Я не отдам тебя ему

Глава 1

Вика

Руки сжимали руль до боли в костяшках. Метель все мела и мела, что вовсе не помогало моему плану.

Мне было страшно. До безумия и зубодробильной чечетки. Но я упорно жала на педаль газа и вглядывалась через лобовое стекло в сплошную белую пелену.

Бортовой навигатор барахлил. Он показывал, что я еду по лесу, а не по федеральной трассе, поэтому в какой-то момент я выключила его. Телефона, чтобы включить нормальный навигатор, у меня не было.

Видимо, коммунальщики, как всегда, оказались не готовы к непогоде, потому что дороги никто не чистил.

Я напрягала зрение до такой степени, что в какой-то момент попросту начали болеть глаза. Единственные мои помощники — дорожные знаки, облепленные снегом, и я высматривала нужный мне населенный пункт.

— Кольчугино, сорок километров, — прочитала надпись и свернула в указанную сторону.

Автомобиль послушно съехал с трассы на дорогу, скорее всего проселочную, но из-за снега видно было плохо.

Кругом ни души, ни машин, ни магазинов. Просто лес, а посреди него дорога. Уровень моей тревожности зашкаливал.

Машина шла ровно. Я старалась успокоить шалящие нервы и не делать резких движений, лишь быстро оглянулась назад и посмотрела на свою дочь.

Алиса безмятежно спала в автокресле и знать не знала о том, что я совершаю, возможно, самый сильный поступок в своей жизни — спасаю себя и ее от монстра в обличье человека.

На стекла начал налипать снег, и я не сразу сообразила, как переключить дворники в другой режим.

Автомобиль не мой, и сижу я за его рулем в первый раз. Машина принадлежит моей подруге Снеже, которая помогла мне и нырнула в эту авантюру. Если бы не она, боюсь, у нас ничего не вышло бы.

Снежу тоже могут прижать, но, как говорится, на нее где сядут, там и слезут. Отец Снежи — из шишек, работает в правительстве и опасается разве что нелюбви президента, так что щупальца моего личного монстра туда не достанут. Даже если он попытается, то… Снежа не даст меня в обиду.

Я перед ней в неоплатном долгу.

Вокруг очень долго ничего не менялось. Казалось, я стою на одном месте, что, конечно, было не так, просто я ровно держала невысокую скорость и молилась, чтобы снег сыпал чуточку слабее, иначе, если увязнем посреди леса, мы с Алиской обречены.

В какой-то момент нам встретился заброшенный поселок.

Нет, это не Кольчугино. Кольчугино — село, в котором живут люди.

Тут же мрачно и страшно. Того и гляди полезут чудища из сказок.

Эти сорок километров мы ехали, по ощущениям, вечность. Но потом я увидела дом, вроде жилой, и даже дым шел из трубы. Так засмотрелась, что потеряла управление и сама не поняла, что произошло дальше.

Машину понесло, закрутило.

Мысленно я простилась с жизнью и взмолилась богу, в которого перестала верить много лет назад, прося, чтобы защитил мою дочь. Но потом все резко прекратилось. Рывок, скрежет металла, удар головой о руль и плач дочери.

В ушах звон. Я пытаюсь открыть глаза, но получается плохо, потому что картинка плывет, перед глазами туман.

Вот и приехала, Вика.

Виктория — это победа. Но в своей жизни я так и не смогла победить. Ни в чем. Я не стала лучшей и любимой дочерью. Не достигла никаких спортивных вершин. Образование получила посредственное, так и не проработав ни дня. Меня передали, как переходящее знамя, замуж. Женой я была отвратительной, со слов моего мужа, а матерью недостойной. Сколько раз он забирал дочь и закрывал меня в золотой клетке?

Не счесть.

И вот отмучилась…

— Эй! Глазки открываем и больше не отъезжаем! — меня бьют по щекам.

Что ж… видимо, не в этот раз.

Девочки, книга будет завершена 24.01 и станет платной 25.01, успевайте прочитать)

Глава 2 

Вика

— Давай-давай, не засыпай, а то оставлю тут. — Суровый голос безжалостно принуждает открыть глаза.

Неужели нельзя оставить меня в покое? Я хочу спать.

— На пенсии поспишь, — рявкает кто-то и дергает меня сильнее.

Я что, сказала это вслух?

— А-а-ли-са, — шепчу сухими губами.

— Мама! Мама! Мамочка! — на меня обрушивается такой шум, что в голове начинает пульсировать. Ужасно больно.

— Давай, белоснежка, приходи в себя, — снова настойчивый голос.

Какая нафиг Белоснежка? Я все-таки делаю над собой усилие и открываю глаза, фокусирую внимание на картинке перед собой.

Я по-прежнему в машине.

На пальцах кровь, хотя с виду руки кажутся целыми. Тело неповоротливое. В лобовое стекло ничего не видно, только белое полотно и трещина на стекле. Наверное, мы угодили в сугроб.

С моей стороны приоткрыта дверь, и в ней торчит голова йети.

Больной мозг и правда не сразу соображает, что это просто человек. Вернее, огромный бородатый мужик, который вполне себе смахивает на йети.

— Пришла в себя? — спрашивает громко.

— Д-да, — выдавливаю из себя.

— Как зовут?

Все это таким тоном, словно я на допросе.

— Ви-вика.

— Вика, послушай, — берет мое лицо в свои руки и заглядывает в глаза. — Машину зажало в снегу. Я не могу открыть двери, только эту, и то лишь наполовину, а бить стекло и пугать ребенка не хочу. Сейчас нужно, чтобы ты отстегнула ремень безопасности и хоть немного приподнялась. Я вытащу тебя из машины, а потом достану ребенка.

Глаза… какие красивые у него глаза.

Зеленые. Вы когда-нибудь видели у мужчин зеленые глаза? Это что-то невероятное.

Господи, как же хочется спать.

— Вика! — легкий удар по лицу.

— Поняла, — бормочу.

Непослушными пальцами тянусь к ремню и щелкаю замком, попадая по нему не с первого раза. Назад повернуться не могу, голова попросту не поворачивается.

— Умница. Теперь иди сюда, — мужчина буквально вытягивает меня на свет божий.

— Алиса! — дергаю рукой в сторону дочери.

— Сейчас достанем, — говорит так уверенно, что сомнений не возникает: он достанет. — Егор, поддержи ее. — Мужчина командует кому-то, и меня перехватывает кто-то еще.

Я еле стою на ногах, но чувствую, что хватка поменялась на более слабую.

— Держу, — произносит голос, который явно не принадлежит ребенку, но и на мужской не похож. Подросток, может быть?

Мужчина скидывает куртку и лезет в щель с водительской стороны. Как такой бугай пролез туда? Буквально через минуту он достает плачущую Алису.

— Доченька! — тяну к ней руки. — Как ты? Девочка моя, ты не ударилась?

Алиса заикается из-за истерики, не может ответить.

— На первый взгляд, все хорошо, она была пристегнута, так что скорее всего, просто испугалась, — вместо дочери говорит мужчина и взять ее на руки не дает. — Егор, давай меняться, ты бери Алису, а я ее мать.

Не успеваю ничего сказать или сделать — наблюдаю, как этот самый Егор, мальчик-подросток лет шестнадцати, поднимает Алису и прижимает к себе, а сама я лечу вверх в руках йети.

— Моя дочь! — лепечу вяло. — Отдайте ее.

Меня перехватывают, и я утыкаюсь носом в широкую мужскую грудь, окрашивая бежевый свитер красным…

— Все, белоснежка. Все хорошо.

Под этот немного грубый, хриплый и слишком самоуверенный голос я благополучно теряю сознание.

Глава 3

Вика

Звон…

Всюду звон.

Боже, как неприятно.

Морщусь и пытаюсь открыть глаза, но возвращение в реальность болезненно.

Открываю глаза и смотрю на деревянный потолок. Несколько раз моргаю. Так. Я не знаю, что это за место.

— Алиса! — пытаюсь кричать, но в горло словно стекла насыпали. Резко сажусь, оглядываюсь по сторонам.

