- Княгиня, я повторяю, что никогда не оставлю благородную сеньору в тяжёлой ситуации, одну, в чужой стране.
Я растерянно стояла на борту своего бота, не в силах отвести взгляд от мужчины, к которому у меня накопилось столько негативных чувств, что их невозможно было описать словами. Его глаза, глубокие и пронизывающие, словно заглядывали прямо в душу, вызывая внутри меня бурю эмоций. Каждый миг, проведенный рядом с ним, был наполнен напряжением. Я не могла понять, что заставляет меня чувствовать такую ненависть и одновременно — странное притяжение.
Вселенная, дай мне кисти в руки! И столько тёмных красок, чтобы я могла создать нечто такое, в чём можно было различить миллион оттенков темноты и серости! Это и была бы наглядная картина моих чувств к этому человеку! Я боялась его ненавидеть и мысленно убивать!
Но создатель, свидетель, именно сейчас я хотела вытащить стилет из кармана, хотела вспомнить весь словарный набор, богатого и весьма содержательного русского языка. Я боялась этой ненависти, которая наседала на меня с безжалостной силой при каждой встрече с этим мужчиной. В мышцах моего сердца не было места для милосердия или понимания. В моём внутреннем мире царил хаос и разрушение – все благородные чувства были вытеснены этой тёмной энергией ненависти, рождённой будто бы во сне.
- Я воспользуюсь вашим предложением о политическом убежище, донна. У меня есть разногласия с моим королём, по многим вопросам, так сказать. Ваше предложение я надеюсь ещё в силе?
Волнение на море усиливалось. Росло оно и в моей душе. Предвестник грозы. Предвестник избирательного поведения моего сознания, девиз которого звучал весьма просто:
- «врагов нужно убивать».
Испанский галеон "Сан-Пабло" спешно собирался покинуть Порт-Глазго. Как вовремя мы оказались в порту. Все члены посольства Испании уже ожидали герцога на великолепном судне, готовом к отплытию. А он, совершенно не реагирующий на людей, что посвятили всё своё внимание нам, бессовестно навязывался в гости! Ему передали небольшой багаж. Пожилой сеньор уважительно, но настойчиво что-то шептал герцогу, смотря упорно ему в глаза.
- И я ваша светлость, - раздался тихий голос самой молодой сеньоры с малышкой на руках.
- Донна Федерико? Вы о чём?
Мой голос удивлённо затих, маленькая Росана не сводила с меня глаз. Казалось, малышка, сидя на руках у матери, что-то мне хотела сказать, но не смела.
- Мой супруг, донн Рамирез, он сейчас в Мадриде, - девушка опустила голову, и я услышала её тихий голос, который шелестом шёл ко мне жутким смыслом сказанного. - Ему сейчас сговаривают невесту. Мертворождение, дети, и одна выжившая девочка за все годы брака. У нас нет наследника. Я должна уехать в монастырь, уже готовится постриг, а дочка останется с дедушкой. Я прошу у вас убежища. Я не хочу расставаться с дочерью.
Я застыла ледяным изваянием. Девушке было лет семнадцать — восемнадцать. Сколько беременностей у неё было, говорите?
- И вас тоже в монахини? Надеюсь, не в монастырь святого Сант-Пере де Касерес?
Неосознанно произнесённые в гневе, слова, они словно ударили наотмашь герцога. Он побледнел, если можно это слово применить к тому выражению смуглого лица, которое я перед собой видела. Но мужчина выдержал удар и остался стоять, напротив не сводя с меня взора.
- Нет, донна Каталина, за меня моя семья не даст такой большой взнос монахам. Отшельницы очень дороги. Но документы о разводе я уже подписала. Ватикан прислал разрешение.
Я словно задыхалась. Приложив пальцы одной руки к вискам, смотрела на обоих. Не веря. Не понимая, что я сейчас слышу. Гнев, неконтролируемо, заполонил всю мою сущность. Сколько раз она рожала? И когда в первый раз? Сколько лет её мужу? Он, что извращенец?
Темнота покрыла сознание. Я теряла себя. Если бы я была ведьмой, то можно было бы подумать, что сейчас произойдёт выброс. Выброс магии, который убьёт всё живое вокруг. Было бы достаточно всего лишь одного движения руки, одного заклинания, чтобы вызвать этот выброс и разрушить всё на своём пути. Магическая энергия была бы столь могущественной, что никто и ничто не смогло бы ей противостоять.
- Ваша светлость, - голос, знакомый, он прорывался, он говорил со мной, как когда-то.
Буквально разрывал темноту. Смотрела и видела перед собой Ивонна, невысокого и юного, он загораживал собой герцога и смотрел мне в глаза. Его шёпот, как тогда в Венеции, он приводил в чувства.
- Ваша светлость нам нужно спешить, волнение за бортом усиливается. В открытом заливе придётся нелегко. Это всего лишь бот. Принимайте решение, умоляю.
Поймала взгляд герцога, чёрный омут его глаз. Словно утонула в них. Стилет в руках. Когда успела только? Достать. Через мгновение он вонзился в деревянную обшивку галеона "Сан- Пабло", долетев практически до одного из многих пушечных портов, что расположились нижним рядом на правой стороне. Наблюдавшие за нами испанцы отшатнулись от борта огромного строения, что высилось громадиной над нами.
- Уходим, - резко отдала приказ капитану Луи, - пытаясь справиться с собой.
Глупцы, они, что считают меня всесильной? При всём желании мой стилет не долетит до них. Вот стрела бы ….
Ладно, оставим эти мысли.
Мы были несовместимы и поняли это практически сразу. Как только погрузились на бот. И тронулись в путь по полноводной после обильных дождей реке. Им не нужно было что-то делать. Я и моя команда справлялась самостоятельно и без них.
Сон. И тепло его рук. Чувство защищённости. Наверное, из-за этого Бланка стала невольно ожидать приходов дона Андреаса дель Васто. Чувство любви, оно приходит позже. Мерное покачивание бота. Мысль о вечном чувстве, связывающем одиноких людей - она ускользала.
Не забытьё, что обычно уносило меня в безызвестность, а просто сон. Тёплый и мягкий. Он укутал своей нежностью. Я согрелась. И не слышала уже, как герцог попросил мадемуазель Илону и донну Федерико лечь рядом, согревая меня своим дыханием и телами. Он просил оставаться на месте, не покидая кубрик ни при каких обстоятельствах. Весь путь в нашем внутреннем заливе я проспала укутанная с головой в плед. Маленькая Росана сопела рядом.
- Ваша светлость, проснитесь, - девушки будили меня.
- Герцог приказал собирать вас.
Так это был не сон. Герцог на боте.
А те слова, я действительно произнесла их? Мадонна, как неудобно.
- Хорошо. Я сама.
Ворох тёплой и сухой одежды лежал неподалёку.
- Надо одеть всё, так сказали Его Светлость. В заливе плавают большие льдины, очень холодно на улице. Мы обходим их стороной. Капитан Луи говорит, что они очень опасны. Словно вершины маленьких сопок, что откололись и упали в море. Местами их очень много.
Штаны и юбки, свитер. Маленькая шапочка и капор на голову, шерстяной плед поверх, широкий пояс, перчатки, добротные сапоги. Всё.
- А почему вы стоите? Одеться надо всем! Укутайте малышку. Это приказ.
Видно было, что девушки не знают, чьи приказы лучше слушать. Герцог, по-видимому, внушал им больший страх, чем я. Они явно не решались его ослушаться. Нахмурившись, я присела на корточки и стала в ворохе искать вещи, пригодные для малышки. Нашла свой свитер, что вязала сама из пуха наших коз, он был с большим капюшоном, тёплый и уютный. Одела его на Росану. Девочка утонула в нём, но послушно ожидала дальнейших моих действий. Шнурком затянула капюшон на личике девочки. Поверх водрузила шапочку. Повязала шарф, закрывая ей ротик и носик.
- Так надо, не вдыхай глубоко холодный воздух. Хорошо?
Утвердительный кивок этой южной маленькой красотки.
Длинные рукава свитера связала спереди, на животике девочки. Носки из пуха козы, стали тёплыми чулками на завязках. Далее плед. Самый удобный. Завернула свёрток, что молча разглядывал меня, затянула ремень на нём и спросила:
- Мне и вас одевать? Сеньоры?
Тихий вздох и дело пошло быстрее.
- Мы куда донна? – тихий настороженный шёпот испуганного ребёнка.
- Домой душа моя. Ты разве не знаешь, что тебя ждут там маленькие и большие братики и сестрёнка? Они соскучились и совсем уже заждались. И всё время спрашивают, где наша любимая Росана?
Девчушка замерла в изумлении. Взглянув на мать, спросила недоверчиво:
- Да?
Донна Федерико кивнув, отвернулась, пряча слёзы.
- Конечно, да! Только уговор. Не баловаться! Рауль и Филипп те ещё сорванцы. Хорошо?
- Хорошо.
Спустя непродолжительное время вышли на палубу.
И первое, что я увидала айсберг, не близко, нет, но хотелось бы ещё дальше, намного. Допустим, также по левому борту, но уровне линии горизонта.
Мадонна, как он здесь оказался в весеннее время года?
- Капитан Луи не подходите к нему близко. То, что вы видите над водой, это только верхушка огромной ледяной глыбы. Вся опасность для бота сосредоточена как раз в той части айсберга, что находится под водой.
Мой хриплый, лающий голос прозвучал, очень не вовремя, на него развернулись буквально все. Только Луи твёрдо держа штурвал, не отводил взора. Вейлр мрачнел на глазах. Герцог, прищурив глаза не отрываясь, разглядывал мой внешний вид.
- Вы легко одеты, ваша светлость.
- Всё хорошо. Мне тепло.
Сосредоточившись на ледяной глыбе, подошла ближе к борту. Стало в разы холоднее. Мороз маревом отходил от неё, заявляя свои права буквально на всё. Мужчина молча пошёл в кубрик, затем вышел с шубкой, в которой я гарцевала на своей кобылке ещё в Париже. Предложил мне переодеться. Вернувшись в укрытие, я заново сняла плед, натянула шубу, капюшон. Застегнула всё. Затем перчатки и таки плед накинула вновь. Спокойно, Катя. Он прав. Он скоро уедет. Терпи. Он самодур.
Хмуро вышла на палубу.
Дубль два. Мессир Вейлр виновато отводил взор. Ладно, потерплю. Это только забота. Ничего большего. Ничего личного. Скоро будем дома. А утром в спарринге с отцом вымещу на нём весь свой гнев, что накопился за время обратного пути из столицы. Так даже лучше.
- Нужен шест, тот с отметками глубины. Опустим его в воду, и методом бесконечного поиска будем искать безопасный фарватер для судна. Подножье айсберга может быть очень широким и острым, он пропорет днище бота.
С голосом проблема. Нужно говрить меньше.
И вот зажжены все фонари, что были на судне. Жидкое горючее долго поддерживало процесс их горения. Герцог наблюдал, пытаясь понять происходящее.
Я обратилась к мужчинам, и Вейлр уже нёс длинный шест. Опустив его в воду, стоя практически на носу бота, кузнец «прощупывал» безопасность дальнейшего хода. И наткнулся — таки на подводную часть ледяной горы. Как вовремя. Ивонн дал задний ход, хорошо, что шли на механике. Отклонились в сторону рифов, там уже герцог стоял с замерным шестом, контролируя свой процесс. Он схватывал знания буквально на лету и не чурался исполнять работу простого моряка.
Он волновал меня: донн Габриэль, к чему лукавить. Себя не обмануть. Путешествие сблизило нас. Засыпала с мыслью о нём и просыпалась. Не могла себе противиться. Я помнила его руки на своём теле, его дыхание. В воспоминаниях всегда оставалось что-то непостижимое – сила его прикосновений, неповторимая мелодия звуков, как будто каждый наш вздох был частью симфонии страсти. Каждое произнесённое слово. Помнила, мятежный его взгляд, и те мгновения, когда были объединены мы, словно две половинки одного целого. Они казались бесконечными. Время замерло. В этих мгновениях ощущала себя живой, и, наверное, на грани познания счастья. То ощущение, когда он навис скалой решая что-то для нас, его властность ощутимая практически физически не давала покоя. Хотелось ли мне подчиниться ему? Не знаю. Не думаю. Всё смешалось. Образ Ромки и герцога, он стал единым. Моим наркотиком, моим дурманом.
- Моя Донна, - так он мне ответил. Его голос будоражил сознание. Он знал, как разговаривать с женщиной. Как обращаться с ней. Как увлечь её, возможно, соблазняя.
Наречённый, значит. Бабушка побеспокоилась о незаконнорождённой внучке. Подбросила ей кучу проблем и ушла на перерождение. А мне всего-то двадцать четыре и замуж совсем не хочется. Вся жизнь впереди. И мира не посмотрела. И путешествовала мало, и столько надо ещё успеть, и узнать. А главное, через два года надо как бы невзначай оказаться в Париже в имении отца. Ведь скоро должна родиться частичка моей души. Моя Елизавета Валуа. Состоится ли эта встреча? Или это был просто сон? И неутомимый Арман за отцом соскучился.
Как в свою жизнь вписать человека, который привык слушать только себя? Донн Габриэль, мой дурман... Готовы ли вы меняться? Сможем ли мы стать чем-то единым?
Выздоровление, продвигалось, неминуемо, ускоряя мою встречу с герцогом, со всей семьёй. Скоро настанет день, когда утром я займу место за общим столом, склонив голову, поблагодарю Мадонну за хлеб на столе и здоровье своих близких людей, и встречусь взглядом с ним.
Как там, в песне: в моей душе покоя нет. Это про меня. Я действительно ждала чего-то. Томное и совершенно неизведанное, оно словно просыпалось во мне. Не желая слушать разум. На этой волне рождалась новая ювелирная коллекция. Вся моя спальня была завалена чертежами. Стол в кабинете был исчёркан грифелем. Маленькая Росана была безумно творческим человеком. Она рисовала везде, где ей было удобно. Ей можно было всё. Мы трудились в тишине светлого и тёплого кабинета на пару. Ни разу не помешав друг другу.
***
- Доброе утро, сеньоры, - тихий голос и скромное утреннее платье. Нежная улыбка. Коса вокруг головы и серьги, что подарил отец; сказал, они принадлежали его матушки. Старинное изделие, с алмазами. В них я просто образец послушания. Настороженный взгляд отца на мои руки, что крошат круассан. У всех взгляды, словно и не взгляды вовсе.
Им определение точное родилось сразу: - знающие что-то и скрывающие это. Сидящие за столом отводили их. И от этого было очень неприятно.
Надо всё съесть, потом скажу. Отец меня уже изучил, он заподозрил истину. Но сказать всё равно надо. Тихий разговор, словно ручеёк, не о чём звучал за столом. Просто семейный завтрак. Отпечатался в памяти невозмутимый герцог, разговаривающий с мадемуазель Анжелик на чистейшем испанском языке и сразу же переходящий на английский. Девочка, впитывающая каждое его слово, брат, что-то быстро записывающий. Просто идиллия.
Так, с кашей, вроде справилась. Круассан уже не влезет. Поехали.
- Отец мне надо отлучиться, выделите мне сопровождение, пожалуйста.
Тишина. И взгляды. Что происходит? Мадам Жанна напряжена как струна. Анжелик отрицательно качнула головой. Донна Адория молча транслирует мысли. Понять бы их ещё. Я что под арестом? Мрак. Средневековый мрак. Иду дальше, ещё шаг в сторону своей независимости.
- Впрочем, мессир Вейлр, мне не откажет. Спасибо. И Арман, вы мне необходимы. Я оставлю вас сеньоры.
Мои энергичные шаги на выход, и серёжки, что покачиваются в такт. Зеркала. Я что-то совсем не росту. В той жизни была метр с кепкой и в этой не модель, скажу я вам. Брат Антонио уже скоро будет выше меня.
- Каталина, зайдите в мой кабинет, после завтрака.
- Хорошо, отец.
Лёгкий поклон. Я остановилась, развернувшись. Смотрела на всех, совсем не понимая их. Пошла переодеваться. Штаны- лосины и юбка в пол со складками и разрезами, я её зову шотландка. Тёплый свитер и берет короля Генриха VIII. Клетчатый плед. Широкий ремень. Удобные сапожки. Вуаля. Ещё нужно заскочить в библиотеку. Планов много. Час ушёл на сборы. Как же меня беспокоит один очень важный вопрос. Но вначале нужно удостовериться, что я права.
В кабинете отца осматривалась и думала, как можно прослушать его из лабиринта. Анжелик сказала, что видела мешочки с чем-то. Значит, можно и подсмотреть?
