Я связана с твоей судьбой

Глава 1

— Я не доверяю тебе, — процедила я сквозь зубы, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе.

— Тебе стоит смириться со своей участью.

— С какой участью? — крик сорвался с губ против моей воли. — Быть пленницей в этих каменных стенах? Или стать жертвой твоих псов?

— Твоя участь — родить мне наследника, а пока что...

— Никогда!

Я отшатнулась так резко, что больно ударилась спиной о холодную стену. Грубый камень впился в кожу даже через ткань платья, но эта боль была ничем по сравнению с тем ужасом, который охватил меня при его словах.

— Лучше смерть, чем такое унижение!

И тотчас воздух между нами словно сгустился, стал плотным и удушающим. А тишина опустилась тяжёлым пологом, нагоняя ужас. Моё сердце билось так яростно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Дыхание сбилось, в горле пересохло, а во рту появился металлический привкус страха. Я поспешно отвела взгляд, не в силах больше выносить этот прожигающий взор Кирана, который, казалось, видел меня насквозь.

Но он не позволил мне скрыться. Несколько быстрых шагов — и железные пальцы сомкнулись на моём подбородке. Грубо, беспощадно, без малейшего намёка на нежность, он заставил меня запрокинуть голову. Я оказалась пленницей его взгляда — глаз цвета расплавленного серебра, полных холодной ярости и чего-то первобытного, дикого и невероятно опасного.

— Не мой род нарушил древнюю клятву, — хриплым голосом прорычал он. — Но я сделаю всё, чтобы древний договор был исполнен.

Его губы накрыли мои прежде, чем я успела что-то сказать или хотя бы вдохнуть. Поцелуй был требовательным, агрессивным, полным голодной ярости хищника, который, наконец, настиг свою добычу. Он обжигал, лишал рассудка, стирая всё на своём пути.

Я попыталась вырваться, оттолкнуть его, но это было всё равно что пытаться сдвинуть скалу. Мои слабые попытки сопротивления лишь ещё больше разжигали его ярость. Стальные руки обвили меня, прижали к его мускулистому телу так крепко, что рёбра заныли от давления.

В какой-то момент кружка выскользнула из моих онемевших пальцев и разлетелась на осколки со звонким хрустом, но Киран словно не замечал ничего, кроме моих губ. Он сминал их собственническим поцелуем, от которого мир плыл перед глазами, а реальность становилась зыбкой и нереальной.

Меня захлестнула волна незнакомых, пугающих ощущений. Я никогда не чувствовала ничего подобного и не думала, что такое вообще возможно. Откуда-то из глубины души поднимались странные, тёмные желания, которые я не могла понять и не хотела признавать. Властная хватка его рук, терпкий мужской запах — кожи, дыма, стали, чего-то дикого и необузданного, что напоминало о лесах и охоте. Лёгкое покалывание щетины на его подбородке. Жидкое пламя, вспыхнув на губах, растекалось по всему телу расплавленным металлом, доходило до самых потаённых уголков души. Это пугало и соблазняло одновременно, заставляя сердце биться в бешеном, почти болезненном ритме.

Когда разум, наконец, вернулся, я с трудом выдохнула:

— Отпусти меня. Немедленно.

Дрожащими ладонями я упёрлась в его широкую грудь, ощущая под пальцами твёрдые мышцы и быстрое биение его сердца. Почувствовав, как руки Кирана медленно, почти ласково скользнули по моим бёдрам, я попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. Он был силён, намного сильнее меня, и эта сила одновременно пугала и почему-то притягивала.

Собрав остатки гордости, я вскинула голову, сердито нахмурила брови и метнула в него самый свирепый взгляд, на который была способна. Но моё сопротивление, кажется, только забавляло его — в серебряных глазах мелькнула насмешка, а в уголках губ появилась едва заметная улыбка.

— Ты моя, — заявил Киран с абсолютной уверенностью, словно произносил неоспоримую истину.

Его низкий, глубокий голос с едва уловимыми рычащими нотками странно взволновал меня. Это было неправильно, я не должна была так реагировать на него, но тело предательски откликалось на его слова.

— Я не...

— Моя, — прервал он, и в этом единственном слове звучала такая непреклонность, что спорить казалось бессмысленным.

Горячие пальцы мягко сомкнулись на моём подбородке, приподняли лицо так, чтобы я не могла отвести взгляд. Он снова склонился ко мне, но на этот раз коснулся губ почти невесомо, словно пробуя на вкус, словно запоминая каждую деталь. Этот нежный поцелуй был ещё опаснее страстного — он проникал глубже, затрагивал те струны души, которые я предпочла бы оставить нетронутыми.

А потом он резко отстранился, оставив меня с ощущением пустоты и странной потери. Подхватил свой тёмный плащ с высокой спинки стула и направился к двери широкими, уверенными шагами, оставляя меня в полном душевном смятении — с горящими щеками, сбившимся дыханием и этим мучительным чувством незавершённости.

Дверь затворилась за ним с глухим стуком, эхо которого долго блуждало по каменным стенам. Я осталась одна в этой каменной темнице, которую он называл моими покоями. Ноги подкосились, и я медленно опустилась на холодный пол, прислонившись спиной к холодной стене. Пальцы машинально коснулись губ — они всё ещё горели от его поцелуя, всё ещё хранили вкус этого безумия, этой страсти, которую я не хотела, но не могла отрицать.

Что со мной происходит? Я должна была ненавидеть его, презирать, строить планы побега, думать о мести. Вместо этого моё предательское тело откликалось на его прикосновения, а сердце билось так, словно хотело вырваться из груди и последовать за ним.

Лёгкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и поспешно подняться на ноги. В покои вошла Эйла — моя верная горничная, которая служила мне ещё в родном замке, была свидетелем моего детства и юности. Единственная из всех близких мне людей, кому было дозволено сопроводить меня в этот мрачный замок моего мужа.

— Госпожа, — тихо произнесла она, с тревогой оглядывая меня и осколки на полу. — Вам плохо?

Я покачала головой, стараясь привести себя в порядок. Осколки кружки хрустели под подошвами, а тёмная лужица отвара причудливыми разводами растекалась по серым камням пола, впитываясь в трещины.

Глава 2

Следующий день принёс с собой долгожданное облегчение. Слабость, что терзала меня после ранения, наконец отступила, оставив лишь тупую боль в руке — напоминание о битве. Я проснулась с твёрдым намерением: сегодня же покинуть свои покои. Достаточно скрываться в четырёх стенах, словно загнанный зверь, ожидающий своей незавидной участи.

Если я буду продолжать сидеть в этой каменной темнице, то никогда не найду способ сбежать из этого места. Мне нужно изучить замок, найти слабые места в охране, понять, где расположены выходы. Каждый день, проведённый в бездействии — это потерянная возможность вернуть свободу.

— Госпожа, — встревоженно заговорила Эйла, когда я отбросила одеяла и направилась к сундуку с одеждой. — Быть может, стоит ещё денёк отдохнуть?

— Довольно, — резко оборвала я её. — Я не собираюсь больше прятаться в этой комнате.

Девушка поджала губы, но промолчала. Привычно помогла мне облачиться в тёмно-синее платье из добротного сукна с мягким блеском. Оно было новым, с искусной серебряной вышивкой по вороту и длинным рукавам — тонкая работа мастерицы. Его и ещё два похожих платья Эйла принесла несколько дней назад, но тогда я находилась в полубредовом состоянии, и мне было всё равно на наряды.

— Кто прислал эти платья? — спросила я, разглаживая мягкие складки юбки и любуясь игрой света на серебряных нитях.

— Экономка замка, госпожа, — ответила Эйла, поправляя воротник. — Она сказала, что лорд лично приказал обеспечить вас подобающим гардеробом.

— Предусмотрительно с его стороны, — усмехнулась я, отмечая, что платье сидело почти идеально. — Откуда он знал мой размер?

Лёгкий румянец на щеках Эйлы дал понять, что информация была получена от неё.

Прежде чем покинуть покои, я окинула прощальным взглядом комнату, что служила мне тюрьмой последние дни. Просторная, но мрачноватая — высокие каменные стены, покрытые потемневшими от времени гобеленами с охотничьими сценами. Массивная кровать с резными столбиками и тяжёлыми занавесями из тёмно-синего бархата занимала центр. Рядом стоял дубовый сундук, окованный железными полосами — в нём теперь хранилась моя новая одежда.

У противоположной стены располагался камин, сложенный из серого камня, над которым висел герб рода Магвайр — чёрный волк на серебряном поле.

Кресло у окна, где я проводила большую часть времени, было обито мягкой оленьей кожей и хранило тепло моего тела. Казалось, оно впитало все мои тревоги и сомнения за эти дни. Рядом стоял низкий столик из полированного дуба, на котором Эйла оставляла еду и лекарства.

— Госпожа, прошу вас, — снова попыталась остановить меня Эйла, когда я направилась к двери. — Милорд не приказывал вам покидать покои, но и не запрещал... Однако его люди могут неправильно понять...

— Его люди будут вести себя так, как подобает в присутствии супруги их господина, — холодно ответила я, хотя сердце колотилось от волнения.

На самом деле, я понятия не имела, как отреагируют на моё появление. Но сидеть взаперти больше не было сил.

Тяжёлая дубовая дверь поддалась моему нажиму со скрипом. За ней открылся длинный каменный коридор, освещённый факелами в кованых железных кронштейнах. Сводчатый потолок был украшен росписью — гербы вассальных родов Магвайр, переплетённые с изображениями волков и дубовых ветвей.

А рядом с дверью стоял мужчина в тяжёлой кольчуге и тёмно-сером плаще. Крупный, широкоплечий, с грубым, обветренным лицом, покрытым шрамами, и настороженными серыми глазами. Охранник. Или, называя вещи своими именами — мой личный тюремщик.

Я невольно вздрогнула и инстинктивно сделала шаг назад, готовая ретироваться в покои. Но внезапно что-то во мне яростно взбунтовалось. Воспоминания, не принадлежавшие мне, но ставшие частью моей сущности, властно напомнили: я — Леона из рода Доэрти. Дочь лорда, чья родословная восходит к временам первых королей. Я не буду прятаться от стражника!

Выпрямив спину и расправив плечи, я окинула мужчину тем самым презрительным взглядом, которым благородные дамы смотрят на провинившихся слуг.

— С дороги, — ледяным тоном приказала я.

Охранник замешкался, явно не ожидая такой наглости от пленницы. Его рука инстинктивно дёрнулась к рукояти меча, но он не решился обнажить оружие против супруги господина. В конце концов, неохотно посторонился, проворчав что-то неразборчивое.

— Что ты там сказал? — резко остановилась я.

Мужчина поднял на меня мутные глаза, в которых плескалась плохо скрываемая враждебность.

— Ничего особенного, миледи, — процедил он сквозь зубы. — Просто удивляюсь, что пленница так свободно разгуливает по замку.

Дерзость! Кровь вскипела в жилах. Я сделала шаг вперёд, и здоровенный мужчина невольно отступил.

