Я преследую тебя

Манипулятор

Глава 1

Манипулятор

Иногда меня посещают очень мрачные мысли о моей матери — мысли, которые никогда не должны возникать у здравомыслящей дочери.

Иногда я не всегда в здравом уме.

— Адди, ты ведешь себя нелепо, — говорит мама через динамик моего телефона. Я смотрю на него в ответ, отказываясь спорить с ней. Когда мне нечего сказать, она громко вздыхает. Я морщу нос. Меня поражает, что эта женщина всегда называла Нану драматичной, но при этом не видит своего собственного таланта к драматизму. — То, что твои бабушка и дедушка подарили тебе дом, не значит, что ты должна в нем жить. Он старый, и все в этом городе только выиграют, если его снесут.

Я ударяюсь головой о подголовник, закатываю глаза вверх и пытаюсь найти терпение, вплетенное в испачканную крышу моей машины.

Как я умудрилась пролить туда кетчуп?

— И если тебе не нравится, это не значит, что я не могу в нем жить, — сухо ответила я.

Моя мать — сука. Простая и незамысловатая. Она всегда ходила с высоко поднятой головой, и я не могу понять, почему.

— Ты будешь жить в часе езды от нас! Это будет невероятно неудобно для тебя, чтобы навещать нас, не так ли?

О, как я вообще выживу?

Почти уверена, что мой гинеколог тоже живет в часе езды, но я все равно делаю над собой усилие и хожу к ней раз в год. И эти визиты гораздо болезненнее.

— Нет, — отвечаю я, нажимая на кнопку «П». С меня хватит этого разговора. Моего терпения хватает только на шестьдесят секунд разговора с мамой. После этого я выдыхаюсь и не хочу больше прилагать никаких усилий, чтобы поддержать разговор.

Если не одно, то другое. Ей всегда удается найти, на что пожаловаться. На этот раз это мой выбор — жить в доме, который мне подарили бабушка и дедушка. Я выросла в поместье Парсонс, бегала с привидениями по коридорам и пекла печенье с бабушкой. У меня остались приятные воспоминания — воспоминания, которые я не хочу отпускать только потому, что мама не ладила с бабушкой.

Я никогда не понимала напряженности между ними, но когда я стала старше и начала понимать мамину язвительность и скрытые оскорбления, все стало понятно.

У Наны всегда был позитивный, солнечный взгляд на жизнь, она смотрела на мир через розовые очки. Она всегда улыбалась и напевала, в то время как мама проклята вечной угрюмостью на лице и смотрит на жизнь так, как будто ее очки разбились, когда их вытащили из бабушкиного влагалища. Я не знаю, почему ее характер так и не развился дальше дикобраза — ее никогда не воспитывали колючей стервой.

Когда я выросла, у моих мамы и папы был дом всего в миле от поместья Парсонс. Она едва терпела меня, поэтому большую часть своего детства я провела в этом доме. Только когда я уехала в колледж, мама переехала за город в часе езды. Когда бросила колледж, то переехала к ней, пока не встала на ноги и моя писательская карьера не пошла в гору.

А когда это произошло, я решила путешествовать по стране, так и не осев на одном месте.

Бабушка умерла около года назад, оставив мне дом по завещанию, но мое горе помешало мне переехать в Парсонс-Мэнор. До сих пор.

Мама снова вздыхает в трубку.

— Я просто хотела бы, чтобы у тебя было больше амбиций в жизни, вместо того чтобы оставаться в городе, в котором ты выросла, милая. Сделай что-то большее в своей жизни, а не прозябай в доме, как твоя бабушка. Я не хочу, чтобы ты стала такой же никчемной, как она.

На моем лице появляется рычание, ярость разрывает мою грудь.

— Эй, мама?

— Да?

— Отвали.

Я кладу трубку, со злостью ударяя пальцем по экрану, пока не слышу сигнал об окончании разговора.

Как она смеет так говорить о своей собственной матери, которую она любила и лелеяла? Бабушка точно не относилась к ней так, как она относится ко мне, это уж точно.

Я вырываю страницу из маминой книги и отпускаю мелодраматический вздох, поворачиваясь, чтобы посмотреть в боковое окно. Дом стоит высоко, верхушка черной крыши пробивается сквозь мрачные тучи и нависает над лесистой местностью, словно говоря: бойтесь меня. Оглянувшись через плечо, я вижу, что густые заросли деревьев не более привлекательны — их тени выползают из зарослей с вытянутыми когтями.

Я дрожу, наслаждаясь зловещим чувством, исходящим от этого небольшого участка скалы. Он выглядит точно так же, как и в моем детстве, и я испытываю не меньший восторг, заглядывая в бесконечную черноту.