- Дочь, что на этот раз? Куда вы собрались?
- В восточное поселение к стеклодувам, отец.
Отцу стало легче. Человек просто расслабился, понимая, что я могу и не слушать его, являясь хозяйкой всего здесь. А он что себе на придумывал на самом деле?
- Донн Габриэль поедет с вами.
- Это не прогулка, отец. Мне нужно будет поработать, гостям не место со мной в дороге. Есть определённые подозрения, что наш источник повысил градус температуры. Я должна в этом удостовериться. К чему отвлекать важного герцога, пусть он занимается с картами в библиотеке. Мы успеем обернуться за день. Я думаю.
«- Княгиня, вы не против, если завтра объявят о нашей помолвке?
*****
- Дитя. Как несправедлив мир к вам. Я отпускаю вам грехи ваши.
*****
- Дона Каталина, ваше решение?
*****
- Вы словно ребёнок. Беспомощный и глупый!
*****
- Он отравил её, Мадонна! Моя сестра, мой Ангел …».
*****
- Каталина, проснись, посмотри на меня, умоляю! Мы не можем её оставить в склепе, мессир Вейлр, забирайте тело.
- Мадемуазель, вы уверены, что она жива, а не покоится с миром? Грех какой взяли на себя. Надгробие вскрыли...
- Арман сказал, если она не проснётся, значит, нужно нести тело на руках в личные покои. Только как мы её спустим в подземелье? Помогите же!
Кузнец в полном изумлении, которое, как казалось ему, граничило с полным умопомешательством, смотрел, как юная княжна д'Фуркево, подойдя к открытому мраморному гробу, взяв за руку усопшую, наклонившись над ней, стала звать.
- Каталина, проснись. Сестрёнка моя, умоляю! Арман сказал, что уже пора. Каталина! Я хочу видеть как ты смотришь на меня.
Тяжкая тишина и темнота склепа словно окутала находящихся в нём людей чем-то неестественно тягучим и непонятным. Одинокая свеча, поставленная на пол, давала огромные тени на стены. Как же всё это было страшно по своей сути. Вскрытое надгробие и покойница в нём.
- Нужно подождать. Она обязательно должна проснуться. Арман всё правильно рассчитал! Она не должна была умереть!
Слёзы текли по красивому личику такой далёкой и непонятной в своём горе девушки. Юная, не знавшая до этого потерь. Она была уже готова взять покойницу за руки и потянуть на себя.
Раскрыв объятия навстречу гармоничному вращению вселенной, я всем сердцем тянулась в другом направлении. К энергии юности, исходящей от новой, дивной звезды. Поначалу тусклая, она вдруг вспыхнула нестерпимо ярко. И стало ясно: она не одинока, рядом – близнец, неразрывно связанный с ней излучением. Энергия, что соединяла их, была чем-то непостижимым, сверхновой искрой вселенской лавы.
Рыдающая девушка положила голову на мои сложенные руки, что так удобно покоились на теле. Как жаль её. Я сопереживала.
Холодно и отстранёно.
Её слёзы я ощущала их, слышала всхлипывания. Вся эта слякоть! Где её платок?
Платок.
Он дал мне платок!
«- Где вы набрались таких слов и манер княгиня. Почему у вас нет постоянно с собой платка?»
Кадрами всплывают картинки чужой жизни. Ералаш набирал скорость, выстраиваясь в целые сюжеты.
- Анжелик, а твой где платок?
Мертвая тишина. В ней, казалось, затаился кто-то чужой. Почему так оглушительно тихо? И почему плачущая юная девушка не отвечает? Нужно открыть глаза… Взмах ресниц – и, кажется, этим движением я всколыхнула само мироздание.
Теее-мнота-а-а. Все расплывается, теряет очертания. Но что-то важное… что-то жизненно необходимое ускользает от меня. Неуютно. Неужели я забыла, как…? Дышать!
– АААААх!
Вдох.
А затем... Из лёгких вышел воздух. Это получилось само, тело знало, что делать. Люди, склонившиеся надо мной, помогают мне сесть. Знакомые незнакомцы. Картинки воспоминаний. Мужчина. Его взгляд. Сколько любви в нём и отцовской нежности. Тепло его крупных рук на спине.
- Я обязательно вас вспомню. Я знаю это важно. Помогите мне снять платье. Оно давит. Сильно затянули корсет. Я не ношу это, мне неприятно. В следующий раз не делайте так. Принялась освобождаться, задыхаясь. Мужчина, расширив взор, резко отвернулся, а девочка, развязала шнуровку корсета. Далее мне помогли вылезти из...
Я что в гробу? Мадонна! Кто осмелился меня живую... Похоронить!
Избавилась от тяжёлого наряда. В нижней сорочке, в несуразной обуви, хорошо хоть чулки не забыли одеть, перешагнула через юбки. Стояла прижав руки к груди и осматривала всё вокруг. Это точно склеп. В полумраке, пронизанном слабым лучом, пробившимся сквозь окно в своде, предметы обретали зловещие очертания. Спертый воздух, насыщенный запахом тлена и сырой земли, давит на грудь. Разулась, как же жмут украшенные жемчугами туфельки. Осталась босиком.
Они совсем не догадались...
Что-то взять с собой, и мужчина снял с себя верхнюю одежду. Я, закутавшись в мужской жакет, смотрела, как эти двое укладывают дорогое платье обратно в гроб.
- Туфли ещё. Они не нравятся мне.
Задвигают обратно тяжёлую, практически из цельного куска мрамора крышку надгробия. В основном это делает мужчина. Девочка же смотрит вокруг, контролирует чтобы был наведён должный порядок. Пришло понимание, что сама я это не открыла бы никогда. Но мне и не нужно. Зачем? Или нужно? Неважно... Или?
- Давайте оставим это место, мне холодно.
Смотрела в глаза мужчине. Он отвёл взгляд.
Долгожданный первый летний месяц, кажется, с него началось моё возрождение. А до этого, в горах, омываемых туманами и дождями словно и не жила я вовсе. Унылое бесцельное существование наполняло весь разум чувством вины.
Приход лета; всё менялось вокруг. С каждым новым днём я ощущала, как утекает вместе с ручьём, что обосновался недалеко от дома, чувство невосполнимой потери. Оно, впитываясь в почву, уходило вглубь и стремилось к озеру; его огромная, бездонная чаша хранила многие тайны. Местные говорили о легендах, чёрном лесе и о другом, параллельном мире.
Умершая в душе надежда, возрождалась молодыми побегами. Природа же нежными оттенками розового и жёлтого цвета на лугах и нагорьях стала растворять яркую зелень. Вереск и нарциссы были повсюду. Солнце я ловила его, в тёплые дни, вначале просто подстелив на землю уютный плед.
Горы. Чистая вода из ручья. Одиночество. Мы мало общались с Арманом. Он отводил взгляд от моего лица, глотая слёзы вины. Мне же совершенно не хотелось смотреть на себя в зеркало, что лежало завёрнутым в одной из сумок. Потому что знала, что я примерно увижу. Вернее, кого. Бледная моль ожидала меня в зазеркалье. Отвергнутая частичка чужого мира. Душа, выброшенная за борт, за ненадобностью. Не хотела. Ждала. Чего? Не знаю. Ну, уж точно не чуда. Поняла, что чудес на свете не бывает. За всё в этой жизни приходится платить. За уверенность и безнаказанность, за богатства найденные в тайниках.
Блуждая нашла небольшой водоём в предгорьях, исходящий паром. Словно кадка с водой, обложенная по краю удивительной красоты камешками, в которую я могла встать и слегка присев, окунуться полностью. Старалась не трогать голову руками. Что-то внутри обрывалось от тоски, когда я вновь и вновь вспоминала свою теперешнюю внешность.
Корни травы, которые мне дала как-то травница, её ягодки и листочки, высушенные и лежащие отдельно, каждая в своей ячейке в небольшой коробочке, они были уникальны. Я искала это растение повсюду, надеясь узнать его по форме листа. Так, похоже, оно было на женьшень, который видела в своё время в Китае на фермах по выращиванию этого уникального растения. Хотелось пополнить запасы. Но тщетно; в связи со слабостью я не могла уходить на дальние расстояния, а в округе...его точно не было.
Использовала то, что есть. В очень малых дозах. По возрастающей шкале. Вовнутрь настойку из корневища. Арман умело контролировал этот процесс. А ещё, бросая несколько листиков в свой личный водоём, исходящий паром, я ждала. Появлялся специфический запах.
Дальше в ход шли травы дикоросов и нежные летние первоцветы. Арман собирал их для меня в дополнение в специальное время суток: - и я проводила в своей природной ванне очень много времени. Не было желания разбрасываться силами, думать о прошедшем, не хотелось вспоминать тех, кто желал обойтись со мной столь беспощадно.
Я снова стояла перед белым листом своей судьбы, вопросительным взглядом пытаясь всмотреться в будущее. Расслабляясь, в мечтах закидывала голову назад обмакивая её в воду и бесконечно долго разглядывала небесную синь. Никто из людей, не видел моих слёз. Только небо Шотландии было безмолвным свидетелем опустошения моей души.
Я не хотела возвращаться в замок в таком виде, не хотела быть вечным напоминанием своим близким об их ошибке, которая кому-то стоила жизни. А кому-то надолго, а может, и навсегда испорченной мечты. Я не хотела возвращаться вовсе в замок. И ничего не могла с этим поделать. Блуждающий взор и разум всё чаще напоминали об отшельничестве.
То место в горах Испании влекло меня к себе. Дом отшельника в котором я провела свои вторые сутки на свободе казался мне раем, подарком судьбы.
Шло время и Арман, с его суетой и научными изысканиями стали не оставлять меня равнодушной. Как он старался. Нашёл мёд диких пчёл, что жили в дупле вековой ели, которую окружили молодые еловые заросли, и рекомендовал втирать его в кожу, смешивая с маслами кедра и живицы и каплями ещё чего-то. Оставляла это надолго на себе. Всё выполняла, всё делала. Втирала и смывала. Если бы не он, погрязла бы в пучине горьких дум и безмолвия.
Долгие пешие прогулки: - старалась убежать от мыслей, работая над собой. Вставала и шла бормоча слова песни из будущего.
Чтобы не знать, как отрекаясь бросают друзья,
Чтобы не видеть, как бесполезно уходят года,
Чтобы не чувствовать боль, что украли любовь,
Чтобы не слышать, как разнесётся надорванный шов -
Встал и пошел!
Встал и пошел!
Сам себя убеждая - будет всё хорошо...
Раз в неделю нам оставляли пропитание в леднике в брошенном поселении. Договорились, что письмо мне отец передаст с кузнецом только в очень, очень экстренном случае. Я не хотела вникать в их трудности. Они должны были научиться жить без меня. Не хотела ничего.
Время лечит, это точно. Готовя очередной наш нехитрый обед на печи, набираясь сил, я как когда-то в монастыре всё же стала проводить руками по голове. Нащупала нежную поросль.
Мадонна, спасибо!
Продолжала лечение, всё больше внимания уделяя правильному питанию, режиму и сну. А ещё положительным эмоциям. Как сегодня было туманно утром. Могут зарядить дожди, но они не были помехой для моих водных процедур. Заряжая воздух чем-то новым и чистым, как будто напитывали мир так необходимой ему для развития влагой, дожди сменялись тёплой погодой.
Раним, осеним утром знакомый бот, обходя дозором залив, задержался в маленькой скалистой бухточке; грациозной чайкой, выплыв на всеобщее обозрение он стал тайным объектом наблюдения слишком многих. Но капитан Луи невозмутимо и уверенно взял курс на выход из канала, собираясь впервые за последний год, посетить Порт – Глазго.
Необходимо было продать излишки замороженной сельди и сайды, взамен же привезти запасы муки и круп. С ним подрядились кузнец Вейлр. Он решил сделать закупки для кузни. И мастер по починке бытовых надобностей Ивонн. У всех нашлись дела в портовом городке. Замок оживал, потихоньку собирая в дальний путь каравеллу. Семье виконтов де ла Кано нужно было в скором времени, пересечь Ла-Манш.
Забытое чувство качки. Я никому не показывала лица. Сама не успев привыкнуть к нему, я подолгу гляделась в зеркало в хижине. Сейчас же закутавшись, забилась в кубрик бота, привыкая к новой обстановке. Меня никто не тревожил, хотя я чувствовала всеобщее напряжение.
Арман, он словно художник, боялся показать свою картину зрителям, ревностно оберегая её от чужих взглядов. Как коршун, не давая притронуться ко мне кому - либо, практически сам перенёс на руках на бот.
В тот вечер, в хижине, достав зеркало, долго не решалась взглянуть в него. Боялась увидеть сморщенную старушку. Вот вам и княжна будет. Придётся менять легенду. Ждать в гости состарившуюся княгиню Феодосию. Не приведи, Господь. Но даже если и так, уйду на покой в монастырь, учредив его сама; хотя отшельничество притягивало больше. И всё же в данный момент средства, мои личные, позволяют сделать многое, даже если не лезть в семейную кубышку.
Из зеркала на меня смотрели, прежде всего, глаза - тёмные, синие с поволокой, в обрамлении длинных пушистых ресниц. В глазах была печаль и какая-то неведомая тайна. Словно писанные с православных икон, они были необыкновенными. Нежная кожа лица. Непонятная, словно сливочная помадка или как лепесток кремовой розы. Отросшие кудряшки волос тёмно-русых, шелковистых. Они ещё не доставали до плеч.
Я была другой.
Похожей; - что-то неуловимое проскальзывало от той прежней, но главное сейчас я выглядела примерно лет на шестнадцать. По составленным мной документам княжне Христине шёл как раз семнадцатый год.
Она была удивительно худенькой, пластичной, с мелодичным голоском и тоненькой шеей, гордо несущей свою красоту. Ростом невысокая, но настолько изящная и легкая, что ей хотелось стать на цыпочки, чтобы казаться выше и увереннее. Её осанка, идеально прямая и лёгкая, напоминала осанку профессиональных гимнасток из будущего. Именно это подвигло её заниматься спортом, ежедневно посвящая тренировкам несколько часов. Нужно было обрести желаемую лёгкость и грацию.
Внешне мои руки выглядели маленькими и нежными. Но именно в этих маленьких руках таилась настоящая сила и ловкость. Мало кто мог догадаться, что они владеют шпагой, стилетом и ювелирными инструментами с виртуозностью мастера. Эта двойственность делала меня ещё более интересной и загадочной - персонажем нашей с вами истории. Эта внешность скрывала за хрупкостью удивительные способности и таланты.
Хижина в горах, стала свидетельницей многих секретов: - настороженных взглядов и недомолвок, наших с Арманом. Он стал сторониться, меня после нашего путешествия к ручью. Когда же я однажды позвала вечером его на свою половину, он застыл в нерешительности у входа. Не смея посмотреть мне в глаза, не решался сделать шаг. Тогда я ещё не знала, какой властью обладаю.
- Почему вы изменились ко мне, мой друг?
Подошла и обняла его.
- Тогда в горах, я не хотел перемещаться в скальное укрытие. А потом оказался в каменном колодце. Не помню, как! Я никогда бы вам не разрешил сделать это! Остановил бы, просто потому, что я сильнее. Да. Сейчас я сильнее вас. Физически. Но помню, вдруг голос в сознании и шёпот, «так нужно- это приказ». Не было сил не исполнить приказ! Невероятная синь ваших глаз, княжна была всюду. Просто наваждение - чуждое и страшное. Что вы сделали с нами в этих горах?
- Ш-ш, тихо. Ты мне брат, навеки Арман. Никогда не усомнись во мне, это грех. Пойдём.
Закрыла засов на двери и подошла к столу, стоящему в дальнем углу.
- Арман, сколько тебе лет?
- Шестнадцать ваша светлость.
- Хорошо. Кто твои родители? Отца я знаю и думаю, что через полгода мы встретимся с ним. А мать? Ты помнишь её? Она жива?
Парень опустил голову. А, затем, не поднимая взора, ответил.
- Я бастард, презренный плод любви высокородной флорентийской аристократки и простого смертного, ваша светлость.
