мне, что раз этот прохвост получил звание Асессора Совета — он должен ему соответстовать. Один раз он меня так взбесил своими нравоучениями насчёт моего друга, что я бросила в эту теневую рожу свою толстую записную книгу, в которой делала пометки во время заседаний Совета — та, совершив крутой вираж — прилетела ему острым углом прямо в лоб, оставляя дивной красоты алую царапину. Мы потом месяц не разговаривали — один из лучших месяцев прошлого года.

Ветер, пахнущий прелыми перьями, нечистотами и медью, потянул меня за капюшон - я вспомнила, что нужно ответить Ирису:

— Потому что боятся, что с обломками выйдет наружу то, что... или кого... они спрятали. Тайны Совета и Шардена — неисповедимы. И я бы не стала в них лезть. — я повернула голову вбок, посмотрев снизу-вверх на великий-Пятый-Лик-Совета — Магистр Теней, не смотря на нас, чеканил шаг рядом. Невысокие каблуки его ботинок стучали военным маршем. То были шаги не просто одного из Семи - это был шаг великого Мага Тени, преисполненный тихой самоуверенности и скрытой угрозы. Его молчание раздражало — не потому что было пустым, а потому что в нём чувствовалась власть. Такая, что не кричит, не требует, не угрожает. Просто есть. Я неосознанно сжала кулаки — потому что рядом с ним всегда тесно, даже если между нами три шага. Иногда мне казалось, что он слушает не мои слова, а то, чего я не говорю. И от этого хотелось кричать - он знал, как на меня давить. И даже когда молчал — всё равно давил.

Ирис щёлкнул пальцами, заставляя уличный фонарь мигнуть, будто в насмешку.

— Звучит, как начало байки. Только без счастливого конца, — буркнул он, вытаскивая из-за лацкана плаща кинжал, не совсем ради угрозы, скорее — как привычку. Друг безумно любил своё оружие - это действительно был потрясающий красоты клинок. Даже меня он завораживал, хотя я питала тёплые чувства только к своему луку; и в целом — предпочитала дальний бой ближнему. Вместо обычной гарды отполированное до блеска стальное лезвие кинжала венчала роскошная, отлитая лучшим кузнецом Шардена, бронзовая, нагая дева, инкрустированная сапфирами цвета ночного неба в самых...интересных местах. Не знаю наверняка, доводилось ли этой красотке убивать людей - но судя по тому, что Ирис любил беседовать со своей подопечной, не выходил без неё из дома и даже дал ей имя - Селин - думаю, она определенно уже пробовала кровь врагов на вкус.

— Ты думаешь, они просто забыли про эти улицы? Очень оптимистичное мышление, я бы сказала — радужное. — усмехнувшись, я бросила взгляд на заколоченное окно, где шевельнулась тень, слишком густая, чтобы быть просто ветром или мороком - и спешно отвела глаза. В Древностях лучше делать вид, что ты ничего не видел.

— Нет, — хохотнул Ирис, забавляясь с клинком. — я думаю, они специально забыли. Как забывают имя мертвого любовника.

Переулок резко свернул на улицу Серебряной Кости — чертовски поэтично! А главное, с каким намёком и уважением к серебру теневых татуировок! — будто сам уводил нас прочь от глаз обитателей Древностей. Дома сгрудились ближе, как свидетели заговора, и воздух стал вязким — тягучим от старой магии, заклинаний и утечек. Здесь пахло медью, смолой и боги знают, чем еще. И в этом запахе — Тень - её прохладное дуновение не спутаешь ни с чем, почувствовав даже один раз в жизни. Эврен остановился первым — резко, как будто аварийная остановка магпоезда — я едва не врезалась в черную глыбу его спины и тихо ругнулась, в последний момент весьма успешно отшатнувшись назад.

— Здесь, — Магистр Теней кивнул на грязные окна лавки, из которой, судя по всему, и произошла кража.

— Ну-ну... нас вообще ждут, теневик? — насмешливо спросил Ирис, присвистнув и осмотрев лавку «Мотыль и Черниль».

Северные древности - это место, где камни мостовых ещё хранят запах лошадиного пота и прогорклого вина, а фасады домов - лежат будто маски на лицах трупов. Район затаился на отшибе, самой окраине Иль-де-Вирела, за целой сетью полуразваленных арок, под чёрными тенями шпилей, как человек, который слишком много видел и теперь притворяется мёртвым, чтобы его оставили в покое. Здания здесь — старинные, с лепниной, облупленной, как высохшая кровь на кожаном плаще. Местные маляры замазывают трещины, но краска облезает уже к следующему дождю. Вроде бы более-менее чисто, вроде прилично — но стоит присмотреться, и замечаешь: древесная гниль под лаком, трещины как будто уже не на стенах, а в самом воздухе — настолько здесь было неуютно. По улицам неспешно прогуливались женщины в достаточно откровенных нарядах из тусклого шёлка — и неприятного вида мужчины с глазами, знающими цену молчанию. Здесь полно борделей, завуалированных под «чайные комнаты» и «заведения для гурманов». Всё... относительно легально, но каждый понимает, что на деле — это мягкая яма, в которую падают те, кто слишком устал от жизни — или наоборот, пресытился ею и ищет новых впечатлений. Дворы в Северных Древностях всегда тёмные. Даже днём сюда не попадает свет — будто само солнце воротит от них свои лучи. На севере района, нависая над крышами маленьких неказистых зданий — маячит полуразрушенный амфитеатр, где теперь ночуют бродяги и тусуется всякий магический сброд. Вечером здесь пахнет палёным ладаном, горячей пылью и чем-то кисло-сладким, будто сгнившие фрукты... или что похуже.

Глава 2. Предательство

И, конечно, это определенно лучше, чем ничего. Я поправила прядь пепельных волос, выбившуюся из косы, заправила её за ухо, разгладила полы плаща. Нервничаю. Что-то определённо не то, в самом воздухе витало ощущение важности происходящего — все моё нутро вопило о том, что это - определенно не рядовая кража.

— Только если не прошла полная ночь, — добавил Ирис, вставая с пола, отряхивая руки и прислушиваясь к нашему диалогу. — И, если заклинание не перебили другими магиями — эй, гении, к вам никто не заходил после пропажи? — кинул он в сторону чайного столика, обращаясь к притихшим хозяевам.

— Никак нет, — в унисон ответили Мотыль и Черниль, а Мотыль добавил: —После того, как обнаружилась пропажа, я решил не обновлять заклинания — только наложил вязь на входную дверь, чтобы посетители не зашли. А про задний вход вообще мало кто знает. Я, кажись, вообще никому о нём не рассказывал — нужды особой не было.

Эврен кивком поблагодарил торговцев за ответ и подошёл ближе к несчастной двери, к месту, где едва заметная серебристая вязь тонкой нитью обвивала деревянную раму двери. Прежний узор был нарушен, это было видно — поверхность ткани магии словно бы опала, как трава после чьего-то шага, — но остаточный узор всё ещё дышал в воздухе, как тепло над углями.

Я сосредоточенно заняла позицию рядом с Магистром — мы всегда действовали по одной схеме — он призывал Тень, используя заклинания Этерны, а я смотрела. Нет, не для того, чтобы просто посмотреть, как работает великий Пятый-Лик-Совета, как вы могли подумать: а для того, чтобы...увидеть. Парадоксально, но хоть мы и были с куратором схожи по уровню магии - у меня была намного больше чувствительность к ней, я видела и ощущала даже самые малейшие колебания Тени. Не знаю, возможно, мне помогали в этом серебряные теневые татуировки - ведь у Магистра их не было, а меня эти узоры согревали от шеи до кончиков пальцев.