— Я не пленница, — процедила я, вкладывая в каждое слово ледяную ярость. — Я супруга твоего господина. И если ещё раз услышу подобные речи, лично прослежу, чтобы лорд узнал о твоём непочтении к своей жене.

Лицо охранника побледнело. Очевидно, перспектива столкнуться с гневом Кирана не сулила ничего хорошего.

— Прошу прощения, миледи, — пробормотал он, опуская взгляд. — Оговорился.

— В следующий раз думай, прежде чем открывать рот, — холодно бросила я и прошла мимо.

Но внутри всё дрожало от нервного напряжения. Этот короткий обмен репликами ясно показал, как относятся ко мне в замке. Пленница. Чужачка. Враг, временно получивший отсрочку.

Я направилась к каменной лестнице, ведущей вниз. За спиной послышались тяжёлые шаги — охранник следовал за мной, как приставленная цепная собака. Эйла торопливо семенила рядом, её лицо было бледным от тревоги.

— Госпожа, куда вы идёте? — прошептала она, опасливо озираясь.

— Осматривать мой новый дом, — с горькой усмешкой ответила я. — Мне нужно знать, где я живу.

На самом деле, мне жизненно важно было изучить каждый коридор, каждую лестницу, каждый выход. Где несут дозор стражники, когда меняется караул, какие ворота ведут за пределы замка. Всё это пригодится при планировании побега.

Глава 3

— Мои владения остались за снежными пиками, лорд Магвайр, — произнесла я, вкладывая в каждое слово столько яда, сколько смогла собрать. — А это — ваша клетка. Я лишь изучаю её прутья.

На мгновение в его серебряных глазах мелькнуло удивление, которое тут же сменилось знакомой холодной яростью. Но он не набросился, не схватил, как в нашу прошлую встречу. Вместо этого он сделал шаг в сторону и прислонился плечом к дверному косяку библиотеки, скрестив руки на могучей груди. Этот жест, обманчиво расслабленный, лишь подчёркивал его силу. Он был хозяином положения, а я — всего лишь дерзкой гостьей, нарушившей покой.

— Клетка, говоришь? — он усмехнулся, и этот звук эхом отразился от каменных стен коридора. — Странные слова для той, чьи покои обставлены лучше, чем у моих вассалов, и к кому приставлена личная служанка. Многие свободные женщины позавидовали бы такой «клетке».

— Свободные женщины могут покинуть свои покои, не опасаясь, что им в спину плюнет слуга или что стражник будет смотреть на них, как на дичь, — парировала я. Охранник, сопровождавший меня, заметно напрягся. Он наверняка понял, что речь идёт о нём.

Киран перевёл взгляд с меня на стражника. Всего один миг, один короткий, тяжёлый взгляд, но этого было достаточно. Широкоплечий воин побледнел, вытянулся в струну и опустил глаза.

— Мои люди знают своё место, — ровным тоном произнёс Киран, снова глядя на меня. — А те, кто забывается, очень быстро его вспоминают. Но они воины, а не придворные. Они привыкли видеть врага в гербе Доэрти. Дай им время, и они привыкнут видеть в тебе свою госпожу.

— Я не просила их привыкать. Я просила их не мешать мне дышать, — отрезала я.

Моё сердце колотилось с бешеной силой, но я заставляла себя стоять прямо, не отводя взгляда. Каждая наша беседа была полем битвы, и я не могла позволить себе проиграть.

— Ты дышишь, Леона, — его голос стал тише, глуше, и от этой интимной ноты по моей коже пробежали мурашки. — И будешь дышать. Ты нужна мне живой. — Он оттолкнулся от косяка и шагнул ко мне.

Я инстинктивно отступила, прямо в приоткрытую дверь библиотеки.

— Пойдём. Раз уж ты решила изучить «прутья», я покажу тебе то, что может оказаться полезнее коридоров.

Не дожидаясь моего ответа, он вошёл в библиотеку. Мгновение я колебалась, но любопытство и нежелание показывать страх пересилили. Бросив короткий взгляд на Эйлу, я глазами велела ей ждать снаружи и последовала за мужем. Охранник остался в коридоре, словно невидимая черта не позволяла ему переступить порог.

Библиотека рода Магвайр была под стать всему замку — суровая и функциональная. Никаких легкомысленных романов или сборников стихов. Высокие, до самого потолка, стеллажи из тёмного дуба были заставлены толстыми фолиантами в кожаных переплётах, трактатами по военной стратегии, истории, геральдике и горному делу. В воздухе витал густой запах старой бумаги, воска и пыли. Единственным источником света, помимо камина, в котором тихо потрескивали дрова, было высокое стрельчатое окно, выходившее на внутренний двор.

Киран стоял у центрального стола, на котором была разложена огромная карта Северных земель. Его пальцы скользили по пергаменту, останавливаясь на знакомых мне названиях. — Ты умна, Леона, — произнёс он не оборачиваясь. — Куда умнее, чем хотел бы твой отец. Он воспитывал в тебе гордость и упрямство, но не смог заглушить разум. Ты понимаешь, что сбежать отсюда невозможно. Горы и мои патрули не оставят тебе и шанса.

— Вы так уверены в преданности своих патрулей? — спросила я, медленно обходя стол, чтобы оказаться напротив него. — Золото способно творить чудеса.

— Золото твоего отца здесь не имеет цены, — он поднял голову, и наши взгляды вновь встретились над картой, полем будущих сражений. — Мои люди верны мне не за монеты. Они верны клану, крови, земле, которую мы защищаем. Они помнят, кто пролил первую кровь и нарушил клятву.

— Договор был заключён триста лет назад! — не выдержала я. — Времена изменились. Наши народы могли бы жить в мире.

— Могли бы, — согласился он неожиданно мягко. — Но твой отец решил иначе. Он посягнул на наши рудники, он нарушил границы. Он решил, что Магвайры ослабли. Он ошибся. И теперь за его ошибку платишь ты. Такова цена.

Он обошёл стол и подошёл ко мне так близко, что я вновь ощутила этот дикий, необузданный запах кожи и дыма. Он был выше меня на целую голову, и мне пришлось запрокинуть свою, чтобы смотреть ему в лицо.

— Но я не хочу, чтобы цена оказалась слишком высока, — продолжил он, и его голос был почти шёпотом. Он протянул руку, но не коснулся меня. Вместо этого он вынул из кармашка на поясе небольшой бархатный мешочек. Развязал шнурок и высыпал на ладонь кольцо. Оно было сделано из тёмного, почти чёрного металла, похожего на оружейную сталь, и было лишено всяких украшений, кроме одного-единственного камня. Камень был молочно-белым, гладким, словно речная галька, и казался абсолютно невзрачным.

— Что это? — с подозрением спросила я.

— Наследие Магвайров. Его носит супруга лорда, — сказал он. — Оно защищает своего носителя.

— Защищает от чего? От скуки в вашей «клетке»? — съязвила я.

Насмешка не тронула его.

— Оно защищает от яда, — просто ответил он. — Камень меняет цвет при соприкосновении с большинством известных ядов.

Он взял мою левую руку. Его пальцы были горячими и грубыми, но прикосновение было на удивление осторожным. Я попыталась вырвать руку, но он держал крепко. Он надел кольцо на мой безымянный палец, и оно идеально подошло по размеру, словно было создано для меня. Но холодный металл неприятно лёг на кожу.

— Я не буду это носить.

— Будешь, — его голос не оставлял пространства для спора. — Считай это моим первым приказом тебе как мужу. Ты будешь носить его не снимая. Я намерен получить наследника, и для этого мне нужна живая и здоровая жена. А в этом замке, как ты верно заметила, не все рады дочери лорда Доэрти.

С этими словами он отпустил мою руку и отошёл к выходу.

Глава 4

Хаос, взорвавшийся по приказу Кирана, был подобен шторму, но я находилась в его самом центре, в эпицентре урагана, где царила неестественная, звенящая тишина. Вокруг меня летали обрывки криков, лязг стали, грохот отодвигаемых скамей, но до моего сознания они доносились словно сквозь толщу воды. Всё моё существо было сконцентрировано на трёх вещах: на багровом, пульсирующем свете кольца на моём пальце; на тёмных пятнах пролитого вина на скатерти, похожих на кровь; и на лице Кирана.

Я никогда не видела такой ярости. Это была не та холодная, контролируемая злость, которую он демонстрировал мне раньше. Это было первобытное, испепеляющее бешенство лорда, чью власть посмели оспорить в его собственном логове. Его серебряные глаза превратились в осколки льда, а черты лица заострились, став похожими на высеченную из гранита маску хищного бога войны. Он не смотрел на меня. Вся его ярость была направлена вовне — на зал, на своих людей, на невидимого врага, который посмел протянуть ко мне свои руки.

Двое стражников, огромных, как медведи, схватили бледного виночерпия. Парень не сопротивлялся, его тело обмякло от ужаса, и он лишь скулил, когда его поволокли прочь из зала, к подземельям, где правда вырывается из глоток вместе с кровью. Другие воины, следуя коротким, лающим приказам Кирана, начали допрос остальных слуг, находившихся у помоста. Атмосфера праздника испарилась без следа, оставив после себя лишь липкий, холодный страх. Вассалы, ещё минуту назад шумно пировавшие, теперь сидели тихо, с тревогой поглядывая на своего лорда, и никто не смел встретиться с ним взглядом.

Киран шагнул ко мне. Его тень накрыла меня, отрезая от остального зала. Он протянул руку и сжал мою ладонь с такой силой, что я поморщилась, но промолчала. Он смотрел на камень, и в его глазах отражался зловещий красный свет. Казалось, он даже не дышал.

— Уведите её в покои, — наконец произнёс он, не отпуская моей руки. — Рорик!

Один из воинов, седовласый ветеран с лицом, испещрённым шрамами, шагнул вперёд.

— Да, милорд. — Проводишь леди Леону в её комнату. Ты и четверо твоих людей. Останетесь у её дверей. Никто, слышишь меня, Рорик, никто не войдёт и не выйдет без моего прямого приказа. Даже эта девчонка, — он кивнул в сторону Эйлы, которая забилась в угол помоста, белая как полотно.

— Будет исполнено, милорд, — Рорик склонил голову.

Только тогда Киран отпустил мою руку. Повернулся ко мне, и впервые за эти несколько минут наши глаза встретились. В его взгляде больше не было ярости, только что-то тёмное, глубокое и непроницаемое, как горное озеро.

— Иди, — приказал он.

Я поднялась. Ноги держали меня с трудом, но я заставила себя выпрямить спину. Я не произнесла ни слова. Мой сарказм, моя дерзость утонули в ледяной волне осознания того, что я только что избежала смерти. Я окинула зал последним взглядом. Теперь все смотрели на меня. Но в их глазах больше не было ненависти или презрения. Был страх.

