Аиша
— Выпустите меня! — стучу кулаками в дверь. — Откройте! Отпустите! — развернувшись спиной, теперь долблю ногами. — Вы не можете меня тут запереть! Не имеете права! Я больше не принадлежу вам, — хриплю, захлебываясь отчаянными слезами. — Вы не можете… Слышите меня? Хоть кто-нибудь есть в этом проклятом доме? Выпустите! Отдайте мне мою жизнь. Вы от меня отказались. Помните? Вы отказались! Отец! Мама!
Всё бесполезно. Меня трясёт в истерике, но никому нет до этого никакого дела. Колени дрожат. Сажусь на пол, закрываю лицо руками и поскуливаю от страха, кусая в кровь губы и задыхаясь от недостатка кислорода. Горло сдавило. Я попросту не могу протолкнуть очередной вдох дальше. Выдохи рвутся, а голова кружится всё сильнее.
Я ничего не понимаю. Чуть больше месяца назад меня изгнали из семьи. Я стала свободной. У меня только появились первые друзья. Мне… чёрт, да мне мальчик понравился! Кареглазый, спортивный. Не наш. Русский. Но какая разница?
Для отца есть. Он из тех, кто считает, что миром правят мужчины, а чистота крови имеет едва ли не первостепенное значение. Старшим братьям разрешено встречаться, спать с девушками иной веры, но женятся они на наших. Каждого уже ждёт невеста. Мне же суждено было выйти замуж сразу после школы за мужчину гораздо старше себя. И я в отчаянии натворила такого…
Мне до сих пор стыдно, но нужный эффект был достигнут. В тот день, когда я пришла домой и призналась в содеянном, отец сильно кричал, ударил меня по лицу и отказался как от дочери. Так зачем я теперь здесь?
Ничего не объясняя, старшие братья силком затащили в машину. Угрожали оружием моим друзьям. Привезли, бросили в комнату, где я часто проводила лето, когда была малышкой. И больше никто не пришёл.
Я же позор семьи. Грязная. Чужая теперь. Пусть отпустят меня. Я тихо уйду. Там университет, работа в маленьком кафе с лучшей подругой. Там я начала чувствовать себя живой, не имея в карманах ничего. Здесь у меня есть всё, но нет самого главного — права решать свою судьбу.
Что со мной будет? Не понимаю…
Ложусь на пол, подтягиваю к себе колени и обнимаю их руками. Громкую истерику сменяют надрывные всхлипы. Губы дрожат. Во рту металлический привкус собственной крови. В голову лезет множество страшных мыслей.
А вдруг они убьют меня? Чтобы не ходила по земле и не позорила род.
— Мамочка, — шепчу, хватая ртом воздух. — Заступись за меня, пожалуйста. Отпустите меня к Ульяне. Она хорошая девочка. Мы дружим. Я обещаю вести себя тихо, как мышка. Буду просто учиться. Пожалуйста… ну, пожалуйста…
Конечно же никто меня не слышит. Я и сама слышу себя с трудом.
За окном и в комнате становится темно. Только из-под двери видна узкая полоска света. Значит, в доме всё же кто-то есть, просто ко мне не идут. Отец мог запретить. Ему подчиняются безоговорочно. Это я оказалась бракованной. Посмела желать иной жизни.
Пить хочется очень сильно. Слюна давно стала густой и вязкой. Язык прилипает к нёбу, а горло царапает, будто я наелась битого стекла. На полу холодно. У меня заледенел бок, на котором я лежу, и ноги.
Веки тяжелеют и закрываются. Внутри пустота. Я всё выкрикнула и выплакала из себя.
«Может, сегодня не убьют?» — мелькает последняя мысль прежде, чем меня отключает без сновидений.
Даже они от меня отвернулись. Наверное, мой поступок оказался настолько порочным, а желания противозаконными, что вселенная решила вот так меня наказать. Но мне очень хорошо было там, на свободе. Тоже страшно, но не так, как сейчас.
Я не высыпаюсь. Просто открываю глаза. Всё ещё лежу на полу, только за ночь повернулась на другой бок. Теперь мне снова видно часть моей кровати и окно, за которым сереет осеннее небо.
Поднимаюсь. Растираю ладонями задеревеневшее тело и забираюсь на постель, укутывая ступни покрывалом. Почему отопление не включили? Это тоже наказание?
Доползаю до подушек, тяну руку к батарее. Она тёплая. Значит, это я замёрзла от страха и нервов.
Укутываюсь в покрывало плотнее и подхожу греться. Смотрю во двор с резными арками, увитыми лозой позднего винограда. Листья местами уже пожелтели или высохли, а грозди с подсохшими ягодами ещё висят. У ворот стоит машина Ясина, старшего из моих братьев. По периметру ходит охрана с собаками. Не дом, а настоящая крепость. Сама я отсюда никогда не выберусь. Остаётся тихо ждать своей участи.
Рисуя пальцем по стеклу, наблюдаю за солнцем и бегущими по небу облаками. Ключ в двери проворачивается. У меня внутри всё обрывается и снова холодеет. Обернувшись, сталкиваюсь с тёмными глазами самого старшего брата. Он смотрит на меня с презрением. Молча пропускает в комнату прислугу с подносом. Не поднимая головы, женщина ставит его на кровать и уходит. Ясин тоже собирается уйти.
— Подожди! — выкрикиваю и бегу к нему. — Ясин, пожалуйста, объясни мне, что происходит, — в порыве эмоций хватаю его за руку. Он отдёргивает свою, глядя на меня свысока.
— Отец скоро приедет. Будет с тобой говорить.
Старший наследник захлопывает дверь прямо у меня перед носом. Бью по ней ладонью и, всхлипнув, иду к кровати. Хватаю стакан с водой. Жадно выпиваю всё залпом и языком слизываю капли с воспалённых губ.
К еде не притрагиваюсь. Мой желудок бунтует от одного её вида.
Чтобы хоть как-то отвлечься, беру с полки самую толстую книжку с детскими сказками и погружаюсь в чтение. В какой-то момент, пригревшись, я даже засыпаю, а просыпаюсь от очередного поворота ключа в замочной скважине.
В мою комнату входит мама. Отбросив книгу, кидаюсь к ней. Так хочется её тёплых рук и доброго слова. Она нерешительно обнимает меня, проводит ладонью по длинным, прямо как у неё, волосам.
— Отец приехал, — шепчет она. — Аиша, будь послушной. Прошу тебя, дочка. Аллах услышал мои молитвы. У тебя есть шанс вернуться под защиту семьи. Только не перечь отцу.
— Меня не убьют? — шмыгаю носом.
— Пойдём, — грустно улыбнувшись, мама гладит меня по щекам, вытирая слёзы. Поправляет растрепавшуюся со вчерашнего дня причёску. — Не перечь отцу, — повторяет снова и снова. — Прими всё, что он скажет. Будет ругать, терпи. Ты знаешь, что виновата.
Миша
У меня все мышцы уже горят, тело скользкое от пота, но я лезу на очередной тренажёр в нашем домашнем спортивном зале. Подпрыгиваю, обратным хватом цепляюсь за брусья и, сжав зубы, поднимаю собственный вес вверх. Задерживаюсь в точке до дрожи в руках и плавно опускаюсь. Следующий заход делаю с прессом. Снова подтягиваюсь, зависаю и поднимаю ноги, создавая из собственного тела прямой угол. Опускаюсь и спрыгиваю. Ладони начинают скользить.
Вытираю лицо полотенцем, глотаю воду с аминокислотами и на дорожку. Она стоит «мордой» к окну. Вид крутой, особенно на закате. Обычно я долго пялюсь на горизонт, нашагивая свою норму. Сейчас нихуя не вижу. Мне хочется въебать по этому стеклу, чтобы оно пошло трещинами. Следующим ударом можно вынести его и выбраться на улицу.
— Миш, хватит, — приглушив музыку, просит вошедший отец.
Ходит за мной, как нянька. Бесит! Не работается ему, как назло. То срочных дел столько, что домой приезжает поспать на пару часов. И то не всегда, что одно время было мне сильно на руку. А тут всё бросил и носится по пятам, боясь, что меня сорвёт.
В чём-то он прав. Я балансирую на грани от глобальной катастрофы, поэтому вспоминаю спортивный снаряд, который сегодня ещё не юзал, чтобы применить сразу после беговой дорожки.
— Миш, ты знаешь, что такая нагрузка идёт во вред, — отец пытается переключить мои мысли. — Прекращай, — просит он, убавляя скорость на тренажёре.
— Тогда выпусти меня из дома, — тяжело дышу в ответ, предплечьем вытирая пот со лба. — Почему ты не дал мне ей помочь?! — еду назад по дорожке и спрыгиваю. — Зачем ты влез?! Я бы забрал её! — ору ему в лицо.
— Потому что ты не знаешь, что это за люди, Миш. А я знаю. И последнее, чего я хочу, это увидеть единственного сына в гробу с огнестрелом в голове. Марш в душ и займи себя чем-то другим. Двигайся по материалу из универа. Забей голову учёбой. Пока не остынешь, из дома тебя не выпустят. Я распорядился, — на полном серьёзе заявляет он.
— И как же они меня удержат? — вскидываюсь, чувствуя, как температура крови достигает точки кипения и плавит мои вены вместе с внутренностями.
— Я разрешил охране применять силу, если ты попытаешься уйти, — отвечает отец.
— Ты серьёзно?! — делаю шаг к нему, но тут же торможу себя.
— Забудь эту девочку, Миша. Она для тебя потеряна. Иногда отступить — это не слабость, а разумное решение, чтобы избежать очень серьёзных последствий.
Толкнув отца плечом, сваливаю к себе. Не могу и не хочу это слушать. У меня есть своё мнение на этот счёт. И сейчас оно не сходится с мнением родителя.
На лестнице ощущаю перегруз в мышцах, но меня это не останавливает от пробежки по ступенькам. Швыряю на пол промокшие шорты вместе с трусами. Захожу в свою ванную и встаю под тёплый душ. Глаза щиплет от смеси пота и воды, пульс слишком высокий. Дышится тяжеловато. Я себя прилично загнал за сегодняшний день.
Даже от того, что хорошо попал по роже и рёбрам одному из козлов, забравших Аишу, ни хрена не легче. Нас с Беркутом скрутили менты и родительская охрана, а её увезли. Мою маленькую, хрупкую и недосягаемую.
— Не отдам! — рычу, сжав зубы до скрежета.
Врезаюсь кулаком в кафельную стену. Руку пронзает болью до самого плеча.
— Блядь! — ору и вырубаю душ.
Заматываю бёдра полотенцем. Выхожу в комнату и падаю мокрой спиной на покрывало поперёк кровати. В ушах ещё стучит пульс, а всё тело продолжает нестерпимо жечь.
Отец и тут не оставляет меня в покое. Входит без стука. Разворачивает компьютерный стул, подкатывает его ближе к кровати и садится напротив. Поправляю разъехавшееся полотенце и продолжаю смотреть в потолок.
— Миш, я сам тебя учил добиваться своей цели любыми способами, — начинает он. — Поверь, сейчас не тот случай.
— Мне плевать. Я всё равно её заберу, — где-то в груди когтями царапает рёбра мой внутренний демон. Ему сильно не нравится, что присвоенная девочка оказалась в чужих руках. — Ты не сможешь держать меня тут вечно.
— Я могу увезти тебя из страны, — пожимает плечами родитель.
— Я совершеннолетний, — напоминаю ему. — Если не захочу, не сможешь. А я никуда не поеду. Без неё, — уточняю сразу.
— Так сильно влюбился? — спокойно спрашивает он.
Мы всегда неплохо понимали друг друга. Всё же я вырос по больше части с ним. У меня на самом деле охрененный отец. А я мудак. Он просто не всё знает.
— Присвоил, — хмыкаю в ответ.
— Отпусти её, Миш. Будут большие проблемы, если ты полезешь в эту семью, — пытается разжевать, как маленькому. — Султан Мамедов очень влиятельный человек. Там своего рода клан. Много связей и криминала. Он держит рынок грузоперевозок в нашей стране. Это довольно удобный бизнес, Мишк. И очень грязный. Пропитанный кровью.
— Мне насрать на его бизнес, — сажусь и исподлобья смотрю в глаза отцу. — Аиша не хочет быть частью этой семьи.
— Её не спросят! — рявкает отец. Его нервы начинают сдавать. — Если твою Аишу забрали, значит она стала нужна Султану. Ты не понимаешь, как там всё устроено, Миш. Замуж выдадут, продадут за выгодный контракт удобному для бизнеса человеку. Она бесправная. Тем более после того, как сбежала. Отец будет распоряжаться ею так, как посчитает нужным.
— Отец сам от неё отказался, — напоминаю своему. Я немного делился с ним тем, что успел узнать ранее. — У неё даже одежды тёплой не было. Нихуя не было! Мы с Грановским их с Ульяной одевали. Её просто вышвырнули на улицу. Понимаешь ты?! Нет?
— Не матерись, — морщится отец. — Я и говорю, Мамедову сильно понадобилась эта девочка. Сейчас она не дочь Султана Юнусовича. Аиша — очень ценный товар. И он не подпустит к ней никого. Тебя убьют, понимаешь, Мишк? Не готов я тебя потерять! — повторяется он. — На этом тема закрыта.
Отец уходит, а я снова ложусь на кровать. Подложив руки под голову, изучаю потолок, обдумывая его слова.
— Не товар она! — цежу сквозь зубы. — Маленький, беззащитный и очень любопытный человечек. И я просто обязан её забрать. Выйти только отсюда надо.
Аиша
Мама почти не отходит от меня. Долго расчёсывает волосы, собирает их в причёску и протягивает тончайший, очень красивый платок, чтобы покрыть голову. Отрицательно кручу головой.
— Дочка, пожалуйста, — просит она. — Отец будет недоволен.
— Ну и что, — равнодушно пожимаю плечами. — Что мне его недовольство, мама? Он всё равно отдаст меня замуж, надену я платок или нет.
— Отец беспокоится о тебе, Аиша. Ты опозорила его имя, сделав глупость, но он всё равно вернул тебя в дом и нашёл тебе хорошего мужчину. Женщина не должна быть одна. Твой муж будет заботиться о тебе, как твой отец всю жизнь заботился обо мне и своих детях. Мы никогда ни в чём не знали нужды.
— И никогда не были свободными, — отвечаю тихо. — Мам, а ты любишь отца? — решаюсь спросить. Никогда раньше не говорила с ней об этом.
— Любовь быстро проходит, дочка, — мама гладит меня по волосам, — Гораздо дороже уважение.
— Но отец не уважает нас! — подскакиваю с кровати. — Он не прислушивается ко мне. Ему нет дела до моих желаний.
— Твой отец знает лучше, как для тебя будет хорошо, — говорит как с неразумным, капризным ребёнком. — Он прожил жизнь. Многое видел, многого достиг. А ты ещё неопытная девочка, — тепло улыбается она. — И после того, что ты сделала, кто возьмёт тебя замуж без помощи отца? Нам очень повезло, что Дамиль Айдаев выбрал тебя и закрыл глаза на то, что ты лишилась девственности до брака. У меня до сих пор не укладывается в голове этот твой шаг. Как ты могла, Аиша? Как? Будто не я тебя воспитывала все эти восемнадцать лет.
Это было очень страшно и очень больно. Это был аффект. Отчаяние. Паника. Что угодно. А потом шок. Не знаю, как бы я пережила этот шаг, если бы не встретила в коридоре светловолосую девочку с добрыми серо-голубыми глазами из своей группы. Ульяна. Моя первая настоящая подруга. Она долго сидела со мной в тот день. Я даже говорить не могла. Помню, как меня трясло и глушил стук собственных зубов. Мне самой не верилось, что я сделала это. До сих пор до конца не верится.
Больше не спорю с мамой. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что она в чём-то права. Может быть я не создана для той жизни, которую хотела?
Как же в этом разобраться, если мне не дают пробовать? Если за меня всё решают?
И как так получается, что Миша научился уважать мои границы и моё «нет», несмотря на взрывной характер и вседозволенность, а родной отец и братья не считаются с моим мнением, но требуют уважения к себе?
Голова начинает болеть от всех этих мыслей. Пустоту внутри заполняет чувством безысходности. Выбора больше нет, и думать об этом нет смысла. Отсюда меня не выпустят. Только замуж или…
Хочется верить, что отец не пойдёт на убийство своего ребёнка.
Сажусь перед зеркалом и косметикой стараюсь скрыть следы истерики. Глаза всё равно воспалённые, и на губах маленькая ранка, поверх которой неровно ложится помада.
