Вот всегда так бывало! Стоило только преступить закон или вдруг подумать, что ты самый умный человек на Земле, то непременно через какое-то время, а иногда даже очень быстро, прилетало что-то такое, что навсегда отрезвляло голову. И, как правило, отрезвление это для головы не несло ничего, кроме чёртовой боли.
Я проснулся, когда рассвело. В подвале, который стал для нас с Хворостовым домом на ближайшее время, было всего одно маленькое окошко, смотрящее на улицу. Скорее всего, его использовали для вентиляции, но сейчас зима, и лаз был плотно закрыт, на обратной стороне виднелись прутья решётки. Для полноценного освещения этого окошка здесь явно не хватало. Я встал на колени, в темноте пошарил руками в поисках ориентиров. Судорожно начал вспоминать, чем закончилось наше лесное приключение накануне, судя по слипшимся волосам на затылке — ничем хорошим. Что-то выпало из кармана и звякнуло о бетонный пол. Родовой перстень вернулся обратно как ни в чём не бывало, я не стал рыскать в его поисках, сейчас важнее было найти друга. Димон вскрикнул, когда моя рука коснулась его ноги.
— Ромка, это ты? — голос дрожал от страха, я замер, не зная, что ответить.
От ужаса сложившейся ситуации хотелось рыдать. Вот тебе и обеспеченная беззаботная жизнь, вот тебе и личная квартира со всеми удобствами. Я не успел произнести ни звука, где-то совсем рядом зашелестел дверной замок, скрип петель, и узкая полоска света ударила сверху. Прямо перед нами тускло осветилась лестница. В проёме застыла фигура верзилы, лица не видно, только смазанные очертания.
— Чё вылупился, щенок? Жрать, наверное, хочешь?
А вот тебе и личная прислуга. Вот только интересно, еду будут кидать прямо сверху, как собакам, или всё-таки какое-то обслуживание в этих номерах есть?
— Ну-ну, Василий, корректнее. Ребята наши гости, и общаться с ними надо соответственно.
О! А вот и приторно-вежливый голос картонного злодея! Аркадий Урицкий. Вернее, я увидел только его профиль: надменная улыбка и длинная вьющаяся шевелюра до плеч. Впрочем, в домашней обстановке этот франт выглядел менее презентабельно, а оставив в кладовой свой костюм на размер больше — и менее смешно. Он пропустил помощника вперёд, занял его место.
— Доброе утро, друзья мои! — Аркадий вскинул руку в приветственном жесте.
Вторая рука, в которой, стоя у края ямы, он крутил шарики, была прижата к телу, словно там зияла рана.
— С друзьями разве так обращаются? — я не выдержал, подался на свет, но Василий, быстро очутившись на бетонном полу, перекрыл мне дорогу и еле слышно засопел:
— Залезь обратно под тот камень, из которого вылез.
В руках он держал дорогой серебряный поднос с едой. Верзила ткнул меня им в грудь, заставил принять сей скромный дар. Урицкий наверху противно улыбался:
— Простите, а чем вас не устраивает моё великодушие? Я, можно сказать, пригласил к себе в дом двоих неизвестных мне молодых людей, дал им кров, дал им еду!
Аркадий задрал нос в приступе "великодушия". Перечисляя все плюсы своего гостеприимства, он как-то забыл упомянуть, что мы тут не за просто так и свой хлеб должны отработать кровью. Да и что это за дурной тон — говорить о нас в третьем лице?! Я промолчал, стиснув зубы, каждую секунду напоминал себе о том, что любое неверное слово может оборвать наши драгоценные жизни. Всё это время Хворостов изображал труп: ни звука, ни шевеления. Артист! Чем громче кричишь от боли, тем сильнее это всех раздражает и тем быстрее о тебе вспомнят. Опять мне придётся решать все вопросы...
— Вы обещали, что моему другу окажут помощь! — единственное, что я сумел выговорить с уверенностью в голосе.
Василий продолжал стоять гранитной скалой, смотрел с усмешкой на мои жалкие попытки качать права.
— Конечно. Я всегда держу своё слово! — Урицкий говорил со странной деловитой интонацией, мне не понравилось, как это прозвучало, следовало ждать подвоха, но Димон... Я не врач, но даже я знал, что свинцовую пулю из тела надо извлечь, и чем скорее, тем лучше.
— Ну что ж, если просьбы закончились, перейдём к делу, — Аркадий воспользовался моим замешательством, понизил голос. — Вчера мы закопали кольцо в яме. Судя по всему, оно уже должно вернуться к тебе. Роман, ты готов отдать перстень?