Комната обставлена достаточно аскетично. Кровать, шкаф, тумба. На тумбе керосиновая лампа.

Нет, совершенно точно я не дома.

От резкой смены положения голова кружится, к горлу подкатывает тошнота.

Но сейчас мне плевать на себя и свое состояние. Мне нужно увидеть дочь!

Скатываюсь с кровати и по стеночке иду к двери, открываю ее, выхожу в темный коридор и бреду вперед.

— Алиса! — зову дочь, но голоса нет, только шепот.

Когда же я выхожу на свет, то попадаю в большую комнату, скорее всего гостиную.

Тут камин, диван, кресло, на стене напротив — черная плазма. На полу узорчатый ковер. На столе керосиновая лампа — видимо, электричества в этом доме нет.

На ковре стоит Алиса и щебечет:

— Мы ехали, ехали, а потом бам! — рассказывает возбужденно. — Мама сказала, что мы едем в путешествие в настоящую сказку, и мы попали к вам. Скажите, а вы кто? Змей Горыныч и Леший?

В глазах дочери восторг.

Мальчик, по всей видимости Егор, сидит на диване и смотрит на нее, не понимая, что делать. Тут же к ним подходит мужчина. Тот, что вытащил меня из машины, я сразу узнаю его.

И никакой он не йети. Бородатый, широкоплечий, высокий — да.

— Алиса, ты голодная? — спрашивает он, стоя с железной миской в руках.

— А есть бутерброд с колбасой?

— Только они и есть, — хмыкает Егор и бросает на мужчину странный взгляд.

— Покормишь девочку? — спрашивает у мальчика после судорожного вздоха.

Между этими двумя явно напряженные отношения.

Егор вместо ответа кивает, а я со стоном съезжаю на пол. Все присутствующие оборачиваются на меня.

Я жду, что Алиса подбежит ко мне, но она смотрит на меня так, словно я привидение. Молчит испуганно и не делает попыток подойти.

Мужчина тут же вырастает рядом:

— Ты чего встала?

— Я хотела убедиться, что с Алисой все хорошо.

— С твоей девочкой все в порядке, — оглядывается назад. — Егор сейчас ее накормит. Пойдем.

— Алис? — выглядываю из-за мужчины.

— Все хорошо, мамуль. Можно я попью чай с бутербродом?

— Конечно, — пытаюсь улыбнуться, но губам больно.

Одной рукой мужчина поднимает меня за талию, второй рукой прижимает к телу тазик и ведет меня обратно в спальню.

— Лежала бы себе спокойно, а так только девчонку напугала, — укладывает меня на кровать под собственное бормотание.

— Чем напугала?

Он отходит в сторону и возвращается с зеркалом, протягивает мне.

Смотрю на свое отражение и вскрикиваю.

Под носом и на губах уже запекшаяся кровь, воротник свитера тоже в крови.

— Да. — Мужчина остается безэмоциональным, будто ему плевать на меня. — Походу, сильный ушиб. Видимо, об руль приложило, подушки безопасности не сработали. Вот тебе и немец. Кровь идти перестала, но врачу было бы показаться неплохо. Жаль, что сейчас это невозможно.

— Алиса точно в порядке? — перевожу на него взгляд.

— Да, — отвечает и кивает на постель. — Садись.

— Почему я тут? — усаживаюсь на кровать, кряхтя, как древняя бабуля.

— Видок у тебя, мягко говоря, не очень. Я отнес сюда, чтобы ты не испугала свою дочь. Пока грел воду, чтобы вытереть тебя, ты пришла в себя. Еще вопросы будут? — строго, четко, даже, мне кажется, немного зло.

— Да. Как вас зовут?

— Олег.

— Олег, простите, что мы побеспокоили вас. Сейчас я приведу себя в порядок, и мы уедем.

Он никак не комментирует мои слова, лишь качает головой, словно я сморозила величайшую глупость.

— Сама лицо в порядок приведешь? — спрашивает равнодушно и кивает на тазик с водой.

— Д-да, — отвечаю растерянно.

Я пытаюсь потянуться, чтобы взять марлю из тазика и выжать ее, но пальцы непослушные, даже не сгибаются.

Олег вздыхает тяжело и садится рядом.

— Давай для начала снимем свитер. Один хрен он весь в крови.

Киваю. Да, так будет лучше. Под свитером у меня трикотажная кофточка с длинным рукавом, так что мужчина ничего не увидит.

Он помогает мне снять свитер. Аккуратно тянет вверх, пока я прикрываю лицо, чтобы ткань не задела его. Затем откладывает свитер и поворачивается ко мне.

Рассматривает лицо, потом опускает глаза, смотрит на шею.

— Это что? — его взгляд меняется.

Мгновенно темнеет, между бровей пролегает складка.

— Где? — беру зеркало и вытягиваю шею.

Там на тонкой коже следы. Фиолетовые синяки, которые оставил мой личный монстр.

— Это не ваше дело, — трясущимися пальцами натягиваю воротник водолазки, чтобы скрыть все, а заодно и опускаю рукава пониже, чтобы спрятать запястья.

Олег как коршун следит за мной. Он все понял. Смотрит на меня тяжело.

— Никуда вы не поедете, Вика, — произносит скорее устало.

— В смысле? — теряюсь от такого ответа.

— Машину твою меж деревьев зажало, нужен трактор, чтобы ее вытащить. Но даже не в этом дело.

— А в чем?

— Пока я не выясню, какого черта вы оказались именно у меня, не уедете.

Глава 4

Олег

Никогда в жизни ничего не бывает просто так.

Никогда.

Это закон. Аксиома. Догма. Гребаный рок.

Не бывает в жизни случайностей. Если что-то происходит, значит, кто-то за этим всем стоит.

Жизнь меня научила этому. Больно, беспощадно, но урок я усвоил.

— Там, в машине, вы называли меня белоснежкой, — выдает жалобным голоском девица.

Ладно, надо сказать, приложило ее нехило.

Странно, но даже у меня, привыкшего к крови и различного вида увечьям, подкатывает ком к горлу при виде лица блондинки. Нос распух, под ним запекшаяся кровь. На губе трещина.

Тем не менее красота все равно заметна, не испортило это ее.

Я опускаю марлевую повязку в воду и смываю кровь, потом снова тянусь к ее лицу и протираю губы.

А губы красивые. Чувственные, но не надутые вареники. Все в меру. Интересно, свои, нет?

— Ты блондинка, — пожимаю плечами. — Первое, что пришло в голову.

— У белоснежки были черные волосы, — уголки губ у Вики подрагивают.

— Понятия не имею, как выглядит эта дамочка, — бросаю быстро и убираю последние следы крови.

У Вики на лице расплывается улыбка, будто я ее забавляю. А я, блин, никого и никогда не забавляю. Скорее наоборот. Вот обделаться при виде меня и постараться скрыться из виду — частенько бывает, а эти улыбочки и блестящие глаза — не про меня.

Из чего я делаю вывод — что-то тут не так.

Или, может, она просто пришибленная? Блаженная?

— Так и куда вы ехали, говоришь? — спрашиваю будто невзначай.

— Я вам ничего не говорила, Олег, — смотрит на меня как на оленя лесного.

А ты не так проста, да, детка? И никакая не блаженная.

С виду ванильное пирожное, а откуси — подавишься. И снова возвращаемся к тому, что я ни черта не верю в случайности.

— Мы ехали в Кольчугино, — Вика старается говорить легко, но не получается.

Возможно, дело в травме или в том, что она в принципе попала в аварию. Мало кто из гражданских может спокойно отреагировать на такое событие. Голос ее немного дрожит.

— Зачем ехали? — продолжаю допрос.

— Так Новый год встретить, — отвечает легкомысленно, даже усмехается.

Нет, дорогая, не сходится эта нарочитая легкость с видом твоей шеи и взглядом. Тебя, блондиночка, кто-то душил. Причем с удовольствием и омерзительным садизмом. И судя по размерам синяков, это был мужчина.

— Вы к кому-то ехали?