— Не сопротивляйся, — просит мама, положив ладони мне на плечи и глядя на меня через отражение в зеркале. — Смирись, Аиша. И прими решение отца. На душе станет легче.
Смирение и послушание — всё, на что я имею право.
В дверь стучат. Мама открывает сама. Переговаривается с прислугой и сообщает мне:
— Пора.
В животе что-то отрывается, и под кожей разливается кипяток. На бледных щеках появляется нездоровый румянец, а из отражения на меня смотрят погасшие, затравленные карие глаза.
Послушно выхожу из комнаты. Спускаюсь в главную гостиную, где накрыт шикарный стол и трещат дрова в камине. Мужчины успели распить коньяк и обсуждают дела. Увидев нас с мамой, замолкают. Разворачиваются. Чувствую себя манекеном в магазине, на который нацепили дорогую одежду. Рассматривают, ощупывают взглядами. Хочется обнять себя руками, чтобы хоть как-то защититься.
— Еще красивее, чем на фотографиях, — поднимаясь, произносит приятным, бархатистым голосом высокий обаятельный брюнет с глазами цвета крепкого американо. — Здравствуй, Аиша.
— Здравствуйте, — отвечаю тихо, опустив взгляд в пол.
— Ты не помнишь меня? — он подходит ближе, буквально давя на мои метр шестьдесят своим ростом. — Мы виделись два года назад на ужине в вашей городской квартире. Я тогда привозил тебе розового плюшевого медведя, думая, что увижу ребёнка, а не красивую юную девушку.
Помню. Медведя. Мне было шестнадцать, и подарок показался действительно немного нелепым, но милым. Эта игрушка до сих пор сидит на полке у меня в комнате.
— Дамиль, — представляется молодой мужчина.
Я уже и сама догадалась, что это именно он. Хотя бы не старый и не страшный. Но восхищения будущий муж у меня не вызывает, потому что сердце бьётся чаще при мыслях о другом парне, а этот согласен с тем, что замуж меня выдают против воли.
— Сегодня я привёз тебе другой подарок, — тише говорит Дамиль, словно это большая тайна и на нас не пялится несколько пар глаз. — Как своей невесте.
Отходит, чтобы вернуться через пару минут с красивым букетом нежнейших белых роз, означающих чистоту и невинность. Это выглядит как издевательство. Камень в мой огород.
Дождавшись разрешения от отца, послушно принимаю тяжёлый букет ароматных цветов без единого шипа на тёмно-зелёных стеблях. Вместе с ним будущий муж протягивает мне квадратную кремовую коробку. Раскрывает. Внутри на бархатной подложке лежит переливающееся колье. Красиво, дорого, но никогда не заменит мне месяц, который я прожила свободной.
Поднимаю взгляд на Дамиля. Он белозубо улыбается, щуря глаза. Напоминает мне хитрого лиса, но никак не влюблённого в меня мужчину, как утверждал отец. Миша всегда смотрел на меня так, что кожу обжигало и становилось неловко. А Айдаев… Внутри меня ничего не откликается. Наверное, потому что я до сих пор сопротивляюсь этому браку, но отчаянные крики в моей голове никто не слышит. Даже если бы слышали, им было бы всё равно.
— Свадьбу сыграем в конце следующей недели, — сообщает отец. — Поблагодари будущего мужа за подарки и возвращайся к себе.
Миша
Мне не спится. Резко сажусь на кровати. Мокрый весь, как после душа. Тело противно липкое, по вискам и спине течёт до мурашек. Передёргиваю плечами. Смотрю на пачку сигарет, лежащую на тумбочке. Напоминаю себе, что пытаюсь бросить. В зале лёгкие сжигаются дотла, дыхалки постоянно не хватает, а я в горы хотел свалить на новогодние. Без лёгких на подъёме сдохну. Но курить хочется адски, аж горло спазмом сводит и пальцы на руках немеют.
— Слабак, — тихо рычу на себя, вытягивая сигарету и прикуривая прямо в комнате.
Подхожу к окну, открываю и смотрю в ночь. Холодный осенний воздух остужает моё тело, но кровь-то кипит и меня снова раскаляет. Аиша снилась. И ладно бы секс. Я бы ещё понял, подрочил и лёг спать дальше. Нет. Меня штырит от того, что я не забрал её тогда. Не помог. Не получилось. И ощущение поганое внутри. Будто что-то случиться должно. Страшное и непоправимое. Мне кажется, я её теряю, так и не получив. Но я не могу себе этого позволить.
Горький дым дерёт всё в груди. Сердце ебашит на максималках. Я вторую неделю взаперти. Держусь, тренируюсь, соблюдая все нормы. Жру протеин, витамины. Форма — хоть сейчас на олимпийские игры. Сука, всех готов ушатать!
Отец вроде поверил моим честным глазам. Утром поеду в универ. И это тоже подстёгивает мой пульс, заставляя ещё глубже тянуть в себя никотин.
Заколдовала она меня, что ли?
Аиша… Аиша, мать твою!
Я ни о ком больше не могу думать. Эта девочка очень глубоко внутри.
Ещё одна сигарета оказывается во рту. Бросаю я, блядь. Как же.
Смотрю в стекло на свою взъерошенную башку. Короткие волосы встали дыбом. Ощерился, как дикий пёс. Сглатываю. Закрываю глаза и вспоминаю, что у нас с ней успело случиться.
Всё началось банально. Я её даже разглядел не сразу. У нас каждый год приток хорошеньких первокурсниц. Как в магазине, можно выбирать по цвету или под настроение. Большинство быстро узнают, кто правит «балом» в универе, и сдаются сами, надеясь получить взаимные блага. Одноразовая шваль, одним словом. И десятки в рублях не стоит.
У одного из моих лучших друзей была днюха. Он поймал девочку в свои сети и подарил себе её девственность. А меня вклинило, когда она из душа вышла. Карие глаза, как блюдца, огромные, перепуганные. Кожа бледная, как снег. Волосы облепили красивое, характерное для мусульманской девочки, лицо. Я потерялся, пока парни поздравляли друга.
Но чего с ней дальше делать, хер её знает. У меня же не было таких. И чувства странные, новые.
Пытался взять напором. Аиша от меня шарахалась. У меня диссонанс. Трахалась же с Грановским в душе. Я-то чем хуже? Но потом вспомнил её состояние после, и дошло, что не всё так просто с этой малышкой, как и с тем дебильным сексом, к которому я начал ревновать.
Дури во мне, как в хорошем танке. Отец всегда так говорил. Если начал переть, хуй остановишь. Помню, как она впервые попала ко мне в руки. Мы тогда новенького воспитывали. Теперь в нашей стае ещё один придурок, а в тот день… Чёрт, в тот день было весело и странно. Грановский расхуярил новенькому тачку битой, а мы девчонок держали, чтобы не вмешивались в мужские тёрки. Мне досталась Аиша. Держал её обеими руками, она вырывалась и умоляла её отпустить. В глазах снова читался дикий ужас, а я вдыхал запах с её длинных волос и понимал, что не могу разжать руки. Просто не хочу этого делать.
Но напором эту малышку брать бесполезно. Чем больше я давил, тем больше она закрывалась. И я купил ей подарок. Случайно нашёл и сразу подумал об Аише. Такая же нежная и загадочная, как белая лилия, заточённая в ледяной куб. Имитация. Я дарил тёлкам подарки гораздо дороже. Но тут другое. Дело не в бабках. В ассоциации. В моих ощущениях. Именно их я захотел ей подарить.
Нашёл Аишу в общаге, в комнате у подружки, принёс подарок, а она мне опять своё: «Нет, Миша». И не приняла. Даже руки спрятала за спину, чтобы меня случайно не коснуться. Я тогда подарок оставил и ушёл. Понял, что надо гасить себя и действовать максимально аккуратно, иначе ничего не выйдет.
И вот, как только у меня стало получаться, как только я стал ловить её улыбки и тёплые взгляды, полные смущения, у меня её забрали.
Надо вернуть.
Тушу сигарету. Смотрю на расстеленную кровать. Простыня смята, будто на ней всю ночь жарко трахались, а на самом деле всё очень скучно. Ворочался во сне. Но это всё, хана. Даже если я до ляма досчитаю, не выключит.
Лезу в телефон, изучаю расписание на сегодня. Включаю свет и кидаю в рюкзак нужные тетради. Ложусь поперёк кровати с учебником. Вчитываюсь в пропущенные темы. Сажусь и на листке начинаю набрасывать чертёж, пока схематически. Мне нравится проектирование. Голову занимает до самого рассвета.
Оставляю всё на кровати. Пора на пробежку, потом душ и завтрак с допами, чтобы держать физическую форму на пике.
Наматываю несколько кругов по территории отцовского дома. Лёгкие снова горят. Покурил, блядь!
Уперевшись ладонями в согнутые колени, дышу со свистом. Слышу усмешку над головой. Поднимаю взгляд. Батя.
— А я тебе говорил, завязывай, — хмыкает он.
— Да бросаю я, бросаю.
Сейчас бы лёгкие не выплюнуть и норм.
Состыкуемся теперь за завтраком. Пока отец не видит, мачеха стреляет в меня игривыми взглядами. Чёрт! Да перерос я её уже, всё. Не доходит.
Утыкаюсь в тарелку. Быстро ем, заливаюсь порцией протеина, отдаю ещё тридцать минут залу. Иду в душ и после сразу собираюсь на занятия.
— Миша, — тормозит отец, — я надеюсь, ты всё понял.
— Угу, — бью по его ладони и выхожу на улицу.
Выгоняю свой редкий графитовый Ягуар из гаража. Хищник довольно рычит, радуясь, что его тоже выпустили на свободу. Срываемся с ним с места и набираем максимум на дороге из коттеджного посёлка. Вклиниваюсь в общий поток машин. Делаю громче музыку. Салон заполняет отличным качающим рэпом. Я не читаю, этим у нас в компании Илюха увлекается, он же пожизненно теперь «новенький», прётся, но текста мне нравятся. Есть в них какой-то сакральный смысл. Сейчас отлично мне в душу попадает.
Аиша
Мне всё ещё кажется, что я сплю и вижу во сне кошмар. Надо открыть глаза и проснуться в маленькой комнате университетского общежития. Добежать до Ульяны, вместе пойти на интереснейшие лекции. Обсуждать, как мы будем принимать участие в реставрации красивейших зданий. Это же так здорово, быть частью чего-то большего, что существовало задолго до твоего рождения. Своими пальчиками прикасаться к истории и помогать ей сохраниться для тех, кто будет жить после тебя.
Сейчас мои пальцы дрожат не от трепета перед красотой старинного здания. Они дрожат от страха, боли и разочарования. Ведь это не сон. Меня насильно вернули в реальность, которой я так старалась избежать. Сегодня я стану женой. Ко мне будет прикасаться мужчина, которого я видела два раза в жизни. Я его не знаю. Всё, что у меня есть — это розовый медведь с первого знакомства, дорогое колье со второго, странная записка и опавшие лепестки белых роз. Я запретила молчаливой прислуге убирать завядшие цветы. Это символ того, как рушится моя жизнь, как превращаются в пыль все мечты и планы.
Приподняв подол длинного нежно-розового свадебного платья, присаживаюсь и поднимаю горсть скукоженных лепестков. Сжимаю в кулаке. По всей руке до самого плеча проходит вибрация. Поднимаюсь, поправляю кремовый платок, лежащий своим самым длинным концом в районе моей талии, нервно одёргиваю рукава.
Нет, я не готова. У меня стучат зубы и подгибаются колени.
Чёртова дверь комнаты открывается слишком медленно.
Вот и всё. Дамиль Айдаев приехал, чтобы забрать меня. Грязную, бесправную девочку, мечтающую о свободе, а ставшую товаром в руках собственного отца.
Разжимаю кулак, и горсть скомканных лепестков падает к ногам будущего мужа. Его тёмные глаза становятся практически чёрными, а мне кажется, я сейчас потеряю сознание.
Меня это не спасёт. Погрузят в машину и по слову отца проведут обряд. Но я высказалась. Хотя бы так.
Дорога кажется сплошным размытым пятном. Я даже не плачу, наревелась за все дни, что провела взаперти. Мне просто плохо и в душе, и физически. Тошнит, кружится голова и не перестаёт трясти. В горле застрял крик: «Я не хочу! Остановитесь! Отпустите!»
Произносить его бесполезно.
Первые несколько дней я умоляла маму помочь мне. Падала к ней в ноги, просила встречи с отцом, но приходил только Ясин и указывал мне моё истинное место в семье. Потом приходил Саид. Он мягче нашего старшего брата, но всё равно категоричен. Отругал за мою выходку и сказал, что для меня такое решение отца — это подарок. Я должна быть благодарна.
Ничего нового. Они все твердили одно и тоже, решив за меня, как мне будет лучше.
Выхожу из машины на улицу. Поднимаю взгляд на мечеть. Очень красивая. Наверное, самая красивая из тех, что есть в городе. Отцу важно подчеркивать свой статус даже в таких деталях. Он — глава рода. Его уважают многие семьи. К нему прислушиваются. С ним советуются и стремятся вести дела.
Меня тоже этому учили. Почитать и любить отца. Во всём его слушать, не спорить. Мне казалось это правильным. В мире, что окружает меня с детства, такое отношение считается нормой. После отца я должна слушать старших братьев.
А себя? Почему меня никто никогда не учил слушать себя?
Наверное, меня коснулся Шайтан, когда я пошла учиться в лицей и поняла, что можно жить иначе. Сначала отец настаивал на домашнем обучении, но меня всё же отдали в дорогое, статусное учебное заведение, где учились дети бизнесменов и некоторых чиновников.
Помню, как сложно было влиться в коллектив, где у всех, кроме тебя, нет запретов и дурацких правил.
Со временем я стала примерять эту жизнь на себя. Тайком, конечно. По ночам начинала с опаской мечтать о том, что смогу реализовать себя не только как жена и мать. Одноклассники говорили о том, кто кем станет, как здорово быть студентом, встречались, обнимались и даже целовались в старших классах. А я… я тогда начала учиться с ещё большим усердием, поставив себе цель поступить в архитектурный университет и сделать свою мечту реальностью, а не осуществлять чужие.
Смаргиваю всё же вырвавшиеся на свободу слезинки, когда мой муж получает свидетельство о Никах. Всё прошло мимо меня. Я не хотела этой свадьбы. Это не мой праздник. Я стараюсь просто его пережить.
Поздравления, ресторан, традиции, подарки…
Дамиль отдувается за нас двоих. Я ему даже благодарна. У меня нет сил улыбаться его родителям. Я просто жду, когда всё закончится и он повезёт меня к себе, чтобы там случилась наша первая ночь.
Мама не стала мне помогать советами, как справиться с моим первым разом с мужчиной в постели. Она уверена, что я знакома с процессом, ведь не девственница уже теперь. Но это не так. Да, я познакомилась с физикой, но кроме боли и ужаса от собственного поступка больше ничего не запомнила. Как не запомню эту свадьбу. Как, видимо, не запомню свою первую ночь с Дамилем.
У него квартира в городе. Водитель везёт нас туда. Смотрю на отражение фонарей в витринах и лужах на дороге.
— Сегодня был дождь? — спрашиваю вслух. Голос не слушается после дня практически полного молчания.
— Да. Пару часов назад, — спокойно отвечает Дамиль. — Ты не видела?
— Нет, — прислоняю ладонь к прохладному стеклу и утыкаюсь в него лбом. — Ничего не видела.
— А также ничего не ела, не пила и швырнула в меня засохшими лепестками.
Он смеётся?
Удивлённо поворачиваю голову и вижу, как губы моего мужа действительно улыбаются, как и хитро прищуренные глаза.
Не могу определить, как он на меня смотрит. То ли есть у Лиса интерес ко мне, то ли всё же нет. Он расслабленно сидит, облокотившись на спинку сиденья и широко расставив ноги в чёрных брюках. Белая рубашка оттеняет тон его кожи и резко контрастирует с тёмными глазами, делая их выразительнее. Дамиль Айдаев по-мужски красив, но это никак не влияет на мои чувства к нему. Их нет. Если не считать перманентный страх. И я отворачиваюсь.
Аиша
Я сегодня слишком ранимая. Или раненая. Или даже убитая выстрелом в самое сердце. Звоном напряжённых нервов отдаётся всё от слов мужа про отдельную комнату до вида из окна. Он действительно шикарен.
