Я отменяю казнь

ГЛАВА 1. День, которого не должно было быть

Лиада

Просыпаться после казни — занятие, мягко говоря, странное. Не столько пугающее, сколько… нелогичное. Как книга, которую ты дочитал до конца, захлопнул, поставил на полку — и вдруг обнаружил, что снова держишь её в руках, на первой главе, а страницы еще пахнут свежей типографской краской.

Я открыла глаза очень осторожно, чуть ли не вежливо, будто боялась потревожить воздух.

Потолок встретил меня знакомыми дубовыми балками — гладкими, тёплыми от утреннего света. В левом углу виднелась тонкая трещинка, похожая на вытянутого зайца с опущенными ушами. В детстве я разговаривала с этим зайцем, когда болела и мне запрещали вставать. Няня уверяла, что он приносит удачу. Если это — её версия удачи, то у мироздания очень специфическое чувство юмора.

Я постаралась не дёргаться. Дышать ровно. Смотреть. Проверять реальность по привычным мелочам.

Стены — мои, с тем же бледно-серым оттенком штукатурки, который бабушка когда-то назвала «достойным графского дома». Тяжёлые шторы с вышивкой по краю. Стул у окна. Туалетный столик. Одеяло лежало ровно. Пожалуй, слишком ровно для человека, которого недавно приговорили к смерти.

Я подняла руку. Кожа чистая. Ни следов верёвок на запястьях, ни синяков от грубых рук стражников. Шея не болит. Грудь не сжата тем тяжёлым, липким страхом, который спрессовывает дыхание до коротких глотков. Тело помнит только сон. А я — слишком многое.

Доски эшафота под ногами. Тяжёлый, вязкий гул толпы. Голос, зачитывающий приговор. И Рейнар. Мой жених, стоящий чуть в стороне — красивый, бледный, с руками, сцепленными за спиной. Он не пытался меня спасать. Это я ещё готова принять: храбрость никогда не входила в перечень его добродетелей. Но он и не отвёл глаз. В этом было что-то особенно подлое: смотреть, пока твою невесту убивают, и ничего не делать. Даже не отвернуться.

Я выдохнула. Осторожно, чтобы не захлебнуться старой злостью.

Сейчас не эшафот. Не каземат с сырой стеной. Не последняя ночь, когда я пыталась на ощупь сложить в голове цепочку событий и поняла: Рейнар — всего лишь чужая фигура. Главный игрок скрыт гораздо глубже.

Я сидела на своей кровати. В своей комнате. В доме, где меня ещё считали живой.

Ноги сами опустились на пол. Доски были чуть тёплыми. Я дошла до туалетного столика и посмотрела на календарь. Кубики показывали дату ровно за шесть недель до того утра, когда моя жизнь оборвалась. И за неделю до того, как всё пошло под откос.

Я какое-то время просто смотрела на цифры, пока они не начали расплываться, а в голове не стало удивительно ясно. Время вернулось. И я вместе с ним. Не знаю, чья это идея — Богини, магов судьбы или того самого неизвестного игрока, который так ловко разложил нас по доске. Не скажу, что благодарна — это было бы слишком щедро с моей стороны. Но спорить с фактом глупо.

Я посмотрела в зеркало. В отражении на меня смотрела незнакомка. Та, какой меня привыкли видеть: светлая кожа, ровные черты, высокие скулы. Длинные тёмно-каштановые волосы, спадающие мягкой волной на плечи. Серо-голубые глаза с тёмным ободком радужки. Матушка всегда говорила, что моя внешность — это главный капитал рода. «Светлая кожа, Лиада, это признак породы. Сдержанность — гарантия того, что ты будешь хорошей женой. А молчание — золото».

Смотрела в зеркало и видела не девушку. Видела дорогой, ухоженный актив дома Вессантов. Инвестицию, которую растили двадцать лет ради сделки слияния с домом Тарелл. Меня учили не просто улыбаться и молчать, меня учили быть идеальным фасадом, за которым не видно трещин в бюджете семьи. Я была вещью. Красивой, дорогой, функциональной вещью. И именно эта безупречность привела меня на эшафот. Идеальных кукол не спрашивают, хотят ли они участвовать в заговоре. Их просто используют, переставляют с клетки на клетку, а потом списывают в утиль, когда партия сыграна.

Шок отступил, уступив место тихому, собранному гневу. Тому самому, который согревал меня в камере, когда ничего, кроме злобы и упрямства, уже не оставалось. Я провела пальцами по щеке, словно проверяя, насколько это лицо сейчас моё.