— Там база отдыха есть. Думала, встретим с дочкой Новый год в лесу. Как в сказке! «Сосновая роща» называется, слышали, может?

Слышал. В Кольчугино действительно есть такая база. Действующая.

— По этой дороге вы бы не доехали до Кольчугино. Тебя навигатором пользоваться не учили, что ли? — выгибаю бровь.

Вика закусывает пухлую нижнюю губу и отводит взгляд, обижается. А я ведусь.

Взрослый сорокалетний мужик — ведусь на эту девчонку. Сколько ей? Лет двадцать хоть есть? А ребенок? Если ей двадцать, то во сколько она дочь родила? В шестнадцать?

Ох ты ж, е-мое, Акинфеев, принесло ее на твою голову. Теперь, пока не разузнаешь все, не успокоишься.

— Так что там, Вик? — спрашиваю уже мягче.

— Мы выехали из города, и начался снегопад, — принимается рассказывать. — Бортовой компьютер поначалу нормально себя вел, а потом начал жестко тупить и показывал, что я еду где-то по лесу, хотя двигалась я по федеральной трассе.

А глаза у нее необычные для такой внешности. Янтарные. Теплые-теплые. Залипаю взглядом на ее лице, пока Вика, тараторя, пересказывает все, что случилось.

Пока сходится. Если ехать от города, то в какой-то момент геолокация действительно сбивается — там в лесу засекреченная ракетная база.

— Я психанула и вырубила его, — продолжает свой рассказ. — Думала, буду ехать по указателям. Раньше же путешествовали без навигаторов и ничего, приезжали куда надо?

— Возможно.

— Потом был поворот на Кольчугино, и я съехала с трассы. Думала, до Кольчугино асфальтированная дорога, а она оказалась проселочной. По пути ни одного населенного пункта. А потом я увидела ваш дом и отвлеклась. — Хмурит брови, взгляд становится стеклянным. — Машину закрутило, я потеряла контроль. Ну а дальше вы знаете.

— А телефон твой где?

— Дома забыла. На полпути поняла, что его нет с собой, — пожимает плечами. — Думала, приеду в Кольчугино, отзвонюсь.

— Ясно.

Гладенько так все, придраться не к чему.

— Что ж, Вика. Как я тебе и сказал, уехать вы не сможете. Пока. Так что можешь присоединиться к Егору и твоей дочери и попить чая с бутербродами. Ванной воспользоваться не предлагаю, потому как из-за снегопада вырубило свет, в бойлере вода ледяная. Спать вы с дочерью можете тут.

Вика моргает часто:

— А завтра?

— А завтра… поживем — увидим, белоснежка.

— Спасибо вам, — поднимается, чтобы пойти к дочери.

Я сухо киваю на ее слова благодарности и выхожу на террасу, надеваю куртку и шапку. Утопая в снегу, спешу к тачке.

Метет по-страшному, глаза не разлепить.

Бесцеремонно залезаю в чужую машину и нахожу дамскую сумочку. Вынимаю оттуда паспорт, рассматриваю его со всех сторон.

Басманова Виктория Викторовна, значит. Совпадение. Черт возьми, пусть это будет совпадение. А лет ей не двадцать, нет. Двадцать четыре.

Достаю спутниковый телефон, который ловит в любой дыре.

— Слушаю, товарищ полковник! — отвечают мне.

— Евтушенко, а пробей-ка мне одну даму…

Глава 5

Вика

— Мамочка, у тебя болит головка? — ко мне подбегает Алиса, и я сажусь на корточки.

Дочка тут же протягивает руку и нежно касается моей щеки. Нос у меня от боли аж гудит. Адреналин ушел, и организм в полной мере ощутил все последствия удара.

Олег дал мне какое-то обезболивающее, оно быстро начало действовать, но все равно до конца болевые ощущения не сняло.

— Уже все хорошо, Алиса. Дядя Олег очень помог мне.

— А меня Егор бутербродами накормил, — улыбается во весь рот и смотрит на мальчика.

Я поднимаю голову и натыкаюсь на внимательный взгляд. Такой же препарирующе-серьезный, как и у Олега.

— Здрасьте, — тихо говорит мальчик.

— Привет. Спасибо, что побыл с Алисой, пока мне… пока я… приводила себя в порядок.

Егор безэмоционально пожимает плечами, будто ему абсолютно безразлично.

— Тут все равно особо делать нечего. А с ней, — кивает на дочь, — хоть не так тоскливо.

Беру Алису на руки и прижимаю ее к себе, успокаиваясь.

Все хорошо, Вика. Твоя девочка рядом с тобой. Вы в безопасности. По крайней мере, на некоторое время.

Подхожу к столу, за которым сидит Егор, и присаживаюсь на стул напротив. Алиса тут же сползает с моих колен и уходит изучать территорию. Я тоже осматриваюсь.

— Вы живете тут с папой?

— Не, — кривится, — этот батин дом — что-то типа дачи. Или холостяцкой берлоги.

Звучит как-то презрительно. Но возможно, подростки все такие? Безразличные, пофигистичные, колючие, как ежики.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю, глядя на мальчика.

— Шестнадцать. А тебе?

— Двадцать четыре. А Алисе…

— Четыре, ага. Она нам уже все доложила, — усмехается мальчик.

И это, как мне кажется, первая человеческая эмоция на его лице.

— А еще рассказала, что ехала к Деду Морозу. Он должен ей что-то подарить, но что именно, не призналась. Сказала, это секрет и если она его расскажет, то желание не сбудется.

Надо же. А я ничего не знаю про подарок. Что же там за желание такое? И получится ли у меня его исполнить?

— А потом сказала, что мы с папой Леший и Змей Горыныч, — уже вовсю хохочет, даже слезы из глаз брызжут.

У меня понемногу развязывается узел в груди.

— Я рассказываю ей много сказок, — бросаю взгляд на Алису, которая разглядывает комод с множеством старых книг.

Я осознанно утягиваю дочь в нереальный мир, где все хорошо. Где добро всегда побеждает зло, а хорошенькие принцессы обязательно оказываются в конце счастливы.

Я не хочу, чтобы она впитывала правду. Эта самая правда — гребаная отрава, которую я уничтожу. Любой ценой. Именно поэтому я и села сегодня в автомобиль подруги. Чтобы спасти дочь и себя.

— Мне мама когда-то давно тоже рассказывала сказки, — произносит задумчиво Егор. — Только я не помню ни одну из них.

— А твоя мама… — мне просто интересно.

Егор, щурится и улыбается хитро.

— Мама и батя в разводе уже восемь лет. У матери другой муж, батя холост, так что, если хочешь, можешь попробовать с ним, — и это снова звучит безразлично.

А я заливаюсь краской.

— Ты что! Я же не потому спрашиваю, — оправдываюсь, а мальчик кивает, будто не верит ни единому моему слову. — Я просто переживаю, вдруг жена Олега подумает про него что-то нехорошее? Ведь я свалилась вам как снег на голову.

— Никто ничего не спросит, — отмахивается.

— А где твой папа? — оглядываюсь на входную дверь.

— За дровами ушел. Он, кстати, ваши вещи из багажника принес. Они где-то там, — неопределенно машет рукой и поднимается со своего места. — Ладно, я спать.

— Пока, Егорка! — машет ему Алиса.

— Ага, давай, мелкая, — салютует ей, а дочка заливается краской.

— Спокойной ночи, — говорю уже в спину мальчику.

Бутерброды съедаю быстро. Так же быстро вливаю в себя чай. Алиса от еды отказывается, сказав, что уже наелась.

После нехитрого ужина я беру сонную Алису и иду с ней в комнату, отведенную нам. В коридор кроме нашей двери выходят еще две. Из-под одной виднеется свет, скорее всего, в ней живет Егор.

Что за второй дверью — неизвестно.

Ложимся спать с Алисой. Я накрываю ее теплым одеялом и кладу голову на перьевую подушку. Закрываю веки, которые налились свинцом, думая о том, как удачно все сложилось.