Рорик и его люди окружили меня плотным кольцом. Эйла, дрожа, последовала за нами. Когда мы шли через опустевший зал и по гулким коридорам, слуги и стражники шарахались от нас, прижимаясь к стенам. Путь в мои покои, который утром казался мне дорогой позора, теперь был путём королевы, окружённой почётным караулом. Но я знала, что это не почёт. Это была клетка, стены которой только что стали толще и выше.

Дверь в мои покои захлопнулась за мной с глухим стуком. Рорик и его люди остались снаружи. Я услышала, как тяжёлый засов скрежетнул, запирая меня изнутри. Эйла тут же бросилась ко мне, её лицо было мокрым от слёз.

— Госпожа! О боги, госпожа! — она схватила мою руку, но отдёрнула её, испугавшись красного свечения кольца. — Вы... вы в порядке?

— Я жива, Эйла, — тихо ответила я. Голос вдруг стал чужим. Я подошла к кувшину с водой, стоявшему на столике, и плеснула себе в лицо. Холодная вода привела меня в чувство. Дрожь, которую я сдерживала всё это время, наконец пробилась наружу. И я опёрлась руками о стол, чтобы не упасть.

Кольцо всё ещё слабо светилось. Я смотрела на него, как заворожённая. Этот невзрачный кусок металла и камня, который я считала очередным символом своего рабства, спас мне жизнь. Киран спас мне жизнь. Он дал мне его. Зачем? Ответ был очевиден и унизителен. «Я намерен получить наследника, и для этого мне нужна живая и здоровая жена». Не я. Ему была нужна не я, а моя способность выносить его ребёнка.

Я провела в своих покоях несколько часов, которые показались вечностью. Эйла, немного успокоившись, молча сидела в углу, боясь нарушить тишину. Я мерила шагами комнату, от окна к камину и обратно. Адреналин отступил, оставив после себя звенящую пустоту и холодную, ясную мысль: мой отец не мог не знать о кольце. Он знал о древнем договоре. Он знал, что Магвайры обязаны дать своей госпоже защиту от яда. И он знал, что в замке врага меня могут попытаться убить. Он отправил меня сюда, зная обо всём этом. Была ли моя возможная смерть частью его плана? Стать мученицей, чья гибель разожжёт войну, в которой он надеялся победить? Эта мысль была омерзительнее любого яда.

Дверь открылась без стука. На пороге стоял Киран. Он был один. За его спиной я увидела суровое лицо Рорика. Мой муж вошёл и закрыл за собой дверь, отрезая нас от остального мира. Он выглядел уставшим. На его чёрном дублете появились тёмные пятна — я не сразу поняла, что это кровь.

— Виночерпий заговорил, — сказал он без предисловий. Его голос был ровным, безэмоциональным. Он подошёл к камину и протянул руки к огню, словно замёрз. — Как и двое других, кто расставлял посуду. В твоём кубке был яд.

— Кто за этим стоит? — спросила я.

— Они не знают. Или слишком боятся сказать, — он повернулся ко мне. В свете камина его глаза казались почти чёрными. — Они клянутся, что получили приказ от человека в плаще, чьё лицо было скрыто. Он заплатил им золотом. Твоим золотом, Леона. Монеты чеканки твоего отца.

— Это ложь! Провокация!

Глава 5

Дни, последовавшие за попыткой отравления, превратились в недели, сплетаясь в тугой узел из страха, подозрительности и странного, тревожащего спокойствия. Моя комната стала моей крепостью и моей тюрьмой одновременно. За дверью теперь круглосуточно дежурил Рорик и его люди. Я была самой охраняемой женщиной в Северных землях, и эта охрана давила на меня не меньше, чем враждебность слуг до этого.

В эти долгие, тягучие дни, когда единственным развлечением было смотреть в окно на заснеженные горы, ко мне стали всё чаще возвращаться воспоминания. Не те, что принадлежали этому телу, этой жизни — а мои собственные, настоящие. Елены из небольшого города, девушки, которая любила играть с друзьями в бильярд, девушки, у которой была мечта, отправиться в кругосветное путешествие, девушки, что переходила дорогу и увидела несущийся на неё автомобиль...

Последнее, что я помнила из той жизни — ослепляющие фары, визг тормозов и странное, почти философское спокойствие. Значит, всё. Вот так глупо и обыденно заканчивается моя жизнь. А потом наступила темнота.

Очнулась я внезапно, словно от удара. Секунда непонимания, а потом пришло осознание, что я задыхаюсь. Что-то тяжёлое навалилось сверху, грудь сдавило железным обручем и было трудно дышать. Я начала отбиваться, выворачиваться из-под тяжести, царапать всё, до чего могла дотянуться.

И тяжесть вдруг исчезла, а я судорожно втянула воздух. Но в тот же миг раздался истошный женский крик, а следом прозвучал грубый мужской голос: «Разберись с ней!»

Рывком сев, тяжело дыша, я попыталась подняться, но мир перед глазами поплыл. Сильные руки меня придержали, и чей-то голос заботливо проговорил: «Госпожа! Вам нельзя вставать. Выпейте» — и поднёс к губам кружку с водой.

Только через два дня, когда боль утихла, а мысли прояснились, я поняла всю нереальность происходящего. Елены больше не существовало. Теперь я была Леоной из рода Доэрти, выданной замуж за своего исконного врага — Кирана Магвайра…

Память этого тела возвращались постепенно. Сначала ощущения: суровое лицо отца, но оно всегда смягчалось, когда он называл меня своим солнышком, вспоминалось, как терпеливо учил меня читать древние книги в своей библиотеке, как обнимал после ночных кошмаров. Запах роз в замковом саду, где мы гуляли вечерами, и он рассказывал мне о долге перед народом. Сладкий вкус мёда, которым меня поили в детстве от кашля, а он сидел рядом и рассказывал сказания о богах и героях. Потом эмоции — любовь к отцу, который, несмотря на политические игры, действительно дорожил мной. И самая сильная из них, въевшаяся в душу ненависть ко всему, что связано с именем Магвайр.

Первое время я думала, что схожу с ума. В голове смешались две разных жизни, и я не могла понять, что принадлежит мне, а что — Леоне. Я помнила, как варить кофе в турке, но знала и то, как вышивать шёлком по бархату. Понимала, что такое смартфон, и одновременно различала лекарственные травы по одному запаху. Мои руки сами знали, как правильно держать меч, хотя Елена в жизни ничего тяжелее сковородки не поднимала.

Постепенно два потока воспоминаний начали сливаться воедино. Граница между Еленой и Леоной размывалась с каждым днём, и вскоре я уже не могла сказать, где заканчивается одна и начинается другая.

Но какой бы личностью я ни была, реальность оставалась неизменной — я находилась в замке врага, окружённая теми, кто видел во мне угрозу. И главным напоминанием об этом стал мой постоянный страж.

Рорик, седовласый ветеран, стал моей тенью. Он был молчалив и непроницаем, как гранитная скала. Его лицо, покрытое сетью шрамов, не выражало эмоций, но я чувствовала его недоверие. Для него я оставалась дочерью врага, которую нужно охранять только потому, что так приказал господин.

— Сколько человек вы потеряли в войне с моим отцом? — спросила я его однажды.

— Достаточно, чтобы помнить, — ответил он коротко, окинув меня тяжёлым взглядом.

— И теперь вынуждены защищать дочь того, кто их убил.

— Я выполняю приказ лорда, — отрезал он. — Больше ничего.

В его голосе не было ненависти, но и тепла тоже. Только суровая солдатская дисциплина. Он проверял мою еду, словно ожидая найти яд в каждом куске хлеба. Входил в комнату без разрешения, высматривая угрозы в каждой тени. И я понимала — для него я была не госпожой, которую нужно защитить, а опасным грузом, который нужно доставить в целости.

Мои отношения с Кираном тоже изменились. Он больше не врывался в мои покои с плохо скрываемой яростью. Теперь он приходил почти каждый вечер, после того как заканчивал свои дела. Мы сидели у камина, разделённые неловким молчанием. Он рассказывал о ходе расследования, точнее, о его отсутствии. Заговорщик словно растворился в воздухе, не оставив никаких следов, кроме трёх трупов на стене и горстки золотых монет с гербом моего... её отца.

— Мои гонцы вернулись с границы, — сказал он однажды, глядя в огонь. Его лицо в отсветах пламени казалось уставшим и жёстким. — Твой отец клянётся всеми богами, что не имеет к этому отношения. Он называет это провокацией, призванной очернить его имя.

— И вы ему не верите? — спросила я, с удивлением отметив, что в моём голосе нет яда, только усталый интерес.

— Я не верю никому, кроме себя и, может быть, Рорику, — он перевёл на меня свой тяжёлый взгляд. — Но я верю в факты. А факты таковы, что кто-то в моём замке хочет твоей смерти. И я до сих пор не знаю, кто это.

— Всё просто, все ваши люди хотят моей смерти, — ответила я с горьким смешком, — Полагаю, они решили, что мир будет прочнее без наследника от дочери врага.

— Эту версию я рассматриваю в первую очередь. Поэтому виночерпий, повар и стражник больше никого не отравят.

От его спокойного тона по спине пробежал холодок. Он убил троих, возможно, невиновных, чтобы защитить мою жизнь. Не из любви или жалости, а потому что она была ему нужна.

— Вы боитесь, что ваши вассалы взбунтуются против брака с дочерью Доэрти? — спросила я.

Глава 6

С отъездом Кирана замок словно затаил дыхание. Напряжение, висевшее в воздухе подобно грозовой туче, не исчезло, но изменило свою природу. Если раньше оно было острым и колючим, как оголённые клинки, то теперь стало тихим, выжидающим, словно затишье перед бурей. Стены древнего замка, казалось, сжались ещё плотнее, камни потемнели, а коридоры наполнились едва уловимым эхом недоверия и страха.

Для меня же эти первые дни без Кирана стали глотком воздуха, пусть и спёртого, тюремного. Рорик по-прежнему был моей тенью, неотступно следуя за каждым моим шагом, но без незримого присутствия его господина даже его бдительность казалась менее гнетущей. Старый воин выполнял свой долг с прежней суровостью, но я замечала, как его взгляд время от времени устремлялся к окнам, высматривая силуэт возвращающегося лорда на дороге.

— Как долго лорд обычно отсутствует в таких поездках? — спросила я Эйлу во второй день, когда мы сидели у камина, а она штопала мою порванную повязку.

— По-разному говорят, госпожа, — ответила она, не поднимая глаз от работы. — Иногда день, иногда неделю. Зависит от того, что он ищет. — Она помолчала, затем добавила тише: — А еще говорят, южные перевалы опасны. Горные разбойники, снежные бури... Многие не возвращаются.

Замок продолжал жить своей размеренной жизнью, но без центральной фигуры лорда эта жизнь словно потеряла фокус. Я наблюдала это из окна своих покоев: стражники ходили по стенам, но их шаги были неспешными; слуги выполняли свои обязанности, но делали это с оглядкой; даже вассалы, собиравшиеся в большом зале на совет, говорили тише обычного.