Он протянул руку к вязи. Тотчас на кончике указательного пальца, увенчанного тяжёлым кольцом-печаткой со знаком Совета, загорелась мерцающая, серебристая тень.

— Tenebra vestigia, — выдохом произнёс он. Голос прозвучал приглушённо, совсем негромко, но мир вокруг моментально вздрогнул, как вода, в которую уронили камень. Серебристые орнаменты на моих руках едва заметно засветились, заботливо откликаясь, пытаясь прильнуть к призванной теневой магии. Из-под ладони Магистра расползлась тень — не мрак, а тусклый серебристый свет, будто сама ночь пролила каплю своего лунного марева. Воздух вокруг задрожал, стал плотным, как вода в глубоком колодце. Пространство чуть сместилось, размываясь — я напряженно всмотрелась, медленно приближая лицо к двери... и тут из складки пространства появился серебряный теневой вихрь — аккурат на месте примятой фероновой вязи на двери. Я задержала дыхание — как будто бы лишний выдох мог спугнуть магию Этерны! Представляю, как Этерна возмущённо шипит — о, ты дышишь! Какой ужас, ретируюсь!

Я, отбросив идиотскую, по-нервному смешную мысль, вгляделась еще сильнее в дымчатое изображение. Из мягко поблескивающего светлого серебра Тени медленно поднялся силуэт — чужая рука, прислоняющая к вязи кольцо... знакомое кольцо... это что?... эмблема...Совета? Я тупо поморгала несколько секунд — кровь в жилах мгновенно превратилась в лёд. Татуировки обдали меня холодом, температура в лавке словно вмиг упала на несколько градусов. Ладони неприятно вспотели — а затылок под густой косой серых волос моментально взмок противной прохладой. Прах. Пеплов прах. Прахов пепел. Нет, это бредни какие-то. У меня га...

— Пепел, скажи мне, что я потерял хватку в Тени и вижу полную чушь. Скажи, что у меня галлюцинация, мне ведь кажется? — негромко спросил Эврен, тоже приближаясь к вихрю — и в его голосе было больше холода, чем обычно. Я бы сказала - самый северный и старый айсберг мира был бы определенно теплее, чем тон Хаэля прямо сейчас.

Мой рот бестолково открылся для ответа и сразу закрылся. Я проигнорировала Магистра и напрягла зрение еще сильнее — может, я всё-таки ошибаюсь? Может, недосып дал о себе знать? Может, я сошла с ума? Но нет - теневая рука неумолимо, раз за разом повторяла одно и тоже движение - касание кольцом к вязи. И на кольце этом гордо красовался знак Совета Семерых.

— Я... мне сказать это вслух? Ты видишь... знак? — тихо, так, чтобы услышал только Хаэль, спросила я, отводя взгляд от теневого воззвания. Я чуть повернула голову, практически нос к носу столкнувшись с мужчиной. В такие странные, воистину странные моменты — которые, слава богам, бывали в нашей работе редко — он прекращал меня раздражать, и я начинала его воспринимать правильно: как строгого, истинного профессионала, действительно великого Мага Тени. Я нахмурила брови и встретилась взглядом с его — и в этом немом диалоге, щедро приправленном холодной обескураженностью, пустым ощущением непонимания происходящего, глупой растерянностью и... ворохом сомнений - было сказано намного больше, чем скажи мы друг другу сейчас хоть тысячу слов.

— Потом, — быстро бросил он, отстраняясь и разрывая заклинание. — Сейчас - не перечь мне, лучше — помолчи и ничего не говори о том, что ты видела. — еле слышно пробормотал Магистр, жестом приказывая следовать за ним к центру лавки. Я чувствовала, как в груди, упираясь в серебро татуировок, нарастает тяжесть, как будто лавка вдруг стала тесной, воздух — вязким. Если печать сняли своим кольцом, значит, кража была не просто дерзкой — она была...позволенной? Или, по крайней мере, не остановленной. А может, в Совете завелся предатель? Но для чего? С какой целью? Кто? Почему? А почему тогда госпожа элериарх преподнесла это как трагедию, если сама же это и могла подстроить?... Тихие шаги нашей маленькой, но гордой теневой делегации немного притупляли гудение мыслей в моей голове, но я старалась не выказывать никакого удивления.

А что такого, я, может, каждый день становлюсь свидетельницей государственной измены! И ведь правда. Кто-то утром варит от бессонницы, а кто-то — помогает раскрывать заговоры против Совета... в самом Совете? Боги, я уже скользила по чужим интригам, как по льду. Невероятно тонкому льду. Вот только ни один учебник не готовит к тому, как пахнет магия предательства — холодным потом, медью, затхлой тишиной, в которой шепчутся чужие намерения. И ни одна лекция в Круге не рассказала мне, что делать, если ты стоишь по горло в чьей-то тайне и даже не знаешь - безопасной ли? Нет, не так - насколько опасной? Может, это уже не совпадение. Может, меня просто тянет туда, где всё трещит по швам. Сердце билось уже где-то в горле. Я вдохнула на четыре счёта, задержала дыхание на четыре секунды и глубоко выдохнула на раз-два-три-четыре — стало чуть легче. Я аккуратно и незаметно вытерла вспотевшие ладони о плащ.

Глава 3. Милый дом

Мир за спиной — лавка, ржавые шестерни, слова Эврена, определенно вопиющая дикость происходящего — всё это ещё дрожало в памяти, но улицы Иль-де-Вирела уже тянули в свою вязь, как будто пытались успокоить меня, разложить всё на понятные вещи, якоря для шокированного сознания: ночь, улица, фонарь, лавка.

Я неспешно шла вглубь, в сторону Центрального Кольца — сердца города, где кипела торговля, пахло дорогим табаком, кристальной солью и выпечкой с Туманной площади. Мой дом был в Квартале Старых Перекатов, районе между тремя главными магистралями — улицей Скрипущих Фонарей, Сагровой линией и улицей Ласточек. Здесь жили те, кто умел скрывать свою значимость - скромные, как я, травники, архивисты, чтецы старых рун - ну да, и что, что наши дома стоят как годовой бюджет небольшой деревеньки? Здесь дома были... немного выше, чем надо (по высоте или по значению - думайте сами) и сильно старше, чем принято. Мой — пятый с конца на Теневой улице. Символично, не находите?

Я миновала Переулок Багровой Ивы, где висели смешные красные бумажные фонари с нарисованными рунами, и свернула на Закатную Пыльцу — узкую, шедшую в гору, почти вертикальную улицу, по которой лестницы ввысь вились как корни дерева - здесь было много камерных забегаловок, чайных — совсем крохотных, но улица брала количеством и огромным выбором заведений. Знакомый старик в широкополой шляпе кивнул мне — у него, как всегда, в руках были хлебные крошки для городских ворон. Вороны, кинув на меня презрительный взгляд - тоже бегло кивнули, приветствуя, но — определённо, в своей наглой манере. Одна даже каркнула мне что-то определённо нелестное вслед — вот нахалка!

"Это не просто взлом. Это — предательство"

Эти слова всплывали вновь и вновь, как старая, заевшая песня, которую никак не выбросить из головы. А кто предал?

"Особенно это."