Глава 6

Вика

Я все никак не могу вынырнуть из этой сонной неги.

Мне невероятно хорошо.

Душе спокойно, телу под пуховым одеялом тепло. В воздухе стоит легкий запах древесины, а еще пахнет детством. Бабушкиным домиком в поселке.

Тогда я вот так же лежала по утрам на перине и не могла встать, настолько мне было замечательно.

Бабушка умерла, когда мне было семь. Столько лет мне было, когда я была последний раз в ее доме. А после…

Мама умерла, когда мне исполнилось восемь. А папа запретил вспоминать о матери и тем более о бабушке. Запретил мне вспоминать свое детство. Почему — я до сих пор понять не могу.

Все-таки уговариваю себя открыть глаза и сладко потягиваюсь, даже улыбаюсь.

Нос болит, но боль несильная, мне кажется, еще действует таблетка.

Тянусь к Алисе, но рука касается холодного покрывала. Резко поднимаюсь и осматриваюсь. Дочери нигде нет.

Сердце моментально заходится от страха, но потом я слышу ее смех. Скорее всего, она на кухне, разговаривает с Егором. Следом слышу другой звук. Кто-то рубит дрова.

На цыпочках, будто этот кто-то может меня услышать с улицы, пробираюсь к окну и становлюсь сбоку, наблюдая за открывшейся мне картиной.

Олег методично работает топором, повторяя одни и те же движения.

На нем легкая куртка, которая не стесняет движений, шапка, перчатки. До сих пор метет, голова и плечи у Олега присыпаны снегом.

Я не большой знаток мужской красоты и в целом мужественности, у меня с этим проблемы. Взгляд на мужской мир у меня нетипичный, и эмоции он вызывает вовсе не положительные.

Но разглядывая Олега, я точно могу сказать, что он привлекает взор. Сила от него исходит мощная. Я бы не назвала это силой физической, он будто не может причинить боль другому человеку.

А вот внутри, мне кажется, там такой стержень, что опереться не страшно.

Невольно в голове возникает дурная мысль: «Что, если рассказать ему все? Вот как есть — выложить на блюдечке. Открыть душу?»

По-моему, Олег может помочь. Я не знаю, кто он и чем занимается, но чувствую… может.

Пока я теряюсь в своих мыслях, стук прекращается, и я, тихо выругавшись, отпрыгиваю от окна. Но поздно — он видел, что я смотрела на него.

Нет. Втягивать его нельзя. У него тут сын, а я не хочу навлечь беду на этот дом. Поэтому буду действовать по изначально намеченному плану — и тогда наконец стану свободной.

Переодеваюсь в широкие джинсы и джемпер, выхожу из спальни. По пути на кухню заглядываю в ванную комнату, чтобы немного привести себя в порядок.

Косметики у меня, можно сказать, в принципе нет. Зачем косметика человеку, который не выходит из дома?

В моем арсенале лишь тушь да гигиеническая помада.

Намного зависнув на отражении в зеркале, оцениваю себя. Красивая? Нет. Симпатичная? Да, возможно.

Верчу головой, рассматривая лицо, и невольно оттягиваю ворот джемпера. Под ним красуются синяки. Они уже не болят. А может, я просто к ним привыкла?

Так, хватит.

Решительно выхожу из ванной и иду на голоса.

На кухне вкусно пахнет. Жареной колбасой, яичницей и кофе. А еще… работает телевизор. С помехами, прерываясь, но ведущая честно пытается что-то рассказать.

За столом сидит Егор, рядом Алиса. Стоит на коленях на стуле, потому что по-другому не достает до столешницы. О чем-то шушукаются, посмеиваются.

— Доброе утро! — здороваюсь громко.

— Мамочка! — выкрикивает Алиса и спешит ко мне.

Влетает в мои объятия и обнимает крепко:

— Мамочка, я рано проснулась, а ты спала. Я тихонечко пришла сюда, а тут дядя Олег сидел.

Сердце невольно дергается. Не обидел он мою дочь?

— Он принес мне старые игрушки Егорки, — кивает на коробку с машинками и подъемными кранами. — А еще хотел сварить манку. Но сжег кастрюлю.

— Да, батя у нас не по части готовки, — смеется Егор, не поднимая взгляда от тарелки, в которой лежит завтрак.

Мало кто из мужчин «по части готовки». Мой муж даже не мог убрать за собой чашку из-под кофе.

Что сложного — просто взять ее и поставить в раковину? Хотя бы!

А вот если я крошку со стола смахнуть забывала, то… Машинально натягиваю на кисти рукава джемпера. Так! Воспоминания, кыш! Кыш!

— Он хотя бы попытался, — встаю на защиту Олега и мягко улыбаюсь Егору. — Результат важен, но иногда важнее мотивы.

Егор замирает с набитым ртом и размышляет. А я пока пытаюсь перевести тему разговора.

— Яичницу ты приготовил?

— Ага. Я на всех сделал. Будешь? — поднимается, чтобы положить и мне порцию.

Хороший мальчишка. Ежистый, но что поделать — возраст такой.

— Спасибо, — говорю, когда он ставит передо мной тарелку.

— Чай, кофе?

— Давай я сама сделаю? — улыбаюсь, умиляясь заботе, по сути, чужого мальчика.

— Мне не сложно, — бросает равнодушно.

— Тогда кофе, пожалуйста.

Завтракаем в тишине под хрипы телевизора, а потом открывается дверь и в кухню ступает Олег.

Взгляд невольно задерживается на нем.

Господи, какой же он огромный. Высоченный. Лицо красное от мороза. Быстрыми шагами он подходит к камину и протягивает к огню руки, тихо выдыхает.

— Холодно там? — решаю нарушить тишину.

— Минус десять, — отвечает не поворачиваясь. — Снег сыпет не переставая.

Значит, нам точно не уехать.

— А откуда взялся свет?

Олег стягивает свитер, оставаясь в одной футболке, и оборачивается:

— У меня тут есть небольшая электростанция. Мы вчера приехали сюда с Егором, и я не смог ее запустить. А сегодня утром заглянул дед Семен и помог разобраться. Поменяли предохранители и запустили. Спутниковая антенна тоже заработала, ни шатко ни валко. Выйти в интернет получится, но грузиться все долго будет.

— Дед Семен? — округляю взгляд. — Тут есть другие люди?

Над моим вопросом никто не смеется. Олег поясняет спокойно:

— Дальше по дороге поселок на десять домов. Да, там живут люди. Старики в основном.

Глава 7

Олег

Либо ее жестко тригерит упоминание о собственному муже, либо он действительно ее сюда прислал.

Сразу проигрываю в голове диалог с Карповым:

— Басманова Виктория Викторовна, замужем за Басмановым Алишером Рафиковичем.

С моих губ срывается шквал мата.

— Как вас вынесло на нее, товарищ полковник?

— Кого еще куда вынесло, — бормочу себе под нос.

— Будут какие-то указания?

— Что еще известно кроме того, что это ее муж?

— У нее есть дочь, четыре года. Сама Басманова ни в чем не замечена, нет отметок о работе или какой-либо деятельности. Ощущение такое, что Алишер прятал ее.

— Все?

— Нет. Ее отец — Рубцов Виктор…

— Да. Точно. Та еще сволочь. Час от часу не легче. Хорошо, капитан. Спасибо. О моем запросе пока не распространяйся, мне самому надо разобраться.

— Так точно.

А теперь Вика сидит передо мной белая, как мел. Глаза ее янтарные округляются в страхе. Сердце начинает биться быстрее, а руки сжимаются в кулаки.

Если муж подослал ее сюда, на что он рассчитывал? Они ж обе беззащитные. Их же, наоборот, беречь и охранять надо, а не отправлять в пургу в лес.

Вика опускает взгляд на свои руки, сжатые в кулаки. Я вижу, как она мелко дрожит. Боится меня, не ожидала, что я узнаю все.

— Вик, или ты сама мне все расскажешь, или… — решаю действовать интуитивно и дать ей шанс.

Не хочу ее пугать.