— Они боятся, — тихо произнесла Эйла, заметив направление моего взгляда. — Без лорда замок словно потерял душу. Все понимают, что если что-то случится с ним...

— Что? — подтолкнула я её.

— Род Магвайров прервётся. У лорда нет братьев, нет детей. Некому будет унаследовать земли. А это значит война между вассалами за право стать новым лордом.

Я задумалась над её словами. Значит, моя роль в этой игре была ещё важнее, чем я думала. Я была не просто заложницей — я была ключом к будущему этих земель. Наследник от меня закрепил бы власть Кирана и обеспечил бы спокойствие после его смерти.

На третий день после отъезда мужа я решилась на просьбу, которая созревала во мне с первого дня заточения.

— Рорик, — обратилась я к старому воину, когда он, как обычно, проверял мои покои. — Могу ли я прогуляться? Хотя бы в саду?

Он остановился посреди комнаты, поворачиваясь ко мне с непроницаемым лицом.

— В саду? — переспросил таким тоном, будто я предложила ему прогуляться по краю пропасти и, чуть помедлив, наконец, произнес, — внутренний сад и только под охраной.

— Согласна, — быстро кивнула я, боясь, что он передумает.

Внутренний сад замка Магвайров был скромным островком зелени среди серого камня — небольшой квадратный двор, обнесённый высокими стенами с трёх сторон, а с четвёртой примыкавший к капелле рода. Летнее солнце щедро освещало ухоженные клумбы с яркими цветами, зелёные газоны и несколько кустов роз, которые цвели пышными алыми и белыми бутонами, наполняя воздух сладким ароматом.

Я медленно шла по единственной вымощенной камнем дорожке, ведущей от входа к небольшому фонтану в центре. Эйла семенила рядом, поправляя на плечах лёгкую летнюю шаль. Рорик не отходил от нас ни на шаг. Его двое людей заняли позиции: один у входа в сад, второй у калитки, ведущей к капелле. Старый воин лично осмотрел каждый угол сада, заглянул за каждый куст и только убедившись, что территория безопасна, он позволил нам выйти.

— Не отходите далеко от центра, — строго предупредил мужчина. — И при малейшей тревоге — сразу ко мне. Лорд дозволил эти прогулки, но только под моей личной охраной.

Я кивнула, слишком благодарная за эту малую свободу, чтобы спорить с его осторожностью.

Мы неторопливо обошли весь сад. Он был невелик — от края до края не больше двадцати шагов в любую сторону. В углу у капеллы рос одинокий дуб, древний и могучий, его ветви склонялись над каменной скамьёй, даря прохладную тень.

Впервые за долгое время я почувствовала подобие мира. Даже стены вокруг нас не казались клеткой — скорее защитой от внешнего мира. Иллюзия безопасности была так сладка, что я почти забыла о том, где нахожусь и кто меня окружает.

Наверное, поэтому атака стала такой неожиданностью.

Это не было похоже на штурм извне. Не было рогов, предупреждающих о приближении врага, не было криков часовых на стенах. Враг был уже внутри. Он скрывался среди тех, кого Киран считал союзником.

Первым знаком беды стал короткий, сдавленный вскрик одного из людей Рорика у входа в сад. Звук оборвался так внезапно, что сначала я подумала — он споткнулся или ударился обо что-то. Но когда я обернулась, то увидела, как его тело медленно оседает на землю, а из-за угла галереи выскакивают четверо мужчин.

На первый взгляд они выглядели как обычная стража Магвайров — те же доспехи, те же цвета плащей, те же мечи на боку. Но их лица... В их глазах была не преданность долгу, не суровость солдат, исполняющих приказ, а жажда убийства, голодная и неприкрытая.

Рорик среагировал мгновенно. Годы службы выработали в нём инстинкты, которые работали быстрее мысли. Его меч со свистом покинул ножны, сверкнув на солнце, и он шагнул вперёд, заслоняя нас собой.

— Назад! В капеллу! Быстро! — взревел он, отражая первый удар.

— Госпожа, сюда! Быстрее! — крикнула Эйла. И потянула меня не в сторону капеллы, как приказал Рорик, а к совершенно другой стороне сада, к низкому, почти незаметному проходу в стене рядом с древним дубом. Проход был настолько неприметным, что я раньше даже не замечала его — узкая щель между камнями, прикрытая свисающими ветвями.

— Сюда! — прошипела Эйла, расталкивая ветки и протискиваясь в проход. — За мной!

Я последовала за ней, ободрав руки о грубый камень, зацепившись платьем за выступы. Проход был настолько узким, что нам приходилось идти боком, вжимаясь в стену. Тёмный, сырой, пахнущий плесенью коридор вёл куда-то вглубь замка.

Глава 7

Телега скрипела и подпрыгивала на каждой выбоине, как живое существо, изнывающее от боли. Мешки вокруг нас источали невыносимую вонь. Я зажала нос рукавом платья, но запах проникал через ткань, въедался в кожу, оседал в горле.

Эйла лежала рядом, прижавшись ко мне так плотно, что я чувствовала каждую дрожь её тела. Её дыхание было неровным, прерывистым — то ли от страха, то ли от этого удушающего смрада. Мы не осмеливались шептать, только изредка сжимали руки друг друга, когда телега особенно сильно подпрыгивала или когда снаружи раздавались голоса.

Время текло мучительно медленно. В темноте нашего зловонного убежища невозможно было понять, сколько прошло — час или полдня. Руки затекли, спина ныла от неудобного положения, но я не смела пошевелиться. Ноги свело судорогой, но я стиснула зубы и терпела.

Вдруг движение прекратилось. Телега остановилась с резким скрежетом тормозов. Я услышала, как возница неуклюже спрыгнул на землю — его тяжёлые шаги удалились, а затем до нас донёсся плеск воды. Река. Он поил лошадей.

— Сейчас, — едва слышно выдохнула я.

Мы стали осторожно выбираться из нашего убежища. Мешки липли к коже, оставляя мокрые пятна неопределённого цвета. Эйла всхлипнула, когда её волосы зацепились за острый край деревянного борта, но звук потонул в шуме воды.

Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая небо в тревожные оттенки багрянца и золота. Мы оказались на краю густого соснового леса, у извилистой речки, которая серебрилась между тёмными стволами. Воздух пах смолой, мокрой землёй и свободой. Настоящей, осязаемой свободой, которую я почти забыла за недели заточения.

Но радость была омрачена видом вдалеке — серые башни замка Магвайров всё ещё маячили на горизонте, напоминая о том, как мало мы проехали. До границ земли отца было ещё очень, очень далеко.

Возница, грузный мужичок с добродушным лицом, мирно поил лошадей, даже не подозревая, каких беглянок провез мимо стражи. Животные жадно пили, отфыркиваясь и помахивая хвостами.

— Туда, — я указала в глубину леса, подальше от дороги. — Нужно уйти как можно дальше, пока светло.

Лес встретил нас прохладными объятиями и густыми тенями. Первые шаги по мягкой лесной подстилке показались блаженством после трясучей телеги, но вскоре эйфория рассеялась. Наши тонкие замковые платья, созданные для размеренной жизни в каменных стенах, совершенно не подходили для такого путешествия. Ткань цеплялась за каждую ветку, рвалась на острых сучьях, путалась в колючих кустарниках.

Эйла охала и вскрикивала, когда шипы вонзались в её кожу. Её руки уже покрылись тонкими красными полосками царапин, а из разорванного рукава торчали нитки. Но она упорно шла за мной, стиснув зубы и морщась от боли.

— Держись, — шептала я, когда она особенно жалобно всхлипывала.

Я старалась выбирать путь попроще, вспоминая давние уроки охоты с отцом. Обходила мягкую болотистую почву, где могли остаться предательские следы. Вела нас по каменистым участкам, где наши лёгкие туфли не оставляли отпечатков. Несколько раз мы переходили ручьи вброд, чтобы сбить преследователей с толку.

Вода была ледяной, а каменистое дно больно резало ноги через тонкие подошвы. Подол моего платья намок, стал тяжёлым и неудобным, но я не жаловалась. Каждая минута уносила нас дальше от замка, дальше от тех, кто хотел моей смерти.

— Госпожа, — задыхаясь, прошептала Эйла, когда мы остановились передохнуть у поваленного дерева. — Куда мы идём? У вас есть план?

Я вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, оставив грязную полосу.

— К границе, — ответила я, стараясь говорить увереннее. — К землям моего отца. Если доберёмся до них...

— Но это же на севере, — неуверенно возразила Эйла, оглядываясь по сторонам. — А мы идём на юг.

Я резко обернулась к ней, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

— Что?

— Солнце, госпожа, — она указала на светило, которое медленно опускалось перед нами. — Мы идём от него. Значит, на юг. А земли лорда Доэрти севернее замка Магвайров.

Проклятье. В панике бегства я совершенно потеряла ориентацию. Страх затуманил разум, и теперь мы уходили не к спасению, а ещё глубже во враждебные земли. И с каждым шагом расстояние до дома увеличивалось.

— Нужно повернуть, — сказала я, но Эйла покачала головой.

— Уже поздно, госпожа. Смотрите, как быстро темнеет. В лесу ночью легко заблудиться. Лучше переночуем здесь, а утром определимся с направлением.

Она была права. Между стволами деревьев уже сгущались сумерки, и я с ужасом представила, как мы будем брести в полной темноте, натыкаясь на корни.

Мы продолжили путь, пока последние лучи солнца не растворились в листве. Ночь спустилась на лес как тяжёлый чёрный занавес, принеся с собой симфонию таинственных звуков. Что-то шуршало в кустах, ухала сова, вдалеке завыл волк — долгий, тоскливый звук, от которого мурашки пробежали по коже.

Мы нашли укрытие под корнями огромной сосны — углубление в земле, прикрытое свисающими ветвями. Забились туда, как два испуганных зверька, и прижались друг к другу, стараясь согреться. Эйла дрожала мелкой дрожью, её зубы стучали от холода.

Я почти не спала, вздрагивая от каждого шороха. То мне казалось, что это шаги преследователей крадутся между деревьями, то что лошади фыркают совсем рядом. Эйла время от времени проваливалась в тревожную дрёму, но тут же просыпалась с испуганным всхлипом и таращила глаза в непроглядную тьму.

Рассвет пришёл медленно, серо и зыбко проступая сквозь ветви. Мы выбрались из нашего убежища, грязные, продрогшие, с затёкшими мышцами. Эйла выглядела особенно жалко — её волосы спутались, на щеке краснел след от грубой коры, платье порвалось в нескольких местах.

— Идём, — сказала я, но Эйла вдруг взяла инициативу в свои руки.

— Сюда, госпожа, — она решительно пошла вперёд. — Я помню, по этой стороне должна быть тропа.

Она вела меня уверенно, слишком уверенно для девушки, которая, по её собственным словам, выросла в замке и редко бывала в лесах. Время от времени она останавливалась, словно прислушиваясь к чему-то неслышному мне, поглядывала на солнце и корректировала направление.