Дамиль уходит встречать курьера, а я прислоняю обе ладони к оконному стеклу до самого пола и смотрю на светящиеся в темноте «вены» большого города, парк, усеянный фонариками круглый год. За ним высотки, упирающиеся крышами в черноту неба, затянутого тучами, а потому совсем без звёзд.
В комнате нет штор. Стёкла разделены между собой чёрной рамой, что помогает ощущать стены и пространство вокруг себя как безопасное. Но от высоты всё равно перехватывает дыхание. Мне нестрашно. Самое ужасное уже случилось, а это — красиво.
Оглядываюсь на кровать. Большая, застеленная покрывалом глубокого синего цвета. Две белые подушки и ещё одна поменьше, в тон покрывала. Я буду просыпаться с видом на город.
За зеркалом во всю стену, разделённым такими же чёрными рамами, как и окно, находится скрытая от посторонних глаз часть спальни. Мне немного неуютно от размеров зеркала. Заглядываю за него. Тут два небольших помещения. Совмещённый туалет и душевая кабина, ну и гардероб, про который говорил муж.
Полки, вешалки заполнены моими вещами. Когда их успели перевезти из квартиры, я не знаю. Разложили, развесили. В выдвижных ящичках украшения и нижнее бельё. Обнаруживаю несколько новых комплектов. Надеюсь, это не Дамиль. Хотя он же теперь имеет полное право покупать мне бельё.
Услышав шаги, возвращаюсь в спальную зону.
— Нравится? — спрашивает муж.
— Красиво, — отвечаю, опустив голову.
Он подходит ближе. Очень близко. Я перестаю делать вдохни. Жду. Ощущаю на щеке лёгкое касание его пальцев. Запрещаю себе отшатываться. Сжимаюсь в пружинку. Снова жду.
— Как ты дрожишь… — скорее выдыхает, чем говорит Дамиль. — Неужели я такой страшный?
Вот что я ему сейчас должна ответить?
— Я же сказал, мы просто поужинаем. Ты будешь отдыхать. Чего ты боишься? Аиша, — требовательно приподнимает моё лицо, надавив под подбородком.
Не получив ответа, хмыкает и уходит.
Выдохнув, сажусь на край кровати. Комкаю красивое платье. Дамиль приносит мне ужин на подносе. Берёт лицо в ладони, заглядывает в глаза и прижимается губами ко лбу.
— Отдыхай.
Разворачивается и снова уходит. Моё сердце несколько раз мощно ударяется о рёбра и начинает разгоняться. Сижу ещё минут десять, наверное. На всякий случай. Вдруг передумает, вернётся. Но нет. Дамиль больше не приходит в мою комнату.
Перебрав вещи на полках, нахожу полотенце и длинную ночную сорочку с рукавом до локтя. Разбираюсь с душевой кабиной. Спрятавшись за матовым стеклом, смываю с себя макияж и средства для укладки волос.
На полочках ванной нахожу свои флаконы, баночки для ухода. Они и правда перевезли всё. Долго вожусь, натирая тело молочком и нанося лёгкий ночной крем на лицо. Сушу и расчёсываю волосы.
Долго ищу, как выключается свет в спальне. Забираюсь под одеяло и смотрю в окно. С подушек мне не видно пола, и появляется ощущение полёта. Захватывающее, невероятное. Отдаюсь ему и позволяю себе заснуть.
А просыпаюсь резко. Аж сердце в груди начинает болезненно захлёбываться. Прижав к себе одеяло, часто моргаю, глядя на миниатюрную таечку неопределённого возраста. Неожиданно для самой себя улыбаюсь. Чёртовы нервы!
— Пора ставать, — говорит она, тщательно выговаривая слова на не родном для неё языке. — Обед.
Ищу взглядом, где бы посмотреть время. На стене напротив зеркальной висит плазма, а часов нигде нет. Зато над городом светит осеннее солнце. Тучки развеялись. Я принимаю это за хороший знак и выбираюсь из-под одеяла.
Пока умываюсь, моя неожиданная помощница идеально ровно застилает постель, раскладывает подушки и перевешивает моё свадебное платье в гардероб.
Выбрав удобные свободные брюки с туникой, долго заплетаю и переплетаю волосы у зеркала, никак не решаясь выйти из комнаты.
Таечка меня не торопит, но и не уходит, что само по себе невольно придаёт ускорения. Откинув небрежно заплетённую косу за спину, ещё раз бросаю взгляд на своё бледное лицо, на красивый город за стеклом и делаю решительный шаг из спальни.
Спускаюсь по удобным ступенькам. Дамиль сидит на диване, развёрнутом к окну. У него на коленях ноутбук. Рядом лежит целых три телефона, один из которых мой. И кожу снова опаляет кипятком. Он заглядывал в него? Читал? Мы иногда болтали с Ульяной в чате, в том числе немножко о мальчиках.
Муж оглядывается, то ли услышав моё сопение, то ли почувствовав взгляд.
— Выглядишь уже немного живее, — улыбается он. Снова обаятельно, с хитрым прищуром карих глаз. Точно Лис. Так и буду звать его про себя. — Как спалось?
— Спасибо, хорошо, — делаю пару маленьких шагов в сторону дивана, поглядывая на свой телефон.
Дамиль замечает, усмехается, сгребает в сторону все три мобильника и приглашает сесть.
— Юй будет тебе помогать, — кивает в сторону таечки. — Она немного говорит по-русски, отменно по-английски. Да и в целом говорит мало, зато много делает. Взял её именно за эти качества, — смеётся муж. — Тут не живёт. Рано утром приходит, вечером уходит. Никак не мешает. Как тень. Шустрая и полезная. Ты голодная?
— Нет, — кручу головой для убедительности.
— Ладно, — Дамиль берёт в руку мой телефон, раскачивает его, зажав пальцами по центру экрана, и протягивает мне. — У нашего с тобой брака будут некоторые условия. Если будешь их соблюдать, всё будет хорошо.
— Для кого? — вырывается у меня. Тут же до боли прикусываю язык.
— Для нас обоих, Аиша. Когда я узнал, что ты натворила, честно говоря, охренел. И восхитился. Такая маленькая, но смелая девочка, бросившая вызов клану. Долго бы бегать тебе всё равно не дали. Так что я решил воспользоваться ситуацией. У меня есть свои причины для этого брака. Тебе о них знать пока не надо. Надо знать правила, по которым мы будем жить.
Аиша
Дамиль уезжает рано утром и возвращается поздно вечером. Мои дни в одиночестве скрашивает его подарок — модный ноутбук последней модели.
С Ульяной связаться так и не решилась. Вдруг Дамиль что-то прочитает, не так поймёт и будут проблемы. Пока мой муж держит слово. Он не прикасается ко мне. Да мы и не общаемся толком. Живём как соседи на разных этажах одной квартиры. Пусть так и остаётся.
Сегодня мне не спится. Утром я поеду в университет, и это такое волнительное событие, словно произойдёт оно со мной впервые. Весь день подбирала максимально правильную одежду, собирала сумку. Она у меня тоже новая. А вот учебники и тетради Дамиль перевёз из комнаты в общежитии. Завела будильник, решила лечь пораньше. И вот уже полночь, а я всю кручусь туда-сюда, как детский волчок.
Поднимаюсь. Поправляю длинную ночную сорочку и подхожу к окну. Теперь это одно из моих любимых занятий — стоять тут и смотреть на ночной город. Это удивительным образом успокаивает, но сейчас никак не помогает.
Вспоминаю, что милая таечка Юй приготовила вкусный ужин для нас с Дамилем. Она давно убежала домой, я поела, а дома ли муж, не знаю.
Накидываю поверх сорочки такой же длинный халат. Затягиваю его на талии, поправляю на груди и, убрав длинную косу за спину, выхожу из комнаты. В мягких домашних балетках почти бесшумно спускаюсь на первый этаж.
Так и знала, что Дамиля нет. В квартире тихо. Еда не тронута. Убираю всё в холодильник и уже собираюсь подняться обратно к себе, как слышу звук открывающейся входной двери и повышенный, полный агрессии голос мужа.
— Я тебе ещё раз повторяю, отец. Я найду тех, кто это устроил, и буду медленно выпускать им … — застывает, увидев меня. Скрипит зубами так, что я даже на расстоянии это отчётливо слышу. — Позже договорим, — сбрасывает и убирает мобильный в карман.
Чувствую, что стала невольным свидетелем чего-то совсем нехорошего и мне явно не предназначенного.
— Добрый вечер, — отмираю, не получив от Дамиля ни слова, ни реакции. Он просто медленно ведёт по мне тяжёлым взглядом, начиная с макушки и заканчивая носочками домашних балеток.
— Привет. Кофемашиной пользоваться умеешь? — перестав меня разглядывать, спрашивает муж.
— Конечно.
— Сделай мне кофе, — и через короткую паузу добавляет, — пожалуйста. Сам заберу. Просто сделай и иди ложись. Первый час ночи.
Послушно киваю, но Дамиль уже не видит. У него настойчиво звонит телефон. Он раздражённо рявкает на абонента. Голос мужа удаляется, а я справляюсь с кофемашиной и быстро убегаю наверх, чтобы действительно не навлечь на себя беду.
Забираюсь под одеяло, закрываю глаза и начинаю считать. Сначала до ста, потом до тысячи. Где-то на двух с половиной засыпаю. Только ненадолго. Кожей ощущая тяжесть чужого присутствия в своей комнате, открываю глаза.
Дамиль стоит спиной к окну. Всё в той же рубашке, в которой вернулся, в тёмных брюках. Плечи развёрнуты и сильно напряжены. Он ведёт ими, разминает шею до хруста и засовывает руки в карманы.
Натянув одеяло по самый подбородок, смотрю на Дамиля и не понимаю, что он тут делает. Да ещё и в такое время.
— Что-то случилось? — подаю голос, давая понять, что проснулась.
Муж разворачивается и облокачивается спиной прямо на стекло. Мне становится нехорошо. А если выдавит? Он же совсем не маленький.
— Оно ударопрочное и выдерживает приличную нагрузку, — поясняет, угадав мою реакцию. — Я стучал. Подумал, ты в наушниках и не слышишь, а ты спала. Зашёл, чтобы напомнить про условия, которые я тебе озвучивал, ведь завтра ты поедешь на учёбу, там будут подруги и … Миша. Для всех наш с тобой брак настоящий. Никаких исключений! — его голос вибрирует злостью. Не уверена, что на меня. Скорее, это последствия сложного дня или того тяжелого разговора, что я случайно услышала.
— Я помню, — стараюсь отвечать спокойно, ведь этот договор и в моих интересах.
Дамиль смотрит на меня ещё несколько секунд, словно сомневаясь в моих словах. Кивает, проходит мимо кровати. Я натягиваю одеяло ещё выше. Хмыкает собственным мыслям и оставляет меня одну.
Здорово! Теперь я точно больше не усну.
Включаю сериал на ноутбуке и до самого рассвета перебираю серии.
Зевая, выбираюсь из-под одеяла под будильник. Долго привожу себя в порядок, маскируя бессонную ночь макияжем. Получается вполне неплохо. Переодеваюсь в приготовленные с вечера джинсы, тунику с длинными рукавами и более чем скромным круглым вырезом прямо у шеи. Достаю из шкафа длинное пальто, вешаю на локоть и приподнимаю от пола.
Спускаюсь на первый этаж. Дамиль то ли уже не спит, то ли не ложился, но точно переоделся. По телевизору новости. Он застывает у экрана, я чуть за ним, но тоже всё отлично вижу.
Диктор рассказывает о пожаре в одном из автосервисов в городе. Никто не пострадал, но зданию требуется ремонт и замена некоторого дорогостоящего оборудования.
— Убью! — рычит Дамиль и даже руку поднимает туда, где обычно висит пистолет.
Но быстро берёт себя в руки, и я ,деликатно кашлянув, даю о себе знать. Муж оглядывается. Удовлетворённо кивает, утвердив мой внешний вид, выключает телевизор и показывает рукой в сторону двери. Догоняет. Забирает у меня увесистую сумку с тетрадями, канцеляркой и разными мелочами.
У подъезда нас уже ждёт машина с водителем. Дамиль открывает мне заднюю пассажирскую дверь, а сам садится вперёд.
Едем молча. Чем ближе к универу, тем чаще бьётся моё сердце.
Прижимаю к себе сумку. Поправляю несуществующие складочки на тунике и снова поворачиваю голову к окну. Моё сумасшедшее сердце буксует и начинает пропускать удары. Я вижу их. Всю компанию.
Ваня улыбается, зажав в зубах сигарету, и активно жестикулирует, что-то рассказывая Диме Беркутову или просто Беркуту, как зовут его друзья.
Беркут что-то отвечает ему, выдыхая облако дыма под крышу над крыльцом.
Моя Ульяна с другом-одногруппником Ильёй поднимаются к ребятам. Дым от сигарет рассеивается. Теперь я вижу ещё и Мишку. Такого большого, красивого и мрачного. Он стоит чуть в стороне от друзей и совсем не разделяет Ваниного хорошего настроения.
Миша
— Да уберите вы руки! — рявкаю на парней, понимая, что рвану сильнее и у Ваньки будет вывих, потому как физически я даже не сильнее, мощнее. — Нормально всё со мной. Остыл.
Просто не кидали меня никогда вот так. Это больно. Я же ждал её, а тут мужик, ещё и со стволом. Спасибо Илюхе, заметил, иначе поймал бы я сейчас пулю в печень. Но что за мужик? Какого хрена она с ним делает? И позволяет ему к себе прикасаться. Даже целовать.
Ему можно, значит, да?! А мне?
Мне: «Нельзя, Миша».
Не вяжется у меня Аиша с этим типом, хоть и смотрятся они вполне гармонично. Всё равно никак. Только это меня и остужает. Надо разбираться сначала, потом делать выводы.
В груди горит, и организм требует никотина.
— Да отпусти, Вань! — дёргаю руку чуть сильнее. Отхожу на пару шагов от пацанов и ищу по карманам сигареты.
Я брошу, но точно не сегодня. Беркут чиркает зажигалкой. Протягивает мне пламя. Прикуриваю и сразу затягиваюсь. Немного даёт в голову, пальцы подрагивают от не выплеснутой во вне злости и… ревности! Да, блядь, я докатился! Провожу ладонью по ёжику коротких волос. Ревную адски.
К нам подходит Илья.
— Узнал что-то? — хрипло спрашиваю у новенького и прокашливаюсь, снова крепко затягиваясь.
Горечь обволакивает рот и горло до тошноты. Но сильнее воротит от губ того мужика на коже МОЕЙ Аиши. Картинка колом встала перед глазами. Никак не могу развидеть.
Бля, какое чувство-то интересное — ревность. Никогда не испытывал.
А кого мне было ревновать? В школе ещё встречался с девчонкой, но там даже не влюбленность, тупо интерес. Откуда взяться ревности? Пососались по углам и разбежались.
Или может мачеху ревновать? Смешно. Она изначально чужая женщина.
Мишура одноразовая, которую по щелчку можно ртом на член натянуть, и подавно никогда ничего, кроме азарта быстро и приятно потрахаться, не вызывала. Тут же меня прилично так вклинило.
— С ней Уля общается, — отвечает Илья. — Меня попросили сидеть в стороне.
— Даже так? — вскидываю бровь.
— Мих, только горячку не пори. У нас один уже в СИЗО, второй с условкой. Тебя не хватало для комплекта. Явно там всё не так просто. И мужик совсем непростой рядом с ней, — разъясняет Илья.
— Да. Только мужика тут нет. Он уехал. Зато есть я, — ревниво скалюсь. — И нам определённо есть о чём поговорить с МОЕЙ девочкой, — сминаю в кулаке полупустую пачку сигарет. Швыряю в ближайшие кусты. — Я спокоен, — на всякий случай говорю парням.
— Угу. Заметно, — хмыкает Беркут. — Мих, Илья прав, не нарывайся. Дай времени до конца занятий. Придумаем, как Аишу уволочь, чтобы вы нормально пообщались.
— Спасибо, Дим, — хлопаю его по плечу. — Но сегодня я сам буду рулить.
Лекцию бы пересидеть. Дёргать Аишу во время занятия бесполезно. Не пойдёт.
Поднимаемся с парнями в аудиторию. Илюха к себе уходит, хоть он наш ровесник, но поступил после армии, поэтому на первом курсе, как раз в группе с нашими девочками. У нас курс уже третий. Можно сказать, золотая середина. К лекциям добавляется всё больше практики. Но сейчас я об этом думать совсем не могу.