Да, может, я и жестокая сволочь, но не по отношению к детям и женщинам.

— Я сбежала от него, ясно?! — поднимает на меня взгляд.

В нем гамма чувств — и страх, и решимость.

— Что значит сбежала? — переспрашиваю.

Мышцы на лице Вики дергаются, и она придвигается ко мне, наклоняется через стол:

— Мой муж — конченый садист, — обдает горячим шепотом лицо.

А потом берется за рукава и дергает их выше, до локтя.

В горле собирается ком, и в душе поднимается волна животной злости.

Обе руки Вики в синяках разных оттенков. Каким-то пара недель, какие-то совсем свежие.

Она оглядывается на дочь, но той нет дела до нас.

— Отец отдал меня замуж, даже не спросив моего мнения, — Вика рассказывает все, глядя мне прямо в глаза. — Сказал «таково мое решение». Я хотела сбежать, но его люди быстро поймали меня и привезли прямиком в дом Алишера.

Сжимаю зубы так, что аж челюсти сводить начинает.

По долгу службы я многое видел, но почему-то именно сейчас реакция какая-то ненормальная, непривычная.

— Меня выдали замуж быстро. На тот момент я уже свыклась с мыслью, что ничего не могу поделать, — голос Вики становится механическим, словно она откатывается в те времена.

Я знаю, что было дальше. Самое ужасное, что может произойти с женщиной. Насилие, побои.

— Он начал бить меня с первых дней брака, — отворачивается. — Я сразу же пошла к отцу, на что он ответил, мол, я замужем и все проблемы должна решать со своим мужем. И если еще раз приду к нему и пожалуюсь на Алишера, он все расскажет ему.

— Сколько это длилось? — из последних сил стараюсь сохранить нейтральный тон.

— Почти сразу я забеременела. Тогда Алишер сдерживался, хотя нет-нет, да больно хватал за руки. Он очень хотел сына, наследника. До последнего ждал мальчика. А когда родилась Алиса, — поворачивает голову и смотрит мне прямо в душу, — я ликовала! Никогда не была счастливее, ведь я точно знала: теперь у меня не заберут моего ребенка.

— Он был зол?

— Как раз тогда его посадили. Целых два года счастья и относительной свободы.

— Почему ты с ним не развелась? По закону ты могла сделать это в одностороннем порядке.

— Что вы знаете о законе и людях, в руках которых власть? — усмехается печально. — Знаете, о чем я молилась, когда он сидел?

Знаю.

— О том, чтобы его там, на зоне, убили. Ведь плохо — молить бога об этом? — спрашивает так, словно ей действительно важен ответ.

— Не плохо, Вика, — отвечаю честно. — Ты просто хотела выжить.

— Он вышел полгода назад. Стал злее и еще более жестоким. — Вика начинает плакать, размазывает слезы по щекам. — Тогда-то я и поняла, что надо бежать. Я правда ехала в Кольчугино. Хотела там переждать.

— Что ты собиралась делать дальше? — я вижу, что она говорит правду. Каждое слово правда.

Но также есть то, что она недоговаривает.

— У меня есть подруга. Снежана. У нее влиятельный отец, она обещала помочь нам с документами. Мы должны были переждать, пока документы будут готовы, и потом уехали бы из страны.

— Ты знаешь, кто я? — давай, девочка, соври… я увижу.

И может быть, тогда пойму, как тебе помочь?

— Я знаю только то, что вы сказали. Я не знаю, кто вы и чем занимаетесь, — пожимает плечами, но не врет. — Лишь догадываюсь, что вы как-то связаны с силовыми структурами.

Встаю со своего места, отношу тарелку к раковине и замираю у окна, рассматривая снег, который валит без конца.

— Связан, Вика, — резко поворачиваюсь к ней. — Потому что я тот, кто посадил твоего мужа.

Глава 8

Олег

— Я тот, кто посадил твоего мужа.

На лице Вики сначала шок. Она зависает взглядом на моем лице и не моргает. А потом я вижу кое-что удивительное: ее губы растягиваются в широкой, даже в какой-то мере ненормальной улыбке, и она выдыхает:

— Спасибо.

Я не знаю, зачем Вика тут, но явно есть на то причина. Однако готов отдать руку на отсечение: она мне не врала. Басманова она ненавидит.

— Ты же понимаешь, что он будет тебя искать? — спрашиваю, чтобы свести воедино информацию.

— Я переводила деньги на кошелек. Получилось немного, но на первое время хватит. А дальше я хотела уехать в другую страну и там найти работу. Я хорошо говорю на английском, так что каким-нибудь кассиром точно бы смогла устроиться.

С новыми документами чисто теоретически можно затеряться в другой стране.

— Когда сойдет снег, просто отпустите меня, — складывает руки на груди. — Я никому не расскажу, где и с кем была.

Обхожу стол и становлюсь напротив Вики, которая смотрит на меня с нескрываемой надеждой.

— Ты взрослая девочка и должна понимать, что так просто я тебя отпустить не смогу. — Сникает, опускает глаза в пол.

Неконтролируемо тянусь к ее лицу и поднимаю за подбородок указательным пальцем. Вика удивленно распахивает глаза, но не дергается.

— Как только я смогу доверять тебе — отпущу.

Убираю руку, а Вика кивает.

— Мамочка, можно мне на улицу пойти погулять? — спрашивает Алиса с другого конца комнаты.

Вика переводит взгляд на меня в немом вопросе.

— Можно, но там снега много намело. Я утром только дорожки расчистил.

— Мы недолго и не будем отходить от дома, — просит умоляюще Вика.

Как вообще можно отказать этим глазам? И что за тварью надо быть, чтобы самоутверждаться за счет девочки?

— Егор! — зову сына.

— Чего? — тот выходит недовольный.

— Сходишь с Викой и Алисой на улицу?

— Схожу! — отвечает с энтузиазмом.

Пока я убираю со стола, Вика с детьми уходит на улицу. Снегопад немного стих, и стало комфортнее находиться на улице.

В груди щемит от эмоций. Давным-давно забытых и удивительно живых.

Детский смех, тепло дома. У меня этого и не было толком. С задания на задание кидали, а когда к берегу прибило, оказалось, что уже сорок и побитый жизнью и войной никому особо не нужен.

А тут девочка. Нежная, красивая. Теплая, как июньская ночь.

Нет.

Пусть она будет счастлива где-нибудь на морском побережье, под южным солнцем.

— Вам помочь? — спрашивают внезапно, и я на автомате, чисто инстинктивно, хватаю нож и разворачиваюсь.

Только в последний момент торможу, когда понимаю, что могу совершить непоправимое.

Вика цепенеет, даже дышать перестает при виде меня с ножом.

— Простите. Мне, наверное, не стоило так подходить со спины. Я думала, вы слышали, как я вошла в дом.

Медленно убираю нож.

— Это ты прости. Моя ошибка, забылся и не услышал.

Вика шумно выдыхает и нервно посмеивается, хотя все равно видно, что испугалась.

— Егорка с Алисой снеговика лепят, а я подумала, что лишняя там, и решила вам помочь. Я видела в холодильнике продукты. Можно приготовлю что-нибудь на обед?

— Ты правда этого хочешь?

— Да. Мне хочется поблагодарить вас за помощь и за то, что приютили.

— Брось.

— Ну пожалуйста, — делает шаг ближе, становится практически напротив.

Черт возьми, Акинфеев, слюни подотри!

— Хорошо. Но только при одном условии, — выдаю что-то похожее на улыбку. — Если ты перестанешь мне выкать.

— Договорились, — улыбается широко.

— Тогда я помогу тебе. Говори, что нужно делать.

Синхронно начинаем готовить. Я затарил холодильник под завязку, чего тут только нет. Каждый занимается своим делом: мне доверяют чистить картошку, Вика же берется за мясо. Параллельно разговариваем обо всем.

— Завтра тридцать первое декабря, — напоминает Вика, отбивая мясо.

— Ага.

— Можно я приготовлю праздничный ужин? Раз уж мы тут застряли.