Я оскалилась своему отражению. Улыбка вышла хищной, незнакомой. В серых глазах больше не было той вежливой пустоты, которую я так старательно культивировала. Там была тьма. И холод.

— Ладно, — сказала я своему отражению. — Попробуем заново.

В этот раз я не собиралась быть послушной куклой, выданной замуж в нужный дом. Не собиралась доверять мужчине, которого выбрали за меня. Не собиралась ждать милости от семьи, которая видела во мне актив на брачном рынке, а не человека.

Мне нужны деньги. Профессия. Собственные люди. И хотя бы один уголок, где слово «графская дочь» не имеет значения. Времени до начала конца — оскорбительно мало. Но лучше, чем ничего.

Я ещё раз посмотрела в зеркало — внимательно, как смотрят на незнакомку, с которой предстоит жить очень долго. Да. Сойдёмся. Теперь — к делу.

POV: Отец (Граф Арен Вессант)

Граф Арен Вессант не любил сюрпризы. Он вырос в мире, где неожиданные события приносили, как правило, только неприятности: то в столице очередной указ, то у соседей вспышка амбиций, то у родственников приступ совести. На его вкус порядок был намного надёжнее вдохновения.

Именно поэтому, проходя мимо комнаты дочери, он сначала хотел закрыть приоткрытую дверь и уже потом позвать служанку с нотацией о дисциплине. Но вместо этого остановился.

Лиада стояла перед зеркалом.

Он не сразу понял, что его смутило. Дочь как дочь: ночная рубашка, распущенные волосы, тонкая фигура. Он всегда считал, что ей повезло: не красавица, чтобы привлекать лишнее внимание, но и не дурнушка, чтобы приходилось доплачивать за приданое. Стандартная, удобная дочь.

А всё-таки что-то было не так.

Потребовалось несколько секунд, чтобы заметить: Лиада смотрела на своё отражение не рассеянно, не оценивая причёску, а сосредоточенно. Как смотрят на собеседника перед сложным разговором. И стояла она не так, как обычно. Не в привычной девичьей позе, где одно плечо чуть опущено, а руки сложены в просительном жесте. Прямая спина. Плечи расправлены. Подбородок ровный.

ГЛАВА 2. Первые трещины

Лиада

Когда за дверью стихли торопливые шаги фальшивого посыльного, в холле повисла звенящая тишина.

Молодой лакей Томас так и застыл с протянутой к засову рукой, растерянно моргая. Он не понимал, что произошло. Почему хозяйка, обычно тихая и вежливая, вдруг рявкнула на него, как сержант гвардии

— Не открывай, — повторила я уже спокойнее, спускаясь на последнюю ступеньку. — Если кто-то придет без предварительного доклада — гони прочь.

— Слушаюсь, госпожа Лиада, — пролепетал он.

— Но… это же была гильдия…

— Это была проверка, Томас.

Я прислонилась спиной к прохладным перилам, переводя дух. В прошлой жизни эта дверь открылась. Я не видела этого момента тогда, но именно тот визит стал первым камнем в лавине, похоронившей мой род. Сегодня улика осталась за порогом.

Из бокового коридора, привлеченный шумом, вышел управляющий — господин Красс. Сухой, педантичный мужчина, который служил у нас десять лет. Он недовольно поджал губы, увидев замершего лакея.

— Что за шум? — его голос скрипел, как несмазанная петля. — Томас, почему ты стоишь столбом? Время утренней почты.

Красс держал в руках стопку конвертов — счета, приглашения, рутина. Но мое обостренное восприятие, все еще звенящее после всплеска магии, выхватило деталь.

Нить.

От всей стопки писем шло ровное, скучное свечение обыденности. Но от манжеты самого Красса тянулась тонкая, мутно-серая нить. Она вела не к нему, а от него. В его кармане лежало что-то, что фонило ложью.

— Доброе утро, Красс, — я отлипла от перил и подошла к нему.

Он вздрогнул. Едва заметно.

— Г-госпожа?

Я смотрела на оттопыренный карман его сюртука. Внутри меня бурлил коктейль из страха, злости и пьянящего чувства контроля. Я только что изменила будущее у двери. Может попытаться изменить его и здесь?

Изобразила на лице сочувствие, смешанное с озабоченностью.

