Никогда и ничего не просите!
Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.
Сами предложат и сами все дадут!
Воланд
Лестница, по которой мы поднимались, сколько на ней было ступеней, маршей и переходов, затрудняюсь сказать. Красивые арки и окна; немного прохладно. Но было понятно, Франциск очень постарался, реконструировав и перестроив обыкновенную когда-то крепость. Как в принципе и обещал своему народу, который собирал для него выкуп, вызволяя своего короля из изматывающего плена в Испании. Именно Франциск начал перестройку средневековой крепости во дворец, достойный французских королей.
Кабинет короля: я сейчас и не смогу уже его описать. По причине сильного волнения не обратила внимание на обстановку, затерявшуюся в полумраке. Всё внимание на величественного мужчину, который ожидал моего прихода. Предстоящие мгновения решали всё. В кабинете был ещё кто-то, в сумраке я и не определила его личность.
Я видела только Франциска, высокого, стройного, сильного и красивого. «Лучший король династии Валуа» - так про него потом скажут потомки. От него зависела сейчас моя судьба. Улыбка вроде была расположена к общению, но как всё зыбко. Чего ожидать от сегодняшней аудиенции, я не знала.
Мне предложили сложить свои вещи в кресло, стоящее возле большого рабочего стола, и король удивлённо поднял брови, увидев тяжёлый кейс в моих руках. В нём, в каждой бархатной ячейке, большой или маленькой, лежал уникальный образец ювелирного искусства.
- Вся коллекция, мадемуазель? – усмехаясь, спросил правитель.
Я, наклонив голову, поклонилась, так если бы была мужчиной. Не представляю, как в мужских лосинах делать реверанс.
- Что ещё не выкуплено Ваше Величество.
- И кто же сей талантливый ювелир?
- Вы позволите? – Медленно я сняла перчатки и молча протянула на обзор, ему свои ручки. Удивлённый, не побоюсь сказать шокированный взгляд.
- Но это не только моя работа, мои знания, мои идеи и эскизы, также много труда в данной коллекции талантливых и увлечённых своим делом ювелиров, сир.
- Снимите маску, мадемуазель, – тон короля изменился, куда делась улыбка и лёгкая шутка во взгляде. Я ощутила напряжение во всей его массивной фигуре. Казалось, он даже думать стал по-другому. И это явно ощущалось, так велика была сила, исходящая от этого человека.
- Я надеюсь на вашу милость, сир – шепчу в ответ.
Становлюсь на одно колено и дрожащими руками развязываю завязки, а затем снимаю маску. Откидывая назад длинные светлые кудри. Неторопливо подняв лицо, смотрю в глаза королю.
Он вздрагивает, свечи, что горят за моей спиной в красивом канделябре, освещают меня мягким светом. По моим щекам нечаянно покатились слёзы.
Я пыталась, видит бог, быть сильной. Не люблю слякоть. Но всему есть какой-то предел. Крест в вырезе моей рубашки служит безмолвным, доказательством для короля, что это не сон. Что ещё нужно?
- Каталина, дитя – мужчина тихо подошёл ко мне – поднимитесь, он подал мне руку и раскрыл свои объятия. Перед ним стоял шестнадцатилетний ребёнок, девушка, которая противостояла одна всему миру, и он это прекрасно понимал. Противостояла только потому, что неправильно родилась. В чём тут был мой грех?
Незаконнорождённый сын этого мудрого правителя был признан и допущен ко двору, и я уважала его за это.
- Твой дальний дядюшка позаботится о тебе, – о боги, как мне нужны были эти слова!
Простые слова участия. Позаботиться о себе я могла, и сама. Я бросилась к нему, всхлипывая, вытирая рукой слёзы и нос. Убирая волосы с лица, пока в моей руке не оказался платочек, рассказывала ему о своих приключениях, и как шла одна в горах, как убили графа, как нас затопило, как сидела взаперти в келье столько лет. Сколько я всего перечитала, сколько своей живописи оставила в монастыре. Как я работала над созданием своей первой коллекции.
В какой-то момент услышала, как громко хлопнула входная дверь, совершенно не придав этому значения, а дядюшка Франциск горько усмехнулся, в его глазах застыла вина, рубашка была мокрая от пролитых мной слёз.
Я, конечно, не всё прям, рассказывала, а только то, что вспомнила. А память моя весьма избирательна. Не к чему родственникам всё знать, тем более дальним. Но и этого хватило с лихвой. Позже, к нам присоединилась герцогиня Анна. Оказывается, она видела покойную королеву Изабеллу Арагонскую. И очень удивилась нашему сходству с ней.
Король же восхищался, всем, о чём я ему рассказала, в том числе моими познаниями в ювелирном деле. Он рассчитался за украшение своей любимой не торгуясь.
Спросил Франциск, и про мой статус. Я рассказала всё согласно нашим документам, что титул графа наследует маленький Антонио. А мы с Анжелик, ну, если так уж сильно хотеть титул – то, наверное, виконтессы. Только Анжелик всего два года и ей всё равно, а я как-то тоже не задумывалась на эту тему, пытаясь просто выжить и защитить своих близких.
«- по документам я дочь погибшего графа Антонио делла Гутьеррес. Урождённая аристократка, и это важно в этом мире. А уж приданое, поместье и содержание мы как-нибудь сами себе заработаем. На что человеку мозги».
Надежда.
Это самое существенное заблуждение человека,
являющееся одновременно источником вашей величайшей силы
и величайшей слабости.
Матрица
Вот и наступил Новый год, и праздновали мы его в тёплом семейном кругу, а ещё мы с детьми были приглашены в Лувр на праздничное представление. Приглашение привезла виконтесса Бланка д' Льетуаль, сказав, что герцогиня занята чем-то очень важным и тоже скоро приедет, но, скорее всего, по делу.
«…- ясно, думаю, что скоро будет карнавал, и маски мы все, как, впрочем, и весь Париж, будем закупать только у одного производителя».
Не прошли даром уроки. Мадам герцогиня схватывала всё на лету.
Меня везде представляли, как баронессу Каталина д' Беккариа, я же только морщилась в ответ. В душе, переживая тот факт, что ношу фамилию человека, от которого и взгляда-то, любящего никогда, не видела.
«- как ловко из инфанты я угодила в мадемуазель баронессы, уж лучше титул учтивости юной урождённой графини делла Гутьеррес, пожадничал папенька…».
А не самый глупый народ - придворные всё сразу сопоставили. Слова песни, что у дочки папины глаза, это в принципе про нас с князем.
И сейчас весь двор следил как высокопоставленный вельможа, который занимается внутренней безопасность страны, практически главный дознаватель Парижа не может совладать со своей взбалмошной дочерью.
***
После новогоднего представления и бала во дворце мы были приглашены с графиней и виконтами де ла Кано на зимнюю королевскую охоту.
Отказ в этом случае не предусматривался.