Ложусь на вытянутые руки и даже не пытаюсь слушать преподавателя. Всё равно информация не усваивается. Потом парни главное отснимут с конспектов, скинут, перепишу себе.
Как только нас отпускают, первым срываюсь с места и, плечом зацепив кого-то из одногруппников, вылетаю в коридор. Спускаюсь на второй этаж. Сворачиваю к нужной мне аудитории. Народ начинает бодренько выходить. Вижу Аишу. Ловлю её за руку и тяну к себе.
— Миша! — пугается она.
— Мы просто поговорим, — обещаю ей, собираясь утянуть за собой, но она слишком упрямо пытается выдернуть руку. Боюсь сделать ей больно. Разжимаю пальцы. — Нельзя. Не подходи ко мне, пожалуйста. Не трогай.
— Что происходит?
Она отрицательно качает головой и делает шаг от меня.
— Аиша, стой, — прошу.
— Я не могу, — говорит ещё тише. В гомоне чужих голосов я едва её слышу. — Не могу. Так надо. Уля объяснит. Потом, — цепляется за локоть подруги и тянет её за собой.
— После занятий, — громче говорит Уварова.
Девчонки скрываются, а я обтекаю. Спускаюсь по стене вниз, на корточки.
«Не могу», «Нельзя» до хрена мне, конечно, объясняет.
Подношу пальцы к лицу. На них остался тонкий запах её духов, нанесённых на запястья. Одержимо вдыхаю и улыбаюсь. Вкусно, сладко, немного пряно. Ни одной девочки у меня не было с таким запахом. Почему-то вдруг захотелось кофе покрепче, с корицей и душистым перцем. У нас такой не купишь. Достаю телефон и заказываю доставку прямо в универ, добавив туда фирменные пирожные заведения и два латте с миндальными лепестками. Указываю время и забираю заказ после следующей лекции.
Вручаю Илюхе, чтобы передал девчонкам латте и пирожные.
Курим с парнями, обсуждаем день, смотрим, сколько набрал наш последний видосик у Ваньки на канале.
— Да мы звёзды, — ржёт Беркут. — Чего ты его нормально не развиваешь. Попадаешь же в целевую. Стата у роликов — огнище.
— Лень, — морщит нос Ванька. — Бабки будут нужны, заморочусь. Пока мне нравится кайфовать от процесса и результатов. Если превратить это в работу, кайф уже явно будет не тот.
Мне становится ещё немного полегче. Ревность из огненной превращается в нечто более стабильное. Набираюсь терпения и жду своих объяснений.
Мы заканчиваем сегодня раньше. Парни не бросают меня одного. Зря. Я реально пока успокоился. Выпитый кофе всё ещё отлично бодрит и согревает. Даже курить не тянет. Можно собой погордиться. Вдруг реально брошу? Хочется…
Листаю сайт со спортивным снаряжением. Присматриваю новый рюкзак. Лезу в раздел с обувью. Ботинки или кроссовки? Вечная дилемма, что брать на новый сезон. Мне в принципе насрать на бренды, я скорее за качество, зная, как иногда дерьмовая обувь может подвести в самый неподходящий момент.
— Вот эти прикольные, — Ванька показывает на белые кроссовки с ядовито-зелёной полосой по бокам.
Миша
Чувствую, что меня перекрывает. Ещё немного и планка упадёт. Редкое и не самое приятное для окружающих состояние. Мне лучше уехать прямо сейчас. В голове заставкой крутится обратный отсчёт до чего-то катастрофического. Молча беру Ульянку за плечи, приподнимаю и переставляю в сторону. Не весит ни хера. Как Грановский будет её трахать, когда выйдет? Она же сломается. А я Аишу?
«А ты не будешь, Миша. Это делает её муж» — подсказывает внутренний голос.
Затылок обдаёт кипятком. Зацепив плечом Ваньку, срываюсь к ступенькам. В башке полный аншлаг. Горло сдавило.
— Мих, — за моей спиной слышен топот ног. — Мих, стой, — Беркут догоняет. Следом Иван, Илюха.
Няньки, мать вашу!
— Отъебись, — рычу в ответ, целенаправленно двигаясь к своему Ягуару.
Не надо меня сейчас трогать. Открываю машину. Сажусь за руль. Беркут хлопает по крыше.
— Мих, тормози, — просит Ванька. — Погнали, нажрёмся, обсудим. Хорош!
— Отойди, — завожу движок. — Ваня, блядь! Уберись от капота! — ору в открытое окно.
Резко сдаю назад, выкручиваю руль и объезжаю парней. Неаккуратно выскакиваю на главную дорогу. Недовольные водилы громко шлют меня на хуй, вдавливая ладони в клаксон. Забиваю, держу тачку на допустимых границах скорости, сосредотачиваясь только на этом.
Светофоры, повороты, дома, витрины. Бью по тормозам.
— Ты больная?! — рявкаю, опустив стекло.
Дура какая-то выперлась с коляской мимо пешеходного. Я не бью женщин. Её захотелось приложить башкой об асфальт. Нахер рожала, если ребёнка перед собой под колёса тащишь?
Срываюсь на неё. Не нравится. Посылает меня в ответ. Выясняем, что это я мудак, чуть её дитятко не снёс, а не она, идиотка, в неположенном месте переходит.
Мой кипящий мозг пытается нарисовать меня на месте её мужика. Не получается. Я бы такую никогда не выбрал. Для секса мозг не нужен, а вот для жизни… У меня мама крутая. Красивая, нежная и в то же время со стержнем и уважением к окружающим. Жаль, к ней свалить нельзя. Я в прошлом году её новому мужику челюсть сломал. Теперь мы встречаемся на нейтральной территории. Мать в меня верит, но за его здоровье переживает. А я что? Сам нарвался придурок, вот и выхватил.
Отчасти благодаря ей, наверное, я знаю, какой должна быть женщина, чтобы с ней было охрененно и засыпать, и завтракать. Я хочу себе такую. А она, оказывается, замужем.
Пальцы на руле сжимаются крепче. Выезжаю на трассу. Боковым зрением цепляю красивый вид и сворачиваю на обочину. Ищу сигареты в бардачке, по карманам. Вспоминаю, что выкинул пачку.
Ладно, я же бросаю.
Выхожу на улицу. Облокачиваюсь поясницей на борт Ягуара. В руках зажигалка. Сжимаю её, кручу, чиркаю. Рассматриваю пламя и гашу его подушечками пальцев.
Передо мной поле, покрытое пожелтевшей травой. Оно уходит прямо в горизонт и соприкасается с густыми, тёмными тучами. К ночи гроза, скорее всего, будет. Если ветром не снесёт в другую сторону. Воздух вкусный очень. Затягиваюсь им вместо никотина. Лёгкие благодарны за такой подгон. Раскрываются, принимая в себя максимум.
Мне нравятся такие места. Я до них немного ёбнутый. Остановиться вот так среди дороги, чтобы зависнуть на картинке — про меня. Наверное, это тоже из детства осталось. Отец устраивал очень крутые походы. Палатки, рыбалка, еда на костре. На каникулы друзья мотались к океану, а мы в горы. Там думается по-другому. Мне сейчас надо усвоить то, что я услышал.
«Она замужем» — эти слова воспринимаются как нечто инородное, будто не про Аишу и не про меня.
Да какого хрена?!
Зло швыряю зажигалку далеко в траву.
Провожу ладонью по затылку. Поднимаю взгляд к осеннему небу. Глаза закрываю, снова рисуя себе образ Аиши. Я его наизусть знаю. Только теперь меня выворачивает. Она с другим… с мужем. Он её трогает, целует, трахает по ночам.
Зачем мне это? Быть третьим, унижаться. Сожрать, что урод со стволом имеет право на неё. И она ему даёт. Улыбается, наверное, как мне улыбалась, когда мы ездили на полигон чуть меньше месяца назад. Сосёт…
Бля, стоп! Не туда. Это конкретный перегиб. Долбанная ревность разгоняет меня всё сильнее. Воротит, но я продолжаю смотреть эти порнокартинки в своём воображении. Видимо, чтобы убедить себя в том, что я её потерял.
— Аиша! — с рыком. Разворачиваюсь и пинаю колесо тачки.
Во мне столько злой, агрессивной энергии. Сдерживать сложно. Надо куда-то выплеснуть. Здесь только поле. Поорать не поможет.
— Как ты могла?! Нормально тебе с ним спать?! Кончаешь под ним?
Красиво… У меня встаёт.
Стираю нахуй мужа и представляю, как дрожит от удовольствия её хрупкое тело.
Долбанный мазохист!
Трясу головой, выгоняя из черепной коробки эти мысли. Что мне делать теперь? Пожелать счастья и отпустить? А если я не могу? Блядь, а если не хочу отпускать?!
«Дебил ты, Миша. Тебя кинули. Опрокинули через бедро своим «нельзя». Ты же не чмо какое-то, чтобы унижаться и терпеть, как твою девочку трахает другой?»
Мысленный подзатыльник не помогает. Её проклятая улыбка меня околдовала. Голос её. И даже «Нет, Миша. Нельзя» звучит как заклинание.
Отец говорил мне про то, что за Аишу решат, не спросят. Допустим, но она не выглядела сегодня так, будто её принуждают. Сама с ним легла? Понравилось?
А я, детка? Как же я?! Между нами точно что-то было. Химия, магия. Я не знаю. Это ощущение глубоко под кожей не даёт мне скатиться в ненависть к ней.
В тачке мобильник надрывается. Ныряю в салон, смотрю на экран. Беркут.
— Нормально всё со мной, — хрипло отвечаю другу.
— Возвращайся. Я вытянул у бати из бара коллекционный ром. Мы должны его выпить сегодня, — молчу. — Мих?
— Тут я. Приеду скоро.
Не уверен, что хочу пить. У меня и так голова раскалывается. И состояние такое, мы точно куда-нибудь встрянем.
— Отлично. А что там с запиской? — спрашивает Дима. — Есть что годное?
Миша
Я пьяный. Сильно. Комната Беркута качается. Ванька спотыкается о пустую бутылку. Матерясь, летит к подоконнику. Успевает выставить вперёд руки, дабы не разбить рожу.
Ржём, заглушая крики из коридора. Димкины родители опять скандалят, а нам лень было ходить в магазин. Мы под их ругань прилично опустошили личный бар его отца. Надо будет компенсировать, но не сегодня.
Мои вертолёты таскают меня по фантомным ощущениям. Бухло должно было помочь и пригасить это дело. А вместо этого мысли стали вязкими, обволакивающими, но всё равно о ней и о нашей дерьмовой ситуации.
— Миша, улыбнись и помаши лапкой моим подписчицам, — пьяно покачиваясь, Ванька направляет на меня камеру.
Усмехаюсь, машу.
— Смотри, чтобы девчонок не укачало, оператор, — у меня язык тоже еле ворочается.
— Бля, мы всё выжрали, — Беркут с сожалением смотрит на перевёрнутую горлышком вниз пустую бутылку. — Надо ещё. Но я к бате больше не полезу. Гоу в клуб. Там коктейли, девочки.
— Какие девочки? Мы в дрова, — пытаюсь подняться, но гравитация сегодня особенно сильная. Она вдавливает меня обратно в пол.
— Нам тут пишут в чате, что не против пойти с нами в клуб, — подаёт голос Ваня.
— Не-не, парни, — кручу головой. — Я пас.
— Сори, девчонки, не сегодня, — говорит в камеру Ванька, прощается и отключает стрим. — Тогда какие планы? Тухнуть здесь неохота.
— Есть идея, — выдаёт Беркут.
— Твои идеи обычно плохо заканчиваются, — напоминаю я.
— Похуй. Вставай, погнали. Задолбала твоя кислая рожа. Бухло не помогло, будем искать другое лекарство.
Сдаюсь. В конце концов я хотел развеяться и чуть переключиться. Сумбурно, иногда сталкиваясь телами, собираемся. Беркут такси со своей мобилы вызывает. Куда, не говорит.
Выходить в таком состоянии из его комнаты немного стрёмно. Тем более скандал между предками продолжается. Это всё такое личное, а мы бухие свидетели. Переглянувшись, выталкиваем сначала Диму из комнаты. Он тут живёт, ему ничего не будет. Следом выходим я и Ванька.
— Стоять! — рявкает отец Беркута.
Встаём в ряд. Три тополя, мать его! Ветра нет, а нас качает, и улыбка сама лезет на лицо.
— Пап, мы проветриться, — у Димы получается говорить бодренько и почти без запинки.
— Мне потом опять вас из ментовки вытаскивать? Месяц спокойно живём. Пусть так и остаётся. В комнату!
— Да хорош. Нормально всё будет. Михе хреново. Мы его выгуляем и вернёмся. Обещаю.
— Я твоим пьяным обещаниям не верю.
— Я могу к себе на квартиру вернуться, и возись тогда с матерью сам, — ставит ультиматум Беркут.
— Шантажист хренов, — устало вздыхает его отец. — Ладно, валите. Но если попадёте к ментам, оставлю на пятнадцать суток. Трезветь. Ясно?
— Так точно, — отвечаем нестройным хором. У Вани рука дёргается к виску. В попытке изобразить воинское приветствие. С координацией беда. Промахивается.
— Придурки, — усмехается Димкин отец. — Идите уже отсюда.
Угорая и толкаясь, вываливаемся на улицу. Тачка как раз подъехала. Пробок нет, ночь. Хрен знает, как в универ утром ехать, но я не пропущу. У меня теперь стимул там в любом состоянии появляться.
Ваня просит водителя поставить свою музыку и сделать её громче. За хорошие чаевые можно всё. Нескладно подпеваем под какой-то трек, прикалываясь друг над другом. Курим синхронно из всех трёх окон.
— А если так? — Дима закрывает окно со своей стороны. Я повторяю. Ванька поддерживает.
Затягиваемся, заполняем салон дымом.
— Ёжи-и-ик, — раздаётся с переднего сиденья.
— Лоша-а-адка, — замогильным голосом отвечает Дима.
Даже водитель не выдерживает. Ржёт вместе с нами. Открываем все окна. Дышать реально нечем. Дым вытягивает. Музыка вылетает из салона наружу.
Тормозим… где?
Хмурясь, выхожу из машины. Водила сигналит нам на прощание и уезжает работать дальше. Ищу хоть одну вывеску, хоть какую-то подсказку. Ни-че-го!
— А я знаю, — лыбится Ванька. — Погнали. Ты тут не был ещё. Мы недавно это место нашли.
Парни подходят к глухой железной двери. Роются по карманам. Из портмоне достают пластиковые карточки. Демонстрируют их в открывшееся в двери окошко. Оно захлопывается, а через мгновение открывается и сама дверь. В нос тут же бьёт запах алкоголя, парфюма и кальяна. Играет музыка. Мы проходим вглубь заведения. На сцене и шестах, закреплённых на высоких тумбах, извиваются красивые женские тела. Их кожа мерцает в свете окружающих ламп. На лицах кружевные маски, что невольно притягивает взгляд к глазам и губам. На кожаных диванах, стоящих прилично далеко друг от друга, сидят мужики с алкоголем. Из девочек только местные.
— Стриптиз, — хмыкаю я. — А пафоса-то.
— Это очень дорогой стриптиз, Миха, — лыбится Димка. — С приятными бонусами.
К нам подходит девушка-администратор с планшетом. Тоже в кружевной маске.
— Вип, приват, кальян на вине и ваши фирменные коктейли, — заказывает Беркут.
— На приват одну девочку? — спокойно спрашивает администратор.
— Двоих можно. У друга горе. Надо отвлечься.
— Пойдёмте, я провожу вас в вип-комнату.
Администратор разворачивается к нам спиной. Уверенно идёт вглубь зала. Открывает нам дверь магнитным ключом.
Перед нами просторная комната. Столик, диван, шест, зеркало и приглушённый свет. В целом стильно и довольно уютно. Беркут платит за заказ, а мои вертолёты требуют срочного приземления.
Сажусь на диван. Двигаюсь в угол и прикрываю глаза. Суетится официантка, накрывая стол. Приносят кальян, заправляют, раскуривают. Коктейли в высоких бокалах. Пахнут вкусно, ягодами. Это ловушка. Пьёшь, и кажется, что алкоголя там нет. Заказываешь ещё. Потом ещё, и тебя сносит.
Подтягиваю к себе кальян. Винные пары бьют в голову, и вертолёты снова взлетают. В комнату заходят две девочки. Красивые, длинноногие. Всё сделанное специально для клиента: губы, задницы, сиськи. Меня сейчас не вставляет. Я плаваю на дне нереальных карих глаз.