— Было бы здорово, — усмехаюсь. — Я, если честно, не подумал о том, что нужно взять готовую еду. Нагреб всего в супермаркете.

— Я так и подумала, — улыбается задорно. — Думаю, Егор не сильно обрадуется, если его мы его попросим завтра приготовить яичницу.

— Да, — вздыхаю тяжело. — Особенно если попрошу я.

— Вы с ним не очень ладите?

— Я работаю над этим, — отвечаю серьезно.

— Что ж, думаю, у тебя все получится, — выдает уверенно. — Главное — стараться и не отступать.

Глава 9

Вика

Олег не сводил с меня взгляда. Даже несмотря на то, что я ему открылась, он все равно не доверял мне.

Я не могу его винить в этом. Как человек, связанный с органами, он должен быть настороже всегда. Как фээсбэшник, он обязан препарировать меня до конца, до самого донышка.

Я старалась взять себя в руки — хоть трясло меня от допроса сильно, но все-таки я выдержала этот напор. Рассказала о себе честно, как есть.

Поверил ли Олег — загадка, но присматриваться ко мне он продолжил.

Вместе мы приготовили обед, а заодно и легкий ужин. Я же мысленно начала планировать список блюд на завтра. Мне нравились эти мысли, так я успокаивалась и говорила себе, что все хорошо и нам с Алисой ничего не грозит.

После ужина мы сели к телевизору — шел какой-то новогодний фильм. Очень скоро на мне уснула Алиса. Днем они долго гуляли с Егором, и дочь, видимо, здорово устала.

— Алиса уснула, пойду уложу ее, — говорю шепотом. — Спокойной ночи.

— Тебе помочь? — Олег садится ровнее.

— Нет-нет, не нужно, я сама справлюсь, — прижимаю дочку к себе.

— Я тоже спать, — подскакивает Егор.

Поджимаю губы от досады. Олег мрачнеет, сдувается на глазах.

— Егор, останься, давай посмотрим что-нибудь? У меня на флешке несколько фильмов.

Мальчик замирает и недоверчиво смотрит на Олега, а потом все-таки выдает:

— Нет. Я спать, — сбегает даже раньше нас, а мы лишь провожаем его взглядом.

Оборачиваюсь к Олегу, но он уже закрылся, эмоций не показывает, хотя понятно, что такое поведение сына ранит его.

— Идите, Вик, — говорит устало и отворачивается к телевизору.

Киваю затылку мужчины и ухожу в спальню, отведенную нам. Укладываю дочь, располагаюсь рядом с ней.

Сегодня день был насыщен событиями, так что я не замечала боли. Но сейчас, стоило только лечь, и нос сразу начал болеть.

В доме тихо, темно, но спокойно, и даже, я бы сказала, уютно.

Какое-то время я пыталась уснуть, ворочалась, но, так и не сумев, сдалась.

Выхожу из спальни и тихонько пробираюсь на кухню. Свет нигде не горит, взгляд никак не привыкнет к темноте, так что я пробираюсь на цыпочках и по стеночке.

Так. Где-то тут окно, а потом шкаф… Ага, вот он. Тихонько открываю створки. Глаза более-менее привыкли к темноте, и я могу различить предметы.

Шарю рукой по полкам.

— Да где же ты, — шепчу.

За спиной щелкает зажигалка, и комната освещается слабым огоньком.

Вскрикиваю от неожиданности и отпрыгиваю назад, больно ударяясь спиной об стену.

— Ох ты ж черт, — стону и потираю ушибленную об подоконник поясницу.

— Заблудилась? — спрашивает Олег.

Он полулежит на диване. На полу бутылка какого-то крепкого алкоголя, в руках стакан с коричневой жидкостью.

— Ты что, пил? — задаю самый тупой вопрос.

Естественно, пил. И продолжает пить прямо сейчас.

— Ты не ответила, — настаивает и подается вперед.

— Я хотела найти таблетки. Ты мне давал обезболивающее, помнишь? — голос предательски дрожит, и я никак не могу его выровнять. — Ты меня напугал! Я думала, все спят.

— Почему ты искала таблетки здесь? — одним махом выпивает содержимое стакана и ставит его на столик в ногах, медленно поднимается и надвигается на меня.

Я же привычно вжимаюсь в стену.

— Вчера я видела, что ты убрал аптечку вот на этот столик, — указываю подбородком на стол у дивана. — Вот и предположила, что где-то тут будет аптечка. Я думала, ты спишь, не хотела тревожить твой сон.

Как коршун, Олег нависает надо мной. Даже голову склоняет по-звериному. Ставит руки по обеим сторонам от моей головы. Вот и все.

Я сжимаюсь в комок, даже дышать становится тяжело. Зажмуриваюсь и шепчу сбивчиво:

— Не причиняй мне боль. Пожалуйста, ты ведь не такой.

Олег замирает, словно скованный моими словами, а потом протягивает руку и кладет горячие пальцы мне на шею.

На мне сейчас только майка на бретельках и широкие пижамные брюки, так что верхняя часть тела открыта.

Мне кажется, что он вот-вот начнет меня душить, как это делал Алишер. Олег даже кладет пальцы на те же места, но вместо боли я чувствую, как он просто гладит меня.

Ведет пальцами по шее, не торопясь, даже садистски медленно, опускаясь к ключицам. Гладит их и исследует дальше: ведет по плечам и предплечьям, которые тоже украшены следами гнева мужа.

Дальше шершавая рука перемещается на живот. Майка короткая, и Олег кладет руку мне на оголенную кожу. От касания моментально идут мурашки.

Тело реагирует. Я не испытывала ничего подобного. Может, потому, что меня и не касались так раньше. Либо безэмоциональный секс, либо побои.

А тут нежность, ласка, от которой внизу живота все скручивает до боли. Вот только это не та боль, что раньше. Дурманящая, сводящая с ума.

Олег словно в замедленной съемке опускается ниже, а я как завороженная слежу за каждым его движением.

Он наклоняется к моему уху и касается его губами. Это не поцелуй, просто прикосновение. Но невероятно чувственное. Затем губы скользят ниже.

По скуле, подбородку, к шее.

Целует он меня в самое основание шеи, а у меня позорно и совершенно неконтролируемо подгибаются коленки. У меня никогда такого не было. Ни разу в жизни.

Олег подхватывает меня, прижимает к своему сильному телу и шепчет:

— Ты не знаешь, какой я и на что способен, — произносит отчетливо и даже грубо.

А потом выпускает, отчего я моментально обнимаю себя руками. Становится холодно и неуютно.

Он подходит к кухонному шкафу, достает оттуда блистер с таблетками, кладет его на столешницу и уходит.

Может, я и не знаю, какой ты, Олег. Но я уверена, что ты ни за что не причинил бы мне боль.

Глава 10

Вика

Наутро Олег ведет себя так, словно ночью ничего не было.

И ведь не было же ничего!

А я ловлю себя на странном, чужеродном чувстве. Мне не страшно рядом с ним. Да, вот такой весь из себя огромный и суровый, он не пугает. Возможно, это оттого, что рядом дети и есть ощущение, что при них не обидит.

Но думаю, все дело в том, что Олег действительно не будет издеваться над женщиной, как предпочитал делать мой муж. Мужчин даже сравнивать не хочется.

При воспоминаниях об Алишере подкатывает тошнота.

Господи, как же я ненавижу этого человека.

Надеюсь, что никогда больше его не увижу.

— А где елка?

Тишина.

— Елка где?

Оборачиваюсь и наблюдаю картину: Олег сидит на диване, усиленно пытаясь поймать хоть один более-менее работающий канал, а над ним стоит Алиса.

Нет, конечно, она не стоит над ним. Алиса ростом едва ли сто сантиметров, а Олег бугай под два метра. Но в прозвучавшем Алисином наезде явно чувствуется превосходство.

Олег медленно поворачивает ко мне голову в поисках поддержки, но я отмахиваюсь от него лопаткой. У меня тут вообще дым коромыслым. Давай ты уж как-нибудь сам разберешься?