Париж прекрасен в любую погоду. Но зимой этот город преобразился. Выпавший снег, конечно, надолго не задержался, зато мы ощутили свежий воздух и увидели чистоту улочек, украшенные дома к Рождеству и Новому году.
Зима — это время чудес, заснеженные кустарники во дворе, детей привели в полный восторг. За городом в рощицах снега было больше. Деревья были изукрашены изморозью, и своим обликом напоминали тот сад, который мы создали на показе мод. Каждый уголок города принимал участие в новогоднем волшебстве: витрины облачены в нарядные гирлянды, кафе радуют ароматом горячего шоколада, а уличные музыканты добавляют нотки праздника в холодный воздух.
Снежные хлопья, пусть и неустойчивые, создают атмосферу легкости и нежности, будто сам Париж заботливо укрылся под белым одеялом. Бульвары и мосты, запорошенные снегом, становятся идеальными местами для романтических прогулок
Все посещения королевского дворца меня порядком взвинчивали, вот не моё это – быть публичной личностью. Я просто спиной ощущала взгляды и тихий шёпот придворных. Видела их совершенно неискренние улыбки.
Конечно, всех интересовало, кто моя мать. Слышала версию, что это флорентийская княгиня, супруга князя, очень дальняя родственница короля Франциска. Нелюбимая жена, поэтому и дочь всю жизнь воспитывалась в монастыре, на удалении.
«- нелюбимая…».
Я тихо страдала, мысли о своей ненужности кружились, причиняя боль. Неуютно было с такой ношей.
А ещё, по моим ощущениям, начиналось моё великое противостояние с самим князем д' Фуркево. Учитывая всю эту обстановку, о которой я рассказала, мужчина даже не пытался поддержать меня. Мне снова приходилось отстаивать себя самой.
Учитывая это, я вновь одела «маску», теперь уже достаточно самостоятельной мадемуазель, которая признавала только одну власть над собой, своего дяди короля. Князь же был везде, где присутствовала и я, его холодный и как мне казалось, осуждающий взгляд пронзал меня просто насквозь, раздражая с каждым разом всё больше и больше.
На охоту мы с графиней приехали в амазонках, моя была весьма необычна. Это были, по сути, тёплые лосины, а сверху юбка по типу шотландского килта, длиною в пол, с разрезами и складками в нужных местах. Маленькая, но тёплая норковая шубка с шикарным капюшоном на завязках, широкие рукава внутри были отделаны ценным кружевом. Высокие сапожки и тёплые, длинные перчатки. Всё стильное, примерно в одной цветовой гамме.
Из украшений — ничего.
И ещё один нюанс, я была в мужском седле.
Графиня оделась примерно также единственное, что на ней была традиционная амазонка, и она сидела в дамском седле. Я же не могла находиться в этом орудии пыток для женщин. А верхом я в своё время в двадцать первом веке, каталась вообще в мужском спортивном седле и не собиралась переучиваться, приноравливаясь к местным тенденциям.
Князь был зол, а в принципе он зол был всегда, простите меня за этот каламбур.
Когда же его взгляд был направлен в мою сторону, это чувство овладевало им просто бесконтрольно. Я уже привыкла. Дядя же, глядя на меня, поинтересовался, как мы добились таких красивых оттенков в покраске меха.
Улыбаясь ему, хорошее настроение просто лучилось из меня, пообещала поделиться рецептом. Также нам с графиней был представлен барон д’Гальба. Красивый когда-то мужчина, вероятно. Сейчас же примерно шестидесятилетний каталонец, который явно имел виды на кого-то из присутствующих дам.
Часто ловила его пытливый взор на себе, возможно, не осознавая всего происходящего. Я вообще считала, что нахожусь в безопасности. Ведь дядя не позволит чему-либо произойти с «прекрасной жемчужиной», которую королевский двор приобрёл в моём лице.
Малыш Антонио, он был умным не по годам, наблюдательным, серьёзным и очень ответственным. Ему приходилось скрывать многое, иногда ловя на себе недоумённые взгляды взрослых. Юный граф умудрялся постоянно держать контроль над своими эмоциями. Я же, объясняя ситуацию тем, что даже не представляю, какими должны быть маленькие дети, прикрывала мальчика как могла. А он действительно был уникален.
В тот день, после обеда, мы долго с ним беседовали, закрывшись в кабинете. Сидя на моём столе, он внимательно слушал, о чём я ему рассказываю. И вроде как совсем ещё ребёнок, болтая ногами, граф Антонио, не сводя с меня своих пытливых глаз в обрамлении пушистых ресниц, хмурил брови и делал определённые выводы. Мы часто с ним вот так уединялись. Мне нужны были советы. Все остальные же думали, что у малыша дневной сон.
- На карнавале могут столкнуться интересы многих в отношении вас, сеньорита Каталина. Ехать туда опасно, этого не нужно делать.
- И не ехать нельзя, сеньор Антонио. Они придумают что-то ещё. Постараются выманить нас с вашей матушкой из дома любыми способами.
Когда речь заходила о матери, юный граф сразу начинал сильно нервничать. Мадам Жанна без памяти любила детей и готова была закрыть их собой в случае опасности, в буквальном смысле этого слова. Такой заботы в прошлой жизни у мальчика не было, он не смел об этом и мечтать в своё время. И он любил графиню — мать и сестру безумно. Он ценил их жизни и считал, что покой семьи для него превыше всего.
- Вчера служанка с первого этажа крутилась возле входной двери в ваши покои, - мальчик старался проговаривать все буквы, это не всегда получалась. Но, смысл был понятен. – Она рассматривала замочную скважину, совершенно не обращая внимания на ребёнка. Она считала, что я глупый и маленький.
- Начинается, - я невесело смотрела в сторону окна. На душе всё сильнее ощущалась горечь и обида.
Круг замыкался. На меня пошла охота, я просто это чувствовала. Думаю, что в ней участвовало слишком много людей. Или у меня паранойя, но если не обращать ни на что внимания и порхать мотыльком по светским салонам Парижа, то можно и сгореть в пламени интриг, что как огромные яркие свечи угрожающе вспыхивают, то там, то тут.
Вариантов масса. Кому-то я просто мешала, кто-то решил меня, вероятно, использовать по своему усмотрению. А кто-то, получить в качестве удобной супруги. И всё это случится в карнавальную ночь. Посидев месяца два или три в Бастилии, я стану очень уступчивой и соглашусь на любые планы дяди, а, возможно, и не только его, ведь на кону будут жизни моих близких людей.
Потерять человека в карнавальную ночь это же ничего страшного, найдётся, тем более такая взбалмошная девчонка, как дочь князя д’Фуркево.
Я уже не говорю о полном устранении. Яды, их великое множество. Век Екатерины Медичи, хотя она ещё и не вступила на престол, и до этого далеко, но он знаменит просто виртуозными случаями отравлений великих мира сего.