Аиша
Стоя у кухонного островка, жую губы, чтобы не улыбаться, и нарезаю тонкими кольцами помидор для сэндвича. Дамиль сидит на диване. Отложив ноутбук и раскинув руки по спинке, внимательно наблюдает за мной.
От его пристального взгляда становится не по себе. Дамиль будто ощупывает меня, пытаясь отыскать что-то запрещённое. Не находит, хмурит брови. Чувствую себя как за тонким стеклом. Оно вроде отгораживает меня от мужа, но в то же время совсем не защищает. От единственного, самого крохотного неверного шага пойдёт паутиной трещин и разлетится прозрачными каплями по комнате. Мне уязвимо и некомфортно. Я стараюсь как можно меньше пересекаться с ним.
Заканчиваю собирать бутерброд, наливаю в большую кружку зелёный чай с жасмином. Иду мимо дивана в сторону лестницы.
— У тебя был хороший день? — неожиданно спрашивает Дамиль. Спотыкаюсь о первую ступеньку. Чай разливается и обжигает мне руку.
— Ой! — вскрикиваю.
Муж тут же поднимается. Забирает у меня чашку с тарелкой. Ставит всё на ступеньки и, нарушая личные границы, обхватывает пальцами тонкое запястье. Внимательно осматривает небольшое покраснение на тыльной стороне ладони. Не дышу, ожидая, что будет дальше.
— Сейчас, — отпускает мою руку, уходит в ванную и возвращается оттуда с тюбиком мази. Откручивает крышку зубами, выдавливает немного на подушечку указательного пальца и смазывает мне кожу.
— Ты не ответила на вопрос, — напоминает Дамиль, вновь удерживая мою руку, хотя в этом нет никакой необходимости.
— День был совершенно обычный, — стараюсь говорить убедительно.
— Не похоже, — касается пальцами моего подбородка поднимая лицо и заглядывая в глаза. — Ты весь вечер улыбаешься. Мне интересно, что послужило поводом.
— Рада вернуться к учёбе и возможности проводить время с подругой. Спасибо, что позволяешь мне делать это, — покорно опускаю взгляд, мысленно ругая Мишку за записку, выученную мной наизусть.
Говорила же я ему. Ну говорила! Не надо. Не подходи. Забудь. Так всем будет лучше. Ему будет лучше.
Стоя перед Дамилем, чувствую себя преступницей, нарушившей договор. Мне кажется, он что-то знает. Просто играет на нервах или ждёт, что я признаюсь сама в том, что приняла от Миши тетрадный листочек с несколькими предложениями, так похожими на признание.
— Никогда не забывай, что в любой момент это может закончиться, — тихо говорит Дамиль, большим пальцем рисуя круг на моей коже.
— Конечно, — опускаю голову ниже, гася желание выдернуть свою ладонь из его захвата. Хотя он и не держит толком. Знает, что в своём праве и я не буду сопротивляться.
От этого очень больно и неприятно внутри. Заложница дурацких правил. У меня, как у парня Ульяны, Назара, свой условный срок, который в любой момент может стать очень даже реальным. Муж не даёт мне об этом забыть.
— Завтра вечером у нас гости. Приедут мои родители. Будь умницей, не шарахайся так от меня, — отпускает мою руку.
Поднимает со ступенек поздний ужин и доносит его до моей спальни. Ставит на тумбу у кровати и, развернувшись, молча уходит.
Есть мне больше не хочется. Грустно смотрю на красивый бутерброд с овощами и зеленью. Забираю остывший чай и отхожу к окну.
«А я пьяный сегодня. Тобой пьяный, моя недосягаемая. Скучал по тебе очень. Помоги мне. Я хочу засыпать с твоим запахом на пальцах. Того единственного прикосновения мне было мало.»
Нельзя, Миша. Нельзя. Как же ты не понимаешь? Упрямый!
Дамиль всё замечает. А если нет, ему докладывают.
Мы с Улей в кафе сегодня заходили после занятий. Мне нужно было где-то прочитать записку и очень хотелось поговорить с подругой за чашечкой вкусного кофе. Водитель всё это время стоял на улице у машины и смотрел за нами в окно. У меня от этой записки ладошка горела. Казалось, что мой надзиратель догадывается о «запрещёнке».
Знал бы Мишка, как я читала эти несколько строчек. Заперлась в туалете кафе, для надёжности подперев дверь спиной. Потом с щемящим чувством в груди рвала тетрадный лист на мелкие-мелкие кусочки, чтобы не нашли, не собрали.
Что-то ведь надо теперь ему ответить. Или лучше проигнорировать? Тогда он снова попробует подойти и получить свой ответ, глядя мне в глаза. Миша такой…
Весь день мыслями в этой записке. И о нём думаю. Нельзя, а я всё равно думаю. Пытаюсь подобрать слова для ответа. Как сложно что-то объяснить, если ничего конкретного ты сказать не можешь. Заикнусь про наши договорённости с Дамилем, Миша тут же сорвёт шаткий стоп-кран и начнёт действовать активнее. Я помню, как он пытался штурмовать меня в первые дни знакомства. Так вот я уверена, это были цветочки.
Да и что я скажу, даже если найду слова? Я не знаю, насколько затянется этот брак, не понимаю истинных намерений Дамиля, его отношения ко мне. Он ведь может передумать и не отпустить меня. Сейчас я уверена только в одном — мой муж решителен, опасен и сдержит все свои угрозы, если возникнет необходимость. При таком неприглядном раскладе давать человеку с агонией во взгляде напрасную надежду попросту жестоко.
А если сказать, что мне тоже угрожает опасность? Тоже нельзя. Миша кинется спасать и пострадает.
У него атомный реактор внутри. Я видела сегодня его взгляды. Он похож на раненого медведя, готового ринуться в неравный бой в любой момент. Очень больно смотреть. Ещё больнее было читать, но вместе с тем так тепло, словно Миша подошёл и обнял меня своими большими, сильными руками.
Как же мне спасти нас, Миша, если ты не хочешь отступить?
«Скучал по тебе очень»
Улыбаюсь. Никто никогда по мне не скучал.
«Помоги мне. Я хочу засыпать с твоим запахом на пальцах.»
Очень интимно, но не пошло. Эти слова не вызывают у меня неловкости. Они откликаются трепетом, будто в животе поселились бабочки.
Подхожу к столику с косметикой и парфюмом. Пальцами медленно перебираю флакончики. Нахожу тот самый. Аромат тяжеловат для меня. Сладкий, с пряными нотками. Но всё равно нравится. Использую под настроение. И так выходит, что эти духи всегда на мне, когда рядом Миша.
Миша
«Миша, ты во сколько дома будешь?» — отец пытается ненавязчиво контролировать. Волнуется.
А я туда опять не хочу. Там Светка бесит. Не до неё сейчас. В груди слишком больно, сорвусь. Это чревато тем, что отец узнает о предательстве. Даже не этой стервы. Моём. А я не хочу. Любопытным дураком был, только это не оправдание.
«На квартиру к себе заеду» — пишу ему ответ. — «Гляну, что там с ремонтом»
Батя отстаёт вроде. Возвращаюсь к своим мыслям. В кулаке зажат флакончик пряных духов. Их запах глушит меня и навевает всякие разные мысли. Ответа от Аиши я сегодня не жду. Завтра.
Бреду по коридору, без разбора цепляя народ плечом. Кто-то пытается возмутиться. Оглядываюсь, и все претензии тут же исчезают.
Подхожу к окну. Наш первый курс уже высыпал на улицу. Безошибочно нахожу взглядом Аишу. Прилипаю к стеклу. Сегодня за ней приезжает другая тачка. Из неё выходит муж. Она к нему торопится… от меня!
Машет ладошкой Ульяне. Такая милая. Тепло улыбается, а на мужа не смотрит почти. Мне хочется что-то разнести, чтобы стало легче, но вместо этого я срываюсь на бег по ступенькам. Без куртки выскакиваю на улицу. Нахожу Илью. Всовываю в его ладонь ключи от своего Ягуара.
— Дай свой Гелик. Позже верну.
— Мих…
— Быстрее, бля! — рычу, глядя, как моя девочка уезжает.
— Держи, — отдаёт связку.
Пересекаю плац. Поворачиваю на парковку, на бегу снимая машину Ильи с сигнализации. Ничего сложного. Я водил внедорожник. Главное, приноровиться к габаритам и никого не пошоркать.
Пацаны подхватят мои вещи. Им даже напоминать не надо. В кармане кошелёк, мобильник. Другой карман штанов набух от флакончика духов. Неудобно. Вынимаю, кидаю на приборку и еду, высматривая в потоке иномарку своего соперника.
Зачем?
Я ещё не определился.
Интуитивно сворачиваю на одном из перекрёстков и ловлю их бампер взглядом. Они едут в центр. А за ними аккуратно идёт ещё одна машина. Сначала думал, совпадение. Мало ли, кому ещё надо по этому маршруту. Я же вот тащусь.
Нет. Эта тачка не простая. Едет она за ними целенаправленно, держась примерно на одном и том же расстоянии. Слежка или дополнительная охрана?
Перехватив руль одной рукой, второй снимаю их на мобильник. Что с этим делать, тоже буду думать потом, в спокойной обстановке.
Машина с Аишей останавливается возле ресторана. Я пролетаю немного вперёд и бью по тормозам. Шарю ладонью по карманам. Сигарет у меня снова нет. И у Илюхи нигде не завалялось. Чёрт! Сейчас бы пригодились.
Мне в зеркало видно, как Аиша с мужем заходят в заведение. Прокатываюсь ещё немного вперёд, ищу место для разворота. Встаю на парковочном с другой стороны дороги.
Это и издевательство, и везение одновременно. Их сажают к столику у окна. Я прилипаю к стеклу Гелика, разглядывая свою недосягаемую. Вот она, на расстоянии нескольких шагов — и не дотянуться. От этого ломает всё тело и бьёт по мужскому.
Скидываю крышечку с флакона духов. Вдыхаю их сладкий аромат и занимаюсь откровенным мазохизмом, глядя, как Аиша скромно опускает ресницы, как обнимает чашку губами. Муж что-то ей втирает. Она кивает в ответ. Никаких прикосновений между ними, даже случайных. Это немного меня остужает. Я готовился к другому. Привык, что у нас легко проявляют желания и чувства на людях.
Зачем я приехал? Что хотел увидеть?
Наверное, чувства какие-то между ними. Или подтверждение картинкам, что теперь мучают меня на постоянной основе. А они просто болтают. Аиша даже улыбается. Сдержанно, не так, как было в нашей компании. Это больше похоже на необходимость, чем на искренность. Она выглядит как маленькая сжатая пружинка. Каждый жест выверен. Боится сделать ошибку.
Муж её поднимается, уходит вглубь зала. Недосягаемая красота подпирает кулачком подбородок и поворачивается к окну. Ловлю её взгляд. Теперь кажется, мы смотрим друг другу в глаза. Или…
Аиша бледнеет и закрывает лицо ладонями. Машину Ильи узнала. Меня вряд ли увидела, на стекле тонировка. Скорее всего, догадалась.
К ней возвращается муж. Кладёт ладонь между лопаток, низко наклоняется и что-то спрашивает. Она отрицательно крутит головой. Расплачиваются. Выходят из ресторана и выезжают с парковки. Странная тачка ведёт их до первого светофора, а потом уходит в сторону. А я провожаю до дома, окончательно записывая себя в сталкеры. Запоминаю адрес, пролетая мимо них в тот момент, когда машина сворачивает во двор.
Вот и всё. Насмотрелся на свою красоту. Остаток дня она проведёт с ним. И ночь тоже с ним…
«Тормози, тормози, Миха!» — рявкаю на себя.
Злюсь. Реально, я готов это сожрать?!
Сам себе не верю и бешусь ещё сильнее. Но походу готов, раз не отпускает она меня даже при таких обстоятельствах.
Превышаю, сбрасываю. Отец не обрадуется штрафу. Я обещал быть адекватным на дороге.
Еду на квартиру, думать, как забрать у этого козла Аишу, пока я окончательно не потёк крышей. С уязвлённым эго разберусь потом.
Поднимаюсь на свой этаж. Толкаю дверь. Не заперто. Краской пахнет, на полу банки, инструменты, плёнка.
— Михаил Евгеньевич, — встречает меня один из рабочих.
— Когда закончите? — жму ему руку, оглядываясь по сторонам.
— Недели три ещё, может месяц. По плану идём. Вы пройдите, гляньте. Может переделать что захотите, пока есть возможность.
— Ускориться не вариант?
— Тогда качество пострадает. Вы же хотите не только красиво, но и хорошо.
— Угу, — вздохнув, брожу по комнатам.
Ничего не хочу переделывать. Пусть уже заканчивают быстрее, да я съеду от отца.
Стреляю у мужиков сигарету. Выхожу на улицу, прикурив ещё в подъезде. Пачку себе не покупаю специально, надеясь, что всё же брошу, но с каждой затяжкой становится немного легче. Это ловушка зависимости.
— Да, мам, — принимаю входящий, устраиваясь за рулём.
— Миш, мне отец звонил. Он за тебя беспокоится. Приезжай, я дома сейчас. Поговорим.
Аиша
— Ну что, убедилась, что я не лгал тебе? — спокойно спрашивает Дамиль, сворачивая во двор нашего дома.
А я ни живая ни мёртвая. И вообще, с момента, как увидела знакомую машину напротив ресторана, не дышала, не слушала. Потерялась.
Это же ненормально, так чувствовать человека на расстоянии? Машина Ильи, нашего с Улей одногруппника, а внутри не он. Там Миша сидел. Я готова положить голову на плаху на спор, зная, что выиграю.
— Аиша, — чуть повышает голос Дамиль. — Ты не заболела? — прохладными пальцами касается моей горящей щеки.
Отшатываюсь, только через секунду понимая, что сделала. Это неправильно. Но я себя сейчас плохо контролирую. Дамиль ничего плохого мне не делает, а всё равно вызывает спорные чувства и инстинктивное желание держаться подальше, уворачиваться. Вот как сейчас.
Жду недовольства, но муж ничего не высказывает, не ругает. Убирает руку от моего лица и выходит из машины. Обходит её спереди. Открывает дверь и ждёт, когда я выйду.
— Извини, — поднимаю на него взгляд. — Я убедилась. Это ужасно, быть всё время на прицеле.
— Испугалась?
— Знаю возможности своего отца. Так теперь будет постоянно?
— Я решу позже. Пока всё должно оставаться так. Потерпи. Пойдём. Надо ещё ужин заказать к приезду родителей.
Он вовлекает меня в этот процесс. Блюда из кавказского ресторана выбираем вместе. Помогаю таечке Юй тщательнее прибраться в квартире, чтобы мама Дамиля не обвинила меня в неряшестве. Несколько раз перекладываю декоративные подушки на диване. У себя в комнате идеально натягиваю покрывало на кровать и устраиваюсь на полу у окна с учебником.
В висках стучит, и мой взгляд всё время притягивает вид за стеклом. Потрясающий. Высота захватывает и немного кружит мне голову. Люди и автомобили кажутся крохотными в масштабах города.
От мыслей об открытой слежке от наших семей снова возвращаюсь к стоящей напротив ресторана машине.
А что я хотела? Духи ему подарила? На признание повелась? А как не вестись, если сердце до сих пор бьётся быстрее при мысли о нём?
Вот сама и виновата! Нельзя давать ему надежду! Больше никаких записок, подарков и общения. Даже не смотреть в его сторону! Помнить о том, что мы оба можем пострадать.
Поднимаюсь с пола. Иду в гардеробную. Отвлекаюсь на выбор платья для ужина. Надо выказать уважение семье мужа, хоть я его и не испытываю, искренне считая, что его можно заслужить поступками, отношением.
Вот отец Назара Грановского вызывает у меня уважение. Его сын попал в беду, и отец бьётся за него, подняв на уши половину города. Даже родители Глеба, хоть он и сволочь, вызывают больше уважения. Они в своём праве защищать своего ребёнка. Их методы жестоки и грубы, но это уже потом. Я ведь об уважении как родителя.
А у нас в семье рыночные отношения. Я — товар. Отец выставил на продажу брак со мной в надежде, что хотя бы со скидкой купят и обелят его имя. Дамиль решил этот товар выгодно купить. Его семья скривилась, узнав о браке, но сделку поддержала. Только теперь контролирует, чтобы «товар» ещё сильнее не подпортил им репутацию.