- Зачем вы так Арман? Они ведь любили другу друга. И до сих пор любили бы, наверное. Я догадываюсь кто знает твою мать, друг мой. Это навсегда останется втайне. Поверь. Наши судьбы очень похожи. Я родилась так же незаконнорождённой, как и ты. Моя мать была испанской инфантой, а отец на тот момент простым бароном из Франции. Скоро нам придётся вернуться в княжество к отцу в другом обличии, с другим моим именем. Я тебе рассказывала уже. Нам нужно будет, как-то объяснить твоё отсутствие жителям долины и замка, слугам и другим любопытным. Не сомневаюсь, что скоро нагрянут гости. Итак, на твоё имя моим отцом выправлены документы. Отец имеет такие полномочия. Отныне ты французский дворянин, тебе пожалован титул, шевалье Арман д’ Ла Вуа. Ты владеешь небольшим земельным наделом в долине Лауры в поместье с одноимённым названием. Там нет строения, остался один фундамент от него. Но это мелочи. Эти земли принадлежали отцу ещё совсем в юном возрасте. Князь посвящает вас в свои рыцари шевалье. А это то, что мы с вами несли несколько дней на себе из ущелья. Я разделила всё по долям. Это уйдёт в семью. А это ваше.
«- Как Она?»
С этой мыслью жил. Засыпал и просыпался. Дочь была всегда в его сознании. А ещё чувство вины. Ведь что может быть более тяжёлым, чем нести на плечах груз, сжимающий сердце и сковывающий душу? Редко кто обращает внимание на вес, который возлагаем мы на себя, надеясь на несбыточные ожидания и заведомо невыполнимые требования, но его приходится нести всю оставшуюся жизнь. «не вернётся, не захочет».
Словно и не было лета, одним днём промелькнули заботы о восстановлении семьи и реконструкции замка. Нельзя жить всё время в рабстве сомнений; мы должны осознавать свою силу и сделать выбор, чтобы ощутить истину, которая несомненно где-то рядом.
«- подставились, сами и сильно - отец. Как могло так случиться, что, дав незнакомцу кров, одежду и пропитание, мы сами того не желая предоставили врагам очень сильное оружие против себя? Лабиринт. Мы жители и владельцы этого замка никогда не использовали лабиринт, так как Он. Нужно оборудовать гостевые покои в отдельном крыле. Продумать возможность подслушивать приезжих людей и подсматривать за ними, проникать в их комнаты, но ни в коем случае они не должны знать и иметь возможность выйти из своих покоев в потаённое место. Они всегда должны быть на виду».
Затянувшееся молчание из-за ущелья. Кузнец отвозил продукты еженедельно. С тревогой в глазах всегда семья ждала его возвращения. Ждали, когда он, спешившись с лошади, еле заметно кивнёт, глядя ему в глаза. Объект - юный Арман, кузнец видел его.
Юноша, выйдя осторожно из зарослей, скользнул в заброшенное жильё с ледником в подвале, а через некоторое время ушёл лесом обратно. Осторожно заметая следы, ведь место, где находится хижина, знала только Каталина.
И снова ожидание, и вновь, до следующей недели.
Весна. Лето. Уж и осень не за горами.
Потухший взгляд жены. И слёзы по ночам. Поцелуи с привкусом соли и её пальчики на его плечах. Сжимающие их с силой, как будто просящие защиты от мыслей.
Таких же. Как у него.
И память, будто не спавшая никогда. Прокручивающая вновь и вновь дни и месяца до...
Трагедия. И тело, что лежало на камнях в часовне.
«Мертва!»
Мадонна, где взять силы, чтобы начать жить заново.
Полог, что медленно открывал исхудавшую девочку практически без волос, которая смотрела на него глазами, полными боли и вселенской скорби.
Он просыпался от собственного крика, вспоминая, что ей пришлось пережить.
Проснуться в склепе в собственном гробу. Принять яд, осознанно, чтобы добиться справедливого наказания для негодяя, которому поверили все.
Ему, но не Ей.
И снова за окном утро.
«- Как Она?»
***
Тот день он помнит его.
Месье Вейлр, не тот уже взгляд по возвращении, хмурые брови и спешный уход в кузню. Сложенные завязанные в ткань листы бумаги, переданные в тишине. И страх, что вошёл в сознание поступью ледяных ног. Она решила попрощаться? Глаза в глаза сиятельный князь и простой кузнец, что по дороге решил для себя оставить службу в имении, и уехать вслед за девочкой, что держит его огромное сердце в своих маленьких ладошках. Навсегда. Где она, там и он. Служить только ей до конца своих дней.
Кабинет, его кабинет. В нём только доверенные лица, пришедшие через лабиринт.
Независимо от родовитости, они одна семья. На столе планы и наброски, сделанные её рукой. Повзрослевшая вмиг Анжелик, что переносит их на другой лист бумаги, а эти затем предусмотрительно сжигает.
И надежда. На возрождение. И её голос в сознании:
«- Послушай, но ведь я недалеко буду. Убери слёзы. Верь мне. Я обязательно вернусь, просто нужно подождать».
И прикосновения. Её. Нежные. Губы как лепестки весенних цветов.
***
Надежда.
Ожидание, сладкая мука. Предвкушение, словно первые аккорды, перед тем как музыка ворвётся в сознание, что мечется птицей в ожидании чего-то прекрасного.
Оно бы тянулось бесконечно до самого, того самого момента, когда он увидит её и прижмёт к своей груди.
Но дозорный отряд доложил, что в залив вошло судно под флагом Испании. Этого ещё не хватало. Состояние, которое овладело, нельзя было назвать гневом. Нет, это не была просто потребность в удовлетворении страстного желания. Это была мечта - кровавая как заход солнца на берегу океана, после которого всевышний всегда даровал на удивление прекрасную погоду. Хотелось вендетты.
«- отец, пока опущена решётка, что закрывает вход в канал, у тебя нет проблем. Как только ты её открыл, ты собственноручно впустил врага в свой дом. Не повторяй моих ошибок. Жди. Они должны тебя письменно уведомить о цели своего прибытия. Мы вооружены и защищены, у тебя будет время подумать. До последнего не впускай никого в дом».
Выбор. Он всегда непрост, но он всегда есть. Словно кто-то решил переиграть их. Со дня на день ожидается приезд славянской княжны. Гости, они совершенно не к месту.
«-до последнего не впускай никого в дом, не играй в игры, которые тебе будут навязывать обстоятельства».
- Вы были у него в апартаментах?
Отец разглядывал меня. Наедине с ним я сняла с головы убор славянской княжны. В будуаре сменила наряд на домашнее платье.
Перед мужчиной сидела девочка, его дочь. Она выглядела примерно на шестнадцать лет. Кудряшки, слегка прикрывали её уши, создавая ощущение лёгкости и непринуждённости. Тонкая шейка, словно стебелек цветка, и большие, выразительные глаза, полные юного любопытства и настороженности. Они привлекали внимание и вызывали желание узнать её поближе.
Невесомо протянув руку, он осторожно притронулся к её волосам, ощущая их мягкость и эластичность. Кудряшки пружинисто оттолкнулись от его пальцев, словно защищая девочку от внешнего вмешательства. Каталина замерла, почувствовав прикосновение, и её глаза расширились от удивления и волнения. Она ожидала и нет такого вот проявления внимания и заботы.
- Отец...
- Был.
Взгляд его мрачнел. А затем он задал вопрос, который мучил его очень долгое время.
- Там, где ты жила, и сейчас помнишь это, всё по-другому?
- Да. Там это время уже история, древность.
- Вот откуда у тебя столько знаний.
- Проснулась в монастыре как-то утром и поняла, что другой стала. Тебя это беспокоит?
- Меня, нет. Боюсь, что нечаянно выдашь себя. И они поймут. Я не могу потерять тебя вновь.
- Не бойся. Всё будет хорошо.
- А в Московии там как?
- В это время?
Он кивнул прищурив глаза, улавливая покорность. А затем крутанул прядь длинных чёрных волос вокруг уха.
- Я читала об этом, сама жила в этом городе уже в далёком будущем, затем уехала к морю. Изучала историю многих стран и континентов в школе, это обязательно нужно было делать, дабы получить должное образование.
Мы шептались у меня в спальне, где гарантированно были глухие стены. Я рисовала ему здания моей современности и корабли, самолёты и поезда. Дивился князь. Верил и не верил. И всё же история интересовала его больше.
- Так вот, на Руси сейчас правит Иоанн Грозный, так назовут его потомки. Жестокий правитель, потерявший в молодости любимую жену. За это и осерчал он на весь мир. Так поговаривают учёные мужи, подозревая, что её отравили. Но для страны царь Иоанн сделает очень многое. Он завоюет большое количество княжеств и объединит их в одно большое государство. Вот с кем нужно заключить Франции договор о мире и сотрудничестве. А в таких домах, как наш в семьях правит Домострой. Это свод законов, в которых мужчина всегда прав.
Я улыбалась. Отец удивлённо смотрел на меня.
- Девушки сидят по своим светёлкам, нельзя чтобы их видели чужие, особенно мужчины. Они могут выходить только во внутренние дворики. Замужние дамы иногда появляются в обществе, но только в сопровождении мужей.
«Жена, да убоится мужа своего» - основной принцип жизни в боярской и княжеской семье.
- Светёлки, это как твои покои?
Он задумчиво смотрел на огонь в камине.
Я настороженно утвердительно посмотрела в глаза этому человеку.
- Ты чего надумал? Ты же не тиран? Отец, оставь эти мысли. Домострой - это прошлое.
Подошла к его креслу и ласково обняла его.
- Я изменилась. Я буду другой. Они не усомнятся. Не закрывай меня.
- Тебя, Анжелик и... Всех.
- Жанну? – я изумлённо смотрела на мужчину.
- Закрою, спрячу от всего мира и никому не отдам.
Зарычав, он вскинулся! Сколько в нём силы. И пискнуть не успела, как, схватив на руки, он посадил меня к себе на колени, прижал. Слышала биение его сердца, ладонь, поглаживая, скользила по моей спине.
- Как тяжело любить дочь. С сыновьями намного проще. Я не представляю, что тебя может коснуться мужская рука как девушки, как женщины. Я, верно, убью его, оттого что ты моя, навеки.
Он зарылся лицом в мои слегка отросшие волосы.
- Аромат, какая ты сладкая.
Мы долго ещё разговаривали. Я так и уснула у него на руках, прислонившись к плечу. Помнила лицо Адории, она помогла мне раздеться. Какой волнительный день был сегодня. Как хорошо дома. Уютная постель закрывалась плотным пологом и становилась порталом в мир фантазии и снов. Поистине, магическое действие, которое позволяет отдохнуть от повседневной суеты и погрузиться в глубины собственного сознания.
А завтра с утра будет обычный график. Упражнения никто не отменял.
***
Утро. Прижавшись ко мне Анжелик, тихо сопела под ухом, отгоняя последние отголоски сновидений. В ногах ворочалась собачонка. Только ради этого стоило вернуться в замок и начать всё заново.
- Княжна, вы, почему не в своих покоях?
- Кристин, можно я с тобой буду всегда спать? После тех ночей я не могу одна. Я к Антонио всегда ходила, пока тебя не было. Он на диване спал в своей гостиной, а сегодня он меня к тебе отослал, совершенно невозможным стал, оттого что не может ночью один остаться в своих покоях. Бурчит и божится отцу рассказать.
«Я не ошиблась в вас мой герцог», - эта мысль преследовала меня по пятам.
«Не ошиблась».
«Как прекрасны бриллианты в колье фамильного украшения дель Альбуркера, чистые и прозрачные словно слёзы. Слёзы моей семьи, что проливали они весь этот год, и должны были проливать по вашему замыслу всю оставшуюся жизнь.
И как смертельно было бы для меня прочтение этой книги. Вы ничем не рисковали, даря мне эти несравненные драгоценности, высшего порядка, через несколько месяцев они бы вернулось к вам обратно. Вместе с книгой. Ваша дарственная надпись для Княгини Каталины от любящего…, и царственная подпись.
Ваша.
Ах, Мадонна, как трогательно».
После я назову это монологом выжившей невесты.
Сейчас же точно осознавала, что рукопись была бесценна: одного из тех, кто записывал воспоминания великого путешественника Марко Поло.
Рифма морских волн, ревущих у берегов феодальной Японии, всплески кровавых сражений и знакомство с экзотическими обычаями восточной культуры разлетаются по страницам, приглашая наивного читателя в пленительный танец с прошлым.
Привязывающая сердца к завораживающему миру прошлого.
Просто мы слегка ускорили этот момент.
Момент моего ухода.
Интересно, когда он собирался мне подарить книгу? Вероятно, сразу после свадьбы.
Странички с гравюрами, их однозначно хотелось бы изучить сильнее. Они словно были новее остальных листов и очень яркие. Мастер постарался: карта Индокитая, по ней хотелось водить пальчиком, склонившись, изучая путь исследователя.
Портрет китайской принцессы, в которую влюбился путешественник, посвятив ей стихи:
«Как испуганный лебедь, парит,
С летящим драконом изяществом схожа…».
Книга. Как же хочется взять её в руки.
Даже сейчас.
Переживания запечатлены на каждой странице этого произведения, словно пряный запах путешествия, проникающий в души всех, кто его открывает.
Интересно он работал в маске и в перчатках?
Мастер.
Токсичность этих страниц была просто убийственна. Как сказал шевалье Арман, в состав краски именно гравюр входил мышьяк. Время было не властно над этим фолиантом, и через сто лет, читающий, был бы обречён.
Отёк горла. Сильный ожог слизистых. Мучительная смерть.
«-Интересно, ваша светлость, вы сами наблюдали бы как я читаю? Насколько этот процесс доставил бы вам удовольствие?»
Новый переплёт и дорогая кожа обложки. Всё говорило о том, что издание приготовили специально для меня.
Польщена.
«-Как бы вы горевали за мной бедный мой молодой муж, лишившись такой безалаберной и безответственной жены. Уж это вы очень хорошо внушили моей семье. До сих пор чувствуется.
Сила внушения, насколько вы были сильны в этом»?
Мои монологи. Я разговаривала с ним. Мысленно. Часто. Словно ждала ответа. Но покойники, они так молчаливы, к сожалению.
Хотя, как сказать.
Как сказать....
Эта мысль снова тревожно забилась в голове: смешивая картинки, идеи, вопросы, словно перелётные птицы, они сумбурно перемещались. С каждым мгновеньем становясь сильнее, словно птенец, укрепившийся в полёте.
***
- Кто готовил донну Федерико к погребению?
Сеньора Адория, она застыла словно изваяние. Игла с шёлковой нитью, что мелькала до этого словно заведённая, безжизненно легла на вышивку. Прикрыв глаза, женщина старалась засунуть подальше в самые дальние тайники своего сознания воспоминания о тех страшных днях. Обратила внимание на пальчики женщины с искусанными ногтями.
Что так волнует её? Когда это происходит? Вечерами?
Я подошла и присела в ногах у сидящей в кресле Адории. Уловила хаос её мыслей, чувство вины, боль и что-то ещё очень скрытное, безумное - религиозного характера. Воспоминания отягощали её жизнь. Всегда. С того самого дня. Мучая и совершенно не имея обратной силы.
- Расскажи.
Смотрела ей в глаза. И меняла испуг и боль на забвение.
- Расскажи и забудь, словно это было, но очень давно и словно не с тобой.
Тишина. И складка меж бровей. Её.
«- не надо сомневаться, ты мать мне, между нами не может быть тайны; расскажи, это важно».
Этот мысленный посыл и пристальный взгляд заставил женщину тихо заговорить:
- Жанна, она тогда только оправилась от болезни. Потеря, похороны… Потеряла Каталину, а затем нарождённого ещё ребёнка. Она так кричала и убивалась, над телом, в храме... а затем выкидыш и сильное кровотечение, она также уходила от нас, не желая жить. Винила во всём только себя, что нарушила клятву.
Я читала в книге, той, для женщин, что делать...
Тихий шёпот, о чём это она?
«- Его Величество случай, он правит очень многим, если не всем в этом мире, да и не только в этом..., наряду с деньгами».
Я смотрела на Анжелик, что застыла на палубе «Илиады». Прижимая к себе собачонку, девочка прощалась с замком, в котором прошла самая осознанная и не побоюсь этого слова - волнительная часть её детства. Хотя конечно я не могла знать будущее. Ведь всё познаётся в сравнении.
И кстати, вот вам прекрасное подтверждение, дорогой читатель, моим мыслям о том самом случае, который правит..., очень многим. Практически всем.
«-Выйдя в одно прекрасное утро, проверить окрестную свалку отходов в пригороде Парижа, невзрачная болонка, грязная и вечно голодная, неожиданно попала в рай. Выполнив предназначенную единожды ей роль, она невзначай стала любимым питомцем в очень состоятельной семье. Питомцем, которого намывали и начёсывали каждую неделю, стригли, делая ей причёски разрешая ложиться с собой, спать, и внимательно следя за её питанием, ласково называя Жужжу.