Я, конечно, не представляла, на что надеется престарелый барон из Каталонии. Но…
Пошла с ребёнком в покои графини Жанны, держать совет. Поражаюсь её терпению и самоотверженности, она принимала действительность такой, какая она есть. Ни слова упрёка. Абсолютная помощь и поддержка, несмотря на то что на руках у неё дети и переезды очень тяжелы в таких условиях. Подруга старалась так же всё предусмотреть, как и я. Не упуская ни одной мелочи.
Я её попросила сейчас, просто немедленно, в связи со скорым переездом на загородную усадьбу, рассчитать всех новых людей, принятых к нам на работу. Завтра утром их не должно быть в доме. Также в связи с моей сильной простудой двери нашего салона пока закрыты для всех посещений.
Через потайную, незаметную дверь в каменной стене нашего двора, ночью я отправила кузнеца в поместье к сеньору Рикардо. С устным распоряжением тихо, незаметно ночью выехать по реке с женой в Париж, а затем ждать нас в условленном месте в Марселе, если мы не приедем добираться самим на первом судне, что будет идти в Неаполитанское королевство на виллу D’La Perla, что вблизи города Салерно. Семья виконтов имела с собой все копии документов, что содержали сведения об этом имении на острове. Это был также и их дом.
На следующее утро началась подготовка к отъезду. «Смываться», а по-другому этот отъезд не назовёшь, мы с мадам Жанной будем с охраной и самыми проверенными людьми, способными ехать верхом. Остальные, кому доверяем, уедут в усадьбу, прочно закрыв дом в городе, погасив печь и всё прибрав. Уедут через два дня после нашего отъезда, и будут жить в пригороде, ожидая от нас вестей, деньги графиня им выделит.
Всем необходимо говорить, что графиня и баронесса скоро приедут. В усадьбе всё готово для их приёма. Баронесса сильно болеет, и после карнавала во дворце решила отправиться в деревню. Город не подходит ей по здоровью.
Я знала, что только стоило, отелю в городе стать пустым, в него проникнут, и тайники найдут обязательно. Оставила там сюрпризы в виде моих эскизов, черновиков и набросков картин.
Главные экспонаты в этой галерее были небольшие портреты моего дяди, короля Франциска и папеньки – несравненного князя д' Фуркево, написанные мною по памяти маслом. Конечно, с моим автографом и подписью:
"- ... покорность вам не обещала, свою любовь хотела подарить" …
Любите живопись, наслаждайтесь, Ваше Величество!
В пригороде Марселя, в бедном рыбацком посёлке, сняв небольшой домик и отправив доверенного человека из охраны, верхом в город, на поиски дона Рикардо с женой, мы ждали.
Это ожидание выматывало все нервы.
А ещё вернулось то чувство, когда я убегала ночью от стоящей на дороге кареты в Испании, с лежащими убитыми людьми в лунном свете.
Безумное желание бежать. Оно было просто неуправляемым. Страх, что непременно догонят. Как животное на охоте. Но только догонят уже не только меня. На кону мадам Жанна и дети- моя семья.
Нервно ходила по берегу, сбрасывая в окружающее пространство апатию и неуверенность.
Мелкая морось нагоняла уныние, море было серым и холодным. Порывистый ветер гнал волны к берегу. Вода тёмной массой, практически цвета моего грифеля, который я ещё так недавно не выпускала из рук в своей уютной мастерской, глушила любые положительные мысли. Очень тревожно было на душе. Ожидание всегда в большую тягость, тем более если на карту поставлено так много. В нашем случае – это были человеческие жизни.
В рыбацком посёлке мы задерживались уже второй день. Эти дни, часы и минуты, мне показались вечностью. Неужели что-то случилось с сеньорами Адорией и Рикардо или нашего посыльного узнали в городе преследователи, и взяли на допросы. Я знаю, что пытки в Средние века были весьма изощрённые, и выдержать их было невозможно. Люди были не по-человечески жестоки друг к другу. Надо было уезжать из посёлка.
Вопрос: куда ехать? На чём?
Не отпускала тревога за виконтов. Если что-то случится с Адорией и Рикардо, месть моя будет беспощадна. И вскоре уже мерила шагами единственную комнату нашего домика. В очередной раз, ломая голову, что пошло не так.
Мадам Жанна сидела на лавке, покачивая дочь, моя тревога передавалась детям, Анжелик хныкала. Антонио, следил за мной неотрывно. Потом запросился на улицу. Ещё одна прогулка по берегу, что напоминала метания дикого животного в тесной клетке от безысходности. Крик голодных чаек, выпрашивающих еду. Он также вселял тревогу. Я сжимала холодную ручку ребёнка. И смотрела вдаль.
-Каталина, завтра надо уезжать, - Антонио смотря снизу вверх, был не по-детски серьёзен.
Я присела на корточки, поймала его взгляд:
-Да, ваша светлость. Мы не можем рисковать оставшимися людьми.
-Нужно уходить морем, найти рыбака с лодкой и плыть в порт Марселя, - предложил юный граф.
Молча кивала, соглашаясь с доводами, понимая, что иного пути нет.
Ещё одна ночь. Она не давала отдыха. Я напряжённо прислушивалась к звукам на улице. Всё опять повторяется. Боясь услышать посторонние шумы, в полудрёме контролировала ситуацию. Как тогда в горах. Слышен был непрерывный шум волн. Ночь на побережье, она другая, нежели в горах.
Море, как вечный свидетель человеческих страстей. Я думаю, оно помнит всё. Мысленно возникают очертания кораблей викингов, их паруса трепещут на ветру. Скользят тени людей, которые жили на этих землях сотни или тысячи лет тому назад. Они так же видели это море, как его видела сегодня я. Слушали шум волн. И море также видело их. Вышла на улицу. Мысли беспокойно метались. Бессонная ночь давала о себе знать.
Месье Жак и часть охраны были на страже. Они вопросительно посмотрели в мою сторону:
- Госпожа баронесса, всё в порядке?
-Нет сна, месье Жак. Завтра нужно уходить. Утром будем собираться.
Я объяснила всю задумку этим мужественным людям. И вернулась снова в дом, уговаривая себя хоть немного забыться сном.
А рано утром в дом, постучав, очень быстро вошёл наш учитель и тот самый посыльный, что ,вероятно, вернулся из Марселя. Когда только? Я не слышала, крепко уснув под утро.
- Уходим морем, по дороге скачет отряд гвардейцев короля, их видно было с возвышенности, что закрывает бухту, я только сейчас приехал из порта, виконта с донной там нет.
- Я договорился с баркасом, быстрее, - Жак ускоренно собирал детей, помогая графине. Рюкзаки и сумки заняли свои места. С детьми на руках, и своим драгоценным багажом бежали к морю, по мокрому песку. Нескончаемый влажный вынос с моря застилал глаза, нас ждал рыбацкий баркас. Всё было как в бреду, дыхание сбивалось. Только бы успеть.