Егор сидит в кресле у камина и, хихикая, отвечает Алисе:

— Мелкая, нет у нас елки. А даже если бы и была — батя не нарядил бы ее ни за что.

— Почему? — вопрос сам слетает с губ.

— Потому что блажь. И бред. И «нахрен надо, ты уже взрослый», — произносит басом, копируя голос Олега. — Так что нет у нас, Алиска, елки.

Лиса моя надувает губы, глаза наполняются слезами:

— Как это нет? — при этом от Олега она не отходит.

Мужчина смотрит на мою дочь таким взглядом, что у меня сжимается сердце, а что чувствует он, я даже представить не могу. Да, Олег, я тоже при виде этих глазок не могу ей ни в чем отказать. Раздумывает он недолго, поочередно глядя на детей, а потом хлопает себя по коленям и резко встает.

— Будет елка! — выдает торжественно.

— Как это? — Егор даже приподнимается со своего места.

Я замираю, разглядывая преображение мужчины, — словно загорается в нем что-то, даже лицо светиться начинает.

— Егор, поможешь мне? — оглядывается через плечо, направляясь к выходу.

— Чем? — спрашивает мальчик удивленно, но все-таки поднимается с кресла.

Олег замирает у двери и оборачивается:

— Как это чем?! Елку рубить!

— Ура-а-а! — Алиса визжит и прыгает, о слезах позабыто мгновенно.

— Олег, подожди, — откладываю лопатку и иду к мужчине. — Разве тут можно рубить елки? Это же лес!

— Тут тридцать соток земли мне принадлежит, Вик. Так что все, что мы собрались рубить, находится на моей территории.

— И не жалко тебе? — спрашиваю тихо.

Олег находит глазами Алису и подмигивает ей, снова смотрит на меня с улыбкой:

— Ради нее и него, — кивает поочередно на детей, — нет, не жалко.

И улыбается озорно, как мальчишка.

Олег уходит с Егором, который перед выходом носится по дому, собирая просушенную накануне одежду, и вылетает вслед за отцом.

Я провожаю их, глядя в окно. Долго смотрю на широкую спину Олега и на его сына. Егор безостановочно что-то рассказывает, активно жестикулируя. Олег улыбается и кивает ему, задает какие-то вопросы.

Как хорошо. И пусть эта срубленная елка пойдет во благо всем нам.

Я же даю себе секунду на то, чтобы успокоиться, и спешу закончить начатое.

Олега с Егором не было почти час. За это время я успела нарезать два салата и поставила мариноваться мясо. Алиса все это время выглядывала в окно, а когда увидела Олега, заверещала:

— Мамуля! Там дядя Олег и Егорка! Несут вот такую елку! — разводит руками. — Мамочка-а-а, какая она красивенькая!

Я тоже подхожу к окну и смотрю на двухметровую красавицу, которую тянут Олег и Егор.

Заносят они ее торжественно, так, словно добыли мамонта, не меньше. Егор раскрасневшийся, с горящим взглядом, Олег, наоборот, расслабленный, спокойствие так и ощущается.

— Ну как тебе? Пойдет? — спрашивает он у Алисы.

Та прыгает как заведенная:

— Да! Да! Очень! Дядя Олег, какая она красивая! — умиляется громко, на весь дом.

Следующий час они пытаются установить елку у камина. Егор и Алиса вовсю помогают Олегу.

— Пап, а у нас есть игрушки? — вдруг спрашивает Егор.

А я сразу отмечаю это «папа» вместо «батя» и улыбаюсь.

Олег наконец вылезает из-под елки и разгибает спину:

— Есть конечно. Только они старые, еще из моего детства.

— Ты что! Это же сейчас модно. Ретро! — произносит Егор со знанием дела.

— Тогда мне нужна помощь, чтобы достать их с чердака. — Оборачивается ко мне: — Вик, поможешь? Лестница вряд ли меня выдержит, а я тебя подстрахую. Я бы попросил Егора, но у него ужасная аллергия на пыль.

Егор кивает несколько раз, подтверждая слова отца.

— Да, помогу. Само собой.

Иду за Олегом в конец коридора, минуя наши спальни. Дети остаются у камина — Егор отогревается, а Алиса закидывает его вопросами, на которые мальчик с охотой отвечает.

Олег приставляет лестницу и держит ее ногами и руками, а я начинаю взбираться по ней.

На мне лосины и длинная футболка с рукавами, так что смотрится прилично и все прикрыто. Тем не менее, когда я оказываюсь наверху, пятую точку все равно прожигает мужской взгляд.

Игнорирую его и лезу наверх, толкаю дверь на чердак.

— Там будет старая квадратная коробка из-под телевизора, — поясняет он. — Вряд ли она где-то далеко.

Коробка и вправду стоит совсем рядом. Я решаю не залезать внутрь и тянусь за ней. Лестница подо мной скрипит, но я упорно тащу к себе коробку и спускаюсь на пару ступеней вниз.

— Она?

— Она. Держу.

Олег быстро перехватывает у меня коробку, аккуратно опускает ее на пол, а я делаю шаг вниз. Доска под ногой ломается, и благополучно лечу прямо в руки Олегу.

Глава 11

Олег

Вика в моих руках сжимается в комок и, кажется, даже становится меньше.

Я прижимаю ее к себе еще сильнее, будто мы можем вдвоем упасть. И мы можем, совершенно точно. Но думаю, это не приведет ни к чему хорошему.

Держу ее в руках легко, ощущение такое, будто она совсем ничего не весит. Не могу оторваться от ее широко распахнутых глазах, тону в их теплоте.

А я думал, что больше никогда уже не испытаю чего-то подобного. Жизнь давно не удивляет. Чужие намерения считываются просто и быстро. Ты знаешь, чего ждать, наперед.

Но вот такого я точно не ждал. Не здесь. Не сейчас.

И да, я кожей чувствую, что все это неспроста, но и отпустить Вику не могу. Отвезти ее в город можно, нужно просто приложить усилия. Позвонить куда надо, и снегоуборочная машина приедет через пару часов, быстро расчистит дорогу. У деда Семена есть трактор, он пригонит его за несколько минут и с легкостью вытащит застрявшую машину.

Перекрестить Вику, и пусть едет куда ехала. Разойтись с ней как в море корабли, чтобы остались после нее лишь воспоминания. Жить дальше привычной жизнью и вспоминать нашу встречу каждый год тридцать первое декабря, а первого января забывать о ней — и так по кругу.

Можно. Можно многое. Быстро, без особых усилий. Но не хочу. Или не могу.

Отпустить их не могу. Ее и Алису.

Пусть будут рядом, под боком. По крайней мере, пока я не раскручу этот клубок и не доберусь до правды.

Вика хлопает длинными белесыми ресницами, словно колдунья, ворожа меня.

А я как пацан ведусь на нее. И ведь не специально делает. Не прожженная жизнью девка, знающая, как мужика вокруг пальца обвести, уж мне ли не уметь отличать.

И девочка ее такая же — маленькая похитительница мужских сердец. Разложила меня сегодня за одну слезу. Как неандерталец, пол-леса был готов вырубить, лишь бы улыбалась.

Вика другая — женственная, невыносимо нежная и хрупкая. Из-за такой хрупкости мужики начинают войны и убивают друг друга. И что-то мне подсказывает, что в реальности так все и закончится, — ее мужа я бы придушил голыми руками. За все, что он сделал с ней.

Грудь Вики вздымается от частого дыхания, а я замираю, боясь пошевелиться. Понимаю, что могу испугать женщину, которая пережила насилие со стороны мужчины.

Вика легонько дрыгается, чтобы спуститься на пол, и я тут же ставлю ее на ноги.

— Спасибо, что поймал меня, — произносит сдавленно и улыбается неловко.

Надо бы отпустить ее, разомкнуть руки, но я упорно держу ее выше локтя, в очередной осознавая, насколько она хрупкая.

— Я же обещал, что подстрахую, — произношу серьезно. — Ты можешь мне довериться, Вика.