Глава 8

Ночь в пещере тянулась мучительно долго. Каждая минута казалась часом, каждый час — вечностью. Я сидела, прижавшись спиной к холодной каменной стене, и дрожала — то ли от промозглого сырого холода, то ли от нервного напряжения.

Сон не шёл. Каждый звук снаружи заставлял замирать и напрягать слух. То мне слышался далёкий лай собак — и сердце подскакивало к горлу. То казалось, что где-то переговариваются мужские голоса — и я готова была зажать рот рукой, чтобы не выдать себя дыханием. Шорох листвы под ветром превращался в шаги преследователей, плеск воды — во всплески от переправляющихся вброд лошадей.

Но постепенно лес успокаивался. Звуки поисков удалялись, растворялись в ночной тишине. Заговорщики и их псы прочёсывали местность всё дальше от реки, а бурный поток надёжно смыл мой след. Я позволила себе немного расслабиться, но сон всё равно не приходил.

Мысли метались, как птицы в клетке. Эйла... Как я могла так ошибиться в ней? Как могла не заметить лжи в её глазах, предательства в каждом жесте? Девушка, которая служила мне ещё в родном замке, которая знала мои детские страхи и девичьи секреты, которая единственная сопровождала меня в этот ненавистный брак — и она оказалась врагом. Хуже врагом — предательницей.

В груди росла тупая, давящая боль. Не физическая — душевная. Боль от осознания собственной наивности, от крушения последней иллюзии безопасности. Если Эйла могла предать меня, значит, верить нельзя никому. Совсем никому.

Только когда первые серые лучи рассвета начали пробиваться сквозь листву и высветили вход в пещеру, я решилась выбраться из своего каменного убежища. Тело одеревенело от долгого неподвижного сидения. Пришлось долго разминаться, растирать затёкшие руки и ноги, прежде чем я смогла нормально двигаться.

Осторожно выглянув наружу, я огляделась. Лес встретил меня утренней свежестью и первозданной тишиной. Птицы уже проснулись и наполняли воздух своим многоголосым хором. Река журчала и переливалась в лучах восходящего солнца, словно ничего не случилось. Никаких признаков погони — ни голосов, ни лая, ни топота копыт. Возможно, они действительно решили, что я утонула в бурном потоке.

Я выбралась из пещеры, с наслаждением потянулась, разгоняя кровь по затёкшим мышцам. Река здесь делала плавную излучину, и на противоположном берегу виднелись густые заросли ивняка — идеальное укрытие для дальнейшего пути. Собрав остатки решимости, я снова вошла в ледяную воду.

На этот раз переправа далась легче. Я уже знала, где скользкие камни, где омуты, где можно найти опору. Добравшись до противоположного берега, я выжала мокрые волосы и подол платья, стряхнула капли с рук.

Теперь главной задачей было определиться с направлением. Солнце поднималось на востоке, значит, север — к землям моего отца — лежал слева от меня. Я взяла курс в ту сторону, стараясь держаться подальше от проторенных троп и дорог.

Голод напоминал о себе всё сильнее. Желудок сводило спазмами, во рту пересохло, в голове начинала кружиться лёгкая дурнота. Когда я в последний раз ела? Вчера утром, в замке, за завтраком? Казалось, прошла целая жизнь с тех пор.

Но останавливаться было нельзя. Каждый шаг уносил меня дальше от замка Магвайров, ближе к свободе. Я шла час за часом, радуясь каждому пройденному шагу, каждой миле, отделяющей меня от плена.

Мысли то и дело возвращались к Эйле. Как долго она играла эту роль? С самого начала, ещё в родном замке? Или её завербовали позже, уже в дороге, когда мы ехали к Кирану? А может быть, она стала предательницей только после того, как мы прибыли к Магвайрам?

В любом случае я была дурой. Слепой, наивной дурой, которая поверила. Которая не подготовилась к побегу как следует, не изучила карты, не запаслась едой и тёплой одеждой, не продумала маршрут. Я мечтала о свободе, строила планы в своих фантазиях, но когда дело дошло до реальности, сбежала как испуганный ребёнок, надеясь только на удачу.

Но самобичевание не помогало делу. Я была здесь, сейчас, живая и свободная. И если судьба даст мне шанс добраться до земель отца...

Мои размышления прервал звук, заставивший кровь застыть в жилах. Сначала он был едва различим — далёкий, почти неуловимый. Но он приближался, становился отчётливее. Топот копыт. Размеренный, настойчивый, неумолимый.

Страх ударил в голову, затуманил разум. Я бросилась бежать, забыв об осторожности и скрытности. Я бежала как загнанный зверь, не разбирая дороги, лишь бы уйти от погони. В ушах стучала кровь, лёгкие горели от нехватки воздуха, но я заставляла себя бежать дальше. Но топот копыт становился всё ближе.

— Проклятье! — прошипела я сквозь зубы, спотыкаясь о поваленное дерево и едва удержавшись на ногах. — Проклятая Эйла! Проклятая моя глупость!

Если бы я подготовилась к побегу как следует! Но нет, я метнулась из замка как безмозглая девчонка, понадеявшись на авось и помощь предательницы.

Впереди деревья редели, сквозь стволы виднелась поляна — открытое пространство, где меня точно поймают. Но пути назад не было. Позади уже слышался треск ломающихся под копытами веток. Погоня была совсем близко.

Я выбежала на поляну и тут же остановилась, тяжело дыша. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Во рту пересохло, руки дрожали от напряжения. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, я искала хоть какое-то укрытие, камень, дерево достаточно большое, чтобы спрятаться или хотя бы крепкую ветку — что угодно, чем можно было бы защищаться, но поляна была пуста, как арена для последней битвы.

А через мгновение из чащи с треском ломающихся веток вынесся одинокий всадник на вороном коне...

Киран.

Его лицо было искажено гневом, но когда наши взгляды встретились, я увидела в серебряных глазах что-то ещё. Возможно облегчение. Он... волновался за меня? Боялся, что я погибла?

— Леона! — его голос был хриплым от напряжения и долгой скачки. В нём смешались ярость и что-то ещё, чего я не могла определить.

Глава 9

Я прошла не больше двадцати шагов, когда что-то заставило меня остановиться. Словно невидимая нить тянула назад, к поляне, где лежал Киран. А в груди нарастало странное чувство — не вина, не жалость, а что-то более глубокое и тревожное. Словно часть меня осталась там, рядом с неподвижным телом у дуба. Руки сами сжались в кулаки от раздражения — на себя, на эту слабость, на то, что я не могу просто уйти и забыть.

— Проклятье! — прошипела я сквозь зубы, поворачивая обратно к поляне. — Проклятье, проклятье, проклятье! Он твой тюремщик! Он держал тебя в плену! А ты... ты...

Но я уже шла назад, чертыхаясь на каждом шагу и яростно ругая себя за эту непонятную слабость. Что со мной происходит? Почему я не могу просто развернуться и идти к свободе? Почему мысль о том, что он может умереть там, один, заставляет меня чувствовать себя так, словно я предаю что-то важное?

Киран всё ещё лежал у подножия дуба, но что-то изменилось — дыхание стало более частым и поверхностным, веки слегка дрожали. Повязка на бедре пропиталась кровью почти насквозь, а тёмное пятно медленно расползалось по ткани.

Я опустилась на колени рядом с ним, сердце болезненно сжалось. В беспамятстве он выглядел совсем не как грозный лорд Магвайр. Лицо расслабилось, исчезли привычные жёсткие линии вокруг рта, а тёмные ресницы бросали тени на бледные щёки. Так он казался моложе, почти мальчишкой.

Я потянулась, чтобы проверить повязку, и его глаза медленно открылись. Серебристые, затуманенные болью, они сначала блуждали, не фокусируясь, а потом остановились на моём лице. И удивление промелькнуло в их глубине.

— Ты... — он хрипло сглотнул, голос был слабым и сдавленным, — ты никуда не ушла.

— Вернулась… к сожалению для нас обоих, — буркнула я, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Можешь встать?

Он попытался приподняться, опираясь на руки, но тут же побледнел ещё сильнее, если это было возможно. Капельки пота выступили на лбу, губы сжались в тонкую линию от боли. Руки задрожали под тяжестью тела, и он снова откинулся на землю с болезненным стоном.

— Нога... не слушается.

— Неудивительно, — пробормотала я. — Рана глубокая. Тебе нужен лекарь.

В этот момент из леса донёсся знакомый звук — ржание лошади. Вороной конь Кирана, видимо, успокоившись, вернулся к хозяину. Он стоял на краю поляны, настороженно поглядывая на нас и нервно переступая с ноги на ногу.

— Хорошо, — сказала я, поднимаясь и отряхивая колени от земли и крови. — Сможешь сесть на коня, если я помогу? Нужно найти место, где тебя смогут вылечить.

Киран попытался повернуть голову в мою сторону, и я увидела, как он с трудом сосредотачивается, пытаясь собрать мысли в кучу.

— В замок, — хрипло произнёс он, и в голосе проскользнули знакомые властные нотки. — Едем в замок.

Я уставилась на него с недоверием, чувствуя, как в груди разгорается знакомое раздражение.

— Что? Ты с ума сошёл? Я не вернусь туда. Никогда.

— Это... приказ, — он пытался говорить твёрдо, но голос срывался от слабости.

— Какой ещё приказ? — вспыхнула я. — Ты лежишь истекающий кровью, а всё ещё пытаешься мной командовать? Я могла уйти и оставить тебя умирать!

— Ты моя жена, — произнёс он с той же упрямой твёрдостью, которая так меня бесила. — Твоё место — в моём доме, под моей защитой.

— Моё место там, где я решу! — рявкнула я, вскакивая на ноги. — И я решила, что это определённо не твоя каменная тюрьма, где меня пытаются убить каждый день!

Он медленно перевёл взгляд с моего разгневанного лица на лес вокруг, потом снова посмотрел на меня. В серебристых глазах мелькнуло что-то похожее на печальную усмешку.

— Далеко тебе не уйти, — тихо сказал он, и в голосе не было прежней властности — только усталая констатация факта. — У тебя нет ни еды, ни денег, ни оружия. Ты не знаешь дороги к землям своего отца. И эти леса не прощают ошибок.

Я сжала кулаки, ненавидя его за то, что он был прав. Я действительно понятия не имела, как добраться до дома.

— Найду способ, — упрямо повторила я, но слова звучали неубедительно даже для меня самой.

Я отвернулась от его проницательного взгляда и подошла к коню. Животное позволило мне взять себя под уздцы, хотя и косилось с подозрением.

— Сможешь встать? — спросила я, возвращаясь к Кирану.

Он кивнул, стиснув зубы так сильно, что желваки заходили на скулах. То, что последовало дальше, стало настоящим испытанием для нас обоих. Сначала мне пришлось подвести коня как можно ближе к дереву. Затем помочь Кирану перевернуться на бок и опереться на руку.