Чайки кружили над морем, их такой беспокойный крик смешивался с шумом волн и врезался тревогой в сознание. Море белыми бурунами накатывало на берег. Нужно было только успеть отплыть, ноги вязли в мокром песке, затрудняя движение. Серое небо сравнялось с горизонтом. Казалось, ещё мгновение и отряд преследователей появится в бухте. Шанс, один только шанс. В который раз! Только бы успеть! Из последних сил… .
Месье Жак, стоя в бурлящей воде, передал Антонио светловолосому рыбаку с мозолистыми руками, а затем Анжелик.
А далее наши мужчины передавали друг другу ничего уже не соображающих хрупких дам, не обращая внимания на их социальный статус и положение в обществе. Обхватывая натруженными руками тонкие талии и вручая их всё тому же владельцу баркаса. Заботливо, стараясь уберечь эти хрупкие создания от ледяных волн, они мёрзли сами и рисковали. Осознание происходящего будет позже, придёт смущение и большая благодарность этим мужественным людям. Сейчас же главное — ничего не забыть - мешки и рюкзаки, люди, всё на месте. Мужчины залезали в баркас сами.
Покорность вам не обещала, свою любовь хотела подарить…
Каталина.
Князь д' Фуркево, Париж
Его портрет, написанный рукой дочери.
С каждой линией, с каждым штрихом она передала не только черты его лица, но и внутренний мир, который оставался скрытым для всех за привычной маской. Лёгкие морщины на лбу словно рассказывали о пережитых испытаниях, о радостях и горестях, которые пришлось нести на плечах долгие годы. Глаза, полные света и мудрости, излучали тепло, и в них читалась история, которую можно было бы пересказывать бесконечно.
Свет падал на холст так, что казалось, будто сам день решил стать частью этого произведения.
А рядом она сеньорита Каталина, прекрасная во всём, и всегда на шаг впереди. Зарисовка в карандаше приковывала внимание, а затем медленно рвала на кусочки душу.
Его девочка, смелая и отважная:
«-её глаза на звёзды не похожи
В них бьётся мотыльком живой огонь …».
- Этот огонь - её блистательный ум, - тяжёлые и изматывающие мысли не давали покоя. В каждом углу сознания таились воспоминания, болезненные, как старые шрамы, и одновременно манящие, как цветы в тени заброшенного сада. Их шёпот проникал в самые сокровенные мыслительные глубины, разрывая покровы забвения. Нежный голос графини преследовал его даже ночью, таких женщин в любовницы не берут, их просят стать жёнами и с надеждой ждут положительного ответа.Только он это очень поздно понял. Казалось, он никогда не сможет полюбить. А графиня Жанна, она просто наваждение, полная тайных обещаний и невидимых страстей. Это незримо связывают её с миром. Её присутствие меняет атмосферу, наполняя каждый уголок волшебством, словно нежный дождь, падающий на луг, отзывающийся свежестью и тягой к жизни.
Каждый взгляд, брошенный в её сторону, как искра, пробуждает воображение; она словно мелодия, звучащая в отголосках вечности.
Её движения грациозны, как танец лебедей на зеркальной поверхности пруда, а слова — как шёпот ветра в начале весны. Она рисует картины в умах тех, кто замирает от восхищения, оставляя за собой лёгкий флер таинственности.
Но что же это за наваждение? Это не просто облик, это ощущение. Это полет, который нельзя описать, но можно почувствовать; это жизнь, набирающая силу, словно весенний поток, начиная свой путь от горных вершин.
Он любит её, к чему лукавить? Такая недосягаемая теперь. Как всё неправильно вышло.
Воспоминания будоражили душу, доводя до сумасшествия.
Каталина рыдала на груди у Франциска, его дочь, потянулась к первому, кто предложил ей отцовскую защиту. И это был не он, страдания были выше его сил! Как такое вышло? Уже тогда король строил планы на девочку, его ум, он просто создан, чтобы организовывать заговоры и плести интриги, против врагов, управляя страной.
Плести интриги...
Он просчитал всё, как только её увидел. Такой козырь в руках в борьбе с Карлом, он его никогда не упустит.
И как Каталина, раскусила дядю короля, который решил сыграть на её желании, получить отцовскую любовь и заботу, и исчезла в карнавальную ночь? Непонятно Лучшего времени и не придумаешь, только к утру поняли, что их не было на балу вовсе. А ведь за домом следили, и очень пристально. Видели, что баронесса с графиней выехали, дети остались дома.
Бесконечные допросы. Бесконечные допросы виновных заполняли мрачные коридоры заброшенного здания в пригороде Парижа, где каждый уголок таил в себе следы прошедших трагедий. Влажный воздух наполнялся тягостным ожиданием, а искренние уверения в невиновности звучали как слабый шёпот среди гулкого эха.
Пазлы не хотели складываться в одно целое, в достоверную картину событий.
Как такое возможно? Один и тот же вопрос не покидал сознание. Что в голове у этой девочки. Она всегда на шаг впереди, ведь должна же ошибиться, но нет! По приказу короля весь Париж и пригород были на взводе, перекрыли дороги в порт Марсель, останавливали кареты, но семья графа, они просто исчезли, они испарились.
Опять! В который раз.
Да, мы это уже проходили, а потом всё оказалось банально просто, в карете люк в полу, маленькая незаметная дверца за кустами роз во дворе.
Ездили в имение, в пригород, прислуга сказала, что ждут. Графиня скоро приедет из города, баронесса решила жить будет за городом, совсем плоха по здоровью. Город ей противопоказан.
- Маленькая лгунья. Город ей по здоровью не подходит!
Вскрыли дом в городе, конечно, в присутствии Его Величества, ничего не должно было пострадать в доме баронессы, племянницы Франциска.
Поразила идеальная чистота, хотелось разуться и ходить босиком. Туалетные комнаты, спальни, кухня, большая купальня. Господи, из чего сделаны эти ванны? Прозрачная вуаль на чистейших окнах, шёлком затянутые стены гостиной. Порядок в огромной библиотеке.
Мастерские, и приспособления для стирки, манекены женщин, всё чудное, всего этого касались её ручки. По коврам торопливо скользили ножки, её и графини. Картины на стенах, она писала их сама. Необычные.
Цветок мака, как будто приблизил лицо к нему близко и заглянул вовнутрь, прописан каждый изгиб лепестков, их строение, до чего же оригинально. Портреты незнакомых людей, на закате в лучах солнца, как живые.
Королевский дворец — Лувр на рассвете с высоты птичьего полёта, вокруг цветущие сады, Франциск забрал эту работу себе. А потом мы попали в её кабинет и спальню.
Иногда, под влиянием слишком ранних испытаний, в тайниках детской души возникает нечто вроде весов, грозных весов, на которых эта беспомощная детская душа взвешивает деяния Бога.