Я и не собираюсь. Тихо мечтая о свободе в будущем, в настоящем стараюсь быть послушной. Мне кажется, есть только одна черта, которую вряд ли перейду во второй раз. А может, я действительно бракованная, и на пике отчаяния сделаю всё, что скажет муж.
Встряхнув волосы пальцами, вытаскиваю из открытого шкафа бордовое платье со свободной юбкой, струящейся по бёдрам, слегка облегая, длинным рукавом, узким горлышком, закрывающим шею, и блестящим поясом, похожим на обруч, обнимающий мою тонкую талию. Волосы собираю на висках, закручиваю в спиральки и завожу на затылок. Остальное укладываю на лопатки тяжёлой копной. Скромный макияж, лишь подчеркивающий глаза и цвет губ. Я готова.
В дверь моей спальни стучат. Расправив спереди платье, иду открывать. На пороге стоит мама Дамиля. Она выше меня, в принципе, как многие окружающие. Строго осматривает с ног до головы. Молча проходит в комнату, не дожидаясь приглашения.
— Ты забыла хиджаб, — говорит, оказавшись у меня за спиной. — Считаешь себя выше многовековых традиций, дочка?
— Муж разрешает, — отвечаю, развернувшись к ней.
Она поджимает губы. Но возразить нечего. Дамиль имеет право принимать решения касаемо меня.
— Мой младший сын всегда был немного бунтарём. Он и тебя выбрал мне назло. Ситуацию спасает только фамилия твоего отца. И будущие внуки. Дамиль каждую ночь проводит в твоей комнате?
А он меня предупреждал, что его мать будет «кусаться». Но так бестактно?! Интересно, ему в глаза она задаст такой же вопрос? Или там старается отец?
— Простите, — прокашливаюсь, но голос всё равно хрипнет. — Я не готова с вами такое обсуждать.
— А с кем ещё тебе это обсуждать, дочка? Теперь мы — твоя семья. Учить тебя соблазнять мужчину я не стану. Ты и так всё знаешь, — очередная пощёчина. — А вот как быстро забеременеть и порадовать родителей, научу. Мужчина всегда в делах. Он должен возвращаться в тёплый дом, где его встретят горячий ужин, ласковая жена и звонкий смех его сыновей. Пока я увидела лишь ужин, заказанный в ресторане, и дерзкую девчонку, протестующую против высших законов. Ну ничего, дочка. Спесь ещё слетит с тебя, как листья с деревьев.
Она важно обходит мою спальню по кругу. Инспектирует гардероб. Вынимает оттуда джинсы и демонстративно бросает на пол.
— А вот это хорошо, — проводит пальцами по кружеву нижнего белья. Цепляется за бирку. Отрывает и бросает её к джинсам. — Сейчас не время этим заниматься. Я выберу день, и мы вместе переберём весь этот хлам. А потом вместе съездим в магазин, и я сделаю тебе материнский подарок. Заодно поболтаем о мальчиках, — неискренне улыбается она.
Спускаемся на первый этаж, к накрытому столу. Дамиль оценивающе на меня смотрит. Едва заметно кивает, показывая, что одобряет мой вид.
Здороваюсь с его отцом и старшим братом. Не знала, что Амир Айдаев тоже будет у нас в гостях. Они с Дамилем напряжённо смотрят друг на друга. Амир снова переводит взгляд на меня.
Миша
Прохладная вода капает сверху и приятно растекается по разгорячённому телу. Мне такое снилось сегодня. До сих пор в груди горит и пах ноет от возбуждения. Карие глаза, тёмный шёлк волос, какая-то просто невероятная улыбка, от которой начинает зашкаливать пульс.
Я сегодня касался её. Ммм... Чёрт, это было так вкусно и остро. До сих пор пальцы покалывает. Сколько придётся ждать таких прикосновений в нашей трешовой реальности?
Не хочу сейчас об этом думать. Мне нравится плавать в этих ощущениях. Я в них кайфую, плавлюсь и тихо урчу, включая фантазию и продолжая то, что не успел досмотреть во сне.
Такая она далёкая, словно из другого мира. Да, так и есть. Из другого. Аиша… Моя недосягаемая девочка. Хоть так до тебя дотянуться. Попробовать на вкус губы, снова утонуть в глазах. Медленно снимать одежду, впитывать в себя твоё смущение, пряные духи, естественный запах кожи…
Бля, ещё немного и я взорвусь!
Открываю глаза и полностью вырубаю горячую воду. Дыхание перехватывает, кожа покрывается мурашками, а мышцы резко сокращаются, выдёргивая меня из горячих фантазий.
Сквозь шум воды слышу хлопок. А дальше тишина. Показалось, наверное.
Вновь делаю воду теплее. Уже полегче. Тело всё равно требует секса, но тут всё не так просто. Я нажрался пустышек. Воротит. А Аиша пока табу. Высота, которую мне только предстоит взять.
Позволяю себе ещё немного постоять под тёплыми каплями. До утренней тренировки есть время. До универа его вообще вагон. Без холодного душа я бы сегодня не вывез, потому что проснулся от ощущения, что вот-вот кончу.
После зала быстро ополоснусь, а пока кайфуем.
Хрен там!
Дёргаюсь, улавливая движение. Занавеска отодвигается, и ко мне в ванну забирается голая жена отца.
— Мишка, — обнимает за пояс, прижимаясь грудью к спине. Ведёт ногтями по прессу вниз, к паху, будоража тело на уровне физики. — Миш, я соскучилась, — строит из себя игривую кошечку.
— Ты дура, что ли?! — скидываю с себя её руки, отлетая в сторону и разворачиваясь.
— Вот чего ты строишь из себя святого? — смеётся Светка.
Старше меня на шесть лет. В браке с моим отцом три года. Хороша в постели. Было у нас несколько раз по пьяни. Опытная, мне в семнадцать было интересно. Тем более сама давала, учила всякому и минет такой делала, что яйца сводило.
Хер знает, что её в отце не устраивает, у него вроде нормально по этой части. Но всё, лавочка закрыта. Я занят. Для Светки навечно. Да и с батей проблем не хочется. Я чувствую себя мудаком за то, что трахал его женщину. Это зашквар. А он всегда за меня впрягается, проблемы решает. Не создавать их пока не получается.
— Вышла отсюда! — рявкаю на мачеху.
Несколько раз ведь уже говорил. Не доходит. Припереться ко мне в душ — верх идиотизма! А я голодный и злой. Но на неё всё равно не ведусь, хотя формы огонь. Светка за собой следит. Тюнинг ей оплачивает отец. Тёмные соски на покачивающейся полной груди привлекают внимание. Она видит, улыбается, кусает губы.
— Ми-и-иш, папа твой опять страшно занят. Я же молодая, красивая, мне хочется больше внимания. Да и ты не против, — облизываясь, намекает на мою слишком очевидную эрекцию. — Он ведь даже не заметит. Ты знаешь, нам будет хорошо.
— Спасибо, я лучше подрочу, — небезосновательно понимаю, что без этого всё же не обойтись.
Без разрядки я весь день буду ходить со стояком, утекать в свой сон и точно зажму где-нибудь Аишу. А портить всё нельзя. Я жду от неё ответной записки.
— Выйди! И не заходи сюда больше без стука. Это моя комната! — срываюсь на мачеху.
«Ещё примерно месяц надо потерпеть» — уговариваю себя.
— Свет, либо ты свалишь на хер сейчас, либо я скажу отцу, что ты притащилась ко мне голая и требовала секса.
— Уверен? — делает половину шага ко мне и хватается ладонью за член. Резко сжимает до искр перед глазами.
Перехватываю её запястье, намеренно причиняя боль. Шипит и стреляет в меня стервозным взглядом.
— Мы же вместе утонем, Миша, если ты откроешь рот. Или ты думаешь, отец простит тебе то, что у нас было?
— Просто не лезь ко мне, — отпускаю её руку. — Ключевое здесь «было». Больше не будет, Свет. Я вырос. Теперь сам всё умею. Мне педагоги в постели больше не нужны.
— А как же экзамены? — смеётся она, от чего грудь у неё покачивается интенсивнее. — Ладно, как наиграешься со своими малолетками, ко мне опять прибежишь. Пойду оторву отца твоего от ноутбука.
— Избавь меня от подробностей, — кривлюсь и отворачиваюсь.
Уходит, а я быстро разряжаюсь и понимаю, что настроения для зала у меня уже нет. Такая ночь была жаркая, такое вкусное утро. Сучке надо было обязательно всё мне запороть. Но в одном она права. Я сейчас совсем не в той ситуации, чтобы лишаться отцовской поддержки. Хер знает, как повернётся дальше.
Завтракаю один. Светка, походу, всё же добилась своего.
В универ еду раньше. Наших нет ещё никого. Подтягиваются гиперответсвенные заучки. Косятся на меня и быстро исчезают в здании. Слава нашей компании сейчас мне на руку. Никто не трогает, даже если очень нужно.
Рука по привычке тянется к карману за сигаретами. А там пусто. Я снова не взял пачку с собой. Если сильно приспичит, всегда можно дёрнуть у парней несколько затяжек. Пока держусь.
Ровно до момента, как вижу её.
Тачка, водитель. Тёмно-синяя юбка в пол. При каждом шаге ткань красиво ложится на стройную ножку. Правую, левую, снова правую. Залипаю. Беркут щёлкает пальцами прямо у меня перед лицом.
— Здарова, что ли, эй, на Юпитере? — хлопает по плечу Ванька.
— Здарова, парни, — отмираю я.
Вместе идём на учёбу, и на каждом перерыве я жду Ульяну или кого-то ещё с новой запиской. А мне ничего не несут, и это задевает за живое.
Какого, Аиша? Я же в любви тебе признался! Будешь игнорировать?
Это и пишу ей сам. Ваня ловит знакомого парня, передаёт и ждёт, когда тот вернётся с пометкой «прочитано».
Аиша
Дрожу, будто сделала что-то очень-очень страшное. Прямо как тогда, в сентябре, в душе с Назаром. Но это ведь правильно. Я ошиблась и решила исправить. Лучше не дразнить Мишу, не давать ему надежду. Будет беда. Побывав на «семейном» ужине, я усвоила это ещё лучше.
Взгляд Амира Айдаева до сих пор ощущается на коже. Он тёмный, тяжёлый, открытый. С вызовом младшему брату. С угрозой. Я не могу подставить под это Мишу. Поэтому так. Записку вернула, не открывая. Не ловила больше его взгляды и постаралась как можно быстрее уехать из университета.
Сбежала, другими словами.
Трусиха!
Обняв себя руками за плечи, греюсь под душем, переступая с ноги на ногу и вдыхая влажный воздух через нос.
Как только перестают стучать зубы, докрасна растираю кожу полотенцем. Надеваю свободные пижамные штаны и рубашку до середины бедра. Сушу волосы. Беру книги, напоминая себе, что мне надо учиться. Я мечтала. Это моя свобода, вырванная через унижение и позор.
Телефон стоит на беззвучном, чтобы уведомления не отвлекали. Экран загорается. Переворачиваю мобильный и снова погружаюсь в материал. На «истории архитектуры и строительства» меня начинает выключать. Открываю глаза и заново вчитываюсь в абзац. Снова теряюсь.
— Дамиль? — округляю глаза, проснувшись у него на руках.
— Уснула на полу. Опять, — вздыхает муж, укладывая меня в постель и укрывая одеялом.
Поднимает с пола мой мобильник. Легко его разблокирует. Хмыкает и смахивает что-то с экрана. А я не посмотрела… И холодок проходится по спине, поднимая дыбом все тонкие волоски на теле.
— Спокойной ночи, — муж кладёт трубку на тумбочку у кровати, гасит свет и уходит.
Да какая теперь спокойная ночь? Я когда-нибудь высплюсь вообще?
Открываю все мессенджеры, заглядываю в смс. Ничего. Все сообщения старые.
Миша, если это ты, клянусь, я тебя побью! Но Дамиль ничего не сказал. Может не Миша?
Так, спать!
Зажмуриваюсь и стараюсь медленнее дышать.
Блин, да скажите кто-нибудь моему сердцу, чтобы перестало так колотиться! У меня уже в голове стучит от волнения.
Раз, два, три, четыре… десять… сто пятьдесят…
Где-то на подходе к тысяче организм сдаётся. Только Миша никуда не девается. Он приходит ко мне во сне. О, Аллах, как стыдно видеть такое! Но ведь больше никто не видит. Это моя тайна. Только так я могу разрешить ему прикосновение. Даже поцелуй. Настоящий, взрослый.
Просыпаюсь на смятых простынях и смеюсь над собой. Точно дурочка. Щёки горят от неловкости. Трогаю губы подушечками пальцев. Тряхнув головой, бегу умываться.
На завтрак спускаться волнительно.
— Его нет, — увидев меня, сообщает Юй. — Уехал. Рано.
— Спасибо. Я буду только чай. Не накладывай больше ничего, пожалуйста.
Таечка кивает и делает мне ароматный зелёный чай с какими-то маленькими сиреневыми цветочками. Пью, читая ленту новостей и поглядывая в окно. Там дождик сегодня. Города почти не видно.
Юй приносит мне зонт и сообщает, что водитель уже ждёт внизу.
Спускаюсь. Забираюсь в тёплый салон автомобиля. Пока едем, рисую пальчиком по стеклу, рассматривая размытые от непогоды светофоры и витрины. Прямо у нас над головой раздаётся гром. Охнув, съеживаюсь и тут же расправляю плечи, уговаривая себя, что всё будет нормально и Миша не станет дурить.
При мысли о том, что ему нужна другая девочка, в груди неприятно скребётся и сосёт. Мне точно будет трудно на такое смотреть. Зато никто не пострадает.
Блин, да почему всё так?! Почему опять мне приходится чем-то жертвовать? У всех вокруг есть свобода. Она у людей от рождения. Они её не отвоёвывают. Разбрасываются. Не ценят. Почему же в моём мире свобода может стоить чьей-то жизни? Моя семья, и приобретённая тоже, будто застряли в другом веке. Хотя они считают, что это я бракованная и меня надо переучить, перевоспитать, посадить в клетку.
Я ведь на самом деле совсем не хочу, чтобы у Миши была другая девочка. Он мне нравится очень. Я… наверное, я тоже влюбилась. Просто не знаю, как это. У меня раньше не было ничего такого. Только я ему этого не скажу. Не подойду. И снова не буду отвечать на его записки. Мои желания, моя слабость могут привести к беде.
Раскрываю зонт и решительно выхожу из машины, наступив в лужу и обрызгав чёрные брючки. Иду через плац, не глядя на компанию парней. От них отделяются Уля и Лиза. Подхватывают меня под руки. Болтаем, даже смеёмся. Они для меня отличный антидепрессант с первых дней учёбы здесь. Лиза, как старшая, всё время выручает и подсказывает, а с Улей так же тепло, как было бы, наверное, с сестрой.
На «архитектурной графике» в аудиторию заглядывает парень и громко сообщает:
— Мамедова Аиша есть у вас?
Поднимаю руку, машу, чтобы заметил.
— В деканат. Срочно.
— А что случилось? — удивлённо моргаю.
— А я-то откуда знаю? Я всего лишь передатчик. Меня просили передать, я передал, — улыбается он и исчезает за дверью.
На всякий случай собираю свои вещи и тихо, чтобы никому не мешать, выхожу следом за парнем. Убежал уже куда-то.
Пожав плечами, совершенно спокойно иду к кабинетам администрации. С успеваемостью у меня всё нормально. Хвосты почти все закрыла. Насчёт пропусков договорился Дамиль. Ругать или отчислять меня точно не за что, а остальное нестрашно. Моя реальность, похожая на боевик с элементами психологического триллера, гораздо ужаснее обычного деканата.
Прохожу мимо очередной двери. Кто-то хватает сзади, одновременно зажимая рот ладонью. Рывком вдавливает в крепкое тело. Сумка падает. Меня тащат, я пытаюсь вырваться, пока ноздрей не касается очень знакомый запах мужского одеколона, смешанный с моими духами. Точнее, уже не совсем моими.
— Не кричи, — его дыхание касается уха.
Миша разворачивает меня к себе лицом и прижимает к кафельной стене. Убирает руки. Делает два шага назад.
— Это преподавательский туалет. Здесь нам точно не помешают.
Миша
Несёт меня, пиздец. Как подростка в пубертате! Сам от себя бешусь. Надо тормозить, но я по самые уши накачался картинками, в которых меня с ней нет. Игнором добило. И что-то важное рвануло внутри меня, растеклось и затопило мозг, оставив только оголённые нервы. Они торчат наружу, и меня трясёт, как от ударов током.