Поместье Парсонс расположено на склоне утеса с видом на залив, а подъездная дорога длиной в милю тянется через густой лес. Скопление деревьев отделяет этот дом от остального мира, создавая ощущение, что вы действительно одни.

Иногда кажется, что вы находитесь на совершенно другой планете, отчужденной от цивилизации. Все вокруг имеет угрожающую, печальную ауру.

И мне это чертовски нравится.

Дом начал разрушаться, но его можно привести в порядок, чтобы он снова выглядел как новый. Сотни лиан ползут по всем сторонам строения, взбираясь к горгульям, расположившимся на крыше по обе стороны от поместья. Черный сайдинг выцвел до серого цвета и начал отслаиваться, а черная краска вокруг окон облупилась, как дешевый лак для ногтей. Мне придется нанять кого-нибудь, чтобы подправить большое крыльцо, так как с одной стороны оно начало провисать.

Газон давно пора подстричь, травинки на нем почти с меня ростом, а три акра поляны заросли сорняками. Наверняка множество змей прекрасно устроились здесь с тех пор, как его в последний раз косили.

Бабушка обычно компенсировала мрачный полумрак поместья цветением разноцветных цветов в весенний период. Гиацинты, примулы, виолы и рододендроны.

А осенью по бокам дома ползли подсолнухи, яркие желтые и оранжевые лепестки которых составляли прекрасный контраст с черным сайдингом.

Я могу снова разбить сад перед домом, когда наступит лето. На этот раз я посажу клубнику, салат и травы.

Я погрузилась в свои размышления, когда мой взгляд уловил движение сверху. В одиноком окне на самом верху дома колышутся занавески.

Тень

Глава 2.

Истошные крики боли, отражающиеся от цементных стен, начинают немного раздражать.

Быть и хакером, и исполнителем иногда хреново. Мне чертовски нравится причинять людям боль, но сегодня на этого нытика у меня нет ни капли терпения.

А обычно я терпелив как святой.

Я знаю, как добиться того, чего я хочу больше всего. Но, когда я пытаюсь получить хоть какую-либо стоящую информацию, а чувак слишком занят тем, что обделался и плачет, и, разумеется, не может дать мне связный ответ, я становлюсь немного раздражительным.

– Этот нож сейчас наполовину войдет в твое глазное яблоко, – предупреждаю я. – Я даже не собираюсь проявлять милосердие и всажу его тебе прямо в мозг.

– Черт, мужик, – кричит он. – Я же сказал тебе, что всего несколько раз ходил на этот склад. Я ничего не знаю ни о каком-то гребаном ритуале.

– Значит, ты хочешь сказать, что ты бесполезен, – предполагаю я, поднося лезвие к его глазу.

Он зажмуривает веки, будто кожа толщиной не более сантиметра может помешать ножу пройти насквозь.

Чертовски смешно.

– Нет, нет, нет, – умоляет он. – Я знаю кое-кого, кто может дать тебе больше информации.

По его носу, смешиваясь с кровью на лице, стекает пот. Его отросшие жирные светлые волосы прилипли ко лбу и затылку. Наверное, они уже не совсем светлые, так как большая их часть окрашена в красный.

Я отрезал ему ухо, вырвал десять ногтей, перерезал обе ахиллесовы пяты, нанес пару ножевых ранений в определенных местах, чтобы ублюдок не истек кровью слишком быстро, и переломал слишком много костей, чтобы их можно было сосчитать.

Придурок не сможет встать и уйти отсюда, это уж точно.

– Меньше слез, больше слов, – рявкаю я, царапая кончиком ножа по его все еще закрытому веку.

Он отшатывается от ножа, из-под ресниц текут слезы.

– Его зовут Фернандо. Он один из руководителей операции, ответственный за отправку мулов для поимки девочек. Он… он – большая шишка на складе, в общем, он там всем заправляет.

– Что за Фернандо? – бросаю я.

Он рыдает.

– Я не знаю, мужик, – причитает он. – Он просто представился Фернандо.

– Тогда как он выглядит? – нетерпеливо цежу я сквозь стиснутые зубы.

Он хлюпает носом, по его потрескавшимся губам стекают сопли.

– Мексиканец, лысый, со шрамом через всю голову, с бородой. Шрам невозможно не заметить, он довольно хреново выглядит.

Я разминаю шею, застонав, когда трещат мышцы. Чертовски долгий день.

– Круто, спасибо, чувак, – говорю я непринужденным тоном, будто я и не пытал его последние три часа.

Его дыхание затихает, и он смотрит на меня уродливыми карими глазами, в которых светится надежда.

Я едва не смеюсь.

– Ты меня отпустишь? – спрашивает он, глядя на меня, словно чертов бездомный щенок.

– Конечно, – киваю я. – Если ты сможешь встать и уйти.