Словно Магистр знал. Он знал, что у Эльсы есть что-то, чего не должен был знать никто. Даже я. Странно, как легко я приняла это. Не удивилась. Не испугалась, лишь ощутила внутри глухой отклик. Как если бы где-то в глубине уже давно знала: всё это — не совпадение. Ты снова в грёбаном эпицентре неприятностей, Айлин.

Я остановилась у булочной на углу Переходного склона — в витрине светилось мягкое золото багетов и пирогов. Именно этот запах я почувствовала в самом начале. Выпечка. Как насмешка. За стеклом милая, полная, ярко-рыжая мирида-пекарь перекладывала горячие булки. Жизнь шла. Никто не знал, что внизу, в лавке у Древностей, мы только что наткнулись на край чего-то большого, шепчущего, древнего. Захватив у доброй булочницы парочку кристальных булочек к чаю — я тихо свернула на Улицу Забытой Воды. Здесь один из каналов был засыпан ещё до моего рождения, но воздух всё ещё всегда пах сыростью и камнем. А потом взяла курс на свою улицу, Теневую. Надеюсь, Торш не сильно волновался, уже вернулся домой и хоть что-то поел. Я сильно задержалась сегодня, а мой мирид имел, хоть и милую, но определённо дурную привычку не садиться за стол без меня.

Я шла медленно — от усталости каждый шаг отдавался в черепе гулом. Мысли, как сорвавшиеся книги с полки, падали беспорядочно — одно слово Эврена, произнесенноё его холодным баритоном — снова и снова: предательство. Я знала, о чём он говорит — и от этого было только хуже.

Теневая улица встречала меня своим привычным шёпотом. Здесь дома были богатые, зажиточные, но с лёгким налётом прожитых лет - вросшие в камень, как лишайник, с потемневшими крышами и широкими, потёртыми окнами. Лишь множество магических фонарей с янтарными сердцами несли тепло, не сильно яркое, но живое. Местные давно привыкли к тишине — Теневая не терпела суеты. Её можно было сравнить с чопорной дамой элегантного возраста — той, что всегда носила шляпку, кружевные перчатки и меняла туалеты к каждому приему пищи.

Мой дом стоял пятый с конца, как всегда — чуть в стороне от остального мира, будто сам себе был убежищем. Его легко было пропустить, если не знать, куда смотреть: тёмно-серый фасад, через который кое-где пробивался плющ, а по стене плелась жиластая глициния, что цвела раз в год — аккурат в день смерти родителей. Перед домом — небольшой палисадник, где среди горшков с иссопом, шалфеем и полынью, привычно цокали когти Торша, если он встречал гостей. По весне мы ставили сюда столик, плетёные стульчики и небольшой диван — и каждый вечер превращался в ритуальное чаепитие, которое проводилось за тёплыми беседами и созерцанием смешных пиккил, которые игрались в растительности со светлячками.

Серебристая калитка встретила меня скрипом — "хозяйка, яви-и-и-и-лась". Гравировка на её поверхности чуть светилась в полумраке: вязи защиты, метки рода Мирст и, конечно, теневые заклятия тишины, отвода глаз и всякого такого. Иногда очень удобно владеть тем, что другим неподвластно — порой это дарует определённую...приватность. Над калиткой колыхнулся колокольчик — звякнул чуть слышно — но в окне прихожей тотчас загорелся свет — конечно же, Торш был дома и услышал волшебный, желанный динь-динь, возвещающий о моем возвращении.

Внутри было тепло. Воздух пах пеплом, травами, мёдом, сушёной календулой и чем-то туманным — остаточным следом магии, что впиталась в стены. В прихожей меня уже ждал Торш, переодевшийся в домашний зелёный костюм - смешной, пушистый свитер, носки в тон и такие же штанишки.

— Живая. — недовольно проворчал он, обнюхивая мой плащ и забирая бумажный пакетик с булочками из моих рук. — Я уж начал думать, что тебя снова занесло в катакомбы с идиотами.

Я сбросила плащ и чмокнула его в тёплый, мягкий, пахнущий мёдом лоб.

— Почти. Только вместо идиотов — совет, вместо катакомб — Зал Совета. Всё как обычно... вот только...

Торш заинтересованно навострил уши, вглядываясь янтарными глазами в моё лицо. Я закрыла за собой дверь и, прошептав тихое "Ignira." - зажгла все лампы, прошла в гостиную. Всё на месте: мягкий диван, в котором можно утонуть, подушки с вышивкой, старинный стол, заваленный записями и пузырьками с настойками. Резные деревянные полки с книгами, подпёртые валунами и полевыми цветами - да, отличная опора, я знаю. Но я всё-таки травница — питать слабость к цветам — моё кредо. Я опустилась на диван, без сопротивления проваливаясь в его уютную бездну. Торш мягкими шажочками приблизился, расчистил на столе место и поставил на чайник чая из плачущей мяты. Когда только успел заварить? Мирид достал из пакета булочки, располагая их на белом блюдце с золотой каёмкой по краю.

Глава 4. Плохие новости

я слышу утренний колокол, он славит праздник

и сыпет медью и золотом,

ты теперь в царстве вечного сна.

Ария - Возьми моё сердце.

Утро прокралось в дом беззвучно, как вор на цыпочках — сначала, разведывая обстановку, коснулось щек розоватым, свежим холодком, а потом всё-таки, поняв, что путь свободен — настойчиво заглянуло в глаза солнечным светом — мол, просыпайся, товарищ, пора работать на благо Шардена! Но проснулась я не от шума и не от света, а от непонятного, странного ощущения. Знаете, как бывает — лежишь, вроде бы всё как всегда, но что-то не то — как-то ну слишком тихо, слишком спокойно. Ощущение, словно в спальню пришла толпа призраков и смеётся над тобой — ничего не видишь и не слышишь, но шестое чувство определённо недовольно.

Спустя секунду дошло понимание, что меня потревожило — не магия, не тихий шёпот теневых заклинаний дома, а гораздо более опасная, но интересная для моего желудка, вещь: кто-то на кухне что-то жарил. А главное — тихо напевал. И это был точно не Торш — тот еще сладко храпел рядом, разомлевший, тёплый и лежащий кверху пузом. Здраво рассудив, что чужака магия родового гнезда бы не пропустила — я, почесав пузо Торша, накинула длинную тёплую кофту, больше похожую на объятие, чем на одежду. Потянулась, разминая затекшие после сна косточки, наспех расчесала пальцами волосы и, громко зевнув, пошаркала в сторону кухни.

Там, в моём драгоценном очаговом зале, а именно — у плиты, сияя, как начищенный кухаркой медный чайник, стояла Эльса Верин собственной персоной. На ней был алый жилет с пятном — скорее всего, варенье. Как всегда — рыжая копна лежит страсть как восхитительно, макияж свеж, прекрасен и больше напоминает боевой раскрас. И это-то — я кинула взгляд на большие кухонные часы — в семь, мать его, утра! Я, конечно, понимаю, что воздух в Шардене прямо-таки пропитан магией насквозь, но не до такой же степени! Определённо — без магии в такую рань нельзя быть настолько красивой, бодрой и свежей. По сравнению с Эльсой я сейчас больше напоминала пыльный мешок, нежели человека.

Я упала за кухонный стул и вновь потянулась, со стоном вытягивая ноги вниз, а руки вверх — эдакое своеобразное приветствие. А что вы хотели — ко мне вломились спозаранку, а я тут еще и расшаркиваться должна?