Каждое движение причиняло ему мучительную боль — я видела это по тому, как белели костяшки пальцев, сжимающих кору дуба, по капелькам пота, выступавшим на лбу, по едва сдерживаемым стонам. Но он терпел, только губы кусал до крови.

Когда я помогла ему встать на здоровую ногу, он зашатался и упал бы, если бы я не подхватила его. Он был тяжёлым — все эти мышцы, натренированные годами боёв и тренировок, весили немало. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы удержать его.

— Держись за меня, — приказала я, чувствуя, как его рука сжимает моё плечо. — Сейчас постараемся усадить тебя в седло.

Следующие минуты превратились в кошмар. Мы неуклюжими, болезненными движениями пытались забросить его раненую ногу через седло. Киран несколько раз едва не потерял сознание от боли, а я чувствовала, как мои силы тают. Но наконец, после бесчисленных попыток, он оказался в седле, держась за гриву коня обеими руками.

— Куда? — спросил он, тяжело дыша.

Это был хороший вопрос. Куда нам ехать? В замок Магвайров, где заговорщики точно не оставят меня в покое? К землям моего отца, где Кирана убьют при первой возможности? И с такой раной он вряд ли доживёт до границы — нужно было найти помощь гораздо раньше.

— Пока не знаю, — честно ответила я, беря коня под уздцы. — Идём.

Мы двинулись через лес. Я вела коня пешком, стараясь выбирать наиболее ровные участки, чтобы не тревожить рану лишней тряской. Время от времени я поглядывала на Кирана — он держался в седле из последних сил, иногда покачиваясь, но упрямо цеплялся за гриву коня.

Глава 10

Я проснулась от неуловимого ощущения пустоты. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно изменилось. Тишина. Полная тишина там, где вчера слышалось привычное шарканье старческих ног по полу, тихое бормотание заговоров над склянками с травами, мягкое позвякивание глиняной посуды.

Я резко села на лавке, ощущая, как сердце болезненно сжалось от предчувствия. Взгляд метнулся к месту у стола, где вчера хлопотала сгорбленная старушка — пусто. Тёмный шерстяной платок больше не висел на деревянном крючке у двери.

— Бабушка? — позвала я. — Бабушка, вы здесь?

Но в ответ — лишь тяжёлая, давящая тишина бревенчатых стен. Она ушла. Ушла тихо, незаметно, пока я спала под действием её травяного снадобья с валерианой и маковыми каплями. Хитрая старая ведьма просто исчезла в ночи, оставив нас одних в этой лесной глуши — меня и раненого Кирана.

Гнев пополам с растерянностью поднялся во мне горячей волной. Как она посмела? Как посмела просто взять и уйти, бросив тяжелобольного человека? Что, если бы ему стало хуже? Я же ничего не знаю о лечении серьёзных ран!

Тревожный, надрывный стон заставил меня забыть о возмущении и резко обернуться к топчану. Киран метался на шкурах, его тело билось в лихорадочном бреду. Лицо пылало нездоровым румянцем, тёмные волосы слиплись от пота и прилипли к вискам.

Паника ударила в голову, на мгновение затуманив разум. Я бросилась к нему и коснулась его лба ладонью. Кожа обжигала, словно раскалённый металл. Боги милостивые, да у него же жар! Сильнейший жар, который мог убить его, если не сбить вовремя!

— Что делать, что делать... — лихорадочно бормотала я, пытаясь вспомнить хоть что-то из вчерашних наставлений старухи. — Отвар! Она говорила давать отвар каждые два часа от жара.

Я бросилась к печи, где ещё тлели угли, и принялась возиться с огнём. Поленья поддавались неохотно, чадили едким дымом, заставляя меня кашлять и отворачиваться. Наконец, тонкий язычок пламени лизнул щепу и с жадным треском накинулся на сухое дерево.

Выдохнув, я поставила котелок с водой на оживший огонь и обернулась к столу. Там, рядом со знакомыми склянками сушёных трав, виднелась небольшая дощечка. На ней корявыми буквами было нацарапано мелом: «Ромашка + ива + железняк. Утром и вечером рану промывать. В погребе еда. Следи за жаром».

— Хоть что-то оставила, — прошептала я, чувствуя слабое облегчение.

Но времени на сетования не было. Киран снова застонал, его голова металась по подушке, а по лицу катились капли пота. Я быстро принялась отмерять травы, стараясь вспомнить пропорции. Ромашка от воспаления — щепотка, кора ивы от жара — побольше, железняк для крепости крови — совсем чуть-чуть, иначе будет слишком горько.

Пока травы заваривались, я смочила чистую тряпку в прохладной воде и принялась обтирать разгорячённое лицо и шею Кирана. Он дёргался под моими прикосновениями, пытался отстраниться, но я упрямо продолжала работу.

— Тише, тише, — бормотала я, как успокаивала когда-то младшего брата. — Сейчас полегчает. Потерпи немного.

Когда отвар был готов, я процедила его через чистую ткань и осторожно попробовала на вкус. Горько, как полынь, но не обжигающе. Подойдёт.

Поить больного, находящего в бреду, оказалось задачей почти невыполнимой. Киран не понимал, что происходит, инстинктивно отворачивался от кружки, выплёвывал целебную жидкость. Мне пришлось присесть рядом с ним на топчан, одной рукой поддерживать его голову, а другой осторожно вливать отвар по каплям между сжатых губ.

— Ну же, пей, — уговаривала я его. — Это лекарство, оно поможет. Не упрямься.

С третьей попытки он, наконец, проглотил большую часть снадобья. Немного отвара стекло по подбородку, но основная часть попала по назначению. Киран тяжело вздохнул и затих, а его дыхание вскоре стало чуть более ровным.

Я облегчённо выдохнула и отставила кружку. Первая битва выиграна. Теперь нужно было заняться раной.

Развязывать повязку было страшно. А вдруг там начались гниение или воспаление? Вдруг рана кровоточит так сильно, что я не смогу остановить кровь? Руки предательски дрожали, когда я осторожно развязывала узлы, стараясь не причинить лишней боли.

К моему облегчению рана выглядела не хуже, чем накануне. Края были ровными, без признаков воспаления, хотя из глубины сочилась прозрачная сукровица с примесью крови. Я тщательно промыла порез тёплой водой с ромашкой, как учила старуха, затем наложила на рану свежую порцию зелёной мази и туго перевязала чистыми тряпками.

Когда я закончила с перевязкой, острый голод напомнил о себе болезненным спазмом в желудке. Я ничего не ела с вечера, если не считать той жидкой каши, которой накормила меня старуха.

Нужно было готовить еду и для себя, и для больного, но сначала я отчаянно хотела привести себя в порядок. Моё платье было испачкано засохшей кровью Кирана, руки тоже покрывали бурые пятна. Волосы спутались, в них застряли щепки и сухие листья. Я чувствовала себя грязной, измученной и совершенно беспомощной.

В сундуке нашлись мужские штаны из грубого, но добротного сукна и льняная рубаха с вышивкой на воротнике. Штаны оказались мне коротковаты, но в поясе сидели вполне сносно. Рубаха была великовата в плечах, но зато чистая, мягкая и гораздо удобнее тесного платья. Набрав в самую большую глиняную чашку теплой воды, оставшейся в котелке после приготовления отвара, я, поглядывая на Кирана, осторожно разделась. Обтерлась влажной тряпкой, умыла лицо и только тогда, ощутив себя хоть немного чище, натянула найденную одежду.

Затем я аккуратно сложила своё окровавленное платье и вынесла его к ручью. Набрала полное ведро ледяной родниковой воды и принялась тереть ткань о камни, стараясь отстирать въевшиеся пятна крови. Работа была холодной, но необходимой — другой сменной одежды у меня не было.

Пока я возилась со стиркой, из избы доносились стоны и бормотание. Киран продолжал метаться в бреду, изредка выкрикивая что-то на древнем наречии горцев или произнося имена людей, которых я не знала. Раз или два я слышала своё имя — он произносил его то с мольбой, то с болью, то почти с нежностью.

Глава 11

Ночь прошла в тревожной, рваной дрёме. Я то и дело просыпалась, прислушиваясь к дыханию Кирана и звукам ночного леса за тонкими стенами избы. Каждый шорох казался шагами преследователей, каждый ух совы — зловещим предзнаменованием. Я лежала на краю широкого топчана, стараясь держаться как можно дальше от него, но даже на расстоянии чувствовала жар, исходящий от его тела.

Утро встретило меня серым, безрадостным светом, пробивающимся сквозь единственное маленькое окошко. Я встала, чувствуя, как ноет каждая мышца. Сон на жёстких шкурах не принёс отдыха, а лишь усугубил усталость. Киран спал, его дыхание было ровным, но поверхностным. Лицо в утреннем полумраке казалось почти восковым, а тёмные круги под глазами делали его похожим на измученного юношу, а не на грозного лорда-воина.

Я тихонько подбросила поленьев в угасающую печь, раздула огонь и поставила на него котелок с водой для утреннего отвара. Руки двигались почти автоматически, выполняя указания, оставленные старухой. Отмерить травы, залить кипятком, дать настояться. В этой простой, монотонной работе было что-то успокаивающее. Она отвлекала от мыслей, которые роились в голове, как встревоженные пчёлы.

Что я здесь делаю? Почему не ушла, когда был шанс? Почему спасаю своего врага, своего тюремщика? Ответ был прост и унизителен: потому что не смогла. Что-то внутри, какая-то глупая, иррациональная часть меня, которую моя предшественница презирала, не позволила мне оставить его умирать в лесу. Жалость? Ответственность за то, что я сама его ранила? Или что-то ещё, более глубокое и пугающее, в чём я боялась себе признаться?

Когда отвар был готов, я процедила его и остудила до нужной температуры. Киран всё ещё спал, и я решила, что сначала нужно сменить повязку. Развязывая вчерашние тряпки, я старалась не дышать. Рана выглядела не так страшно, как я опасалась. Покраснение вокруг неё спало, но края всё ещё были воспалёнными. Я осторожно промыла её тёплой водой с ромашкой, как учила ведунья, и наложила свежий слой зелёной мази. Он застонал во сне, когда я затягивала новую повязку, но глаз не открыл.

Закончив с перевязкой, я поняла, что его нужно покормить. Бульон, сваренный вчера, остыл, и я поставила его разогреваться на край печи. Когда он стал тёплым, я присела на край топчана.

— Киран, — тихо позвала я, осторожно коснувшись его плеча. — Проснись. Тебе нужно поесть.

Он не отреагировал. Я потрясла его чуть сильнее.

— Киран!

Его ресницы дрогнули. Он медленно, с видимым усилием открыл глаза. Мутные, затуманенные сном и болью, они несколько мгновений бессмысленно блуждали по потолку, а затем сфокусировались на моём лице. Узнавание пришло не сразу. Сначала в его взгляде было лишь недоумение, потом — удивление.

— Леона... — его голос был хриплым, едва слышным шёпотом. Он попытался приподняться на локтях, но тут же поморщился от боли и снова откинулся на подушку.