Он смотрит вниз на свои разрубленные пятки, не хуже меня понимая, что, попытавшись встать, он тут же рухнет.

– Пожалуйста, мужик, – лепечет он. – Можешь мне помочь?

Я медленно киваю.

– Ага. Думаю, могу, – произношу я, прежде чем замахнуться и полностью погрузить нож в его зрачок.

Он умирает мгновенно. В его глазах даже еще не успела исчезнуть надежда. Вернее, в одном глазу.

– Ты насилуешь детей, – вслух произношу я, хотя он уже не может меня услышать. – Оставлю я тебя в живых, как же, – заканчиваю я со смехом.

Вынимаю нож, и хлюпающий звук грозит разрушить все мои планы поужинать в ближайшие несколько часов. Это раздражает, поскольку я голоден. Хоть я и люблю хорошую пытку, я определенно не из тех мудаков, которые получают удовольствие от звуков, сопровождающих ее.

Бульканье, хлюпанье и прочие странные звуки, которые издают тела, испытывающие сильную боль, и погружаемые в них посторонние предметы, – не та мелодия, под которую я хотел бы засыпать.

А теперь самая неприятная часть – расчленение тела на куски и правильная его утилизация. Я не доверяю это другим людям, приходится заниматься утомительной, грязной работой самому.

Вздыхаю. Как там говорится? Если хочешь, чтобы все было сделано правильно, сделай это сам?

Ну, в данном случае – если не хочешь, чтобы тебя поймали и привлекли за убийство, избавляйся от тела сам.

Только пять часов вечера, а по ощущениям – все десять. И как бы хреново не ощущал себя после расчлененки, я готов съесть здоровенный бургер.

Моя любимая бургерная находится прямо на третьей авеню, не слишком далеко от моего дома. С парковкой в Сиэтле паршиво, поэтому приходится парковаться в нескольких кварталах и идти туда пешком.

Надвигается шторм, и в ближайшее время на наши головы и плечи ледяными иглами обрушится ливень – в общем, типичная сиэтлская погода.

Насвистываю какую-то неизвестную мелодию, пока иду по улице, проходя мимо магазинов и множества лавочек, в которых туда-сюда, словно рабочие муравьи, снуют люди.

Впереди – книжный магазин, залитый светом, мягкое сияние которого льется на холодный, мокрый тротуар, приглашая прохожих окунуться в его тепло. Подойдя ближе, я замечаю, что он полон людей.

Бросаю на него мимолетный взгляд, прежде чем двинуться дальше. Художественные книги меня не интересуют – я читаю только те, которые могут меня чему-нибудь научить. В частности, IT и хакерству.

Но сейчас подобных книг уже нет. Я в совершенстве освоил эту область.

Когда я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на какую-нибудь еще ерунду, мой взгляд задерживается на доске прямо у входа в книжный магазин, с него на меня смотрит улыбающееся лицо.

Мои ноги невольно замедляют шаг, пока не приклеиваются к цементному тротуару. Кто-то врезается в меня сзади, маленькая фигурка едва сдвигает меня с места, однако это помогает мне выйти из странного транса, в который я впал.

Разворачиваюсь, чтобы бросить взгляд на разъяренного парня позади меня, его рот уже открыт, и он готов обругать меня последними словами, но как только натыкается взглядом на мое покрытое шрамами лицо, то сразу же срывается прочь практически бегом. Это выглядело ужасно смешно, если бы я не был так растерян.

Манипулятор

Глава 3

Манипулятор

Не так я представляла вечер пятницы. Копаться в стенах старого дома с бог знает какими существами, запертыми внутри.

Я просто жду, когда бешеная белка подпрыгнет и вцепится в мою протянутую руку, обезумев от голода и готовая съесть что угодно, потому что столько лет была заперта в стенах, не имея ничего, кроме жуков, чтобы прокормиться.

Моя рука по плечо погружена в проклятую дыру, которую создал Грейсон, фонарик крепко зажат в моей руке. Там достаточно места, чтобы просунуть руку и часть головы под странным углом, чтобы осмотреться.

Это глупо. Я глупая.

Как только я услышала, что дверь ударила Грейсона по заднице, когда он выходил, то осмотрела повреждения. Дыра не очень большая, но что меня насторожило, так это довольно большой зазор между двумя стенами. По крайней мере, три или четыре фута пространства. И зачем только его так построили, если не было причины?

Такое ощущение, что магнит тянет меня к нему. И каждый раз, когда я пытаюсь отстраниться, глубокая вибрация проходит через мои кости. Кончики моих пальцев гудят от желания протянуть руку. Просто заглянуть в бездонную пустоту и найти то, что зовет меня.

И вот я здесь стою, согнувшись и забившись в нору. Полагаю, если я не могу набить свою сегодня вечером, я могла бы получить действие таким образом.