— Как давно ты ко мне вломилась? Ночью? — я прищурилась, рассматривая плиту на предмет чего-то съедобного — ведь Верин что-то определённо жарила. — Или у тебя в утреннем расписании изменение — кража моего запаса кристальных булочек?

Эльса обернулась и махнула деревянной лопаткой, к которой прилип кусочек омлета. Я втянула носом воздух — судя по всему, омлет был с беконом. О да, это утро моментально стало добрее в тысячу раз!

— Я постучалась. Ты не открыла. Потом я постучалась своей магией к магии твоего дома — она меня узнала и открыла. Ой, но калитка твоя — та еще шкодница! Так ворчала, скрипела, чуть ли не кровь у меня на анализ хотела взять — сомневалась, мол, "чисты-ы-ы-ы-ы ли твои-и-и-и-и наме-е-е-ерени-и-и-и-и-ия?". И не пускает, падлюка — то за плащ зацепится, то замок у неё заклинит, то просто захлопнется. Ну мне это надоело через пять минут, и я пнула эту нахалку хорошенько. Серебряная зараза сдалась, пропуская меня внутрь — ну а дальше — всё просто! Я пришла-то голодная, рассчитывая, что мы сейчас пойдём позавтракаем у Лавра — а ты дрыхнешь, хотя сама меня же и позвала! И Торш — тоже без задних ног. Ну и я, недолго думая, взяла бразды правления этой кухней в свои умелые ручки.

Я рассмеялась, подтягивая колени к груди и укутывая их своей тёплой кофтой — самой комфортной в мире кофтой, тёплой и немного растянутой. Она пахла сухими травами, чуть дымом и мёдом — Торш наверняка опять носил ёё, как длинный плащ, пока меня не было дома. Рукава её свисали до самых пальцев, и я с удовольствием спрятала руки в них, будто в нору. Шерсть обнимала плечи тяжеловато, но надёжно — как плед из самых уютных, радостных и согревающих воспоминаний. Рыжий вихрь в лице Асессора Верин уже давно разлил чай из плачущей мяты по кружечкам — те приятно дымились в мягком утреннем свете, вызывая у меня внутри какое-то неясное чувство ностальгии. На кухне пахло вкусным завтраком, мятой и теплом, которое не имело отношения к погоде. Оно рождалось не от камина и не от солнца, проникавшего сквозь занавески окон — оно исходило от самой жизни, от привычек, следов разговоров, оставленных в этом доме за последние годы. Здесь кружки знали, в чьих ладонях им быть, чайники регулярно пели свои песни, а деревянный стол мог бы рассказать столько сплетен, что любая торговка бы сгорела от зависти.

— Кстати, — сказала Эльса, громко отхлебнув чай и шумно поставив кружку на стол. — я вчера получила твой тенегласс — нахальная колбочка чуть не разбила мне окно в спальне и перебудила, наверное, всю улицу своим грохотом. Собственно, поэтому я здесь. Можешь, ну… так, в двух словах, рассказать, в чём дело?

Тенегласс я отправила Эльсе поздно ночью — после прихода домой у меня напрочь вылетело из головы, что Хаэль просил вчера взять подругу с собой к нему в кабинет. В ночи я подскочила — разбудило ощущение, что я забыла что-то очень важное. Пару минут сонный мозг пытался сообразить, в чём дело — а потом снизошло озарение, и я, скатившись кубарем с кровати, быстренько отправила подруге послание. Ответа дожидаться не стала — я сделала всё, что могла, о чем меня просили — а остальное от меня не зависит.

Наблюдая за тем, как подруга ставит на стол две тарелки умопомрачительного, непозволительно вкусного омлетом с беконом — я молча провела пальцем по ободку своей кружки, глядя, как пар от напитка исчезает в рассветном, прохладном солнечном луче, пробившемся сквозь шторы. Нос мой немного замёрз в прохладе хоть и солнечного, но всё-таки осеннего утра — и я поспешила глотнуть горячего чаю, пытаясь выиграть время для ответа. После вопроса Эльсы — в мой, ещё сонный мозг, вихрем влетели воспоминания о вчерашнем дне — жутком явлении Тени с кольцом Совета... предательстве.

Глава 5. Дело принимает оборот

. Да не может этого быть, ну что, разве в Шарденской академии одна светловолосая студентка-первокурсница? Может, это и не она? Вдох на четыре счёта, на четыре секунды задержать дыхание, выдох на раз-два-три-четыре. Сознание прояснилось, сдавивший грудь железный обруч чуть ослабил хватку — я отпила чаю, стараясь вернуть себе чистоту разума.

— Нет, — твёрдо сказала я. — Нет, это не может быть она. Она вчера была у меня в лавке. Но была... днём. Прах! — я всё-таки не сдержалась и хлопнула ладонью об стол.

— Что? — Эльса выпрямилась, нахмурилась, отодвигая тарелку с последним кусочком бекона. — Ты уверена? Может, это всё-таки не она?

Я покачала головой, опуская её на сложенные у груди колени — шерсть кофты чуть отрезвляюще царапнула кожу на лбу. Пальцы вдруг онемели, будто я окунула их в снег. Какой смысл был в моём отваре, в тени лунного мха, в моих тёплых словах, если после этого — вот так? Я подскочила обратно, и мои ладони сами ринулись лихорадочно, в тревоге, панике потирать лицо — нет. Нет. Нет! Это не может быть она. Пожалуйста! Хотелось разнести мироздание в щепки за столь злую насмешку судьбы-злодейки. Сердце в груди бешено затрепетало, как уличный воробушек, пойманный в клетку — но моей клеткой было моё собственное чувство вины, которое уже начало цепко обнимать моё нутро, злобно посмеиваясь и больно царапаясь.

— Она пришла за Полуночным отваром. — горячим шёпотом начала я, пытаясь вернуть себе самообладание. Я, разумеется, не знала её, но этот момент, момент упущенной возможности помочь тому, кто в этом нуждался... он нанес мне сквозное ранение без ножа. — Выглядела очень затравленной, беспокойной — но я, бестолковая дура, списала всё на недосып, ведь скоро же экзамены... Я пообещала, что ей станет легче. Дала рекомендации, что делать, если отвар не поможет... Почему я не обратила внимание на то, с каким взглядом она пришла? Пепел... Я могла ей помочь! Если бы я только поговорила с ней... если бы я знала...

— Ай! — воскликнула Эльса, хватая мою ледяную руку и заглядывая в мои глаза — холодная встреча свежей листвы и серого гранита. — Но ты ведь не знала. И даже если бы знала... — она покачала головой и её ярко-рыжие волосы поймали солнечный зайчик; золотой блик на мгновение ослепил меня. — Можно сколько угодно себя винить во всех бедах мира. Собирать их, как камни в карман, пока не станешь тонуть, — спокойствие её взгляда было не безразличием, а якорем, за который я охотно ухватилась, жадно всматриваясь в глаза подруги. — Но, Айлин, послушай — ты не богиня, ты не сама Этерна, чтобы видеть и удерживать на плаву всё и всех.

Она сжала мои пальцы чуть крепче и продолжила:

— Ты не можешь спасти всех. Никто не может. Но ты уже спасла намного больше, чем те, кто вообще не пытались. И это — не просто слова. Я видела, да я сама знаю! Хороший отвар, вовремя сказанное слово, рука помощи, когда весь мир холоден и равнодушен к их проблемам. Ты не лукавишь, не презираешь, не торгуешь добротой — она бескорыстно идёт от твоего сердца. А это, поверь мне, редкость. Особенно теперь. И пусть у тебя за спинами они порой шепчутся "теневичка", "серебрянка" — они говорят не про тебя, а про свою злость и тщедушность. Ты ни в чем не виновата.