— Красс, как хорошо, что я вас встретила. Отец вчера вечером был в ярости. Жаловался на вино, которое подали к ужину. Сказал — кислятина, недостойная нашего стола.

Управляющий напрягся, рука инстинктивно прижалась к карману.

— Я не получал распоряжений...

— Боюсь, вам придётся отложить все дела и немедленно заняться полной инвентаризацией погреба, — перебила я его тоном, не терпящим возражений. — Отец сейчас занят, но вечером семейный ужин. И если он увидит ту же этикетку, он вспомнит, что вино его расстроило. А вы знаете, как это влияет на его настроение.

Красс побледнел. Недовольство графа могло стоить ему места быстрее, чем любые шпионские игры.

— Но, госпожа... утренняя почта... отчеты по конюшне... Мне нужно отправить...

— Красс, вы наш управляющий. Вы служите нашему дому много лет. Я не буду учить вас расставлять приоритеты. Я лишь намекнула на проблему... А как быстро с ней справиться — решайте сами.

Он замер, взвешивая риски.

— Благодарю, госпожа. Ценю вашу заботу. Вы правы, хорошие слуги должны решать проблемы ещё до того, как их озвучит Его Сиятельство. С вашего позволения, сейчас же этим займусь...

Управляющий поклонился и поспешил в сторону кухонных лестниц, ведущих в подвалы.

Я смотрела ему в спину, и губы сами собой растягивались в торжествующей улыбке. Пока он будет пересчитывать пыльные бутылки в дальнем конце подвала, он не сможет встретиться со связным. Я выиграла время. Я могу всё изменить.

В этот момент из тени под лестницей вынырнула Рена. Вид у неё был уже не такой заплаканный, как утром. Щеки порозовели, дыхание выровнялось.

— Госпожа, — шепнула она, оглядываясь. — Йонас уехал.

— Йонас?

— Помощник конюха. Он... он ко мне неравнодушен, — Рена смущенно опустила глаза. — Взял самого быстрого жеребца. Сказал, домчит до деревни в один миг, отдаст кольцо матери и сразу назад. Я ему верю.

— Хорошо. — Я кивнула. Влюбленный мальчишка — это надежный курьер.

Рена перевела дух, словно сбросила с плеч могильную плиту. Истерика отступила, разум прояснился.

— Госпожа... я тут, пока Йонаса провожала, вспомнила. Тот молочник, что утром весть принес... я ведь его толком не слушала, у меня в голове только мама была. А он ведь еще кое-что сказал.

Она подошла ближе, понизив голос:

— Беда в деревне не одна. Наш знахарь, старый Тоби... он пропал.

— Пропал?

— Исчез. Вчера вечером его видели спорящим с какими-то городскими. Они кричали на него, требовали показать, где именно в низине он собирал болотник. А утром дверь нараспашку, в доме погром, котел еще теплый, а Тоби нет. Молочник говорит, его будто ветром сдуло.

Я почувствовала, как кровь быстрее побежала по жилам. Пазл складывался. Знахарь Тоби первым начал лечить «странную лихорадку». Он единственный ходил в самые глухие места низин. Скорее всего, он наткнулся на то, что скрывали враги. И его убрали.

В другом состоянии я бы испугалась. Я бы остановилась и подумала. Но сегодня... Сегодня я проснулась после казни. Я переспорила смерть. Я перехватила курьера. Я загнала Красса в подвал. Меня несла волна успеха. Мне казалось, что я вижу все ходы наперед. Что я неуязвима.

Я посмотрела в ту сторону, где располагается кабинет управляющего. Красс ушел минуту назад. Он будет считать бутылки минимум час. Решение пришло мгновенно. Дерзкое. Опасное. И, как мне казалось, гениальное.

— Рена, — я схватила её за плечо. Глаза мои горели. — Слушай меня. Красс в подвале. В его кабинете никого.

Я шагнула к старому секретеру в нише, нажала на потайной рычаг, о котором знала с детства. Тайник щелкнул. Медный дубликат ключа лег мне в ладонь.

— Возьми. — Я впихнула теплый металл Рене. — Иди в его кабинет.

— Госпожа? — Рена отшатнулась, в её глазах мелькнул испуг. — Лезть к управляющему?

— Иди! — приказала я, чувствуя азарт охотника. — Сейчас же. У него с собой сейчас письмо. Мне нужно знать, что в нём. Найди черновики того письма или любые записки, которые покажутся тебе странными. Мы должны знать, что он планирует.