За свою весьма вольготную жизнь в роли любимой бонны* (няни) для Анжелик собачонка успела пожить в Париже, на тёплых Неаполитанских островах, а также в Венеции и Шотландии, и вот снова ей предстоит дорога в Париж, в тёплых объятиях заботливой хозяйки.
А я, что говорила. Вот вам и случай.
Не правда ли, интересно? Ещё как».
Как часто я спрашивала себя о той поездке в Эдинбург. Случайно ли она произошла? Так уж нужна она была? Тогда. Для истории Шотландии. Да. Однозначно нужна. Внезапная гибель проповедника, его предсмертные слова, казалось, образумили Иакова. Властная и твёрдая рука короля вдруг поприжала своевольных баронов, устранив все внутренние разногласия в своей стране. Славный милорд Иаков V, наплодив наследников, взял курс на развитие Шотландии, усиливая её военную мощь и производство. Как это было отлично от того, как всё развивалось в другом мире, в том..., таком далёком. От которого осталась только память.
А для меня? Та поездка и встреча с герцогом? Трагизм произошедшего, с нами, зачем это нужно было?
Каталина, для всего мира - она умерла. В багаже отца, в самой большой каюте каравеллы стоял ларец, как будто хрустальный, так постарались мастера, стеклодувы, он закрывался на изящный серебряный замочек. Ключик от него всегда висел на цепочке, на груди князя. Через крышку ларца был виден лик девы, её посмертная маска, лежащая на чёрном бархате в окружении фамильных брильянтов дель Альбуркера.
Та безумная поездка, какой ничтожной, сейчас, кажется, причина, по которой она тогда состоялась и как велики по своей значимости её последствия. Испытания, выпавшие на долю моей семьи. Все люди, жившие в замке, прошли через них. Они стали другими.
«- Это место наших страданий»,- так сказала однажды княгиня Жанна.
Наши Души, словно закалялись. Для чего? Для следующих..., испытаний?
Что есть жизненный путь того или иного человека? Наша сущность, наши души - это словно генератор эмоций. Любые, они являются огромной массой энергии, которая выходит в эфир Вселенной, питая, возможно, её и совершенствуя, шлифуя, позволяя расширяться. Не являются ли наши эмоции своеобразным строительным материалом для всего сущего...
Как много, однако, философии во взгляде, с тоской смотрящем на удаляющийся залив. На самом деле не так всё плохо. Вся жизнь впереди у княжны, что приехала из Московии. Вот только нужно привыкать звать отца- дядей. А, возможно, просто, ваша светлость.
И то чувство, которое коснулось её кончиком крыла. К мужчине. Как хотелось познать его. В этой действительности. Не обмануться, встретив достойного человека. Опять почувствовать ту химию как когда-то. И услышать нежное:
«- Моя Донна».
Спокойно было на душе, в замке остались работать и жить капитан Карлос и его супруга. Я слышала, что к ним должен приехать сын с семьёй. После гибели Каталины и расправой над герцогом капитан пересмотрел свои взгляды на религию, отвергая католицизм. Направления реформаторства ему стали ближе. С женой они приняли лютеранство. Их копии карт и атласов расходились по заказчикам, принося всем немалый доход. Отец заключил с капитаном договор на управление замком, на период в двадцать лет. Я была уверена, что у строгого дона Карлоса в замке будет порядок.
В склеп мы более не наведывались. Вход из лабиринта в место упокоения сеньоры, сделали недоступным, решив, что достаточно долго злоупотребляли вниманием донны Федерико. Пора и честь знать. С отцом мы наведались в хижину, в которой жили с шевалье Арманом в период моего восстановления. Много я поведала тогда ему. Открыла мысли свои и, возможно, душу. За мной следил всё подмечающий взгляд родных глаз.
- А ты успела полюбить его, девочка моя.
- Как такое возможно? Скажи! Любить и ненавидеть одновременно. Он так был похож на другого, что погиб по глупой случайности. В другое время.
Я сжимала ладонь того, кто был опорой для меня.
- У тебя вся жизнь впереди. Ты встретишь ещё своего суженного, моя княжна.
А наутро я показала тайник. И вытащила из него запасы золота. Мои и Армана. Рассказывая историю их возникновения. Хмурый взгляд отца мне всё сказал без слов:
- Вас нельзя оставлять в одиночестве, дочь моя.
Кают-компания каравеллы - именно в этом месте я отчего-то явственно ощущала всегда, что нахожусь во времени, когда твоя жизнь весьма недорого ценится.
Внутри этой залы царила атмосфера уюта и роскоши; хотелось закрыться в этих стенах. Они были украшены мастерской, барочной резьбой, создавая впечатление произведения искусства. Красивое дерево, потемневшее от времени, искрилось золотыми бликами, привлекая взгляды и создавая атмосферу тёплого благородства. Величественный тёмно-зелёный бархат служил обивкой для мебели, придавая ей мягкий и роскошный вид. Кроме того, кованые фонари, элегантно прикреплённые к стенам, создавали приятное освещение внутри кают-компании. В центре помещения висела люстра в готическом стиле, расцветки состаренной меди и латуни, играя светом и бросая таинственные тени на окружающие предметы, она была словно центром всей каравеллы.
Под люстрой находился просторный овальный стол, выглядящий приглашающе и изысканно. Все предметы органично сочетались между собой, создавая внешний вид лёгкого и ненавязчивого шика. Воздух пронизывала атмосфера уюта, роскоши и максимального комфорта, что делало время, проведённое здесь, ещё более приятным и запоминающимся. Дети любили играть и заниматься уроками за этим столом.
- Кристин, что с вами? – Жанна обеспокоенно смотрела мне в глаза. Её аккуратная вышивка легла на стол. Вышивкой, как вы уже, наверное, поняли, в это время занимались многие. Для благородных дам это считалась наиболее подходящим занятием: оно развивало терпеливость, кротость, трудолюбие. Так коротали свои дни иногда и мы, скрывая за аккуратными стежками шёлка и золотых нитей свои тревоги и волнения.
- Присядьте, Мадонна, да у вас руки ледяные. Что там, на палубе происходит? Вы отчего так быстро вернулись? А как же прогулка?
- Это призрак Жанна, Его призрак. Я сама призрак, поэтому и вижу Его. Господи, господи, как мне страшно. Разве никто не видит, как они похожи?* (я неосознанно перешла на русский язык, все удивлённо смотрели на меня, не понимая, о чём речь).
В этот самый момент присутствие духа словно покинуло меня, а люди вокруг действительно поверили, что я из Московии. Воля и стремление к жизни медленно уходили, по крупице просачиваясь через отчаяние и непонимание всего происходящего, оставляя одинокую меня стоять на краю обрыва сомнений. Воздух вокруг стал тесным и тяжёлым.
Непонимающий взгляд подруги — и тишина в каюте. Я дико озиралась по сторонам, забыв где нахожусь. Взволнованные все. Приступ паники.
- Как быстро они нас нашли. Почему так быстро? Как же так?!
- Твои глаза, в них ужас. Перестань. Нам нечего бояться, мы в своей стране. Всё позади. Через сутки мы будем дома. Шёпот Жанны, уж лучше бы она говорила в голос; ещё что-то звучало, я не слышала смысла. Но видела руки, жесты, глаза женщины. Понимала. Она взволнована, очень. Просто старается всех успокоить своим гордым присутствием духа. Просто? Нет в этой ситуации простоты! Жанна -настоящая леди, добрая, но решительная и волевая, олицетворяет непоколебимое достоинство и тихую, но неумолимую силу. Куда же делись все мои силы? Почему я так явно отслеживаю страх в своей душе?
- Быстрее бы уже закрыть за собой кованые решётки отеля в Париже, - ужас вновь накатил волной.
Что со мной? Брат Антонио, он с сочувствием смотрел на происходящее. Его сочувствие стало катализатором. Слёзы подступили... Я сдерживала наступающую истерику. Это был какой-то переломный момент.
«- Не нужно меня жалеть»!
Устала бороться, устала от всего! Стоило только покинуть укромное и защищённое место, как враги, они словно дышали нам в спину. Не прощая ни одной оплошности, ни одного промаха. Они преследовали нас все эти годы, ловко загоняя в мышеловку.
Шаги.
Я слышала, их много, слишком.
Они взошли на каравеллу. Почему князь это допустил? Мужчина-призрак, он уже на судне?
Не помню, что происходило дальше. Как я оказалась в своей каюте, как снимала головной убор, стискивая виски руками. Как раздражало любимое украшение.
Мадонна, помоги мне!
Из зеркала на меня смотрело личико, словно не моё, с огромными, нереально тёмной синевы глазами. Я не узнавала себя. Русые волосы, отросшие чуть ниже плеч, ложились волной.
«- не призрак, но и не Я», - трогала себя руками, смахивая набежавшие слёзы,
«- Это не Я ..., и всё же - Я, живая», «- почему я его так боюсь»?
«- всегда есть выход, всегда», - притронулась рукой к крестику, в нём ампула.
«- я уже проходила это, я не хочу умирать, так как сеньора Федерико, это грешно...».
Стук в дверь.
- Войдите. Как неуверенно это звучит. Граф Антонио, он тихонько входил в помещение. Не отрываясь, смотрел мне в глаза. Встревоженной птичкой бросилась к нему в объятия.
- Аббат, помогите. Кто эти люди? Скажите же что-нибудь. Нужно уехать, у меня плохое предчувствие, умоляю.
- Ш-ш-ш, тихо. Нужно просто упокоиться. Паника может всё испортить.
Он держит меня за руку, усаживая на полку, что служила кроватью. Терпеливо и успокаивающе смотрит в глаза. Его рука коснулась моего лица, забирая одинокую слезу.
- Каталина, роза моя. Донна. Смелая, отважная. Я никогда не стану таким, как вы, это слишком высокий аккорд, его невозможно взять так просто, поверьте. Вы необыкновенны в этом своём облике. Я уверен, что испанский граф просто сражён. И если говорить о внешней стороне дела, то испанцам, так же как и нам, нужно как можно скорее прибыть в Париж, и они также затребовали гвардейцев у лейтенанта местной полиции для охраны, представившись сотрудниками посольства. У них с собой срочная депеша и верительные грамоты. Между нашими странами в данный момент короткое перемирие, пока что. Вы же знаете, король Генрих в Лондоне отрёкся от католичества, это влияет слишком на многое. Мир, все стараются как можно дольше сохранить его в таком виде, как каждая крупная держава это представляет себе. Опять политика и борьба за власть в колониях. Но я хочу сказать вам, дорогая, что ещё никогда враг не был к нам так близок. Как хорошо, что донна Каталина «покоится с миром».
Париж, Франция.
Что испытывает человек после долгой разлуки с домом?
«- а если Она уезжала навсегда?»
«- а если Он не хотел отпускать?»
В любом случае расставание — это маленькая смерть. Уезжая из милого сердцу уголка, всегда приходится, что-то обрывать в себе. Мы обрываем связи и словно оголяем нашу душу. Верхом, галопом в ночи, под блеском дальних звёзд, скрываясь от всего мира, я действительно бросала. Его. Отрывала. Он был мне дорог. Мне ли одной? Много лет назад.
И если честно, никогда не надеялась оказаться когда-нибудь вновь в нашем салоне, в особняке из терракотового камня в квартале Марэ, в большой гостиной, уютной и очень красивой, «…где горели свечи, и все диванчики и кресла были заняты …. А дамы порхали как бабочки, непринуждённо общаясь в уютной обстановке...».
«Розы во дворце по пятницам цветут не для меня», - вздыхал когда-то дядюшка Франциск.
Господи, как давно это было. Словно не с нами. Юность. Безрассудная, любящая риск. Мы были тогда такими бесшабашными, полными жизни и надежд. Как будто всё было возможно, и ничто не могло остановить нас. Мы умели летать, словно птицы, забывая о земле и притяжении. И ничто не казалось невозможным в эти моменты.
Дом. Он остался прежним. Будто мы вышли на минуту, или уехали в торговые ряды за нарядами. А затем вернулись.
Хотя нет, неправда. За эти годы он словно осиротел: воздух в помещениях был совершенно нежилым. Он был другим. Выстуженный ветрами одиночества. Пыль на покрытой чехлами мебели. Не такие яркие уже портьеры. Картины, переставшие жить энергией прошлого. Ведь эта энергия, она зависит только от нас. Есть она или нет, мы её создатели. И словно "Он" вздохнул, когда, открыв входные двери с внутреннего двора, князь завёл нас в холл. Дождался.
Мой кабинет, он хранил следы присутствия чужих людей. А ещё, мы сами. Мы стали другими.
Вела рукой по стене.
«- я вернулась, ты скучал?».
«- конечно скучал».
«- я другой стала, ты заметил»?
«- нет, ты та же, Аими».
«- узнал...», - улыбка скользнула по губам.
Я замерла, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь звуками, доносящимися откуда-то из пустующих комнат дома. Шаги взрослых людей и детский смех, словно эхо из прошлого, вторгались в сознание, вызывая сладкую, но приятную тревогу. Казалось, будто время остановилось в этом месте, и всё, что было брошено нами когда-то, застыло в недвижном покое.
В центре комнаты незримо стояли песочные часы, неподвижно замершие, словно в них забыли перевернуть время. Пыль, скопившаяся вокруг, словно картинка из прошлого, сохранила следы прошедших дней. Предметы, оставленные кем-то в спешке, лежали не на своих местах, словно брошенные в последнюю минуту.
Загадка этого места волновала сознание, заставляя задуматься: кто и почему возвращался сюда, чтобы оставить после себя только шаги и детский смех? Какие тайны скрывает этот дом, и почему он хранит в себе такие странные и трогательные воспоминания? Как же хочется вновь познать те вдохновения, и юношеские порывы, что жили в этих стенах много лет назад. Услышать лёгкие шаги малышей и требовательное «хочу» Анжелик.
Не хотелось в свои бывшие покои. Не хотелось. Словно призрак Каталины поселился там и не впускал. Или память. Вот и князь. Зашёл в кабинет дочери. Присел за её рабочий стол. Хмурый и какой-то очень несчастный. Потерянный. На лице отразился его возраст. Хотелось подойти, обнять, оставить поцелуй на небритой щеке. Нельзя.
Достал ключ от потаённой комнаты, отрыв её, поставил там, на стол стеклянный ларец с посмертной маской девушки, которую он так любил. Его дочь.
А я? Кто тогда? Сможет ли он также полюбить меня вновь? Его долго не было. Моё сердце, оно разрывалось от жалости. Но я пока не «убирала» то его убеждение, что дочь действительно погибла. Он мог себя выдать. Ведь ему ещё предстояла встреча с Франциском. Опасная встреча со всем светом, что она принесёт в наш дом? Как быстро разнёсся слух по столице, что один из посланников испанского короля не перенёс дальний путь и слёг с тяжёлым заболеванием. Все имена, что фигурировали, в этом непростом деле, уже списком обозначены на столе Его Величества.
- Ваша светлость, – я растерянно стояла в своей бывшей гостиной.
- Княжна. Он смотрел мне в глаза, будто пытаясь что-то вспомнить.
- Я могу занять покои, что в противоположное крыло уходят? Они на два уровня.
- Княжна, не стоит смущаться, это ваш дом тоже. Пойдёмте, глянем. Я в них никогда не был. Всё, что вы выбрали -это ваше. Не забывайте вы - член нашей семьи.
Проходя мимо апартаментов княжеской четы и их детей, которых стало в два раза больше, мы зацепили внимание Анжелик. Всё дальше удаляясь от тех комнат, в которых я жила до этого мы старательно вникали в происходящее, стараясь забыть прошлое. Мадемуазель Анжелик, выглянув ещё раз в коридор, увидав нас, решительно направилась следом. Её широкие юбки шелестели в такт. Бровки на упрямом лице сошлись в одну линию.
«- что они замыслили без меня, эти двое»?
Покои о которых я говорила, раньше они вызывали недоумение. Подобные были у виконтов де ла Кано, только их площадь была в разы больше. По типу — пентхаус, с входом, расположившимся удалённо от других помещений, на втором этаже. Словно перед лестницей на третий этаж сделали большой дополнительный зал. С двумя окнами в виде арок и массивной дверью и мраморной широкой лестницей наверх. На третьем же этаже была большая спальня, гардеробная, странный, тёмный кабинет. С ним мы позже разберёмся - антресоли какие-то. Вот и комната, словно предназначенная для занятий йогой. Она была как будто в верхней части терема, большая и светлая, со сводчатым потолком. В своё время мы не делали здесь ремонт и не задействовали никак. Но именно сейчас меня всё в этом устраивало.