Виктор Гюго
Первые дни путешествия, я с трудом вспомню их сейчас. Из-за свалившихся на нас потрясений они совсем выпали из памяти. Мы спали, питались и что точно отложилось в сознании, пили чистую воду, которую находили возле своей двери в бутыли. Пробуждались с лёгким головокружением, мир вокруг был полон чужих звуков. Время теряло привычную форму, с нами были лишь мгновения, полные бескрайних размышлений и отрешённости.
Не раз слышала, сквозь сон, как мадемуазель Илона выносила ведро с отходами. Она выливала его содержимое за борт. При этом бормотала, что–то. К ведру точно была привязана длинная верёвка, которая позволяла спустить его в море, ополаскивая таким образом. Место для всех интимных дел было отгорожено фанерой в нашей же каюте.
Мы её назвали ширмой.
Дети спали, редко просыпаясь. Кушали, прикрыв глазки, пили воду и снова засыпали, крепко прижавшись к нам взрослым. Их мир, возможно, был полон мечтаний, в которых смешивались сказочные существа и незабываемые приключения. Не хотелось думать о том, что пережитое наложит на их сознание тень и станет страхами и кошмарами. Каждый вдох Анжелик напоминал мне о хрупкости этих мгновений.
Юный граф Антонио что-то тихо шептал Жанне, она ему отвечала. Слышно было, как молодая женщина целует мальчика.
Анжелик же молчала, смотрела мне с печалью в глаза, девочка пережила сильный стресс. Сейчас только спокойная обстановка поможет ей восстановиться. Её взгляд был непередаваем, казалось, та самая буря, которую мы пережили несколько дней назад, застыла в нём.
Я же своим пальчиком обводила ей бровки, носик и губки, говоря, что рисую маленькую Анжелик, которую все любят. И что если хочет, то она может спать с мамой, а Антонио пойдёт ко мне. Девочка отрицательно мотала кудряшками, но рта не раскрывала, она не хотела никаких перемен, уйдя глубоко в кокон своего сознания, всё чаще прячась за закрытыми веками.
Иногда просто делала вид, что спит.
О чём думает этот двухлетний ребёнок? Я боялась даже примерно предположить, какие страхи бушуют в её сознании, разделяя детскую душу на события «до», и «после».
В мимолётных образах её фантазий однозначно вырисовывались портреты людей, которые заполняли жизнь ребёнка «до того, как случилась та скачка в ночи». Они оставили за собой неизгладимые следы.
Она, наверное, чувствовала, как их голоса перекликались, убаюкивая её, словно нежная мелодия, способная исцелить даже самые глубокие раны. И с каждым новым днём кокон отчуждения в ней становился всё более тесным. Он давил, и девочка понимала, что, прячась, она теряет себя.
Глубоко в сознании Анжелик боролось, находя поддержку в моих ласковых прикосновениях и тихом шёпоте.
Но что, если эти страхи уходят дальше от повседневности? Может быть, она боится ненависти или вражды по отношению к другим людям. Разве не странно для двухлетнего ребёнка быть замученным такими мыслями?
Отчего же она молчит?
Я опасалась, что могут возникать и иные страхи, такие как потеря или разлука с близкими и любимыми. Ведь этот возраст полон первых привязанностей, а потеря мамы или брата может быть настоящим испытанием для этой маленькой души.
Хорошо, что она не слышала мои мысли. Я пела малышке колыбельную, и девочка, тихо вздыхая, прижималась всё сильнее. Так прошло несколько дней путешествия. В очередной раз, обведя бровки Анжелик, я запела, теряя все надежды, что девочка быстро отойдёт и проявит хоть какие-то эмоции или начнёт говорить. Через некоторое время она взяла мою руку и поднесла к своему лицу сказав:
- Ещё рисуй.
- Люблю тебя, – целовала малышку – красавица наша.
А затем Анжелик решила пойти к маме и братику. А я выдвинулась на выход из каюты. Прежде всего, хотела осмотреться и решить вопрос питания. Детям нужно было, что-то жидкое, ну и вопрос купания, и умывания для нас был весьма актуален.
Итак, оставив каюту, я шла на звуки мужских голосов, доносящихся с наружи. Мягкое покачивание под ногами, оставляло приятное ожидание хорошей погоды за бортом, сердце настороженно стучало предвкушая. Выйдя на палубу, захлебнувшись свежим морским воздухом, замерла в восторге. Вокруг океан, небо и солнце. На горизонте видна была земля.
Ко мне подошёл капитан, не молодой уже, мужчина. Его взгляд был полон уверенности, а голос не выдавал ни капли волнения. Загоревшее лицо, выцветшие волосы и волевой подбородок, это всё, что я на тот момент смогла для себя осознать.
Поприветствовав друг друга, мы, не сговариваясь, смотрели вдаль; поглощая вниманием, то, что невозможно было, наверное, полностью запечатлеть для себя никогда.
- Сеньорита, мы оставляем в стороне остров Корсика, а значит, движемся согласно установленного раннее расписания. На моём судне вам нечего опасаться, уверяю вас.
- Благодарю, сеньор.
Наш разговор был своеобразной терапией, я напитывалась уверенностью мужчины. Мне казалось, что он знает все мои тайные тревоги, и лишь одно его присутствие способно развеять мрак, окутывающий мои мысли. Вопрос в отношении пиратов заставил капитана, нахмурить брови. Неторопливо рассказывал он, что случаи нападений на суда есть, конечно, но каравелла хорошо вооружена, пушки стоят по обеим сторонам бортов. Она быстроходна как никогда, в данный момент, так как груза взяли немного, в основном везли пассажиров.
А путешествие всё длилось и длилось: - каждое утро начиналось с восхода солнца, его лучи словно золото инков обволакивало небосвод, заливая мир теплом и светом. Ночь окутывала всё мягким покрывалом, и звёзды, словно стражи небес, блестели в безмолвном согласии.
Звуки океана, их невозможно описать словами.
Часто засиживаясь ночами на палубе, смотрела в чёрный бархат неба, пытаясь найти, знакомые с детства созвездия. Их не было. И этот факт я знала давно, но маленькая надежда, она теплилась где-то глубоко внутри. А вдруг! А всё же... Что за параллель, всё так же вроде и не так. Мы сами предопределяем свою судьбу, вероятно, она как витки спирали, но где-то эта спираль раздваивается, а то и просто множится. Что ты выберешь странница душа? Таков и будет твой путь. Секреты мироздания нам неподвластны, это уж точно.
- Вы не найдёте её там, сеньорита Каталина – князь оказывается, стоял рядом, а я и не заметила.
- Князь, доброй ночи, не найду что или кого?
Он подошёл совсем близко, можно было бы сказать, что непозволительно. Но трудно было сие применить к его возрасту.