Фонарик на моем телефоне показывает деревянные балки, густую паутину, пыль и тушки жуков на внутренней стороне стены. Я поворачиваюсь в другую сторону и направляю свет на нее. Ничего. Паутина слишком толстая, чтобы видеть хоть что-то, поэтому я использую свой телефон как дубинку и начинаю срывать некоторые из них.

Клянусь, если я его уроню, я буду в бешенстве. Вернуть его будет невозможно, и мне придется купить новый.

Я поморщилась от ощущения волосовидных паутинок, проходящих по моей коже, имитируя ощущение ползающих по мне жуков. Я снова поворачиваюсь влево и направляю фонарь.

Сбиваю еще пару паутинок, готовая просто сдаться и проигнорировать призыв сирены, из-за которого я вообще оказалась в этой дурацкой ситуации.

Вот.

Чуть дальше по коридору что-то блестит в свете фонаря. Всего лишь малейший намек, но этого достаточно, чтобы я подпрыгнула от волнения, ударившись головой о толстый гипсокартон и отправив хлопья в волосы.

Ой.

Не обращая внимания на тупую пульсацию в затылке, я вырываю руку и мчусь по коридору, прикидывая расстояние до места, где я видела загадочный предмет.

Схватив фоторамку, я отцепляю ее от гвоздя и осторожно ставлю на пол. Делаю это еще несколько раз, пока не натыкаюсь на фотографию моей прабабушки, сидящей на ретро-велосипеде, с пучком подсолнухов в корзине. Она широко улыбается, и хотя фотография черно-белая, я знаю, что на ней красная помада. Бабушка сказала, что она накрасила губы красной помадой, прежде чем поставить кофе.

Я снимаю фотографию со стены и задыхаюсь, когда вижу перед собой армейский зеленый сейф. Он старый, с простым циферблатом на замке. Волнение разгорается в моих легких, когда мои пальцы скользят по циферблату.

Я нашла сокровище. И, полагаю, я должна поблагодарить за это Грейсона. Хотя мне хотелось бы думать, что в конце концов я бы сняла эти фотографии, чтобы мои предки больше не смотрели свысока на мои крайне сомнительные решения.

Я смотрю на сейф, когда холодный ветер обдувает мое тело, превращая мою кровь в лед. От резкого мороза я оборачиваюсь, оглядывая пустой коридор.

Зубы стучат, и мне кажется, что я даже вижу, как дыхание вырывается изо рта. И так же быстро, как и появилось, оно исчезает. Медленно мое тело согревается до нормальной температуры, но холод по позвоночнику не проходит.

Я не могу оторвать взгляд от пустого пространства, ожидая, что что-то произойдет, но минуты идут, и в итоге я просто стою на месте.

Сосредоточься, Адди.

Аккуратно отложив фотографию, я решаю отмахнуться от странного холодка и погуглить, как вскрыть сейф. Найдя несколько форумов с пошаговым описанием процесса, я бегу к дедушкиному ящику с инструментами, который пылится в гараже.

Это место никогда не использовалось для машин, даже когда бабушка владела домом. Вместо этого здесь поколениями скапливался хлам, состоящий в основном из инструментов моего деда и всякой всячины из дома. Я хватаю нужные мне инструменты, бегу обратно по лестнице и пробиваюсь к сейфу. Старая вещь довольно дерьмовая в плане защиты, но я полагаю, что тот, кто спрятал эту коробку здесь, не ожидал, что кто-то найдет ее. По крайней мере, не при их жизни.

После нескольких неудачных попыток, разочарованных стонов и разбитого пальца я, наконец, вскрыла эту хреновину. Снова воспользовавшись фонариком, я обнаружила внутри три коричневые книги в кожаных переплетах. Никаких денег. Никаких драгоценностей. Вообще ничего ценного, по крайней мере, не денежного.

Я, честно говоря, и не надеялась на это, но все равно удивлена, что не нашла ничего, учитывая, что большинство людей используют сейфы именно для этого.

Я протягиваю руку и беру дневники, наслаждаясь ощущением мягкой маслянистой кожи под пальцами. Улыбка расплывается по моему лицу, когда я провожу пальцами по надписи на первой книге.

Женевьева Матильда Парсонс.

Моя прабабушка — бабушкина мама. Та самая женщина на фотографии, прячущая сейф, известная своей красной помадой и яркой улыбкой. Бабушка всегда говорила, что ее зовут Джиджи.

Быстрый взгляд на две другие книги показывает, что это одно и то же имя. Ее дневники? Должно быть, они.

Ошеломленная, я иду в свою спальню, закрываю за собой дверь и устраиваюсь на кровати, скрестив ноги. Кожаный шнур обмотан вокруг каждой книги, удерживая их закрытыми. Внешний мир исчезает, когда я беру первый дневник, осторожно разматываю шнур и открываю книгу.