Я говорю не об этой чертовой лестнице, а о том, что у нее внутри. Может. Я помогу. Вывернусь наизнанку, допускаю, что даже против системы пойду, но помогу им.

Вика, подняв подбородок, смотрит на мои губы. Дыхание сбивчивое. Видимо, не одну меня ведет от этой близости.

— У меня там… мясо… — шепчет и машинально облизывает губы.

Я тут же реагирую — как завороженный, поднимаю руку, провожу большим пальцем по ее губам.

Она отступает назад, мягко выворачиваясь из моих рук, и убегает. Я качаю головой, приходя в себя и снова находя почву под ногами, и иду к елке.

Егор и Алиса наряжают елку сами, я лишь раскладываю гирлянду.

С Викой несколько раз сталкиваемся взглядами, и она тут же краснеет и старается как можно скорее повернуться ко мне спиной.

Новый год встречаем вместе. На телевизоре получается настроить пару центральных каналов, но никто не обращает на него внимания, потому что за столом не стихают разговоры.

Это нормально, что мне комфортно с людьми, которых я знаю два дня?

Никаких неловкостей и претензий. Только легкость, смех, улыбки. Мы с Викой вспоминаем теплые моменты из детства, слушаем, о чем мечтают дети.

Сердце больно бьется о ребра, усиленно перекачивая кровь.

Черт его знает, как я буду жить дальше, когда придется их отпустить. А ведь рано или поздно отпустить их придется.

Глава 12

Вика

Накрываю дочь теплым одеялом и на цыпочках выхожу из нашей комнаты. Бедняга, она еле-еле дождалась Нового года — глазки слипались, но идти спать отказывалась.

Как же так! Уйти — и пропустить самое главное?

Алиса ждала салюта, но, конечно, его не было. Город далеко, а для людей, живущих в поселке, салют — дорогое удовольствие. Да и, как я поняла, тут обретаются в основном пожилые люди.

Вместо фейерверка были бенгальские огоньки.

Я с трудом могла вспомнить, когда в последний раз так встречала новый год. Когда Алишер сидел, мы жили тихо. Охрана следила за нами и запрещала лишний раз выходить за пределы участка, так что я старалась не светиться.

Алиса была маленькая и едва понимала, что происходит, да и дождаться полуночи не могла, засыпала.

А до этого, во времена студенчества и школы, отец не отмечал праздник вовсе. Вернее отмечал, но не со мной и не дома. Уезжал к каким-то знакомым, на вечеринки.

Я же просто включала телевизор, делала себе чай и смотрела новогодние программы.

Встреча Нового года с настоящей елкой, украшенной гирляндами, за праздничным столом была моей многолетней мечтой, которая сегодня осуществилась.

Прижимаю к себе коробку с куклой, подхожу к елке и устраиваю подарок для Алисы на полу.

Слышу шаги за спиной и оборачиваюсь.

— Выполнила работу Деда Мороза? — усмехается Олег.

— Да. А ты? — киваю на небольшую коробку в его руках.

Он опускает взгляд и рассматривает коробку.

— Это телефон, — поясняет зачем-то. — У Егора есть айфон, но я купил ему последней модели. Как думаешь, не выглядит это так, будто я хочу купить сына?

Смотрит на меня выжидательно, так, будто ответ ему действительно очень важен.

— Если только немного, — говорю мягко, но без снисхождения. — Мне кажется, для подростка тяжело выбрать подарок. Это уже и не ребенок, но и не взрослый. А телефону он точно будет рад.

— Я надеюсь.

— Положишь его под елку? — предлагаю.

Олег смотрит на меня удивленно:

— Зачем? Он же знает, что Деда Мороза не существует.

— Ну и что, — забираю коробочку и аккуратно ставлю ее на пол, рядом с куклой Алисы. — Самое важное в подарке это эмоции. И пусть Егор не верит в Деда Мороза. Главное, что, проснувшись утром, твой сын увидит подарок на нужном месте.

— Да, наверное, ты права. У меня есть подарок для Алисы. Только он странный, наверное, и, если ты скажешь не дарить его, я пойму.

Протягивает мне небольшую деревянную фигурку собачки. Я рассматриваю ее с интересом, а Олег поясняет:

— Я вырос с отцом в этом доме, — поднимает глаза к потолку. — Эту фигурку я сделал, когда мне было столько, сколько сейчас Егору. Если бы я мог, я бы купил что-нибудь Алисе, но поблизости нет детских магазинов.

Чем дольше он говорит, тем сильнее дрожат мои губы.

Почему так? Почему так бывает, что родной отец плюет на своего ребенка, а посторонний мужчина старается порадовать чужого…

Ведь Алишер, мне кажется, даже ни разу не поговорил с Алисой. Он попросту игнорировал ее.

Олег тоже холодный, отстраненный, но между тем у него есть сердце. Он думает не только о себе и своих прихотях — вот позаботился о подарке для Алисы.

По щекам текут слезы. Именно сейчас боль в груди настолько сильна, что я не могу сдержаться, и некрасиво и неконтролируемо всхлипываю.

— Эй, ты чего? — Олег зовет мягко и делает шаг, подходя ближе. — Не нравится, давай уберем ее? Без проблем вообще, я же понимаю, что она… неказистая.

Я так устала.

Груз проблем и вины придавливает, и я делаю последний разделяющий нас шаг и утыкаюсь лбом в широкую грудь Олега. Снова всхлипываю и хватаюсь на футболку на его груди, будто падаю и только она меня держит.

— Не надо ее убирать, — говорю сбивчиво. — Она очень красивая и, мне кажется, понравится Алисе. Дочка любит животных. Только у нас никогда их не было, Алишер не разрешал.

Олег подхватывает меня на руки и садится со мной на диван, устраивает у себя на коленях, как будто я маленькая. Гладит по спине, пока я рыдаю и не могу успокоиться.

Он не комментирует то, что я словно распадаюсь на его груди. Не просит остановиться. Он просто рядом — и это все, что мне сейчас нужно.

Успокаиваюсь постепенно, выплакиваю все, что носила в себе много лет.

— Легче? — спрашивает Олег.

— Да, спасибо тебе большое. За все. Если бы не ты, я не знаю…

— Я не сделал ничего…

— Поцелуй меня, — перебиваю мужчину.

Олег застывает, внимательно смотрит мне в глаза.

Провожу рукой по щекам, стирая слезы.

— Я знаю, что некрасивая, опухшая от слез, понимаю… но можешь… всего один поцелуй, — последние слова договариваю уже шепотом.

В комнате выключен свет. Освещение идет лишь от камина и гирлянды на елке, и я очень надеюсь на то, что Олег не видит меня во всей красе.

— Ты даже не представляешь, до чего красивая, — говорит тихо.

Я вижу, как быстро поднимается и опускается грудная клетка Олега от частого дыхания, слышу, как под моей ладонью бьется его сердце.

— Тогда поцелуй меня.

— Нет, Вика. Это не твое желание. Вернее, твое, но пришедшее под неправильными эмоциями. На самом деле ты хочешь не этого.

— Поцелуй — это именно то, чего я хочу, — настаиваю, даже начинаю злиться.

— Завтра ты проснешься и будешь жалеть, а, я Вика…

— Что ты?..

— А я не буду ни о чем жалеть.

— Тогда поцелуй же меня, черт бы тебя побрал!

— Вика… — рычит на меня.

— Я никогда в своей жизни не хотела поцелуя с мужчиной. Мне никогда никто не нравился. — Скорее это потому, что мой круг общения четко контролировал отец и мужских лиц там не было, но я этого не говорю. — И вот впервые в жизни я хочу поцелуя с мужчиной, который мне нравится, который волнует меня, заставляет чувствовать то, чего я не чувствовала никогда ранее… а ты говоришь мне нет?!

— Это объясняется просто: влюбленность спасенного в спасателя. Я тебе помог в сложной жизненной ситуации, где был замешан адреналин и страх за собственную жизнь. Позаботился, накормил, создал вокруг тебя комфортную атмосферу. Это не чувства, Вика. Скорее естественная благодарность, — повторяет монотонно, будто читает лекцию.