Я знала, почему люди порой так шепчутся обо мне. Они не ненавидят серебряных теневых ведьм. Не по-настоящему. Они боятся. Боятся того, чего не понимают, — а что может быть страшнее магии, идущей не от понятных стихий и божеств, а от самой Тени? От той, что ползёт по закоулкам снов, шепчет в паузах между вздохами, живёт в трещинах между мирами.

Вместо того, чтобы уважать и относиться с простой настороженностью – всегда проще обозвать. Теневичка. Серебрянка. Эти слова — как нож, кинутый издалека. Чтобы уколоть, чтобы отгородиться, ведь лучшая защита – это нападение. Чтобы напомнить себе, что мы — другие, чужие, «нечистые».

Но эти слова — не про меня. Я никогда не использовала Тень во зло. За всю свою жизнь я совершила единственное убийство – сожгла проснувшейся в ту ночь магией Тени убийц моих родителей. Да, конечно, это убийство, мать его, а не просто я кого-то поцарапала магией. Но вам не кажется, что эти уроды однозначно заслужили такой участи?

Я помню, каково это — быть маленькой девочкой с пепельными волосами, чья руки горели от свежих прикосновений ритуальной серебряной Тени под кожей. Я помню, как глаза прохожих отворачивались слишком резко. Как дети замолкали, стоило мне войти в лавку. Как даже у тех, кто сейчас приходит за исцелением в «Пеплотравы», за зельем от безнадёжной боли, — бегают глаза, как они мнутся на пороге и боятся ко мне обратиться.

Но я больше не маленькая девочка. Я носительница Тени, гордая ведьма с серебряными татуировками — не потому, что выбрала её, а потому, что она выбрала меня.

Я молчала, и сердце моё всё ещё пульсировало болью — острой, живой. Но тихий, спасительный, льющийся бархатом голос подруги был как мягкое лекарство, растекающееся по венам.

— Ты посмотри, сколько людей, даже изначально не доверяющих тебе, прошли через "Пеплотравы". Через твои руки. Ты думаешь, все они это забыли? Нет, Ай. Да, сначала им было страшно идти к теневичке, но потом, поняв, что ты можешь помочь — они изменили своё мнение о тебе. Теперь они несут твою заботу с собой, как огонёк, который можно спрятать в ладони, когда жизнь становится слишком темна. И даже если одна свеча гаснет... пусть и столь рано, и даже не по твоей вине — это не значит, что напрасны были все другие зажжённые тобой свечи.

Она склонила голову.

— Ты в праве горевать и чувствовать вину. Это нормально — это реакция любого адекватного человека — тупой вопрос "а если?..." который повисает в воздухе, который бьёт чугунной кувалдой по башке, когда необратимое, страшное, горе уже произошло — и никакая магия уже не поможет бедняге. И не поможет тебе, столкнувшейся с этой душевной болью — пусть ты и знала её мимолётно. Но не взваливай на себя груз всего мира. Не надо. Мир сам по себе — безжалостен. А ты — одна из тех, кто делает его хоть чуть-чуть мягче. Давай попробуем толкнуть в Совете речь, замолвить словечко, чтобы виновных, кто её надоумил, довёл, нашли и наказали? Это последнее, что мы можем сделать для юной Лианы Тарен. Давай попробуем сами покопать. Пусть я её даже и не знаю — я не могу просто оставить то, как по тебе ударила новость, которую принесла я этим прекрасным утром, словно грязный вестник смерти. Прости меня, за дурную весть. Но ты бы всё равно узнала бы о ней в Совете — весь город гудит об этом, как пчелиный улей.

Глава 6. Кофе и стрелы

Наша мини-процессия вышла на улицу — калитка бросила Эльсе вслед пару нелестных скрипов, а та в ответ пригрозила ей кулаком, облачённым в — конечно же, красные — перчатки без пальцев. Холодный воздух моментально прояснил разум — эффект, как если окунуться в холодное море в жару. Дыхание на миг перехватило, хоть и солнце всё ещё светило ярко, покрывая золотом землю и немного пригревая через нарастающий холод атмосферы. Мы шли по тротуарам, неспешно переговариваясь ни о чём — настоящее мгновение счастья.

Счастье — это ведь далеко не что-то великое, не фейерверк, не грандиозный триумф с фанфарами и отполированными до блеска бокалами с весёлыми пузырьками игристого. Оно прячется в тёплой кружке чая из плачущей мяты в холодных ладонях. Оно — тихий, шепчущий шелест осенней листвы и родное плечо рядом, которое не задаёт глупых вопросов вроде "как дела?". Оно — возможность идти и не бояться, что какой-нибудь негодяй внезапно бросит тебе нож в спину. Оно — просто дышать. Оно — игра солнца в куче золотых листьев, собранным заботливым дворником. Оно — писать смешные записки, истории и заметки. Оно — и есть жизнь — величайший, самый бесценный из небесных даров, преподнесённым человечеству богами на блюдечке с золотой каёмочкой. Жизнь прекрасна просто в факте своего существования — есть возможность дышать, видеть, слышать, двигаться. Есть крыша над головой, есть те, с кем можно разделить горести и радости, есть любимое дело — что ещё нужно для счастья?

Жаль, что люди практически не ценят этого. Счастье — как случайно забытая мелодия, что вдруг сама собой всплыла в голове: простая, почти детская, и именно поэтому бесценная. Оно редко громкое. Чаще — тихое. Не требует оваций. И вообще ничего не требует, кроме как... просто быть. Быть замеченным. И вот я иду — с подругой, которая пахнет корицей и смелостью, что-то весело щебеча, как попугайчик; в уютном тёплом плаще и лёгкой дрожью в коленях от предвкушения сегодняшних дел. Я понимаю: да, впереди ждёт штормовая буря, Совет, в котором прячется предатель; будет Эврен с этим своим бархатным голосом, от звука которого хочется бросить в него дипломатическим сводом Шардена или, на худой конец, укусить его. Но сейчас — просто утро. Приятное, прохладное, солнечное, доброе утро. И если это для вас не счастье — то я не знаю, что тогда.

Шаг наш, на протяжении всего пути, был уютно выстлан мягким ковром из падающих листьев, создавая ритмичное и приятное для слуха "шурх-шурх". За отвлеченной беседой мы миновали улицу Забытых Вод, Переходный склон, улицу Закатной Пыльцы — там мы встретили моего знакомого старичка, который, как и всегда, подкармливал городских ворон. Дедуля ласково улыбнулся нам, и мы приветственно помахали ему, крикнув пожелание доброго утра — а вороны, заметив претенденток на внимание дедушки — одновременно каркнули нам вслед определённо что-то нелестное. Я, обернувшись, громогласно каркнула им в ответ — вороны офигели, моментально захлопнув клювы и посмотрев на меня взглядом, в котором так и читался вопрос о моей адекватности. Эльса заржала как лошадь, распугивая несчастных, нахохлившихся воробушков с мостовой оградки. Со смехом — "видала, как я их!" — мы миновали переулок Багровой Ивы; и, наконец, приблизились к Туманной площади.