- Большой медведицы, да и малой нет, созвездия совсем другие, – я замерла, вперив в него изумлённый взгляд. Отказываясь верить в услышанное.
- Давно вы в этом мире? – спросила его шёпотом.
- Очень, - мужчина подошёл ещё ближе. Он всматривался в моё лицо.
- Я должен вам это рассказать, передать свои знания. Это так важно. Я ждал столько лет, да что там лет, десятилетий!
Сеньорита Каталина, со мной случилось удивительное, когда этому телу было около шести лет. Душа моя как бы разделилась, я расцениваю случившееся именно в таком ключе. В двадцатом веке мне было семьдесят четыре, а здесь всего шесть. Я часто видел, там в будущем, во сне, маленького мальчика, не совсем полноценного. Тихого и задумчивого, из состоятельной старинной дворянской семьи. Ребёнка, брошенного всеми, как ненужную сломанную игрушку. Не оправдавшего чьи-то надежды. Мне так хотелось всё исправить. Вторая частичка моей души звала меня сюда, в этот мир, чтобы соединиться и стать одним целым. Эти сны, они мне приносили много тревоги. Казалось, что я чужой в той жизни, а в этой всеми покинут. Навсегда.
Там в будущем, я умер просто по старости, не проснувшись в один прекрасный момент, выполнив, наверное, своё предназначение. И просто полетел на крыльях ветра сюда, на зов своей души. Произошло слияние.
Та юная, что принадлежала ребёнку, будто ждала нас всю свою жизнь, бесконечно часто слушая в свой адрес обидные замечания о неполноценности. Она тянулась ко мне как к своей второй половине. Почему так произошло? Почему мы заблудились в океане веков и миров, не знаю. Мы учились друг у друга всему. А окружающие вдруг увидели, что с мальчиком всё нормально, но был уже другой наследник рода, мой младший брат. А я добился всего сам, понимаешь, своими мозгами! Конечно, используя опыт прошлой жизни, примеряя его к реалиям шестнадцатого века.
И всё же, ты должна меня понять! Было нелегко. Много лет назад, ныне покойный король Испании вручил мне этот княжеский перстень и грамоту, за достижения в науке, с правом основания нового рода и передачи его по наследству. Я знаю, чья ты дочь, юная донна Каталина, ты так похожа на свою мать. Я был знаком с донной Изабеллой. Тебе не будет покоя на этой земле, если не будет должной защиты.
-Князь, меня король Франции не смог защитить, от врагов и от самого себя в том числе, – горькая улыбка на моём лице сказала ему всё больше, слов – а двоюродный брат, король Испании, думаю, вообще избавиться хочет. Навсегда.
- Франциск I, хотел использовать тебя в своих политических играх, я же готов предоставить тебе реальную защиту.
- Каким образом?
Удивлённо я смотрела на мужчину.
- Брак. Только брак со мной сделает тебя неприкосновенной, ты всё поймёшь, прочитав грамоту королевского почётного Ордена. Я хочу вписать тебя туда как наследницу, капитан корабля заверит наш брак. Также он будет свидетелем, когда я буду вписывать твоё имя в охранную грамоту. И да, перстень тоже отойдёт тебе.
- А как же ваши прямые наследники?
- Их нет, я должен тебя предупредить, что детей у тебя возможно тоже не будет, будет семья, воспитанники, кто угодно, но своих нет. Смирись. Мне ли тебе рассказывать о родственных душах. Ведь кровный ребёнок, ещё не значит, что это родственная душа. Не так ли? По сути, ведь если бы ты не воссоединилась с частью своей души, то у той девочки, что жила в монастыре, мог бы родиться ребёнок?
Я отрицательно помотала головой.
- Как такое происходит, я не знаю, но мы иногда такие вот появляемся здесь, думаю, что и в нашем мире были такие души – путешественники. Взять хотя бы знаменитого Леонардо да Винчи, у него, кстати, тоже не было детей, и он совершенно не помнил себя в детстве. Правители семи сильнейших государств Европы этого мира учредили орден. Охранный орден, ведь мы несём в это время знания и элементы развития. Ватикан был против, но, тем не менее Орден существует, я, так сказать, третий князь д’ Арагонна.
Княгинь ещё не было, я думаю, они просто не дошли до носителя Ордена, их сжигали как ведьм. Ты везёшь с собой то, что не принадлежит тебе. И это не должно быть потрачено на личные нужды, тебе укажут, куда, зачем и когда. А ещё, ты сама решишь, кому передать орден, когда придёт время. И тебе покажут место вашей встречи. Я ждал тебя Каталина на этом судне, я знал о тебе.
Это была любовь с первого взгляда.
Наконец-то мы дома. Длительное путешествие подошло к концу, и это вызвало облегчённый вздох мадам Жанны, которая с большим трудом привыкала к стеснённым обстоятельствам на судне. Напряжение последних недель, полных интриг, ожиданий и испытаний, отступило, оставляя после себя лишь лёгкую напряжённость, словно остатки штормового ветра, который угасая играл нашими локонами.
Прежде всего, хочется сказать, что это был практически остров. Маленький, а в принципе и не очень, с внутренним заливом, если смотреть на остров сверху, то он был похож на подкову с изрезанными, каменистыми и скалистыми берегами внешнего полумесяца. Перешеек, что связывал его с материком, был разрушен в какой-то из штормов, а может, и взорван специально.
С материка на непреступный скалистый остров попасть было невозможно.
Строение виллы стояло на берегу внутреннего залива, подъехать к нему можно было только с моря.
Строение было, как будто выбито из терракотового цвета, скальных пород. Прибрежное дно, усеянное рифами, не давало возможность подплыть к вилле на судне.
Рифы, как острые акульи зубы, торчали из воды, однако гораздо опаснее были те, что залегли глубоко внутри морских пучин, под самой поверхностью воды. Подобно скрытым клыкам акулы, эти рифы представляли потенциальную угрозу для ничего не подозревающих мореплавателей. Их может легко упустить из виду неопытный глаз молодого капитана, и вдруг его судно сталкивается с преградой, о которой он даже не подозревал.
Рифы скрывали опасность в самом сердце уютного внутреннего залива острова, делая это с молчаливым безразличием. И только белые буруны волн, сталкивающиеся с подводной угрозой, показывали, что не так всё прекрасно, как кажется с наружи.
Здание стояло на большой площадке в углублении в скале, и оно было незабываемо. Возможно, только для нас.
Как я уже говорила, если идти по морю с соседнего городка на судне, то на виллу можно попасть, заплыв во внутренний залив острова, затем, когда рифов становилось всё больше и больше, нужно было держаться левой скалы. В ней была небольшая пещера, заходить, туда нужно было, зная безопасный судовой ход — фарватер.
В пещере же был спуск к воде в виде лестницы. Лестница та уходила вверх. Будто проникая в каменистое ущелье, хотя оно так и было на самом деле, мы преодолевали влажные гранитные ступени.