Её хрупкое тело сейчас в моих руках. Ладонями ощущаю тепло. Духи другие щекочут ноздри. А на мне немного тех, что она подарила. Я фанатично ношу эту девочку с собой на коже и за рёбрами.
И сейчас всё только очень сильно порчу, потому что её глаза затопил настоящий страх. Такой был у Ульянки, когда уёбок Глеб пытался её изнасиловать, а потом наш Грановский всадил в него пулю. Аиша видит меня сейчас также?
По её щекам текут слёзы. Такая маленькая в сравнении со мной. Хрупкая, уязвимая. А мы в долбанном сортире, и это точно не то место, где она должна быть. Но сюда уволочь оказалось проще всего. В это крыло особо не шастают студенты. Тупик даёт возможность следить за лестницей и всеми, кто появляется в коридоре. Меня страхуют Дима и Ванька.
В башке неприятно скребёт ассоциацией. Душ, Аиша с Грановским… Меня опять взрывает ревностью, и пальцы впиваются в её тело сильнее, сминая мягкий вязаный свитер. Меня тогда ещё не было у неё. Фоном добивает.
Закрываю глаза, слушая, как Аиша плачет и повторяет: «Пожалуйста, не надо».
— Дурочка, — утыкаюсь губами ей в лоб. — Я же не делаю ничего. Только держу.
Вожу губами по её лицу, собирая солёные капли. Кожа такая нежная, прохладная.
— Миша, не надо, — уворачивается, выставляет ладошки перед собой. Пытается оттолкнуть.
Делаю вдох и веду пальцем по мокрой дорожке от нижнего века по щекам, стирая слёзки. Смотрю ей в глаза. И дышу только ей.
— Я не так хотел. Прости. Прости, пожалуйста, — снова целую её в лоб. — Не могу без тебя. Мне больно. Почему игнор? Скажи мне, почему ты забрала у нас последнюю возможность общаться? Я ни хера не понимаю. Я не нужен тебе со своими чувствами? Аиша, — касаюсь её подбородка. — Честно. В глаза. Не нужен?
Она рвано дышит и молчит. Тону в ней. В этих красивых карих глазах. Как всегда, стоит посмотреть — и я на дне, где кроме неё больше никого. Но сегодня дно явно пробито. Мной…
— Что было в сообщении? — тихо спрашивает недосягаемая.
— Не читала?
Под рёбра колет нехорошим предчувствием.
— Не я прочитала. Дамиль. Что там было, Миш? — впивается ногтями мне в плечо и умоляюще смотрит в глаза.
— Вопрос: «Так и будешь меня игнорировать?», — цитирую дословно.
— Хорошо. Но больше никогда так не делай! — ударяет меня кулачком.
— Ты не ответила, — напоминаю ей.
— Отпусти меня. Тебе нельзя меня касаться. И говорить со мной нельзя. Подходить нельзя. Это опасно! Опасно, слышишь? Тебя могут убить! — плачет, закрыв ладошками лицо. — По-настоящему. Навсегда.
Бережно прижимаю её к себе, переваривая услышанное.
— Зачем мне тогда твои чувства, Миша? Зачем? Ты ведь будешь мёртвый! — снова лупит по мне своими маленькими кулачками. — Пожалуйста, найди себе другую девочку. Так будет лучше.
— Точно не будет, — путаюсь пальцами в её мягких тёмных волосах с красивым каштановым оттенком. — Мне только ты нужна. Ты поэтому решила игнорировать? За меня испугалась?
— Я тебе через Ульяну передала всё, что смогла. Слово нарушить нельзя. Сказать тебе всё нельзя. Будет хуже для тебя. Для меня. Отпусти. Ты не понимаешь… Это не мама Глеба с журналистами. Это совсем другое. По-настоящему опасное. Мой отец, мой муж, — шмыгает носом, — другой уровень, Миш. Друзья не помогут. У родителей будут проблемы.
— Ромео и Джульетта, — зло ухмыляюсь я.
— Только я не хочу умирать, — она поднимает на меня полный слёз и ужаса взгляд. — И не хочу, чтобы убили тебя. Я даже не знаю, что страшнее.
— Расскажи мне больше, — прошу её, большим пальцем стирая слёзы.
Отрицательно крутит головой.
— Да почему, блядь?! — вспенивает меня. Она съёживается.
— Мне нельзя… — отвечает, опустив голову.
— Никто ведь не узнает.
— За нами следят. Всегда. Даже здесь, в универе. И мой муж… Он скорее всего уже знает, что ты наделал. Я не могу рассказать больше, Миша. Я тебя и себя так защищаю. Это всё, что могу. У меня нет другого способа нас спасти. Только молчать, чтобы ты не сорвался и не начал делать ещё больше глупостей.
— Это я должен тебя спасать, недосягаемая. Ты же маленькая, нежная девочка. Я взрослый и сильный.
— Ты не сможешь, — она снова крутит головой, прячась в своих волосах. — Ты реактивный, вспыльчивый. Не сможешь, нет. Пожалуйста, отпусти меня. Не смотри. Забудь. Или я переведусь в другой университет.
— Я тебя и там найду, — грустно улыбаюсь, прижимаясь губами к её макушке.
Да некуда ей переводиться. Специальность узкая. Лучше, чем здесь, не научат.
Аиша опять упирается ладонями мне в грудь, требуя отстраниться. Так сложно разжать руки, но я подчиняюсь. Она обнимает себя за плечи. Съёживается, будто без меня ей холодно. Тянет к лицу свитер, вдыхает с него запах и снова плачет.
— Что такое? — делаю шаг к ней, чтобы обнять. Вжимается в стену.
— Моя одежда… на ней твой одеколон. Он узнает. Дамиль точно всё узнает, если Аллах не поможет мне и не сделает так, что муж до вечера не вернётся. Но он не поможет. Я же грязная. Я…
— Ччч, — всё же прижимаю её к себе.
Ну не могу я просто стоять и смотреть на эту истерику.
Частично сам спровоцировал, знаю. И мне чертовски хочется самому всадить пулю в лоб этому Дамилю. Она ведь из-за него боится. Что там между ними ещё происходит? Мышцы скручивает от бушующей во мне ярости.
Аиша комкает футболку у меня на спине, немного вытягивая её из-под ремня штанов. Поясницу обжигает прохладным воздухом, давая хоть немного трезвости.
— Я могу за себя постоять, слышишь меня? — шепчу ей. — И если ты не можешь рассказать всё, дай мне его фамилию, я найду сам.
Миша
В себя прихожу быстро, но вокруг всё равно темно. На башку натянута плотная тёмная ткань, поэтому ни хера не видно. Едем куда-то. Мужские голоса тихо переговариваются. Затылок горит и пульсирует после удара.
Сообразить толком ничего не выходит. Тачка останавливается, меня вытаскивают на улицу. Руки за спиной связаны. Серьёзно?! Вы кино пересмотрели, дебилы?!
Трясу головой. Тряпка сползает. Передо мной две квадратные ухмыляющиеся рожи. Третий идёт от багажника с битой. Подбираюсь, скалясь на них и прикидывая, что я сейчас могу сделать.
— Зря вы так, парни, — хриплю им, понимая, что положение — дерьмо и отмахаться не выйдет, но и сдаваться так просто я не собираюсь.
Выкручиваю запястья, стараясь стянуть верёвку. Она трёт и сдирает кожу, но падает. Они будто только этого и ждали. Накидываются сразу вдвоём. Завязывается серьёзная потасовка. Мышечный корсет спасает меня от некоторых очень профессионально-опасных ударов. Третий пока не вмешивается. Зато эти двое наваливаются по полной.
Отбиваюсь. Один из мужиков берёт на излом руку и ставит меня на колено на землю. Давит. Дёргаюсь, больно. По рёбрам прилетает с ноги от второго. Следом в рожу летит колено. Кровь заливает губы и подбородок. В глазах фейерверк. Нормально выхватил.
— Чё происходит-то, а?! — смотрю на мужика с битой.
Его дружки дёргают меня вверх. Чел перехватывает биту вертикально, примеряется, глядя мне в глаза. Размахивается и херачит поперёк живота прямо под рёбрами. Дыхание сбивается. В глазах темнеет. Внутренности вибрируют.
Охуеть…
Закашлявшись, сплёвываю слюну вместе с кровью себе под ноги. От её металлического вкуса и удара битой тошнит.
— Слышал, ты неплохо учишься в своём университете. Так вот, ещё один урок тебе, Михаил Тарасов. Запоминай. А лучше записывай. Нельзя, — тоном преподавателя диктует он, продолжая крутить биту в воздухе. — Писать. Замужним. Девочкам. Сообщения. Я тебе настоятельно рекомендую забыть о ней.
— А ты — это кто? — с вызовом смотрю ему в глаза. — Мужу слабо самому было приехать? Он за свою женщину сам встать не может?
— Я? — скалится мужик и бьёт кулаком под дых.
Снова теряю связь с реальностью на несколько секунд. Упасть не дают. Дышу тяжело, пытаясь протолкнуть в горящие лёгкие воздух.
— Я — твой ночной кошмар, парень. Своих шлюх трахай. А об Аише забудь. Если не хочешь долго и мучительно подыхать, конечно.
Отпускают, толкают в спину. Падаю на колени и смотрю, как ублюдки ржут и грузятся в тачку. Лиц не скрывают, номеров тоже. Бессмертные?
Трясу головой, разгоняя муть. Тяжело поднимаюсь. Валить надо отсюда. Только вот для начала понять бы, куда меня вывезли.
На земле, там, где стояла тачка, валяется мой рюкзак. Дохожу, опускаюсь перед ним на корточки, но тут же снова заваливаюсь на колени. Тяжело, больно, мутит всё сильнее. Под рёбрами ноет. Завтра там будет огромный синяк.
Твари!
Ладно, потом с ними.
Телефон нахожу. Связи нет.
Поднимаюсь, отряхиваюсь, как могу, и, спотыкаясь, иду, прислушиваясь к звукам вокруг. Трасса должна быть где-то рядом. Тачку поймаю, доберусь до города.
Дорогу нахожу быстро, а вот с попуткой сложнее. Подбирать побитого и грязного пассажира явно побаиваются. Иду вперёд, ищу связь. Как только ловлю две полоски, набираю Беркута.
— Забери меня, бро, — прошу его.
Скидываю геолокацию и, покачиваясь, стою на точке. Жду, переваривая случившееся. Оно в меня не лезет. Выворачивает на обочину. Мышцам адски больно. Разгибаюсь. На горизонте вижу синий Шевроле Беркута. Быстро приехал, значит мы близко к городу. Разворачивается, криво паркуется возле меня. Выскакивает из машины.
— Охренеть, — удерживает за плечо. — Кто тебя так?
— Дай воды, — надо срочно прополоскать рот, пока опять не вывернуло.
— У меня нет. Ща возьмём по дороге.
Забирает мой рюкзак. Швыряет на заднее и, нырнув под руку, помогает дойти до машины. Я и сам могу, но за помощь благодарен.
— Не поломали?
— Вроде нет, но били интересно. На грани. Я помолчу, ладно? Башка трещит.
Друг убавляет музыку в тачке до минимума. Везёт меня в город. Глаза закрываю. От мелькающего пейзажа снова мутит и кружит.
Понимаю теперь, чего Аиша так боится. Меня сейчас успокаивает то, что совсем недавно страшно бесило. Её игнор. Она не читала сообщение. Её муж знает об этом, а значит с ней всё хорошо. Если не так, я заберу у отца свой ствол и поеду знакомиться.
Нельзя её обижать. Она маленькая и беззащитная.
Беркут въезжает к нам во двор. Помогает выйти. Хромаю, морщусь. Посидел немного, мышцы застоялись, стало болеть ещё сильнее. Рожу тоже саднит. Подбородок стянуло засохшей кровью. Вспоминаю, что мы так и не купили воды. Димон гнал сразу на адрес.
— Твою мать, — к нам подлетает отец.
Встаю ровнее, делая вид, что мне нормально. Не первый раз в драке, и точно не последний после сегодняшнего.
— Кто его так? — спрашивает у абсолютно целого Беркута.
Дима молчит. Отец хмыкает и, тихо матерясь, усаживает меня на диван. Сопротивляюсь. Я к себе в комнату хочу. Мне одному надо побыть.
Не отпускают. Стягивает с меня грязную футболку.
— Света! — орёт на весь дом. — Света, врачу нашему позвони!
— Да не надо мне никого, — дёргаюсь, скидывая с себя руки отца. — Пусти.
— Ты из-за этой девчонки огрёб? — рычит он. — Миша, блядь! Я тебе что сказал? Не лезть! Забыть! Это не твой уровень. Ты не вывезешь!
— Посмотрим, — устало облокачиваюсь на спинку дивана.
— Кто бил, запомнил? Номера машины? Марка? — давит отец.
— Нет, — лгу ему.
Не хочу пока его вмешивать. У меня пацаны есть в помощь. Мы что-то придумаем.
Врач приезжает, осматривает. Настаивает на больнице, снимках. Отец рычит на моё сопротивление и ещё сильнее давит. Сдаюсь, еду с ними. Убеждаемся, что переломов нет. У меня даже нос крепкий оказался, разбили, но не сломали.
Миша
Может оно и к лучшему. Такие новости в движении запросто могут привести нас к ДТП. Откидываю спинку сиденья в полулежачее. Закрываю глаза. Меня накачали обезболивающим, но тело всё равно ноет. Больше внутри, будто битой что-то мне растрясли в кашу. Скрестив руки на груди, засовываю ладони под мышки и стараюсь удержать себя в моменте, где я готов рассказать отцу о своём невъебенном косяке.
В машине тепло, и меня вырубает.
— Миш, — отец аккуратно толкает в плечо.
Сонно моргаю, глядя на светящиеся окна нашего дома. Со стоном поворачиваюсь к родителю.
— Ты поговорить хотел, — напоминает он. — Передумал?
— Нет. Но тебе не понравится.
— То, что произошло сегодня, мне совсем не понравилось. Есть что-то хуже?
Отец садится вполоборота, облокотившись предплечьем на руль. Напряжённый, уставший и всё ещё злой на меня на самом деле за то, что не отступаю и не отказываюсь от Аиши.
— Есть.
Лучше сейчас я сделаю это сам, чем потом переклинит Светку, и наша с ней история всплывет в самый неподходящий момент.
— Я … — смотрю в глаза отцу. — С женой твоей спал.
В тусклом свете салона у него расширяются зрачки и глаза становятся гораздо темнее. Он встряхивает головой, сжимает пальцы в кулак до хруста. Прокашливается, расправляет плечи, принимая более агрессивную позу. Молчит.
— Это было примерно месяца через три-три с половиной после вашей свадьбы. У тебя тогда завал серьёзный случился. А мы с пацанами нажрались. Я домой приехал. Ну и … Всё случилось. Потом ещё пару раз с ней сталкивались в кровати. И всё.
Опускаю очень много деталей про то, что Светка сама ко мне в штаны залазила, про то, что ночью в комнату приходила и будила минетом, и про недавний душ тоже молчу. Она дура. С меня это вины никак не снимает. Не валить же на бабу.
— Прости, я мудак.
— Охренеть, — хрипло выдыхает отец, разворачиваясь лицом к лобовому.
Кладёт руки на руль и ложится на них лбом. Ударяется несколько раз в тыльную сторону ладоней и застывает.
— Тебе ж семнадцать было тогда. Первая? — совсем невесело усмехается он.
— Практически. Прости…
— Домой иди, — тихо требует он.
— Я могу на квартиру уехать.
— Домой иди, я сказал! Вернусь, чтобы здесь был! Уедет он! — лупит ладонью по рулю и жёстко сжимает его пальцами.
— Извини, — повторяю ещё раз.
Выталкиваю своё побитое тело из отцовской машины и закрываю дверь. Еле успеваю отскочить. Он резко стартует с места и вылетает в открытые ворота. Покачиваясь, стою еще пару минут, пялюсь в подсвеченный уличными фонарями проём.
Это всё? Отца у меня больше нет? Не простит ведь. Я же понимал. Я бы не простил.
Решаю побыть хоть немного послушным сыном напоследок. Иду в дом. Поднимаюсь к себе. Запираюсь. Стягиваю футболку и смотрю в зеркало на красно-синюю полоску под рёбрами. Реально, чудом остался без разрывов и переломов.