Башня Совета — или Временная башня — начала вырисовываться перед нами, как мрачный и величественный силуэт на фоне издевательски яркого, радостно-голубого, совсем не по-осеннему чистому, неба. Каменные стены башни поднимались ввысь, как будто подпирая собой ослепляющий небосвод. Несмотря на красоту башни, роскошные столичные часы, и в целом — благоприятную обстановку, сегодня она казалась мне холодной и могучей, зловещей — будто бы ждала момента, чтобы поглотить всё, что к ней приближалось. Б-р-р. Никогда не думала, что обычное здание может заставить поджилки трястись.

Эльса посмотрела на башню с легкой усмешкой.

— Ну что, Айлин? Готова идти? Совсем не рада, что мы идём в это место столь чудесным утром, правда?

Я взглянула на неё и ответила с короткой, почти невидимой улыбкой:

— Никогда не будет хорошего времени для того, чтобы входить в Башню Совета. Но у нас нет выбора. Но, может, заскочим к Лавру? У нас есть еще пятнадцать минут, — воодушевлённо спросила я, умоляюще глядя на подругу, словно пытаясь выпросить у нее отсрочку на казнь.

— Ты права. — сказала она, ловко перехватив меня за локоть — кажется, она и сама не особо-то горела желанием торопиться. — Если мы явимся к Эврену с пустыми руками, он нас испепелит взглядом. А я еще слишком молода для того, чтобы становиться кучкой теневого пепла.

— А ты думаешь, он не испепелит нас даже с полными руками? — я приподняла бровь, поспевая за Верин, но в глубине души согласилась: в том, чтобы задобрить великого Магистра Теней утренним кофе, была определённая тактическая мудрость.

— Разница между «испепелил» и «подумал, что ты заботливая», — фыркнула Эльса, отточенным движением поправляя причёску, — иногда решает, сколько заданий и проблем он на тебя повесит. А учитывая, что ты так и не раскололась, в чём дело — думаю, кофе — определённо важный атрибут сегодняшнего дня.

Лавка Лавра уютно вжалась в Туманную площадь, словно существовала тут испокон веков всего Эвмонара. Мы вошли — колокольчик звонко возвестил о нашем прибытии — и сразу помахали Лавру, который уже улыбался нам из-за чайной стойки, протирая чашечки. Да, мы с вами много говорили о медоэле, чае из плачущей мяты... но шарденский кофе — это не просто напиток. Это философия, закрученная в спираль зёрен. Его не пили на бегу — его вкушали, прямо-таки целовали и встречали всегда с распростёртым сердцем. Если ты принесешь кофе от Лавра ильдеверийцу, который нейтрально относится к зёрнам — даже он будет счастлив. Творение Лавра было крепким, как брачная клятва, и тёмным, тёплым, как ночь после долгого, тяжёлого дня. Чайный мастер, безусловно, ценил больше чай, но и кофе он варил потрясный — никаких готовых смесей, никаких суррогатов. В его лавке всегда неизменно царила чайно-кофейная-монотеистическая строгость в отношении качества напитков.

Глава 7. Предательство вскрывается

И, не успели мы опуститься в два мягких кресла напротив рабочего стола — дверь открылась. Резко, с тем великолепием и торжественностью, с каким раздвигают бархатные занавеси в первом акте великой трагедии — и в кабинет одновременно вошли Эврен и Ирис (видимо, столкнулись на подходе к кабинету?), словно две стихии, которым очень тесно в одном пространстве. Один — стальной холод осенних сумерек, другой — яркое пламя, напичканное стреляющими по поводу и без, шипами ехидства.

Ирис был, как обычно, в своём роскошном, тёмно-синем пальто, которое будто специально кричало: "я – верх эстетики, и горжусь этим!" Белоснежные волосы, как всегда, идеально уложены в низкий хвост, голос — как сахар с ядом, сверкающий и сладкий, но оставляющий смертельно опасное послевкусие. Мчась следом, он впечатывал шаги в изысканный деревянный пол и уже что-то вколачивал в уши Эврену — быстро, хлёстко, как пощёчины:

— ...и если бы ты мог сразу объяснить, в чём проблема на самом деле, всё было бы намного проще! Я бы уже что-то нашёл!

Эврен стремительно подошёл к столу, на ходу бросая нам сухой приветственный кивок и одновременно скидывая чёрное пальто. Тень за ним колыхалась странно — слишком живая, как будто злилась отдельно от тела — что, в целом, было неудивительно, с его-то уровнем магии Тени. Перчатки Магистр уже снял, его пальцы сжимались на спинке кресла — элегантно и угрожающе, как у палача, который из вежливости уточняет, кого казнить сначала. Я хихикнула про себя, представив, как он сдерживается, чтобы не задушить Талькара. Впрочем, рисковал и Ирис. В чёрных глазах Хаэля было столько осуждения и холодной злости, словно ему дали задание написать уставной свод по управлению идиотами.

Он прекратил мучать несчастное кресло, повесил пальто на изящную вешалку, рядом с нашими плащами, и бросил на Ириса взгляд, который в другом жанре был бы последним моментом в жизни Талькара. Вор захлопнул за собой дверь и зло опёрся на дверной косяк — как будто готовый отвечать за свои слова, но при этом — оставляя себе путь к побегу.

— В следующий раз, — спокойно, медленно начал Эврен, закатывая рукава рубашки и будто смакуя яд каждой произносимой буквы, — попробуй, прежде чем орать на весь Совет, включить хотя бы остатки той субстанции, что у тебя вместо мозга. Я понимаю, это сложно, особенно когда идиотизм заменяет логику, но поверь, результаты этого нехитрого действа потрясают.

Он подошёл ближе к Ирису, смотря на него сверху вниз — разница в росте была на целую голову; тень его шевельнулась и распласталась по полу, как чёрный шёлк костюма Магистра — слишком плавно для гнева, но слишком быстро для магического спокойствия обладателя.

— Если я что-то не сообщил, — продолжил он, на опасном расстоянии глядя прямо в глаза Талькару с таким выражением, будто выбирал, какое именно заклинание Этерны было бы достаточно болезненным, — возможно, была причина. И эта причина, представь себе, не в том, чтобы позлить тебя лично. Хотя, признаю, побочный эффект приятный.

Он бросил короткий взгляд на нас, будто убеждаясь, что зрители на месте, не сбежали в страхе, а затем повернулся к Ирису вновь — ещё холоднее, ещё больше сокращая расстояние между ними.

— Так что сядь. Закрой рот. И, если тебя это не слишком утомит, выслушай. — процедил он сквозь зубы, вроде сухо, но ощущалось, как килограмм соли, высыпанный на свежее ножевое ранение.

Ирис фыркнул и отошёл к окну, словно ему просто стало скучно, а не его только что разгромил теневик.

— А теперь — доброе утро, дамы, — опустившись в своё рабочее кресло, сказал он голосом, в котором сочеталась осенняя гроза и пара недописанных приказов на казнь. — Надеюсь, вы успели выпить свой кофе, пока здесь ещё не началось настоящее, жуткое утро. — он, чуть смягчившись, посмотрел на нас.

Сегодня на нём, как обычно, было чёрное — волосы цвета зимней ночи убраны в низкий хвост, обсидиановый шёлк рубашки поймал тот самый единственный лучик солнца — я невольно залюбовалась этим бликом, он буквально кричал о роскоши и дороговизне этого предмета туалета Хаэля. На скулах — лёгкая небритая тень усталости. На губах — как всегда, строгий намёк на недовольство. На шее — еле заметная родинка, которую... возможно, я, при других обстоятельствах, рассматривала бы гораздо дольше. Я похихикала про себя, отбрасывая эту бредовую мысль.