Повисла тишина, Василий кашлянул, привлекая моё внимание, приподняв свитер, извлёк из-за пояса пистолет, снял с предохранителя. Внутри меня всё похолодело, дрожащими от страха руками я хлопнул себя по карманам. Кольцо выпало, когда я ползал на карачках; я без промедления упал на колени. Поднос с едой загромыхал о пол, сейчас не до завтрака.
— Оно здесь, выпало, включите свет! — голос перешёл на фальцет.
В голову въелась злая мысль, что перстень закатился в какую-нибудь щель и теперь станет молчаливым свидетелем, когда пуля разнесёт мою голову. Пот застилал глаза, я шарил в темноте, собирая грязь на пальцы. Урицкий наверху трагически вздохнул:
— Простите, друзья, у меня только прошёл ремонт, и света в подвале пока нет. Советую искать быстрее, а то мой помощник нетерпелив, и у него постоянно чешутся руки.
Я переворачивал наваленные на бетон матрасы, подушки в надежде услышать спасительный звон. В полумраке почти ничего не было видно. Время ожидания растягивалось в липкую массу и давило на виски. Ненавязчиво торопя мои поиски, Аркадий продолжал говорить под руку:
— Прямо беда с этим Василием, не знаю, как победить его зуд. Вы даже не представляете, сколько человек уже умерло от его поспешности. Иной раз им не хватало каких-то секунд, каких-то мгновений, чтобы исправить ошибку или доказать свою невиновность. Василий всегда слишком торопится.
Его голос нарастал, становился явственной угрозой. Я услышал гулкие шаги за спиной — верзила приближался, что-то недовольно мычал себе под нос.
— И вот когда уже спасение было рядом, бац, и... — Урицкий прокричал последние слова.
— Нашёл! Вот оно! — я опередил его на мгновение, на один сердечный удар, который для меня мог стать последним.
Я проснулся, подпрыгнув на месте и вскрикнув от неожиданности. Озадаченное лицо Хворостова было первым, что я увидел после очередного кошмара. Друг уверенно тряс меня за плечо.
— Прости, что разбудил, но ты хоть поешь, — он виновато опустил голову.
В руках Димон сжимал миску с очередным угощением в виде замысловатой каши. Тюремная баланда? Я деликатно сдвинул товарища, оглядел пространство за его спиной. Пусто.
— Ты чего там опять увидел? — Хворостов уже заметно нервничал, не находя рационального объяснения моему поведению, а я упорно молчал.
То ли всё это мне действительно привиделось и я схожу с ума, то ли в подвале мы не одни. Идиотская мысль, учитывая, что место нашего заточения просматривалось полностью и спрятаться в голых стенах физически негде. Оставался всего один вариант, и он меня не радовал.
— Мне кажется, я схожу с ума...
На моё удивление, Димон не испугался такому признанию, расплылся в улыбке:
— И не удивительно, в такой ситуации любой свихнётся.
Этот ответ мог устроить его, но явно не меня.
— Нет, я вижу какую-то чертовщину! Уже второй раз.
Если честно, я сомневался, стоит ли рассказывать другу о своих видениях. Я не смог бы их правильно описать, а он адекватно воспринять.
— Опять кабан-переросток? — Хворостов нехотя оторвался от еды. Ему не импонировали подобные разговоры.
— Это какое-то существо, очень высокое, с красной кожей и маленькими глазками.
— Угу, я чувствую: ещё пару дней взаперти, и мы станем выглядеть не лучше! — Димон не унимался, словно специально пропуская мои слова мимо ушей.
Я понимал, что ситуация и так непростая, и чтобы не усугублять её своими мнительными историями, пришлось быстро сменить тему.
— Давно был обед? — я взял в руки свою порцию, но есть не хотелось.
— Не знаю, час назад принесли, может, полтора...
— Опять наш цепной пёс?
Хворостов кивнул.
— Как нога?
Он сидел, вытянув её в сторону:
— Болит...
Ну да, что я ещё надеялся услышать? Задумавшись, отложил тарелку. Пулю в любом случае надо будет извлекать, не понимаю, чего именно ждал Урицкий, пока сломит наш боевой дух? Наверное, именно этого, потому и засылал в подвал, ко всему прочему, ещё и страшных привидений.