Рожа отекла. Под глазами тоже синяки. На переносице, на скуле ссадины. Губа разбита и припухла. Как в таком виде Аише показаться? Она же ещё больше испугается.
Уснуть я всё равно не смогу. Поднимаю все подушки. Сажусь на кровать, облокачиваясь на них спиной. Ставлю ноутбук на бёдра и, глянув на часы в правом верхнем углу, открываю браузер. В поисковой строке вбиваю запрос: «Мамедов. Грузоперевозки».
Посмотрим сейчас, что они из себя представляют.
Сеть вываливает мне кучу рекламных ссылок. Среди них нахожу официальный сайт группы компаний грузоперевозок. Лезу сразу в раздел руководителей. Их тут до хрена, но во главе тот, кто мне нужен. Практически полностью седой мужик с тяжёлым взглядом из-под густых нахмуренных бровей.
И совсем Аиша на отца не похожа. Она маленькая, нежная девочка, а он будто только что сошёл со страниц криминальной хроники.
Копирую его полное ФИО и снова вбиваю в поисковик. Меня опять засыпает шквалом шлака: про заслуги, про процветающий бизнес, который, конечно же, строился с нуля. Про то, что всё для людей. Спонсирует, активно участвует в жизни города. Праздники какие-то масштабные проплачивал из своего кармана, за что на фотках ему жмёт руки городская администрация.
Смотрю дальше.
Да ладно? Знакомые лица, в одно из которых хорошо прилетел мой кулак, и не один раз, в тот день, когда Аишу забрали обратно в семью. Старшие братья Мамедовы собственной персоной.
Снова смотрю на часы. Откладываю ноут. Тяжело поднимаюсь и иду к окну. Отца всё ещё нет. Ворота всё также открыты.
Я знаю, что он хорошо водит даже в экстремальных условиях. Но ещё знаю, что нервы за рулём — не лучший советчик. И я чертовски переживаю за то, чтобы он не убился от услышанных новостей. Набираю его. Сбрасывает. Хоть так. Значит бесится и катается где-то за городом. В этом мы с ним сильно похожи.
Возвращаюсь на кровать и снова погружаюсь в поиск информации. На поверхности всё приторно сладко. Бабок у Мамедовых до хрена. Связей в верхах тоже. Детскому дому помогают. Как-то уж очень демонстративно. А может, это я придираюсь, пытаясь найти, за что можно зацепиться. И злюсь на себя, что не получается.
Знаю, у кого точно получится. Но он сейчас моего лучшего друга из СИЗО вытаскивает. Не до меня.
Боль в теле начинает откровенно выматывать. Лекарства перестают действовать. Я ощущаю каждое место, куда меня профессионально приложили. Перекладываю ноут на кровать и ищу удобное положение. Информация усваивается всё медленнее. Глаза настойчиво закрываются.
— Женя, да прекрати! — меня дёргает с кровати от визга из коридора. — Ты ему поверил? Серьёзно? — кричит Светка. — Жень, ну пожалуйста. Мишка же просто мальчишка. У них в этом возрасте у всех ещё сперма вместо мозгов. Напридумывал себе, а ты…
Отца неслышно.
Поправив шорты, выхожу в коридор. Крики смещаются вниз по лестнице. Двигаться больно, но я иду к ним, как один из виноватых в ситуации.
— Ой. А чего у вас тут происходит? — из холла раздаётся голос мамы.
Аиша
Моя комната с самого раннего утра наполнена ароматом цветов. Всё те же издевательски-белые розы на длинных тёмно-зелёных стеблях россыпью лежат на краю моей кровати. Юй ушла за ведром для них. Больше этот огромный букет никуда не влезет. Я не знаю, как относиться к подарку от Дамиля. Это ведь необязательно. У нас нет отношений внутри этой квартиры. Но зачем-то он их принёс. Да ещё и пока я спала.
— Куда ставить? — спрашивает таечка, устроив цветы в воде.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — К окну, — взмахиваю рукой.
Встаю с кровати и медленно собираюсь. Всё никак не отойду от нашей с Мишкой стычки в туалете. От его рук и диких, наполненных ревностью и нежностью глаз.
Нежный медведь — это очень мило. Он вдруг становится неуклюжим и от этого растерянным. Если бы не страх и опасность, окружающая нас со всех сторон, я бы ещё немного на него такого посмотрела. Капельку. А потом стыдила бы себя неделю.
Вчерашний панический страх перестаёт давить, и я позволяю себе короткую улыбку. Ведь мой муж ничего не сделал со мной, когда вернулся поздно вечером домой. Ничего не сказал. Значит, вчера нам с Мишкой повезло и нас не засекли.
Спускаюсь в гостиную. Дамиль, как обычно, сидит на диване с ноутбуком и пьёт кофе.
— Доброе утро, — приветствует, не оглядываясь на меня.
— Доброе. Спасибо за цветы, — прохожу к столу, чтобы взять себе чай.
— Рад, что понравились. Ты вчера была похожа на тень самой себя. Решил поднять настроение. Что-то случилось? Какие-то проблемы в университете? Я могу вмешаться.
— Не надо, — качаю головой, обнимая ладонями чашку. — Всё хорошо.
— Когда всё хорошо, красивые девочки не ходят с воспалёнными от слёз глазами. Моя мать хочет провести с тобой день. Пройтись по магазинам. Купить тебе вещи. Сходи с ней в выходные. Потом можно не носить то, что она подберёт, — щурясь, улыбается он. — Если не сходить, не отстанет. Это как больной зуб. Лучше один раз дёрнуть, чем долго мучиться.
— Хорошо, я схожу.
— Меня все выходные, скорее всего, не будет. Твой водитель и охранник присмотрит, как обычно. И я на связи. Будет что-то нужно, можешь звонить.
Мне бы пригодился охранник от его мамы, но, боюсь, это так не работает. Целый день с этой женщиной выдержать будет крайне сложно.
Вежливо прощаюсь с мужем. Спускаюсь к машине. Сажусь и сразу же достаю из сумки учебник с заранее заготовленными листочками. Делаю вид, что занимаюсь, а сама сочиняю Мишке новую записку.
Стучу карандашом по странице, обдумывая каждое слово. Хочется написать ему что-то хорошее.
Он рычал вчера: «Я не нужен тебе со своими чувствами?»
Я ему так и не ответила. Вывожу красивую букву «Н», делая тонкий завиток внизу. Машина подпрыгивает на лежачем полицейском, и вместо второй буквы выходит мазня.
Скомкав листок, прячу его в сумку, решая, что лучше закончу между лекциями. А заодно ещё раз подумаю, стоит ли такое писать, ведь это махом перечёркивает все мои «нет» и «нельзя».
Мишкина машина уже стоит на парковке. Чуть дальше на капоте своей сидит и курит Беркут, с кем-то разговаривая по телефону. Громко, зло и с матом. Здоровается взмахом руки. Делаю вид, что не заметила, и торопливо иду к учебному корпусу.
— Вот теперь я успокоилась, — с облегчением выдыхает Ульяна.
— Я же писала, что всё хорошо.
— А я видела твоё состояние вчера. Хорошо точно не было. Я сегодня почтальон? — улыбается она.
— Тебе не трудно?
— Наоборот. Я с вами немного отвлекаюсь. Целыми днями только и думаю, как там Назар и в какой момент его сорвёт. И чем ему это будет грозить, — голос подруги дрожит.
— Он же тебя защищал. Они должны это учесть, — стараюсь её успокоить.
— Пока у них нет того видео, где Глеб пытается меня изнасиловать, у нас мало шансов выторговать ему условный срок. А мать Глеба всё давит и давит. Всё, — встряхивается Уля, — не будем о грустном. Ты уже написала Мише письмо?
— Ещё нет. А ты его видела?
— У-у, — Уля крутит головой. — Диму только.
— Диму и я видела, — вздыхаю. — Он сегодня очень громкий.
— Точно, — смеётся подруга.
Проходим в аудиторию. Устраиваемся на своём любимом месте. Я достаю новый листок и снова вывожу каждую букву одного единственного слова: «Нужен». Ещё немного думаю. Плотно его зачёркиваю и уже быстро, своим обычным почерком пишу совсем другое:
«Я отвечу на твой главный вопрос, если ты пообещаешь мне не рисковать собой»
Складываю записку в аккуратный квадратик и отдаю Ульяне. Она прячет её в рюкзак. После лекции оставляет меня у автоматов с шоколадками, а сама убегает. Я жду, перетаптываясь на месте и кусая губы. Смотрю себе под ноги, натягиваю рукава, скрывая в них пальцы.
Уля возвращается сама не своя. Растерянная и взволнованная.
— Передала, — шепчет мне. — У него… — замолкает и дёргает меня за рукав. Кивает вправо.
Поворачиваю голову и зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать. У моего медведя всё лицо разбито. Даже тёмные очки не спасают. И выглядит он болезненно. Мне кажется, Мише тяжело стоять. Он облокачивается плечом на стену, улыбается мне разбитыми губами. В этот же момент моей ладони касаются чужие пальцы. Вздрагиваю. Получаю записку. Оглядываюсь, а Мишки уже нет.
Мне срочно нужно прочитать его ответ. Где? Смешно, но придётся снова бежать в туалет. Я трусиха и за него, и за себя.
Прячусь в кабинке, разворачиваю и хочется дать ему по голове, но он и так раненый.
«Не могу я тебе такого обещать. И лгать не хочу. Пусть между нами всё будет честно. Не пугайся, я немного жуткий сегодня, но всё нормально, потому что ты здесь и я могу на тебя смотреть. Как прошёл твой вчерашний вечер? Он не обижал тебя? Ты больше не плакала, недосягаемая?»
Достаю ещё один листок, но написать ответ не успеваю. Ручку кабинки дёргают. У меня сворачиваются все внутренности. Дыхание тут же сбивается. Напугали!
Аиша
Дамиль так резко распахивает дверь, что я не успеваю отскочить. У меня от услышанного ноги вросли в пол, а ногти до боли впились в кожу на ладонях. Не верится. Он же говорил, что не тронет. Так быстро всё изменилось?
Стоит в полушаге от меня. Взъерошенный, напряжённый. Ноздри раздуваются. Глаза чернее ночи. Он так похож на своего старшего брата сейчас. Меня накрывает тяжёлой, агрессивной энергетикой и ещё сильнее вдавливает в пол.
Его запах липнет к коже, и кажется, муж уже трогает меня, а он просто смотрит.
Делает эти последние полшага. Я отклоняюсь и начинаю заваливаться назад. Ловит. Рывком вдавливает в себя. Смотрит на губы.
— Ты очень красивая девочка, Аиша, — грубовато хрипит. Смотрит на губы. Поджимаю их. — Понимаю, почему Тарасов жрёт тебя глазами и тенью ходит по коридорам. Это очень больно, когда любишь кого-то и не можешь быть рядом, не можешь касаться, когда захочешь, не можешь заниматься с любимым человеком сексом каждую ночь.
Он продолжает держать меня, смотреть в глаза. От этого так неуютно, и возразить нельзя. Муж…
Большим пальцем очерчивает мои губы. Отклоняюсь. Тихо, хрипло смеётся.
— Первый опыт с мужчиной оказался неудачным, да, Аиша? Поэтому ты так дрожишь? Цена за иллюзорную свободу оказалась слишком высока для тебя. Но ты всё равно пытаешься отвоевать её себе. Даже сейчас, зная, что я в своём праве, сопротивляешься, — водит костяшками пальцев по щеке. — Не бойся, — его губы становятся ближе. Я чувствую его дыхание с запахом сигарет и мяты.
— Не надо, — кручу головой. — Нет. Ты обещал.
Он снова смеётся и убирает от меня руки.
— Извини. Правда, извини. Я просто устал. Чертовски устал… — вздыхает он. Разворачивается и уходит к себе в кабинет.
А я бегом поднимаюсь на второй этаж. Закрываю дверь спальни, прислоняюсь к ней спиной и дышу, будто за мной гнались. Сползаю по ней на пол. Сжимаю виски пальцами. В них пульсирует, а подушечки жжёт, будто я опустила их в кипяток.
Я не могу так больше. Просто не могу! Ни одного спокойного дня с момента, как меня забрали. Всё время давят, требуют, пугают. Теперь причиняют боль окружающим. Хочется вырваться из этого круга и этого состояния. Хочется в сильные руки своего медведя. И чтобы никому не отдавал. Пусть целует, если хочет, только не отпускает. Я тоже устала!
«Дамиль, ты слышишь? Я устала!»
Кукла, марионетка, вещь, которую просто передают из рук в руки ради выгоды. Интересно, сколько я сейчас стою? Какой сегодня курс на мои нервы, поцелуи, ночь со мной?
Обняв колени руками, смотрю в одну точку. Вспоминаю про записку в сумке. Высыпаю все обрывки на пол и пытаюсь собрать пазл, чтобы ещё раз прочитать о Мишкиных чувствах, вложенных в каждую настырную букву.
В голове только один вопрос.
Что же нам делать? Что МНЕ делать?
То, что решила. Сказать ему своё последнее «нет». После того, что я увидела сегодня, иначе быть не может. Мишка не должен пострадать из-за меня и моей ненормальной семьи. Мишка должен жить.
В дверь стучат. Быстро собираю обрывки и запихиваю их обратно в сумку.
— Входи.
Дамиль заходит с кружкой в руках. Присаживается передо мной на корточки. Протягивает. В ней чай.
— Ещё раз извини, — садится на пол, кладёт предплечья на согнутые колени. — Когда меня не будет, я уже говорил, за тобой будут присматривать. Но я всё равно хочу предупредить. Остерегайся Амира. Я запретил ему подходить к тебе. Охранник в курсе. Вся семья тоже. Но у нас, скажем так, давний конфликт. Брат может провоцировать. Если появится на горизонте, не слушай, не отвечай. Ты моя жена. Ему напомнят об этом.
— Хорошо, — обнимая ладонями кружку, смотрю в пол.
— Спокойной ночи, — поднимается и уходит.
Закрываю глаза, выдыхаю, продолжая держать кружку с чаем в ладонях. От усталости и очередного стресса клонит в сон. Выключаю свет и, не переодеваясь, забираюсь с головой под одеяло и жую губы, чтобы не плакать. От этого я тоже устала. Мне нечем воевать с отцом и Дамилем. Я могу быть лишь послушной и ждать. А Мишке меня ждать ни к чему. Эту пытку пора заканчивать. Насовсем.
Утром собираюсь довольно быстро. Нет настроения на выбор наряда и макияж. Волосы заплетаю в простую косу. Спускаюсь, завтракаю в компании Дамиля и его ноутбука.
А в универе меня на ступеньках встречает настоящий медведь. Суровый и напряжённый. Мы встретились взглядами, ещё когда я начала подниматься. Мне кажется, он всё понял. Ему, конечно же, не нравится.
После второй лекции у нас окно. Миша знает и передаёт мне записку, в которой указано место встречи. Всё тоже административное крыло. Только вместо туалета в этот раз кабинет. Парни стянули ключи у охраны, чтобы мы смогли поговорить.
Смотрю на его разбитое лицо. Красивое, мужественное, напряжённое. Брови хмурит, нервно раскачиваясь с пятки на носок.
Отворачиваюсь к окну. Миша встаёт у меня за спиной. Очень близко, но не касается. Я чувствую его тепло. Слышу тяжёлое дыхание.
— Записок больше не будет, — говорю очень тихо, потому что не хочу это произносить.
— Ты же обещала. Мы договорились, — с таким надрывом, который ранит меня в самое сердце.
И я такая дура сейчас! Надо дожать. Надо сделать этот последний шаг и выдать ему лживую заготовку про мою беременность от мужа и добавить что-то ещё, чтобы он ушёл. Но я почему-то не могу.
Ругаю себя. Слабачка! Я же спасти его хотела. Так правильно. Завтра Дамиль затащит меня в постель и что тогда?
Тогда я точно поставлю точку. Честно, как и просил Мишка. А со мной хотя бы останутся воспоминания. Тёплые и уютные, которые будут наполнять меня и иногда приходить по ночам.
— Обними меня, — прошу своего медведя, окончательно капитулируя.
— Правда можно? — удивляется он.
Разворачиваюсь к нему лицом и умоляюще заглядываю в глаза. Мишка укутывает меня в свои большие, сильные руки. Трусь щекой о его твёрдую грудь. Слушаю, как громко стучит сердце. Он берёт меня за запястье и сам устраивает мои руки у себя на поясе. Подушечки пальцев холодит кожей ремня. Вожу по нему, повторяя плетение грубой нитки по краю.