— Лежи спокойно, — приказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо и отстранённо. — Тебе нельзя двигаться. Я принесла бульон. Нужно поесть, чтобы были силы.

Я зачерпнула немного жидкости деревянной ложкой и поднесла к его губам. Он смотрел на меня, и в его серебряных глазах читалось такое сложное переплетение эмоций, что я невольно смутилась. Там была и боль, и слабость, и упрямство, и что-то ещё — что-то, что заставило моё сердце пропустить удар.

— Я могу сам, — прохрипел он, протягивая дрожащую руку к миске.

— Не можешь, — отрезала я. — Не спорь. Открывай рот.

На удивление он подчинился. Возможно, у него просто не было сил спорить. Я осторожно влила бульон ему в рот. Он сглотнул, потом ещё раз. Кормить его было странно и неловко. Мы были так близко, что я чувствовала тепло его дыхания на своей руке. Я видела каждую ресницу, каждую пору на его коже, каждую капельку пота, выступившую на висках. Эта близость была вынужденной, медицинской, но от этого не менее волнующей. Он, могущественный лорд Магвайр, был сейчас абсолютно беспомощен, как ребёнок, и полностью зависел от меня. А я, его пленница, держала в руках его жизнь.

Он съел почти половину миски, прежде чем слабо махнул рукой, показывая, что больше не может.

— Спасибо, — прошептал он, закрывая глаза.

Я молча отставила миску и уже собиралась встать, когда его рука внезапно нашла мою и слабо сжала. Его пальцы были горячими и сухими.

— Не уходи, — попросил он, не открывая глаз.

Я замерла. Просьба была тихой, лишённой приказных ноток, и от этого прозвучала ещё оглушительнее.

— Я здесь, — ответила я после паузы, не зная, что ещё сказать. Я не стала отнимать свою руку, и мы сидели так несколько минут в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печи. Его хватка постепенно ослабла, и вскоре он снова погрузился в сон. Я осторожно высвободила свою ладонь и тихо отошла к столу, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Следующие несколько часов прошли в тумане. Я еще раз подбросила дрова в печь, налила гнедому Кирана воды, лошадь я привязывать не стала, зная, что тот никуда не уйдет. Поила лорда Магвайера отварами, проверяла температуру. Он просыпался лишь на короткое время, чтобы выпить лекарство, и снова засыпал. К вечеру жар почти полностью спал, и его сон стал глубже и спокойнее.

Я сидела у камина, глядя на пляшущие языки пламени и пытаясь привести в порядок мысли. Что теперь? Что делать, когда он окончательно придёт в себя? Разговор был неизбежен. И я боялась этого разговора больше, чем преследователей в лесу.

Он проснулся, когда за окном уже сгустились сумерки. На этот раз он очнулся сам, без моей помощи. Я услышала тихий стон и обернулась. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на меня. Взгляд был ясным и осмысленным.

— Сколько я спал? — спросил он. Голос всё ещё был слаб, но уже обрёл знакомые твёрдые нотки.

— Почти сутки, — ответила я, поднимаясь и подходя к топчану. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто по мне проскакал табун диких лошадей, — он попытался усмехнуться, но это больше походило на гримасу боли. — Нога... горит огнём.

Глава 12

Дни потекли один за другим, размерено и неспешно, словно мёд с деревянной ложки. Каждое утро начиналось одинаково — я просыпалась на рассвете от птичьего щебета за окном, осторожно вставала с топчана, стараясь не разбудить Кирана, и принималась за привычные дела. Растопить печь, приготовить отвар, сменить повязку, накормить больного. Простые, но необходимые ритуалы, которые постепенно стали естественными, как дыхание.

Киран поправлялся медленно, но верно. Жар больше не возвращался, рана затягивалась ровными розовыми краями, а его сон становился всё более спокойным и глубоким. Он уже мог сидеть без посторонней помощи, сам держал миску с едой, хотя руки ещё слегка дрожали от слабости. Несколько раз он пытался встать, но нога пока не выдерживала его веса, и ему приходилось с досадой возвращаться на топчан.

Между нами установились странные, осторожные отношения. Мы были союзниками по необходимости, но память о прошлом никуда не исчезла. Иногда я ловила его задумчивый взгляд на себе и понимала, что он размышляет о том же, о чём и я — что будет, когда он окончательно выздоровеет? Когда нам придётся вернуться в реальный мир, где наши кланы веками враждовали друг с другом?

Мы говорили мало и только о необходимом. О состоянии раны, о еде, о погоде. Но эти короткие разговоры были пропитаны странным напряжением. Не враждебным, как раньше, а каким-то другим, более тонким и сложным.

Однажды, когда я подавала ему очередную порцию бульона, наши пальцы случайно соприкоснулись. Лёгкое, мимолётное прикосновение, которое не должно было ничего значить. Но я почувствовала, как по коже пробежала дрожь, а в груди что-то болезненно сжалось. Я поспешно отдёрнула руку, но поймала его взгляд — в серебряных глазах мелькнуло что-то, что заставило моё сердце забиться быстрее.

С тех пор я старалась избегать случайных прикосновений, держаться на расстоянии, когда меняла повязки или кормила его. Но это было не так просто в тесном пространстве избы, и каждый раз, когда я чувствовала тепло его кожи или улавливала знакомый запах — смесь кожи, дыма и чего-то исключительно мужского — моё спокойствие давало трещину.

Киран тоже чувствовал это напряжение. Иногда он замолкал посреди фразы, когда я подходила слишком близко. Иногда его взгляд задерживался на моих руках дольше необходимого, и я видела, как напрягаются мышцы его челюсти. Мы оба старательно делали вид, что ничего не происходит, но воздух между нами становился всё более наэлектризованным.

На пятый день моего пребывания в избе я решила, что пора навести порядок не только в доме, но и в себе. Волосы давно нуждались в мытье, а тело требовало нормального омовения, а не поспешного обтирания влажной тряпкой. Старуха упоминала баню за домом, и я решила попробовать её растопить.

Банька оказалась крошечной, сложенной из потемневших от времени брёвен. Внутри было темно и пахло застоявшимся дымом. В углу громоздилась каменная печь без трубы — та самая чёрная баня, о которой говорила знахарка. Принцип работы был мне знаком из рассказов — сначала нужно натопить печь, прогреть камни, а потом дать дыму выйти через дверь и окошко.

Но знать и уметь — разные вещи. Первые полчаса я безуспешно пыталась разжечь огонь в печи. Дрова были сыроватыми, тлели и чадили, но никак не хотели разгораться. Дым ел глаза, заставлял кашлять и слезиться. Я несколько раз выбегала на свежий воздух, чтобы отдышаться, а потом с новыми силами возвращалась к битве с огнём.

Наконец, когда я уже была готова сдаться, сухая щепа вспыхнула ярким пламенем. Огонь жадно накинулся на поленья, и вскоре печь затрещала и загудела, как живая. Камни начали накаляться, воздух в бане стал прогреваться. Я подбросила ещё дров и с облегчением вышла наружу, вытирая закопченное лицо рукавом рубашки.

Вернувшись в избу, я застала Кирана бодрствующим. Он сидел на краю топчана, опираясь спиной о стену, и с любопытством смотрел на меня. В его взгляде читалось явное удивление, а в уголках губ играла едва заметная улыбка.

— Баня? — спросил он, и в голосе слышались смешливые нотки.

— Да, — ответила я с вызовом. — А что такого? Я справилась.

— Не сомневаюсь, — он поднялся с топчана, осторожно опираясь на здоровую ногу, и подошёл ко мне. — Только у тебя...

Он протянул руку и мягко коснулся моей щеки. Его пальцы были тёплыми и удивительно нежными, когда стирали с кожи чёрный след сажи. Прикосновение было лёгким, почти невесомым, но я почувствовала, как по всему телу разливается странное тепло.

— Вот так лучше, — тихо сказал он, не убирая руку.

Мы стояли очень близко. Так близко, что я видела золотистые искорки в его серебряных глазах, чувствовала его дыхание на своей коже. Время словно замерло, и весь мир сузился до этого момента, до этого прикосновения, до стука собственного сердца в ушах.

— Мне нужно... — я заговорила слишком быстро, стараясь разрядить напряжение, — нужно сварить кашу. Хватит тебе бульоном питаться. Тебе бы свежины, нормальной еды, но я не умею ставить силки.

Киран медленно отступил, опуская руку, но его взгляд не отрывался от моего лица.

— Странно, — задумчиво произнёс он. — Я наслышан о тебе как об умелой охотнице. Говорили, что ты можешь подстрелить оленя на расстоянии ста шагов, не промахнувшись.

Сердце пропустило удар. Я забыла об этой части биографии Леоны. В её воспоминаниях действительно были картины охоты с отцом, натягивание тетивы, целься в сердце оленя. Но как объяснить, что эти навыки остались в прошлом, вместе с той девушкой, которой я больше не была?

— С лука, — быстро выпалила я. — Я умею стрелять с лука. А его здесь нет.

— А силки? — не отставал он. — Это же основа выживания в лесу.

— Отец считал это занятием для простолюдинов, — соврала я, чувствуя, как горят щёки. — Благородная дама должна охотиться с лука верхом, а не ползать по кустам с верёвками.

Он внимательно посмотрел на меня, и я увидела в его глазах тень сомнения. Но он не стал настаивать.

Глава 13

Утром седьмого дня Киран проснулся с явным намерением нарушить мои строгие предписания касательно постельного режима. Я застала его сидящим на краю топчана, осторожно разминающим больную ногу. Мышцы бедра, ещё недавно атрофированные от неподвижности, понемногу возвращали себе прежнюю силу.

— Что ты делаешь? — строго спросила я, ставя на стол миску с утренней кашей. — Тебе нельзя двигаться. Края раны могут разойтись.

— Рана почти затянулась, — возразил он, осторожно поднимаясь на ноги. — Смотри.

Он сделал несколько неуверенных шагов к столу, слегка прихрамывая на левую ногу, но держась вполне уверенно. Я видела, как напрягаются мышцы его торса от усилия, как он стискивает зубы, превозмогая боль, но также видела и решимость в его серебряных глазах.

— Ты упрямый безумец, — выдохнула я, бросившись к нему, чтобы подставить плечо для опоры. — Если рана откроется снова, я тебя не стану спасать во второй раз.

— Спасёшь, — с лёгкой усмешкой ответил он, принимая мою помощь. — У тебя слишком мягкое сердце для дочери Доэрти.

Это замечание задело меня больше, чем следовало. Мягкое сердце? Если бы он знал, через что прошла настоящая Леона, сколько ненависти она накопила к его роду... Но эти мысли принадлежали не мне. Елена никого не ненавидела с такой яростью, какую питала Леона к Магвайрам.

— Просто я не хочу, чтобы мои труды пропали даром, — буркнула я, помогая ему дойти до лавки.