Окна наших с мадемуазель Анжелик покоев выходили на широкую улицу. Тонкие, прозрачные стёкла, отец очень быстро старался наладить их производство. Невесомая вуаль тюля, высокий этаж, а там, за ними, внизу кипит чья-то очень насыщенная жизнь. Крупнейший город прекрасной Франции, Париж. Вот проехал богатый экипаж. Понесли вельможу в паланкине в сопровождении многочисленной охраны. Жизнь богатая событиями, страстями, интригами и любовью. Жизнь, в которой каждый миг был важен и ценен в развитии этого мира. Я мечтала, что однажды тоже смогу присоединиться к ней.
Весна.
Мне вновь придётся во всё это окунуться. Один только нерешительный шаг. Его необходимо сделать. Душа без устали рвалась на волю, устав от замков и тёмных лабиринтов. Она стремилась к свободе, к свету, к бесконечности. С каждым днём желание вырываться из тесной темницы страхов становилось всё сильнее и настойчивее.
На первом этаже флигеля шли работы. Стеклодувы без устали налаживали процесс производства в мастерских. Все были вовлечены в это действие. Зеркала, которые делали только в Венецианской республике, были баснословно дороги. Мне хотелось посмотреть всё своими глазами, побывать на производстве, потрогать и поймать творческую волну.
То, что изобрёл наш кузнец, и стекольных дел мастера Шотландии, с подсказки донны Каталины было, по сути, сенсацией. Только в наших девичьих покоях висело два больших зеркала, в которые, если отойти на расстояние, можно было увидеть себя в полный рост. Небывалая роскошь по тому времени. Ведь по нынешним меркам за продажу или бартер одного такого роскошного зеркала можно было купить хорошее имение на берегу Луары.
Эскизы обрамлений, для них я делала сама, а затем передавала его негласно месье Вейлру. Это была очень красивая ковка, он мастерски справлялся с поставленными перед ним задачами. Обернулась. Нашла взглядом его работу: - смотрится великолепно, немного в русском старинном стиле.
Безусловно, это не то производство, к которому мы привыкли в двадцать первом веке, но тем не менее. Я меняла историю этого мира, каждым своим действием, словом или поступком. Возможно, именно из-за этого до сих пор держалась на плаву. Вспомнилось, зачем я здесь. Юная Екатерина Медичи - она моя цель. Лавка благовоний недалеко от собора Парижской Богоматери, мессир Рене. Вчера я послала к нему своего ювелира, инкогнито. С маленьким письмом. Несведущий человек и не поймёт, о чём это я. Так, набор названий. В ответ я получила несколько писем от маркизы Анны и Бланки. Они нашли способ, наладить общение с нами. Что же, на зимних каникулах мы однозначно посетим Флоренцию. А сейчас мне нужно готовиться к встрече с Франциском, он не должен даже заподозрить, кто на самом деле воспитанница князя, приехавшая из Московии.
Итак, завтра.
Момент истины. Что-то дрогнуло внутри. Напряглось.
Новый гардероб, подождёт. Он сыграет роль, отведённую только ему. Мелочей в таком деле нет. А вот волосы. Завтра я должна быть другой. К вечеру. Наверное, это чутьё.
Однако, Франциск: - он точно удостоит нас визитом, потому как решит сам удостовериться буквально во всём. Или я совершенно не знаю своего дядю. А ведь я его знаю!
Разглядывая в зеркало образ, понимала, что однозначно придётся показать лицо королю. Его не устроит полуправда, и неполный мой вид. Должно всё быть идеально. Волосы, не отросшие, они явно тревожили отца. И не зря. Стриженые девицы, всегда были не в почёте. Власть тёмного средневековья до конца ещё не оставила сознание людей.
Можно, конечно, сослаться на болезнь, дескать волосы остригли. И всё же. Первое впечатление, оно самое важное. В моду входило испанское направление, буквально во всём — одновременно чопорное, помпезное и строгое. Под стать широким, слоёным испанским воротникам на нарядах в моде были причёски — тяжёлые, пышные, сложные и богато украшенные. Это же какой длины должна быть коса для такой причёски?
Коса...
Перекатывалась с носочков на пятки, разглядывая себя в зеркало. Теребила пальчиками домашний сарафанчик.
«- …хм, не хочу носить испанское. Когда уже Франция начнёт диктовать свои модные тенденции»?
И вот я уже в гардеробной. Да где же эти саквояжи. Ещё те, что мы с Жанной покупали в Тулузе. Устроила целую ревизию, нашла платья изо льна, что носили на острове в жару, и красивый палантин. Отложила. Воспоминания накрыли, мешая отыскивать важные для меня в этот момент вещи.
Пока не нашла требуемое имущество, а я была уверена, что оно где-то здесь, витала, словно в облаках. Забывала о текущем времени. Вспоминала, что на задуманное его очень мало. Мысленно торопила себя. И вновь вспоминала о былом, перебирая вещи. Вот и сумка, нужная именно в этот отрезок времени. О да. В ней вся одежда с острова и лёгкая обувь в мешочках. Сандалеты, то, что сейчас не оденешь. Бусы из ракушек и перламутра: - красота, этот мешочек я подарю Росане. Как всё просто было, под ярким Неаполитанским солнцем.
Наконец-то! На самом дне! Та, моя сумка, с которой я лазила по горам, а в ней свёрток. Не знаю, каким чудом она сохранилась. Сколько переездов пережила. Разворачивая, затаила дыхание. Коса, которую я стригла в заброшенной хижине в горах, она совершенно неплохо сохранилась. Во всяком случае, в руках она не рассыпается.
Мне срочно нужна донна Адория, шевалье Арман и Илона.
*****
А далее мы расплели косу. Устроили консилиум. Решив основные вопросы, начали готовить к покраске пряди волос. Разложили их ровными рядами и одинаковыми пучками. Цветом старались попасть в мой теперешний. Сомневались во всём, боясь испортить натуральный длинный и на удивление мягкий волос. Затем все решили, что если цвет будет сильно отличаться, то окрасят и меня. Ведь никто не видел княжны из посторонних без косынки или палантина.
Кристин вы были добычей, каждого из них.
По-разному, но каждый из них хотел вас.
Большего я не могу сказать. Я даже не могу предположить, что будет дальше.
Граф Антонио де ла Гутьеррес
Затем мы столкнулись с постоянным контролем, с чем-то вроде домашнего ареста - называйте это, как хотите. Ощущалось нечто неизбежное: как будто посторонние глаза наблюдают за каждым нашим шагом, каждым вздохом. Мы стали осторожнее в словах, в поступках, точно зная, что любая ошибка может исправляться нами намного дольше, чем прежде. А может и вовсе не исправленной остаться лежать на полке в чьей-то памяти. Иногда казалось, что даже дышать стало опасно, словно наше дыхание тоже подвергается проверке. Потому что он помнил всё! Побег и непослушание донны Каталины, отбытие во Флоренцию отца без его позволения.
Не простил он нам и исчезновение герцогини Анны и виконтессы Бланки из Франции.
- Был период в моей жизни, и меня покинули все друзья.
Повторил он несколько раз в какой-то из вечеров, и становилось страшно от этих его слов. Кто из нас в эти минуты не мечтал об уютном замке в Шотландии?
Та небольшая гостиная, в которой мы принимали первый раз виконтессу Бланку с подругами, превратилась в кабинет отца. Все двери в жилую часть здания были под охраной.
В торговые ряды и на примерку к модисткам я ездила в экипаже исключительно в сопровождении сеньоры Адории, княжны Анжелик, шевалье Армана и нескольких гвардейцев короля.
Мы все учились жить по-новому. Обласканные королевским вниманием, мы становились предметом разговоров всего дворцового люда. Ну, надо же о чём-то разговаривать обывателем. Королевские ласки, они раздаются не всем. Мы старались не поддаваться эмоциям. Хотя мадемуазель Анжелик в первое своё подконтрольное утро, расширив в изумлении глаза, была просто сама не своя. Однако, её никто ни в чём особо не урезал. Но чужие люди вокруг всего здания и в приёмной отца её просто заводили.
Контроль, он для неё был неприемлем. Только свобода и только в том виде, в котором она сама для себя создавала её.
Меня же преследовала мысль о возможном нашем обыске. Не знаю, в какой форме. Одним словом это можно было обыграть хоть как. А тем более, допустим, в моё отсутствие.
Эту мысль подтвердил тот факт, что в порт, где стояла каравелла, в Гавр наша команда отправилась опять-таки в сопровождении гвардейцев и доверенного человека Франциска.
«Илиада» нуждалась в ежегодном профилактическом ремонте. Капитан Луи с приличной суммой в серебре отправился на работы в порт Гавр, с тем, чтобы потом отогнать судно в порт Марселя. Доверенный человек Его Величества, попросил пересчитать всю установленную отцом сумму серебром при нём. Он составил опись всех монет! Нас строили по всем статьям, возможно пытаясь определить бюджет расходов всей семьи примерно на месяц.
- Терпим и честно смотрим в глаза. Когда-нибудь ему это надоест.
Отец был прав.
- Дамы, будьте скромнее в нарядах.
И снова прав.
Как-то поздним вечером я поманила мадемуазель Анжелик к себе в кабинет. Открыв свой мини - лабиринт, прошла на чердак, княжна не дышала, её глазки сверкали. В хранилище показала сундуки со старыми льняными нарядами. Открыла занавесу тайны столь тяжёлых нижних юбок.
Все последующие дни работа кипела безостановочно. В центральной гостиной наших покоев были установлены напольные пяльцы для вышивки, на диванах разложены коробки с нитями и образцы наших работ. Это были просто залежи из магазина: - «вышей сам себе приданное».
Неоконченное рукоделие с воткнутыми иглами были натянуты и готовы к творчеству. Мы же в узком кабинете на третьем этаже вшивали слитки и ювелирные украшения в старые наряды.
- Я ненавижу золото, Кристин. Сколько ещё осталось?
- Не гневи Всевышнего, Анжелик, скажи спасибо, что сегодня нас не дёргают и не приходится бежать вниз на любой шум возле наших покоев и делать вид, что мы сгораем от желания отшить себе самое лучшее в мире приданное. Шей. И скажи спасибо собачонке своей, что не тявкает, а спит спокойно в кресле.
Жужжа, не теряла своей привычки, поднимать шум в любом случае, если возле двери кто-то проходил по коридору. Она рычала и рвалась в бой, отрабатывая, как и раньше, свой хлеб. Подозреваю, что маркиза Анна ей казалась за каждым шорохом возле дверей в наши покои.
Сундуки пополнялись серыми невзрачными платьями, переложенными панталонами и старыми корсетами. Также я планировала развесить здесь свои славянские сарафаны, выношенные, с потёртыми подолами.
- Кристин, если есть такой тайник в доме, значит, должно быть ещё что-то. Мне эта мысль не даёт покоя. Слитков немножко осталось, давай ты дошьёшь, а мы с Антонио поищем.
Вот хитрая девчонка. А с другой стороны - она права.
- Послушай меня.
- Отчего ты шепчешь, ведь нет никого рядом.
- И всё же: - в покоях Каталины есть такой же кабинет, узкий и непонятный, в стене за гобеленами, в нём - небольшая дверь скрывает тайное помещение, у него в полу - тайник. Там в своё время я всё обследовала. Нет смысла соваться вновь. Однако понимаешь, я всегда удивлялась нашему коту. При всех закрытых дверях он умудрялся исчезать и появляться вновь в доме, когда ему этого очень хотелось. Ещё и подруг приводить. Донна Пломмия, помню, закроет буквально всё на запоры и скажет: пусть ночует на улице, а утром он тут как тут. Сидит на кухне у очага умывается. Попробуйте понять с Антонио, как ему это удаётся. Смотри перстень герцога. Отец нашёл его на берегу после того, как…, сама понимаешь.
Его приезды участились, началась катехизация – занятия по изучению основ веры.
- Таинство крещения совершается один раз на всю жизнь. Католическая церковь признаёт любое крещение, совершённое во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Дитя, готовы ли совершить чин принятия в полное общение себя с Католической Церковью?
- Да, Ваше Величество.
- У католиков главой Церкви является Папа Римский, существуют различия и в богослужении: вы изучили это, княжна?
- Да, Ваше Величество.
Я проходила все положенные этапы в подготовке к таинству присоединения. Мне объяснялись основы католического вероучения. Я словно вновь погрузилась в Слово Божье. Беспрестанно думая об этом. Всё чаще вспоминался монастырь.
- Дочь моя, готовы ли вы в обязательном порядке посещать Мессу по воскресеньям, регулярно причащаться и исповедоваться, соблюдая строгие посты в установленные на то дни?
- Да, Ваше Величество.
Меня охватывал трепет от его требовательного голоса.
Становилось страшно. Вспомнились слова отца, что Франциск отправил любовницу в монастырь. Все последние годы он делил с этой женщиной постель, забывая про законную жену. Как говорится, и в радости, и в горе… Для двора будто и не существовало королевы: - той, которая родилась когда-то в Испании инфантой. Годы! Он опять задвинул кого-то за спину, используя и выбрасывая, как ненужную вещь. Я даже думать об этом не хотела. И всё же: а вдруг интуиция меня не подводит? Изматывающие ночи и его всё более частые приезды. Он был каждый вечер у нас в доме.
Гарнизон вояк, что оцепили имение. Мрачнеющий взгляд отца, он практически ничего не ел за общим столом. Не встающая со своей кровати, ослабевшая мадам Жанна. И повсюду гвардейцы. Доходили слухи, что они начали досматривать корзины с продуктами, что привозились с рынка.
- Кристин, ты меня слышишь?
- Слышу.
- Нет, ты меня не слышишь!
Анжелик трясла меня что есть силы.
- Мы нашли.
Она смотрела на меня. Её взгляд пронизывал насквозь.
- Что нашли?
Сестра приблизила ко мне омут своих тёмных глаз.
- Ты почему такая? В последнее время? Мне ударить тебя?
- А вдруг он меня готовит сразу на постриг, мне страшно, Анжелик. Что-то не так. Я чувствую это. Мы зря ему доверились.
- Наш дом сообщается переходом с небольшим строением - оно находится во дворах. Непотребное, нежилое и пустующее. Совершенно заброшенное. Словом, просто помойка, то, что нужно!
- А что дальше? Снова в бега? Я могу не вынести дальней дороги верхом. Кто нас поддержит? Капитан Луи? Его нет в Париже. Вейлр и Ивонн? Не знаю.
- Я, Антонио и Арман. Отец, он не допустит твоего пострига.
- Я не хочу ставить его перед выбором, Анжелик. Измученная токсикозом жена или взрослая дочь, от первого любви, рождённая вне брака. Пусть всё идёт своим чередом.
И вновь погружение в себя.
Появилась обида на весь мир, на себя. Она разрушала, находя всё новые причины жалеть себя. Как тёмная тень, что окутывает душу своим холодом и поглощает каждую искру радости. Она усиливалась, находя новые и новые причины для своего существования. У меня был выбор: могла уйти на перерождение тогда, в объятиях всадника, что с нежностью держал на руках впавшую в забвение девушку. Я выбрала жизнь.
«- я нужна им, я нужна своей семье», - кричала и билась в темноте. Тогда.
Не лучше ли было смириться и уйти в небытие.
- Ты слышишь меня?
- Слышу.
- Уже несколько часов ты стоишь так и смотришь в окно. Я всё рассказала Антонио и Арману.
- Кристин, что ты делаешь с собой?
Раздался голос брата.
- Не знаю. Это просто заговор. Они уже всё решили.
- Реши же и ты, что для тебя важнее.
- Ты о чём?
- Я, о главном. А ты? Ты словно в замкнутом круге. Мечешься. Сражаясь за всю семью. Одна. Нам не нужны такие жертвы, тяжело от этого, пойми. Сядь и подумай. Зачем тебе быть обласканной Франциском? Зачем тебе мнение света. Не рождённая ещё Елизавета. Даст Всевышний, и вы увидите друг друга в этом мире.
Пойми! Он не изменился. Ты снова разменная карта в его игре. Сейчас главное, это сохранить свободу. Сохранить свою жизнь. Что он обещал Ордену взамен на мир между нашими странами? Он собрался воевать с Англией за веру, ему нужны средства. Кого он обещал Ордену? Чьи знания их интересуют, прежде всего? Они сведут тебя с ума на допросах, сестра! Им постоянно будет мало.
Антонио говорил абсолютным шёпотом, но его слова они врезались в сознание. Били кнутом по оголённым нервам. Это была не речь юного графа.
Падре, передо мной стоял именно Он. Но в этом своём воплощении он был решителен и готов к действиям.