— Почти, — откликнулась я, с наигранной невинностью, кидая на Ириса весёлый взгляд — друг надулся в углу как воздушный шар и закатил глаза, заметив мой взгляд. — Шеф, будешь кофе? Мы захватили у Лавра. Ирис, — призвала я нарушителя утреннего спокойствия. — Чай. Чай — Ирис. — Талькар сдался, подходя ближе, и я вручила ему стаканчик чая. Вор по-хозяйски пододвинул к себе стул от другого стола и, повернув его спинкой вперёд, сел рядом. Видимо, он понял, что наорал на Магистра несправедливо. Спрошу позже, что они не поделили на этот раз. Вообще, они часто переругивались по мелочам и нет — но всегда быстро остывали. Милые бранятся — только тешатся. Один раз я озвучила это после их очередной перепалки... Хаэль с Талькаром тогда бросили на меня такие взгляды, что я стала цвета мантии Совета — от самых корней волос до кончиков пальцев.

Эврен, едва заметно прищурившись, посмотрел на наши стаканчики, как на прямое доказательство вторжения в его личное пространство. Я уже приготовилась выслушивать тираду от теневого болвана — но, к моему огромному удивлению, он благодарно кивнул и взял свой кофе — это был единственный стаканчик коричневого, а не зелёного цвета. Лавр определённо знал толк в настоящем сервисе, он крылся именно в таких мелочах! — и отпил ароматного варева, даже без ругательств, что я взяла не тот сорт/зерно/не с тем молоком/не в то положение планет на небе. Обалдеть. Молчание в кабинете повисло густым и плотным, как пар в аптекарской травяной сушильне.

Кто-то прихлёбывал, чтобы подействовать Хаэлю на нервы — кажется, Ирис, с показным равнодушием смотря в окно со своего стула. Эльса рядом притихла, раскладывая на коленях записную книжку со сплетнями и попивая чай. А я… я просто смотрела на Эврена, параллельно следуя примеру остальных и вкушая потрясный чай. Он, не спеша, пил кофе. Маленькими глотками. Как человек, который знал цену времени — и которому нужно было нащупать каждое слово прежде, чем пустить его в этот мир.

Глава 8. Магистр под прицелом

Эврен молчал. Его лицо по-прежнему было пугающе спокойным, невозможным для прочтения — как запертая входная дверь. Никогда не знаешь, что ждёт тебя там, снаружи, после выхода за дверное полотно — обычный вторник или последний день в твоей жизни. Ни тени эмоции, ни намёка на сомнение — лишь выверенная суровость, идеальная маска, отточенная годами политики, военной службы и тем дерьмом, что приходит вместе с Тенью.

Но я знала. Я чувствовала по его дыханию, по тому, как он сжал спинку стула, стоявшего неподалёку, чуть сильнее необходимого. Он боялся. Не нас. Не провала заведомо идиотской миссии. Он боялся того, что это на самом деле правда.

Магистр Теней, привыкший иметь дело с неведомым, страшным, с убийствами, с тонкими теневыми уравнениями реальности — он боялся людей. Тех, кто сидит в Совете. Потому что один из них (а возможно, и не один) — позорный ренегат Шардена, над которым уже нависает тюрьма Ауланнар. А если кто-то украл артефакт, способный в руках умелого теневика искривлять саму суть Тени — значит, он не просто нарушил закон. Он начал тихую войну, в которой Шарден уже проигрывал. Протяжный выдох, который вполне себе можно было трактовать как "вот это дерьмо", только вежливое — сорвался с губ против воли.

— И это звучит как подстава, — добавила я, не отрывая взгляда от Эврена. Тот сохранял напускное спокойствие, лишь пальцы белели, крепко сжатые на спинке стула. — Или… как проверка. И ни то, ни другое мне не нравится. Ты хочешь, чтобы мы искали крысу, зная, что кто-то из тех, кому мы подчиняемся — или, прости, служим — предатель? Прямо у Совета под носом? Как ты себе это представляешь, Магистр? — ядовито выплюнула я, внутренне закипая.

Как он не понимает, ведь то, что уже произошло — дело государственной, если не мировой важности! И он хочет, чтобы ему помогали в расследовании этого дела не высококлассные специаалисты, не лигаты, не Рейлтан, не элериах Шардена, а серебряная теневичка, вор и сплетница? Прямо Тимур и его команда! Безвозмездно творим добрые дела для государства, расплачиваясь провалом этих самых дел и своей жизнью. Серебро в моих татуировках потихоньку начало закипать, выдавая мою злобу.

Эврен провёл ладонью по виску, выбивая из идеально уложенного хвоста чёрную прядь — жест вымотанного человека, которому не удалось спокойно поспать ни секунды, и который знает, что не спать придётся ещё долго. Он не ответил сразу. Молчание повисло, тугое, как струна, натянутая между нами — тронь, и прозвучит минорный музыкальный аккорд. Полумрак от магических светильников рисовал на лице Хаэля резкие тени, подчеркивая скулы и хмуро сдвинутые брови. Он дышал глубоко, но ровно, будто сдерживал не раздражение — нет, скорее отчаяние. Усталость, замаскированная тишиной. А потом, наконец, заговорил — тихо, но каждое слово было тяжелым, как камень:

— Потому что им нельзя доверять.

Я моргнула. Эльса уронила на пол свою записную книжку, а Ирис рядом лишь тихо присвистнул и качнулся на стуле, поэтично звякнув множеством цепочек на шее — "мы в дерьме" — звонко пропел металл.

— Ни лигатам, ни элериаху, — продолжил он, глядя прямо мне в глаза, что было непозволительной дерзостью с его стороны. — Потому что кто-то из них уже однозначно в этом замешан, и мы не знаем, насколько сильно — краешком ботинка или по уши. Ты думаешь, я не хотел? — он отвернулся, сжимая переносицу пальцами, будто собираясь с силами.

— Я этой ночью тихо проверял — копался в документах, что у меня были, вспоминал, сопоставлял факты. Проверял всех подозрительных лиц, тех, кого мог проверить незаметно — и то, я даже не могу сказать, кого подозреваю, потому что у всех безупречная, мать его, репутация. Каждый раз цепочка вела в тупик — это всё-таки Совет. В одиночку я рискую быстро быть пойманным — такие подкопы под Советников с моей стороны незамеченными не останутся. Лигаты — я не могу им доверить, потому что в этом деле замешан сам Совет. Какова вероятность того, что архонтер и Рейлтан в курсе? Я бы не хотел это проверять, врываясь в Карал Вельторн с рёвом "кто тут планирует государственный переворот, признавайтесь!". И что мне остаётся? Один я ничего не смогу сделать — это слишком подозрительно и заметно. Если мы будем работать втроём — каждый из нас сможет добывать информацию своими методами, по своим каналам. Это не будет выглядеть так, словно Магистр Теней сошёл с ума и резко начал интересоваться жизнью советников. Вы знаете, как искать то, что прячется в самых глухих щелях.

Он снова оглядел всех нас. Эльса скептически хмыкнула, сложив руки на груди, а Талькар последовал её примеру. Это было даже немного забавно, как будто бы они всю жизнь ждали, что теневик попросит их помощи, и теперь — наслаждались моментом, жаждая, чтобы он их упрашивал. Но теперь во взгляде Хаэля было то, что я вообще никогда не ожидала увидеть в них — не холод и контроль, а вежливость просьбы. Открытая, неподдельная.