Далее были небольшие кованые ворота, постоянно закрытые, надёжный засов врезался глубоко в камень. Стоял охранный пост. Незамеченным попасть на виллу было просто невозможно. Посередине внутреннего залива из воды торчали маленькие острова. На одном из них стоял оборонительный пост.
Позже мы установим по периметру острова множество мощных пушек с дальним прицелом. Это будет непреступное княжество.
Маяк был местной достопримечательностью. Небольшой рыбацкий посёлок ютился по другую сторону залива.
Задняя стена всего принадлежащего нам здания – это была просто скала, которая уходила высоко в небо. Первый этаж хозяйственный, глухой из прочного камня, второй это просто сказка из воздушных белых колонн, с окнами в пол. Террасы и лесенки, на них были уставлены большие глиняные кадки с цветами и цветущими фруктовыми деревцами. Третий этаж был просто повторением второго, но как бы в зеркальном отражении с лева направо.
На четвёртом была площадка для отдыха, стояли лежанки из бамбука и небольшие столики, навесы, кругом удивительно разросшаяся растительность, деревья оливы и мандарин.
От дома был спуск к бирюзовой воде в виде лестницы, которая огибала крутой сход к морю. Удобная из светлого мрамора, она вела к естественному углублению в скале, в котором всегда прибывала чистая морская вода. Изнутри волны подмывали скальную породу, и вода поступала через внутренние трещины. Естественный бассейн, возможно, и доработанный когда-то мастерами, он доставлял детям огромное удовольствие. Вокруг бассейна росли кустики лимона и мандарин, было установлено в тени несколько лежаков.
С двух сторон от основной усадьбы располагались прекрасные белые каменные домики с изящными черепичными крышами, предназначенные для наёмных работников. Простирались красивый сад и небольшая рощица, разделённые уютными тропинками. Высокие деревья, лаская своими зелёными ветвями взор, приносили нам радость и позитивное настроение.
И тем не менее обживались мы долго.
Женщин было мало, работы много, доверять, кому-либо мы совсем разучились. Князь Давид оставил нас быстро. Непоседливый как ребёнок, хорошо баркас, с рыбаком Луи, что вывез нас с рыбацкой деревни во Франции, был при нас.
Переживая за Давида, я сделала ему дубликат охранного перстня из платины, а также копию охранной грамоты, написав, что первый экземпляр находится у супруги, княгини Каталины д’Арагонна.
Только это и держало его возле нас, нужно было время для копирования охранного украшения. Мы с месье Ивонн, моим ювелиром старались как могли. Князь Давид собирался заехать на место захоронения своей несравненной первой супруги.
А затем я слёзно просила его поехать на нашу усадьбу во Францию и привезти семью виконтов де ла Кано - Гутьеррес и всех служащих оттуда, собрать ренту с арендаторов и продать всю недвижимость, в том числе и в Париже.
Вместе с князем отправился наш кузнец. Обратно с охранным перстнем из платины должны были вернуться все вышеперечисленные, князь же решил уединиться в горах.
Море, оно в любую погоду удивительное, и просто не бывает некрасивым. Величие и глубокая тайна, волнительная и необыкновенная окружают вас, когда вы находитесь на судне, которое идёт в пункт любого назначения. Или, когда живёте на побережье. Оно просто твоя жизнь, твой каждый вздох и взгляд, образ жизни и мышления.
«Старик же постоянно думал о море как о женщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки, - что поделаешь, такова уж её природа», - Хемингуэй был прав.
С понятием «женщина» отожествляться всё самое прекрасное в мире.
Поклонение Мадонне в католичестве как к защитнице слабых, покровительнице матерей и их детей — яркий пример тому. У меня же складывались чёткие ассоциации: утренние молитвы на рассвете, в которых мы просили Мадонну о защите всех наших, кто остался во Франции, и ласковый шум океана.
Высокие волны, разбивающиеся о рифы вечерами и месяц на синем бархате небосклона. Всё это просто впитывалось в сознание и становилось частью жизни, её бесконечной энергией. Мы были свободны от условностей мира, который оставили в прошлом. Становились частичкой Вселенной и Создателя, как не вспомнить при этом учения буддизма. Мы не хотели думать о прошлом, решив каждая для себя, что попрощались с ним навсегда.
Но, несмотря на частенько посещаемое меня философское настроение, я не собиралась углубляться в него и писать научные труды. Мои философские изречения не порадуют потомков. Хватит и украшений, которые, возможно, станут в двадцать первом веке достоянием какого-нибудь музея.
С волнением собирались на материк. Детей решили оставить на вилле с мадемуазель Илоной и охраной. Затягивая корсеты, смиренно вздыхали, предстояло знакомство с местной церковью. Накидывая строгую мантилью и надевая туфельки, вспоминала гостеприимную Тулузу.
Как же не хотелось надевать на себя, и с княжеским достоинством носить вновь эти «важные вещи».
Итак, на баркасе, в котором начинали своё путешествие по морю из Франции, мы с графиней при полном параде, в окружении охраны двигались в сторону Сорренто.
Город был густонаселённый, но чистый и уютный. Закупки. Мы делали их по списку. Мадам Жанна подготовила его заранее. За три часа проведённые в торговом городском центре города мы уже прошлись по всем нужным нам лавкам. Особенно меня впечатлили платья для Анжелик.
- Графиня, вы серьёзно думаете, что она их наденет?
- Она аристократка. Ей придётся это носить, если у нас будут гости.
- Тогда ну их, этих гостей – смеялась я, опуская пониже нежное кружево мантильи.
Себе же мы набрали милых сандалий для дома, удобных при данном климате, лёгких платьев и шляп с широкими полями.
Церковь Св. Франциска впечатлила белым мраморным фасадом, тихим монастырским двориком с кружевными арками архитектуры и зодчества средневековья. Внутренним красивым убранством, подготовленным к очередной службе. Мы представились священнику после службы, получив его благословение. И, конечно, оставили хорошие пожертвования.
А затем по плану были ювелирные лавки. Одна, другая. Неаполитанцы славились своими украшениями. Красиво оформленные салоны и многочисленные изделия цепляли мой намётанный взгляд.
Что примечательно, я видела несколько изделий, которые были произведены ещё в Париже, ювелирами, работающими в моей мастерской. Они были изготовлены по моим эскизам. Стоимость их была в разы выше заявленной мною когда-то. И это нужно было учесть в будущем.
Присматривая сапфиры себе для серёг, я нечаянно наткнулась взглядом на маленький кулон, сиротливо лежащий в стороне на подложке. Буря чувств смела все кордоны, которыми я так умело отгородилась от всех неприятностей. Смятение охватило меня, страх и радость, а главное надежда, всё переплелось в единое целое.