Это дневник. На каждой странице есть запись, написанная женским шрифтом. А внизу каждой страницы — фирменный поцелуй губной помады моей прабабушки.

Тень

Глава 6

Тень

Треск маленького устройства свидетельствует о том, что мои указания вот-вот выполнятся. Я разжимаю кулаки, беспокойство связывает мои нервы в тугой узел.

— Пять тел в основной зоне, все вооружены. Еще три на шестом и четыре на двенадцатом.

Я разминаю шею, наслаждаясь ощущением того, как хрустят мои кости. Напряжение спадает, и мои плечи расслабляются.

С двенадцатью мужчинами справиться несложно, но мне придется действовать быстро и скрытно. Охрану, окружавшую ветхий склад, было легче перебить.

Солнце уже давно село, обеспечивая достаточное освещение. Мне понадобилось две секунды, чтобы найти место, скрытое в тени, что дало мне идеальный угол для снайперского выстрела.

Их ошибка в том, что они полагались на свое ограниченное зрение при обнаружении злоумышленников. Моя способность прятаться в тени — вот, что в конечном итоге их убило.

У них должны были быть очки ночного видения, как у меня.

Может быть, тогда у меня было бы немного развлечений.

Я облизываю губы, предвкушение остро ощущается на языке.

— Будь осторожен, Зи, — говорит мой правый помощник Джей. Его хакерские навыки почти так же хороши, как мои, и только потому, что я был его учителем.

Я создал целую организацию, построенную исключительно на борьбе с торговлей людьми. Я начинал как хакер, раскрывающий правду о нашем коррумпированном правительстве. А потом, когда я стал лучше понимать их истинную природу — развращенность их болезни, — я стал лично уничтожать каждого из этих больных ублюдков, начиная снизу вверх.

Уничтожить всех рабочих пчел, и королева останется уязвимой и слабой.

Но я не мог быть одновременно хакером и наемником, а то, что мне действительно нравится делать, так это самому пускать пулю в их головы.

Поэтому я создал свою организацию, Z, с нуля, набрав команду хакеров, чтобы помочь наемникам в их работе — проникнуть в кольца, убить их всех и вывести жертв невредимыми. Я разместил своих наемников в районах с высоким уровнем торговли людьми и назначил им собственную команду хакеров. Теперь Z стала такой большой, что команды есть в каждом штате, а несколько команд — и за пределами страны.

Джей — единственный, кто нужен мне, — его мастерство эквивалентно тому, что могут сделать три хакера. И он единственный, кому я доверяю свою жизнь.

Я не признаю чувства Джея.

Мне нахрен не нужна удача. Только мастерство и терпение. И то и другое у меня в избытке.

Подкрадываясь к двери, я прижимаюсь телом к стене, чтобы мои шаги не были заметны.

Когда я подхожу к двери, я слышу тонкий щелчок отпираемой двери.

Это Джей.

Несмотря на обветшание здания, оно все еще оснащено новейшими технологиями там, где это необходимо.

Лидеры кольца хотят сохранить вид ветхого, заброшенного здания, чтобы оставаться под радаром. Но совершенно непроницаемым для сквоттеров и художников-граффитистов.

— Все ясно. Системы отключены на десять секунд, заходи сейчас же.

Я быстро поворачиваю ручку и проскальзываю внутрь за считанные секунды, открыв дверь настолько, чтобы пролезло мое тело. Металлическая дверь захлопывается за мной без звука.

Старое здание в основном представляет собой открытую концепцию. Я вошел через заднюю дверь, которая ведет в тускло освещенный коридор. Прямо и налево открывается вид на место, где раньше стояли станки, когда здесь был завод по производству резины.

Именно там и держат девушек.

До моих ушей доносятся приглушенные крики — плач и боль девочек. Белая ярость ослепляет мое зрение, но я не бросаюсь туда и не теряю самообладания.

Никто не может делать эту работу и не потерять свое гребаное дерьмо, иначе этих девушек никогда бы не спасли.

Хотя трудно удержаться. Эти мудаки пробуждают во мне все самое худшее.

— Отключил камеры. У тебя есть один час до того, как система сбросит настройки, и меня выгонят, — сообщает Джей.

Мне нужно всего десять минут.

Держась в тени, я пробираюсь по коридору и заглядываю за угол. На площади около тысячи квадратных футов разбросаны тонкие койки. К каждой койке прикреплен металлический шест, установленный от земли. Каждая девушка прикована к столбам металлическим ошейником, который не позволяет им отойти от своих кроватей ни на пару футов.

Я разжимаю кулаки, сжимая их до онемения рук.

Вытаскиваю пистолет из задней части джинсов.