— Вы — одни из немногих, кому не нужно доказывать, как прогнила эта структура. Я не могу заиметь союзников среди даже самых лучших лигатов — какова гарантия того, что доверенное лицо тотчас не побежит сдавать меня архонтеру, даже несмотря на то, что я сам — гвардиан? Мы не знаем масштабы заговора — с одним и тем же успехом это может быть, как и один предатель, так и это может быть первый удар из недр уже сплетённой паутины нечистых на речи, мысли и руки. Немаловажно — у вас троих нет иллюзий насчёт государства, Советников, а ещё, как минимум — вы — Асессоры Совета. Лучше помощников не сыскать — на то, что именно вы что-то копаете, подумают в самую последнюю очередь. А ещё вы умеете видеть. Больше, чем кажется. Глубже, чем остальные. Именно это и нужно. Не сила. Не титулы. Я прошу вас, потому что вы можете знать, где искать — пути Шардена неисповедимы и порой говорят голосом улиц, бедняков, тех, кто что-то увидел и успел сбежать. И, как минимум, связи Эльсы в Магистрате Внутренней Безопасности — там ведь тоже не последние люди работают, у которых тоже можно что-то попытаться выведать.

Глава 9. 5 лет назад

«Ей уже всё равно, а нам теперь работать.»

— Эльса Верин, с досадой, но исключительно в тональности чистой иронии

В кабинете было слишком тихо. Затаились тени, воздух, свет — всё пространство вокруг словно задержало дыхание. Моё мироздание тотчас сузилось до остро наточенного металлического кончика стрелы. До кончика, который держал на прицеле самого Магистра Тени, Пятого Лика Совета, гвардиана Карал Вельторна — Эврена Хаэля.

Моя рука, натянувшая тетиву, позорно дрожала — и я не знала, была ли этому виной моя нынешняя плохая физическая форма или же взявшая верх эмоция... гнева? разочарования? страха? Я будто сама не до конца осознавала ситуацию, и всё мое нутро, несмотря на внешнюю браваду — противилось. Сердце вопило, переходя на ультразвук — прекрати, картонная ты дурочка! — а глас разума твёрдо вещал — сначала добейся от него правды, и тогда уже решай, что делать.

Я стояла, как пожухший осиновый лист, прибитый к стволу резким порывом ветра. Лист, дрожащий от напряжения, но не сдвигающийся ни на шаг. Мышцы помнили каждое движение — как натягивать тетиву, как дышать ровно, как сосредоточиться. Всё, как учил меня наставник Райс Торенвельд в Тихом Круге, когда вручил мне Велатр. Воспоминание о нём — живое, тёплое, грустное — прошило меня, и рука дрогнула ещё сильнее.

Моя вера куратору — эта хрупкая стеклянная ваза, которую я долго лелеяла на подоконнике своего доверия, — вчера дала трещину. Почему я сомневалась, спросите вы? Ведь он, вроде как, нормальный мужик, пусть даже строг и порой груб. Объясню — как минимум, тонкий разлом на поверхности хрупкой вазы моего доверия образовался потому что именно он обнаружил теневой всплеск сил в Северных древностях. Но — в три часа ночи? Неужели его магическое чутьё столь высоко? Бред — я чувствовала отклик Тени лучше, чем он, и в тот момент я спокойно дрыхла в своей постели — помню, единственное, что меня потревожило той ночью — то, что Торш ну очень громко храпел. И у меня была бессонница.

Почему Магистр не отправился сразу на зов Этерны, а ждал утра, и то, чтобы сообщить элериарху, а не сразу отправиться в лавку? И, конечно, главным триггером моей подозрительности стала печатка Совета. Где гарантии того, что это не его кольцо? Не его рука? Кольца Совета абсолютно одинаковые, и даже если мы будем искать негодяя по размеру кольца — ничего не выйдет, кольца стандартного размера, и магия Совета подстраивает его под окружность пальца обладателя.

Мне было страшно. До одури, до подступающей тошноты. Но не от того, что передо мной стоял Магистр. Я знала — он не причинит мне вреда. Даже если бы захотел — боевое преимущество сейчас было на моей стороне. Страх был другим, глубже.

Я боялась, что права. Что мои подозрения — не мимолётная тревожность, не избитые воображением сценарии. Что я направила стрелу в человека, который когда-то держал мою обожжённую ладонь, не давая мне сойти с ума от боли. В того, кто стал якорем, не позволившим мне утонуть в бездне Этерны.

Пять лет назад. Та самая ночь.

Мне еще даже не исполнилось пятнадцать. Шрамы на руках, ныне невидимые благодаря искусной работе дорогой подруги Лиарен, тогда были свежи, сочась сукровицей из болезненных, до белых вспышек в глазах, болезненных волдырей. Кожа горела, но изнутри — горела страшным серебряным огнём, невидимым взору. В тот момент во мне проснулось что-то страшное, что-то, что я не знала, как подчинить, что-то, что причиняло мне дикую боль, выжигая меня изнутри.

Крик — не мой. Моей мамы. Он рассёк ночь, как острый нож рассекал бы кусок мягкого сливочного масла. Я помню — как будто это было вчера. В их спальню, из пустоты, из воздуха, из самой Тени — вломились они. Двое. Не чудовища, не демоны, не порождения Этерны. Люди. Два мага, скрытые под чёрными капюшонами, мантии их стекали теневыми складками, будто сшиты были из сгущённой ночи.

Моя мать и отец — оба искусные маги Вейлана, — умели призывать огонь, сильный, яростный. Но даже пламя, что плясало у них на ладонях, казалось блеклым перед той магией, которую они пытались отразить. Тень пришла не просто в дом — она вломилась в самую его суть, как гниль пробирается в корень дерева. И против такой Тени... почти никакая сила не имела шанса.

Я, босая, услышав крик, выскочила из комнаты. Ступни слякотно зашлёпали по ледяному полу — и я остановилась, увидев происходящее. Оцепенела, как загипнотизированная мышь перед ударом змеи. Меня будто впаяло в воздух, и в этом воздухе, густом, как ртуть, передо мной медленно проявлялось нечто: вспышки пламени, искры магии, чернота капюшонов, крики.

Невидимая стена ступора встала между мной и родителями — плотная, чужая, зловещая. Я не могла шагнуть вперёд. Не могла закричать. Только смотрела. Маленькая, растерянная, прожигаемая до костей собственным страхом.

Я не бросилась героически спасать родителей, не рванулась вперёд, не закрыла их собой, как это делают в историях про великих героев. Я не отвлекла на себя чужаков — этих теневых тварей в человеческом обличье, не закричала, не взмахнула руками в ярости или отчаянии. Я просто стояла. Словно меня сковал чудовищный монстр по имени ступор, холодный, липкий, невидимый — он оплёл мои запястья, вдавил пятки в пол, вырезал голос. Я стояла — и смотрела. И тогда это произошло.

Два голоса, идеально синхронные, словно шёпот одной многоголовой твари, разрезали воздух:

— Incendium nex ameno Etherna.

Заклинание звучало как приговор. Как смертный звон.

Отец среагировал мгновенно. С криком — коротким, будто удар — он закрыл собой маму. Но тщетно. Напрасно. Запоздало.

На моих глазах, в какие-то жалкие доли секунды, из рукавов мантии незнакомцев вырвались серебряные ленты — узкие, гибкие, текучие, как змеящиеся струи жидкого металла. Они прошили тела моих родителей насквозь, легко, почти изящно, как игла — тонкую ткань. Ленты замерли внутри, затаились. И в ту же секунду — еле слышный треск пламени, как будто подожгли перо.