Листок клевера: четыре листика из серебра, с милыми осколками изумрудов. Я делала его как образец, перед тем как создать свою знаменитую брошь с подвесами. Сеньоре Адории он очень понравился, и она носила его как оберег практически не снимая.
- Откуда у вас это? – спросила купца дрогнувшим голосом. Это заставило графиню д' Фуркево быстро подойти ко мне, она впилась взглядом в украшение.
- Сеньор приходил недавно, продал. Очень тонкая работа, не правда ли? Сказал, что они с женой приезжие, поиздержались в пути. Из самой Франции добирались, деньги нужны для покупки дома. Украшение с цепочкой было, но её моя жена, как увидела, выпросила. Изящная вещица, неповторимая ручная работа настоящего мастера.
- Вот как? Я уже видела это украшение, – задумчиво глядела на купца. Сканировала взглядом его быстробегающие глаза.
Он же не всё чаще останавливал взгляд на моём браслете.
– Как же мне найти сеньора Рикардо в этом большом городе? Ведь, может, я смогу помочь ему и его семье, когда-то он оказал мне большую и просто неоценимую услугу. И я хотела бы купить у вас сапфиры, но другого качества. Вы же понимаете, о чём я?
- Княгиня, - мужчина низко поклонился мне, - я пошлю сейчас сына по адресу, что указал сеньор. И давайте пройдём в мой кабинет.
Когда я шла в кабинет купца, что находился за выставочным залом, в отдельной комнате у меня дрожали ноги от волнения. Дышала же я вообще через раз, мне хотелось бежать вслед за сыном этого мужчины, бесконечно поторапливая его, оставив все условности.
Казалось, что время остановилось, а весь островок окутало напряжённое ожидание. Жители с трепетом собирались на молитву, вспоминая всех святых и особенно пресвятую деву Марию — защитницу страждущих. Неизменный ритуал единения с небесами возрождал надежды и дарил уверенность, что пресвятая дева никогда не оставит просящих в беде.
Постаревший в одночасье сеньор Рикардо молился в часовне. Небритый и уставший он потерял уже все надежды и просто просил Господа нашего, чтобы жена его не мучилась и отошла спокойно в мир иной:
- Сеньора Адория, посмотрите на меня, – я звала её и звала, то повышая, то снижая от напряжения голос. Несчастная женщина приоткрыла глаза.
- Спасите, ваша светлость, ребёнка, пусть будет с отцом, – одинокая слеза скатилась по щеке.
- Адория, нет! Слушайте, мы сейчас усыпим вас и достанем ребёнка. Я всё это вам рассказывала много раз. Главное, когда проснётесь, будет больно, не впадайте в панику, – я говорила спокойно и уверенно.
- Не делайте резких движений, когда проснётесь, помните только об этом.
***
Оставшиеся до родов сеньоры Адории полтора месяца мы старались. Очень! Диета и подвижный образ жизни. Я очень внимательно следила за количеством потребляемой ею жидкости. Проверяла мочу и считала сделанные шаги по уходящей вдаль тропинке за день, приводя её своим поведением в шок.
Конечно, анализы было сделать невозможно. Но мы добились, что моча стала прозрачная как слеза светлого цвета, ушли отёки. Исключив из питания практически соль и пряности, примерно рассчитывали меню на неделю.
Старались пополнить необходимый баланс белка и жиров, витаминов и клетчатки и как можно дольше совершать пешие прогулки. Сеньора всё исполняла беспрекословно, понимая, чем рискует. Женщине было тридцать два года, для двадцать первого века пустяк, рожай сколько хочешь.
В шестнадцатом веке это был уже возраст!
- Ерунда, - скажите вы, никогда не носившие корсетов. Сеньора Адория с шести лет, всю свою осознанную жизнь носила эти орудия пыток, сдавливая себе все органы и нарушая кровообращение, неправильно питаясь и мало двигаясь.
В этот период пуританства и высокой степени религиозности дамам запрещалось подчёркивать очертания своей фигуры. Тонкие пластины метала облачённые в шелка и бархат – носили многие женщины этого времени, а затем большой процент из них не могли разрешиться от бремени и умирали в мучениях.
В деревне была неплохая травница-синьора лет пятидесяти, достаточно просвещённая на мой взгляд. Как она оказалась в таком месте, не знаю.
Может, не хотела сгореть на костре как ведьма, может, пошла за большой любовью в отдалённый рыбацкий посёлок. Неважно, у всех свои тайны. Муж у неё был простой рыбак. Хороший и работящий, любящий свою семью.
Я познакомилась с её ассортиментом лечебных снадобий. Хотелось понять, какими знаниями она владеет. Когда же я заговорила с ней об операции, что возможно это будет единственный выход для сеньоры Адории, то синьора Велия неуверенно подтвердила, что такие вещи имеют место быть.
В Венеции делали такие операции, усыпляя женщину опиатом, главное — правильно рассчитать дозу снотворного.
Этого было недостаточно! Я не могла спать и ждать неизвестности, вверяя себя Господу, и говорить, что всё в его руках. Это от бессилия и только. Как я уже говорила:
- Создатель, дал мне ум! Одно дело слухи, другое реальные действия.
Я глубоко верующий человек и, конечно же, просила помощи и заступничества, но понимала, что на земле мои руки и знания являются орудием создателя.
Узнав, что в пригороде есть госпиталь для среднего и обедневшего класса горожан под патронажем монастыря св. Франциска я отправилась к его руководству.
Долгие разговоры о родовспоможении, наводящие вопросы. Молитвы и непонятные ответы. В конце концов, хорошие пожертвования! И вот, я уже владею информацией об одном случае. Операция была! Ребёнок выжил, роженица же скончалась через несколько дней. Мне стоило больших трудов уговорить мать настоятельницу дать разрешение на беседу с той, которая проводила эту операцию.
- Она удалилась от мира, замаливает грехи, никак простить себе не может. Говорит, что допустила ошибку.
- Моя благодарность будет безгранична, умоляю; родственница в положении. Она перенесла долгое путешествие морем. Они беженцы с мужем из Франции.
- Хорошо, - настороженный взгляд настоятельницы. Уже не молодой женщины, которая все силы отдавала развитию госпиталя.
Не буду утомлять подробностями, но в конце всех переговоров выяснилось, что когда монахини, в том случае, достали ребёнка, то они не знали, что делать с маткой. И зашили просто живот, решив, что матка срастётся сама, если ткани живота плотно затянуть.
В результате долгих уговоров, обещаний и финансовых вложений в бюджет госпиталя, сестра Анна, была с нами на острове, и жила вот уже как полмесяца на вилле, наблюдая за будущей мамочкой.
***
Синьора Велия разводила кур, народившиеся в этом году молодые петушки не давали покоя соседям и всем в округе. Раздумывая над дозой опиата для Адории, я следила как, они гурьбой брали приступом ограду чужого огорода. Ненасытное племя.