Из вентиляционного окошка, за которым мирно тлела свобода, почти ничего не было видно. Мало того, что на улице стемнело, в фундаменте особняка имелся козырёк, который даже днём закрывал от нас солнце. Я тянулся на цыпочках, стараясь уловить хоть какое-нибудь движение, но окно слишком высоко, а напротив ещё одно здание, видимо, то, что мы видели по пути в туалет. По периметру особняка горел свет, но в подвал проникали лишь мутные отблески, в которых невозможно что-либо разобрать.
— Что там? — Хворостов спросил почти без интереса.
— Свобода.
Я тяжко вздохнул.
— Слушай, а может, сделаешь так, чтобы кольцо к тебе больше не возвращалось?
Робкий голос друга и его по-детски испуганный взгляд заставили меня сесть с ним рядом.
— Как это? Димон, я это не контролирую, ты же знаешь...
— Нет, ну, я подумал, может, идея хорошая: они потеряют кольцо и потеряют к нам интерес, отпустят нас...
— И всё равно: я не знаю, как оно работает!
— Ну, а если попробовать его уничтожить?
Эта мысль меня ещё не посещала, я успел подумать, что идея заслуживает внимания, но отвлёкся на повернувшийся в замке ключ. Дверь в подвал отворилась, Василий окинул нас высокомерным взглядом:
— Готовьтесь, через полчаса в туалет!
— Я нассу тебе в карман... — Димон еле слышно пробубнил себе под нос.
Кажется, охранник ничего не услышал.
— Ты, тот, что с кольцом, вечером тебя ждёт Аркадий Маркович, — верзила кивнул в мою сторону.
— Меня Роман зовут, вообще-то.
Я, конечно, не ждал особого отношения к своей персоне, но и откровенного хамства не понимал.
— Да хоть повесть! — угрюмо отозвался Василий и закрыл за собой дверь.
— По-моему, он ещё злой, — Димон радостно толкнул меня плечом.
— Ничего хорошего! Зачем ты его задеваешь? Тебе мало одной пули в теле?
— Плевать. Нас все равно не выпустят живыми.
— И думать про это забудь!
Я положил руки другу на плечи. Он осунулся и выглядел так, словно собирался отдать богу душу прямо на месте. Под глазами налились тёмные круги, он зарыдал, уткнувшись мне в грудь:
— Нога болит, Ромка... Жуть как болит.
— Потерпи, рано или поздно они вытащат пулю.
— Как думаешь, о чём Урицкий будет с тобой разговаривать?
— Не знаю, но не думаю, что о погоде...
Время для посещения белого друга пришло с открытием двери в указанный час, Василий не спустился вниз, хмыкнув, поманил нас рукой. Идти наверх второй раз оказалось проще; приноровившись, я помогал Димону преодолевать препятствие, но как только мы оказались на первом этаже, охранник неожиданно стащил с меня Хворостова.
— Идите отдельно, не надо притворяться.
Он язвительно усмехнулся, и я с ужасом осознал, что месть его за колкие фразы Прохвоста будет ужасной.
— Какого хрена? — Димон не успел возмутиться, получил тычок в спину и попрыгал вперёд, скрипя зубами.
— Ему же больно!
Я надеялся, что Василий сжалится над раненым, но до туалета Димону пришлось добираться своим ходом. Я видел слёзы на его глазах, но друг не проронил ни звука, мужественно перенеся эту пытку. В уборной он закинул в рот сразу две таблетки обезболивающего. Я не успел напомнить ему о предостережении доктора, Димон остановил меня взмахом руки. Обратно пришлось идти тем же образом. Цепной пёс Урицкого держался позади, смакуя наши муки. Я чувствовал его злорадную ухмылку. Надо будет обязательно пожаловаться на истязательства, но вот послушает ли меня Урицкий? На сей раз из подвала мы отлучились всего на десять минут. Женский силуэт мелькнул в коридоре, уходя от двери прочь. А вот и Мария, а может, и нет. К сожалению, я не смог разглядеть лица горничной, она держала поднос на вытянутых руках, свернула за угол, так и не обернувшись. Вырвавшись вперёд, я заглянул в дверной проём, но в подвале никого. Матрасы менять не собирались? Ну не может быть, чтобы в прошлый раз одна хрупкая горничная за двадцать минут успела унести и поднос с едой, и поменять четыре матраса. Это работа целой команды. А мы, кроме Урицкого, Василия и теперь горничной, в особняке никого не видели. Снизу даже по звукам шагов невозможно определить, сколько человек находилось в доме. Я замешкался в проходе всего на секунду, подскочившая фигура охранника мелькнула как еле уловимая тень. Василий ударил меня под дых, ухватил за шкирку.