- Всё фальшь. Эти его приезды. Он всё понял, как только увидел тебя в тот первый день. Он знает, что ты давно и истинно приняла католицизм. Он знает, кто ты. К чему эти спектакли по вечерам? Знает, что православие - это только прикрытие. Ты задумывалась о том, какой ты подпишешь документ в церкви, ты будешь его перечитывать и изучать возле алтаря? Ты уверена, что это будет выражение твоей твёрдой воли — принять католическое вероучение? Возможно, это будет отречение от всего, что ты имеешь, и согласие на заключение в монастырь. Если тебя вывезут в Испанию, мы не сможем тебе помочь. Это будет путь в никуда.
Не хотелось думать о том, что пережили отец и княгиня Жанна, сеньоры Адория и Рикардо де ла Кано, когда они поняли, что мы, оставив их, покинули Францию.
Осознали ли они полностью наше отсутствие? Хотелось непременно отправить весточку - однако нет. Не время.
Успокаивало только одно: - успей Франциск и Орден совершить задуманное, переживания и чувство вины всех членов семьи были бы в разы сильнее. Моё заточение и невозможность исправить ситуацию в целом - они никогда бы себе этого не простили.
В порту безлунной ночью, оставив на постоялом дворе экипаж и лошадей с приказом доставить их в указанное место в Париже, мы пересели на шлюпку. Члены команды каравеллы ожидали нас, их успел предупредить месье Ивонн. Обеспокоенные лица и сурово сведённые брови шотландцев разгладились, когда они увидели наш небольшой отряд. Суровые мужчины не задавали вопросов, хотя в их глазах я читала невысказанное. Вооружённые мушкетами и абордажными саблями, они выстроились вдоль борта шлюпки, готовые к отплытию. Я чувствовала, как команда была напряжена.
- Поспешим. Скоро начнётся прилив, это усложнит нам нашу задачу.
Путь до каравеллы и моя тихая мысленная беседа с вечным спутником, не только этой планеты... Не только.
Она была моей спутницей.
«довольна, мы опять в бегах, что скажешь»?
Полная, она молча наблюдала, хоть бы знак, какой подала.
Гребцы, воодушевлённые происходящим и совершенно несогласные с теми досмотрами, которые неукоснительно проводились на судне, стали одним большим, хорошо сработанным коллективом.
- Я хочу сменить название судна. Видела в трюме старое, вытертое основательно подпорченное водой и временем. Спасибо, что не выбросили его, оно вполне нас сейчас устроит.
Мой голос звучал очень решительно. При свете фонарей, отойдя от берега и встав на рейд буквально на входе в залив, затесавшись среди других судов, команда взялась за работу. Подвесные сооружения из канатов. На них люди, готовые очень быстро изменить не только название судна, но и всю свою жизнь.
Ранним утром, не дождавшись рассвета, каравелла San Lorenzo покинула порт, оставив доверенного человека короля доглядывать свои сны в комнатах, снятых им для проживания.
Гвардейцы же, удивлённо увидев утром отсутствие судна, не могли понять, как это их угораздило так отличиться накануне. Вроде пили все вместе: - члены команды составили им компанию. Все они в один прекрасный момент стали практически братьями! Французы - гвардейцы и шотландцы – моряки! Шотландцы - те ещё пройдохи, народ бывалый, но перебрали именно они, служивые.
Виски, конечно, был знатным.
И не перебрали вовсе, а, возможно, отравились. Так и есть, всё это, однозначно, можно списать на отравление. Вода вон затхлая везде, привозят её издалека. Вино - оно другое дело, чистое, как слеза младенца. Крепкое и игривое. Одна услада.
Мне казалось, сам всевышний благословил нас на это путешествие.
Граф Антонио решил взять курс на Средиземное море, как если бы мы действительно следовали в Марсель. Нам предстояло обогнуть Францию, Испанию и Португалию. Пройти Гибралтарский пролив и укрыться на нашем острове, а затем решить, что же делать дальше. Ведь так долго продолжаться не может. Хотелось уже какой-то стабильной оседлости.
В команде было много моряков из Шотландии. Они просто горели желанием посмотреть мир. Каждый день мы рассматривали карты князя Давида, ещё раз понимая, как уникальна земная твердь и её водные просторы.
- Капитан Луи, судно готово к путешествию?
- Да, ваша светлость. Мы успели реконструировать механизм. Он сейчас может работать на твёрдом топливе и на ручном взводе. От угля выхлоп виден издалека, все работы приходится проводить ночью. На острове мы пополним запасы жидкого топлива.
-Хорошо.
Я задумчиво смотрела вдаль.
Юный шотландец, исполняя обязанности кока, очень волновался. Боясь не справиться, он напортачил готовя несколько блюд. Просто перевёл продукты. Виновато смотрел на нас не понимая что же делать дальше. Мы, не сговариваясь, решились помогать ему с Анжелик, вводя команду своими поступками в культурный транс.
- На судне мы все находимся практически в одинаковом положении. Помощь друг другу — это меньшее, что мы можем сделать. Пока попутный ветер, и стоит хорошая погода, нужно извлекать из этого максимум выгоды. Есть ли необходимость нашего появления в порту Ля Рашель? Капитан? Пополнение запасов провизии и пресной воды на вашей совести мессир.
- Лучше в Бордо, ваша светлость.
Удивительно, но только на судне я поняла, насколько, всё было фальшью и навязанной нам игрой. Там. В Париже. Как я могла столь слепо верить в чудо, изменяя себе? А ещё было понятно, что я «сломала» что-то для себя, ведь в Шотландии, в склепе, осталась моя частичка, которая, возможно, отвечала за творчество и полёт фантазии. Или это герцог забрал с собой? Не знаю.
Как я там говорила, настоятельнице в Монастыре Непорочного зачатия под Парижем?
«- моя душа мечется».
Так, оно и было. Она металась и не находила себя. Всё свободное время я проводила на палубе. Океан забирал негатив, словно смывал его бирюзовой волной. Я хотела, чтобы он смыл тревоги и боль, которые встречала на своём жизненном пути. Наблюдая за бесконечным шумом волн и ощущая лёгкую прохладу морского, бриза, не хотела даже вспоминать, о чём мы говорили с дядей. Перед глазами стоял медальон и его руки, раскрывающие его.
Так значилось по документам. Договор покупки каравеллы был заключён на княгиню д’Арагонна. На графа Антонио я составила завещательное письмо. Далее мы шли под парусами на очень приличной скорости, стараясь наверстать упущенное и потраченное на борьбу со стихией время. Это были просто гонки. И мы прекрасно знали, что стояло на кону. Возможно, наша свобода, а, возможно, и жизнь.
Спустя несколько дней изначально мы заметили несколько чаек, а после небольшой островок с высокими скалистыми берегами и стареньким маяком на самой его высокой точке. Сделав остановку, матросы прочно крепили себя канатами. Они крепче прибивали новое название, и красили его ярко-синей краской. В ход шло всё, чтобы сменить облик каравелле. Один из косых парусов заменили новым, ярким, в синих тонах.
Как же не стабильна погода!
Полный штиль и яркое солнце над головой. И вот мы сушим всё, что отсырело во время шторма. Матросы практически вручную выполняют ещё один завод пружины. Ещё пять часов движения вперёд нам обеспечено. Мы с Анжелик управляемся возле печи. Каждый день, экономя воду. Её запасы опять внушают беспокойство. Вначале обжигаем с непривычки руки о горячие сковороды, обеспечивая команде хорошее питание, вспоминаем сеньору Пломмия самыми добрыми словами.
Эти дни безумной гонки, они смешались для нас в один сплошной сюжет. Дни сменяли ночи.
И в какой-то момент я сказала себе «стоп», мне нужно подумать, убрать из головы суету и подумать. Именно в этот момент я поняла:
«-нам нельзя на остров».
Его ценность в стратегическом плане изменилась. Про него знают. Все! Мы загоним себя в ловушку. В мышеловку. Мы не выстоим там против столь грозного врага.
Шагами усмиряла палубу, считая их вдоль и поперёк. Прокручивая в голове все возможные варианты. Подойдя к капитану и графу, Антонио вымолвила:
- Держим курс на Венецию. Тот особняк отца, где они уединились с мадам Жанной после венчания... Капитан Луи, вы их туда отвозили на боте?
Сдержанный кивок и взгляд, направленный вдаль. И он уже думая со мной в унисон просчитывает всё наперёд.
- Да, ваша светлость, на острове Мурано, в богатом квартале. Я помню всё, будто это только вчера было.
- Вот и славно, нельзя нам на остров. Мы загоним себя в ловушку. Второй вопрос. И очень важный.
Я смотрела на капитана и брата.
- Капитан Луи, вы каждое воскресенье проводите на судне мессу, вы здесь закон и порядок, я готова приступить к принятию в полное общение себя с Католической Церковью. Смогу ли я войти в истинную веру на каравелле, пройдя катехизацию в Париже? Ведь я имела наставником самого короля Франции! Граф, я исповедалась в монастыре Непорочного зачатия, настоятельница провела со мной очень содержательную беседу, — можно ли будет в это воскресенье провести торжественную Мессу, и с этого самого времени считать меня католичкой?
- Я даже не сомневаюсь в этом, ваша светлость. В судовом журнале будет проведена запись об этом ссылкой на охранный указ короля Франциска, также в судовом журнале вы в письменной форме изложите своё желание, подробно описав обстоятельства этого дела.
Всё совершенно неплохо складывалась.
Единственное, о чём я раздумывала, так это о своём дворянском титуле. Отец ни разу мне не сказал о моём баронстве. Кристин Аими Беатрис д’ Сов – звучит красиво, но я не слышала предложения признать это имя.
Сейчас я княжна, наместница царя на своих землях. Пусть они остались в Новгороде, но этот титул дан мне с рождения (согласно легенде). Баронесса – это просто землевладелица, не самый верх аристократии, скажу я вам. Я не гонюсь за титулами, но и впадать в зависимость от кого-либо не собираюсь. Становясь баронессой верноподданной короля Франциска и любого его наместника на тех или иных землях, я должна буду неукоснительно выполнять их требования. Надо мной будет стоять граф или маркиз, и любые мои поместья будут входить в состав их графства.
Мне это не подходит. Абсолютно.
- Кристин, поделитесь со мной своими мыслями.
- Кто я Антонио? Я как-то об этом совершенно не позаботилась.
- Зато о других вы думали всегда. Это не упрёк, не подумайте, это просто факт. По документам княжны Христины вам сейчас идёт восемнадцатый год. Выглядите вы ещё моложе. У вас два варианта: - вписать себя в грамоту на основании завещания Каталины, и стать княжной д' Арагонна, наследуя за Каталиной титул и её княжеский остров, который значится за ней в Неаполитанском королевстве. Или разделить со мной графский титул де ла Гутьеррес. Я готов признать вас официально своей старшей сестрой. Кристин, вы княжна, а по рождению инфанта, ниже графского титула, вам не стоит опускаться.
Итак, я часами просиживала в кабинете капитана, решая, оформляя документы, вшивая их по датам, в семейный архив д’ Арагонна. Придя в этот мир бесприданницей, на этот момент я была достаточно состоятельна. Однако, я работала порой чуть ли не простым матросом!
Мне ни к чему баронство. Я не хочу платить подати кому-то на имущество, которым я владею. Спасибо, Антонио, я благодарна ему за всё. Он готов меня сделать совладелицей титула. Но я останусь при своём.
На воскресной мессе в свои права вступала княжна Кристин Аими Изабелл д’ Арагонна.
Первый месяц в новом доме в моей памяти стал сном. Беспробудным, глубоким сном. Он окутал меня негой и безмятежностью, словно погрузилась княжна в теплый релакс бассейна с морской водой. Каждый день начинался с купания в голубой глади, наполняющей тело свежестью и легкостью.
После водных процедур мы с Анжелик ополаскивались пресной водой, подогретой солнечными лучами, что стояла в больших кадках. Вода была теплой, она пузырьками застывала на коже, напоминая радужные капли, собранные с безоблачного неба Венеции специально для нас.
Это было время, когда жизнь казалась идеальной, когда каждый день приносил радость и удовольствие.
Завтраки и обеды нам приносил граф Антонио. Мы даже не спрашивали, кто готовит их. Усталость накопилась за прошедшие месяцы. Она была вечным нашим спутником. И что бы Анжелик ни говорила, мы были не готовы к новому путешествию. Большое нервное напряжение и физический труд на жаре возле горячей плиты были изнуряющими.
Порядок в доме был везде. Каждая вещь лежала на своём месте, полки, столы, серванты и полы сияли чистотой, шторы и вуаль тюля были аккуратно расправлены. Супруга и старшая дочь привратника вели хозяйство и занимались приготовлением пищи. Когда мы были в бассейне, осуществлялась уборка в спальне: - менялся текстиль, раскладывались в гардеробной вещи. Мы не видели горничной, она не видела нас - это устраивало всех. На женскую часть дома из мужчин мог заходить только близкий родственник. Шевалье Арман передавал нам настойки, эликсиры и отвары с подробным описанием о том, как их применять.
В определённое время в одной из комнат возле бассейна появились деревянные, полированные ванны, окружённые экзотическими цветами. Они росли в больших керамических горшках, добавляли свежести, создавая ощущение природы вокруг и гармонии. В этой комнате можно было провести время в одиночестве, наслаждаясь теплом воды и ароматом цветов. Но назначение её было лечебным. Антонио рассказал нам о точном времени, в которое в них будет наполняться горячая вода с лечебными отварами.
- Арман начал работу по нашему восстановлению, полностью разобравшись в снадобьях и записях своего отца.
Соглашаясь с моим мнением Антонио неукоснительно проверял приём мною целебных настоек. Он говорил о том, что каждая минута такого вот отдыха продлит мою жизнь на долгие годы.
- Оставьте все тревоги Кристин. Мы в безопасности. Затем в нашем поле зрения стала появляться женщина среднего возраста. Молчаливая, с сильным, на первый взгляд, тренированным телом. Почему-то я подумала, что она марокканка, и я не ошиблась. Её руки творили чудеса, они были прикосновением ангела, даря ощущение покоя и расслабления.
Ближе к вечеру от неё мы принимали расслабляющий массаж и маски, уход за всем телом и волосами. Её мастерство было на самом высоком уровне, она умела чувствовать каждую клеточку моего тела, воздействуя на него с максимальной пользой и комфортом.
После массажа мы ужинали фруктами, свежими и полезными, которые добавляли энергии и свежести. Затем, наполненные покоем и расслаблением, мы снова засыпали, чувствуя, как тело и душа восстанавливаются.
Не было даже сил разговаривать. Как я уже говорила, это был месяц, будто выпавший из жизни. Мы насовсем исчезли для мира, состоящего из тех людей, которым наша жизнь не давала покоя. Несколько раз, разомлевшую после массажа Анжелик, марокканка, словно ребёнка, переносила в спальню. Почему словно? Анжелик действительно была ещё ребёнком, браки в четырнадцать лет через несколько веков станут запретными, девочек будут беречь. Женщина клала её на кровать, с нежностью укрывая шёлком простыни. Она что-то шептала, расправляла на подушке её чудесные волосы и уходила. На меня же она даже взор боялась поднять, постоянно склоняясь в уважительном поклоне. Потом женщины не стало, и я позабыла про неё. Она стала персонажем из сна. Забыла, где мы и что мы, прогнала прочь тревоги и опасности. Мы не знали, что мужская часть населения нашего дома не позволяла себе никаких расслаблений. Освободив самую большую комнату под тренировочный зал, с утра они занимались фехтованием и метанием кинжалов, а также силовыми нагрузками. Граф Антонио гонял буквально всех. Капитан Луи, стараясь избежать нелюбимых занятий, возил пожилую сеньору, жену привратника, за продуктами на рынок, а затем отправлялся заниматься ремонтом судна. Заодно он изучал основной канал Венеции на предмет всяких слухов и неожиданных мероприятий. А вот Арман, Вейлр и Ивонн попадали, как говорится по полной. Позже, через несколько месяцев, мы с Анжелик к ним присоединились несмотря на изумлённые взгляды привратника и его семьи.
Но это было позже, намного позже.
*****
Граф Хуан Альберто делла Серда
Он был охотником, прирождённым и очень жестоким. Он был способен выслеживать добычу годами, терпеливо дожидаясь подходящего момента. Он обладал особым чутьём и интуицией, позволяющими ему находить жертву даже в самых сложных условиях.
Он всегда настигал свою добычу, действуя уверенно и расчётливо. Его методы были эффективны и беспощадны, он не давал жертве шансов на спасение. Только он решал её судьбу, определяя, будет ли она жить или погибнет.