Как только они заметят, что первый человек ранен, остальные откроют огонь, поэтому мне нужно быть осторожным и быстрым.

Будут ли они беспечны по отношению к девушкам, сказать невозможно. Мужчины знают, чем рискуют, если их лидеры узнают, что была убита девственница. Это означает, что у кого-то вынут деньги из карманов, а его голову насадят на кол, чтобы показать пример.

Но некоторые из этих мужчин больше заботятся о собственной жизни, даже если это означает, что они будут ходить с ударом по голове.

Как и сказал Джей, трое мужчин стоят на страже передо мной, совершенно не подозревая о моем присутствии.

Тупые ублюдки.

Никогда не пойму, как люди не чувствуют опасности, когда она прямо у них в заднице.

Это дерьмо поражает меня.

Одним быстрым движением я уничтожаю всех троих мужчин. Их тела падают, и несколько девушек вскакивают. Некоторые плачут и прижимаются к земле, другие хранят гробовое молчание. Нормальной реакцией для маленькой девочки был бы крик, но эти девочки уже привыкли к убийствам.

Пятеро мужчин, в яме с девочками, синхронно поворачивают головы, их лица в считанные секунды меняются от удивления до тревоги и гнева.

Они тут же хватаются за оружие.

Мое тело все еще скрыто стеной, за которой я прячусь. Двое из них открывают огонь, заставляя меня отступить. Одна пуля проскакивает через угол стены, прямо мимо моего лица. Куски бетона летят мне в глаза, когда вокруг меня проносятся еще пули. Я хрюкаю, потирая веки, чтобы прояснить зрение.

Манипулятор

Глава 7

Манипулятор

— Тебе нужно съехать из этого дома, — заключает Дайя, глядя на меня со страхом и бедой, клубящимися в ее мудрых глазах. Я только что рассказала ей о вчерашнем визите мамы.

По выражению ее лица я могу сказать, что она очень и очень боится за меня.

— Мне нужно закончить эту рукопись, — возражаю я, а сама все время думаю о том, в какую огромную сюжетную дыру я попала. Кажется, не имеет значения, сколько раз я нажимала на пресловутый сигнал тревоги — я не могу подняться. Сегодня вечером мне придется достать доску и липкие листочки, чтобы набросать сюжет, и тогда я смогу понять, как решить проблему раз и навсегда.

Иногда мне хочется просто упростить свои книги и на этом закончить, но тогда у меня не будет тех читателей, которые у меня есть.

— Э-э-э, — фыркает Дайя, качая головой. — Собирайся. У нас будет девичник.

Я падаю, доска и липкие заметки исчезают. Но я не спорю. Я инди-автор, поэтому публикуюсь тогда, когда готова. Почти не устанавливаю для себя сроки, потому что давление подавляет мое творчество. Я не могу писать, когда слишком волнуюсь, чтобы успеть закончить книгу к определенному времени. И какими бы замечательными ни были мои читатели, всегда есть это давление — выпустить следующую книгу.

Глава 8

Манипулятор

Дайя отвезла Люка домой, а я отвезла Арча обратно в поместье. Он просил меня поехать к нему, но я чувствовала себя гораздо безопаснее в своем собственном доме. Больше контроля.

Оглядываясь назад, я не должна была везти его в дом, который стоит на утесе, окружен лесом и находится в нескольких милях от цивилизации. Хуже всего, что там есть преследователь, который бродит вокруг и любит взламывать двери.

Боже, это было глупо.

Мой дом отнюдь не безопаснее, но я не могла заставить себя пойти к нему. Я не люблю бывать в незнакомых местах с незнакомцами. Как будто я могу войти в дом, из которого никогда не вернусь. Это заставляет меня чувствовать себя гораздо более уязвимой, хотя сейчас я нахожусь в самом уязвимом положении, в котором только могла бы быть.

— У тебя красивый дом, — говорит Арч, окидывая взглядом гостиную и кухню. Я обновила обои на более современные черные с пейсли, избавилась от трагических золотых штор, заменив их красными, и обновила диваны на красную кожу.

Но его взгляд все время возвращается к черным деревянным ступеням, как будто он знает, что они ведут в мою спальню.

Вот только у меня другие планы.

— Это не самое лучшее, — поддразниваю я, хватаю его за руку и веду по коридору в мою любимую комнату в поместье Парсонс.

В солнечную комнату.

Я редко сюда возвращаюсь. Здесь мы с бабушкой проводили большую часть времени вместе. Мне больно заходить сюда, когда в комнате все еще витает ее присутствие.

Глубоко вдохнув, я открываю двойные двери и вхожу внутрь.

Эта комната — стеклянная коробка. Потолок, стены, все вокруг нас — одно большое окно. Это также лучшее место, чтобы быть в нем. Отсюда открывается вид на край утеса, воды сверкают под лунным светом.