Следующие дни превратились в постоянное сражение между моими попытками заставить его беречь себя и его упорным стремлением вернуть подвижность. Каждое утро он делал всё больше шагов, всё дольше оставался на ногах. К концу недели он уже мог дойти до двери и обратно без посторонней помощи, хотя я видела, как это его утомляло.

Во время этих вынужденных прогулок по избе он рассказывал мне о том, что прочитал в древних трактатах своего рода о Проклятых — так в старых текстах называли одарённых.

— В нашей семье было трое носителей Дара, — говорил он, медленно расхаживая от печи к окну и обратно. — Мой предок, основатель рода, мог видеть будущее в пламени. Правда, видения были отрывочными и часто непонятными. Моя прабабка, о которой я уже упоминал, исцеляла прикосновением. А мой дядя... — он помолчал, — мой дядя мог разговаривать с мёртвыми.

— И что с ними стало? — спросила я, подавая ему кружку с отваром.

— Основатель рода умер в бою, так и не поняв до конца своего дара. Прабабка сгорела от собственной силы, как я уже говорил. А дядя... дядя сошёл с ума. Голоса мёртвых не давали ему покоя ни днём, ни ночью. В конце концов, он бросился с башни замка.

Эти истории заставляли меня ещё больше бояться того, что происходило со мной. Каждый день я пыталась почувствовать в себе ту силу, что проявилась на поляне. Вспоминала ощущение жжения в груди, то, как энергия хлынула по руке и вырвалась наружу невидимым ударом. Но внутри была только пустота.

Я пробовала повторить тот жест — резко выбрасывала руку вперёд, пытаясь мысленно направить волну силы на пустую миску или поленья для печи. Ничего не происходило. Я концентрировалась на гневе, на страхе, на всех сильных эмоциях, которые могли бы разбудить спящую магию. Безрезультатно.

— Возможно, твой Дар проявляется только в момент реальной опасности, — предположил Киран, наблюдая за очередной неудачной попыткой сдвинуть силой воли глиняный горшок. — Многие одарённые не могут вызвать свою силу по желанию.

Но я всё больше склонялась к другой версии. А что, если это вообще был не мой Дар? Что, если сработало кольцо на моём пальце — тот самый артефакт, о котором Киран знал далеко не всё? Он говорил, что кольцо только защищает от ядов и некоторых тёмных чар, но что, если у него были и другие свойства? Защитные, активирующиеся в момент смертельной угрозы?

Эта мысль одновременно облегчала и расстраивала меня. С одной стороны, если это было кольцо, а не я, то мне не грозила участь сумасшедшего дяди Кирана или выгоревшей изнутри прабабки. С другой — это означало, что у меня нет никакой особой силы, никакого способа защитить себя, если кольцо перестанет работать.

Вечером, когда мы сидели за ужином из густой каши с мёдом и вяленым мясом, Киран снова завёл разговор о природе Дара.

— В древних текстах говорится, что сила одарённых связана с их состоянием духа, — рассказывал он, аккуратно размешивая кашу ложкой. — Гнев усиливает разрушительные способности, страх может заблокировать Дар полностью, а спокойствие помогает контролировать его проявления.

— А любовь? — неожиданно для себя спросила я. — Что происходит с Даром, когда одарённый любит?

Он поднял на меня удивлённый взгляд, и я почувствовала, как краснеют щёки. Зачем я задала этот вопрос? Какое мне дело до любви и её влияния на магию?

— Любовь, — медленно произнёс он, не отводя взгляда, — говорят, что любовь может как усилить Дар в разы, так и полностью его подавить. Зависит от того, взаимна ли она, и какой болью сопровождается.

Между нами повисла тяжёлая пауза. Его слова отозвались чем-то глубоко внутри, заставив сердце биться быстрее. Я поспешно отвела взгляд и сосредоточилась на еде, но чувствовала, как он продолжает смотреть на меня.

— Я пробовала сегодня снова, — торопливо сказала я, стараясь сменить тему. — Пыталась сдвинуть угли в печи. Ничего не вышло. Может быть...

Внезапно снаружи раздалось тревожное ржание. Конь Кирана, который мирно пасся рядом с избой, издавал звуки явной встревоженности. Потом послышался топот копыт — животное металось, явно чего-то боясь.

Мы оба замерли. Киран мгновенно преобразился — расслабленность исчезла, лицо стало жёстким и сосредоточенным. Это был не больной, а опытный воин, почуявший опасность.

— Кто-то идёт, — тихо сказал он, осторожно поднимаясь с лавки. — И мой конь их не знает.

Он, прихрамывая, подошёл к углу, где стоял его меч. Тяжёлый клинок со знакомой лёгкостью лёг в его руку. Даже ослабленный болезнью, он всё ещё оставался опасным противником.

Глава 14

Слова Гарета эхом отдавались в моей голове, но смысл их никак не укладывался в сознании. Выманить из замка? Упростила дело? Я смотрела на брата — человека, в воспоминаниях Леоны всегда защищавшего её, заступавшегося за неё перед суровым отцом, — и не могла поверить в то, что слышала.

— Гарет? — прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги. — О чём ты говоришь?

Его улыбка стала ещё шире, но теплее от этого не стала. А в глазах, так похожих на мои, плескалось что-то холодное и расчётливое.

— Выходи из избы, сестрица, — мягко сказал он, делая приглашающий жест. — Нам нужно поговорить. А твой... муж пусть остаётся внутри. Мы с ним тоже побеседуем, но отдельно.

В его тоне слышалась та же властность, что и у отца, та же непреклонность, не терпящая возражений. Но я не была больше той покорной девочкой, которая беспрекословно слушалась старших братьев.

— Нет, — твёрдо сказала я, делая шаг назад и вставая прямо перед Кираном. — Что бы ты ни задумал, я не оставлю его.

Брови Гарета удивлённо взметнулись вверх.

— Защищаешь Магвайра? — в его голосе прозвучало неподдельное изумление. — Того самого человека, который держал тебя в плену? Который заставил выйти за себя замуж против твоей воли?

— Он не... — начала я, но осеклась. Как объяснить братцу то, чего я сама до конца не понимала? То странное перемирие, которое сложилось между нами? Ту хрупкую связь, которая возникла в этой маленькой избе?

— Он ранен, — сказала я вместо этого. — И я не позволю тебе его убить.

Лицо Гарета потемнело. Мягкость и показное дружелюбие испарились, обнажив суровые, жёсткие черты. Таким я его не помнила — воспоминания Леоны хранили образ весёлого, беззаботного старшего брата, который таскал её на руках и рассказывал сказки.

— Значит, так, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Вытащите её.

Один из воинов за его спиной шагнул в избу. Широкоплечий детина с грубым лицом и маленькими, как у свиньи, глазками. Он двигался с уверенностью человека, привыкшего исполнять приказы без лишних вопросов.

— Не трогай её! — рявкнул Киран, делая шаг вперёд и поднимая меч.

Но воин даже не обратил на него внимания. Железные пальцы сомкнулись на моём плече, рванули меня вперёд. Я почувствовала резкую боль и инстинктивно вырвалась, оцарапав нападавшего ногтями.

— Отпусти! — закричала я, пытаясь увернуться от его хватки.

Но он был сильнее, опытнее, тренированнее. Одной рукой он держал меня, другой отбивался от моих отчаянных попыток нанести хоть какой-то урон. Я билась, как загнанный зверь, кусалась, царапалась, но это было всё равно что бороться с каменной глыбой.

Киран бросился на помощь, но тут же путь ему преградили ещё двое воинов Гарета. Их мечи скрестились с его клинком, зазвенев от удара. Несмотря на ранение и слабость, он сражался с мастерством, отточенным годами тренировок. Его меч описывал смертоносные дуги, заставляя противников отступать.

Но силы были неравными. Киран ещё не оправился от болезни, рана ныла и ослабляла его. А против него были двое здоровых, отдохнувших воинов. Вскоре они сомкнули кольцо, прижали его к стене. Удар рукояткой меча по виску, и он рухнул на пол, теряя сознание.

— Киран! — закричала я, видя, как его тело безвольно оседает.

Ярость и отчаяние взорвались в моей груди ослепительной вспышкой. Всё происходящее — предательство брата, грубые руки воина, беспомощность Кирана — слилось в один кипящий сгусток боли и гнева. В груди начало разрастаться знакомое жжение, такое же, как тогда на поляне.

Воин, державший меня, что-то проворчал и замахнулся, чтобы оглушить меня рукояткой кинжала. Но я уже не контролировала себя. Сила рвалась наружу, требуя выхода, и на этот раз я не пыталась её сдерживать.

— НЕТ! — заорала я, выбрасывая руку в сторону нападавшего.

И мир взорвался огнём.

Не невидимым ударом, как в прошлый раз, а настоящим, живым пламенем. Из моей ладони вырвался поток алого огня, яркий и жаркий, как расплавленный металл. Он ударил в деревянную стену избы и мгновенно поглотил её. Сухие брёвна вспыхнули, как спички, огонь побежал по стенам, взметнулся к потолку.

Воин, державший меня, с криком ужаса отскочил, выпустив из рук. Остальные люди Гарета заорали и бросились к выходу, спасаясь от внезапно вспыхнувшего пламени. Дым быстро начал заполнять избу. А потом что-то тяжёлое обрушилось на мою голову. Мир потемнел, закружился и исчез.

Очнулась я от жара и запаха дыма. Моя голова раскалывалась от боли, в висках стучала кровь. Медленно открыв глаза, я увидела настоящий ад.

Избушка полыхала, как факел. Огонь пожирал стены, потолок, всё, до чего мог дотянуться. Жар был нестерпимым, воздух дрожал от раскалённых потоков. В нескольких шагах от меня потрескивали догорающие остатки стола, на котором мы ужинали час назад.

Я лежала на земле снаружи, в безопасном отдалении от пылающих руин. Вокруг стояли люди Гарета, завороженно наблюдая за зрелищем разрушения. Их лица освещались отблесками пламени, и в этом свете они казались демонами из преисподней.

— А, очнулась наконец, — раздался знакомый голос.

Я повернула голову и увидела Гарета. Он сидел на камне неподалёку, локтями опираясь на колени, и с явным удовольствием наблюдал за горящей избой. На губах играла довольная улыбка, а в глазах плескался торжествующий огонёк.

— Гарет, — прохрипела я, пытаясь подняться. Голова кружилась, тошнота подкатывала к горлу. — Где... где Киран?

Брат повернулся ко мне, и выражение его лица стало почти ласковым.

— Магвайра больше нет, сестрица, — мягко сказал он. — Сгорел вместе с этой лачугой. Никто не может выжить в таком аду.

Киран... Киран мёртв. Он сгорел заживо в той избе, которую я сама подожгла. Моя сила, мой неконтролируемый дар убил единственного человека, который пытался мне помочь.

— Нет, — прошептала я, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. — Нет, это не может быть правдой...

— Ты все же его убила, как и клялась, — довольно продолжал Гарет, поднимаясь и отряхивая плащ от пыли.