Его образ был символом силы и власти, он внушал страх и уважение. Его репутация была известна далеко за пределами его родной Испании, и многие боялись его, понимая, что граф способен на всё ради достижения своей цели. Княжна.
Христина. Когда он понял, что её нет в Монастыре Непорочного зачатия? Это сложно объяснить. Когда он понял, что никто ничего не знает? Что все, даже Франциск и князь д’Фуркево уверены, что она там, у настоятельницы, под её личной тайной опекой, по приказу короля Франциска. В какой момент его полностью заполнило осознанием того, что он уже не дышит с ней одним воздухом Франции? Внутри скрутились спиралью и клубились досада, ярость, гнев и ещё что-то. Он пока и сам не понял. Это было безумие! Можно ли так сыграть сумасшествие? Нет. Его нужно прожить.
- Кристин. Просыпайся.
- Зачем?
- Поговорим.
Кто-то из нас, вероятно, уже выспался. Я приоткрыла один глаз.
- Говори.
- А по соседству живёт пожилая синьора. Я с ней разговариваю, когда у тебя дневной сон.
Этот дневной сон как рукой сняло, будто и не было его вовсе.
Уставилась на сестру.
- Анжелик, ты о чём?
- Ты спишь целыми днями, а сеньора Летиция часто выходит на балкончик. Она совсем одинока. За ней ухаживает Роберта, которая нам массаж делала. Вспомни.
Я удивлённо смотрела на девочку.
- Антонио разрешил, только сказал лицо покрыть. Я взяла твой палантин. Не тот, что ты любишь, а другой, ты его никогда не одевала.
- И о чём вы беседуете?
- Обо всём. Я сказала, что мы приехали с севера и потихоньку привыкаем к солнечной Венеции. А она рассказывала про Флоренцию, там прошла её юность. А я ей про Шотландию.
- Никому не рассказывай ничего лишнего.
- Антонио тоже так сказал.
- А сеньора сказала, что этот весь дом когда-то принадлежал её семье. Она продала нашему отцу эту часть с отдельным входом, это было давно. На первом этаже есть толстая дверь, которая соединяет обе наши половины. Она всегда закрыта. А ключ у привратника.
Я уселась, подставив под спину подушки. Вот это дела.
- Я рассказала Антонио, он ходил проверять. Но замок не открылся, сломался от времени. Шевалье Вейлр взялся его отремонтировать.
- Ещё какие новости?
- Больше никаких.
Анжелик грустно опустила глаза. Её волнистые волосы тяжёлыми прядями лежали на плечах. Какая она хорошенькая, чистенькая и ухоженная. А как пахнет, просто конфетка.
- Как же так? Я знаю одну новость, а ты нет. Как такое возможно?
Удивлённый взгляд и брови, что крылышки ласточки взметнулись наверх.
- Мы едем завтра по торговым рядам. Зайдём в салон маркизы. Отправим весточку родителям.
Глаза девочки засветились от восторга.
- Капитан Луи сказал, что в центре начались подготовки к маскараду. Многие дамы одели ажурные маски. А у нас есть карнавальные маски? Нет. Мы их купим?
- Конечно. И кучу нарядов.
Обняла девочку и прижала к себе.
- Можно я вас зацелую, княжна?
- Угу. Очень даже можно.
Малышка прижалась ко мне всем тельцем. Тёпленьким и таким ароматным.
А дальше этот котёнок барахтался в шелках и смеялся, совершенно забыв, что ещё месяц назад была юнгой на большом судне. Что выполняла массу тяжёлой работы. Она была для меня совершенно ещё ребёнок, которому так не хватает материнской любви. Мои руки находили и щекотали нежные пяточки, переливчатый смех слышен был, наверное, на первом этаже.
Итак, одевшись в одежды, чистые и отвисевшиеся, в которых мы выехали из дома, девочки спустились к ужину на первый общий этаж. Они решили с ходу обрадовать наших мужчин новостью.
Реакция была очень даже положительной. Все скучали и беспокоились.
Господа наши рыцари рассказали нам новости и выразили свою готовность завтра выехать в центр. А затем навалились будни и обязанности. Багаж с особо ценными вещами перенесли в мою гардеробную. Ревизия, проверка и пересчёт. Я нашла в наших комнатах неплохой шкаф с толстыми дверями, закрывающийся на ключ. Думаю, он был изначально предназначен, для ювелирных украшений хозяйки апартаментов и прочих ценностей. Упорядочила и сложила там документы и наличность на первое время, а также личные украшения.
У нас практически не было сменной одежды. Уезжали девы, на покаяние в монастырь. Для чего брать светские наряды. Главное, на тот момент было, это правильно оформить все документы. Как говорится, в чём стояли, в том и вышли. Как тут быть? Теперь мы вновь составляли списки всего необходимого. Одежда нужна была всем. Вещи первой необходимости по случаю нашего приезда: - для дома, текстиль, для хозяйства главное — это посуда и утварь на кухню.
Боялись мы с Анжелик не управиться за один день. Однако первостепенное - это салон маркизы. Не знаю, в Венеции она или нет, нужно было оставить условный знак. На такой случай у нас были определённые договорённости. Тайные разумеется. Однако каждый из нас знал как подать тот или иной знак. Знал, как уведомить хозяйку салона о том, что мы приехали на один из островов Венецианской лагуны.
*****
Главный канал Венеции встретил меня знакомыми ароматами. Словно и не было прошедших безумных восьми лет, словно я вернулась туда, где провела лучшие дни своей жизни. Каналы, мосты, гондолы — всё это было таким... Таким необыкновенным!
Я вдохнула воздух, напоённый запахами моря и старой кладки зданий. Почувствовала, как сердце забилось быстрее. Ах, какие страсти бушевали в доме, который словно выплывал издалека. Уже сейчас я видела окна своей спальни, что выходили на главный канал.
Мне необходима была маска! Я хотела скрыть за ней свои эмоции. Дрожь губ и трепет ресниц.
Франция. Париж. Лувр.
«- Она никогда больше не увидит Флоренцию».
Молодая женщина склонилась над книгой, которая описывала историю королей Франков. Строчки в старинной рукописи скользили у неё перед глазами. Она силилась что-то понять, но текст порой был невнятным, и смысл его ускользал от неё. Чужой язык, чужая страна, она так и не успела стать родной. За столько лет.
Мысленно Екатерина была в далёком прошлом.
Аббатиса д’ Мюрат, её крёстная мать, настоятельница бенедиктинского монастыря дела Мюрат, как часто она встаёт в памяти. Умная и такая чуткая. Как многому она её научила. Познание высших материй на службах, когда душа возносилась, словно к небесам, под пение послушниц. Екатерине нравилось участвовать в них. Для неё монастырь стал самым спокойным местом в таком несовершенном мире. Именно здесь девочки, сироты из богатых домов Флоренции, получали воспитание в лучших христианских традициях. Воспоминания об их пении до сих пор бередят душу.
Склоняясь над вышивками, они всё чаще доверяли друг другу тайны.
Она могла хранить тайны - чужие, а ещё лучше — свои. Как много их было. Как много их есть и сейчас.
Ещё малышкой она хорошо усвоила урок детства: « - нужно хранить выдержку и хладнокровие, ни одним движением тела, ни одним взглядом, я не могу выдать ту или иную тайну своего рода, выдать себя».
Юная, и такая любящая Джиневра, одна из немногочисленных оставшихся в живых, когда-то Медичи. Её сын, возможный наследник когда-то великого рода. Благородный синьор Арман, его так вовремя удалось передать отцу, никому особо не известному флорентинцу, а после спрятать на долгие годы. Немногие были посвящены в эту тайну.
Испытания - страшные годины, когда ей пришлось ждать вердикта церковного собора. Весь этот бред не заслуживает даже пары страниц в летоисчислении, а ведь это месяцы её жизни. Потомки, поймут ли они её? Или назовут кровожадной?
Восстание и Гражданская война. С самого рождения юная герцогиня Флорентийская - Екатерина Медичи была заложницей политических интриг. Именно её восставшие хотели забрать из монастыря и бросить на использование в бордель, когда ей было всего десять лет.
«- смерть Медичи! Смерть!», - кричала разъярённая толпа.
Она остригла волосы и надела грубые одежды монахини. Она соврала, сказав толпе, что приняла постриг. Только её здравый разум и изворотливый ум помог остаться в живых в этой ужасной ситуации.
Воспоминания. Именно тогда она ощутила себя беспомощной перед чужой злостью и гневом. Гневом толпы. Первые чувства, первая любовь и тайна — не её. Но всё же. Беспокойство за дитя, увидевшее этот мир у неё на руках, ставшим её крестником, оно было всегда рядом. Маленький Арман. Как много тогда из рода Медичи скрывались по монастырям.
Годы. Как же быстро они летят.
Брак, так ловко устроенный её всесильным дядей.
«– Я самый несчастный человек на свете. Ведь скоро мне предстоит жениться на невесте, которую я никогда не видел, и видеть не желаю».
Так воскликнул её будущий муж Генрих Орлеанский, дофин Франции по пути в Марсель, где состоялось их венчание.
Другая. Ту, что так любит её муж. Она всегда рядом. У кровати их первенца, и в постели её мужа.
Мадонна. Как же тяжело.
Вздох. Еле слышный. И терпеливо возложенные руки на живот. Как тяжела эта беременность. Княгиня д’ Фуркево советует не носить корсет. Общение с этой женщиной приносит покой и умиротворение. Как когда-то, с двоюродной сестрой Джиневрой. Советы и рассказы мудрой мадам Жанны, её выдержка. А ещё помощь буквально во всём, будто знает эта женщина больше, чем показывает. Покои Лувра - их убежище от интриг и сплетен. Не самые лучшие в этом шикарном дворце, но достаточно уютные.
Тёмные тона во всём и небывалая роскошь, положенная матери наследника короны. Немногочисленные фрейлины, придворные льстецы. Как злы были их языки, когда минуло десять лет их бездетной жизни с Генрихом. Как все они требовали расторжения брака, с тем чтобы бездетную флорентийскую купчиху отправить в монастырь.
Ей просто необходим свежий воздух. Сад.
«- пешие прогулки, Ваше Высочество, они очень полезны в нашем положении, я понимаю, что тяжело, но мы их будем совершать вместе. А ещё давайте пересмотрим ваше меню. Сколько в день вы пьёте чистой воды? Я привезла книгу - по родовспоможению, там всё описано».
Франциск благосклонен к этой семье. Князь так много делает для спокойствия в стране. Эта супружеская чета не касаются интриг придворных, их род из Флоренции. При появлении княгини замолкают даже самые прожжённые интриганы.
«- любовь к мужчине не должна лишать женщину возможности быть личностью, она должна состояться в своём любимом деле, в этом мы также достойны счастья».
Несомненно, мадам Жанна умна и является приверженцем прогрессивных взглядов.
«- любовь к мужу».
Разглядывая бутоны роз, Екатерина отвечала для себя на массу вопросов о любви. Осознавая, что любовь к детям перевесила в какой-то момент чашу весов.
Рождение сына, наследника рода Валуа, а сейчас, ожидание девочки. Она была уверена в этом. Положив руку на живот, прикрыв глаза, послала мысленно свою любовь не рождённой ещё принцессе Елизавете. Обещая, что уж её детство обязательно будет другим. Не таким жутким и страшным, как у неё когда-то.
остров Мурано, Венеция.
- Синьора Летиция не так проста, как кажется, меня что-то беспокоит в её поведении. Она должна быть всё время на виду, особенно когда посещает нашу половину, шевалье Вейлр. Её верная камеристка Роберта, как часто она отлучается из дома? Хорошо было бы знать куда, но ведь это невозможно... Они не должны видеть, что происходит в мастерских, не должны слышать разговоры, что ведутся на нашей половине. Покои нужно взять за правило: их необходимо запирать на ключ.
Мы вели разговор, практически шёпот, в мастерской, в доме на острове Мурано, он напоминал дела давно минувших дней, и это было неприятно осознавать. Всё понимающий взгляд мужчины не отпускал.
Разговор с Ней, с синьорой, он в памяти: - каждое её слово.
Ведь она однозначно всё для себя поняла про шевалье Армана. Но, выдержав паузу и сославшись на болезненное самочувствие, при этом выпив неплохую кружечку горячего шоколада, она удалилась к себе в покои. Мило пожелав мне доброй ночи. Её мысли, совершенно нечитаемые на доброжелательном лице, однозначно озадачили и взволновали её так, что дама совершенно забыла про своё повреждённое колено.
Видно было, что раздумья не дают ей покоя, весь тот путь, что она проделал у меня на глазах от своей гостиной до неширокой лестницы из природного камня на второй этаж её дома.
У синьоры просто отменное здоровье, шоколад, в таком количестве, в её то возрасте. В каком, кстати?
Сдаётся мне, что очень много приукрашено в отношении прожитых ею лет, её одиночества и плохого самочувствия.
Но какова выдержка.
Вот у кого стоит поучиться.
И как быстро она «вычислила», что основным авторитетом в семье являюсь всё же я.
Как многогранен этот человек. Она наблюдательна и умудрена опытом; мило расположена к девочкам — подружкам. Была. И сейчас вроде тоже. И как совершенно по-новому, словно присматриваясь, ведёт себя с юной княжной Анжелик д' Фуркево.
Чего стоит её вопрос о том, в тот вечер, вроде невзначай, в каком статусе была рождена девочка. Мой ответ, что юный граф де ла Гутьеррес её близнец, и что рождены они с интервалом буквально в полчаса, и что князь официально узаконил урождённую деву графских кровей, в статусе княжны, вроде успокоил её. И всё же, к чему такие вопросы? А если бы Анжелик была просто баронессой или вообще без титула? Как когда-то Арман?
А ещё озадачил её отъезд через несколько дней из дома, она же утверждала, что совершенно одинока и ей не с кем даже словом переброситься. Но мы все видели, как в полдень, совершенно не скрываясь лёгкое судёнышко отчалило в неизвестном направлении с синьорой и её верной камеристкой. Они приехали ближе к вечеру. Вроде как с покупками и выпечкой из лучшей кондитерской Венеции и пригласили нас в свою гостиную на лёгкую беседу в сопровождении превосходного десерта и фруктов.
Как всё мило и непринуждённо.
Я же, рассматривая пирожное, попивая дорогое лёгкое вино, ловила мысли, вернее пыталась это сделать. Её. Но она их контролировала без видимых усилий; словно отключила всё самое важное для себя. На время. И верила в то, что именно сейчас, всё, что происходит в этой комнате, и есть нечто, наиглавнейшее в её жизни.
«- не выдать себя ничем, ни даже взмахом ресниц».
И всё же, она была другой. Чем прежде. Я только не могла понять, в чём. А может быть, просто изменилась цель. У нашей дружбы. Для неё.
Всё чаще была прикрытой дверь, что разделяла наши половины дома. Не закрытая совсем, нет просто прикрытая, в которую незаметно можно проскользнуть невзначай.
Как часто мы видим только ту сторону медали, которую нам показывают, которую хотят, чтобы видели окружающие. И как часто за ней скрывается нечто другое.
Что же на этот раз?
Приметила как-то Роберту, уходящую с нашей кухни, и идущую в сторону своей половины дома, доброжелательно ответила на её приветствие, и скромно опущенный взор. Женщина вызывала только положительные эмоции. Пройдя же в покинутое ею помещение, с удивлением, отметила, что жена привратника в данный момент не занимается приготовлением ужина. На мой вопрос её муж ответил, что супруга отлучилась домой, но должна прийти с уборкой его старшая дочь, что ужин уже давно и стоит на печи, а младшая дочь ушла на рынок за продуктами.
- А синьорина Роберта? Она приходила недавно.
- Она спрашивала за Лию, за дочь, ваша светлость, они дружны.
Мужчина не поднимал лица, почтительно склонив голову, отвечая мне на вопросы. Их всех напрягал цвет радужки моих глаз, мне так казалось - я замечала, что местные стараются не смотреть мне в лицо. Словно им это было в тягость.
Привратник, вроде бы говорил правду, ведь мы и сами последнее время поддерживали очень доверительные отношения между нашими семьями. И всё же.
Недосказанность, она присутствовала. Или у меня паранойя?
Вечером, рассказав брату Антонио о своих подозрениях, напомнила ему, как мы уже впустили когда-то гостей в дом. И что из этого вышло. Я передала ему весь наш разговор с синьорой Летицией. Сделав для себя мысленно отметку, что мы говорим опять шёпотом, опять в помещении, в котором нельзя что-либо услышать. И это вновь у себя в доме.