Но самое примечательное — прямо над нами. От вида звезд захватывает дух. Здесь нет светового загрязнения. Ночное небо освещено бриллиантовыми шарами, сверкающими и переливающимися на черном фоне.

Арч медленно поворачивает голову, рассматривая открывшееся перед ним зрелище. Затем он откидывает голову назад и смотрит на небо с открытым ртом.

Я думаю, это один из немногих моментов, когда этот человек выглядит непривлекательно. Но для меня это самый привлекательный момент за весь вечер.

Он не заботится о том, чтобы контролировать свое лицо и движения, не практикуется и не следует сценарию. Он просто мужчина в благоговении перед окружающей его красотой.

— Черт, — бормочет он наконец, его голос глубок от удивления. Он поворачивает голову обратно ко мне, края его глаз округляются от восторга.

Голубые луны в его глазах мерцают от эмоций, которые я не могу выразить. Только когда маска снова опускается на его лицо, я понимаю, что он выглядит грустным. Меланхоличным.

И я хочу знать почему, но по тому, как его глаза нагреваются, словно конфорка на плите, я понимаю, что возможность уже упущена.

— У тебя здесь что-то особенное, — тихо говорит он, пробираясь ко мне. Звезды давно померкли, и единственное, от чего он не может отвести взгляд, — это я.

— Да, — вздыхаю я, наблюдая за его приближением с затаенным дыханием.

В затылке у меня что-то дернулось — инстинктивное чувство, напомнившее мне, что я нахожусь в стеклянном ящике, за которым, возможно, притаилась тень. При этом у меня есть полный обзор происходящего.

Часть меня не возражает, если он там. Я хочу что-то доказать этому ненормальному человеку, который думает, что я ему принадлежу. Я хочу показать ему, что это не так.

Единственный человек, который будет претендовать на мое тело, это тот, кому я позволю. Я позволю рукам Арча прикоснуться ко мне. Руки, которые будут прослеживать каждый дюйм моей кожи, а затем его рот. Я позволю его языку вылизывать мою киску, пока я не насыщусь, прямо перед тем, как он трахнет меня, пока я не перестану знать свое имя.

Я позволю ему, потому что я сказала, что он может.

Арч возвышается надо мной, прижимаясь ко мне лицом и прижимая мои груди к своей груди. Мое дыхание сбивается, когда меня охватывает тепло, его рука плотно обхватывает мою талию и прижимает меня к себе.

Мне нравится, как он прижимается ко мне. Мягкость моего тела, прижимающегося к его твердым ребрам. Это… приятно. Хорошо.

Арч на мгновение заглядывает мне в глаза. А потом он наклоняет голову и нежно захватывает мои губы между своими.

Я вздыхаю, его мягкие губы ритмично двигаются относительно моих, как вода у подножия скалы, колышущаяся на камнях.

Я стону ему в рот, желая большего, и углубляю поцелуй, раздвигая его губы, чтобы просунуть язык внутрь.

Он рычит, его сдержанность ослабевает. Его другая рука забирается в мои волосы, наклоняя мою голову, чтобы он мог погрузить свой язык в мой рот, искусно исследуя его, почти не контролируя.

Тень

Глава 9

Тень

Я совершал убийства. Хладнокровные убийства. На многих людей, которые носили разные личины дьявола. И я делал это по разным причинам. Изнасиловали ли они ребенка, убили невинного или разрушили чью-то жизнь, которая этого не заслуживала.

Но я никогда не убивал кого-то из ревности.

Наверное, все бывает в первый раз.

Арчибальд Талаверр прильнул губами к моей девочке и запустил руки в ее брюки. Он трогает ее. Трахает ее своими пальцами. Говорит ей грязные вещи, от которых на ее щеках появляется красивый румянец.

И в тот момент я решил, что сегодня ему не жить.

Как только я увидел их вместе, мне потребовался весь мой контроль, чтобы не ворваться в этот клуб и не утащить ее оттуда.

Потому что не только другой мужчина пытался претендовать на мою девушку, но и Арчибальд Талаверр — чертов психопат.

Самый настоящий.

Он несколько раз избивал свою бывшую жену до крови и превратил ее жизнь в ад, когда она наконец решила развестись с его задницей.

Женщина до сих пор находится в психиатрической больнице, где проходит лечение от тяжелого посттравматического стрессового расстройства. Он буквально сломал женщину, и пока она проводит дни, пытаясь излечиться от его насилия, он проводит ночи в клубах и выбирает себе другую женщину, чтобы забрать домой и трахнуть.

Насколько я слышала, он тоже не из приятных. Его грубые игры не доставляют удовольствия, когда женщина уходит с окровавленным носом и разбитой губой.

Этот мудак заслуживает смерти. И я счастлив получить эту гребаную честь.

Преступления этого человека и его семьи были мелкими крохами в великой схеме вещей. Его семья вовлечена в мелкие преступления и считает себя мафией Сиэтла. Но они — муравьи по сравнению с гребаными динозаврами, разгуливающими по городу.

Я оставил их в покое, потому что есть рыба покрупнее, чем мелкие преступники, возомнившие себя повелителями преступности. Их угроза человечеству мизерна по сравнению с теми, кого я выслеживаю и убиваю, и пока они не начали торговать не только порохом, они никогда не попадали в поле моего зрения.

До сих пор, то есть.

Невозможно остановить Аделайн от того, чтобы она открыла рот и сказала копам, что у нее есть преследователь. Неважно, что я уничтожил все доказательства ее полицейских отчетов.

И если Талаверры узнают об этом, они убьют Аделайн за то, что она не контролирует. Неважно, что у семьи есть враги. Любая возможность будет устранена, когда они обнаружат, что наследник империи Талаверр убит.

Так что сегодня вечером я избавлю Сиэтл от мелких вредителей, которые там скопились, чтобы я мог сосредоточиться на более важных вещах. Сделать Аделайн своей и ликвидировать педофильские сети.

Я разминаю шею, подбегаю к входной двери и изо всех сил бью кулаком в дерево. Выплескиваю на нее весь свой гнев, не обращая внимания на то, что дерево под моим кулаком треснет. Прямо как в ту ночь, когда здесь был этот мудак с маленьким членом. Выбежал из дома голый, в одних носках, проклиная имя Аделайн.

Я с облегчением увидел, что Аделайн сама его выгнала. Это была единственная причина, по которой я не убил его той ночью. Но это не значит, что я не отрезал ему язык за те имена, которыми он ее обзывал.

Она до сих пор не знает об этом, поскольку я прогнал его из города и запретил ему снова с ней связываться.

И снова ныряю в тень за крыльцом.

Я знаю тип Арчи. Он выскочит, как всегда, спасителем для девушки, попавшей в беду. Готовый сразиться с большим плохим волком, как будто он не старая бабушка, которую вот-вот съедят.

На самом деле, он просто бешеная лиса, выдающая себя за волка. Его укус причиняет боль, но не сравнится с укусом настоящего хищника.

Как раз в этот момент Арчи распахивает дверь, его руки обхватывают пистолет.

— Выходи, ублюдок. Я знаю, что ты там.

Выходи за мной, Арчи.

Он колеблется на пороге, чувствуя опасность, скрывающуюся в тени.

Но через несколько мгновений он развивает вагину и выбегает за дверь и спускается по ступенькам крыльца. Он поворачивает голову, его глаза расширяются, когда он видит мое лицо с единственной красной розой во рту, стебель которой зажат между зубами.

Я обнажаю зубы, дикий оскал, от которого даже дьяволу стало бы холодно. Прежде чем он успевает среагировать, я выныриваю, хватаю его за руку и разворачиваю. Моя рука захлопывает ему рот, когда я притягиваю его спиной к себе.

Крутя нож, я дважды вонзаю его в живот. Оба раза точно в те места, которые не задевают жизненно важные органы. Он хрипит под моей рукой, шок заставляет его замолчать.

Прежде чем ситуация догоняет его и он начинает кричать, я отталкиваю его от себя и наношу один резкий удар по затылку.

Все было сделано в течение десяти секунд, и он не издал ни единого звука.

Моя рука вырывается, и я ловлю его за заднюю часть пиджака, прежде чем он успевает упасть лицом на холодную, грязную землю. Он замерз и истекает кровью.

Мне нужно заткнуть раны, пока он не потерял слишком много крови.

Но сначала я вынимаю розу изо рта и макаю лепестки в пунцовую кровь, вытекающую из его ран.

Не могу допустить, чтобы моя маленькая мышка думала, что не будет последствий, если я позволю другому мужчине прикоснуться к тому, что принадлежит мне. Она скоро узнает, что я не делаю пустых угроз.

Я прислоняю его тело к крыльцу на секунду, пока подхожу и бросаю розу у ее порога. Слишком зол, чтобы делать что-то еще.

А потом хватаю его тело и начинаю короткий путь через лес, где ждет мой Мустанг. Пока копы доберутся сюда, будет уже поздно.

Кровавый след приведет их к следам шин, и они, возможно, смогут определить марку и модель машины по отпечаткам протектора, но после этого улики иссякнут. Скоро все будет уничтожено.

Полицейские не будут знать, в каком направлении искать. А семья Арчи будет считать, что враги настигли его.

И они не ошибутся. Они просто не смогут догадаться, кто именно, пока я не буду стоять перед