... в Венеции, в доме отца на острове Мурано,
найди её раньше тех, чьи имена ты сейчас услышал.
Испания, поместье графа Альберто.
Мужчина замер в изумлении: последние слова его умирающего отца будто приоткрыли занавес, скрывавший многие секреты прошлого. Они отозвали в памяти события, которые он долго пытался забыть. Как же сложно примиряться с прошлым, но возможно, но, возможно, именно эти усилия станут началом новой главы его жизни, полной истины и прозрения. Итак, княжна в данный момент находится в Венеции. Неустанные поиски, они не дали никаких результатов. Как же отец умудрился нарыть нужную информацию? Потеряв уже всякую надежду, он ждал... просто знака от судьбы, хоть мгновения. Осведомители в один голос убеждали его о сильных штормах, что прошлись, словно ураганом по побережью Франции именно в тот самый период, когда предположительно «Илиада» была в пути, и что судно затонуло, разбившись о прибрежные скалы. Ведь находили же жители береговой линии останки потерпевших крушение, привыкшие к бурным волнам и бушующим штормам, они всегда были свидетелями трагических крушений судов. И каждый раз, когда море уносило корабль в бездну, они выходили на берег в поисках ценных находок. Скрипучие доски, обломки мачт, разбитые якоря – все это становилось частью их жизни. И местами чрезвычайно изрезанные скалами, берега Франции служили, словно магнитом для мореплавателей.
Об этом просто не хотелось думать. Мрак окутал сознание, но вера всегда была с ним. Княжна, она жива. Он, наверное, не смог бы дышать, если её жизнь прервалась бы так внезапно и нелепо.
Что отец имел в виду, когда говорил, что в тайнике Альберто найдёт ещё материалы, которые касались жизни княгини. Казалось, он и так владел полной информацией о жизни той, что покоилась в склепе в Шотландии.
Расторгнутая помолвка с благородным домом Левералины, опала по приказу короля Карла и выплата денежной компенсации девушке, которая многие годы значилась его невестой, — всё это прошло словно сквозь сознание, словно туманом затянуло. Будто и не было такого в его жизни никогда.
«… - я любил Марию, безумно. Она владела моим сердцем. Всегда», - а вот это засело надолго.
«… - они лишили меня самого дорогого».
Это мучило и не давало жизни.
Имена возможных отравителей.
Это были непростые люди, которых вот так просто можно было убрать их с дороги. Благородные и именитые. Однако внезапная смерть может подстерегать любого человека, особенно тех, кто уже немолод и может иметь различные заболевания. Никто не застрахован от неожиданностей, здоровье, оно очень ценный товар. Разве нет?
Много лет отец нёс этот груз. В тайнике все материалы разложены по именам и годам. Его личные записи, заметки и долгие выводы, который иногда сами себя опровергали.
Ночи для чего они даны? Когда мучает бессонница, когда мысли, они словно сговорились и шепчут только об одном:
«- перед смертью, перед тем как встретиться со Всевышним, он не стал бы врать, он слишком верил в перерождение и бессмертие души».
Дни после погребения человека, который только после своего ухода приоткрылся для него, проведённые в потаённом месте, что указал верный слуга. И истина, которая всегда была рядом. Как испорчен мир, как всё прогнило в нём. Как догмы и учения, священные и непоколебимые, веками, используются себе во благо маленькой когортой людей, возомнившими себя вершителями судеб.
И зеркало утром, что показало лик. Его ли? Или это отец восстал из склепа? Смуглое лицо с сероватым оттенком, уставшие глаза. В них словно мгла застыла. Навсегда. Сурово сжаты губы. Седина в черноте волос. Вот она, ноша, тяжкая и невыносимо давящая на сознание. Как герцог жил с ней всё время?
***
Три человека, один из которых так и не пришёл толком в себя после удара, случившимся с ним на реке Сене во Франции. Он, оставаясь лежачим больным, всё же умудрился замыслить нечто такое, что в голову и здоровому не придёт.
Три человека, что решили жить и управлять Орденом по собственным правилам. Хотя, как понять, где истина в этих правилах?
Обстоятельства смерти матери, они давили. Слова отца не давали покоя. Нужно проведать больного. Дон Рамирез. Ситуация просто обязывает его нанести визит и справиться о здоровье страждущего.
Откинувшись головой на высокую спинку кожаного кресла, мужчина словно застыл, вытянув длинные ноги. Взгляд, направленный в окно, округлой формы. Толстые каменные стены без отделки. Большое хранилище документов, в ловко оборудованном чердачном помещении огромного имения. Лучи восходящего солнца, пробившиеся сквозь толстое мутное стекло, и пылинки, что кружат бесконечно в освещённом пространстве.
Время словно застыло в этом действии.
Мысли, осознающие прочитанные сведения: - княгиня была бастардом королевской семьи, по сути, двоюродной сестрой короля. Вот из-за чего столько суматохи, и золото, сокрытое орденом много десятилетий назад, оно пропало с её появлением. Хотя, как написано в показаниях, погребено под обвалом, случившимся из-за наводнения. Пропал служитель Ордена, человек, которому донна Каталина доверяла. Бесследно. Просто испарился. Рыцарь, который убивал и сжигал еретиков, не глядя на их титулы, боролся с османами. Он был непотопляем. Княгиня погибает на глазах у целого поселения в Шотландии, зверски растерзан и сожжён фанатиками её жених, обвинённый в отравлении своей невесты. Через год из княжества Новгородского приезжает двоюродная племянница князя, девушка. Невинная и будто сошедшая с полотен Рафаэля. Есть ещё одна женщина, во всей этой истории, как утверждают, покончившая с собой испанская благородная сеньора, но тело её не найдено. Причина: донна Федерико из-за гибели любовника сбросилась в море со скалы. Как всё запутано и в то же время естественно для страстей из Мадрида. Но что-то ускользает от внимания. Какая-то мысль не даёт покоя. Внимание, оно переключается на другие вопросы.
- Создатель, испугавшись карнавального фейерверка, внезапно уронил праздничный пирог, разлетевшийся на маленькие кусочки, в пенящиеся морские волны, и получилась Венецианская лагуна с множеством островков, - голос Анжелик, что читала вслух издание легенд о республике, тихо звучал в нашей спальне.
Она вдумчиво вела пальчиком по строкам, мысленно сразу переводя текст на французский язык.
- Venezia словно коронуется заглавной буквой V, в которой и ветер (vento), и парус (vela), и сам зелёный цвет моря (verde). И конечно — Vittoria - победа на суше и на море.
Как красиво звучит, не правда ли, Кристин?
Я с улыбкой слушала и наблюдала за девочкой. Очень образованной для того времени, молодой и прекрасной синьориной. Лёжа на кровати, развернувшись к ней лицом, смотрела на сведённые бровки и пухлые губки, что произносили французике слова. А затем мне пришла в голову гениальная идея.
И все последующие дни жители нашего дома что-то мастерили, клеили и изобретали. Глаза горели азартом. Из старой карты мирового океана и материков князя Давида, что привёз капитан Луи, мы мастерили игру. Аналог наших детских «ходилок», нужно было изготовить игральные кости — кубики с точками, и маленькие каравеллы, разработать правила игры. Их мы обсуждали очень долго. А далее каждый конструировал и называл своё судно, придумывал, из какой оно страны и цель его путешествия.
Вечерами, играя, мы «бороздили» безбрежный океан и моря, «заезжая» на неизведанные материки или страны. Я рассказывала, что помнила про Индию и Китай, Австралию и Новую Зеландию, про Урал и Аляску.
Располагались мы всегда в гостиной, за главным столом, после ужина. В итоге в эту авантюру подключились все, в том числе и наш пожилой привратник с супругой.
Конечно, мы искали клад пирата, Хромого Джека, который каждый раз менял местонахождение сокровищ. Его галеон «Чёрная Жемчужина» был очень большим голландским судном. Он, словно призрак, рассекал безбрежный океан. Путешественников поджидали шторм и буря, османы и людоеды, индейцы, извержение вулканов и землетрясение. Постепенно, таким образом, мы изучали географию и исторические памятники всего мира.
Запланированный визит синьоры Летиции Аппиано прошёл очень напряжённо. Впечатление было таково, что мы словно находимся на плоту, на спокойной водной глади, под которой бурлят подводные течения, страстные и обманчиво безобидные.
Дама не высказала явного неодобрения, что мы так резко прервали наши отношения, ведь всему было даны объяснения. Но факт неоткрытой внутренней двери между добрыми соседями оставался будто совсем рядом, на плаву. Он не хотел отдаваться во власть подводных течений. Мозолил, как говорится глаза. Ведь синьора пожаловала к нам в гости через основной вход с улицы, и это сказало ей о многом. Она словно наблюдала за нами. Я видела, как она скользила настойчиво взглядом за шевалье Арманом и княжной Анжелик. Как очень внимательно слушала, что я рассказывала о карнавале.
А через неделю нас посетили гости: госпожа маркиза Анна с дочерью и синьора Бланка с мужем. Угощения и новости о карнавале были удивительными: праздник слегка сбавлял обороты, а затем наша гостиная наполнилась восторженными возгласами: игра поглотила всё внимание гостей.
И всё же в самый разгар, когда увлечённые игроки укрылись от пиратов в Новой Зеландии и встретили там людоедов, мадам Анна сделала мне знак, что нам необходимо поговорить.
Незаметно уединившись в спальне, я услышала от маркизы историю, которая, казалось бы, никаким образом не должна была меня волновать.
Но... Всегда есть это, Но.
***
«Жестокий чёрный четверг» - резня в Удине двадцать первого февраля одна тысяча пятьсот одиннадцатого года. В этот день началось всё с пустяка: один синьор из рода делла Торризи попытался нарисовать герб своей семьи на строении в «чужом» районе. Что его с подвигло на это? Данный сюжет останется тайной.
Вспыхнула драка, и на протяжении нескольких дней в городе и окрестностях шли массовые убийства, грабежи и поджоги.
Делла Торризи пытались отсидеться в своём дворце, но сторонники Лоренцо Саворньяни осадили его, ведя огонь из арбалетов и аркебуз. Погибло много доблестных, синьор клана делла Торризи, часть трупов, противники, бросили на базарной площади на всеобщее обозрение.
После наводнения и стихийные бедствия на время отвлекли дворян Венеции от кровной мести, но через год пришёл ответ.
Кровники подстерегли Лоренцо, когда он выходил из собора, месть состоялась. Убитый благородный сеньор лежал в луже из собственной крови на площади Святого Марка, а его многочисленная родня, обещая отомстить, занялась наймом «брави» - профессиональных бандитов со стороны.
Кровная месть или вендетта. Она длилась десятилетия. Два клана: - не с них ли писал Шекспир свою знаменитую трагедию?
Что мне до неё, если бы не то, что Незнакомец, с его очень странным поведением на крыльце дворца дожа, не был бы одним из клана Торризи, который в результате вендетты потерял жену и двоих своих сыновей.
Ведь именно его гондолу с женой и наследниками рода Торризи обстреляли с лодки для перевозки фруктов. На дне которой, укрытые широкими циновками, лежали наёмные брави с аркебузами. Когда гондола поравнялась с ними, они выстрелили в едином залпе, убив ни в чём не виноватых детей. Мать, пытаясь их закрыть собой, также погибла.
«- сколько в тебе загадок, моя княжна»,
«- я завоюю тебя,
под венец со мной пойдёт невеста,
которая будет любить своего мужчину
всем сердцем».
В ночной тишине, под сводами звёзд шептать слова любви было волшебством. Они звучали искренне, наполненные нежностью и теплом. С каждым произнесённым словом росла уверенность в том, что это именно то, что нужно было сказать в эту самую секунду. Любовь к ней была естественной, словно дыхание и вера в создателя – неотъемлемая часть его бытия. Он видел в девушке, смотрящей на него нечто особенное, и это делало его сильнее. Ночь вдвоём в каюте судна, он прикасался к ней, и обратного пути нет.
Как неистово он хотел держать её тогда, в Венеции, в объятиях и кружить, вызывая восхищение и непринуждённый смех.
И как сложно было познавать её такой, какая она есть на самом деле. А ведь донна Летиция предупреждала:
- Граф, княжна, она другая. Это неуловимо, как ветерок, как мысль, которая скользит в сознании и исчезает, вы поймёте. Боюсь, ваш батюшка был прав. Готовы ли вы менять себя?
Тогда в Венеции, он хмуро поднимал бровь, думая о том, что пожилые люди явно что-то домысливают себе, учитывая прожитые годы.
В гостиной донны Летиции, когда княжна, увидев его, тихо вздохнув, покачнулась и безвольно осела в руках у брата, он думал, что весь мир сосредоточился в этой небольшой комнате, что он умрёт вместе с ней. И только маленькое зеркальце, что виконт Арман прикладывал к её губам, слегка запотевая, давало надежду. Также виконт показал и объяснил, что такое пульс. Её ручка практически всегда находилась в его руке. Тихое биение её сердца тоже давало надежду.
Вера в чудо расцветала маленьким нежным цветочком в душе.
Как же неосмотрительно они поступили, выложив ей всё сразу. Он был готов Торризи, только за то, что они существуют на земле. Донна Летиция уверяла, что княжна очень сильная духовно, что её реакция моментальная буквально на всё.
Граф Антонио же говорил, что всегда есть выбор и она выберет другое. Что другое? Они не понимали. Молодой человек в отчаянии прижимал её к себе и шептал что-то про бутоны роз и просил прощения, что недоглядел.
Они все, другие. Словно не из этого мира.
Мадемуазель Анжелик, — она сказала пожилой даме всё, что про неё думает, совершенно не сдерживаясь в словах. Несмотря на то, что она уже знала тайну рождения шевалье Армана. Затем девушка молча легла с сестрой на кровать в их покоях, и, закрыв глаза, несколько дней отказывалась разговаривать и принимать пищу. Она словно находилась на грани безумия. Пока не приехала маркиза Анна и Элеонор.
Они звали Анжелик и княжну Кристин, разговаривали с ними при закрытых дверях спальни. Затем туда вошли Арман и Антонио.
Время теряло свою форму, словно песок сквозь пальцы. Сердце стучало ещё громче, будто предчувствуя что-то. Напряжение расло с каждой секундой, заполняя комнату невидимой угрозой. Время застревало в неизвестности, и в это мгновение, он решается уйти вместе с ней. Как ловко придумана капсула в католическом кресте на груди любимой, дозы хватит для обоих.
Виконт Вейлр крушил в это время всё, что попадалось у него на пути. То, как он смотрел на пожилую донну, просто невозможно описать словами.
- Я сожалею, что вы дама. Очень.
Это были его последние слова. Больше он не вымолвил ни слова, уйдя в себя.
Это продолжалось, пока благородная маркиза Анна д' Аулестия не сказала, что им всем необходимо найти любые возможности для того, чтобы покинуть Венецию вместе с княжной. И вот тогда жизнь обрела вроде хоть какой-то смысл. На аудиенции у Дожа, граф Альберто делла Серда, представив все документы княжны доказал необходимость их отбытия во Флоренцию, устроил консилиум из врачей и, дождавшись их диагноза, добился решения правителя, о том, чтобы их выпустили — таки в свободные воды. Каравелла шла следом за галеоном. На острове Мурано остались шевалье, Вейлр и Ивонн.
Лёжа на огромной кровати, в его каюте, девушка угасала, просто таяла. Голубые тени на веках и прозрачность её кожи отнимали веру в чудо.
Шевалье Арман вливал ей по несколько капель каких-то настоек и растворов, фруктовые соки и ещё что-то. Он не отходил от княжны. Всё было расписано по часам. Их взгляды не выражали осуждения или гнева, лишь непрерывное чувство терпения и заботы, словно тихая река, несущая свои воды к океану. Каждый из них, будто исполненный священной миссии, уделял внимание и заботу только ей, словно сама судьба зависела от их заботливых действий.
Днём Анжелик всегда ложилась рядом и просила не покидать их.
Донна Летиция не скрывала своих слёз, считая, что виновата во всём.
- Прежде чем сказать что-то, всегда надо подумать: а хотят ли тебя слушать. Появившись в той гостиной, почему вы, граф, решили, что синьорина Кристин, готова вас была видеть? Ведь для того, чтобы скрыться от вас в Париже, у неё были веские на то причины. Вы когда-нибудь задумывались о том, что она живой человек? И у неё есть свои жизненные принципы, что её душа нежна и трепетна.
Донна Анна, она не была груба, высокомерна или кокетлива. Она задавала вопросы, на которые у него не было ответов.